Кормчая книга Прашкевич Геннадий

IV

В течение часа Калхас последовательно связался со старшим офицером группы Поиск, с диспетчерской флайеров Общей школы и с Седьмым отделом школьных проблем.

Ни одна беседа Калхаса не удовлетворила.

Старший офицер смотрел на него с экрана холодно. Он не понимал, почему известный космонавт интересуется потерявшимся мальчиком. Ты ведь с «Гермеса», говорил холодный взгляд старшего офицера. Ты ведь не любишь Землю. Ты хочешь уйти с нее, бросив нас. Когда мальчика найдут, ты ведь все равно окажешься не при чем, ты будешь далеко от Земли, а мальчика найдут офицеры Поиска. Дежурный диспетчерской выслушал Калхаса с не меньшим недоумением. Да, подтвердил он, в памяти флайеров, обслуживающих Общую школу, Сеун Диги не оставил никаких следов. Этим детально интересовались специальные службы.

Последнее подтвердил и инспектор Отдела школьных проблем.

Он вообще оказался приветливым человеком.

– Уверен, что мальчик объявится, – улыбался он. – Помните Карла Шрайбера?… В районе Общей школы рельеф неровный, а мальчики любят подражать сильным личностям.

Калхас усмехнулся.

Если честно, он не знал, как продолжать поиск.

– Редер! – связался он с первым штурманом «Гермеса». – Как на борту?

– На борту порядок, а вот у тебя вид кислый, – рассмеялся штурман. – Ты что, соскучился по тесной каюте?

Калхас покачал головой.

– Это все тот мальчик? – догадался Редер. Темно-голубая форма шла штурману, обветренному на горячих пляжах Архипелага. – Брось это дело, Калхас. Пусть этим занимаются спецслужбы. Тебе надо запротоколировать погрузку биосинта. Мы приняли его на борт в шесть пятнадцать по Гринвичу. Это подарок Поясу. Девять ящиков, каждый в несколько тонн.

– Ящиков? – рассеянно удивился Калхас.

– Вот именно! – штурман хохотнул. Наверное, он составил какое-то свое собственное представление о биосинте. – Никогда не думал, что живое существо можно транспортировать в раздельных ящиках. Хочешь спросить что-то?

– Не знаю, вопрос ли это?

– А ты задай, – поощрил Редер.

– Тогда слушай. Ты ведь знаешь космопорт, как свою каюту. Работал во всех его секторах. Знаешь каждый закоулок. Скажи, может ли попасть на территорию космопорта, разумеется, тайком, не попадаясь никому на глаза, романтически настроенный малый лет пяти-шести, крепко уважающий свои идеи?

– Когда-то я сам был таким малым с идеями, – усмехнулся Редер. – Но попасть в космопорт можно только по пяти подвесным магнитным дорогам. Других путей нет, если, конечно, не считать флайеры. Но все указанные подходы к космопорту стопроцентно контролируются специальными датчиками, реагирующими на активную органику.

– Что это значит?

– Это значит, что, попав в зону действия датчиков, любое живое существо, не взирая на степень его развития, незамедлительно выдаст свое присутствие. Иначе нельзя. Ты ведь не потерпел бы на борту «Гермеса» мышей или крыс?

– Я и мальчишку не потерпел бы, – хмыкнул Калхас. – Но сдается мне, что мальчишка сообразительней, чем перечисленные тобою твари.

– Для датчиков это не имеет значения. Мальчишка жив и активен. Поэтому попасть в космопорт он не может. – Редер понимающе улыбнулся: – Похоже, ты еще не вышел на след мальчишки?

– Ты угадал…

– А память флайеров?

– Саун не пользовался флайерами.

– А ты не торопись. Как это не пользовался, если нигде никаких следов? Просто мальчишка не пользовался системными флайерами. А ведь существуют спецслужбы и некоторое количество индивидуальных.

– Ты имеешь в виду флайеры членов Большого совета?

– Ну да, – безжалостно усмехнулся Редер. – Только тебя к их памяти не подпустят. – Он внимательно присматривался к Калхасу. Он знал про сложные отношения командира «Гермеса» с Афрой. – Послушай. Я, конечно, не такой умник, как ты, но умею ценить свободу. Мне думать противно, как ты бездарно проводишь последние дни на Земле. Найди травянистую полянку в тихом пригороде, и пригласи женщину. Не обязательно Афру. Даже непременно не Афру. Когда ты теперь еще сможешь проделать такое? – он сокрушенно покачал головой: – Ты мне не нравишься, Калхас. Совсем не нравишься. Наверное придется тебе помочь.

– Что ты там бормочешь?

– Почему я всегда должен всегда помогать тебе?

– Потому что ты мой штурман, – ухмыльнулся Калхас. – Ты что, правда, можешь?

– Шанс невелик, но есть. У меня осталось немного чистого времени МЭМ, – не стал тянуть Редер. – Совсем немного. Но им можно бесцеремонно воспользоваться.

– Время МЭМ?

– Дошло! – развеселился штурман. – Я честно сэкономил время на бортовых работах. Тридцать пять секунд. Этого хватит? – Он видел колебания Калхаса: – У тебя нет выбора, рискни. Если профессионалы из Поиска до сих пор не вышли на след мальчика, на что надеешься ты? А вот если ты утрешь нос службам… Уверен, Афра прокатится с тобой в пригород… – Редер ухмыльнулся. – Не злись. Я говорю то, что никто другой не решится тебе сказать. Тебе нужно побыть с Афрой.

– Погоди. Не надо об Афре. Я никогда не беседовал с МЭМ напрямую. Как это делается?

– Я назову код, ты его запомнишь. Длинный ряд цифр, но ты их запомнишь. Потом найдешь уединенный лайкс и задашь ему вопрос. Но точно сформулируй вопрос. Понимаешь? Очень точно. Хорошенько обдумай, что именно ты хочешь услышать от МЭМ.

– Я твой должник, Редер.

– Еще бы!

V

Когда Калхас вышел на площадь Земли, заморосил мелкий дождь.

Сигналов кислотной опасности, впрочем, не передали. Удивительно, если учитывать близость Волновых заводов. Здесь, на площади Земли, сам Калхас дважды попадал в дурацкие истории. Однажды после внезапного кислотного ливня его в течение трех часов энергично обрабатывали септалом, на сутки отбив восприимчивость к любым запахам, а в другой раз он умудрился вступить ногой в фонящее пятно. Это тоже отняло не мало времени. Можно как угодно относиться к Поясу, подумал он, но именно Пояс забирает с Земли основные опасные отходы.

Туманный безрадостный дождливый день.

Горьковатый запах поникшей травы пропитал влажный воздух.

Шляпки, платки, причудливые береты, распущенные волосы… Одиночки, пары, группы, толпы… Усталый или возбужденный блеск глаз…

РЕАЛЫ МАКУНЫ: «БОЛЬШОЙ УСПЕХ».

Калхас недолюбливал реалы.

Подсознание человека, а именно оно раскрепощается в реалах, не лучшая штука для всяческих отвлечений. Чудовищная людская карусель, человеческие потоки, во всех направлениях пересекающие широкую площадь, сбивали с толку Калхаса. Он никогда ничего не узнает о привычках этих людей, об их увлечениях. Они для него как бы не существуют. Мегаполис давно превратился в подобие жестокого реала, в котором можно развить самое мрачное ответвление своих фантазий. Каких угодно…

– Калхас! Поговори со мной.

Лайкс, живая скульптура, улыбаясь, выпятил губы.

Он был совсем как человек, даже курточка не без претензий на моду – без застежек, глухая. Правда, ног лайкса Калхас не увидел – живая скульптура стояла по пояс в колючих ежевичных кустах. Человек не полезет в такие заросли, но лайксу передвигаться ему не надо, он облечен особенной плотью. Где его поставили, там он и будет стоять. Была бы связь с МЭМ.

– Ты меня знаешь?

Вопрос был нелеп. МЭМ знает всех, включенных в ее память.

– Хочешь пообедать? – лайкс на вопрос ответил вопросом.

– Подскажешь, где?

– Пальчики оближешь, такое место! – очень живо похвастался лайкс. – Поднимись по лестнице на третью террасу, там есть кафе «Сайс».

– Что-нибудь морское?

– Да уж не синтетика.

– Спасибо. Ты остановил меня только для этого?

– Не только, – лайкс улыбнулся. – Хочу подсказать: у мальчика, которого ты ищешь, была одна особенность.

– Только одна?

– Не придирайся к словам, Калхас. Сеун Диги любил уединение.

– Ну и что? Это нисколько не мешало ему выглядеть общительным человечком.

– Ну да, это так. Но когда Афра Диги навещала сына, они ходили на озера только вдвоем. Всегда только вдвоем. Они никогда не брали с собой ребят из группы Кей. Вообще никого.

– Что в этом необычного?

– Не знаю, – лайкс совсем по-человечески повел узкими плечами. – Но что-то в этом есть.

– Спасибо, – кивнул Калхас. – Ты хорошо устроился. Можно позавидовать, да? Здесь тихо. Только к тебе, наверное, не часто подходят? Зачем тебя установили в колючих кустах?

Лайкс засмеялся.

– Пожалуй, я воспользуюсь твоей помощью.

– Что именно ты собираешься делать?

– Задать вопрос МЭМ.

– О! – уважительно протянул лайкс. – У тебя есть разрешение?

– Разумеется.

– Хочешь начать прямо сейчас?

– Нет, сперва пообедаю, – усмехнулся Калхас. – Ты ведь никуда не убежишь?

VI

Кафе «Сайс» оказалось морским.

Трепанги, голотурии, водоросли, лобстеры, нежные морские гребешки, сочный лангер, крабы, всевозможная рыба и водоросли, кальмар, конечно. Ничего синтетического, зато все запредельно дорого. Даже для человека, надолго покидающего Землю. Впрочем, Калхас не стал чиниться. Он жалел, что не может угостить Редера или Афру…

Странно, думал он, уничтожая кальмара. Я ухожу надолго. Может быть навсегда. Наверное, я должен печалиться. Падающий с дерева лист должен вводить меня в умиление, кислотный дождичек рвать душу, но я почему-то ничего такого не чувствую? Больше того, мне непонятно отвращение Афры к Мегаполису. В конце концов, именно Мегаполис – наше родовое гнездо. Мы здесь выросли.

Он дружелюбно улыбнулся бородачу в белой форме:

– Вы хозяин?

– Считайте, вам повезло.

– Почему не видно роботов?

– К настоящим клиентам я выхожу сам. У меня принцип: для настоящих клиентов ничего искусственного. Если вам это не по душе, перейдите улицу, на той стороне вас накормят соевой лапшой с добавками спенизиллы. И возьмут недорого. А неловкий робот отдавит вам ногу.

– Благодарю, – улыбнулся Калхас. – А продукты биосинта? Я не вижу в меню…

– Разве биосинт морское животное? – хозяин, наконец, оскорбился. – Перейдите улицу и вас накормят чем угодно. Конечно, я не хочу сказать, что продукты биосинта – самое худшее. Нет, хаять не буду. Но у меня вкусней.

Калхас кивнул.

Он сам знал это.

Далеко не все относятся к продуктам биосинта с таким неподдельным восторгом, как доктор Джаун. И когда о них говорят с холодком, это тоже, в общем, объяснимо. И все равно при олове биосинт (как при слове колония) у многих в голосе проскальзывает некий холодок? Только ли потому, что биосинт – живая система? Молоко коров, например, не вызывает подобной реакции?

Есть разница, сказал себе Калхас, любуясь бородачом, включающим Инфор. Биосинт не просто живая система. Он чрезвычайно сложная система. И в некотором смысле действительно живая, ничего с этим не поделаешь. А если быть совсем точным, биосинт – это чрезвычайно сложная электронная система с живым желудком. Киборг, артефакт, черный ящик, в который поступают вещества-основы и специальные добавки. Выход разнообразен: от чистого белка до синтетических материалов. Биосинт выдаст все, что угодно, только подбери сырье и верно рассчитывай программу. Бывают и ошибки, но по вине человека, не биосинта. Может, эти редкие ошибки и отвращают? Ведь именно они запоминаются прежде всего. Кому понравится лангер, жесткий, как подошва, или белок кроваво-гнойного цвета? Но как бы ни относиться к биосинту, несомненно, он самое великое из всего созданного человеком за последние два века. В водно-солевые растворы, в живой, работающий, чувствующий гигантский желудок биосинта поступают в определенных пропорциях и концентрациях специальные добавки и вещества-основы, сырье, скажем, гумус, в котором есть все элементы, необходимые для создания качественной и калорийной пищи.

Заманчивая простота.

Правда, и отталкивающая.

Зато никаких дымящих печей, труб, плюющихся дымом и паром теплопроводов, Центров термоядерного синтеза, какими бы чистыми они ни считались. Никаких проблем с сырьем, от нехватки которого задыхается промышленность. Биосинт раскидывает солнечную многолепестковую антенну над башнями Мегаполиса, над болотами и лесами. Над болотами, кстати, предпочтительнее. Глина, торф, вода главное сырье всегда под ногами. Не зря именно колонии проявили такой интерес к биосинту. В условиях, близких к идеальным, биосинт может производить буквально все, исключая, может быть, только металлы в чистом виде. И то лишь потому, что для получения металлов в чистом виде требуются сильные неорганические кислоты, с которыми живой желудок биосинта пока справиться не может.

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ БЛОКИРУЮТ ПОСТАВКИ БИОСИНТОВ КОЛОНИЯМ.

Калхас помрачнел.

Он покидает Землю не в лучшее время.

Человечество сейчас как гигант, который сам сковал себя цепями и тщетно пытается их сорвать. Хотелось бы, чтобы цепи были сорваны, они и будут сорваны, но какой ценой? Не превращать же всю Землю в колонию, как того требует доктор Джаун. В этом нет смысла. Колонисты как рой мух. И появление Свободных Охотников не случайно. Они – следствие отторжения.

Калхас совсем помрачнел.

Я, наверное, устал. От бесплодной любви, от одиночества, от затянувшейся борьбы за проект «ГЛ». Надо всех простить и уйти. А прежде всего, забыть Афру. Может быть именно возвращение станет когда-то встречей, подумал он, обмирая от лживости выбранной формулировки.

Все эти дни он держал связь с офицерами группы Поиск.

Всерьез Калхаса не принимали, это раздражало. Он знал, что профессионалы, снабженные специальной аппаратурой, давно прочесали всю территорию Общей школы, все опасные места, скажем, горбатое Взгорье – ряд узких известняковых холмов, густо источенных многочисленными промоинами и пещерами. Но все, что там обнаружили – отбеленный временем скелет козы, когда-то провалившейся в карстовую воронку. Да в уютной пещерке – приспособления для гейла, любимой игры воспитанников, не поощряемой, впрочем, официально.

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ ТРЕБУЮТ БЛОКАДЫ КОЛОНИЙ.

БОЛЬШОЙ СОВЕТ: ВОПРОС О КОЛОНИЯХ ВЫНОСИТСЯ НА ОТКРЫТОЕ ОБСУЖДЕНИЕ.

Да, колонии раздражают.

В самом этом слове заложен уничижительный оттенок.

Колонист – всегда беглец. Колонист – это всегда тот, кто бросает работу, забывает о долге. Калхас подобрал вилочкой остатки водорослевого салата. А Свободные Охотники? Само напоминание о них раздражало. Что защищают Свободные Охотники? Мегаполис? Цивилизацию? Кто просил их взять на себя функцию защитников?

ДОКТОР ДЖАУН: БИОСИНТ МЕНЯЕТ СТАТУС ЦИВИЛИЗАЦИИ.

КОМИССИЯ ХАНА УБЕЖДЕНА: ОСТАНАВЛИВАТЬ ВОЛНОВЫЕ ЗАВОДЫ НЕ СЛЕДУЕТ.

ПОЯС ПРИГЛАШАЕТ СПЕЦИАЛИСТОВ ЛЮБЫХ ПРОФЕССИЙ. СВОБОДА В СВОБОДНОМ МИРЕ. КОСМИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ ЗЕМЛЯН ДОЛЖНЫ КОНТРОЛИРОВАТЬСЯ ПОЯСОМ.

ОБЩИНЫ ИЛИ КОЛОНИИ? ДОКТОР ДЖАУН НАСТАИВАЕТ НА ЧИСТОТЕ ТЕРМИНОВ.

БИОСИНТ КОЛОНИИ БЕЙЗИ УНИЧТОЖЕН СВОБОДНЫМИ ОХОТНИКАМИ.

Сумасшедший мир.

Калхас устало прикрыл глаза.

Он вспомнил самый сложный экзамен воспитанников Общей школы.

Найти единственную дверь, так он назывался.

Гигантская территория, поросшая пыльной травой, изрезанная оврагами и ручьями, обнесенная унылым трехметровый высоты бетонным забором, чудовищный пустырь, изрезанный множеством запутанных тропинок. Одна к другой в бетон врезаны две сотни абсолютно одинаковых металлических дверей. Калхас и сейчас помнил шероховатую краску, покрывавшую металл. Правила просты: ты выбираешь любую дверь. Но всего одну из двухсот. Если ты сделал правильный выбор, ты сразу попадешь в небольшой сад с тихим озером. Если ты отыскал одну-единственную незапертую дверь, ты получаешь месяц каникул и право выбора. Пояс, колонии, Мегаполис, отдаленные станции – весь мир для тебя открыт. Ты можешь отправиться, куда угодно, заняться всем, что придет тебе на ум, только правильно выбери одну-единственную незапертую дверь.

Существовали целые системы хитроумных вероятностных вычислений, но сам Калхас ничем таким не воспользовался. Он просто толкнул нужную дверь.

Вспоминая это, Калхас смотрел на экран Инфора.

Мегаполис (шла утренняя хроника) был полон злобного очарования.

Солнце еще не взошло. Сквозь туман пробивались огни. Оранжевые над живыми скульптурами, красные над реалами Макуны и службами Эл Пи, нежно зеленоватые над жилыми кварталами. Редкие башни МЭМ смутно просвечивали сквозь туман как чудовищные белые айсберги.

«ГЕРМЕС» ГОТОВ К СТАРТУ.

СОВЕТ У-РЕГИОНА ПОДАЛ В ОТСТАВКУ.

ЮЖНЫЕ КЛАНЫ ВОЗМУЩЕНЫ ДЕЙСТВИЯМИ СВОБОДНЫХ ОХОТНИКОВ.

Я уже не принадлежу Земле, подумал Калхас.

Ни доктор Джаун, ни отставка Совета У-региона меня уже не волнуют. Наверное, это потому, что я знаю, что ни философия доктора Джауна, ни победа колоний не могут изменить ход истории. Почему худшие времена всегда выпадают на нашу долю?

Он вздохнул.

Прошлой ночью в кабельной шахте одной из башен МЭМ нашли труп молодого человека, предположительно лет двенадцати. Не Сеун, к счастью. Все равно по спине Калхаса пробежал холодок. Причина гибели неясна. Еще более странно то, что неизвестный молодой человек не зафиксирован в памяти МЭМ. Это действительно невероятно. Получается, что до того, как труп нашли в шахте, этого человека как бы не существовало.

Кто он?

Один из тех, что воспитываются матерями, получившими такое право за особые заслуги?

Говорят, что отряды Свободных Охотников на девяносто процентов состоят из подобных молодых людей. Агрессивность, не вытравленная Общей школой, ничем другим не стирается.

VII

– Я оказался прав? – улыбнулся лайкс, увидев Калхаса.

– Абсолютно. У меня есть друг, я угощу его морской кухней.

– А почему не подругу?

– Но забывайся, лайкс.

– Прости. Но многим там нравится.

– Я был там один.

– Это кафе не для всех, – Лайкс понимающе улыбнулся: – Ты готов общаться с МЭМ?

– Мне кажется, да, – ответил Калхас. – Только, пожалуйста, не торопи меня. Это серьезнее, чей тебе кажется.

Он назвал цифровой код и лайкс странно замер.

– У меня всего тридцать пять секунд. Приготовься, лайкс.

– Только двадцать семь, – мягко поправил лайкс. Он уже получил точную информацию.

– Ты, наверное, часто беседуешь с людьми?

– Конечно. Я стою не в самом оживленном месте, но привлекаю внимание. – Правда, в последние двадцать лет люди стали раздражительными. Ты ведь знаешь, несколько лайксов в пригородах убиты. Меня тоже обвиняли в вещах, к которым я не имею никакого отношения.

– Может, на вас обижаются потому, что вы все знаете?

– А почему не обижаются на МЭМ? – возразил лайкс. – Мои знания память МЭМ. Я могу выложить тебе все, о чем знает человечество на данный момент, все равно это знания МЭМ, а не мои. Я всего лишь транслятор.

– Я понимаю.

Двадцать семь секунд.

Не так много, но и не так мало.

Редер беспримерно щедр. Время МЭМ бесценно. Двадцать семь секунд. Значит, вопрос следует сформулировать предельно четко. Где находится такой-то воспитанник?… Воспитанники Общих школ включены в память МЭМ, она контролирует каждый их шаг… Все же странно, что Афра не обратилась в Совет Матерей?… Она подняла большой шум вокруг исчезновения Сеуна, но в Совет Матерей не обратилась… Не знай Калхас Афру, он мог подумать, что ее больше интересует шум, а не судьба сына…

– Готов? – спросил лайкс.

– Тебе часто приходится помогать людям? Помог ты кому-то всерьез?

– Однажды ко мне подошел человек, – улыбнулся лайкс. – Ну, знаешь эту болезнь, слышал, конечно, она известна сейчас как синдром Клепова? Человек спокойно живет, у него интересное дело, дом, друзья. У него интересная женщина. Он достигает третьего, а то и второго уровня жизни и получает право на личный код МЭМ. Но однажды он вдруг просыпается в слезах и понимает, что жизнь не удалась. Особых причин не видно, но даже самый сильный человек может бросить все и уйти в колонию. А слабые попросту обречены. Им не помогают слова и лекарства. Они гаснут на глазах. Говорят, синдром Клепова проявляется только в Мегаполисе. Этой болезни не знают ни на дальних биостанциях, ни в кланах, ни на Поясе. Так вот, однажды ко мне подошел такой человек, Калхас. Он заговорил очень откровенно. Со мной все говорят откровенно, – улыбнулся лайкс. – Может, потому, что я не человек.

– Ты помог ему?

– Мы поговорили.

– О чем?

– Это дело только нас двоих. Касается его и меня. Понимаешь? Одно лишь могу сказать – этот человек ушел успокоенный.

– Ты внушил ему надежду?

– Надежда внутри человека, Калхас. Ее нельзя внушить. Можно лишь помочь ее высвободить. Понимаешь?

– Кажется, понимаю.

– Тогда ты должен понять, что далеко не все упирается в условные и безусловные рефлексы. Одно дело механически копить знания, другое – пользоваться ими, – несколько наставительно заметил лайкс.

– Хорошо. Я готов.

– Я тоже.

Правильное лицо лайкса напряглось, сразу потеряв сходство с человеческим. Он застыл, как каменная, нет, скорее металлическая скульптура. Калхас с удивлением следил за необычными превращениями лайкса. Он не верил в чудеса и знал, что беседа с МЭМ вовсе не беседа о Богом. Но странное что-то предшествовало его вопросу. Пустой парк… Смутная аллея… Шум деревьев… Легкий, смазанный шелест дождя…

– Здесь МЭМ.

Голос застывшего, как скульптура, лайкса прозвучал приглушенно. Калхас даже оглянулся, не слышит ли их кто? Нет, вблизи никого не было. Кислотный дождик разогнал прохожих.

– Сеун Диги, – внятно произнес Калхас. – Сын Афры и Пауля Диги, воспитанник Общей школы, группа Кей, наставница Она У. Хочу знать, где в данный момент находится Сеун Диги.

Калхас ждал краткого молчания, хотя бы секундной паузы, но ответ прозвучал незамедлительно:

– В будущем.

– В будущем? – изумленно переспросил он.

– Если МЭМ сказала – в будущем, так оно и есть, – лайкс снова ожил, его глаза вдохновенно мерцали. – Я никогда не слышу того, что передаю людям от имени МЭМ, так я устроен, но по твоей реплике я понимаю, что тебе ответили. Ты удовлетворен?

– Не думаю, – обескуражено ответил Калхас. – В будущем. Как это понимать?

– Иногда простые вещи требуют особого толкования.

– Но что тут толковать?

– Как что? – удивился лайкс. – Тебе ведь сказали – в будущем. Ну так интерполируй известные тебе факты, наведи смысловые мосты. Скорее всего, интересующий тебя Сеун Диги жив, ведь смерть нельзя назвать будущим, правда? Вполне возможно, что интересующий тебя Сеун Диги находится сейчас даже в одном пространстве с нами. Оно ведь не обязательно должно не совпадать с нашим, – Лайкс усмехнулся. – Настоящее толкование требует определенных умственных усилий. В настоящем толковании многое зависит от твоих собственных представлений о времени и пространстве.

– Разве они не одинаковы у разных людей?

– Конечно, нет!

– Лайкс, у меня осталось еще время?

– Двенадцать секунд.

– Я могу использовать эти секунды?

– Само собой.

Лайкс замер.

Может, он прав, подумал Калхас. Может, все дело в правильном толковании? Но как можно толковать будущее? Теперь он по-настоящему боялся за Сеуна.

– Где провела последнюю ночь Афра Диги?

Он не знал, почему задал именно этот вопрос. Это было как наитие. Он не спросил, где Афра находится сейчас (она могла перемещаться из одного района Мегаполиса в другой). Он спросил именно так: где она провела последнюю ночь. Он хотел это знать точно.

– Квартал Тайби, сто седьмой этаж, блок Си.

Калхас почувствовал себя обескураженным.

Квартал Большого Совета… Вряд ли Афра вхожа в его жилища…

VIII

Сложная геометрия подземных переходов вывела Калхаса в парк.

Белый айсберг гигантского архитектурного массива поднимался над дебрями парка, то смазываясь под течением смутного тумана, то неестественно ярко выступая из нежной мглы. Бесшумный локиратор соединил Калхаса со сто седьмым этажом, но никто ему не ответил. Тогда он поднялся на лифте, не вызвав диспетчера. Это нарушало принятые правила, но в некотором смысле Калхас уже не являлся обитателем Мегаполиса.

Дверь блока распахнулась.

Просторно… Много воздуха…

Впрочем, воздуха никогда не бывает много. Калхас увидел себя в огромном зеркале, занимающем всю стену холла, и усмехнулся. Если решился действовать – действуй. А из глубины зеркала глянул на Калхаса насупленный невысокий человек с широким шрамом на лбу, явно не готовый к удаче. Да еще этот вздернутый уголок губ…

Он открыл дверь.

Наверное, он попал в кабинет, потому что на стене ярко алело изящное, похожее на коралловый нарост, хранилище кристаллов памяти. Система рабочих Инфоров занимала простенок между двумя высокими арочными окнами с наглухо опущенными шторами. Судя по индексации, два из семи Инфоров относились к категории Би, то есть имели прямой выход на Большой Совет и его Отделы. Удобные кресла. Низкий диванчик, на котором небрежно обвис полупрозрачный женский платок. Наконец, огромный рабочий стол, похожий на штурманский. На нем не было ничего, кроме развернутого синалевого рулона.

И…

Книжная полка!

Тренированная память мгновенно подсказала: точно такая полка выглядывала из-за круглого плеча Афры, когда утром он разговаривал с нею. Значит, МЭМ права: последнюю ночь Афра Диги провела здесь. Дивясь пустынности кабинета, он осторожно дотянулся до ближайшей книги. Серые страницы пахли пылью и вечности. «Загребем, где вьются травы, все цветы себе для славы, для венка – листок-другой! Спляшем, словно менестрели, меж распятьем и борделем, богом, миром – танец свой!..»