Кормчая книга Прашкевич Геннадий
Эти слова явно что-то означали. Но не слишком ли много восклицательных знаков? Так привык говорить доктор Джауна. «Общины!.. Биосинт!.. Колонии!..» Доктор Джаун обожает восклицательные знаки.
Если кресло поставить к экрану совсем близко, огляделся Калхас, поставив книгу на место, собеседник никого, кроме говорящего, не увидит. И ничего не увидит… Ну, разве что, кроме самого края книжной полки… Афра явно этого не учла… И платок… Калхас был уверен, что утром именно этот платок обвивал шею Афры… И это было особенно странно, потому что на всем вокруг лежал непонятный отпечаток заброшенности, будто в кабинет давно никто не входил…
Пыль.
Тонкий налет пыли.
Он не знал, что думать об увиденном.
Можно, конечно, так запрограммировать личный Инфор, что твое изображение, занимающее экран, вполне адекватно будет реагировать на собеседника, особенно если доминанта беседы заранее определена. Не ты сам, а твоя тень будет вести за тебя разговор, вполне осмысленный, кстати. Главное, не выходить за пределы очерченного программой круга.
Он недоуменно пожал плечами.
Афра лгала? Она заранее настроила программу, оставив его наедине со своим виртуальным двойником? Ну да… Разговаривая, она смотрела немного не туда, куда следовало смотреть живому человеку… Утром он отнес это за счет ее волнения, но теперь…
Наведенный образ, вот как это называется.
Думая так, он перевернул валяющийся на столе жетон.
Бегущие символы Большого Совета и легкая вязь – «Доктор Д. Джаун».
Что ж, круг замкнулся.
Калхас покачал головой.
Доктор Джаун – высший уровень Мегаполиса.
«Афра Диги, – вспомнил он слова наставницы, – связана с какой-то крупной исследовательской ассоциацией, и у нее есть состоятельные друзья.» Наставница не ошиблась. Член Большого Совета имеет право проживать в квартале Тайби, передвигаться на флайере с неконтролируемой памятью и иметь прямую связь с МЭМ… При всем этом доктор Джаун считает Мегаполис смердящей дырой… Но это неважно… Он член Большого Совета… А вот маленький Сеун Диги интересовался Пустыми пространствами… Он мог часами просиживать над географическими картами… Он задумывался… Как там сказала наставница? Ну да, он задумывался над справедливым разделом мира… Кажется, ему нравилось представлять, какие именно моря и земли в будущем могут отойти к колониям…
Калхас медленно опустился в кресло.
СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ…
БОЛЬШОЙ СОВЕТ…
ПОЯС…
ОБЩАЯ ШКОЛА…
ВОЛНОВЫЕ ЗАВОДЫ…
СЕМНАДЦАТЫЙ КВАРТАЛ ЭВАКУИРОВАН…
СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ БЛОКИРУЮТ КОЛОНИЮ УИТНИ…
Мир сошел с ума.
Калхас машинально подключился к Инфору.
В конце концов, он уже нарушил правила, ничего не случится, если он нарушит правила еще раз. Он чувствовал себя человеком уже навсегда оставившим Мегаполис. Он хотел знать, почему Афра его обманывала, оставляя наедине со своим виртуальным двойником? И чем занимался а кабинете член Большого Совета доктор Джаун?
Тесная низкая комната высветилась на экране. Стены ее были оклеены скучными бумажными полосами. Деревянный подоконник, заваленный книгами. Запустение, пыль. Это кадры из исторического реала? В таких жилищах люди обитали лет двести назад, не меньше. Зато книги тогда не были редкостью.
Компьютер на столе.
Явно устаревший, явно маломощный, но столь же явно – компьютер.
Тут что-то не вязалось… Ага, изображение поплыло… Видимо, доктор Джаун тоже почувствовал режущее несоответствие. Компьютер исчез. Вместо него появилась механическая пишущая машинка (Калхас видел такие в музее Харта). Невысокая хмурая женщина в строгом костюме (старомодный пиджак в талию, зауженные брюки) вошла в кадр. Скрестив руки на груди, она молча уставилась в промерзшее насквозь окно. Теперь отчетливо было видно, что стекла действительно промерзли. Но что видела женщина за окном?
Конец двадцатого века?
Или начало двадцать первого?
Кто эта женщина? Чем она удручена? О чем думает, уставившись в промерзшее окно? О разваливающемся, умирающем мире? Если это первая четверть двадцать первого века, значит, Катастрофа уже разразилась… Американцы вышли из объединенной Кореи, а Китай объявил контроль над спорными районами Южно-Китайского моря… Во всех учебниках указанные события связывают с конкретным началом Катастрофы, но на самом деле Катастрофа началась гораздо раньше. К ней привела ситуация, когда борьба идеологий в конце двадцатого века резко сменилось борьбой культур. Китайская, японская, исламская, индуистская, западная, православная, латиноамериканская, африканская – вопреки всем мечтам, эти культуры никак не хотели смешиваться. Ну, никак не удавалось всепланетной братство. К тому же, распад экономических структур, демографическое падение, несовпадение целей… Не удивительно, что центр экономической власти постепенно сместился в перенаселенную Азию… Туда же сместилась и военная мощь… Китайцы без раздумий утопили высланный к их берегам американский авианосец…
С этого началась Катастрофа…
Калхас молча следил за экраном.
Высокий сутулящийся мужчина вошел в комнату, кивнул женщине и тоже остановился у окна.
И сразу пошел звук.
«Ты уверен, – торопливо выговорила Афра. – Ты уверен, что все это выглядело именно так?»
«Я опираюсь на анализ МЭМ», – отвечал доктор Джаун.
«Какой скудный мир… Как они жили?…»
«Разве Мегаполис живет богаче?»
«Богаче, – ответила Афра. – Мегаполис страшен, в нем все прогнило, но он живет богаче. Я, например, не решилась бы войти в такое жилище. Если бы…»
«Ты о детях?»
«Да, Джаун… У них были дети!.. И они росли при родителях…»
«А потому болели и голодали. И повторяли ошибки родителей. И наследовали дурной нрав и плохую генетику.»
«Своих детей я вырастила бы здоровыми…»
«Может быть. Но они покинули бы тебя. Они растворились бы в обществе. Ты же знаешь, что до Катастрофы по другому не могло быть.»
«Но, Джаун!»
«Вспомни миф о богине Деметре? – неумолимо произнес доктор Джаун. – Приняв образ няни, она пришла во дворец царицы Метаниры ухаживать за новорожденным Демофонтом. В будущем мальчик стал известен как покровитель земледелия, а Деметра хотела сделать его бессмертным. Каждую ночь, когда обитатели дворца отходили ко сну, богиня Деметра укладывала обнаженного младенца на раскаленные угли. Разумеется, младенец страдал, но обрести бессмертие может лишь пройдя через самые жестокие испытания.»
«Не надо об этом!»
«Но почему, Афра? Разве нам легче, чем людям прошлого? Ну да, мы знаем много. Наверное, мы не так испугались бы, как царица Метанира, увидев своего ребенка на раскаленных углях, но ведь все равно испугались бы… И лишили бы его бессмертия… Разве не пора сделать выбор?…»
Он помолчал и вдруг негромко сказал:
«Уитни, Афра! Только, Уитни!»
IX
Пыль на книгах.
Пыль на диване и на тонком платке.
Калхас считал, что каждый день разговаривал с Афрой. Но каждый день он разговаривал с ее наведенным образом, всего лишь. Он считал, что Афра рядом, а ее, возможно, даже не было в Мегаполисе. Она обманывала его. Из жалости, или из каких-то других соображений. Редер был прав, предлагая Калхасу оставить поиски. Это дело профессионалов. Он даже ответ МЭМ не смог истолковать. «В будущем.» Что это значит – в будущем?
Ну да, перед тем как задать вопрос, вспомнил Калхас, я думал о будущем…
МЭМ и человек… Перспективы… Постепенное слияние в единую систему… В колониях этого в принципе не может произойти, значит, будущее принадлежит…
Он покачал головой.
Он несколько дней упорно разыскивает Сеуна, а ему лгут и заставляют откровенничать с призраками. Он не хотел откровенничать с наведенным образом, а его заставили. Смутная догадка тревожила Калхаса. Злясь на самого себя, он ткнул кнопку вызова. Штурман «Гермеса» удивленно поджал губы:
«Где это ты?»
«Квартал Тойби…»
«А выглядишь как лежалый ананас? Тебе не помог мой подарок?»
«Не знаю. Наверное, я не умею пользоваться подарками.»
«Ладно. Не думай об этом. Когда тебя ждать?»
«Завтра.»
Такого уверенного ответа Редер не ожидал:
«Что за спешка? У тебя несколько дней в запасе.»
«Но ты-то вообще не сходишь с борта».
«А мне этого не надо, – ответил Редер серьезно. – Я считаю Мегаполис сумасшедшим домом. Мне не хочется проводить время в сумасшедшем доме. В некотором смысле, Калхас, все мы бежим с Земли. Ты видел Афру?»
«Пока нет.»
«Но увидишь?»
«Уверен в этом.»
«Когда это может случиться?»
«Возможно, уже сегодня.»
«А Сеун?»
«Мне кажется, я и его увижу.»
«Ты так уверенно говоришь. – Редер с подозрением покачал головой. – Когда ты так говоришь, мне это не нравится. Ты что-то хочешь попросить? Опять? Ну, что на этот раз?»
«Мне нужно попасть в колонию Уитни.»
«Тебя не пустят.»
«Почему?»
«Не знаю. Просто не пустят. Они не любят чужаков. Или же тебя перехватят Свободные Охотники. Они хорошо вооружены, Калхас. Ты не имеешь права рисковать. Не подводи экипаж.»
«Вот поэтому мне срочно нужен наш корабельный флайер.»
«Ага, флайер, – недовольно повторил штурман. – Ладно. Чтобы не срывать наш отход… Но учти, это последняя услуга… Найдешь флайер на башне Медицинского центра…»
X
«ГЕРМЕС» ГОТОВ К СТАРТУ.
ДИСКУССИИ В БАЛИГО: ОБЩИНЫ ИЛИ КОЛОНИИ?
ПОЯС ПРИГЛАШАЕТ СПЕЦИАЛИСТОВ ВСЕХ ПРОФИЛЕЙ.
ЧТО ДАЕТ ЗЕМЛЯНАМ И ПОЯСУ ПРОЕКТ «ГАЛИЛЕЕВЫ ЛУНЫ»?
РЕФОРМА ОБЩЕЙ ШКОЛЫ: РЕШИТСЯ ЛИ НА РЕФОРМУ СОВЕТ МАТЕРЕЙ?
КОЛОНИЯ УИР ПОДВЕРГЛАСЬ НАПАДЕНИЮ С ВОЗДУХА. БИОСИНТ КОЛОНИИ НЕ ПОСТРАДАЛ. ДОКТОР ДЖАУН КАТЕГОРИЧЕСКИ ОСУЖДАЕТ ДЕЙСТВИЯ СВОБОДНЫХ ОХОТНИКОВ.
Флайер двигался совершенно бесшумно.
Сверху лесной массив выглядел сплошным, только на севере его прорезала извилистая высеребренная лента реки. Калхас никогда не задумывался над тем, что, собственно, находится за пределами Мегаполиса. Он знал, что большинство землян проживает в Мегаполисе, но где-то есть моря, леса, уединенные биостанции, наконец, колонии. Но все же такая протяженность! Он был удивлен. В этих лесах могло хватить места для многих колоний. Слухи о врожденной праздности колонистов, несомненно, преувеличены. Чтобы превратить гнилые болота в цветущий сад, следует немало потрудиться. Не вымереть от лихорадки, не истощить сил… Солнце, вода, природная органика – где найдешь лучшие условия для биосинта?…
Калхас старался не думать об Афре.
Он просто следил за зелеными массивами леса.
Кто бежит в этот влажный ад? Почему люди бросают привычные удобства Мегаполиса ради сомнительного удовольствия обживать болото?
Он оглянулся.
Мутная ядовитая пелена занимала весь горизонт.
Даже на таком огромном удалении Мегаполис напоминал о себе.
Чудовищный ревущий муравейник, по поверхности и по внутренним ходам которого мечутся миллиарды суетливых, замкнутых на себя, часто очень говорливых существ. Рабочий цикл… Цикл восстановления… Цикл удовольствий… Что еще?… Ну да, обязательные чистки… Всех видов – от радиоактивной до химической… В Мегаполисе никто не остается без дела… А еще бесконечные эвакуации, переброски с места на место… Жизнь, на которую ты обречен с рождения, других вариантов попросту нет… Калхас не мог сказать, что не любит Мегаполис. Он никогда бы не мог сказать, как Афра, что всем своим сердцем ненавидит всепланетный муравейник, но ему хотелось уйти с Земли…
Почему-то он вспомнил богиню-няню, укладывающую младенца на жаровню с углями. Ну да, царица Метанира застала божественную няню во время ужасного ночного сеанса. И этим отняла у сына бессмертие…
На пульте заиграли яркие огоньки.
Знак опасности? Калхас удивленно повел головой. Какая опасность? Откуда? Разве флайеру «Гермеса», построенному для ведения внеземных работ, может грозить какая-то опасность? Бездонное голубое небо, бесконечные лесные массивы, над горизонтом чудовищные башни кучевых облаков… Ага… Он увидел, как чуть выше его стремительно промелькнул плоский флайер защиты. Калхас не раз видел такие на полигонах. Под широким брюхом такого флайера подвешивают до шести климатических ракет…
Он ткнул кнопку срочного вызова и голос наблюдателя Мара, следившего за флайером с «Гермеса», заполнил кабину:
«Калхас, Калхас! Опасность, Калхас! Ты вошел в опасную зону.»
«Что может мне угрожать?»
«Флайер защиты. Он принадлежит Свободным Охотникам.»
«Что им до меня?»
«Ты направляешься к Уитни, а они блокируют колонию. Если ты срочно не сменишь курс, они нападут на тебя. Собственно, уже напали, Калхас, – нервно предупредил наблюдатель Мар. – Переведи флайер на автоматику.»
Калхас немедленно отжал консоль.
С высокого кресла пилота он видел белые громады кучевых облаков и вывалившийся из них флайер защиты. Из-под плоского брюха нападающей машины бесшумно вырвались две ракеты, оставляя в небе нежный, тающий след. Свободные Охотники пустили в ход оружие, даже не попытавшись понять, кто перед ними и куда направляется?
Флайер встряхнуло.
Калхас всем телом почувствовал, как мощно гасители забирают на себя энергию взрыва. Наверное, под флайером вспух огромный клуб черного дыма, пронизанный белыми молниями. Что ж, «Гермес» мог гордиться своими машинами. А флайер Свободных Охотников уже торопливо уходил в сторону Мегаполиса. Видимо, ракет у них больше не было.
«Спасибо, Мар.»
«Не за что, Калхас. Но лучше бы ты вернулся на борт.»
«Я в долгу перед тобой и Редером.»
«Это точно».
XI
В просвете ветвей мелькнул изгиб тихой реки, высокий глинистый берег. Ниже по течению пускали мутные струи длинные ожелезненные отмели, над ними торчали легкие свайные домики. Наверное, над проточной водой жить приятнее, чем над болотом, они тут здорово потрудилась, подумал Калхас, выискивая в листве ажурную паутину многолепестковой антенны. Почему никто не обращает внимание на его прибытие? Или у них нет служб предупреждения?
Он много чего слышал о колонистах.
Колонисты ленивы, их поселения гибнут под их отходами.
Колонисты живут в полумраке болот, часто болеют. Они не умеют поддерживать контакты друг с другом, поэтому часто хмурятся. Никаких игр, никаких улыбок. То, что легкий ветерок шевелил листву, и весело рябило в глазах от солнечных зайчиков, и над поляной порхали бабочки, окрашенные в самые невероятные цвета, ничего не меняло. Все могло быть так, как о колонистах рассказывали.
Хрустнула ветка.
Калхас обернулся.
Он обернулся так стремительно, что крепкий, синеглазый, густо обросший бородой человек, явный колонист, не успел отпрянуть. Так и застыл, пригнувшись, прикрывшись приподнятой веткой маны.
– Я не Свободный Охотник.
– Я знаю, – человек без всяких колебаний выпрямился. – У Свободных Охотников нет таких машин. Наверное, вы с «Гермеса». Мы следили за вами от самого Мегаполиса.
– Я не заметил.
– Так и должно быть, – синеглазый удовлетворенно улыбнулся. Для среднестатистического колониста он улыбался, пожалуй, чересчур часто. – Я – Уитни. Нас семь тысяч.
– И все – Уитни?
– Все до одного. Это наш клан.
– Семь тысяч это предел для такого поселка?
– Для биосинта. Вы ведь это хотели сказать? – синеглазый не проявлял якобы присущего колонистам хамства. – Не думаю. Мы просто не торопимся. – Он говорил так, будто в запасе у клана Уитни действительно была вечность.
– А можно взглянуть на ваш биосинт?
– Разве он чем-то отличается от других?
– Не знаю. Никогда этим не интересовался.
– А теперь заинтересовались? – Уитни удивленно махнул сильной рукой. – У меня нет причин отказать вам. Но вы можете увидеть только пульт. Ничего другого. Ведь биосинт – это очень большой комплекс. Даже очень большой. И некоторые его части не совсем не должны испытывать стрессов. Он не любит чужих людей.
– Не любит?
– Вот именно, Калхас.
– Вы знаете мое имя?
– Вас многие знают.
Уитни приглашающе кивнул и Калхас двинулся за ним, дивясь столь простому обращению. К его огромному удивлению они никого не встретили даже возле приземистого здания, срубленного из толстенных обтесанных бревен, сочащихся смолой. Запах смолы наполнял теплый воздух. Ни окон, ни дверей, – в здание вела узкая стрельчатая арка, подход к которой со всех сторон был перекрыт обширным мелким бассейном.
– Разуйтесь, пожалуйста.
Калхас послушно скинул сандалии и закатал брюки до колен.
Вслед за синеглазым бородачом он вброд перешел бассейн, наполненный прозрачной, мыльной на ощупь, но ничем не пахнущей жидкостью. Биологическая защита, решил он.
– Входите, – приветливо кивнул бородач. – Я подожду вас здесь.
– Как? Вы пускаете меня к биосинту одного? Вы не пойдете со мной?
– Нет, не пойду. Это не нужно. Нет смысла вам объяснять, только старайтесь не шуметь, Калхас. И ничего не трогайте. Все равно ничего особенного внутри вы не увидите. Это же просто. Разве мы видим человеческое сердце или мозг? Так и с биосинтом.
Калхас шагнул под арку.
Он уже понимал, что синеглазый Уитни прав.
Действительно ничего особенного. Сумеречное вместительное помещение. Густая, напитанная запахом смол, прохлада. Густая тишина. Несколько таймеров. Пульт. Рабочие экраны.
Вот только запах.
Пахло чем-то сырым.
Как будто заквашенным тестом. И свежим маслом.
Калхас никак не мог определить природу запаха. Он давил плотно и сильно, он не казался отталкивающим. А из-за бревенчатой стены, глухой, чисто выскобленной, отчетливо доносились неясные вздохи, плеск, звон капели, мерное живое урчание. Что-то там ворочалось за бревенчатой стеной, что-то благостно урчало. Да неужели это и есть то будущее, о котором с таким восторгом вещает доктор Джаун? – изумился Калхас. Как так? Человечество веками пробивалось сквозь кровавые потрясения, сквозь боль жестокого выбора, оно возводило гениальные башни МЭМ, осваивало Луну, Марс, выводило на орбиты торы и цилиндры Пояса, оплетало планету единой энергетической системой, и вдруг это благостное причмокивание и урчание, ничего не вызывающее, кроме ощущения уже давно пройденного.
Это и есть будущее?
Он изумленно морщил брови, запах начал его раздражать. Но ворчание, сопение, причмокивание за стеной, нежные шлепки и плеск, звон капели звучали так чисто, так живо, что Калхасу уже не хотелось искать ответа на свой вопрос.
При чем тут будущее?
Он чувствовал какое-то странное родство с биосинтом.
Этого не могло быть, но что-то такое он чувствовал. И никак не мог понять: почему раньше ему не приходило в голову взглянуть на биосинт вблизи?
Он медленно вернулся под арку, перешел бассейн и сунул мокрые ноги в сандалии.
Синеглазый Уитни смотрел на него с любопытством:
– Что-нибудь ощутили?
– Кажется… Но не могу это выразить…
– А и не надо, – отмахнулся Уитни. – Я понимаю вас. Может, хотите поговорить с кем-то, кроме меня?
Уитни не успел договорит, как с губ Калхаса сорвалось:
– С Афрой Диги!
Это было как откровение. Открыть единственную дверь.
– Хотите сказать, с Афрой Уитни? – весело поправил бородач. Попадание оказалось стопроцентным. Калхас вовсе не надеялся увидеть здесь Афру, но, кажется, это произошло. – Она теперь Уитни. Как все мы.
– А доктор Джаун?
– Он один из самых первых Уитни.
– И я могу их увидеть?
– А они хотят этого? – вдруг засомневался Уитни, и Калхас не стал врать:
– Не знаю.
Бородач покачал головой.
– Шагайте вон по той тропинке, – все же подсказал он. – Она выведет вас прямо к игровому полю. Если вы и не увидите Афру, кое-что до вас, надеюсь, дойдет.
XII
Игровое поле оказалось просто поляной, обведенной по периметру густыми зарослями низких красных кустов, почти лишенных листьев. Посреди поляны торчал высокий деревянный столб, до блеска отполированный руками. На самом верху белела плетеная корзина. Калхас отметил это, но тут же забыл, потому что на поляну, отчаянно вопя, взвизгивая, выкрикивая непонятные слова, выкатилась в туче пыли орава детей, полуголых и исцарапанных. Они гнали перед собой тугой мяч, при этом каждый пытался схватить его и отправить в корзину.
Калхас ужаснулся. Он сразу вспомнил сладкий дым, нежно стелющийся по низкой изумрудной траве Общей школы и печальный крик выпи. «Радость жизни можно выражать и печальным криком…» Как странно… Бхат Шакья и Ури Редхард, наверное, не умели так вопить, да и Она У, их наставница, не позволила бы воспитанникам оттаптывать друг другу ноги.
Вот они, дети, лишенные Общей школы.
Калхас смотрел на них почти с ужасом. Он никогда не думал, что детей можно собрать в такую грязную орду. В колониях, вспомнил он, никто не ограничивает рождаемость. Но разве это будущее? Что имела в виду МЭМ, говоря – в будущем? МЭМ ведь не дано ошибаться.
Вопящая толпа отхлынула, оставив у ног Калхаса мальчишку лет шести. Он размазывая по щекам слезы. Сеун! Он даже не взглянул на Калхаса. Он все еще был в игре.
– Почему ты не вернешься на поле?
– Я выбыл! – ответил Сеун с отчаянием.
– Этого никто не заметил. Ты можешь вернуться.
– Это против правил, – Сеун горестно провожал взглядом удаляющихся товарищей.
– Что это за игра? Чего в ней можно добиться?
– Если трижды попасть мячом в корзину… Видите, на столбе?… – Сеун всхлипнул. – Если трижды забросить мяч, получишь приз… Специальные добавки для биосинта, – еще более горестно всхлипнул Сеун. – Такие добавки дают право общаться с биосинтом… Можно создать что-нибудь вкусное, а можно придумать что-то такое, чему пока и названия нет…
– И это все? – удивился Калхас.
Сеун снова заплакал.
Он тер кулачками щеки и на глазах становился все грязней и грязней:
– Я хотел получить приз.
– Однако, ты самоуверен… Выиграть у такой оравы…
– Я уже выигрывал.
– Ты?
– Я.
Сеун плакал теперь откровенно.
– Если бы игра шла на воде, я выиграл бы… – Сеун горько выговаривал каждое слово, не спуская мокрых глаз с катящейся по траве, вопящей, орудующей ногами к руками, ораве. – Я бы выиграл… – горько повторил он. – Я уже дважды выигрывал главный приз… Но на воде…
– Ну да… Ты же мальчик-анаконда…
Читать бесплатно другие книги:
