Патриций Посняков Андрей

Он уселся на ложе – да тьфу там, какое ложе? Просто – на широкую лавку, покрытую волчьей шкурой. Таких лавок имелось три, и по римскому обычаю – а как же иначе? – они были составлены под углом друг к другу, как и положено в трапезной.

Молодой раб в овчинной безрукавке полил хозяину на руки из большого деревянного сосуда. Рысь еще вчера заприметил, что почти все вещи в доме Октавия были сделаны из дерева – чашки, миски, ложки, бочонки, какие-то плетеные туеса, короба, не говоря уже о сундуках и корзинах. Вот и сейчас, дождавшись, пока Юний уберет письменные принадлежности и таблички, старый слуга поставил на низенький столик деревянную миску с ржаным, крупно порезанным хлебом, оплетенный сосуд с водою для омовения и две большие кружки, тоже, естественно, деревянные. Рысь невольно потянул носом – из приоткрытой двери, с кухни, доносился вкуснейший запах жареной рыбы, которую слуга с поклоном и подал на стол.

– Угощайся! – довольно ухмыльнулся хозяин. – Приехал бы ты чуть раньше, когда мы забили бычка – давненько я не едал такого вкусного мяса!

– Ничего, – улыбнулся Юний. – Эта рыба тоже довольно вкусна.

Раб принес большой глиняный кувшин и, наполнив кружки, осторожно поставил его на специальную подставку рядом со столом.

– Вот это – чесночный соус, – Октавий гостеприимно показывал блюда. – А вот тут – жареный лук, бери, не стесняйся.

Грубое, обветренное до красноты лицо хозяина выражало довольство и гордость. И ведь было чем гордиться: в том, что касалось яств, обед удался на славу. Вот только беседа как-то не клеилась, старый легионер был неразговорчив и не любил болтунов.

Все же Юнию удалось вызвать его на разговор о соседях – ну да, о чем же еще им было беседовать?

– Да я ведь уже рассказывал, – отхлебнув из кружки – там было не вино, а брага, – Октавий покачал головой. – Манлий, ты сам знаешь, – гад, каких мало. Кто еще? Хизульф, староста Гретарка? О, это варвар крайне хитер и скользок. Остальных я не шибко-то знаю.

– Ну, все же, хоть что-нибудь, – вопросительно посмотрел Рысь. – Начнем, к примеру, с юга, от урочища. Есть там такой Теренций…

– О, этот вообще далеко, я с ним и не сталкивался-то никогда. Так, видал на ярмарке пару раз.

– И по легиону не помнишь? – недоверчиво прищурился Рысь. – Теренций ведь, кажется, тоже из новоявленных землевладельцев.

– Нет, он не из моей когорты…

– Жаль, жаль… Ну а Гретиарий, его сосед? Он-то как раз ближе к твоему дому.

– Тоже не знаю, – Октавий махнул рукой, – так, слухи какие-то доходили.

– Что за слухи? – встрепенулся гость. – Расскажи поподробнее.

– Да что там говорить? Слухи – они и есть слухи. Говорят, Гретиарий со своим соседом, Теренцием, собачится из-за чего-то. То ли землю не поделили, то ли еще что.

– Вот как? – Рысь подавил улыбку. Похоже, он мог здесь найти еще двух потенциальных клиентов. – Ну а что скажешь про остальных? – справившись с собой, спросил Юний. – Про Кальвизия с Лицинием Вером?

– Про этих вообще ничего не скажу, – отмахнулся ветеран. – Даже слухи не доходили.

– А сколько дворов в Гретарке?

– В Гретарке? Да десятка два, не меньше.

– Ого! Большое селение.

– Большое.

– Так, при таком большом селении обязательно должен бы быть и постоялый двор! Тем более – дорога мимо проходит, опять же – пристань. Из Могонциака в Колонию Агриппина, думаю, немало всякого народу ездит.

– Да когда как. – Октавий почесал подбородок. – Вообще, оно, конечно, ездят, но чаще по реке.

– Так есть в Гретарке постоялый двор?

– Да есть, как не быть?

Вот туда-то Юний поутру и отправился. Ночью вызвездило, и дождевые тучи уползли куда-то за Рейн, в земли квадов, маркоманов, херусков или как там еще назывались многочисленные германские племена. Под утро выпала обильная роса, а когда взошло солнце, стало вдруг резко теплеть – да так, что к полудню стояла настоящая жара, словно летом. Впрочем, все это время Рысь провел на постоялом дворе – таковой и в самом деле имелся на самой окраине Гретарка, его показал Юнию первый же встреченный мальчишка.

Коновязь, несколько возов с кожами и сеном, довольно просторный двор. Двухэтажный дом с пристройками был срублен из крепких бревен, однако крыша была покрыта на римский манер черепицей, что придавало всему строению несколько нелепый вид. Впрочем, хозяин постоялого двора наверняка гордился своей крышей.

Велев Флаксу привязать коней, Юний оглянулся на деревню – как попало разбросанные дома, некоторые с частоколами, а попадались и вообще плетеные, обмазанные глиной хижины – все это не производило особого впечатления, тем более вокруг селения напрочь отсутствовала ограда. Наверное, эти херуски не относились к окончательно замиренным племенам, и римская администрация Верхней Германии не очень-то им доверяла. Вот и не дозволили возводить частокол или стену. Интересно, где прятались жители во время набегов разбойничьих шаек из-за Рейна? Видимо, где-нибудь в лесах.

– Рад приветствовать почтенных господ! – Чернобородый крепыш в меховой накидке, украшенной многочисленными серебряными застежками, выйдя во двор, низко поклонился гостям.

Из-под накидки виднелось нечто вроде короткой туники, ноги закрывали широкие шерстяные штаны с пришитыми к ним чулками, к которым узкими ремешками были примотаны кожаные подошвы. На руках чернобородого поблескивали массивные бронзовые браслеты, за цветастым поясом торчала костяная рукоятка ножа. Похоже, это и был хозяин двора.

– Крыша у тебя прямо как в Риме, – с деланным восхищением Рысь кивнул на черепицу. – Небось, поблизости ни у кого такой нет?

– Не только поблизости, – довольно осклабился крепыш. – Но и до самого Могонциака!

По-латыни он говорил довольно правильно, но чувствовалось, что этот язык ему не родной – слишком уж протяжно произносились гласные и слишком четко – слова.

– Направляетесь в город?

– Ну да, – коротко кивнул Юний. – В Колонию Агриппина.

– Эвон куда! – с удивлением протянул хозяин. – Далековато собрались. Ну, что ж стоите, прошу! – Он гостеприимно распахнул дверь и представился: – Я – Эрлоин, сын Мадальберта Болотника, владелец сего постоялого двора и честный налогоплательщик благодаря Каракалле-принцепсу, чтоб его на том свете покусали злобные псы! Ой, – Эрлоин вдруг осекся. – Не подумайте, я вовсе не хотел никого оскорбить.

– Ничего, – улыбнулся Юний. – Кто сейчас помнит, как почти два десятка лет тому назад войска Каракаллы разгромили где-то в этих местах коварных алеманов?

– Я уж точно не помню, – трактирщик как-то слишком поспешно отвернулся и тут же сменил тему: – Да вы проходите, проходите, не стойте!

Сказавшись компаньоном одного богатого вольноотпущенника из Августы Треверов, Рысь – дабы отбить у подозрительного владельца постоялого двора желание пощипать залетных гостей – похвастал удачно проведенной коммерческой операцией: покупкой урожая льна в окрестностях Могонциака.

– Поэтому ты уж нам подай вина подешевле, все деньги на покупку ушли. Зато выгодно!

– Как так? – Похоже, трактирщик был разочарован. – Никак не могу понять твои слова, уважаемый. Если ты потратил большие деньги на покупку льна – то где он? Где груженые повозки, волы, возчики?

– Так я ж тебе говорю, что приобрел будущий урожай!

– А если его, к примеру, побьет град или вдруг да случится какой-нибудь пожар, упаси боги? – Глаза Эрлоина, казалось, сейчас вылезут из орбит от непомерного удивления. Ну никак он не мог взять в толк, как можно купить урожай, который еще не только не собран, но даже и не посеян!

– Риск всегда риск, – пожал плечами Рысь. – Сколько, по-твоему, будут стоить по осени десять возов отменного льна? Не меньше полутора тысяч сестерциев, а то и все две – ведь так?

– Так, – согласился трактирщик.

– Ну а мы с компаньоном заранее приобрели этот лен всего за одну тысячу!

– Но ведь вы можете и вовсе ничего не получить!

– Кто не рискует – тот не живет богато! Ладно, – Юний устало махнул рукой, – чем спорить, вели подать нам чего-нибудь подешевле, сам видишь – поиздержались, не знаем, как и доедем домой.

– Так ловите по пути рыбу, – посоветовал Эрлоин. – Могу вам продать снасти.

– Ты же знаешь, вряд ли мы в состоянии их купить.

– Эх, занятные вы люди… Ладно уж, угощу вас за свой счет доброй ягодной бражкой!

«Добрая ягодная бражка» оказалась настолько омерзительной на вкус, что привыкший к более изысканным напиткам Юний едва не поперхнулся после первого же глотка. Флакс же, подозрительно понюхав брагу, вообще отказался ее пить. Что же касается хозяина заведения, то он как ни в чем не бывало выхлестал три кружки подряд и потянулся налить себе следующую.

Зато беседа потекла легко и плавно. В общем-то говорил один трактирщик, Юний лишь внимательно слушал, время от времени задавая наводящие вопросы и подначивая:

– Так-так! Говоришь, Лициний Вер человек вполне законопослушный… А его сосед? Тоже такой же… А что скажешь о Манлии? Грызется с римлянином Октавием из-за гречишного поля?! А кто еще у вас здесь грызется? Страсть как люблю подобные россказни. Римлянин Гретиарий третьего дня чуть было не набил морду своему соседу Теренцию?! Это, интересно, за что же? Может быть, этот Теренций ухлестывал за супругой соседа или совращал его малолетнего сына? Нет? Из-за земли поругались… Так-так… А почему же это Гретиарий – пес, а Теренций что, лучше? Ах, Гретиарий еще и положил глаз на землю вашей общины. Ну, надо же, какой алчный! Луга оспаривает? Заливные? Что… Да нет. Заливные, спрашиваю, луга-то? Ах, те, что примыкают к урочищу, вот оно что. Видел, видел я те поваленные деревья, издалека посмотреть – сплошной ужас, думаю, что вблизи – еще хуже.

Юний проболтал со словоохотливым хозяином почти до вечера, а уж потом, ахнув, принялся собираться в путь.

– Куда ж ты на ночь глядя? – урезонивал гостей Эрлоин. – Места тут у нас неспокойные, река рядом – граница. А из-за нее кто только не может переправиться!

– Алеманы? – переспросил Рысь.

Трактирщик улыбнулся:

– Да кого только там нет. Я б на вашем месте заночевал здесь.

– И мы бы заночевали, – махнул рукой Рысь. – Только нам, увы, нечем заплатить за постой.

– А ло… – Эрлоин вдруг осекся и, улыбаясь, вышел вслед за гостями на двор.

Юний прекрасно понял, что он хотел спросить. Конечно же, про лошадей, немалое богатство в здешних краях. Хотя Октавий подсунул путникам далеко не самых лучших своих коней, тем не менее и эти лошаденки явно вызывали у окружающих нездоровую зависть. Рысь заметил, с каким вожделением поглядывали на них какие-то юные оборванцы – то ли слуги, то ли свободные жители Гретарка.

Солнце сияло в небе, теплый ветерок, пахнущий навозом и сеном, навевал мысли о близкой весне. На холмах снег уже весь растаял, а может, тут его и не было – всю зиму поливали дожди. Простившись с трактирщиком, путники выехали на скользкую дорогу, круто взбирающуюся на холм, к разбросанным домишкам селения. Когда подъехали ближе, стало видно, что в большинстве своем это именно дома – бревенчатые, добротные, с посаженными вокруг деревцами, – а вовсе не убогие хижины. Да, действительность сильно отличалась от того, что писал Тацит, – эту мысль, щурясь от солнца, и высказал Юний слуге.

– Я думаю, господин, во времена Тацита варвары жили куда беднее и только благодаря римлянам стали богатыми и зажиточными, – неловко сидя на покрытом толстой попоной крупе коня, предположил Флакс.

Рысь покачал головой:

– Нет, вряд ли я соглашусь в этом с тобою.

– О, мой господин…

Юний недовольно сплюнул:

– Послушай-ка, любезнейший Флакс, перестань называть меня господином – с тех пор как я коснулся тебя преторским жезлом в присутствии легата, ты уже больше не раб. Вот уже несколько дней ты – мой клиент, вольноотпущенник и слуга. Так и называй меня, как полагается, не господин, а патрон!

– Слушаюсь, мой патрон.

– Так вот, Флакс, полагаю, насчет Тацита ты не совсем прав. Сей ученейший муж писал не столько о германцах, сколько о римлянах. Варвары у него – лишь необходимый для сравнения элемент. К примеру, он пишет о том, что все германцы отличаются высокими моральными качествами – никто не соблазняет чужих жен, девушки чуть ли не до старости сохраняют девственность, а юноши не знают и не хотят знать свободной любви. Ой ли? Так ли это? Думаю, что не так, любезнейший Флакс. Говоря о варварах, Тацит лишь подчеркивает разврат и лень римлян, по сути, до германцев ему нет особого дела… Эй, эй, Флакс – нам прямо.

Слуга уже заворотил коня на повертку, спускающуюся с холма к реке, – оттуда можно было вскорости достичь виллы Октавия.

– Эй, – закричал ему Рысь. – Поворачивай же!

Завернув лошадь, Флакс с удивлением воззрился на своего молодого патрона:

– Нам ведь на виллу…

– Не сейчас, – зачем-то посмотрев назад, покачал головой Юний. – Мы еще слишком близко от постоялого двора, нас могут оттуда увидеть.

– Так ты думаешь, его хозяин следит за нами?!

– Не думаю, а знаю почти что наверняка! Этому варвару слишком понравились наши кони. Видал, с какой алчностью он на них смотрел?

Старый слуга задумался и вздохнул:

– Но тогда…

– Ты правильно догадался, Флакс, – молодой юрист усмехнулся, – хозяин постоялого двора ближе к ночи обязательно вышлет за нами погоню. Если уже не выслал.

– Как же нам быть, го… патрон?

– Нам следует побыстрее подняться на холм и, скрывшись из виду, немедленно повернуть обратно, – поправляя попону, пояснил Юний. – И не вдоль реки – та местность хорошо просматривается от деревни. Нет, мы повернем на запад и, быть может, даже заночуем у одного из местных землевладельцев.

– Заночуем?

– Как ты думаешь, он нас пустит? Прилично мы выглядим?

Флакс кивнул. На его взгляд, как и на взгляд любого римлянина, они оба и в самом деле выглядели не так уж и плохо, особенно Юний, одетый в желтокоричневую шерстяную тунику с затейливым орнаментом по подолу и вороту, узкие шерстяные штаны, подбитый беличьим мехом закрытый плащ-пенулу, под которым легко прятался гладиус в кожаных ножнах. Именно так одевались путешественники, так что подозрений возникнуть не должно.

Уже смеркалось, когда путники, свернув с дороги, подъехали к высокой ограде, сложенной из массивных, плотно пригнанных друг к другу камней. За оградой виднелись высокие деревья – кажется, яблони – и крытая коричневой черепицей крыша. По обе стороны от ограды тянулись ограждения поменьше, но тоже каменные, идущие вокруг огорода, полей и пастбища. Даже русло протекавшего по участку ручья было заботливо выложено камнями. По всему видно – владелец земли обосновался тут давно, всерьез и надолго.

Раб-привратник, отворив ворота, внимательно выслушал путников и, попросив обождать во дворе, пошел доложить хозяину. Внутри вилла выглядела так же основательно, как и снаружи – просторный, вымощенный булыжниками двор, каменный дом с колоннадой и высокой башней, хозяйственные постройки, тоже большей частью каменные, – амбары, конюшня, птичник. Везде копошились работники: перекрывали в одном из амбаров крышу, чистили конюшню, разбрасывали по полю навоз.

– Будьте гостями! – вернувшись, доложил раб. – Господин ждет вас в доме. Входите. И не беспокойтесь, о ваших лошадях позаботятся.

Вслед за слугою путники вошли в дом, оказавшись в просторной прихожей с мозаичным полом, расписанными разноцветными красками стенами и узенькими изящными лавочками, меж которыми стояли небольшие раскрашенные статуи, изображавшие то ли императоров, то ли родственников хозяина виллы.

– Пожалуйста, снимайте плащи, и прошу вас в таблиниум, господа! – Изогнувшись в полупоклоне, прислужник принял от гостей плащи и принес домашние сандалии – переобуться. Переглянувшись, Юний и Флакс уселись на лавочки и, отвергнув предложенную помощь, принялись стаскивать обувь.

Как и предупредил раб, хозяин виллы ожидал их в трапезной. Это был высокий, могучего сложения человек, крепкий, словно старый дуб, со смуглым, покрытым многочисленными шрамами лицом старого солдата. Небольшая седоватая бородка и умный взгляд карих, с красноватыми прожилками глаз делали ветерана похожим на философа.

– Сервий Кальвизий Лонгин, – с достоинством представился старый легионер. – Лет десять назад – центурион «Примигении», а ныне, изволите видеть, землевладелец.

– Рад знакомству, – приветливо кивнул Рысь и показал на скромно стоявшего позади Флакса. – Я со своим слугой добираюсь в Колонию Агриппина по коммерческим делам, знающие люди не советовали останавливаться на постоялых дворах, и…

– Правильно не советовали, – усмехнулся Кальвизий. – Тут ведь у нас разбойник на разбойнике! И многие связаны с теми шайками, что промышляют за рекой. Кто порекомендовал остановиться у меня?

Ага! Юний ненадолго задумался – не таким уж и гостеприимным при ближайшем рассмотрении оказался этот Кальвизий Лонгин, вдруг да прогонит без рекомендации. Вполне может. Похоже, он чувствует себя вправе творить, что хочет. Кажется, он упоминал «Примигению», то есть двадцать второй легион, основанный когда-то Калигулой.

– Один мой приятель, он служит в двадцать втором легионе…

По улыбке, промелькнувшей на хмуром лице бывшего центуриона, Юний понял, что угадал. Кальвизий довольно кивнул и гостеприимно указал рукою на ложе, правда не забыв осведомиться о мифическом приятеле гостя.

– Авл Юлий Муск – так его имя, – не задумываясь, соврал Рысь. – Он прослужил уже лет восемь…

– А, тогда я его не знаю, – ветеран почесал бороду, – видно, кто-то из старослужащих рассказал ему обо мне. Что ж, рад буду оказать услугу. А о твоем слуге позаботятся. Он раб?

– Вольноотпущенник.

– Хорошо.

Кивнув, Кальвизий кликнул раба и, поручив ему Флакса, самолично разлил по бокалам вино из серебряного кувшина, стоявшего на узорчатой подставке.

– Угощайся! Вон там, на блюде, жареные дрозды, в вазе чесночный соус – очень рекомендую.

И соус, и дрозды, и мягкие, видно, только что испеченные хлеба оказались на удивление вкусны, вот только что касается вина… По вкусу это была самая обыкновенная брага, сдобренная изрядным количеством хмеля.

Завязалась беседа, в процессе которой говорили о многом: о шумной жизни в Могонциаке и Августе Треверов, о легионах и имперской политике, о германцах, которых Кальвизий почему-то считал полнейшими скотами, о соседях…

– Нет, про жителей Гретарка ничего плохого пока сказать не могу. – Потянувшись, хозяин пододвинул поближе к гостю вазу с соусом. – Я с ними не ссорюсь – не из-за чего.

– И они не имеют к тебе никаких земельных претензий?! – удивился Рысь.

Старый легионер хохотнул:

– Попробовали бы! Я своих слуг не обижаю и, если понадобится, могу выставить два десятка обученных и хорошо вооруженных бойцов. Хизульф, староста, об этом хорошо знает. Да к тому же и поводов нет – границы моего участка проводил сам Тревизий, вот уже был человек! Умнейший, исполнительнейший… Жаль, давно умер.

– Удивительно! – покачал головой Юний. – И соседи тоже не имеют претензий? Обычно ведь как бывает – живут себе и живут, а потом начинается: это поле мое, и ручей, и часть рощицы…

– Ну, у нас такого нет. Кроме деревенских, у меня один сосед – старина Лициний, Лициний Вер, верный боевой товарищ. Нам с ним делить нечего! Двое моих сыновей сейчас у него в гостях – собрались половить рыбку, Лициний страсть как падок на это дело, а я вот предпочитаю охоту.

– А другие соседи? – не отставал Рысь. – Гретиарий, Манлий, Октавий?

– Этих я плоховато знаю, – помолчав, признался Кальвизий. – Они ведь не так давно получили свои участки – вряд ли больше пяти лет прошло. Да и не из нашего легиона они, из «Августа».

– «Августа», – тихо повторил Рысь. – Восьмой легион.

– Да, верно, восьмой. Он всегда уступал «Примигении»! Так вот, насчет тех ребят, что получили участки… Я слыхал, они друг с другом едва не разодрались из-за земли, да еще и с местными что-то не поделили. Гретиарий обвиняет Хизульфа в том, что тот незаконно распахал его луга, Манлий хочет прибрать к рукам ручей, что издавна принадлежал деревне. Гретиарию, говорят, тоже не живется спокойно. А в восьмом легионе испокон веку никакого порядка не было!

Окончив обедать, гость с хозяином еще немного поговорили о всякой ерунде, типа видов на урожай и цен на свежую рыбу, после чего вышли во двор – проветриться. Вернее, выйти-то собирался один Кальвизий, а Юний уж с ним навязался – чего одному сидеть? Да и спать пока не хотелось.

Вечер – впрочем, ночь уже – выдался спокойным и тихим. Чуть подморозило, под ногами похрустывал тонкий ледок, небо над головою блистало желтыми звездами, и золотистый месяц заливал всю округу мерцающим, каким-то колдовским светом. Видно было далеко – до самого урочища. Еще бы – ведь вилла Кальвизия располагалась на вершине холма. Вон лес, темный и мохнатый, вон – рощица, по левую руку блестит отраженными звездами Рейн, маячат заборы и домишки Гретарка, а далеко за рекою видны мерцающие костры алеманов.

Страшный, ни на что не похожий вой вдруг разорвал тишину. Рысь вздрогнул и прислушался – вой доносился откуда-то издалека, может, из-за реки, а может, и со стороны урочища.

– Здесь много волков? – обернувшись к хозяину, негромко спросил Юний.

– Хватает, – Кальвизий откликнулся с какой-то неохотой и, зачем-то обернувшись, понизил голос: – Только местные считают, что так воют не волки!

– Не волки?

– То есть не совсем волки. Оборотень!

– Да-а, – Рысь покачал головой. – Веселые у вас тут места. Хорошо, что мы не пустились в путь ночью.

Ветеран неожиданно рассмеялся:

– А и пустились бы, так ничего бы с вами не сделалось. Оборотень обитает в Черном урочище и редко покидает свое логовище.

– Что же вы его не убьете? Не можете справиться?

– Зачем? – пожал плечами Кальвизий. – Он никогда не нападает на местных… если те не заходят в урочище.

– А что бывает с теми, кто заходит?

– Загрызет! – со спокойной уверенностью отозвался старый солдат. – Правда, туда и ходить незачем – одни горы да буреломы.

Вой закончился так же внезапно, так и начался. Было слышно, как в наступившей тишине храпели на конюшне кони.

Утром – а оно неожиданно выдалось туманным, хотя ясные ночные звезды обещали другое – Юний и Флакс, простившись с гостеприимным хозяином, направились на виллу Октавия. Молодой юрист узнал от Кальвизия много интересного и теперь чувствовал, что едва не упустил что-то важное в своих умственных построениях. Это важное следовало выделить, для чего нужно было сперва хорошенько поразмышлять, и желательно заняться этим побыстрее, вот Рысь и торопил коня, недовольно поглядывая на отстававшего вольноотпущенника. Подъехав к деревне, Юний остановился у околицы, с интересом посматривая на беспорядочно разбросанные хижины, чернеющие в зыбком утреннем тумане. Где-то неподалеку вдруг послышался стук копыт. Рысь прислушался – кто-то торопливо скакал со стороны виллы Лициния Вера. Да не один всадник, похоже, целый отряд. Ну да – и все куда-то спешат, ругаются. И это явно не римляне.

Юний быстро спешился и, взяв коня под уздцы, укрылся за старым стогом невдалеке от дороги. Погладив лошадь по гриве, осторожно высунул голову – четверо всадников в волчьих германских плащах, хмуро ругаясь, проехали мимо и исчезли в туманной дымке. Интересно, где их носило всю ночь?

Ха! Рысь вдруг расхохотался. Ну, конечно же! Не этих ли ребятишек послал по следам его и Флакса ушлый трактирщик Эрлоин?! Хотел заиметь лошадок, так-так… А ребятишки-то опростоволосились, и не по их вине – Рысь оказался уж слишком осторожным и хитрым. Можно себе представить, какую взбучку задаст своим парням Эрлоин! Так им и надо, ишь, взяли моду разбойничать. Однако где же Флакс? Что-то долгонько его не видать.

Вскочив на коня, Юний немного проехал обратно и натолкнулся на одинокую лошадь вольноотпущенника. Гм… Интересно, а где же сам всадник?

– Эй, Флакс! – негромко позвал Рысь.

– Я здесь, господин, – голос слуги раздался словно из-под земли.

Юний спрыгнул с коня и еле удержался от смеха, увидев выпростанную из придорожных кустов руку – похоже, старый слуга все ж таки сверзился с коня, хорошо хоть не сломал себе шею.

– Вставай, вставай, лежебока! – Рысь помог Флаксу подняться и вдруг услышал песню.

выводил красивый девичий голос.

Рысь закусил губу – именно эту песню когда-то напевал отец. Это была песня его племени. Выходит, и здесь есть словены. Или венеды, как их называют римляне? Но – кто, откуда?

Песня вдруг резко оборвалась, послышались какие-то крики, хрипло заржали кони – и вот уже небольшой отряд всадников, выскочив из тумана, поскакал прямо по стернине. Впереди всех, пригнувшись к гриве коня, несся молодой воин с длинными светло-русыми волосами. Миг – и неведомые всадники исчезли в дубовой рощице. Кто это были? Какое-то местное племя? Или явившиеся из-за реки разбойники-алеманы? Юний слышал, что в их бродячих шайках кого только нет – маркоманы, квады, тевтоны, кимвры, даже ободриты. Почему бы не быть и венедам?

Впрочем, пора и честь знать.

– Ты как, старина? – Рысь обернулся к Флаксу. – Готов продолжать путь?

– Готов, мой патрон, – жалобно проскрипел слуга. – Сказать по правде – скорей бы уж оказаться дома.

Дома – пока на вилле Октавия – они оказались лишь после полудня, а до этого времени Юний тщательно осмотрел угодья Гретиария и Теренция. По колено в грязи, мерил шагами межу, что-то бормотал про себя, не обращая никакого внимания на стенания старого Флакса.

А вечером пристал к Октавию, снова завалив ветерана вопросами о соседях, после чего поднялся в отведенную для него комнату. Опять разложил на столе таблички, чувствуя, как охватывает тело приятная дрожь, как всегда бывало перед сложным и опасным делом. Но в данном случае опасности никакой не было, по крайней мере пока. А насчет сложности… Да, по этому делу было над чем подумать.

Рысь взял в руки каламус… Итак: вот здесь, внизу, пусть будет Теренций, сверху – его сосед Гретиарий, еще выше – Кальвизий, за ним – Лициний Вер, тут – деревня, за ней – Манлий и чуть ниже – Октавий. Похоже, все… Теперь спорные земли: клочок пергамента сюда, между Манлием и Октавием – пресловутое «гречишное поле». Добавить между Манлием и Гретарком – «ручей», между Гретарком и Октавием – «пастбище». Да, не забыть, что Гретарк – это не имя землевладельца, а деревня херусков. Так… Теперь – Гретиарий и Теренций. Есть там такой небольшой овражек меж их участками, а в овражке том чего только нет: орешник, крыжовник, малинник. Лакомый кусок, из-за него Гретиарий с Теренцием каких только гадостей друг другу не делают, наверняка вскорости и судиться надумают, как прознают про Октавия… А что там между Гретиарием и Гретарком – похоже, луга? Да, они и есть. Гретиарий их, как водится, считает своими, ну а у старосты деревни Хизульфа на их счет явно имеется совсем другое мнение…

Рысь с удовлетворением оглядел стол. Что получилось? А получилось, что все здесь друг с другом враждуют, только Кальвизий с Лицинием Вером – белые и пушистые, как недавно народившиеся котята. Странно… Как это их миновала общая участь?

Юний подспудно чувствовал, что в сложившейся общей картине чего-то не хватает, каких-то штришков, маленьких, почти незаметных, но крайне важных для общего понимания дела. Вот, к примеру, что это за пустое место? Сверху – вилла Октавия, с левого бока – Теренций и Гретиарий, справа – Рейн… А внизу? Что у нас там внизу? Кажется, какие-то непроходимые лесные дебри или болотные топи – в общем, ничего особенно интересного. Что же это за пустота?

Рысь вдруг расхохотался. Ну конечно же – Черное урочище! И как интересно получается: участки Теренция, Гретиария, Октавия непосредственно к этому урочищу примыкают, и все трое прямо погрязли в земельных спорах либо друг с другом, либо с деревней. Очень интересно… И вот еще что не забыть: все эти трое – землевладельцы относительно новые и владеют своими участками не больше пяти лет. Кальвизий же и Лициний Вер живут здесь уже десять лет. И безо всяких конфликтов. Ну, дела… Тут поверишь, будто само Черное урочище провоцирует земельные споры! Или кто-то очень хитрый и сведущий в земельном праве! Но зачем ему это?

И в этот момент Юний вновь услышал вой. Осязаемо близкий – ведь урочище располагалось рядом, всего-то милях в двух от виллы Октавия, – он врывался в душу с какой-то явно ощутимой насмешкой, словно бы дразнил молодого юриста: а вот попробуй-ка разберись во всем этом, распутай клубок.

– И разберусь! – поклялся сам себе Рысь. – И распутаю. Дознаюсь обо всем – и что это за урочище, и кто мутит воду… И даже – кто была та девушка, что пела древнюю песню венедов?

Не в силах заснуть, Юний вышел во двор. По небу, закрывая звезды, бежали черные облака, где-то за полем, на вилле Манлия, истошно лаяли псы. Рысь бросил взгляд в сторону урочища и уловил мерцающий огонек на горе, окруженной мертвым лесом. Что это – упавшая с неба звезда или ее отблеск в какой-нибудь затянутой тонким ледком луже? Нет, непохоже. Неужели костер? Но кто его там жжет? Оборотни? Странное занятие для этих злобных существ.

Будь у него хотя бы пяток, а лучше десяток верных воинов и надежный проводник, Рысь, наверное, решился бы осмотреть гору, но сейчас, увы, ничего подобного не было. И тем не менее урочище требовалось обследовать, только, конечно же, не теперь. Кроме воинов, которых можно позаимствовать у Октавия, вооружив слуг, неплохо бы иметь и проводника. Да и вообще, к встрече с оборотнями необходимо хорошо подготовиться.

Назавтра, простившись на время с хозяином виллы, Юний и его слуга отбыли в Могонциак вместе с груженными кожей и рыбой возами, которые Октавий по договоренности отправлял одному из оптовых торговцев. Трудолюбивые мулы неспешно тащили возы, не обращая никакого внимания на грязь и колдобины – до хорошей, построенной римлянами дороги от виллы Октавия приходилось тащиться мили четыре. Моросил нудный дождик, но Юний не кутался в плащ, даже отбросил капюшон, часто поглядывая в сторону Черного урочища. Вот она, та гора, где ночью горел костер. Ничего не скажешь, вид в достаточной степени угрюмый, да еще погода… Рысь поежился.

Дорога между тем потянулась лесом. Сумрачные мохнатые ели обступили ее с обеих сторон, касаясь колючими ветками сидящих на возах людей. Ободья колес тонули в липкой красновато-желтой грязи, и время от времени возчики помогали мулам – слезая, подталкивали возы плечами. Во время одной из подобных остановок, когда один из возов застрял в грязи особенно крепко, Юний прошел чуть вперед, к узенькой и совсем уж, казалось бы, непроезжей повертке, что примыкала справа… На повертке этой виднелись свежие следы и узкая колея. Кто-то не так давно проезжал по ней в легкой одноколке – уж это-то Юний смог определить по следам. Одноколка – повозка римская, местные такими не пользовались. И кого же из римлян понесло вдруг в эти жуткие места? Повертка-то, между прочим, вела прямиком к урочищу!

Немного постояв у поворота, Рысь нагнулся, поднял небольшой кусочек красновато-желтой глины, помял его в руках, завернул в пожухлый лист, уцелевший с осени, и спрятал в заплечную суму.

Дождь все шел, беспрестанно и нудно, однако возы вскоре выбрались на мощеную дорогу и уже без всяких препятствий покатили к Могонциаку. А дождь все лил…