Легат Посняков Андрей
Юний бросил в бой вторую шеренгу, за ней – третью, четвертую. Наступление варваров задохнулось – хотя и римские ряды поредели. Однако до конца сражения еще было долго. Враги бросались на щиты, рыча, словно дикие звери. Рогатины их доставали легионеров, и уже казалось было, что варвары все ж таки прорвутся к лесу… Надо было беречь людей, и Юний приказал центуриям расступиться, открывая узкий проход, куда тотчас же ринулись враги, надеясь ударить римлянам в бок. Однако не тут-то было! Повинуясь команде, центурии умело развернулись, вновь ощетинясь копьями. Римские шеренги сделали вперед десяток шагов, сдавили вошедший в плотный строй вражеский клин, пуская в дело мечи.
Юний следил, чтоб не забывали держать свободным узкий проход к лесу. Лязгали мечи, пели трубы, тяжело дышали воины. Там и тут слышались громкие воинственные крики, кто-то хрипел, кто-то скрипел зубами, в воздухе свистели стрелы.
Прорвавшиеся – вернее, это им так казалось – враги побежали к лесу. Правда, не все, кое-кто – наиболее опытные и хитрые – надумал пробиваться к реке. Зря! На берегу уже расположилась центурия весельчака и жизнелюба Аврелия Фаста. Пилус приор Авл Лумиций Алтус со своими людьми поджидал противника в засаде, в лесу, куда только что с воплями подбежали спасающиеся бегством варвары. Их там неплохо встретили, судя по воплям.
– Legio – patria nostra! – повинуясь общей команде, ринулась в атаку центурия Аврелия Фаста.
Рвущиеся к реке варвары – вернее, их часть – попытались обрушить ряды легионеров с разбега. Знакомая тактика…
Рысь встревожился, увидев, как наперерез вражинам выбегают пришедшие в себя люди старейшины Тарха. Напрасно вы так, ребята, совсем напрасно… Нет, хватило все ж таки ума остановиться на фланге. Впрочем, Фаст и без них бы не подкачал.
Что такое?
Юний удивленно повернул голову. Один из прорывавшихся к лесу варваров вдруг остановился и, выставив вперед копье, побежал прямо на центурию. Безумец! Впрочем, нет, не безумец. Немного не добежав до щитов, вражеский воин, не снижая скорости бега, резко опустил копье и, прорвав первую шеренгу, лихо перемахнул через головы остальных.
– Неплохо, – усмехнулся Рысь. – Читал, что так когда-то делали даки.
А варвар, выхватив из-за пояса нож, бросился на того, кто стоял сейчас между ним и рощицей, – на Юния. Молодой, сильный, с едва пробивающимися усиками и бородкой, в широких полотняных штанах и с обнаженным торсом.
Рысь любовался на врага недолго. Острое чутье охотника и солдата помогло обнаружить еще пару вражеских воинов – те неожиданно выбежали сзади, из рощицы. Откуда они там взялись? Ах, да, вероятно, скрылись от центурии Алтуса. Впрочем, рассуждать было некогда. Трое – это не один. Нападать, только нападать!
Как можно быстрее, не дожидаясь, пока подбежит несущаяся из рощицы парочка, Юний сделал несколько быстрых выпадов и заставил варвара отступить. Ну, еще бы – нож против длинного меча. Ага – вот подоспели и те двое, закружили вокруг воронами. В руках – короткие копья. Рысь немедленно ринулся в атаку, ударил по древку копья и, тут же развернувшись, молнией налетел на другого варвара, нанеся сильный, с оттяжкой, удар. Противник успел подставить копье и с удивлением выпялил глаза на вдруг завертевшегося смерчем соперника. Рысь закружил, словно сияющий мечом-молнией вихрь, быстро нанося удары.
Раз! – треснуло древко копья. Два! – схватившись за живот, повалился на землю тот, что с ножом.
Три! – полетело на землю выбитое копье. Четыре! – снова брызнула кровь…
Тут как раз подоспела подмога, без особой, правда, надобности.
Наклонившись, Юний устало обтер с меча кровь высохшим духовитым сеном.
– Этих – связать, – кивнув на обезоруженных врагов, приказал он. – Поговорим с ними позже.
А бой уже подходил к концу – на пожне повсюду валялись убитые, торжествующе ревели трубы, и лишь на самом конце луга, у рощицы, еще отчаянно сопротивлялась небольшая – с полдесятка – группа врагов.
– Кто вы, чужеземцы?
Юний обернулся, увидев подошедших к нему людей – седобородого старика, впрочем, еще достаточно крепкого, и кряжистого широкоплечего мужика с густой светло-каштановой бородой и приветливым взором. За ними маячил худенький юноша в разорванной, покрытой кровавыми пятнами рубахе и с расцарапанным лицом. Юношу Рысь узнал сразу – тот самый пастушонок, Зарко. А вот эти…
– Ант Юний Рысь, – сняв шлем, учтиво представился Юний. – Легат… Э… Правитель Нордики, озерного града.
– Слыхали, – седобородый важно кивнул, а Юний про себя улыбнулся: еще бы не слыхали… Он покосился на Зарко, и тот поклонился.
– Я – Тарх, старейшина людей Птицы, что плавает в камышах, – старик с достоинством поклонился, – это Ведогаст, а это – Брячислав, Умеющий разговаривать с богами.
Жрец и старейшина склонили головы.
Птица, плавающая в камышах… Таким поклонялись племена веси. Юний задумался:
– Так вы что же, весяне?
– Нет, – качнул головой Тарх. – Мы пришли с юга. Из тех, кто ведает слово… Как, наверное, и ты? – Он бросил на собеседника умный внимательный взгляд.
– Да, я тоже из сло-вен, – Рысь снова взглянул на Зарко, скромно маячившего позади своих более солидных сородичей. – Сын Доброя.
– Слыхали… Род Доброя погиб?
– Да, почти весь…
В этот момент к Юнию подошли центурионы – доложить о победоносном окончании битвы.
– Что ж, все хорошо, что хорошо кончается, – улыбнулся легат. – Возвращайтесь в город. Можете предварительно допросить пленных.
– Уже пытались, – Хирольд ухмыльнулся. Хитрый сигамбр… – Правда, не очень-то они хотят разговаривать, бормочут что-то непонятное. Впрочем, и без их слов понятно – они явились за скотом и рабами.
– Ах да, – Рысь почесал потную шевелюру, – они же не понимают латынь.
– Я говорил с ними и на языках германцев, – оглядывая местных, пояснил Хирольд. – Наверное, ты сможешь их понять.
– Может быть, – кивком простившись с центурионом, Юний повернулся к собеседникам. – Это – мои воины, – он с гордостью показал рукой на когорты, – наш отряд внезапно столкнулся с напавшими на вас людьми… Кстати, откуда они?
– Не знаю, – прищурился старейшина.
Рысь спрятал улыбку. Ага, не знаешь ты, как же. Не хочешь говорить – так будет вернее. Ну, и пес с тобой, дознаемся сами.
– У вас много погибших? – поинтересовался Юний.
– Хватает, – Тарх сжал губы. – Ты говоришь со своими воинами на чужом языке. Они не словене?
– Они римляне, – Рысь не счел нужным скрывать.
– Римляне?! – не сдержал удивления Брячислав. – Здесь, в наших местах?
– Римляне могут быть везде, – повернув голову, назидательно пояснил ему Тарх. – Такой уж это народ.
Ага… Юний почесал светлую, аккуратно подстриженную бородку. Оказывается, эти люди знают о Риме. Хотя ничего удивительного…
– Я бы хотел пригласить в гости ваших нобилей… Э… – Рысь задумался, вспоминая подходящее слово. – Вождей вашего племени. Ворота нашего града всегда гостеприимно открыты.
– Почему вы помогли нам? – наконец прямо спросил старейшина.
Рысь широко улыбнулся:
– Omnes, quantum potes, juva – всем, сколько можешь, помогай. Вы – наши соседи, а соседи должны помогать друг другу. К тому же те, кто напал на вас, убили наших людей. Как думаете, они могут явиться еще?
– Кто знает? – Старейшины и жрец переглянулись, и Юний понял, что этот вопрос их очень тревожит. Даже хотел было высокопарно произнести нечто вроде того, что в случае нового нападения племя Птицы может найти защиту за стенами Нордики, однако вовремя остановился. У собеседников мог сразу же возникнуть вопрос, а какую цену они должны заплатить за эту защиту? Пожертвовать своей свободой? Так лучше тогда укрыться в лесах. Нет, рано еще было говорить на эту тему, рано…
К беседующим подходили люди, терпеливо ожидающие окончания беседы. Построившиеся в колонну центурии в строгом порядке покидали луг, вызывая завистливые взгляды мальчишек. Трупы – и врагов, и своих – аккуратно снесли к рощице, в тень. Кто-то плакал, а кто-то счастливо смеялся, какая-то совсем молоденькая девчонка с блестящими голубыми глазами, подбежав к Зарко, дернула его за руку. Парень, увидев ее, просиял. Отбежав в сторону, они о чем-то быстро заговорили. Но Юния гораздо больше интересовали Тарх, Ведогаст и Брячислав. Эти трое живо распоряжались всеми сородичами. То и дело к ним побегал высокий молодой человек с черной бородкой и висевшим на поясе мечом – похоже, это был военный вождь. Однако молод. Наверняка еще не набрал должного уважения, чем, похоже, и пользуются старейшины, особенно – Тарх. Во-он, все к нему бегут за приказами, редко – к жрецу, а к этому молодому и вообще почти никто не подходит.
Солнце уже поднималось к зениту, освещая стерню с желтовато-зелеными копнами сжатого сена, поверженные палатки, шалаши и черные проплешины гари, еще дымящиеся так и не разгоревшимся пожаром. Слава богам, люди Птицы не дали распространиться огню – выгорело лишь с десяток копен, убыток, конечно, но не такой уж значительный. Юний вдруг подивился мудрости старейшины – упомнить во время кровавой схватки о сене, выделить людей на тушение пожара – не каждому вожаку это под силу, далеко не каждому. Отдав распоряжения, Тарх пошептался о чем-то с Ведогастом и Брячиславом, а затем вновь подошел к Рыси.
– Мы согласны навестить твой род, – негромко промолвил старейшина. – Но прежде ты посети нас. Убитым будет приятно, если на их тризне будет присутствовать наш соплеменник из славного рода Доброя.
Глава 5
Июнь 236 г. Южное Приладожье
Невда
Доставлять на пирах удовольствие людям
Некогда было в обычае, бой кровавый устроив.
Страшные зрелища эти бьющихся друг против друга
С пиром всегда сочетались, и часто бывало, что
Кубки были обрызганы кровью, и кровью немалой
Залиты пира даже столы.
Силий Италик
Поприсутствовать на тризне? Почему бы и нет. Юний кивнул старейшине и следом за ним направился вниз, к реке, где покачивались у плеса небольшие челны, до которых враги так и не сумели добраться.
Четверо здоровенных легионеров – телохранители легата, до сих пор по приказу своего господина сражавшиеся в рядах легионеров, бдительно осмотрели лодки.
– Твои стражи могут не переживать, – произнес Тарх, пряча усмешку в седых усах. – Наши челны надежны, к тому же – не так и далеко плыть.
Рысь улыбнулся:
– Ты говоришь, что лодки надежны? Верю. Но, видишь ли, достопочтенный рекс, мои воины привыкли поступать так, как им предписано, – и я не собираюсь противоречить им, пусть делают свое дело как надо.
– Что ж, – старейшина склонил голову, – пожалуй, ты в этом прав.
Они уселись в челнок – старейшина Тарх с парочкой дюжих парней и Юний с телохранителями. Парни взялись за весла, споро выгребли на середину реки, и суденышко ходко двинулось вверх по течению. Повиснувшее в белесом небе солнце отражалось в серо-голубых водах, освещая поросшие камышом и ольхой берега, холмы с высокими соснами, а кое-где сумрачные мохнатые ельники. Берега производили впечатление безлюдных, да таковыми и являлись по сути. Редкий охотник-весянин забредал в эти места, пользовавшие средь окрестных племен дурной славой – ведь именно здесь когда-то жили злобные духи лопи. Вслед за лодкой Тарха поспешал еще один челнок, в котором Юний, обернувшись, углядел крепкую фигуру Брячислава, жреца.
Наверное, они проплыли около семи миль, а может быть, и побольше, когда наконец челноки повернули к правому берегу, явно намереваясь пристать. Рысь с удивлением всматривался в быстро приближающиеся заросли ольхи, не видя пока никаких признаков присутствия людей: ни мостков, ни рыболовецких сетей, ни лодок. Ну, то, что не видно селения, было понятно: наверняка оно укрылось в лесу, быть может, вон за тем ельником. Так, чтоб было незаметно лютому и алчному взгляду.
– Приплыли, – обернувшись, соизволил пояснить Тарх. А то Рысь без него не догадался!
Однако вот и мосточки – чуть притопленные, замаскированные камышом, но добротные, сколоченные из крепких бревен.
При появлении лодок из кустов выскочил высокий подросток с копьем – стража – и что-то доложил старейшине. Тот кивнул и в свою очередь что-то быстро спросил, на что юный стражник лишь развел руками.
– Мы посылали отряд отыскать следы тех, кто угнал наших коров, – хмуро промолвил Тарх. – Наши воины до сих пор не явились. Говоришь, ваши их не встречали?
– Нет, не встречали, – Рысь покачал головой, с удовольствием подставляя лицо вдруг налетевшему ветерку. Шлем вместе с подшлемником он давно уже передал одному из телохранителей, положенных молодому легату в соответствии с занимаемой должностью. – Думаю, те, кто на вас напал, специально отвлекли их и, скорее всего, перебили.
Старейшина ничего не ответил, лишь печально вздохнул. Похоже, он и сам был такого же мнения.
Узкая тропинка, что вилась меж зарослей ивняка и ольхи, постепенно расширилась, вот путь пересек широкий ручей с перекинутым через него бревенчатым мостиком, за ним радостно забелели стройными стволами березки, а уж за березками показались поля, засеянные пшеницей и рожью.
– И что, здесь вызревает пшеница? – Юний удивленно взглянул на старейшину.
– Вызревает, – кивнул тот. – Правда, плохо. Ну да на все воля богов!
Рысь вдруг вспомнил старинный римский обычай: супругам заниматься любовью на своем земельном участке, чтоб земля была плодородной. Подобный же обычай существовал и у германцев, и наверняка здесь. Только вот помогало ли это? Да, июнь нынче выдался жарким, ну а каким будет июль, август? В здешних местах нередки и проливные дожди, и даже летние заморозки. А если неурожай? Чем кормиться? Рыбой и зверем лесным, ягодами-грибами-орехами, в общем-то, немноголюдному роду прожить можно. А вот ежели людей станет больше…
Молодой легат вдруг почти физически ощутил, какой груз ответственности он взвалил на свои плечи, основав Нордику – самый северный город империи. Пусть пока в ней не так много народа, но ведь людям требуется что-то есть, и по возможности каждый день. Осень и зиму худо-бедно перебивались дичью, рыбой да теми запасами, что захватили с собой. Часть пригородной земли – агер публикум – по решению городских магистратов раздали желающим. Увы, таковых нашлось не слишком много, да и откуда им было взяться? По сути дела, Нордика пока являлась военным поселением, крепостью-лимесом, со значительным преобладанием легионеров над всеми прочими. А легионеров нужно было кормить. Также хотели есть и немногочисленные пока городские ремесленники из числа вольноотпущенников, и все прочие. Земледельцев же оказалось мало – в основном ветераны, – и Юний втайне лелеял мысль переселить под городские стены выходцев из местных племен. Вот хотя бы этих.
Рысь посмотрел на Тарха – уж этот-то вряд ли согласится с тем, чтобы его люди куда-то ушли… Ну а если нападения врагов будут продолжаться? По сути, это на руку римлянам. Страх заставит народ Птицы, плавающей в камышах, переселиться снова – на этот раз недалеко, спустившись вниз по реке. Впрочем, можно и не переселяться – лишь платите дань за защиту. Вернее, налоги. Прав, ох прав был Каракалла, дав права римских граждан всем свободным жителям провинций. А одна из главных заповедей римского гражданина – вовремя и четко платить налоги.
Сразу за полями вдруг возник частокол, низенький, всего-то в два человеческих роста, а местами – и в полтора. Бесшумно, на хорошо смазанных кабаньим жиром петлях открылись ворота, и шагавший впереди Тарх обернулся, гостеприимно махнув рукой:
– Купава. Наше селение.
Селение – а учитывая частокол, лучше сказать, городище – по местным меркам было не таким уж и маленьким: легат насчитал шесть обширных дворов. Дома, на взгляд Юния, выглядели немного странно и как-то разномастно: преобладали обмазанные глиной полуземлянки, но попадались и срубы. И те и другие были крыты двускатными соломенными крышами, между домами копошилась мелкая живность. Собственно, никаких улиц не было – каждый строился где хотел, однако почти в самой середине селища виднелась широкая хорошо утоптанная площадь – аналог римских форумов.
С любопытством осматриваясь вокруг, Рысь поразился почти полному отсутствию народа. Завидев старейшину, из домов выходили одни старики да совсем уж малые дети. Хотя это-то, в общем, было понятно: страда, все, кто может работать, на сенокосе, включая самого старейшину и жреца.
Миновав площадь, путники прошагали к одному из домов. Внешне он ничем не отличался от прочих, если не считать размеров и количества живности, за которой присматривали полуголые дети. Завидев Тарха, дети поклонились в пояс. Странно, но из дома – бревенчатой хижины – никто навстречу не вышел. Наверняка почти все домочадцы хозяина находились сейчас на лугу, с которого, впрочем, вот-вот должны были вернуться. Все ж таки намечались похороны.
– Мы устроим тризну сегодня, – подойдя к дому, старейшина обернулся. – А назавтра – снова на луг. Надо пользоваться, пока стоят ясные дни. Прошу в мой дом, Рысь, сын Доброя.
Велев телохранителям дожидаться во дворе, легат склонился, дабы не удариться головой об низкую притолку.
Внутреннее убранство дома отличалось скромностью, быть может, показной. В углу – обмазанная глиной печь, такой же глинобитный пол, две широкие лавки вдоль стен, большой стол с деревянной посудой и неказистыми – вылепленными явно без применения гончарного круга – горшками. На стенах – волчьи и медвежьи шкуры, круглый щит, обтянутый бычьей кожей, рогатины, меч в красных, с блестящими медными накладками ножнах.
Повинуясь жесту хозяина, Юний уселся за стол, однако старейшина не торопился начинать разговор, наверное, дожидался жреца. Тот не замедлил появиться, усевшись прямо напротив гостя, приветливо улыбнулся, пригладив рукой густую бороду.
– Думаю, вы давно знаете о наших селищах. – Тарх самолично выставил на стол большую братину с каким-то напитком и испытующе посмотрел на Рысь. – Ведь так?
– Так, – не стал отпираться Юний. – Странно, если было бы по-другому.
– Наш паренек, Светозар, говорит, у вас большое селение, – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Брячислав.
– Большое, – Рысь улыбнулся. – Лучше даже сказать не селение – город. Не скрою, мы заинтересованы в мире с вами, как и со всеми местными людьми.
Старейшина и жрец переглянулись, скривились вовсе не радостно.
– Ваше войско сильно и многочисленно, – задумчиво произнес Тарх. – К тому же – хорошо вооружено.
– Думая о мире – готовься к войне, – вспомнил Рысь известную латинскую мудрость. – Но вам нечего опасаться нашего легиона. Скорее даже наоборот.
– Мыслю, за мир нужно будет платить? – усмехнувшись, вполне откровенно поинтересовался старейшина. – Чем? Зерном, шкурами, мясом? Или, быть может, людьми?
Оба они, и старейшина, и жрец, вдруг взглянули на гостя с такой неприкрытой враждебностью, словно бы это его воины чуть было не уничтожили весь род Птицы.
Юний улыбнулся. Однако эти двое вовсе не дураки и, похоже, хотят играть в открытую. Что ж, пусть так.
– Не думаю, чтоб это было очень обременительно. Все римские горожане – цивитас – платят налоги. И за это много чего имеют!
Жрец и старейшина снова переглянулись, на этот раз – озадаченно.
– Ты произнес непонятное слово, – пояснил жрец. – Циви… Как ты сказал? Кто это?
– Гм… – Рысь чуть замялся. Увы, Тарх и Брячислав не понимали латынь, и как составить для них объяснение на языке сло-вен, в котором и многих слов-то нет? Легат отпил из братины, похвалил – вкусно! – а уж затем продолжил, старательно подбирая слова: – Ну, цивитас – «граждане» – это люди, жители города. Которые, кроме обязанностей – платить, к примеру, налоги – имеют еще и права.
– Права?
– Право на имущество, на защиту, на справедливый суд, на…
– Понятно, – серьезно кивнул Тарх. – Мы и так все это имеем.
– Но вы не имеете надежной защиты, – тут же парировал Рысь. – А ведь можете иметь, можете.
– Ценой нашей свободы?
– Да поймите же, о вашей свободе вовсе не идет речь!
Старейшина угрожающе сдвинул брови:
– Пойми и ты нас, сын Доброя. Ты предлагаешь отдаться под вашу власть… так, так, не возражай… Но ведь мы можем просто уйти в леса.
– Жаль, если так будет…
– Или воевать с вами и погибнуть со славой!
Юний вздохнул: все ж таки надеялся, что подобного не случится. Однако правители селенья пока настроены не очень-то доброжелательно к римлянам. Пока… Посмотрим, как дальше будет.
Дипломатично оставив самый животрепещущий вопрос на потом, легат ловко перевел беседу на сельское хозяйство, затем на рыболовство с охотой. Ничего нового тут не узнал, зато собеседники разговорились. Землю, как Рысь и представлял, люди Птицы обрабатывали так же, как когда-то и его соплеменники – род Доброя. Выбирали место в диком непроходимом лесу, который тут был, можно сказать, везде, подсекали деревья – чтоб постепенно высыхали, теряя соки, потом срубали, пускали пал, тщательно следя, чтобы огонь не перешел на весь лес, иначе никому мало не покажется – и вот вам, пожалуйста – готовое, удобренное свежей золою поле. Корчуй пни, распахивай, сажай. Урожай – если с погодой милостивы будут боги – в первый год замечательный, во второй – чуть похуже, ну а дальше… А дальше все по новой. Снова искать в лесу подходящий участок, снова подсекать, корчевать, распахивать. Для одной семьи – даже для большой – непосильное дело. Только – всем родом, миром. Тяжек труд хлебороба, особенно здесь, в лесах, бывало – и надрывались, умирали. Да что для рода жизнь отдельного человечишки? Так, песчинка, не более…
– Прибавится сегодня домов в поселке мертвых, – тихо произнес Тарх. – Да и то, давно надо было бы направить посланцев к богам – молить о будущем урожае.
– Погибшие вряд ли будут молить об этом, – жрец Брячислав скорбно поджал губы. – Вот если бы особый посланник… посланница… Думаю, боги бы не отказали ей в просьбе.
– Посланница? – Старейшина удивленно поднял глаза. – Так ты уже…
– Враги убили Витеня из рода старейшины Ведогаста… Славный был юноша.
– Ну… – Тарх, похоже, пока не очень-то понимал, куда клонит жрец.
– А в твоем роду у него осталась невеста, Невда, – Брячислав улыбнулся. – Кроткая, красивая девушка. Умница и хозяйка добрая. Убивается сейчас, плачет…
– Зря… – Тарх шмыгнул носом.
– Вот и мне ее жаль. У них с Витенем-то по осени и свадебка сговорена была. Так, вот, мыслю…
Старейшина шутя погрозил жрецу пальцем:
– Ах, вон ты чего задумал! Невда ведь и работящая, эвон, как снопы кидала. Большая от нее польза роду, большая…
– Тем приятней богам… да и ей.
– Ей-то ясно… А кто здесь работать будет? Мы с тобой?
– А вдруг боги нашлют дожди или холод? Мы ведь до сих пор не принесли им хорошей жертвы. Тот хромоногий отрок не в счет – он ведь все равно был калека.
– Какой-никакой – а все же заступник.
Жрец вздохнул:
– А уж какой заступницей станет Невда!
– Невда… – Тарх почесал затылок. – Да ты пойми, я ведь не против! Знаю, что и деве то приятно будет – вечно пребудет с любимым, да и нам полезно… Однако ж, может, до осени подождать, а? Тем более и отроки наши сгинули целым отрядом… – Старейшина неожиданно жалобно взглянул на своего собеседника, снова повторив сакраментальную фразу: – А кто работать будет? Ведь каждый человек на счету.
Брячислав упрямо сжал губы:
– Но ты и о деве подумай! Что ж ей, до осени плакать-мучиться?
– Ай, – Тарх отмахнулся. – Велики ли девичьи слезы? Поплачет да перестанет, нового жениха найдем.
– Вряд ли… Уж больно сильно Невда Витеня своего любила. Молвила – брошусь с обрыва в реку.
Старейшина покряхтел и, с шумом вздохнув, махнул рукою:
– Ладно. Как ты сказал – сладим.
– Вот и славно! – просиял жрец. – Так я пойду, обрадую Невду… Пусть уж не грустит, не печалится.
Поднявшись, он поклонился и вышел – лишь длинный, накинутый ради пущей важности, плащ взметнул на дворе пыль.
– Ну, – Тарх вздохнул. – Пойдем и мы. Поглядим, как готовят краду.
– Поглядим, – вставая из-за стола, согласно кивнул Рысь.
– Эх, – накидывая на левое плечо плащ – старый, но явно покупной, римский, или, скорее, из греческих эвксинских городов, – старейшина с укоризной покачал головой. – Хороший человек Брячислав, умеет говорить с богами… Но вот больно уж жалостливый, добрый. Всех-то ему жалко, о каждом душа болит. Так ведь и у меня болит, что я, от дурости, что ли, хотел деву небесного счастья лишить? Нет… Как бы и другие за ней не захотели, вот что! – Прищурив глаза, Тарх посмотрел в небо, словно хотел узреть там что-то такое, вообще недоступное обозрению.
– Там, с богами-то, хорошо, – вполголоса посетовал он. – А кто здесь пахать будет?
Маленькие домики, очень похожие на настоящие, – вместилище праха – занимали целую поляну в священной роще. Туда Юний с Тархом не пошли – старейшина не собирался показывать чужаку святые места. Встали рядом, на крутом обрывистом берегу. Смотрели, как люди – мужики и бабы, молодые парни и девушки – с песнями тащат из лесу валежник и увесистые коряволапые сушины. Крада – погребальный костер – должна была гореть ярко, бурно, ведь погибших было много. Всех их аккуратно, на челнах, перевезли с луга, вымыли, обрядили в лучшие одежды (у кого были), рядом с каждым покойником положили оружие, украшения, узелок с едою – до того света, говорят, путь неблизкий, так чтоб не голодали. Ждали ночи, вернее, не ждали, а деятельно к ней готовились. Вокруг звучали протяжные песни, ничуть не грустные, а среди невеликой группки молодежи Юний, к удивлению своему, вдруг услыхал смех. Впрочем, чему было удивляться? Ведь все знали, расставание с погибшим сыном, мужем, братом, дочерью всего лишь временное. Наступит день, и они все встретятся в другом мире, чтобы потом возродиться в своих внуках и правнуках. Все всегда было и всегда будет. За осенью и зимой всегда следует весна и лето, все, что когда-то было, явится снова. Так чего же грустить? Все павшие – погибли достойно и с радостью предстанут перед богами – Велесом, Мокошью, Родом…
- Войдешь в Моренины ворота – не воротишься,
- Уйдешь по Велесову пути – не оглянешься;
- Мать сыра земля по тебе восплачется,
- Буйны ветрушки разрыдаются…[1]
– протяжно пели девушки.
Радостно было кругом, а если кто и грустил, то того не показывал. Что грустить? Ведь все опять вернется.
Вдруг песни затихли. Все остановили работу и вдруг принялись низко кланяться. Рысь с любопытством всмотрелся и увидел в отдалении, у леса, шедшую по тропе высокую девушку в длинном белом одеянии. Светлые волосы ее, распущенные, шевелил ветер, в руках виднелся венок из ромашек, на губах застыла улыбка – светлая и какая-то благостная.
– Невда, – шепотом пояснил Тарх. – Та самая, о которой говорил Брячислав.
Ах вот оно что. Рысь покачал головой. Однако девчонка не выглядит грустной. Да, похоже, она просто счастлива! Ну, еще бы… Быть принесенной в жертву. Не каждый достоин! А ей вот повезло. И с любимым скоро встретится – считай, и расставания-то никакого не было – и за род-племя замолвит словечко. Заступница, берегиня…
– Ты уж не забудь нас, Невдушка.
– Ну, что вы, люди добрые. Как можно? За-ра-ди того и иду…
– Счастья вам там, с Витеньком.
– Спаси вас боги.
Юний вдруг почувствовал, как нехорошо засосало под ложечкой. Сжалось сердце – вот еще чуть-чуть, еще немного, и эту юную красавицу сожгут вот на этой самой краде! И она тому очень даже рада. Счастлива! А ведь могла бы… Выйти замуж, осчастливив какого-нибудь хорошего парня, нарожать детей, да мало ли… И вот, такая судьба. Страшная… Хотя, нет. Для нее – никакая не страшная. Особенная. Счастливая. И очень, очень ответственная.
Незаметно пришел вечер, светлый и тихий, в белесом небе повисла серебряная луна, высветились серебристо-белые звезды. На устроенную на вершине холма краду положили погибших: мужчин, женщин, детей. Их было много, особенно мужчин, но если б не своевременное вмешательство римлян, могло бы оказаться и больше. Застывшие лица мертвых казались торжественно-радостными, такими же, как и у их живых соплеменников, собравшихся у подножия холма и постепенно, по одному, поднимавшихся на его вершину.
Юния и сопровождавших его воинов к самой краде не допустили, отвели место в стороне, у рощицы, но и оттуда все было хорошо видно – ночи стояли светлые.
– Господин легат, почему все кланялись той девчонке в белом? – нарушая субординацию, спросил один из охранников, высокий светловолосый парень. Кажется, его звали Марий, как и знаменитого в давние времена реформатора. Остальные стражи тоже навострили уши, видно, и их заинтересовал этот вопрос.
– Почему кланялись? – наблюдая за последними приготовлениями к похоронам, задумчиво переспросил Рысь. – Ее сегодня сожгут вот на этом костре вместе с погибшим женихом! Отправят к богам вестницей и заступницей.
Марий вздрогнул:
– Неужто так и будет? Ты не шутишь, командир?
Юний грустно усмехнулся:
– Отнюдь.
– Так, может, стоит попытаться ее освободить?! Налететь, схватить, увести к реке, во-он, там челны – не догонят. Птицей пролетим до самой Нордики! А, командир? Ты же всегда говорил – всем, сколько можешь, помогай!
– Что, понравилась девочка? – Легат покачал головой.
– Ну да… Вообще-то, она красивая, и, думаю…
– А ты не думай о том, чего не знаешь, Марий, – жестко прервал воина Рысь. – Отнять эту девушку у огня – значит нанести ей страшное оскорбление. Она – посланница к богам и тем гордится – посмотри на ее лицо. Это и вправду великая честь, ты же предлагаешь совершить невесть что.
– Да, – нахмурившись, неохотно согласился воин. – Это я не подумал…
– А ты всегда думай, прежде чем говорить.
Рысь отвернулся. Честно говоря, он и сам подумывал об освобождении девушки. Правда, почти сразу же отказался от этой затеи, оскорбительной не только для жертвы, но и для всех людей племени Птицы. Может быть, и в самом деле добровольная смерть для девчонки – лучшая участь? Кто знает волю богов? Все было и все будет снова. Обязательно будет. Возродится и эта девушка, и ее погибший жених. Все так. Только вот… старик Гераклит утверждал наоборот – в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Tempora mutantur et nos mutamur in illis – времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
С холма доносился густой речитатив – собравшиеся о чем-то просили богов и перечисляли все доблести погибших. Завели песню, протяжную, длинную, в ней пелось о севе и жатве, о дожде и зное, об урожае, и воле богов. Юний услышал знакомые имена – Макошь, Световит, Сварожичи… Это все были общие почти для всех сло-вен боги, но вот именно для этого рода была еще Птица, изображение которой – то ли конь, то ли утка – краснело вышивкой на белом покрывале, которое жрец Брячислав ласково накинул на плечи поднявшейся на вершину крады Невде. Рядом с девушкой, в вышитой рубахе, лежал ее мертвый жених Световит, Витень, такой же красивый, как и при жизни. Остальных убитых равномерно расположили по всей краде, но Витень все ж таки оказался в центре. За что такой почет? Ах да, он, кажется, сын Ведогаста, старейшины… Или просто умелый охотник и воин? А может быть, это все из-за девушки, невесты смерти?
На краю неба вдруг показалась черная туча. Старейшина Тарх с тревогой посмотрел на нее – успеть бы закончить покос. Рысь увидел, как он подозвал к себе нескольких молодых парней, в том числе и Зарко, что-то спросил, нахмурился, послал ребят куда-то. Юний усмехнулся – куда, гадать не надо. Ясно – на луг, копнить сено. Тризна тризной, война войною, однако сено на дожде гноить – негоже. Мудрый человек староста.
А туча между тем все наползала, медленно и неотвратимо. Вот уже закрыла почти полнеба, сразу сделалось темно, страшно, задул ветер, раскачивая ветви деревьев, погнал на реке волны.
– Знаменье богов! – воздев руки к небу, громко воскликнул Брячислав. – Боги смотрят на нас, люди!
И сразу все повалились на колени, даже старейшина Тарх. Запричитали, запели… Брячислав поднялся первым, поклонился на все четыре стороны, пригладил бороду и, улыбнувшись, громко сказал:
– Пора.
Обступившие краду люди взялись за руки, образовав хоровод, и, убыстряя шаг, пошли вокруг кострища, гулким речитативом поминая древних грозных божеств:
- Гой еси вы, Навьи Деды и Прадеды,
- Старшие во роду нашем,
- Щуры и Пращуры рода!
- Поспешите, посланцы Вещего Бога,
- Встретить душу почившего
- Внука Дажбожьего Световита…
Все быстрее кружил хоровод, все быстрее лилась песня…
- Идти тебе – не оглянуться да не преткнуться,
- А коли будет на то Свята Воля Рода,
- То и во срок свой в роду нашем вновь возродиться!
Вот уже и слова слились в сплошной гул, а хоровод все кружился, пока, по знаку жреца, все не упали на землю.
Опустившись на колени, Брячислав поклонился в сторону священной рощи и что-то долго шептал про себя, после чего, не вставая с колен, махнул рукой двум мускулистым парням. Те поклонились на четыре стороны и, быстро скинув одежду, голыми полезли на краду. За ними поспешил жрец. Все затихло, словно бы перед грозою. Да, судя по наползающей туче, она сейчас и грянет, гроза, да как бы не дождь…
Юний и его воины с интересом следили за разворачивающимся действом. Взобравшись на краду, голые парни подошли к Невде и разом поклонились ей в ноги. Девушка отрешенно улыбнулась, подняла руки, и, по знаку жреца, невесть откуда взявшаяся старуха с ястребиным носом ловко сняла с девчонки плащ и рубаху. Обнаженная, в серебряном свете луны, Невда показалась Рыси прекрасной греческой статуей. Стройные бедра, плоский живот, полная, налитая соком грудь, распущенные по плечам волосы… Да, ничего не скажешь, дева была красива. Такая вполне может говорить с богами.
Подойдя ближе, Брячислав ласково погладил девушку по плечу и кивнул парням. Те, еще раз поклонившись, подняли Невду на плечи и осторожно спустились с крады. Внизу, разгоняя сгустившуюся тьму, вспыхнули факелы. Оранжевое дрожащее пламя их заиграло на мускулистых телах юношей, отразилось в широко распахнутых глазах Невды. Девушку понесли вокруг крады, и люди поспешно уступали дорогу, кланялись, падали на колени, провожая к богам светлую деву.
– Не забывай нас, Невдушка!
– Встретишь там наших, кланяйся.
– Да пребудут с тобой боги.
Многие старались дотронуться, прикоснуться к Невде, ведь теперь она считалась святыней. Девять раз парни пронесли девушку вокруг будущего кострища, после чего вновь полезли на краду, где, рядом с мертвым Витенем, крючконосая старуха уже расстелила мягкое свежескошенное сено. К вкусному запаху травы примешивался еще один сладковатый запах – запах разложения и смерти.
Обнаженная красавица, опустившись на колени, поцеловала суженого в мертвые губы и расслабленно улеглась рядом, на сено. Внизу, под крадою, вновь запели, ритмично хлопая в ладоши:
- Огненной стрелой – в небо синее,
- Из полымени – в Светлый Ирий-Сад…
Заплясали, задергались…
И под этот шум оба парня по очереди вошли в деву. Та тихо застонала и, закрыв глаза, улыбнулась…
- Из огня-полымени святых Крад —
- К порогу Золотых Ирийских Врат…
Ритмично дергалось мускулистое тело, и жар внезапно нахлынувшей любви охватил Невду, до того девственную.
– Еще, еще, – шептала она и наслаждалась, представляя на месте парней Витеня, единственного и любимого.
- Огненной стрелой – в дальнюю даль,
- Куда не долетит птица-печаль…
Невда счастливо улыбалась. Скоро, уже совсем скоро она встретится со своей ушедшей любовью. Мертвое тело, что лежит сейчас рядом с ней, сгорит в священном огне крады, сгорит, чтобы Витень возродился вновь. И будет встреча, светлая и радостная. Скорей бы, скорей…
- В просторы неведомые,
- По Пути Велесову – по Зову Вещему…
И наползавшая туча лениво пожрала луну, и жрец Брячислав взмахнул рукою, останавливая песнь. И вновь настала тишь.
Мускулистые парни, поднявшись на ноги, еще раз поклонились Невде. Старуха, страшная, как сама смерть, ловко накинула на шею жертве веревку, концы которой протянула парням. Те посмотрели на жреца. Тот кивнул, и юноши, напрягая мускулы, потянули концы. Невда вдруг захрипела, вытянулась, забилась в агонии. Белки ее выкатившихся глаз жутко блестели. А парни все тянули, кажется, не очень умело, все никак не могли задушить, и белое тело девушки билось в конвульсиях, словно выброшенная на берег рыба.
– Эх, неумехи! – досадливо поморщившись, Брячислав вытащил из-за пояса острый нож и ловко всадил его в нежное девичье сердце.
Вот теперь – все…
– Не-ет! Не-ет! – подбегая к краде, страшно закричал вдруг какой-то подросток. Юний узнал Зарко. Ну, конечно, кому еще здесь кричать? Чья сестра-то? Хотя тут не кричать, тут радоваться за сестренку надо. Все ж таки – какой почет, какое доверие!
Кто-то из соплеменников, ободряя, обнял парнишку, увел к рощице…
Тут вдруг вспыхнула молния, ударил гром, запалив на соседнем холме высокое дерево.
Читать бесплатно другие книги:
