Грамота самозванца Посняков Андрей
– Не столько эгоизм, – вскользь, как само собой разумеющееся, заметил Юбер. – Сколько – стремление к счастью. Ведь человек, как написано у Монтеня, живет вовсе не для нравственных идеалов, а для того, чтобы быть счастливым.
– И вы с этим согласны, месье?
Привратник усмехнулся:
– Отчасти. И хотя у меня еще нет семьи… пока нет – я вполне разделяю его идеи о воспитании.
– О, да-да, – закивал Митька. – Делать из ребенка не юриста, врача, дворянина – а прежде всего умного, духовно развитого человека. Кстати, а как вы относитесь к взглядам Монтеня на государство? Ведь он утверждает, что существующее правительство – всегда самое лучшее…
– Ибо кто знает, каким будет следующее? – с хохотом продолжил привратник.
Ничего себе, привратник! С этакими-то познаниями!
Почувствовав перед собой достойного собеседника, Митрий выплеснул на него все, над чем не так давно размышлял, спорил: идеи монархиста Жана Бодена и «евангелиста» Лефевра д’Этапля, поэтическое своеобразие «плеяды» – Ронсара и Дю Белле – и безымянные трактаты о фехтовании. Даже живописцев, и тех припомнил, поинтересовавшись, кто больше нравится собеседнику – Жан Кузен Старший или Франсуа Клуэ?
– Скорее Клуэ. – Юбер улыбнулся. – «Ева – первая Пандора» Кузена меня вообще не трогает. Слишком уж равнодушная, холодная, гордая, не женщина, а мертвое изваяние, кусок камня. Другое дело – Клуэ, портрет Елизаветы Австрийской. Вы видели?
– К сожалению, нет…
– Жаль. Понимаете, перед вами юная девушка с явной печатью нежной задумчивости, словно бы не от мира сего.
Наверное, привратник, к удовольствию Митьки, сейчас пустился бы в длинные философские рассуждения о живописи вообще и «школе Фонтебло» в частности, а может, и о чем другом, но пустился бы, вне всяких сомнений, если бы не вмешался Прохор.
– А вот тот удар слева… Ты мне можешь его показать?
– Ну, конечно! – с хохотом воскликнул Юбер. – И не только его. Вы когда уезжаете?
– К сожалению, уже очень скоро. – Митрий покачал головой. – Думаю, дня через три-четыре, когда дождемся приличных попутчиков.
– Что ж. – Привратник развел руками. – Тогда давайте встретимся прямо завтра. Где бы вот только…
– На улице не хотелось бы, – тут же промолвил Митрий. – Много свидетелей, да и все же как-то странно это будет выглядеть – аббатство и приемы кулачного боя.
– Совершенно с тобою согласен, дружище, – Юбер наконец-то перешел с Митькой на «ты», что давно уже сделал в разговоре с Прохором.
– Вот что… – Привратник ненадолго задумался. – Давайте-ка, приходите прямо ко мне! Каморка у меня небольшая, но стены толстые… Да-да, там, у монастырских ворот, и встретимся. Жаль, конечно, что вы так скоро покинете наши места.
– И расскажем всем об их потрясающей красоте! – воскликнул отрок. – Она того стоит.
– Вне всяких сомнений, дружище, все всяких сомнений!
Едва Иван вошел в комнату, как сразу же почувствовал: что-то не то. Вот плащ – он вовсе не так висел… И шкаф для одежды – Иван точно помнил, что плотно закрывал дверцу, а сейчас она приоткрыта. А, наверное, заходил Жан-Поль! Ну, конечно! Интересно, где это сейчас нормандца носит? Как и Митьку с Прохором.
Спустившись вниз, в таверну, юноша перекинулся парой слов с хозяином, дядюшкой Шарлем.
Погода замечательная? О, да-да, чудесный вечер, месье! Нет, из ваших друзей никого не было. Нет, точно никого – ни Жан-Поля, ни остальных. Никто не заходил. Я, правда, вздремнул после обеда часок, но здесь была Катерина. Сейчас мы ее спросим!
– Да нет, месье Жан. – Девушка пожала плечами. – Никто из ваших не приходил, как вы ушли все с утра, так и не было.
– А больше никто не приходил? Ну, может, кто чужой или, там, новые постояльцы?
– Нет-нет! Новых постояльцев у нас пока нет, а чужие уж никак не пройдут мимо таверны. А что вы так беспокоитесь, месье? У вас что-то пропало?
«У вас что-то пропало?» – Иван хмыкнул: ну, Катерина, ну, хитра – ведет себя так, будто между ними ничего и не было. Совсем-совсем ничего. Впрочем, оно, конечно, так и надобно. Зачем зря нервировать дядюшку?
– Да нет, ничего не пропало, не беспокойтесь, – заулыбался молодой человек. – Просто волнуюсь за своих друзей – где-то они запропали?
– Да, – согласно кивнул трактирщик. – Пора бы уж им появиться.
И только он это произнес, как заявились Прохор и Митрий. Оба довольные, несмотря на растекающийся по скуле молотобойца синяк.
– Ну, наконец-то! – обрадованно воскликнул Иван. – Как успехи?
– Замечательно!
– Ладно, расскажете потом. Жан-Поля не видели?
– Нет. А он не с тобой разве?
Нормандец нарисовался лишь поздно вечером, хмельной и веселый.
– Ну, – с порога заявил он. – Если б вы только знали, с какой женщиной я сегодня познакомился!
Сказать по правде, Ивану не очень-то было интересно слушать сейчас хвастливый рассказ Жан-Поля, с куда большей радостью он бы еще раз подробно проанализировал все то, что только что поведали Прохор с Митрием… Впрочем, нет – Митрий с Прохором, именно в такой последовательности. Что ж, все подробные обсуждения пришлось отложить на утро, а пока все узкое пространство апартаментов заполонили слова нормандца.
Покинув аббатство, он, оказывается, решил прогуляться по Большой улице вниз, до самых ворот, благо чудесный солнечный день весьма способствовал прогулке. И вот там-то, у первых ворот, он и увидел паломницу – красивую молодую даму, к сожалению, не дворянку, но особу весьма богатую, про которую, наверное, лучше было бы сказать: «пока еще не дворянку» – ибо Жан-Поль вскоре не сомневался, что дворянство эта богатая и, надо сказать, на редкость красивая мадам приобретет очень и очень скоро. Просто-напросто купит землю и титул – всего-то делов! Мадам Кларисса – так ее звали – оказалась супругой оптового торговца рыбой, причем не из тех молодых безмозглых дурочек, кои ничего, кроме известных женских прелестей, из себя не представляют, о, нет, мадам Кларисса как раз была не из таких! Умная – пожалуй, даже слишком умная – полностью посвященная во все торговые дела супруга, более того – лично она их и вела, по крайней мере большую часть, затем и явилась в аббатство лично договориться о закупке, ну а заодно немного развлечься, мадам вовсе не собиралась отказывать себе в маленьких радостях жизни – и симпатичный повеса Жан-Поль д’Эвре, надо сказать, повстречался ей весьма кстати.
Ну а дальше – вполне банально и проверено временем. Дерзкий – из-под вуали – взгляд, всего лишь один, но какой! Упавший на мостовую шелковый платок… Вы уронили, мадам! Разве? Ах, да. Спасибо, любезный юноша. Прогуляться с вами по пляжу? Да, пожалуй, ведь здесь, в этих каменных стенах, так душно. О, какие прекрасные поля! А море? Вы не находите? Как там у одного поэта? Нет, не у дю Белле, у кого-то попроще… Ну, не суть. Ах, как жарко! Надо было захватить с собой веер. Искупаться? Что, прямо здесь? За теми камнями? Да, там безлюдно… Не знаю, стоит ли? Ох, какая холодная вода. Впрочем, нет, не холодная. Расстегните мне платье… А теперь – корсет, юбку… Нет, мне не шестнадцать лет, гораздо больше… нет – немного больше… О, какой вы льстец, Жан-Поль… Что вы делаете? Перестаньте… Вдруг кто увидит? О! Что же мы здесь будем… Прямо в песке? А я ведь порядочная женщина… Пойдемте-ка лучше вон на ту лужайку! Крестьяне? И что с того? Пусть смотрят, завидуют! Ну, это мы еще посмотрим, кто кого в краску введет!
– Волшебная женщина! – вздохнув, заключил Жан-Поль. – Очень красивая… и столь искушена в любви, что…
– Интересно, – заинтересовался вдруг Митрий. – Сколько же твоей красавице лет?
– О, сущая ерунда… Лет тридцать пять – сорок. Да какая разница? Дело ведь не в годах, отнюдь не в годах… Впрочем, Ми-ти, станешь постарше – поймешь. – Нормандец загадочно улыбнулся. – Она славная, эта мадам Кларисса, очень славная.
– Так ты говоришь, она – торговый партнер аббатства? – быстро спросил Иван.
– О, да. Давний партнер. Хвалила аббата, отца Раймонда, сказала – удачливый коммерсант.
– А что еще говорила про монастырь?
– Да так… Все сокрушалась о его былом величии. Жалела, что на острове мало людей – в городке около полусотни жителей и в монастыре – тридцать два, включая привратников.
Митька рассмеялся:
– Тридцать два! Надо же, какая точность.
– А она во всем точность любит, иначе б давно разорилась.
– Тридцать два, – задумчиво протянул Иван. – Тридцать два.
Наконец улеглись спать. Легкое дуновение ветерка, проникая сквозь щели в закрытых ставнях, приносило приятную прохладу в накалившийся за день дом. Где-то близко – на подоконнике или под кроватью – затрещал сверчок. Иван поворочался – что-то не спалось. То Прохор храпит, то Митька во сне ворочается, то вот сверчок этот. Тут, пожалуй, поспишь!
И Катерина, как назло, сегодня не позвала, вообще какая-то хмурая была, невеселая. Видать, грустит по своему привратнику, а уж тот, судя по рассказам парней, крайне подозрительный тип! Во-первых, умеет хорошо драться и не боится делать это, развлекая определенного пошиба публику – наверняка с ведома аббата, иначе давно вылетел бы со своего места. Во-вторых – а не слишком ли образован привратник Юбер? Монтень, Боден, «школа Фонтебло», дю Белле с Ронсаром! Ничего себе, интересы у простолюдина!
Да и сам по себе этот Юбер… Красив, силен, образован – с чего бы с такими талантами ошиваться в привратниках? Что это, несчастная любовь или что-то другое? И кто сам Юбер? Привратник, читающий наизусть философские стихи дю Белле и с охотой рассуждающий о космогонии. Нет, тут явно что-то нечисто! И, наверное, на этом можно попытаться сыграть. Как именно? Нужно подумать.
Может быть, просто спросить напрямик – не знает ли уважаемый мсье Юбер некоего брата Жильбера, паломника? И не оставлял ли вышеупомянутый паломник на хранение в аббатстве резной ларец с грамотами? Да-а… если бы так просто все было: спросил – ответил. Ответить-то привратник ответит, да вот только что? Нет, вот так, прямо в лоб, – нельзя, можно все испортить. Коль скоро уж завязались дружеские отношения, так их нужно постараться использовать. Ребята говорили, что завтра идут к привратнику в гости? Отлично, просто замечательно! Пусть сходят, заодно и расспросят кое о чем, так, невзначай…
Все равно не спалось. Подойдя к окну, Иван осторожно, чтобы не разбудить спящих, распахнул ставни. Пахнуло прохладной сыростью и горячим камнем. Обкусанный с краю месяц повис над шпилем аббатской церкви, в черном небе загадочно мерцали звезды. Надоедливый комар вдруг загудел перед самым носом. И откуда он взялся, ведь не было же! Оп!
Прихлопнув кровососа, Иван растянулся в кровати. И все равно сон не шел, в голове засела какая-то не дававшая покоя мысль. Поднявшись, юноша достал из кошеля завернутое в бумагу распятие – подарок архивариуса. Развернул, поднес к окну, любуясь изящной вещицей… Порыв ветра сдул со стола бумагу прямо на лицо спящему Митьке. Иван осторожно снял листок, намереваясь выбросить его в окно… Или – не выбрасывать, а лучше снова завернуть в него распятие? Хорошая бумага, плотная… Иван развернул листок – даже сейчас, в медном свете месяца, были хорошо различимы крупные буквы и цифры:
«…рыбы засоленной в бочках – 12, по два ливра и пять су за бочку, сукна английского – 3 штуки по одному ливру каждая, вина красного из Бордо – 33 малых бочонка, хлеба пшеничного – 16 с половиной краюх, сидра яблочного в малых бочонках – 33.
Тридцать три… Так-так…
Иван взволнованно опустился на кровать. Тридцать три… А та ушлая женщина, мадам Кларисса, с которой столь удачно познакомился Жан-Поль, кажется, говорила о тридцати двух обитателях аббатства? А здесь – тридцать три! И вина, и сидра… Впрочем, может, это аббат лично употребляет по два бочонка, а не по одному. Да – и хлеб! Шестнадцать с половиной краюх. Краюхи у них небольшие, как раз на двоих… Шестнадцать с половиной на два – тоже ведь получится тридцать три! Что это, обычное совпадение? Может быть… А может быть, в этом что-то есть. И тогда получается, что в аббатстве сейчас – ведь запись-то свежая – находятся не тридцать два человека, как официально считается, а тридцать три!
Тридцать три…
Было о чем подумать.
Глава 15
Привратник
Когда речь идет о попавших в беду достойных людях, те, кто часто оказывает помощь, будут, вероятно, оказывать ее всегда…
Эжен Сю. «Парижские тайны»
Ох, что ж ты такая зареванная-то, девочка? Щеки мокры, веки припухли – совсем никуда не годится, совсем. Иван не выдержал, улучив момент, подошел к Катерине, шепнул:
– Случилось что?
Девчонка отрицательно покачала головой и натужно улыбнулась:
– Будете завтракать, месье Жан?
Иван усмехнулся:
– Да, наверное… Знаете ли, мадемуазель, я не очень-то люблю есть в одиночестве, а мои друзья еще спят. Не составите компанию? Просто посидим во дворе, выпьем вина – ведь посетителей сейчас нет. Вон и дядюшка Шарль за прилавком дремлет. А день-то какой чудесный, вернее – утро. Так пойдем?
– Утро и впрямь чудесное, – шмыгнув носом, согласилась Катерина. – Но что-то не хочется мне сейчас пить вино. Нет настроения.
– Понятно. – Юноша грустно кивнул. – Что ж, нет так нет, не смею навязываться. Кстати, двое моих приятелей свели вчера знакомство с отличным кулачным бойцом!
– Что?! – Девушка явно вздрогнула, но тут же постаралась напустить на себя безразличный вид. – С кулачным бойцом? Надо же, тут даже такие имеются? Кто же это, интересно знать… так, из чистого любопытства.
– Представьте себе, его зовут Юбер, он служит привратником в аббатстве. – Иван специально опустил глаза, чтобы не смущать девчонку. – Кажется, вы мне про него что-то рассказывали.
– Рассказывала? Я? Что-то не припомню…
– Впрочем, это не важно, – вполне светски улыбнулся молодой человек. – День сегодня и впрямь хоть куда… да и вообще, вся неделя. Пойду, пожалуй, пройдусь.
Поправив на голове шляпу, он поклонился и, повернувшись на каблуках, направился к выходу… Ну? Останови же! Ну!
– Месье Жан!
– А? – Юноша тут же обернулся. – Мне показалось, будто вы меня звали?
– Вы очень сейчас торопитесь, месье Жан? – В голосе Катерины зазвучали просительные нотки. Ага…
Иван поспешно устремил взгляд в потолок:
– Ну, вообще-то тороплюсь…
– Жаль…
– Но не так чтобы уж очень.
– Да?
– Точнее сказать, вообще не тороплюсь. А что?
– Просто я… я могла бы… Вы ведь просили посидеть с вами во дворике, месье Жан?
– Ах, да-да! Так вы согласны?
– Вы идите, а я захвачу вино и бокалы.
Они уселись на скамеечке в небольшом садике, на той самой, что сидели во время первой встречи, закончившейся жаркими объятиями. Нельзя сказать, чтобы Ивану не хотелось повторить произошедшее, но куда важнее было сейчас расспросить девчонку, да и вообще побольше узнать о загадочном господине Юбере. О нем-то как раз и зашел разговор – о ком же еще? Катерина как раз и начала первой – устремив очи долу, спросила, словно бы невзначай:
– Значит, ваши друзья свели знакомство с Юбером-привратником?
Иван хохотнул:
– Да уж, свели. Хороший, говорят, боец, да еще и образован. Непонятно, с чего бы такому человеку прозябать в служках? Он ведь мог бы составить себе неплохую карьеру в государственных органах.
Юноше стоило, чуть скосив глаза, бросить самый мимолетный взгляд на прекрасную собеседницу, чтобы тут же стала понятна причина столь странного поведения Юбера. Вот она, причина, – сидит сейчас на скамейке, краснеет да кусает губы! Дураку ясно…
– Оба моих приятеля сегодня приглашены к привратнику в гости, – ничуть не кривя душою, продолжал Иван. – Кстати, они рассказали ему, где живут, и упомянули про вас…
– Что?! – Девчонка аж подпрыгнула. – Про меня? И что же они сказали?
– Сказали, что у хозяина постоялого двора есть очень красивая племянница, которую зовут Катерина.
Молодой человек, конечно, не знал точно, упоминали ли о девушке Прохор и Митрий, но… если и не упоминали, то ведь вполне могли упомянуть, и именно в таком вот контексте.
– А Юбер, что сказал Юбер?
– Юбер? А, привратник… Беседовал с ними о поэзии и искусстве.
– А…
– Ах, ну да. О вас тоже упоминал, причем с явным одобрением и – я бы сказал – с грустью.
– Что вы говорите, месье Жан!
– Да-да, – продолжал нагло врать Иван. – С грустью. Очень, говорит, хорошая девушка, эта Катерина, жаль только нечасто заходит.
– Нечасто захожу?! О! – Катерина вдруг обхватила голову руками с такой силой, что побелели пальцы, а у Ивана появились серьезные опасения за целостность ее черепа – как бы не раздавила. – Так он же сам, сам… Так, значит… И отец Урбан, он вчера заходил, сказал, чтоб я… О, Боже… – Девчонка уронила голову на руки и зарыдала.
– Ну, вот, – искренне огорчился ее собеседник. – Опять слезы! Ну что вы, девушки, за народ такой? Хлебом не корми – дай поплакать! Ну-ну, не печальтесь, Юбер о вас все время говорит, прямо не умолкая…
– А отец Урбан… – рыдая, простонала девушка. – Он вообще вчера сказал, чтобы я убиралась из городка – и чем скорее, тем лучше. А Юбер – он так сказал – вскоре станет послушником, а затем – и монахом. О, горе мне, горе!
– Да не реви ты! Ну! – Повернувшись, Иван сильно тряхнул девчонку за плечи. – Так этот отец Урбан, он, значит, вчера приходил?
– Угу. – Катерина кивнула, размазывая по щекам слезы.
– А что же ты про него не сказала, когда я спрашивал? Забыла?
– Да не забыла… Он ведь ко мне приходил, а не к вам.
– И что, сразу тебя отыскал? – настойчиво допытывался Иван.
– Ну, не сразу. – Девчонка постепенно успокаивалась. – Я как раз убирала в комнатах… Ну да, в вашей и была, когда туда заглянул отец Урбан. Он еще разрешил мне убрать четвертый этаж, а сам там сидел, у вас, ждал – в таверне-то невместно монаху.
– Ах, вот оно что, – нахмурился молодой человек. – Значит, отец Урбан. И он посоветовал тебе убираться?
– Он… именно это и посоветовал. И еще добавил, что привратник Юбер очень рад этому будет.
– Тихо, тихо! – Увидев, что девушка вновь собирается плакать, Иван шустро подал ее бокал вина. – На-ка вот, выпей… Во-от, молодец, так-то лучше. Слушай-ка, Катерина, а чего ты слушаешь разных уродов? Мои друзья о Юбере совсем другое рассказывали.
– Но ведь отец Урбан… Он ведь говорил правду. Что Юбер узнал, что я со многими уже переспала, что это ему, конечно же, не понравилось, что он видеть меня не хочет… Верно все, верно. Да, я была неверна…
– Но ведь Юбер тебе не муж!
– Но девушек осуждают за подобные вещи.
– А тогда почему за то же самое никто не осуждает мужчин?
– Ну… не знаю, – честно призналась девчонка. – Что же мне теперь делать? Уйти? – Она тяжко вздохнула. – А ведь, наверное, придется…
– А давно ты знакома с Юбером?
– Да, верно, года два. Ну да, он как раз появился в аббатстве два года назад. И мы… и мы познакомились… Да, я встречалась со многими… Но теперь поняла, что люблю только его! Только его… – Катерина вновь всхлипнула.
– Э-эй! Только не вздумай тут опять разводить сырость… Вот что! А напиши-ка ты письмо этому своему привратнику!
– Письмо? – В темных заплаканных глазах девушки вспыхнули искорки заинтересованности. – А что? Неплохая идея. И напишу! Сейчас вот пойду и напишу.
– Давай-давай, – подбодрил Иван. – Все напиши – и о том, что любишь и что жить без него не можешь, а главное, об этом поганце-монахе не забудь, как его?
– Отец Урбан.
– Во-во! Побыстрее пиши, Прохор с Митькой в гости к Юберу пойдут – передадут. Да и вообще, я бы вам, может быть, посоветовал свалить отсюда куда-нибудь подальше. Ну, скажем, в Испанию.
– В Испанию? Да ведь у меня там дальняя родня!
Каморка привратника Юбера располагалась в западной части монастыря, у ворот, прямо под тяжеловесными апартаментами, выстроенными когда-то знаменитым аббатом Робером де Ториньи, и представляла собой небольшую комнатку с полукруглой стрельчатой аркой и высоким сводом. Именно в ней, угощаясь свежим сидром, и сидели сейчас недавно пришедшие гости – Митька и Прохор.
– Ох и ядреный у тебя квасок, Юбер! – крякнув, похвалил Прохор и, повернувшись к дружку, добавил: – Смотри, Митька, много не пей, а то запьянеешь.
– Поучи тещу щи варить. – Митрий засмеялся, показав мелкие ровные зубы, и уже попытался было задать какой-нибудь очередной умный вопрос, да Прохор вовремя пихнул его локтем, попросив хозяина показать пару ударов.
– А вот, выйдем-ка из-за стола! – явно обрадовался привратник.
Прохор тоже был доволен, в конце концов, именно за этим он сюда и пришел. Оба бойца отошли к стенке, и Юбер продемонстрировал ряд ударов левой – правая рука его пока еще не очень слушалась.
– Вот – раз! А потом снизу вверх – опа! А дальше…
Митька заскучал, от нечего делать разглядывая каморку. Толстые голые стены, два небольших окна, арка. Отрок покрутил головой, силясь усмотреть что-нибудь этакое, необычное, что можно было бы, наверное, предположить, исходя из познаний хозяина, ну, например книги или чернильница с пером. Ан нет, ничего подобного не наблюдалось, ну, разве что на первом этаже, в спальне. Туда-то бы Митрий с любопытством заглянул незаметненько, да вот незадача – бойцы-то как раз и переместились к лестнице.
– Ну, вы тут занимайтесь, – выйдя из-за стола, разочарованно промолвил Митрий. – А я у ворот постою, подышу воздухом.
– Давай. – Прохор махнул рукой и улыбнулся. – Только недолго.
– Да уж не заблужусь, не переживай.
Поднявшись на террасу, отрок некоторое время любовался морской гладью, после чего спустился по лестнице обратно к воротам. Сквозь распахнутое окно на втором этаже отчетливо доносились все комментарии кулачников:
– А ты ему так – слева… А если он так… ты вот этак…
Ох, и не надоест же им!
Митрий вздохнул, потянулся, снова посмотрел на окна… и еще раз, уже более пристально. Нет, тут явно была какая-то несуразица, с этими окнами, вернее – с этажами. Внимательно всмотревшись в узкий фасад пристройки, юноша мысленно разделил ее на несколько примерно равных частей – получилось почему-то три. Верхний ярус занимали комнаты аббата, средний – с распахнутыми ставнями окон – каморка привратника. Однако оставался еще и третий ярус, самый нижний, вообще без окон… впрочем, нет, маленькое оконце имелось, скорее даже не оконце – вытяжка. И что там такое? Подвал? Склад?
Пока Митька разглядывал здание снаружи, внутри, в каморке, похоже, прекратили обсуждение приемов, притихли… и вдруг зачитали молитвы. Ну да, молитвы, Митька хорошо различил слова – «Мизерере меи, Деус», переводимые с латыни как «Помилуй меня, Господи». Судя по глуховатому голосу, молитву читал привратник… ну а кто же еще, Прохор, что ли?
Усмехнувшись, юноша поднялся по лестнице и заглянул в дверь:
– Молитесь?
– С чего ты взял?
Оба – Прохор и Юбер – с самым довольным видом, не торопясь, потягивали сидр из больших деревянных кружек. Однако ведь Митрий явственно слышал… Показалось? Да нет…
– Ну, чего встал? Проходи, пей.
– Спасибо. – Поблагодарив, юноша задумчиво выцедил кружку.
У привратника друзья просидели примерно до обеда и, уговорившись встретиться здесь же завтра, распрощались с гостеприимным хозяином.
Погода портилась прямо на глазах: небо быстро затягивали разноцветные тучи – изумрудно-зеленые, темно-фиолетовые, малиновые, – за которыми опасливо спряталось сиявшее с самого утра солнце. На камни мостовой упали первые капли, громыхнул гром, и тут же ударил ливень! Слава Богу, приятели успели вовремя укрыться под какой-то аркадой.
А дождь колотил все сильнее, разбиваясь о скользкие камни сверкающей радугой брызг. Блистала молния, раскатами прокатываясь по небу, грохотал гром; редкие прохожие торопливо крестились и спешили поскорее убраться с улицы. А по мостовой… по мостовой текла самая настоящая река – бурная, темно-коричневая, грязная.
– Ну и ну, – с опаской глядя на небо, посетовал Митрий. – Эх, и попали же мы с тобой, Проня!
– Это еще не попали, – усмехнулся тот. – Успели, вон, спрятаться… Э, смотри-ка, кто-то еще сюда бежит! Босиком! А вымок-то весь, бедолага…
– Да это же Жано! – присмотревшись, узнал Митька.
И в самом деле, юный оборванец со всех ног мчался под арку. Добежав, перевел дух, выругался и, увидев знакомые лица, радостно улыбнулся:
– Ну и дождина, клянусь Пресвятой Девой! Давненько такого не было.
Вода стекала с парня ручьем, начиная с черной, с оборванными опущенными полями шляпы и копны спутанных длинных волос, однако в серых глазах блестел задор, видать, не очень-то напугал Жано этот дождик.
– Ты бы снял одежку-то, выжал, – посоветовал Митрий, на что оборванец лишь покрутил головой:
– Зачем? Дождь-то теплый – заодно и помоюсь, а потом уж на солнышке высохну. А вы как здесь? Гуляли?
В ожидании окончания ливня Жано явно был настроен поболтать, чем тут же воспользовался хитрый Митька:
– Жано, а ты привратника Юбера давно знаешь?
– А что вам до него? – настороженно переспросил гаврош.
– Так он же теперь наш друг! Ты не знал?
– Н-нет. – Мальчишка быстро вскинул глаза. – А что, вы все-таки подружились?
– Как раз от него сейчас и идем, от Юбера, – подбоченился Митрий. – Были в гостях. Завтра снова пойдем… можешь и ты зайти, коль Юбер тебя жалует.
– Забавно, – неожиданно улыбнулся Жано. – Были вроде враги, бились друг с другом и вот – на тебе, подружились.
– Юбер – хороший человек, – одобрительно заметил Прохор. – Рад, что мы с ним познакомились.
– Вы иностранцы? – Юный клошар с любопытством прищурил глаза.
Митрий шмыгнул носом:
– А что, заметно?
– У тебя – нет. – Жано покачал головой, от чего во все стороны полетели брызги. – А вот он…
– Я – поляк, – усмехнулся Прохор.
– А вообще, мы учимся в университете. В Сорбонне. – Митрий горделиво приосанился.
– В университете?! – присвистнул Жано. – Ну, надо же! То-то я и смотрю – с чего б это вы с Юбером спелись? Он ведь тоже из бывших студентов, ученый. Иногда такое рассказывает… земля говорит – шар! Слыхали?!
– Само собой.
– А я его спрашиваю, ежели земля – шар, так отчего ж тогда люди с нее не сваливаются? А он только смеется.
– Что земля – шар, это еще полдела, – усмехнувшись, заявил Митрий. – А вот не рассказывал ли Юбер, что она вращается вокруг солнца, а не наоборот, как это многим кажется?
– Земля? Вокруг солнца? – Оборванец был поражен. – Да быть такого не может! Хотя, да, помнится, Юбер как раз что-то подобное и говорил. Неужто такому в университетах учат?
– Ну, не во всех. – Митрий передернул плечами. – И не всех, только особо одаренных, как вот мы с Прохором. Хороший парень Юбер, только вот почему-то слишком часто молится, грехи, что ли, замаливает?
– Часто молится? – Жано недоумевающе хлопнул ресницами. – Вот уж чего не замечал, того не замечал. Юбер и к мессе-то редко ходит, говорит, что некогда.
– А ты частенько к Юберу захаживаешь?
– Да так, иногда. – Мальчишка неожиданно вздохнул. – Обычно зимой. Он меня не гонит, подкармливает, когда паломников мало. Да и самому веселей, у нас ведь здесь очень скучно, особенно в холодные да дождливые времена.
– И давно ты здесь, на горе?
– Лет с пяти, – пожал плечами Жано. – Меня тетка сюда привела… тут и бросила. А раньше мой отец жил в Лионе, и дед там же жил. Они были нищими – отец и дед, и, говорят, прадед. Прадед просил милостыню у городского собора, выстроил хороший дом, дед потом пристроил к нему еще один этаж, а отец и все мои родичи умерли от чумы. Дом за долги забрали… Не повезло. А ведь как хорошо жили! Ничего, я здесь тоже деньги откладываю – когда-нибудь куплю дом.
– Дом? – удивился Митрий. – А что, так много подают?
– Как когда, – философски заметил оборванец. – В теплые времена – не жалуюсь.
– А что Юбер, он давно здесь?
– Да года два уже. Он очень хороший человек, очень.
– И – наш друг, – с улыбкой поспешил добавить Прохор.
Ливень между тем прекратился так же внезапно, как и начался, поднявшийся верховой ветер утащил за горизонт тучи – изумрудно-зеленые, темно-фиолетовые, малиновые, и на чисто вымытой сверкающей лазури неба вновь засияло солнце.
– Ну, вот и славно, – довольно улыбнулся Жано. – Пойду на террасу, обсохну.
– Придешь завтра к Юберу?
– Может быть, и приду.
Махнув рукою, гаврош, поднимая ногами брызги, пошлепал к лестнице прямо по лужам и мокрой от дождя мостовой. В лужах радостно отражалось солнце.
Иван был теперь рад, что не успел передать ребятам письмо, написанное Катериной для Юбера. Чем дальше, тем сильнее интересовал его этот странный привратник, особенно в свете новых, сообщенных Митрием сведений.
Оказывается, привратник Юбер хорошо знаком с гелиоцентрической системой мира. Это первое. И не очень-то часто посещает мессу. Это второе. Значит, он вовсе не является ревностным католиком – и это третье.
Тогда вопрос – кто читал молитву? А тот, кто содержится в подвале, под каморкой привратника! Узник! Вот он, тридцать третий обитатель аббатства! Ну, больше-то некому, если все это не почудилось Митьке. И – судя по молитве – этот томящийся в темнице узник как раз добрый католик, в отличие от того же Юбера.
Читать бесплатно другие книги:
