Грамота самозванца Посняков Андрей

– Так время-то…

– Ну, уж нет, не спать – поработать нужно. Впрочем, это касается только тебя, Митрий.

– А чего сделать-то?

– Да пустяк – всего-то к завтрашнему дню стихи сочинить.

Митькины стихи – которые, Иван, естественно, выдал за свои собственные – мэтру Огюстену понравились, особенно строчки про «сорочьи гнезда омелы» и люцерну, зреющую на «изумрудноглазых полях». В свою очередь, и сам господин палач не преминул прочесть парочку собственных творений, конечно же удостоившихся весьма лестных эпитетов со стороны «восторженного парижского сочинителя». Вообще-то если честно – то половину того, что с таким вдохновением читал мэтр, Иван просто не понял – не настолько хорошо еще знал язык, – что отнюдь не мешало ему бурно восхищаться красотой рифмы и слога.

Обещанный мэтром Огюстеном закат и в самом деле оказался изумительным по своей красоте. Оранжевое, купающееся в золотисто-палевых облаках солнце, как в зеркале, отражалось в спокойных водах реки, средь черного кружева акаций и ивы. И облака, и небо, и солнце, и росший у противоположного берега камыш удивительно спокойно гармонировали друг с другом, создавая впечатление легкости, надежности и покоя.

– Очень, очень красиво, – улыбаясь, кивал головою Иван. – Нет, не зря вы меня сюда привели! Вы случайно не пишете картины, месье Огюстен? Нет? Напрасно… А то запечатлели бы всю эту красоту. Клянусь, она этого достойна.

– Картины? – На лице мэтра появился легкий налет задумчивости. – А что? Может, и вправду стоит попробовать? В конце концов, не так уж и дорого стоят краски и кисти.

– Вот-вот, – одобрил Иван. – Попробуйте. У нас в Сорбонне, кстати, многие рисуют, очень многие…

Иван специально завел разговор об университете: поговорил о науках, о профессорах, о студентах… и тут же, словно бы невзначай, вскользь поинтересовался тем самым студентом, что томится сейчас в замковой тюрьме.

– Как бишь его? – Юноша щелкнул пальцами. – Жан-Пьер, кажется.

– Жан-Поль, – поправил мэтр. – Недолго уж ему осталось томиться – в пятницу повезут в Париж. Да не как-нибудь, а в карете, под особой охраной, словно какого-нибудь пэра! Весь замок об этом судачит.

– Неужто – в карете? – похлопал глазами Иван. – Ну и ну! И не боятся где-нибудь застрять? Ведь карета-то далеко не везде проедет.

– Да не застрянут, не впервой. – Палач улыбнулся. – Почтовым трактом поедут, через Лизье. Там дорога хорошая. А стража будет не наша – парижская.

– Ага… – прошептал юноша. – Через Лизье, значит… В пятницу…

Осталось три дня.

Всего три дня.

Целых три дня!

Весь следующий день друзья посвятили разработке нового плана. Думали долго, до хрипоты спорили и даже ругались. Прохор с ходу предложил, не мудрствуя лукаво, просто-напросто подстеречь тюремную карету где-нибудь в тихом и безлюдном месте да, разогнав стражу, освободить пленника.

– Ага, разгоним мы стражу, как же! – тут же засомневался Митрий. – Мы ведь даже не знаем, сколько их там будет, стражников. Наверняка где-то около десятка, а может, и побольше. Все на сытых конях, с оружием. А нас всего трое… К тому же стражники могут иметь приказ стрелять без предупреждения во всякого, кто подойдет слишком близко.

– Очень даже может быть, – поддержал Иван. – Нет, с наскоку тут ничего не выйдет, и говорить нечего. Посмотрим-ка еще раз: что мы имеем? Карета – раз, стража – два… Стражники. Между прочим, не местные, из Парижа прибыли, так что в случае осложнения обстановки палить будут в каждого встречного-поперечного – ни родственников, ни друзей у них здесь нет.

– Как и у нас, – нахмурился Прохор.

Митрий тут же насмешливо вскинул глаза:

– Кто бы говорил! Ладно…

– Между прочим, Прохор совершенно прав. – Иван задумчиво покачал головой. – Таких друзей, кому бы можно было довериться без оглядки, у нас здесь и в самом деле нет, ну, не считая самого Жан-Поля. А люди нам понадобятся, причем именно местные, хорошо знающие округу.

– Откуда ж мы их возьмем?

– Возьмем, – неожиданно улыбнулся Иван. – Есть одна мыслишка.

– Ну-ка, ну-ка! – разом посмотрели на него Прохор и Митрий.

– Для начала нам понадобится хорошая дорогая бумага, ну, знаете, на которой принято писать официальные отчеты, жалобы и все такое прочее.

– Бумага?!

– Ну да… Митя, ты ведь умеешь красиво выписывать буквы?

Отрок кивнул:

– Не беспокойся, напишем. Изобразим в лучшем виде. Только вот что писать-то?

– Что – это как раз понятно. Не понятно только, куда потом отсылать. Это-то как раз и нужно вызнать. Адресок одного человечка… – Иван неожиданно усмехнулся. – Думаю, это не столь и сложно – его здесь каждая собака знает. Ну, почти каждая…

Записной модник и бретер Анри Жан Антуан Мари-Жо д’Эстрем, маркиз де Полиньяк поднялся в этот день поздно и долго никак не мог сообразить – где он? Какая-то комната, обитая голубыми шелковыми обоями, портрет пожилой дамы в узорчатой рамке, цветущая герань в распахнутых окнах. Кровать широкая… О-ба! Это кто еще здесь? Девчонка! Грудастая, толстопопая, ух – кровь с молоком! А, да это же Жаннет! Ничего не скажешь, хорошо вчера погуляли.

Сев на кровати, Анри потеребил спящую девушку за плечо:

– Эй, Жаннет, просыпайся.

– А что такое? – бесстыдно перевернувшись на спину, улыбнулась девчонка. – Что, уже вечер?

– Да нет. – Накинув на плечи батистовую рубаху, маркиз подошел к окну. – Судя по всему – день. Солнце-то – ишь, сверкает.

– Лучше уж солнышко, чем дождь.

Жаннет в чем мать родила встала рядом и, ничуть не стесняясь, выглянула из окна. Даже показала язык проходившим мимо прохожим, после чего обернулась и, обняв молодого человека, с нешуточной страстью поцеловала в губы. Затем усмехнулась:

– Ну, так и будем стоять?

Подхватив девушку на руки, маркиз де Полиньяк проворно унес ее в постель…

Домой он явился уже к обеду. Еще издалека увидев хозяина, по дому забегали слуги: кто принялся рьяно драить медные ручки дверей, кто – выбивать матрас, кто – чистить кастрюли. Впрочем, большинство слуг лишь имитировало бурную деятельность, бестолково суетясь и размахивая руками.

– Бездельники! – поднимаясь по лестнице, вполне справедливо обозвал их маркиз и, погрозив кулаком, добавил: – Вот, погодите, скоро всех вас повыгоняю! Найму других. Эй, кто-нибудь! Скажите, чтоб накрывали на стол, я сейчас спущусь… Да, и покличьте Симона, пусть подойдет в столовую залу.

Быстро переодевшись, Анри де Полиньяк с удовольствием посмотрел в большое зеркало – ярко-желтый камзол с красными шелковыми лентами (желтый и красный были родовыми цветами Полиньяков), накрахмаленный воротник, манжеты, голубые подвязки, рейтузы цвета первой весенней травы – да, было на что посмотреть, было чем гордиться – немалых денег стоило это убранство. Хотя, конечно, – пыль в глаза. Восемь—десять тысяч ливров годового дохода, получаемого в основном за счет сдачи в аренду земель, – не так уж и много, есть люди и побогаче, куда как богаче! В Париже, уж конечно, умер бы с голоду, но здесь, в провинции, этих денег вполне хватало на жизнь и удовольствия. Даже более того: позволяло содержать уйму друзей-приятелей – мелких нетитулованных дворянчиков – экюйе, – чей годовой доход вряд ли превышал тысячу ливров. Вот эти-то точно ходили бы голодными, если б не маркиз Анри де Полиньяк!

– Здравствуйте, господин маркиз. Звали?

Секретарь, Симон Сарди, пожилой, седовласый, с длинным худым лицом и уныло повисшим носом, поклонился, прижимая к груди какие-то бумаги.

– Что это у тебя там, Симон? – небрежно кивнул на бумаги маркиз. – Опять какая-нибудь муть?

– Да как сказать…

– Ладно, ладно, заходи, посмотрим. Надеюсь, они уже успели накрыть на стол?

В столовой зале вовсю шла суета – туда-сюда, от стола на кухню – сновали с подносами слуги. Анри покрутил носом, уловив запах мясного бульона и жареной на вертеле курицы. Неплохо будет пообедать, совсем неплохо!

– Ну, давай, Симон, докладывай. – Отхлебнув налитое в высокий бокал вино, маркиз махнул рукой.

Подойдя ближе, секретарь почтительно остановился, не доходя трех шагов до стола.

– Напоминание от фискальных служб, список тех арендаторов, что еще не уплатили налоги в королевскую казну…

– И какого черта они мне его присылают? – возмутился де Полиньяк. – Уж лет триста как крепостных нет! Я за своих арендаторов не ответчик – все они свободные люди, сами себе головы. Вечером кинешь это письмишко в камин, Симон.

– Так и поступлю, сударь. – Секретарь вновь поклонился и продолжил: – Уведомление из торговой палаты – по поводу закупок вина.

– Тоже туда же!

– Письмо от сельского кюре, месье Лакруа. Просит помочь с ремонтом колокольни.

– В камин… Впрочем, постой. Поможем. Сотни ливров, думаю, ему вполне хватит. Завтра же отправь с нарочным. Следующее!

– А тут и вовсе странное послание, – неожиданно улыбнулся Симон. – Написано – от помощника парижского бальи. Я не стал распечатывать.

– Правильно. – Маркиз снял с серебряной супницы крышку и с наслаждением вдохнул горячий бульонный пар. – Ах, нектар, нектар… Так что там с письмом? Давай его сюда… Нет, прежде распечатай.

Сломав восковую печать с тремя королевскими лилиями, секретарь с почтением протянул письмо господину.

– Бумага хорошая, дорогая, – вскользь заметил тот. – Ну, что пишут? «Вам надлежит немедленно явиться…» Совсем с ума сошли судейские! Мне?! Надлежит?! Да еще и немедленно! Нет, ты слышал, Симон?

Секретарь кивнул:

– Согласен – беспрецедентная наглость. Но, думаю, она неспроста.

– Ты полагаешь, выплыли дела с английской шерстью? Этот сопляк Мердо проболтался? Хм, не должен бы, он производит впечатление вполне сообразительного и весьма предусмотрительного типа, несмотря на свой юный возраст. Ведь так, Симон?

– О, да. Молодой Мердо – человек серьезный. С ним можно иметь дело.

– В отличие от его идиота папаши! Нет, Мердо не должен ни проболтаться, ни донести – ему же самому потом хуже будет. Я все же – дворянин, а он – внук торговца навозом. Кому, в случае чего, петля светит? Ну, ясно, не мне. Однако ж, что с письмишком делать? Каков наглец этот помощник парижского бальи! Ну, попадись он мне где-нибудь в безлюдном местечке… Ох, ну и соус! Нектар, нектар! Умм…

– Так что с письмом?

– В камин! В камин! Куда же еще-то? Нет, ну это оскорбление – всякому судейскому выскочке разговаривать со мной в таком тоне!

Вечером все трое друзей – Иван, Митрий и Прохор – вышли прогуляться. Ласковое солнышко заливало лучами широкую площадь у собора Сен-Пьер, было многолюдно – горожане прогуливались после напряженного трудового дня.

– Эй, месье Мериго, вас ли вижу? Купили новый камзол? Вам очень идет.

– Как торговлишка, Рене-Жак? Матиас-плотник передавал тебе поклон.

– Куда так спешишь, Жан-Клод?

– Да так, дела. Не видал нигде этого прощелыгу Жака Мериго?

– О, правильно ты его назвал – прощелыга! Видал, проходил только что. Новый камзол себе купил – вот умора! Он ему идет, как курице лошадиный хвост.

Анри де Полиньяка приятели углядели еще издали. Тот, в окружении прихлебателей, стоял у моста, заигрывая с проходившими мимо дамами.

– Добрый вечер, господин маркиз! – раскланялся Иван. – Шел мимо, смотрю – вы. Как поживаете?

– О, месье Жан? Как там Жан-Поль, не объявился еще?

– Да нет, знаете ли.

– Объявится, всенепременно объявится.

– Ваши бы слова… Может, пропустим по бокалу вина?

– Хорошая мысль! Мы как раз тоже собрались. Идемте же, Жан. Ваши друзья – с нами?

– А как же, а как же, маркиз! Провести вечер в обществе веселого и остроумного человека – что может быть лучше?

Всей компанией – шумной, молодой и задиристой – завалили в расположенный неподалеку кабачок «У моста».

– Вина! – едва войдя, закричал маркиз. – На всех! И – самого лучшего.

– Есть красное бордосское, принести?

– Тащи, тащи, трактирщик! Да не забудь про закуску – спаржу, сыр, салат!

Выпили, пошла беседа – если было можно так назвать поднявшийся всеобщий гвалт, впрочем частенько прерываемый тостами за здоровье маркиза.

Улучив момент, Иван подсел к нему ближе и завел разговор о судейских чиновниках, пожаловавшись на произвол, который они творят, не считаясь ни с титулом, ни с древностью рода.

– Вот-вот, совсем обнаглели! – с азартом поддержал тему де Полиньяк. – Совсем краев не видят, сволочи. Так они и тебя успели достать, дружище?

– Ничего. – Иван сжал кулаки. – Я тоже их скоро достану, есть одна задумка.

– Ну-ка, ну-ка? – Маркиз явно заинтересовался. – Признаться, и я всю жизнь мечтал насолить судейским.

Ага, мечтал, как же! – про себя усмехнулся Иван. Говори, говори… Судя по содержанию письма, ты сейчас еще и не такие песни петь будешь!

– Вот что. – Он со всей серьезностью посмотрел на маркиза. – Послезавтра, в пятницу, насоливший мне помощник парижского бальи уезжает восвояси. Не один – везет преступника, какую-то важную птицу. Вот бы устроить так, чтоб эта птичка вылетела из клетки! Тогда уж судейскому – полный каюк! Не будет больше ни наглеть, ни допекать солидных людей разными гнусными вопросами.

– Хорошая идея, клянусь святым Николаем! – с жаром поддержал де Полиньяк. – Только вот как ее выполнить? Не хотелось бы стрелять в стражников – это уже чистым разбоем попахивает.

– А стрелять ни в кого и не надо! Слушай сюда… Есть у тебя знакомые продажные девки?

Судейский чиновник месье Ален Дюпре, сидя на облучке рядом с возницей, предвкушал будущую победу. Да-да, победу, ибо только он один – один! – смог ухватить ниточку заговора, ведущего страшно подумать куда! Тюремная карета – вполне надежный приземистый экипаж на стальных осях – неторопливо переваливалась на ухабах. Впереди скакали шестеро всадников из ордонансной королевской роты и столько же ехало позади, вдыхая поднимавшуюся из-под колес и копыт дорожную пыль. Жарко. Проклятое солнце. И проклятая пыль.

– Н-но, милые. – Возница подогнал лошадей.

– Быстрее, – приказал Дюпре. – Мы должны быть в Лизье затемно.

– Будем, господин помощник лейтенанта. Нно!

Скакавшие впереди всадники удалились от кареты на вполне приличное расстояние, но командовавший ими капрал, оглянувшись, велел придержать коней.

– Чего встали? – когда карета подъехала ближе, недовольно осведомился судейский.

Капрал весело блеснул зубами:

– Думаю, не слишком ли быстро едут мои парни?

– Нет, не быстро, – отмахнулся Дюпре. – Держитесь лишь на дистанции видимости. И повнимательней поглядывайте по сторонам. От местных уродов можно всего ожидать.

– Слушаюсь, господин помощник.

Почтительно кивнув, капрал махнул своим, и охраники быстро умчались вперед, подняв тучу пыли. Собственно, пыль-то и являлась основной причиной недовольства Дюпре – что за радость скрипеть ею на зубах? Поехал бы впереди, да вот беда, не слишком-то умело судейский держался в седле – боялся насмешек. Потому и притулился тут, на облучке вместе с возницей, якобы в целях наилучшей охраны преступника. Не простой был преступник – ниточка! Обращаться с ним следовало вежливо, во-первых – дворянин, а во-вторых – кто знает, как оно еще все там, в Париже, обернется? Разрешит ли государь подвергнуть преступника пыткам? Или просто сгноит в казематах какойнибудь крепости от греха подальше, а то и вообще отпустит, решив проявить показную милость. С таким государем, как славный король Анри, всего можно ожидать. Говорят, этот бывший гугенот несколько раз менял веру! «Париж стоит мессы!» – не зря ведь приписывают ему эти слова. О, святой Николай! Устрашившись собственных мыслей, чиновник перекрестился на шпиль деревенской колокольни.

Дорога тянулась посреди ровной изумрудно-зеленой равнины, с тучными пастбищами и полями, засеянными пшеницей и люцерной. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись разноцветные цветы – нежно-синие колокольчики, васильки, фиалки и – почти повсеместно – желтые одуванчики и пылающе-красные маки. Пейзаж успокаивал – уж в этой-то пасторали трудно было себе представить таящихся в засаде разбойников. Да и негде им таиться было – кругом поля, луга да резкие полоски вязов. Правда, впереди, примерно в двух лье, синел небольшой лесок – как раз в нем-то и скрылись передовые всадники охраны. Ну и правильно, нечего тут пылить перед самым носом!

Капрал – дядюшка Оноре, как звали его солдаты, – несколько приотстал по причине насквозь житейского свойства: заворотив в подходящие кусты коня, спешился, развязал гульфик…

И тут же услышал нарастающий топот копыт – видать, возвращался кто-то из своих. Тьфу ты, черт! Неужто случилось что?

– Ну? – Застегнув штаны, капрал хмуро взглянул на солдата. – Что там у вас, Франсуа?

– Осмелюсь доложить – девки, господин капрал.

– Девки? – Капрал распушил усы. – И чего они делают?

– Осмелюсь доложить, косят сено. Наши там все стоят.

– А чего стоят, девок не видели?

– Так они того, господин капрал. Осмелюсь доложить – голые.

Дядюшка Оноре удивленно вскинул глаза:

– То есть как – голые?

– Да так, как есть, безо всякой одежки. Там, рядом с лугом, река, девки-то, видать, в ней и купаются – жарко ведь. Ну и чтоб по сто раз на день одежку на себя не натягивать…

Капрал уже не слушал, вмиг вскочив в седло.

И в самом деле на лугу оказались девки. Правда, в одежде – рубахах да подоткнутых юбках, обманул Франсуа, стервец! Девки уже не косили траву, а, похоже, любезничали с солдатами. Нет, это безобразие, по уставу надо было срочно прекращать!

– А ну, разойтись! Немедленно по коням, мать вашу!

– Ого! – Девчонки дружно засмеялись. – Это и есть ваш строгий капрал? Не поможете ли нам вытащить из болотца телегу? Застряла, и ни туда, ни сюда.

– Мы при исполнении!

– Да это ж быстро! Во-он телега-то, рядом, – показала одна из девчонок – а все они, как на подбор, были красивыми, аппетитными и такими… разбитными, что ли. В груди капрала приятно колыхнулось какое-то чувство. Вообще-то карета сюда доберется не так уж и быстро. Так что время есть…

– Гм… – Капрал подкрутил усы. – Ладно, разрешаю помочь! Но только быстро.

– Вот спасибо! – обрадованно загалдели девушки – одна другой краше. Особенно одна – объемистая, дородная, с необъятной грудью. – А мы вас за это угостим сидром.

– А вот за сидр спасибо. – Дядюшка Оноре улыбнулся, глядя, как его солдаты споро вытаскивают застрявшую в болотной жиже телегу. – В самый раз по такой-то жаре.

– Пейте, господин военный! – Та самая, большегрудая, протянула капралу кувшин.

Дядюшка Оноре спешился; не торопясь, напился:

– Вкусный у тебя сидр, красавица! Жаль, быстро кончился.

– Хотите еще, господин военный? – улыбнулась девица. Ух, и грудь же у нее! Так и выпирает из-под рубахи! – Пойдемте, у нас там, за кустами, – бочка.

– Пойдем…

Покрутив усы, дядюшка Оноре направился вслед за грудастой красоткой. Впрочем, у нее не только грудь, у нее и все прочие стати были ничуть не хуже. Так и тянуло ущипнуть! Особенно когда дева нагнулась.

Капрал с шумом выдохнул.

– Ого, – обернувшись, лукаво подмигнула красотка. – Какой вы мужичина!

– Какой же?

– Прямо ох! А у нас в деревне, как назло, и мужиков-то почти нет. Тем более таких…

Дядюшка Оноре и не вспомнил, кто из них первым полез с поцелуями – он или девица? Да и некогда было вспоминать – уж больно место оказалось удобным: тихо, укромно, вокруг зеленые такие кусточки…

– Тебя как звать-то? – с придыханием спросил капрал, задирая красотке юбку.

Та не ответила, лишь призывно подалась всем горячим телом…

Тем временем, пока капрал обнимался в кустах с грудастой, его подчиненные мигом вытащили телегу.

– Ой, – дружно захохотали девчонки. – Какие вы теперь грязные! Вот что – а пошли на речку, вымоетесь?

– Пожалуй, пойдем! – подмигнул Франсуа. – Только – чур, и вы с нами.

– А запросто!

И все со смехом понеслись по поляне, на ходу сбрасывая одежду…

Примерно то же самое произошло и с арьергардом, мигом ставшим добровольным пленником девиц, ну а с главным персонажами – месье Дюпре и Жан-Полем – картина была несколько иная, хотя и все равно подобная.

Просто, внезапно выскочив из кустов, набросились на карету красивые голые девки! Задастые, грудастые, с пухлыми от поцелуев губами. Месье Дюпре даже вскрикнуть не успел, как – оп! – оказался без штанов на траве, за кустами. И – сразу с тремя девицами! А две – прямо на козлах ублажали возницу. И никто не кричал, лишь сладострастно постанывал. Всем бы сдаваться такому врагу – давно бы все войны кончились и наступил бы тот самый золотой век, о котором говорят люди, именующие себя придворными историками.

Под весом вспрыгнувшего на подножку человека в маске колыхнулась карета. Распахнув дверцу, он заглянул внутрь.

– Жан-Поль! Ну, что ты сидишь, вылезай!

– Не могу, цепь…

– Цепь? Ах, ну да… Сейчас. Эй, Прохор!

Р-раз! Один рывок – и нет никакой цепи!

– Слава святому Николаю! Господи… Иван! Анри! Мить-ка! О, святой Клер…

– Благодари лучше Богородицу Тихвинскую! Где козел? Давайте побыстрее козла.

– Да он упирается.

– А вы его по рогам, по рогам…

Девы исчезли так же внезапно, как и появились. Дюпре, правда, попытался было задержать хоть одну – допросить, выяснить, для чего все. Но куда там. Пока надевал штаны… Эх… Все равно не успеть.

Охваченный нехорошим предчувствием, судейский бросился к карете. Слава святителю Николаю – в карете явно кто-то ворочался. Слава Иисусу, не сбег!

– Эй, парень, ты там как, не спарился? – Дюпре рванул дверцу… и отпрянул, увидев вытаращившуюся на него рогатую козлиную морду.

– Мме-е-е!!!