Грамота самозванца Посняков Андрей
– Так… Только вот идти-то чаще всего некуда. Закон о бродягах весьма жесток. Но для нас это как раз неплохо.
– Для нас? – Иван удивленно моргнул.
– Ну да, для нас. – Как ни в чем не бывало нормандец пожал плечами. – Я же говорил – есть у меня одна задумка. Приедем в Кан – обмозгуем. Небось, деньжат у вас мало осталось?
– Да уж меньше, чем хотелось бы. Лошади, корм, дорога…
– Вот и заработаете! Вернее, заработаем.
– Надеюсь, не с кистенем на большой дорожке?
– С кистенем? Ха-ха! Нет, дело исключительно честное.
Иван покивал. Хотя поначалу подкинутых Ртищевым денег и казалось много, но таяли они словно залежавшийся снег жарким майским днем. Интересно, что там придумал Жан-Поль? Спросить? Впрочем, торопить нечего, придет время – расскажет.
Змейкой сбежав с холма, дорога пошла перелесками – высокие пирамидальные тополя и ивы сменились рощицами дубов и вязов. В небольших дубравах во множестве паслись свиньи. Ух, и матерые: не свиньи – вепри!
– Эх, сейчас бы поросеночка да на вертеле! – сглотнул слюну Жан-Поль.
– Верно говоришь, парень, – обрадованно поддакнул Прохор. – Давно пора бы чего-нибудь перекусить, а то аж кишки сводит. Интересно, дорогие у них поросята?
– Пастухи точно не продадут – свиньи-то не их, деревенские, – задумчиво пояснил Жан-Поль, намекнув, что в какой-нибудь ближайшей деревне они, наверное, смогли бы разжиться окороком и куда дешевле, нежели в городе.
– А давайте, спросим у пастушонка! – тут же предложил Митрий, углядев на небольшом лужке босоногого мальчишку с длинной, вырезанной из орешника палкой. Палкой этой паренек деловито подгонял свиней, видать, решил перегнать их куда-то в другое место.
– Эй, парень, как называется ближайшая деревня? – подъехав ближе, надменно – как и положено дворянину – осведомился Жан-Поль.
Резко обернувшись, пастушок поклонился:
– Что вы спросили, ваша милость? Ах, про деревню… А вы куда едете?
– Не твое дело. Отвечай на вопрос, пока не заслужил хорошей трепки!
Мальчишка, казалось, ничуть не испугался угрозы – лишь шмыгнул носом и подтянул дырявые и в заплатках штаны. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать; темноволосый, вихрастый, смуглый, с черными, как маслины, глазами и круглым лицом, он скорее напоминал южанина, беарнца, провансальца или гасконца, нежели потомка некогда основавших Нормандию викингов.
– Деревня тут недалеко, господа, во-он по той дорожке. – Парень махнул палкой куда-то влево. – Два с половиной лье, живо доскачете.
– А окорок там можно купить?
– Окорок?! О, конечно… И очень дешево, всего за несколько су.
– Видали? – обернувшись, весело подмигнул Жан-Поль. – Всего за несколько су! Едем!
– Постойте, постойте, господа, – внезапно озаботился пастушонок. – Сейчас я вам точно объясню, у кого покупать. Там, на самой окраине, есть один домик, небольшой такой, с зелеными ставнями… Запомнили?
– Запомнили – дом с зелеными ставнями. Кого там спросить?
– Э-э… я бы вам не посоветовал заявиться в дом всей толпой, господа! – предупредил мальчишка. – Там живет одна старушка, тетушка Мари-Анж, так вот, она очень пуглива… Если будете стучать, может и не открыть – живет ведь одна, а домашней прислуги у нее нет, одни пастухи, это ведь ее свиньи.
– О, так она богата, эта твоя Мари-Анж?!
– Да, что и говорить, не бедная. Окороки коптит самолично, да так, что во рту тают! Из самого Кана к ней приезжают. А какой она делает сыр! И тоже недорого.
– Я смотрю, она прямо добрая волшебница, эта твоя хозяйка!
– О да, тетушка очень добра… И очень, очень пуглива. Старый человек, сами понимаете… Лучше бы, чтоб к ней пошел вот он. – Пастушонок кивнул на Митьку. – Он молод и не внушает страха.
– А мы, значит, внушаем?! Ах ты, плут!
– Нет, нет, господа. Я вовсе не то хотел сказать. – Мальчишка на всякий случай отпрыгнул в сторону. – Да, как войдете в дом тетушки, скажете, что от Жака. Жак – это я.
– Скажем… Как деревня-то называется?
– Пласне. Запомните?
– Да уж не дурни.
– Вон по этой дорожке. Всего два лье.
– Ну, уж удружил, вот тебе…
Жан-Поль швырнул мальчишке мелкую монетку.
– О, благодарю, месье, – изогнулся в поклоне тот. – Удачного вам пути.
Ивану вдруг показалось… только показалось… что хитрые глаза пастушонка как-то уж слишком задорно блеснули. Мелкая монета – повод для такой радости? Или тут дело в чем-то другом? И свиньи… Как-то странно они себя вели: паслись себе спокойненько компактной кучкой – такое впечатление, что им совсем и не нужен был пастух. Странно… А впрочем, что им за дело до какого-то нищего нормандского пастуха?
Иван пришпорил коня, нагоняя своих.
Надо сказать, вряд ли до деревни было два или даже два с половиной лье, как сказал пастушонок, скорее – все пять. Дорога петляла, сужаясь порой до размеров звериной тропы, да и вообще вся заросла густой высокой травою, как будто этим путем никто и не пользовался вовсе! Иван пристально вглядывался в придорожные кусты, почему-то ожидая какой-нибудь пакости. Почему? А просто предчувствие было такое, нехорошее, и, когда впереди, за деревьями, показался острый шпиль колокольни, Иван обрадовался даже больше других. Ну наконец-то приехали. А вон и дом с зелеными ставнями – не обманул пастушонок!
Небольшой домик с соломенной крышей располагался у самой околицы, рядом с липовой рощицей и, честно сказать, не производил впечатления жилища весьма обеспеченной женщины. Ну, разве что та была скуповата… Впрочем, тогда бы она не продавала окороки и сыр по дешевке. Невысокая ограда, сад – яблони, сливы, вишни – напротив двери, у самого входа – клумба с цветами, ярко-желтыми, словно жаркое майское солнышко. Вообще, довольно уютно, это со стороны рощицы – неприглядно, но с той стороны, похоже, в деревню мало кто и ходил.
– Ну, Мити, – Жан-Поль спешился, – иди, да смотри, не обижай старушку.
– Да уж не обижу! – Митрий отмахнулся и, вручив поводья Прохору, направился к дому. С полдороги вернулся, попросил у Ивана денег – вдруг да не хватит тех, что есть.
– Смотри, долго там не задерживайся, – бросил вдогонку нормандец. – И про сыр не забудь спросить.
Митрий лишь махнул рукой и, подойдя ближе, постучал в дверь:
– Есть кто-нибудь?
Показалось, что из-за двери откликнулся приглушенный женский голос.
– Тетушка Мари-Анж, меня прислал Жак, пастушонок. Сказал, что у вас можно недорого купить окорок и сыр. Эй, тетушка? Ты меня слышишь?
Некоторое время стояла полная тишина, даже слышно было, как рядом, в птичнике, кудахтали куры. И словно бы кто-то приглушенно выругался, причем – басом. Именно там, в птичнике! Интересно… Впрочем, наверное, показалось…
Юноша поправил на голове берет и тщательно разгладил ворот. Страусиное перо, брабантские кружева, длинные вьющиеся волосы – этакий парижский щеголь. Вот только камзол слегка подкачал – уж больно потертый. Зато цвета красивого, желтого, как вот эта вот клумба.
– Эй, тетушка Мари-Анж! – снова закричал Митрий.
И на этот раз – о, чудо! – его потуги были вознаграждены – дверь открылась! Осторожненько, не настежь, так, еле-еле протиснуться, что Митька и сделал.
– Идите за мной, месье.
Какая-то женщина в накинутом на голову платке или шали вдруг сразу от порога бросилась к очагу – закипая, выплеснулось на огонь варево. Верно, хозяйка варила кашу.
– Ох ты, святой Клер! Чуть молоко не убежало!
Сняв платок, женщина проворно накинула его на руки и уже таким образом сняла кипящий горшок с очага. В помещении было темновато – оба окна прикрывали зеленые ставни.
– Вы ко мне, месье? – Управившись с молоком, хозяйка наконец обернулась.
– К вам, тетушка… Ой! – Митька ахнул, разглядев хозяйку дома поближе.
Какая там тетушка! Перед ним в клетчатой длинной юбке и расшитой жилетке поверх белой рубахи стояла девчонка на вид лет шестнадцати—двадцати. Уж это-то можно было определить и в полутьме.
– Э… – Митька слегка замялся. – Мне сказали, здесь живет тетушка Мари-Анж. Жак сказал, пастушонок.
– Я и есть Мари-Анж, – неожиданно улыбнулась девушка. – А Жаку обязательно надеру уши. Вы, месье, ведь не из наших мест будете?
– Нет, не из ваших.
– Верно, южанин, из Лангедока? Говорите как-то не так.
– Не так? – Юноша даже обиделся. – А я считал, что хорошо говорю…
– Нет-нет, хорошо, конечно. Только временами, знаете, проскальзывает что-то такое… этакое… Слушайте, месье, вы мне не поможете? Я тут с утра еще пыталась открыть ставни… Что-то заело. И сразу оба окна, как назло. Там надо во-он те болты посмотреть…
– Посмотрим! – Потерев руки, Митрий резво подошел к окну.
– Ой, нет, месье. Там так пыльно. Снимите перевязь и камзол… Да не бойтесь, снимайте же – я дам вам накидку. Давайте сюда вашу шпагу. Так… Вы здесь покрутите, а я пойду помогу с улицы…
Конечно же, Митрий разбирался в механике слабо. Но и имевшихся познаний хватило, чтобы легко починить ставни – просто чуть-чуть подправил петли. Оп – и открылись! Было темно, стало светло! Ого… Юноша быстро обвел взглядом комнату, обратив внимание на огромную, с накрахмаленными подушками кровать – целое ложе.
– Ой, я вам так благодарна, месье, так благодарна! – Мари-Анж вбежала с улицы. – Прямо не знаю, что бы без вас и делала. Ох, аж употела вся…
Расстегнув жилетку, она небрежно бросила ее на кровать. Ничего оказалась девчонка! «Тетушка», прости Господи. Светлорусая, курносенькая, с милым приветливым личиком и наивными голубыми глазами. Этакая простоватая деревенская девушка. И все щебетала, щебетала, не умолкая:
– Вы спрашивали про окорок, месье? О, у меня найдутся для вас и окороки и кое-что еще, ведь вы мне так помогли, так помогли… А хотите сидру? Он, правда, из прошлогодних яблок, забористый, но вкусный, прохладный. Вот…
Взяв с полки кувшин, Мари-Анж проворно плеснула сидр в деревянную кружку и с улыбкой подала гостю.
– Пейте… Да вот, садитесь прямо на кровать, по-простому, мы ж не в Париже с вами, где все фу-ты, ну-ты…
Митрий, ничуть не смущаясь, на кровать и уселся. Сидр оказался вкусным, прохладным.
– Мерси, – напившись, поблагодарил юноша. – Мерси боку, мадемуазель.
– Ой… Вы такой галантный кавалер…
Мари-Анж уселась на кровати рядом, повернулась… И вдруг ни с того ни с сего рванула свою рубашку, да так сильно, что обнажилась не только грудь, но и пупок!
Митька даже удивиться не успел, как девчонка прижалась к нему голой грудью, рванула рубаху, теперь уже его, Митькину, прошлась острыми ногтями по спине… и пронзительно заверещала! Слыхал Митька, как свиней резали – вот, примерно так…
И тут же распахнулась дверь…
И ворвалось человек пять: трое дюжих парней, кюре и еще какой-то пожилой человек в синем камзоле, наверное староста.
– Помогите! – Толкнув Митрия на подушки, бросилась к ним Мари-Анж. – Помогите! Ой, как хорошо, что вы зашли, ой, как хорошо, слава святому Клеру!
– Не трещи ты как сорока, Мари-Анж. Толком говори, что да как. Да наготой не сверкай, прикройся чем-нибудь, вон хоть покрывалом. Ну? Что тут у тебя случилось?
– Что-что… Этот вот хлюст меня чуть было не изнасиловал!
Мари-Анж с размаху закатила Митьке звонкую, оглушительную пощечину.
За яблонями, взлетев на забор, закукарекал петух.
Глава 6
Как Митьку выручали
Статью мне суд вменяет за статьею,
И прокурор часов уж восемь кряду,
Ближайшей даме в грудь вперяя взгляды,
Зал сотрясает болтовней пустою.
Шарль Кро. «В уголовном суде»
Иван вздрогнул от петушиного крика. Ишь, раскукарекался тут. Хотя он-то, петух, у себя дома, можно и покричать. А вот Митрий что-то долгонько не возвращается, неужели в цене не сошлись? Ага, вот вроде как свинка взвизгнула… И снова тишина.
Щурясь от солнца, Иван сделал несколько шагов к дому.
– Напрасно ты смотришь на эту дверь. – Подойдя, Жан-Поль положил руку юноше на плечо. – Это черный ход. Мити наверняка выйдет с той стороны.
– Так лучше там его и встретить.
– И то правда, – согласился нормандец. – Чего тут по кустам сидеть?
Сказано – сделано. Все трое, подхватив под уздцы коней, обошли дом, остановившись у парадной его стороны, смотревшей в сторону церкви. Жан-Полю все вокруг казалось привычным, а вот Иван с Прохором с любопытством глазели на засеянные люцерной поля и цветники, разбитые перед каждым домом. Красная и коричневая черепица, яблони, остроконечная церковь. Перед церковью, на небольшой площади, валялись в пыли свиньи, а рядом, на лужайке, паслась парочка белых коров, наверняка принадлежавших местному кюре или кому-нибудь из церковного клира. Изумрудная зелень полей и лугов простиралась до самого горизонта, лишь изредка прерываясь тонкими линиями пирамидальных тополей и раскидистых вязов. Кое-где поблескивали озерки, а в нескольких лье к югу серебрилась река с верхнебойной мельницей. К мельнице вела довольно широкая дорога, по которой неспешно двигались тяжелые крестьянские телеги. В синем, чуть тронутом небольшой облачностью небе весело сияло солнце.
– Уж пора бы и в путь, – взглянув на солнце, пробурчал Прохор. – И чего там Митька задерживается? Нашли кого послать, прости Господи! Он и торговаться-то не умеет.
– Верно, потому и долго, – согласно кивнул Иван.
И в этот момент распахнулась парадная дверь. И на улицу наконец вышел… нет, не Митрий, сначала какой-то важный сгорбленный старичок с небольшой бородкой, одетый в фиолетовый испанский костюм с большим воротником фасона «мельничий жернов», испанского же покроя шляпу с узенькими полями и тупоносые туфли, бывшие в моде, наверное, еще во времена правления доброго короля Франциска. За старичком показался румяный толстячок в рясе – кюре, а за ними уже шествовал Митька – красный, в разодранной рубахе и с заложенными за спину руками. За Митькой, крича, выскочила какая-то юная девица, тоже в рваной рубахе, а уж за ней – трое дюжих парней с угрюмо-непроницаемыми лицами.
– Ого, – негромко присвистнул Прохор. – Чую – нечистое тут дело. А не выручить ли нам Митьку? Сейчас, враз всех по мордасам…
– Подожди. – Иван поморщился. – Морды будем после бить, сперва выясним – что тут да как?
– Верно, выясним, – закивал Жан-Поль и, сдвинув шляпу набекрень, направился наперерез процессии.
– Бог в помощь, добрые люди. Боюсь показаться навязчивым, но хочу спросить: чем вам не угодил наш друг?
– Ах, это ваш друг, месье? – как показалось Ивану, довольно осклабился старичок. – А позвольте узнать ваше славное имя?
– Шевалье Антуан Мария Жан-Поль д’Эвре! – положив руку на эфес шпаги, с гордостью произнес нормандец. – А это мои друзья, дворяне и студенты Сорбонны. Так что там с нашим другом?
– Так вы, говорите, дворяне? – закивал старичок. – Это очень хорошо, очень… Всегда приятно иметь дело с благородными людьми, знаете ли. А я – Анри Батисьен, местный прево…
– Прево?! – Жан-Поль и Иван озабоченно переглянулись. – Может, поясните все-таки – при чем здесь вы, судейские?
– Пояснить? Охотно. Прошу за мной, господа. Только прошу вас пока не разговаривать с арестованным.
– Вот как?! Наш друг арестован? Интересно, в чем же его обвиняют?
– Вы все узнаете в доме старосты. Как раз туда мы и идем, – с улыбкой пояснил кюре.
– Ой, не нравятся они мне, – по-русски произнес Прохор. – Ой, кулаки чешутся… Эх, сейчас бы…
– Нет, Проша, никаких мордобоев! – резко осадил его Иван. – Не хватало нам еще затеять драку с представителями местного правосудия – этак ни до какого Кана не доберемся, а сгнием в какой-нибудь тюрьме. Здесь тебе не Русь-матушка, спрятаться негде. Придется играть по их правилам… по крайней мере пока не разберемся, в чем тут дело. А там – посмотрим.
Трое оглоедов – у каждого, оказывается, за поясом торчал пистолет! – отвели несчастного Митьку в амбар, расположенный около добротного дома, окруженного цветами, яблонями и шиповником. Похоже, здесь и проживал староста деревни.
– Прошу вас, господа, – обернувшись, учтиво пригласил прево.
– Что ж… – Жан-Поль обернулся и ободряюще подмигнул друзьям. – Зайдем.
Войдя в дом, прево кивнул хозяину – длинному сутулому мужику в черном камзоле и белых полотняных чулках – и незамедлительно уселся в предложенное кресло.
– Господин прево… – вбежав в комнату, неожиданно заголосила юница в изодранной рубашке, однако судейский чиновник осадил ее строгим взглядом:
– Подожди пока во дворе, Мари-Анж.
– Но, господин…
– Я сказал – подожди! Да не вздумай опять голосить.
Девчонка, видать не на шутку испугавшись старичка, проворно выбежала прочь.
– Понадобишься – позовем, – сварливо прокричал ей вослед прево и, повернувшись к приглашенным, пояснил: – Это Мари-Анж, потерпевшая.
– Потерпевшая?!
– Увы, господа… Да вы не стойте, присаживайтесь на скамью… Может быть, стаканчик вина?
– Охотно, но чуть позже. В чем именно обвиняется наш друг?
– В изнасиловании, господа, в изнасиловании!
– Что-о?!
Иван дернулся к шпаге, а Прохор, с угрозой сжав кулаки, шагнул к судейскому…
– Хочу вас предупредить, господа, что всего в трех лье отсюда находится сам господин губернатор с военным отрядом, – ядовито-насмешливо произнес старичок. – Не советую вам нарушать законы! Особенно вам, сударь. – Он посмотрел на Ивана, а затем перевел взгляд на Прохора. – И вам. Судя по выговору, вы ведь из Лангедока? А у нас здесь, на севере, не любят чужаков. Очень не любят. Так что не советую хвататься за шпаги и сжимать кулаки – потом горя не оберетесь. Думаете, зря угрожаю? А гляньте-ка в окно!
За окном из-за церкви показался небольшой отряд солдат – в кирасах и железных шлемах-морионах, с мушкетами и алебардами в руках.
– Это солдаты господина де Намюра, капитана ордонансной роты, – охотно пояснил кюре. – Остановятся на ночлег в нашей деревне.
– Ах, значит, так? – Жан-Поль закусил губу. – Вы, значит, посмели обвинить нашего друга, молодого дворянина, черт знает в чем? А не боитесь апелляции в Генеральные штаты?
– Апелляция – есть неотъемлемое право обвиняемого, – желчно проскрипел прево. – А чем выше суд, тем больше мороки. Сами знаете, дела иногда могут длиться годами. Даже в бальяже – уже не те сроки, что у нас.
– Что такое бальяж? – дернув Ивана за рукав, шепотом поинтересовался Прохор.
Юноша обернулся:
– Судебный округ. Включает несколько превотств.
– Да и наш бальи, господин Аршамбо, – невозмутимо продолжал старичок, – любит расследовать дела со всей тщательностью, вовсе не считаясь со временем. Так что лучше уж договариваться с нами…
– Как же с вами – если это не ваша подследственность?! – Иван показал все свое знакомство с законами Франции. – Насколько я знаю, изнасилование, в чем вы, я думаю, без достаточных оснований обвиняете нашего друга, есть не что иное, как самый прямой «королевский случай», сиречь – тяжкое, особой опасности преступление, вовсе не подвластное решениям суда превотства, да даже и бальяжа.
– Ого! – усмехнулся прево. – Вижу, вы разбираетесь в праве! Тогда должны знать и наказания. Ваш друг дворянин?
– Вне всяких сомнений!
– Тогда его ожидает солидный штраф и конфискация имущества. Как вы думаете, где штраф будет большим – у нас или в королевском суде? А, догадываетесь?! То-то… Ну, так что? – Судейский красноречиво пошевелил пальцами. – Будем договариваться или как?
– Что ж, – вмешался в беседу Жан-Поль. – Попробуем договориться. Но для начала хотелось бы выслушать потерпевшую и свидетелей.
– А вот в этом я охотно пойду вам навстречу, сударь! Эй, парни… – Прево высунулся в окно. – Давайте сюда потерпевшую.
В дом снова вошла давешняя растрепанная девчонка – светленькая, курносая, с заплаканными голубыми глазками. Этакая «мадемуазель невинность».
– Ну, Мари-Анж, – улыбнулся прево. – Рассказывай, как все было. Да сперва поклянись на Библии, что не будешь врать.
– А чего мне врать-то? Да разве ж я когда врала? Да никогда! Сами ведь знаете, господин прево, что такой честной девушки, как я, и нет-то нигде во всей округе аж до самого Лизье, а в Лизье, не знаю, может, и есть такие, а может, и нету, а…
– Помолчи ты, Мари-Анж! – заругался судейский. – Говори по существу дела… Отец Далазье, дайте ей Библию, пусть поклянется.
– Клянусь… – Положив руки на Священное Писание, девчонка затараторила слова клятвы. – Ну, слушайте, как дело было. Правда, я все это уже рассказывала и господину прево, и господину кюре, и всем другим господам, и…
– Мари-Анж!!!
– Ой, молчу, молчу… То есть говорю, как вы изволили выразиться, господин прево, по существу дела. С самого утра сегодня сидела я себе дома… Потом слышу – стучит кто-то в заднюю дверь, и уж так настойчиво барабанит, так настойчиво, господин прево, что ведь пришлось пойти посмотреть – кто.
– Так. И кто же?
– Это был молодой парень, господин прево. Совсем молодой, темноволосый, в желтом таком камзоле. Попросил меня продать ему окорока, а потом – ни с того ни с сего – как набросится на меня, как набросится – едва вырвалась! Если бы не господин кюре… И не вы, господин прево, он, наверное, меня бы убил – до того оказался страстный. Слава святому Клеру, вы вовремя появились, небось, услышали, как я кричала. Вон и сорочка вся на мне разорвана…
Девчонка распахнула рубаху.
– Цыц, Мари-Анж! – тут же шуганул ее судейский. – Не бесстыдствуй. Пойди-ка лучше домой, переоденься – а разорванную сорочку принесешь нам в качестве вещественного доказательства.
– Да какие тут еще нужны доказательства? Ежели он налетел, схватил, завалил на ложе…
– Цыц! Иди, говорю, переоденься. Да, насильник таки успел совершить свое черное дело?
– А как же, господин прево? Как же ему было не успеть, когда вы там по двору тащились, прошу прощения, словно беременные улитки – нога за ногу, сопля за щеку…
– Ты уймешься наконец, Мари-Анж?! Иди живо, переодевайся. Да позови там, во дворе, свидетелей.
– Кого-кого позвать, господин прево?
– Сви… Мишеля с Кловисом.
– Ах, этих…
Мари-Анж наконец ушла, а вместо нее появились свидетели – простоватые деревенские парни, похоже вообще не обладающие способностью к связной и членораздельной речи, в большей степени полагаясь на глаголы и междометия.
– Ну, мы это… шли на покос… или с покоса… Да, это, с покоса. Коса сломалась, так мы и… И вот слышим – верещит кто-то, будто подсвинка режут. Так ведь рано еще резать-то! Заглянули, а там – Мари-Анж верещит. Лежит на кровати, заголившись, а рядом какой-то хлыщ.
– Тот самый, что сейчас сидит в амбаре?
– Точно тот самый, господин прево.
– Что ж, дошла очередь и до него. Идите, парни. Скажите, чтобы привели.
Войдя, Митька хмуро обвел глазами помещение, вздохнул, но, увидев своих, несколько воспрянул духом.
– Ваше имя и общественное положение, месье? – осведомился прево.
– Я уже говорил – это наш друг, дворянин из Лангедока. – Жан-Поль возмущенно фыркнул.
– Я помню, господин д’Эвре, – холодно кивнул судейский. – Но все же хочу сейчас говорить лично с обвиняемым. Итак. Вы, месье, – приезжий. Как ваше имя?
– Димитри… Димитри Тере.
– Странное имя… Впрочем, понятно – южанин. Каким ветром занесло в наши края?
– Я учусь… учился в Сорбонне.
– Ах, вот как? В Сорбонне. Ученый, значит, человек. Извольте ответить на несколько моих вопросов.
Юноша пожал плечами:
– Задавайте.
– Вопрос первый: вашу сорочку разорвала Мари-Анж? Ну, та девушка…
– Да… именно она и разорвала, я даже сам не…
– Достаточно, месье. Вопрос второй: вы лежали на кровати вдвоем?
– Вначале сидели. А потом она вдруг резко набросилась на меня и…
– Так лежали?
– Потом – лежали. Но…
– Благодарю, вполне достаточно. Уведите обвиняемого!
– То есть как это – уведите? – опешил Иван. – Он же еще ничего толком не рассказал?
– А вы полагаете, он такой дурак, что сознается? О-хо-хо… Поверьте моему жизненному опыту, господа, – такое случается редко, крайне редко. А ваш друг вовсе не производит впечатления глупца.
– И все же мы намерены подать апелляцию!
– Ой! – Прево поморщился, словно от зубной боли. – Я ж вам уже говорил… Итак, подведем итоги?
Приятели переглянулись:
– Попробуем. Интересно, что из всего этого выйдет?
– Как видите, господа, кроме вас и меня с господином кюре, здесь больше никого нет, – вкрадчиво произнес судейский. – Потому можно быть откровенными, а?
– Можно, – неожиданно усмехнулся Иван. – Разрешите, я выдвину свою версию?
Прево развел руками:
– Пожалуйста! Только, если можно, кратко.
– Хорошо, – согласился Иван. – Кратко так кратко. Как мне кажется, дело обстоит так: имеется подставной человечек, некий пастушонок Жак, который почему-то не был допрошен…
– Не понимаю, при чем тут Жак? – Прево и кюре переглянулись.
– Ах, не понимаете? – Иван издевательски покачал головой. – Позвольте продолжить?
– Ну, конечно…
– Так вот, этот самый пастушонок Жак, сказав, что у некой Мари-Анж можно недорого приобрести съестные припасы, нарочно указал нам окружную дорогу, которой мало кто пользуется, специально, чтобы у этой якобы потерпевшей девицы по имени Мари-Анж и ее сообщников было время подготовиться. Далее, когда наш друг вошел в дом, Мари-Анж набросилась на него, разорвав и свою сорочку, и сорочку нашего друга, потом закричала… как раз вовремя, для того, чтобы подошли сообщники, явно допрошенные недостаточно подробно. Я полагаю, это не первый такой случай в вашей деревне, и если поднять все прошлые дела…