Когда-нибудь я ее убью Казанцев Кирилл

Глава 3

В работе образовалась передышка, что не странно — полночь давно миновала, все нормальные и ненормальные, в том числе потенциальные «клиенты» «Скорой», дрыхнут, или только подумывают о том, не пора ли набрать заветные «03». Врач и фельдшер, пользуясь случаем, спят, диспетчер тоже кемарит, не отходя от телефона, на подстанции тишь, гладь и неземная благодать, заодно и мышам полное раздолье.

В помещение Егор не пошел, остался на крыльце, подпирая спиной столбик навеса над крыльцом, вдохнул глубоко. Мысли, до этого крутившиеся где-то далеко, чуть ли не в подсознании, немедленно явились на передний план, захватили, закружили вопросами на предмет нестыковок, несовпадений и лжи. Но Егор, как ни старался, пока ничего такого усмотреть в словах Вики не мог, ничего, кроме сути самих слов: ее брат зачем-то приехал в их городишко и сгинул два месяца назад, если считать с его последнего звонка сестре. А та посидела-посидела, подождала и прикатила следом на поиски родного братца, ну в точности как Герда за Каем в царство Снежной королевы. И, как и положено Герде, получила сполна, и эта сказка пока далека от финала. Самое поганое, что Вика и не подозревает, в чем «провинилась», по всему выходит, что дело в ней самой и только в ней, и кому-то она мешает просто своим присутствием, только тем, что пока жива. Быстро ее нашли, стоило ей только нос из дома высунуть, этим ребяткам, что сидели тогда в «Приоре» у ее дома, ума хватило проследить не только за больницей. Там кто-то проболтался, к гадалке не ходи, и в его дверь в любой момент могут постучать «гости»…

Егор поежился от острого ветерка и вошел в тепло. Тишина, полумрак, даже мышей не видно, и телефоны — слава те, господи, — заткнулись, в комнате отдыха дрыхнут аж две бригады, места нет, но нам не привыкать. Кресло и низкий табурет составили прекрасную пару, Егор вытянулся на жесткой неудобной «кровати» и задремал. Сон начался сразу, без прелюдии, и весь из себя странный: точно он торопился куда-то, а ноги еле двигались, словно шел по пояс в воде, да еще и против течения. Греб, греб из последних сил, а тут на реке (или что там во сне было) начался шторм, замотало так, что Егор едва не свалился в воду, вернее с «кровати», и спросонья пару мгновений соображал, что происходит. А это водитель второй машины, что дрых неподалеку, пинал кресло и ворчал, сам едва продрав глаза:

— Чалов, совесть имей, тут люди спят, между прочим. Мобилу свою или выключи или отвечай, задолбала она звонить…

Кресло успокоилось, Егор сел и выудил из кармана куртки, которой накрывался, телефон, уставился на экран. «Два пропущенных вызова» — сообщала надпись на черном фоне, и все бы ничего, но это снова звонила Вика. И звонила со своего телефона, с той самой симки, что он лично купил несколько дней назад.

Пока сообразил, пока вник, пока дошло — прошло минуты две, а заодно и сон слетел, соображалка заработала в форсированном режиме. Звонит, ясное дело, не Вика, а кто-то из тех, кому досталась ее сумка с документами, деньгами и мобильником. Звонят по единственному номеру, что забит в память ее телефона. Или все же это она сама?

От догадки точно морозом обдало, Егор тихонько поднялся с кресла и вышел из сонного царства в коридор. Прошел мимо диспетчерской, где, положив голову на «подушку» из журналов, прямо за столом спала неутомимая пенсионерка, накинул куртку и вышел во двор. Здесь снова заметало по-зимнему, снег летел в лицо, и откуда только взялся, полчаса назад ничего не предвещало. Телефон молчал, и Егор, едва сдерживаясь, чтобы самому не перезвонить, побежал в гараж, на ходу отворачиваясь от снега. Влетел в пахнущую соляркой и машинным маслом темноту, пошел прямо и чуть левее на свет тусклой лампочки в стальной оплетке, присел на ящик со старыми железками.

Телефон молчал, за неплотно прикрытой дверью гаража подвывал ветер и швырял снег о металлическую створку. В такую погоду хорошо напиться до чертей и заснуть, чтобы не видеть этого безобразия, как многие и делают, не пережив прихода весенней депрессии. А некоторые считают, что дальше жить вообще незачем, мрак, снег и ветер теперь будут всегда, солнце отменили, как и голубое небо, и теплые деньки. И разнообразными способами покидают этот мир, кто как, кому на что фантазии хватает, вешаются в основном, получив от приехавшей по вызову бригады последний диагноз: «механическая асфиксия органов шеи при сдавлении петлей при повешении»…

Сначала моргнул и засветился голубым и белым экран, потом мобильник вздрогнул в ладони и выдал длинную дребезжащую трель, на экране светился «Викин» номер, сердце стукнуло где-то в горле, Егор вдохнул и нажал зеленую кнопку.

Абонент молчал, Егор тоже начинать беседу не торопился, слушал шум, что доносился из трубки. Поначалу показалось, что с «той» стороны никого нет, или заговорит сейчас нечеловеческим голосом автоответчик. Даже дыхания не слышно, словно дождавшийся ответа человек потерял к разговору всякий интерес и отложил телефон в сторонку. Или не желал делать первый ход, давая оппоненту возможность проявить себя. Ждать дальше Егор не мог, уж больно нехорошей показалась ему эта тишина, и посему, вдохнув-выдохнув, чтобы успокоиться, как мог равнодушным и делано-сонным голосом произнес:

— Слушаю. Ну, чего надо? Достали трезвонить, козлы, на часы посмотри…

И сам глянул на цифры в углу экрана — четвертый час утра, самое время для светской беседы. В своем репертуаре ребятки, тогда они тоже звонили заполночь, на час или два раньше, хотя сегодня он два звонка пропустил…

— Не спится? — участливо спросили из трубки. Егор ухмыльнулся — голос был тот же самый, что, как по нотам, расписывал сценарий, который ожидает Вику, если она останется в городе. И по тону пока непонятно, как настроение у оппонента и что тот хочет от собеседника.

— Какое там, — зевнул он в ответ, — поспишь тут. Задолбал ты меня звонками, дядя. Тебе чего надо? Ты кто вообще?

— Что в имени тебе моем, — вздохнули в трубке, — какая разница, как меня мама назвала. Допустим, Вася, и что это изменит? Правильно, ничего. Ты мне лучше вот что скажи — где девка?

Егор выдохнул облегченно, точно камень с души свалился — до Вики они пока не добрались, не нашли ее, иначе разговор бы строился по-другому. А раз так, то можно и пообщаться строго в предложенном оппонентом тоне.

— Ах, девка, — осенило его, — девка, конечно. Так бы сразу и сказал, а то я спросонья не сообразил. На Ярославке твоя девка стоит, денежку тяжким трудом зарабатывает. Все твои девки там, Вася, ныне, как говорится, присно и во веки веков. Аминь. Еще вопросы есть? Нет? Тогда спокойной ночи, Вася.

— Твоя девка где? — перебили из трубки. О, голосок уже другой, натянутый, агрессивный, проняло «Васю» основательно, аж зубы скрипят. Или это он трубку грызет, как пес с голодухи давным-давно обглоданную кость?

— А черт ее знает, — искренне ответил Егор, — понятия не имею. Была моя, да вся вышла. И мне, вот как на духу тебе говорю, — по фигу, где она, с кем, как он ее там, сколько раз и все такое. Нет у меня девки, и не сутенер я, попутал ты что-то, Вася.

Договорил, послушал шорохи из трубки и, решив, что абонент с той стороны решил закончить неконструктивный диалог, уже и сам решил отбиться, когда трубка ожила.

— Ты бы не лез не в свое дело, — чуть насмешливо, врастяжечку сказал «Вася».

— А то что? — поинтересовался Егор. — Что будет? Ты кто, дядя, тебе чего надо? Вали на фиг, я не подаю…

«Собеседник», похоже, слегка обалдел и взял небольшую паузу, в трубке что-то ласково зашелестело, потом послышались мерные ритмичные звуки, точно кто-то стучал пальцами по стеклу. Потом послышался чей-то голос, но слов Егор не разобрал — похоже, насмешливый шантажист прикрыл ладонью трубку, потом, посовещавшись с кем-то, заговорил делано-равнодушно:

— Я бы с тобой в психологические этюды поиграл, да некогда мне. В общем, давай так — ты говоришь мне, где девка, я плачу тебе, и мы забываем друг про друга. Деньги хорошие, сразу говорю, наличными, в любом удобном для тебя месте. Соглашайся, нафига она тебе такая нужна с побитой рожей. На мои деньги новую себе найдешь, молодую, красивую…

И заржал, неплотно прикрыв ладонью трубку, Егор расслышал, как еще кто-то хихикает неподалеку. Теперь пришла его очередь взять паузу, он встал, прошелся по гаражу, запутался в проводах на полу, зацепился и едва удержался на ногах. Выругался, прикидывая в темпе, чем бы еще обидеть Васю, да побольнее, как хихиканье в трубке прекратилось, голос собеседника снова стал деловым:

— Давай, не телись, соображай быстрее, — торопил он, и Егор ответил:

— Извращенец я, люблю потрепанных. Хотя деньги всегда нужны. Надо подумать.

— Чего тут думать, — наседал оппонент, — договорились, встретились, назвал адрес, получил деньги, и все. Кстати, она тебе ничего не говорила? Ну, зачем сюда притащилась и все такое? — как бы невзначай поинтересовался шантажист.

— Про брата? — показывая свою некоторую осведомленность в вопросе, уточнил Егор и тут же ощутил тем непризнанным наукой свойством, именуемым «чуйка», что его жизнь и жизнь Вики теперь стоят одинаково, и сумма столь ничтожна, что ее называть-то неприлично. Уж больно выразительной стала тишина в трубке, абонент снова точно провалился.

— Ладно, уговорил, только сумму я сам назову. Слышишь, ты, дядя?

Дядя слышал, он угукнул в микрофон и снова затих, но молчал уже выжидательно, как рыбак, что подцепил на крючок долгожданную рыбину и теперь боится, как бы та не сорвалась. А «рыба» сама упорно лезла из воды, только что в сачок не запрыгнула, назвала такую сумму, что на «той» стороне уважительно промычали, потом обещали подумать и почти сразу согласились.

— Хорошо, — продолжал гнуть свое Егор, — но учти: деньги мне нужны крупными купюрами, и только новыми. Свеженькими, от которых еще краской пахнет и о края обрезаться можно. Другие не подойдут, сразу предупреждаю, — тоном капризной кинодивы предупредил он.

— Зачем? — предсказуемо спросили с «той» стороны, — на хрена, объясни. Какая тебе разница, какими брать, все равно все пропьешь…

— Мне-то без разницы, — пояснил Егор, — никакой разницы совершенно. Я о тебе, друг мой, забочусь, чтобы тебе было удобнее деньги в трубочку свернуть и в задницу себе засунуть. Можешь приступать. Все, гуляй, Вася, спокойной ночи.

Нажал «отбой», с минуту стоял в темноте, слушая вой ветра, стоял в раздумьях — выключить телефон или нет? И решил оставить пока, чисто так, на всякий случай. Надумают звонить — вэлкам, ответит в лучшем виде, да после этого разговора вряд ли между абонентами остались малейшие недопонимания. Угрожать возьмутся? Кому, спрашивается, голосу из трубки, что неизвестно кому принадлежит? Впрочем, та же чуйка подсказывала, что инкогнито сохранить надолго не удастся, найдут его, к гадалке не ходи, но не сегодня и не завтра, хочется верить. «Раньше выстрела не падаем» — Егор насторожил уши: показалось или нет, но со стороны диспетчерской донесся телефонный звонок. Еще пара минут, и одну из бригад выдернут на выезд, надо идти.

— Острый приступ панкреатита, поехали, — встретила его на крыльце сонная врач. Фельдшер, уже вовсе неотличимая от зомби, покорно брела следом в обнимку с оранжевым чемоданчиком.

— Поехали. — Егор развернулся на ходу и пошел к замерзшей «газели». Хорошо, что голова была так занята мыслями, что спать не хотелось, и утро наступило быстро, и даже снег прекратился. И телефон больше не звонил, и пришла в голову свежая идея: разбитое стекло, по всем расчетам, что прокручивал в голове чуть ли не до утра, пришлось-таки задвинуть подальше. Первым делом требовался второй мобильник взамен украденного, Егор был готов отдать свой Вике, но сам оставался без связи. Поэтому меж двух огней — новое стекло или новый телефон — метался недолго, решив утром же купить себе самую дешевую трубку, а разбитое стекло, как и планировал изначально, заклеить скотчем. Но уже утром, когда перед сдачей смены вспомнил, что на даче где-то завалялся мобильник из его прошлой жизни, старый, но вполне исправный.

После работы не шел — бежал по пустым почти улицам города, по скользким, покрытым белейшим снежком над коркой льда. Сам два раза едва не навернулся, еле удержался на ногах, проехавшись по «катку» и подумал, что сегодня у «Скорой» свой «день жестянщика» — сломанных рук, ног, вывихов и просто ушибов заступившую бригаду ждет бесчисленное множество. И хоть торопился зверски, но сбавил прыть, шел быстро, как мог, не бежал — еще не хватало сейчас самому загреметь, растянуться на льду, заработав растяжение или вывих: это будет верный конец фильма, причем не только для него. Подумал в очередной раз, правильно ли он все сделал, по логике бежать надо бы в другую сторону, к старой пятиэтажке, к родительской квартире, где, хочется верить, еще ждет его Вика. Но и без связи оставаться нельзя, черт его знает, как дальше дело обернется.

И снова не выдержал, побежал, рванул к даче коротким путем, через овраг и «железку», слетел с насыпи, проскочил по проселку пустырь и кладбище, пролез под шлагбаумом и оказался дома. Снега намело аж по щиколотку, Егор открыл дверь и ввалился в промерзший дом. Как всегда после суток в доме было так холодно, что от дыхания поднимался пар, но включать обогреватель Егор не стал. Скинул куртку и принялся перекапывать залежи старья сначала в прихожей, потом во второй комнате, где не жил, а использовал ее под кладовку, рылся час, потом устал, сдался и включил-таки чайник. Безрезультатно покопался в завалах еще немного и понял, что мимо: старый мобильник ему вовек не найти, «игрушку» могли запихнуть куда угодно, она запросто могла и в квартире остаться, и там он еще не искал. Перекусил наскоро и для очистки совести продолжил поиски, добрался до самых старых залежей, до коробок с книгами и бумагами, обнаружил свою чоповскую спецуху, отсыревшую и полинявшую, в кармане оказался пропуск на старую работу. Егор плюхнулся на груду барахла, смотрел на блеклые тряпки и точно на три года назад провалился, ощущения при этом были самые поганые, и хотелось бы от них избавиться, как от дурного сна, да не получалось. «Игорек, ну и сука же ты» — в стотысячный по счету раз произнес Егор эту мантру, про себя произнес, но выразительно, как говорится, с душой, призывая на голову бывшего приятеля все кары земные и небесные.

И ничего в ответ не услышал, сука-Игорек вместе с Риткой пребывал где-то далеко отсюда, может, давно уж в Москву перебрался. Ритка — она такая, она бы настояла, она и Егору еще тогда намекала, что пора бы из этой дыры уезжать и в столицу, благо до нее рукой подать. Да только Егор о переезде и думать не хотел, а Игорь, похоже, не устоял, сдался, туда этой твари и дорога…

Задребезжло что-то протяжно и нудно, потрезвонило и оборвалось. Егор вскинулся, бросил пропуск в коробку и вскочил, соображая, что бы это значило. Сообразил, ринулся в кухню, перебираясь через разворошенные завалы, прикидывая, что убираться тут придется полдня, если не больше. Вылез, наконец ввалился в кухню, и вовремя — мобильник на столе снова заголосил, и уже из последних сил: в аппарате садился аккумулятор. Схватил, посмотрел на определившийся номер: знакомый, зараза, он его уже видел, когда Вика звонила от соседки. И снова звонит, и снова с того же номера. Что на этот раз?

— Егор, они здесь, — спокойно сказала Вика, — те, на машине. Темная «Приора» во дворе, я их из окна вижу, они у третьего подъезда.

И замолчала, из трубки не доносилось ни звука. Ну вот, все и определилось, дом нашли, а скоро найдут и квартиру, если уже не стоят на пороге. Быстро они, молодцы, пока что два-один не в нашу пользу.

— Я приеду. — Егор не дослушал, что еще там говорила Вика, выключил телефон и быстро оделся, прикидывая на ходу, как лучше подойти к дому и сколько времени это займет. По-любому выходило около часа или около того, и Егор понимал, что это много, очень много, и он может не успеть, если уже не опоздал. Выскочил за дверь, закрыл ее наскоро и рванул обратно по своим же следам, стараясь не сбить дыхалку. Но удавалось плохо, поднявшийся ветер дул в лицо, небо заволокло, и снова поднялась метель, такая, что не видно ни земли, ни неба, он и поезда-то на «железке» не заметил, шарахнулся от дикого рева справа и едва не ослеп от бешеного желтого света прожектора, что рвал пелену снега, как бумагу. Скатился по насыпи вниз и побежал дальше, срезая, где только возможно, путь, добрался до сквера, перебежал дорогу на «красный» и остановился, завидев стены родной пятиэтажки. Постоял, переводя дух и борясь с желанием расстегнуть куртку: взмок, пока бежал, как в бане, постоял, поозирался в метели и пошел к дому.

Тонированная «Приора» со знакомыми грязными номерами стояла там, где и сказала Вика, у третьего подъезда. Егор спокойно прошел мимо, натянул на голову капюшон куртки и сделал вид, что уворачивается от снега, а сам смотрел на машину во все глаза. И ничего не разобрал, понял лишь по движению «дворников», что внутри кто-то есть, и потопал дальше. Постоял у своего подъезда, делая вид, что хочет закурить, и поднялся к себе, прислушался, что делается за дверью. Тихо, разумеется, ни звука, ни движения, Егору вдруг показалось, что Вика поступила по-своему: ушла, уехала незнамо куда, сбежала без денег и документов. И что в квартире действительно пусто, а бабка, в которой даром пропал актерский талант, скажет в ответ на все расспросы: не знаю, не видела, меня не было дома, к врачу ходила или в магазин…

Егор взбежал на этаж выше, огляделся — на площадке пусто, здесь пока не ждут, но именно что пока. Потом вернулся, легонько толкнул дверь плечом — заперто, разумеется, но это дело поправимое. Пара хороших ударов, и дверь вывалится сама, старая, трухлявая, ровесница дома, где когда-то его молодые родители новую квартиру получили. Но решил крайние меры пока отложить, постучал деликатно, как в кабинет к злому начальнику. Раз постучал, два, потом от души грохнул кулаком и прислушался — в квартире кто-то был. Подошел с той стороны, постоял и, кажется, отступил в сторону ванной. Егор стукнул в дверь еще раз и произнес негромко:

— Открывай, не бойся. Свои.

Дернул на себя приоткрывшуюся створку и ввалился в квартиру, захлопнул дверь. В полумраке не сразу разглядел Вику, та стояла в дверях кухни и что-то прятала за спиной. Попятилась, пропуская Егора, тот схватил девушку за локоть, повернул и вырвал у нее из рук старый тупой и тяжелый туристический топорик. Где только нашла, непонятно, вроде он весь хлам выбросил. Не иначе на балконе откопала, куда он вчера так удачно приземлился.

— Дай сюда, валькирия, — топорик лег на подоконник, Егор посмотрел за стекло. Виден только бок «Приоры», если из машины кто-то выйдет, отсюда они не заметят, странно, что Вика ее углядела.

— Давно они тут? — Егор стянул куртку и бросил ее на стул, прилип к окну. Плохо дело, придется так и сидеть, зато передняя дверь видна, но так можно носом в стекле дыру протереть. Кстати, о дыре, скотч-то он не купил, забыл, все мысли о другом были, а сейчас сквозит из нее ощутимо.

— Часа два, — сказала Вика. — Я сначала не узнала, они тут катались туда-сюда, потом встали. Потом из машины один вышел, который меня бил, походил, покурил и в машину сел. Я тебе сразу позвонила.

Ну, просто отлично, что еще сказать. Нашли дом, но квартиру пока не вычислили или темноты ждут, и нарвутся тут на сюрприз. Расчет был на то, что дома окажется одна Вика, ее преследователи не заметили, что в ловушке оказался кое-кто еще, и этого они пока в глаза не видели. Хотя черт их знает, сколько их там всего окажется, еще неизвестно, как карта ляжет.

— Что теперь делать? — подала голос Вика и говорила спокойно, не то что без паники — без страха, точно была готова к любому исходу. И точно, готова, топор-то она не зря прихватила. А что, неплохая вещь, тяжелый, увесистый, таким и лошади можно башку проломить, не то что человеку.

— Ждать, — ответил Егор, глядя в окно, — пока только ждать. Иди, спи или телевизор смотри, я скажу, когда начнется.

Телевизор смотреть она не стала, ушла в комнату и сидела там, как и было велено, — как мышь под веником, но не спала, это точно. Ходила по комнате, тоже смотрела в окно, сидела на диване и снова ходила — Егор слышал все это, пока дежурил на кухне. Час, второй, третий — «Приора» не двигалась с места, он тоже. Прошел день, за ним вечер, в подъезде слышались шаги, грохотали двери, под окнами ездили машины, слепили глаза светом фар, парковались, как придется. Успокоилось все только к десяти вечера, Егор выпил очередную чашку кофе, Вика допила свою, и оба уставились в окно. Ничего, все по-прежнему, пробежала мимо пара собачников, выгуливая псов на ночь, и к одиннадцати окончательно все стихло.

Вика сидела спиной к стене, смотрела в одну точку перед собой и молчала. Свет не включали, Егор не видел ее лица, но ссадину все же разглядел, длинную, что шла от верхней губы к виску, запавшие щеки и сжатые губы. И тоже молчал, говорить было не о чем, да и ожидание выматывает, держит в напряжении, не давая расслабиться и отвлечься. Вопросов море, но сейчас не время для них, черт знает, когда эти ребята в «Приоре» с места сдвинутся, и этот момент лучше не прозевать.

— Иди спать, — в десятый, наверное, раз сказал Егор, и Вика точно так же помотала короткостриженой головой. Не пойду — вот и весь сказ, как будто толк от нее какой будет. Уснуть, ясное дело, она тоже не сможет, ну да пусть сидит, лишь бы под ногами не мешалась. Еще полчаса, еще час, уже полночь, у самого глаза слипаются после бессонных суток, а ведь время волков только-только наступило. И точно: обострившимся слухом Егор уловил негромкий щелчок, стук от хлопка дверцы, вскочил, прижался щекой к стеклу. Идут вроде трое, но, может, и больше, в темноте и переплетении теней ничего не разобрать.

— Уже? — прошептала за спиной Вика и отшатнулась, пропуская Егора перед собой. Он поколебался мгновение, не прихватить ли пусть тупой, но еще вполне пригодный в ближнем бою топорик, но решил пока обойтись без него и оставить как есть, воспользоваться, если побоище перейдет в партер, то есть продолжится в квартире. А быстро они его нашли, сообразили, и теперь ждать можно всего: после работы могут «встретить», например, странно, что сегодня отпустили. Медсестра, тварь, из терапии настучала, некому больше, ну да черт с ней…

— В комнату иди и сиди там, — бросил Егор, прислушиваясь к звукам из подъезда. Пока ничего, но это поправимо, все изменится очень быстро. Обернулся, увидел, что Вики нет, и вышел из квартиры. Захлопнул дверь, постоял, подумал и выкрутил новую, пару дней назад появившуюся тут лампочку, и в подъезд сразу вернулся привычный полумрак. Аккуратно положил еще горячую лампочку на подоконник, подул на ладони и взбежал на один лестничный пролет вверх, отступил в тень у стены и замер там.

Ждать долго не пришлось, снизу поднимались несколько человек. Шли в темноте, поэтому поднимались «гости» неуверенно, кто-то споткнулся, матюгнулся вполголоса. Егор терпеливо ждал, глаза его давно привыкли к полумраку, и он уже видел три силуэта, маячивших перед дверью его квартиры. Что-то негромко звякнуло в тишине, один из «гостей» дернул дверную ручку, но его оттерли в сторону. Тонкий лязгающий звук повторился, что-то негромко треснуло, и Егор одним прыжком оказался рядом с ночными визитерами. И успел вовремя, один уже присматривался к замку, еще двое за его спиной глазели на дверь, точно прикидывая, с какой попытки удастся ее высадить, переговаривались вполголоса, и появление Егора прозевали, не успев понять, в чем дело, уже летели вниз по лестнице. И только попытались подняться на ноги, как снова пришлось падать — в объятия товарищей грохнулся третий. Егор скорее чувствовал все движения противника, чем видел их, поэтому вовремя ушел от удара, вывернул занесенную на него руку с ножом за спину оппоненту. Тот хрюкнул коротко и отправился в полет вперед башкой, но недалеко — всего лишь на один пролет ниже.

Все происходило в полной тишине, за несколько минут побоища никто не издал ни звука. Егор ногой отшвырнул валявшийся на полу нож в сторону, перепрыгнул несколько ступеней сразу и оказался перед только-только поднявшимися на ноги «гостями». Те намерения хозяина поняли правильно, оперативно и неорганизованно отступили, бросив товарища объяснять Егору цель их позднего визита. Этот жался к стене, шмыгал носом и даже чего-то там изобразил, рыпнулся вроде как ударить слева снизу, но получилось препаршиво, даже не так — по-детски. Егор перехватил его за руку, дернул на себя, развернул, сгреб за шкирку, швырнул вниз и, не торопясь, двинулся следом, готовый, если понадобится, повторить бросок. Но его помощь больше не потребовалась, посетитель самостоятельно выполз из подъезда, доковылял до машины. Егор наблюдал за ними через окно, дождался, пока «Приора», резко газанув, сорвется с места. Слишком легко все прошло, легко и быстро, повезло, что не сообразили, что не ждали, что растерялись, думая, что мышки ждут в клетке, а не притаились снаружи. И ведь вернутся, как пить дать, вернутся, и очень скоро, и их уже будет не трое, а гораздо больше.

Егор вернулся в квартиру и только сейчас, когда прошел азарт и опасность отступила, сообразил, что погорячился. Такой шанс в руках был, а упустил его бездарно, не вытряс из последнего, например, самое главное — кто их послал сюда и чем им помешала Вика?

Та материализовалась из темноты незамедлительно и снова с топором в руках, смешно и жутко смотреть. Егор не сдержался, фыркнул, скорее от нервов, облизнул сбитые костяшки пальцев и пошел в кухню, попутно отобрав у Вики топорик:

— Одевайся, быстро. Надо идти, сейчас же, они вернутся. Быстро! — уже можно орать, не опасаясь, что кто-то услышит, можно даже повторить, но до этого не дошло.

— Сейчас? — глупо спросила Вика. — Ночью?

— Как знаешь, — Егор уселся на табурет поверх собственной куртки, — давай останемся. И подождем, когда они вернутся, только их будет уже не трое, а человек десять или пятнадцать. Все, пошли, пошли, — он бесцеремонно подтолкнул Вику к вешалке в коридоре, сам быстро оделся и нахлобучил на глаза шапку. Погода на улице вновь заворачивалась нешуточная, дуло так, что от воя ветра становилось не по себе, но метели пока не было.

Вика оделась быстро, стояла в коридоре, сжимая в руках дорожную сумку, крутила ее и так и этак: то на локоть повесит, то на плечо. Егор забрал у нее сумку и выпроводил на площадку, постоял немного на пороге и вышел сам. Захлопнул дверь, дернул за ручку и оглянулся напоследок, подумав, вернется ли сюда еще, и если вернется, то когда именно.

— Быстро, быстро! — он взял Вику под руку и потащил по ступенькам вниз.

Быстро не получалось, хоть тресни, сапоги на каблуках не приспособлены к бегу по скользкой дороге. Да и для ходьбы они тоже не годились, Вика шла, еле переставляя ноги, тонкие подошвы и каблуки разъезжались на льду, что коварно скрывался под свежим белейшим снежком. Шла-шла и грохнулась наконец на одно колено, но даже не пикнула, Егор дернул ее за ворот шубки и поднял на ноги. А через пару минут процедуру повторил, потом и в третий раз, а в четвертый успел, поддержал под руку и понял, что так они далеко не уйдут. Вика молчала, только старательно отводила глаза в сторону и на Егора не смотрела, глядела куда угодно — на темные окна домов, на верхушки деревьев сквера, что миновали с таким трудом, вслед редким проезжавшим машинам, но не на него. А когда Егору удалось перехватить ее взгляд, то в нем обнаружились и ужас, и страх, и напугавшая его самого решимость, — все что угодно, кроме паники.

— Надо идти, — сказал он, — и очень быстро. Тебя ищут, да уже и не только тебя.

И только сейчас сообразил, что не сказал ей, куда собственно тащит ее через ночь и робкий, тихонько падающий с неба почти новогодний снежок. Вика накинула на голову слетевший капюшон шубки и поежилась. Егор осмотрел девушку с ног до головы. Выглядит очень даже неплохо, но в таких сапогах только по паркетам рассекать или в машине по городу передвигаться. И еще кое-что: он уж и сам чувствовал, как пробирается под теплую куртку мартовский кусачий морозец, а что тогда говорить о Вике в ее короткой шубе?

— Я знаю, — едва не стуча зубами от холода, сказала она, — я все знаю и очень боюсь. Но я не могу быстро, честное слово. Правда, не могу.

Егору пришлось сбавить ход, он крепко держал Вику под руку и посматривал по сторонам. Вел ее так, чтобы по возможности держаться в тени — дорога шла по центру города, и здесь власти постарались на славу, как назло работал каждый фонарь. Хорошо хоть, пуст был этот самый центр, никого ни поблизости, ни на горизонте, даже собак бродячих не видать, тоже, поди, от мороза попрятались. И не обойти этот освещенный пятачок, здесь самый короткий путь к задворкам города, к «железке» и пустырю за ней. Проверено все это уже, сам сколько раз время засекал, пока самую короткую тропинку к даче протоптал, и обходные пути искать не собирался, и если в сторону от проспекта взять — там сплошные стройки да теплотрассы перекопанные, белым днем не пройти, а уж ночью, да еще на каблуках… Лучше не рисковать.

Проскочили центр их крохотного городка без приключений, две единственные живые души в этот полночный час. Промчались по дороге одна за другой две машины без габариток и, как показалось Егору, без номеров, просвистели мимо и сгинули сразу за светофором центрального перекрестка. Дальше места пошли глухие, темные и неприятные: многоэтажки сменили старые, барачного типа двухэтажные длинные дома, среди которых попадались и деревянные, в их окнах кое-где горел свет, слышались приглушенные голоса и музыка. Подошли ближе, и пьяные голоса зазвучали отчетливее, где-то пара бурно выясняла отношения, где-то дело катилось к драке. То еще местечко, Егор почувствовал, как Вика напряглась, принялась озираться, у нее с головы слетел капюшон, девушка оступилась, едва не свалилась вновь, но Егор поддержал ее. Сам-то он не волновался и даже что-то вроде облегчения почувствовал, когда свернули с освещенной улицы — здесь беглецов не найти, даже если очень постараться, за каждым поворотом множество ходов-выходов открывается, и Егор их за время работы на «Скорой» успел изучить, как линии своей руки.

— Спокойно, — сказал он, останавливаясь, чтобы сделать передышку, — тут никого бояться не надо. И осталось немного, мы скоро придем.

— Куда придем? — голос у Вики дрогнул, зубы отчетливо лязгнули. Отлично, просто отлично, ее форменным образом колотит от холода, ей сейчас не хватало только простудиться и заболеть. Тут не идти — бегом бежать надо, а какое там бежать, если она ноги еле передвигает.

— У меня дача за городом. — Егор снял шапку и бесцеремонно нахлобучил ее Вике на голову чуть ли не до самых глаз, накинул сверху капюшон. Девушка поправила «обновку», шагнула вперед и немедленно поскользнулась на невидимой в темноте колдобине, неловко взмахнула руками и плюхнулась на снег. Егор помог ей подняться, обхватил за талию и потащил, как придется, по разбитой дороге, по обледеневшему тротуару дальше, к тупику, за которым уже высилась в ночи освещенная железнодорожная насыпь.

Поднялись кое-как, Егор повел Вику через рельсы, заторопился, услышав гудок тепловоза. Проскочили благополучно и так же благополучно в обнимку съехали по мерзлому гравию вниз. Что-то подозрительно хрустнуло, Вика вскрикнула, и Егору аж жарко стало — еще не хватало, чтобы она ногу сломала. Но обошлось, это треснул каблук, Вика аккуратно наступила на него, покачалась и заявила:

— Выдержит. Наверное. Пошли.

И осталась на месте, замялась у тропинки, что уводила в лес из сухих стеблей полыни, крапивы и борщевика. Пустырь, бывший когда-то ухоженным полем, где росла картошка и подсолнухи, простирался на три стороны света сразу, тропинки разбегались, и идти отсюда можно было куда глаза глядят. Егор шагнул влево, Вика пошла следом, осторожно шла, оступалась, но больше не падала — тропинку замело снегом, подошвы не скользили, и дальше дело пошло на лад. Пустырь пересекли за каких-то полчаса (обычно Егор пробегал его вдвое быстрее), и началось снова-здорово. Тропинка вывела на проселок, Егор шел по колее, держал Вику за руку, та, как могла, ковыляла рядом. Дорога шла по открытому месту, немедленно налетел ветер, Вика ежилась и поджимала дрожащие губы, пошел снег, мелкий, колючий, он сыпался, разумеется, в лицо и застилал дорогу. Минут через десять впереди показались покрытые снегом крыши крайних домов дачного поселка, Егор облегченно выдохнул и перекинул Викину сумку на другое плечо. Все, пришли, слава тебе, здесь их сам черт не найдет, если только по следам отыщет. А следы-то уже свежим снежком заметает — Егор оглянулся, отметил, что да, заметает, причем буквально, точно и не шли они тут минуту назад, а на крыльях пролетели. Оглянулся и — врезался на ходу Вике в спину, едва не сшиб девушку, обхватил, прижал к себе и почувствовал, как та дрожит.

— Замерзла? — выдохнул ей на ухо. — Ничего, уже пришли. Вон дома, видишь? Мой тут недалеко…

Но Вика смотрела в другую сторону, на негустой лесок слева от проселка и еле заметные в темноте, тускло блестящие металлические оградки. Кладбище, это просто кладбище, замерзшее, заснеженное, тут даже ворон нет, и белки поразбежались. Никого там нет, а Вика стоит как вкопанная и глаз от могил за деревьями оторвать не может, дрожит как лист осиновый и не двигается.

— Чего испугалась? — Вика вздрогнула, и Егор услышал, как у нее стукнули зубы. Совсем дело плохо, тут не простудой, тут кое-чем покруче дело обернуться может, а идти им осталось всего ничего.

— Там же мертвые, — он повел Вику дальше, — они тебе ничего не сделают. Живых надо бояться, эти свое отгуляли, лежат теперь под березками и сны глядят…

Бормотал что-то еще, нес такую чушь, что у самого уши вяли, Вика шла, как под гипнозом, даже спотыкалась, как кукла неживая, смотреть было странно и жутко. Пролезла вслед за Егором под шлагбаумом, побрела по щиколотку в снегу, не обращая на холод и ветер ни малейшего внимания, шла, засунув руки в рукава и опустив голову, и прошла бы мимо дома, если бы Егор не догнал ее и не дернул за пояс.

— Все, пришли, — он втолкнул Вику в темную холодную прихожую, закрыл дверь и первым делом пошел на кухню. Зажег свет, включил воду — холодная, разумеется. Быстро разобрался с водонагревателем и выглянул в коридор. Вика сидела на ящике со старым барахлом, привалилась к стене и закрыла глаза. Егору вдруг показалось, что девушка плачет, подошел, присмотрелся — нет, дрожит от холода, трясется, как котенок, что свалился в прорубь. Егор скинул куртку, накрыл Вику и пошел в кухню, включил чайник, снова выглянул в коридор — без изменений, но хоть смотрит осмысленно, пытается что-то сказать, а у самой синеватые губы свело то ли спазмом, то ли от холода.

— Чай есть? — разобрал он, кивнул и подумал, что до чая еще далеко, а случай экстренный, и промедление пневмонии подобно. Вернулся в кухню, нашел в шкафу початую бутылку водки, налил полную стопку и вынес в коридор.

— Пей, быстро, — Вика взяла стопку и уставилась на нее вовсе уж бессмысленным взглядом.

— Что это…

— Водка, разумеется, — оборвал девушку Егор, — пей, кому говорю. Ну, давай. Вот так, умница. Теперь до дна, до дна, вот так. И еще глоточек — за маму, за папу…

Вика поперхнулась, фыркнула, зажала ладонями рот и закашлялась. Но огненная вода уже обожгла ей желудок, всосалась в кровь, Вика протянула Егору пустую стопку и, еле ворочая языком, проговорила:

— Запить… Воды дай…

— Еще чего, — Егор поднял Вику с ящика и повел в кухню, — воды, запить. Ну и замашки у вас, девушка, где только нахватались. Кто ж водку запивает, ее закусывать надо. Сейчас все будет.

Посадил Вику на стул к окну, прикидывая на ходу, что бы такое по-быстрому сообразить, и не придумал ничего лучше, как выложить на сковородку содержимое двух банок тушенки и поставить сковородку на плиту. Сел напротив Вики, налил себе полстопки, подумал, долил доверху и наполнил Викину емкость.

— Я не буду, — запротестовала та, но Егор слушать ее не стал, двинул легонько своей посудиной о второй звонкий бок и приказал:

— Еще как будешь. Давай, за все хорошее и за здоровье. Остальное купим.

Выпил свое одним хорошим глотком, проследил, чтобы Вика не сачковала, заставил допить и не сдержался, улыбнулся, видя, как девушка скривилась.

— Я не пью, — пробормотала она, стянула с головы шапку и принялась расстегивать шубу. Егор забрал ее одежду, вынес в коридор, вернулся и налил еще по одной.

— Я сам не пью, — признался он, поднимая стопку, — это сеанс экстренной терапии, профилактика простудных заболеваний. Поехали.

Проглотил свое, зажмурился, прислушиваясь — да, не показалось, в кухне стало намного теплее, от сковородки тянуло аппетитным душком, засвистел чайник, и даже лампочка загорелась ярче. Сковородка с тушенкой оказалась на столе, рядом появились чашки с дымящимся чаем, Егор пододвинул свою поближе, подал Вике вилку.

— Закусывай, чем бог послал.

Сам съел немного, насыпал в чашку сахар и принялся размешивать его, поглядывая на бутылку. Осталось на дне, ни уму ни сердцу, как говорится, но остатки сладки. Разлил их по стопкам, кивнул Вике:

— Закрепим успех.

И закрепили, Вика даже не поморщилась, выпила как воду и откинулась к стене. Раскраснелась, глаза блестят, ссадина на щеке стала ярко-розовой, с губ пропал голубоватый оттенок. Ожила, наконец-то, оттаяла, как Снежная королева, вернее Герда, что потащилась спасать своего названого братца. И, помнится, братец незадолго до исчезновения вел себя по-свински, что сестренку не остановило. Хотя стоп — оттаял, хоть и не весной из-под снега (прости, господи, за каламбур), именно братец, а вот Снежная королева осталась целой и невредимой. Надо будет на досуге сказочку перечитать, освежить в памяти, как все было…

Водки хватило на один основательный глоток, Егор поставил стопку, отодвинул ее на край, наклонился через стол и забрал у Вики ее пустую посудину. И сказал, глядя на девушку, на побагровевшую ссадину, на круги под глазами, на смешные густые вихры на макушке:

— Рассказывай. Все рассказывай, с начала и до конца. Все, чего я не знаю. И не спеши, времени у нас полно.

Его действительно было полно, вся ночь, хоть и мартовская, но еще по-зимнему ледяная, со снегом, ветром и точками звезд, что появлялись среди обрывков туч, появлялись и снова исчезали. Егор смотрел на них в окно, поначалу пытался угадать контуры знакомых с детства созвездий, но бросил, смотрел на свое темное отражение и на Вику. Она так и сидела напротив, обняв ладонями кружку с остывающим чаем, и говорила слегка заплетавшимся языком.

Они были не родные друг другу, Вика и ее брат Олег: овдовевший отец мальчишки женился на женщине с дочкой. Прожил с ней почти десять лет, когда пришлось расстаться: жена уехала за новой любовью, бросив Вику на отчима. Тот очередной удар судьбы перенес стойко и воспитал двоих, сестру и брата, не делая большого различия между ними, не делил на своих и чужих. А вот квартиру поделил пополам, сыну и дочери она досталась после его смерти. Олег сразу съехал, Вика осталась, жила себе несколько лет, пока Олег не решил жениться.

— Я тоже собирался, — ляпнул Егор и прикусил язык, поймав на себе пристальный взгляд Вики. Но тем она и ограничилась, обошлась без расспросов, да он бы и говорить ничего не стал. И не потому, что было что скрывать или ревностно берег свою тайну от чужих, просто ощутил вдруг всей шкурой, всем существом, какой ерундой до сих пор занимался, такой, прости, господи, фигней, что сказать попросту стыдно. Мелко все это было, глупо, несерьезно как-то, все, кроме тех трех лет, что провел вдали от дома.

— Понятно. — Вика помолчала, отпила чай и теперь держала кружку на весу, смотрела в окно. В стекло ударил снежный заряд, закачалась схваченная ветром яблоня, застучали ветками кусты, и Егор не сразу разобрал в шуме голос Вики. Говорила она не очень уверенно, запиналась, повторялась, но кое-как двигалась дальше.

Олег собрался жениться, почти год прожив у своей подружки, озверел от соседства с будущими тестем и тещей и созрел для самостоятельного житья. Дело было за малым, за собственно жильем, в отцовской «двушке» трое бы не уместились, денег не было, и тут…

— Я понимаю, что это большой грех, но мы чуть с ума не сошли от радости. Это было, как в сказке, — говорила Вика. Егор понимающе кивал и едва сдерживался: крутилась упорно в голове поговорка: «хоронили тещу, порвали два баяна». Только тут не теща на погост отправилась, а брат отца Вики и Олега.

— Он в нашем городе жил? — уточнил Егор, Вика кивнула и продолжала.

— И оставил Олегу квартиру, хорошую трешку. Вернее, его отцу, но тот уже умер, и наследником считался Олег. Он сразу рванул сюда, вступил в наследство и сказал, что продаст эту квартиру, а мне купит свою, и смогу жить одна и никому не мешать. Он уехал, звонил почти каждый день, рассказывал, как идут дела. На квартиру быстро нашлись покупатели, Олег сам приводил ее порядок, выкидывал разный хлам, старье, даже окна поменял. И нашел…

— Клад? — выдохнул Егор. — Золото, бриллианты? Библиотеку Ивана Грозного?

Вика тихонько фыркнула, помотала головой, и вихры на макушке закачались в такт ее движениям.

— Завещание, — сказала она, — Олег в бумагах дяди нашел завещание.

И замолчала, смотрела в чашку, тихонько касалась ложечкой ее толстых стенок. Ветер задул с новой силой, и Егору показалось, что яблоня сейчас улетит вверх корнями в сторону кладбища. Но нет, устояло деревце, вцепилось в мерзлую землю и удержалось, хоть и лишилось пары веток. Вика молчала, ложечка звенела, и Егор не выдержал:

— И? — заинтригованный, потребовал он. — Дальше что? Что было в завещании? Да говори скорее, помру ж от любопытства…

— Не знаю, — Вика сидела, опустив голову, но по голосу было понятно, что она вот-вот заплачет. Хорошенькое дело, только слез сейчас не хватает, впереди самое интересное, а она реветь вздумала. Егор накрыл Викину руку ладонью, сжал ей пальцы и сказал негромко, раздельно, по слогам:

— Что было в завещании? Не маленькая и должна понимать, что это важно, для тебя в первую очередь. Не зря же эти ребятки за тобой по всему городу сайгачили. Что там было?

— Не знаю, — гнусавым от слез голосом сказала Вика, — я правда не знаю, Олег сказал только, что это приусадебный участок или огород, я толком не поняла. Последний раз брат позвонил мне в ноябре, сказал, что это очень важно. Он разберется и сразу позвонит мне. И пропал.

Терпения Вике хватило аж до Нового года. Она каждый день звонила Олегу, но тот сначала просто не отвечал, а потом вместо него заговорил автоответчик. Подружка брата недолго переживала исчезновение жениха, сразу после праздников переехала к новому кавалеру, а Вика, выждав еще месяц, поехала искать брата.

— Приехала, нашла жилье и пошла на ту квартиру, что досталась Олегу, но там уже жили другие люди. Они помнили моего брата, сказали, что тот получил деньги и сразу исчез, хотя должен подписать еще какой-то документ, но не отвечает на звонки. Я сказала, что ищу его, они даже растерялись немного, как мне показалось. И подсказали, что если есть завещание, то его должен заверить нотариус, или не заверить, я толком не помню. В общем, мне надо искать нотариуса, к которому обращался Олег. И я стала искать.

— Нашла? — простое слово удалось складно выговорить лишь со второго раза. Язык безбожно заплетался, Егор прикрыл глаза и кое-как задал вопрос. Глянул на Вику — та сидела, подперев виски ладонями, и смотрела в стол, но говорила спокойно, в голосе не было и намека на слезы.

— Нашла, — сказала она, — не сразу, но нашла. Купила местную газету и обошла всех по объявлениям. И один, его фамилия Демин, повел себя странно. Он точно испугался, когда я пришла и стала задавать ему вопросы, вроде: не помнит ли он моего брата, что было в завещании и прочее. Потом вдруг изменился, предложил мне чай и стал выспрашивать: кто я такая, откуда мне известно о завещании, кем мне приходится Олег и все такое. Я отвечала, мы проговорили почти час, потом этот Демин попросил мой адрес и телефон, сказал, что дело очень странное, что он все выяснит у своих коллег и перезвонит мне.

— А перезвонили… эти, — закончил Егор. Вика вздохнула и подняла глаза от чашки, взгляд снова был тусклым и по всему видно — она вот-вот снова заплачет.

— Перезвонили, — глядя в стену за спиной Егора, сказала Вика, — еще как. Раз по пять на дню, а то и чаще. А потом подожгли машину. Подошли двое, один держал дверь, второй разбил заднее стекло и что-то бросил в салон, я не видела, но мне показалось, что это тряпка, от нее пахло бензином. Следом бросили горящую спичку, тряпка загорелась, они держали дверь, чтобы я не вырвалась. Потом дыма стало очень много, загорелось переднее сиденье, они убежали, я вырвалась. Дальше ты знаешь. А я не знаю, что мне делать.

Нет, показалось, плакать она не собиралась, наоборот — улыбается во весь рот, что делает ее похожей на Ритку. Егор зажмурился, мотнул головой, но наваждение не исчезало, сидело напротив и весело постукивало черенком вилки по столу, только волосы у нее были короче, чем у той, из прошлой жизни. Вика откинулась на спинку стула и смотрела на Егора, смотрела не отрывая глаз, улыбалась вовсе уж беззаботно, как счастливая домохозяйка в рекламе стирального порошка, и от этой улыбки ему стало не по себе. Да еще и контуры предметов вдобавок четкость потеряли, ненадолго, правда, и тем не менее колыхались, дрожали, подлые, будто он на них из-под воды смотрел. Встряхнулся, допил горячий крепкий чай и вдруг понял, что улыбка Вики — это не улыбка вовсе, а гримаса отчаяния, и у девушки вот-вот случится что-то вроде истерики, и она сорвется в конце концов, сорвется так, что мало никому не покажется. И так слишком долго продержалась, но у всего есть предел.

Егор перегнулся через стол, дернул Вику за руку, привлек к себе. Грохнулись на пол и покатились, нежно звеня, стопки, но никто этого не заметил. Егор положил ладонь ей на затылок, сгреб в горсть густые короткие волосы и проговорил девушке на ухо:

— Никто тебя не тронет, пока я здесь. Никто, поняла? Не слышу.

— Поняла, — кое-как проговорила Вика. Егор отстранился, глянул ей в лицо, осторожно коснулся кончиком пальца поджившей ссадины и прижался лбом к ее короткой челке:

— Умница. Еще раз.

— Поняла…

Это было последние связные слова, что они в ту ночь сказали друг другу. Короткие вздохи, шепот, тихий стон наслаждения и сладкой боли — и все, этого хватало с избытком. Кто погасил свет, как они оказались в комнате — Егор не вспомнил бы ни за что на свете, уверенно мог сказать только одно — он ни в чем не знал отказа в ту безумную ночь, оказавшуюся для них слишком короткой, как ночь летнего солнцеворота. И рассвет вовремя понял, что он тут лишний, быстро убрал слишком яркие лучи в густые низкие тучи, снова повалил снег, и Егор был даже рад этому, как был бы рад полярной ночи, случись она внезапно в Средней полосе. Когда сил уже не оставалось, спали урывками, приходили в себя, как после наркоза, и снова, чтобы, не дай бог, не вспомнить, что ждет их за порогом этого дома, любили друг друга до изнеможения, до исступления, до блаженного беспамятства и новых сумерек.

Первой пришла в себя Вика, потребовала полотенце и ускользнула с ним в ванную, Егор лежал на спине и слушал, как плещется вода. Нирвана продолжалась, в комнате снова было темно, снова мотало ветром замученную яблоню за окном, а в кухне, в настенном шкафу, имелась — Егор это отлично помнил — непочатая бутылка хорошего коньяка, купленного еще в прошлой жизни, несколько лет назад, после премии, выданной за хорошую физподготовку после проверки на работе. Но к выпивке полагается и закуска, а ничего более изысканного, чем жареная картошка с той же тушенкой, предложить к коньяку Егор не мог. Полежал еще, раздумывая, как бы обосновать появление на столе бутылки, и поднялся, решив, что этот ужин приготовит сам.

— Твоя очередь, — Вика вошла, завернутая в полотенце, и уселась на диван, положив ногу на ногу.

— Полотенце дай, — потянулся к ней Егор, но получил по рукам.

— Другое возьми, это мое, — и отодвинулась подальше, принялась расчесывать пальцами мокрые волосы. Вскрикнула, опрокинувшись на спину, когда Егор ловко дернул за край и стянул с девушки мокрую тряпку. И подумал мельком, что коньяк можно и не закусывать, и вообще черт бы с ним, с ужином, тут есть дела поважнее. Но Вика, моментально закутавшись в одеяло до самого носа, легла на живот и, положив подбородок на руки, задумчиво проговорила:

— Есть хочется. Может, картошки сварим? Я почистить могу.

— Лежи уж, — великодушно разрешил Егор, — сам разберусь. Но за тобой будет должок.

Уже в коридоре услышал что-то вроде «откуплюсь как-нибудь», ухмыльнулся и с мокрым полотенцем пошел в импровизированную ванную.

И не сказать, что долго там провозился, ну, десять минут, ну пятнадцать, не больше. Вышел, донельзя довольный собой, поежился от холода в коридоре, проскочил мимо перегруженной вешалки и оказался в комнате. Темно, тихо и довольно прохладно, так, что мурашки по коже бегут, очень тихо, даже не по себе. Постель смята, но диван пуст, Вики нет, и непонятно, куда подевалась. Шуба ее на месте, злосчастные сапоги тоже, не босиком же она по снегу ушла. Или не сама ушла — увезли?

Не ушла, конечно, и не босиком, стояла у окна в кухне, закутанная в старый халат, обернулась рывком, услышав за спиной шаги, и снова уставилась в окно. И не просто уставилась, а спряталась за занавеску и выглядывала из-за нее во двор.

— Ты чего, — Егор подошел, обнял Вику, прижал к себе, — иди, я сам все сделаю. Спи пока, ты мне отдохнувшая нужна…

Поцеловал ее в шею, но Вика вырвалась и прошептала:

— Егор, там кто-то приехал. Там машина стоит, уже минут двадцать. Это за мной, наверное…

И вскрикнула — Егор развернул ее точно в танце, переставил на пол у плиты, сам подошел к окну, вгляделся в темноту. И точно, за низким забором чернел силуэт машины, темной машины, издалека не разобрать, какой именно. Машина увязла в снегу, буксовала, мигала ближним светом фар и вдруг рывком вырвалась из капкана и успокоилась, едва не врезавшись бампером в забор строго напротив яблони.

Ну, вот, все и закончилось. В доме двое, а в машине… Да какая разница, сколько их, надо просто выйти, пересчитать поголовье и тогда уж думать, как быть дальше. Хотя чего тут думать, жалко, что топорик из квартиры он с собой прихватить не догадался, сейчас бы в самый раз. Есть тут еще один, валяется где-то, да искать недосуг.

Егор быстро оделся, зашнуровал ботинки, нашел в ящике нож в самодельных же ножнах, еще в армии собственноручно переделанный из штык-ножа акаэса и вышел в коридор. Вика маячила в дверях, куталась в непомерно длинную для нее и безразмерную тряпку и молчала, снова молчала, тяжело и понимающе, чувствуя, что сказать-то и нечего.

— Здесь жди, — первое, что пришло в голову, сказал Егор и вышел из дома.

Снегу снова навалило, как в феврале, Егор пробежал по целине, поскользнулся на обледеневшей борозде и оказался у забора, посмотрел в щель между досками. Машина здесь, правда, не «Приора» на этот раз, а внедорожник, тоже темный и внушительный, на таком только по полям и рассекать. Быстро нашли, он и не ждал, честно говоря, пронадеялся, что о родительской даче никто не знает, и ошибся. «Ничего, еще подергаемся и других подергаем», — Егор прикидывал, как быть дальше. Перемахнуть забор — не вопрос, с той стороны начинается превосходный овражек, летом заросший крапивой и лопухами, от которых сейчас остались только голые стебли. Пробраться по этому овражку, зайти с другой стороны и тогда поглядим…

Хлопнула дверца, заскрипел под подошвами снег — из машины вышел человек и шел к забору, вернее к калитке. Подошел, потоптался, подергал за ручку и постучал: раз, другой. Постоял с минуту и с силой грохнул в створку кулаком, так, что старое дерево задрожало. Егор даже обалдел слегка — ничего себе бандиты пошли, в дверь стучат, точно гости дорогие, кому сказать — не поверят. Всмотрелся в темноту, но больше ничего не происходило, и человек был один, из машины больше никто не вышел и признаков жизни не подавал, но это ровным счетом ничего не значило.

Пришелец снова забарабанил в створку, Егор, как и планировал, перемахнул через забор, только двинул не к оврагу, а вдоль старых штакетин, держался в тени, слился с ней. Пробежал несколько метров, присел у колеса внедорожника, приподнялся, глянул в окна, но без толку: тонировка, что внутри — не разглядеть. Прополз под днищем машины и оказался у человека за спиной. Высокий, крепкий, в куртке с капюшоном, джинсах и высоких ботинках, он еще погремел кулаком в створку и успокоился. Постоял, приподнявшись на носки и заглядывая через забор, развернулся и потопал к машине. Егор проскользнул к забору, вжался спиной в доски и осторожно, чтобы, не дай бог, чего не скрипнуло под ногами, пошел к калитке, не сводя глаз с темного силуэта машины. Звякнуло что-то негромко, щелкнуло, и в глаза ударил бешеный белый свет, Егор зажмурился и рефлекторно поднял руку, заслоняясь от вспышки. Дальний свет фар бил в глаза, Егор чувствовал себя мухой, что поймали на булавку, перехватил нож обратным хватом и приготовился к броску, и даже глаза закрыл, весь обратился в слух. Хлопнула дверца, заскрипел снег под ботинками, Егор повернулся на звук, закрывая слезящиеся от света глаза.

— Здорово, Чалов, — раздался приглушенный и, надо сказать, слегка испуганный голос, — вижу, ты меня не узнал. Значит, я буду богатым. И нож убери, дурак.

Руки разжались сами собой, нож упал в снег. Свет погас, Егор заморгал беспомощно и смотрел, бестолково щурясь на приближавшегося человека, вглядывался в его лицо. Бледное, но довольное, даже в темноте видно, длинное, с темной прямой челкой, глаза чуть прищурены, губы кривятся — Егор даже отшатнулся, точно призрак увидел, сущность бестелесную из прошлой жизни. А сущность стояла напротив и знакомо улыбалась, знакомо и ехидно, у Егора аж дух перехватило.

— Романыч, — пробормотал он, — черт, я тебя не узнал. Сдуреть, я уж думал…

Что он там думал, Егор сказать не успел, Роман сгреб его, обнял, врезал ладонью промеж лопаток.

— Жив, слава богу… Раньше не мог приехать, извини. Я знаю, что ты давно в городе, но не мог, дела держали. Вчера на квартиру к тебе заходил, а у тебя там пожар, сгорело все на фиг. Менты сказали, что труп не нашли, я сюда сразу… Ты что — не знал? — услышал Егор, а сам и слова вымолвить не мог, точно душило его что-то, не то что сказать — вздохнуть не давало. А вот последние слова моментально отрезвили, точно с неба кто напоминалку прислал: «не расслабляться».

— Нет, — честно сказал он, — не знал. Пошли в дом, поговорим.