Маша, прости Артамонова Алена

1983 г. СССР. Москва

В среду сразу после школы Федор с Машей поехали на дачу. Они весело смеялись в автобусе, наблюдая, как не отстает преследующая их черная «Волга».

– Машка, как они, интересно, на даче за тобой следить собираются? На сосну залезут?

– Ага, как Тарзаны.

Они были веселы и беззаботны. На даче все переменилось, они опускали глаза и не находили слов для разговора, каждый понимал, что должно случиться что-то важное, но сделать первый шаг пока никто из них не решался.

Маша сидела на диване с неестественно прямой спиной. Федор присел рядом.

– Хочешь, я затоплю камин?

– Нет, – ей было жарко.

Федор чувствовал пьянящий аромат ее духов и тела, ему казалось, что он теряет сознание. И ему опять не хватало воздуха, а мгновения казались вечностью. Он тихонько коснулся ее руки. Глаза встретились, губы тоже. Страсть с новой силой одерживала вверх над разумом.

– Федя, а у тебя? – Маша слегка отстранилась и покраснела, не зная, как продолжить. – Я хочу спросить, у тебя было уже с кем-нибудь? – она опять замялась. – Ну, ты понимаешь, я говорю о сексе.

Ее хриплый, слегка нервный голос кружил ему голову. «Да! Конечно! Много раз!» – в силу привычки хотел похвастаться Федор, но, заглянув в ее глаза, честно прошептал:

– Нет.

Оба замолчали.

– А ты? – ком в горле мешал говорить, ему почему-то было страшно задавать этот вопрос.

– Нет, – она смотрела прямо в глаза.

И опять мгновения, превращенные в вечность.

– Я думаю, что это очень ответственный шаг, и к нему нужно подготовиться.

Федор так не думал, но согласно кивнул.

– Спросить нам не у кого, – размышляла она вслух. – Значит, будем учиться сами.

В который раз она поразила его своей какой-то взрослой рассудительностью, в ней вообще каким-то невероятным образом уживалась философия зрелого человека и детская незащищенность.

– У тебя есть видеомагнитофон? – после недолгого раздумья поинтересовалась Маша.

– Есть, – хотя вспоминать о нем не хотелось, магнитофон был подарен отцу в прошлом, еще счастливом году на день рождения. – Но знаешь, – Федор замялся и опустил глаза, – я вряд ли смогу пригласить тебя к себе домой. Вот только если попробовать привезти его сюда, – он не знал зачем, но был готов принести любую жертву.

Маша не собиралась к нему в гости, но то, как он это сказал, заинтересовало ее.

– Почему?

Федор смутился. Еще ни с кем он не делился своей тайной.

– У тебя проблемы с родителями? – ее голос обволакивал, струился нежным шелком, располагая к откровенной беседе.

Федор, сам того не ожидая, стал говорить, а начав, уже не мог остановиться.

Он вспомнил, как сидел на шее у отца, как ловил с ним рыбу, как узнал о его измене, как поговорил с ним в последний раз. И, конечно, рассказал о матери. Он говорил и говорил, впервые выплескивая все наружу. Маша слушала, не перебивая. И Федору вдруг стало хорошо и спокойно. Впервые он чувствовал это рядом с девчонкой, ведь с ними нужно играть, шутить, выворачиваться, подчинять и ни в коем случае не показывать, что ты слаб. С Машей все было просто и понятно, словно с самим собой.

На улицу опустился вечер, и в комнате стало темно и прохладно. Федор все-таки затопил камин и на шампурах поджарил сосиски.

– Федя, ты должен поговорить с отцом, – языки пламени плясали, отбрасывая тени на ее лицо.

– Зачем?

– Вы должны попытаться понять друг друга.

– Я не хочу его понимать!

– Ты же не ребенок, – Маша грустно улыбнулась. – И то, что ты считаешь предательством с его стороны, может быть, и не предательство вовсе?

– Да! А что?! – он сорвался на крик.

Маша пододвинулась совсем близко и, обняв его, погладила по голове.

– Вот в этом ты и должен разобраться. Только так ты сможешь помочь себе, а главное своей маме. Ты ведь теперь единственный мужчина в семье. Понимаешь, мы, женщины, очень сильные, когда это касается каких-то внезапных ситуаций. Мы первыми выбежим из горящего дома, неся в одной руке детей, а в другой ценные вещи, тогда как вы, мужчины, будете в это время еще завязывать шнурки на ботинках. В таких ситуациях мы действительно быстрее и решительнее вас, и действия эти обычно правильны, потому что основаны на интуиции. Но тогда, когда нужно решать принципиальные вопросы, затрагивающие наше завтра, мы теряемся, потому что в дело вступает логика. А женская логика – это загадка, которую не смог разгадать даже Бог, поэтому и отпустил ее на землю.

Федор наконец улыбнулся.

– Ты такая умная у меня!

– У тебя?

– У меня! – твердо сказал он, потому что вдруг внезапно почувствовал, что знает ее всю жизнь. Знает, как она засмеется, как поправит кофточку, как кивнет. И все ее движения и жесты казались родными и привычными.

Разговоры затянулись, и когда они вышли на улицу, то поняли, что последний автобус ушел, и только вдалеке виднелось очертание черной «Волги».

– Ну и что будем делать? – растерялся Федор, переживавший за Машу.

– Пойдем, – она решительно потянула его в сторону машины.

Сидевшие в «Волге» мужчины делали вид, что они их не знают. Маша постучала в окно.

– Что? – молодой мужчина, занимавший сиденье рядом с водителем, видимо, не ожидал от нее такого поступка.

– Вы ведь все равно за нами следите, а автобус ушел. – Маша виновато улыбнулась. – Может, подвезете нас домой?

У мужчины вытянулось лицо скорее от ее наивной бесшабашности, ведь людей его ведомства боялись не только советские граждане. Обстановку разрядил водитель. Он громко рассмеялся и предложил:

– Садитесь уж! Ромео и Джульетта.

Пассажир обжег его взглядом.

– Да брось ты. Если с девчонкой что-то случится, нам же и попадет, а так отвезем домой и пойдем спать, – предложил водитель.

Федор с восхищением посмотрел на Машу. Она не переставала его удивлять.

– Где ты была? – спросила мама.

– Ты хоть знаешь, который сейчас час? – поинтересовался отец.

– Извините, – Маша виновато опустила глаза.

– Ну, позвонить ты хотя бы могла?

– Там не было телефона.

– Где там?

– У Федора на даче.

– На даче? – отец нахмурил брови. – А что вы там делали?

– Разговаривали.

– А вы не могли отложить ваши разговоры на завтра?

– Папа, бывают такие разговоры, от которых зависит человеческая судьба, и они не могут быть поставлены во временные рамки, – Маша серьезно посмотрела на родителей своими еще такими детскими, бесхитростными глазами.

– Кто такой этот Федор? – лежа в постели, пытал жену Александр Морозов.

– Одноклассник.

– Тебе не кажется, что наша дочь влюбилась?

– Глупости, – Надежда Николаевна сладко зевнула. – В шесть лет, если помнишь, ей нравился Марик, в одиннадцать Ли.

– Но сейчас она уже не ребенок. Ей шестнадцать.

– Все равно, это очередное детское увлечение.

1699 г. Англия. Плимут

Мария не очень ладила со своей сестрой, вернее с ее мужем Стефаном. Этот злобный, сварливый мужчина полностью подмял и подчинил себе слабохарактерную Жанну.

«Как они к нему отнесутся? – переживала Мария. – Но выхода ведь все равно нет, надеюсь, что небольшой кошелек смягчит их сердца», – она с тоской посмотрела на мальчика. Мария боялась его слез, но то, что произошло, было еще страшнее – мальчик стоял, словно изваяние, смотря в никуда.

– Это ненадолго, ты немного поживешь у Жанны, а когда все утихнет, я заберу тебя назад, – она крепко прижала Филиппа к груди. – Или я перееду к тебе. Мне просто нужно время, чтобы все подготовить, – заглядывая в глаза Филиппу, пыталась объяснить Мария.

Мальчик остался равнодушным.

– Вот и Плимут. Тебе нравится? – попробовала вновь завести разговор Мария.

Филипп не ответил, напряженно смотря в одну точку.

Они прошли мимо центральной площади с каменными домами, украшенными ажурными парапетами и балкончиками, а затем свернули на довольно узкую улицу, здесь едва-едва продвигалась повозка, груженая хворостом. Возница весело подмигнул Марии и чуть не налетел на молочника, между мужчинами завязалась лихая перебранка. Улица становилась все уже и грязнее. Двух – и трехэтажные дома с мансардами нависали друг над другом так, что стало темно, и казалось, будто уже наступил вечер.

– Вот мы и пришли. – Мария завела мальчика во внутренний дворик лачуги, сложенной из ивняка, глины и дерева. На пороге стояла неловкая и угрюмая женщина в грязном переднике.

– Мария?

– Жанна! – женщины расцеловались.

– Что ты здесь делаешь? – накинулась Жанна на сестру, вопросительно поглядывая на Филиппа.

– Может, пригласишь нас войти? Мы очень устали.

– Да, конечно, – женщина поджала губы и провела их в дом через кухню, дверь которой состояла из двух половинок. Открытая верхняя часть служила окном, сквозь которое вытягивались кухонные «ароматы», пол в помещении был из утрамбованной глины, а почти половину кухни занимала плита, на которой стоял грязный чан. Все это Филипп успел рассмотреть, пока они следовали за хозяйкой в «гостиную», хотя, кроме этого помещения, обставленного нехитрой мебелью, других комнат в доме не было, если, конечно, не считать мансарды, где под самой крышей была устроена спальня для детей, меблированная дощатыми полатями.

– А где дети? – спросила Мария, усаживаясь на жесткий стул. – Я привезла им подарки.

Услышав про подарки, Жанна подобрела и даже попыталась вспомнить, что такое улыбка.

– Ой, вечно ты их балуешь. А дети-то? Старший с отцом пошел на работу, а младшие носятся где-то по улице, – и, видимо, решив, что все приличия соблюдены, Жанна решилась, наконец, удовлетворить свое любопытство. – Так зачем ты пожаловала?

Сестры виделись не часто. Родители девочек умерли, завещав им обоим этот самый дом, в котором сейчас и жила Жанна, старшая из сестер. В детстве девушки дружили, и Мария искренне обрадовалась, когда у сестры появился жених. И хотя сразу было видно, что этот человек упрям, своеволен и вспыльчив, тем не менее у него было одно большое достоинство – его очень сильно любила Жанна. Стефан поселился в их доме и тут же принялся изводить родственницу. Жанна, без памяти влюбленная в мужа, делала вид, что ничего не замечает. Поэтому когда случайно на ярмарке Мария познакомилась с Клодом и получила предложение руки и сердца, девушка тут же согласилась. Прощание с сестрой было недолгим и обошлось без слез.

Так Мария попала на острова. Через год Жанна почему-то решила навестить сестру, то ли ее мучила совесть, то ли любопытство. Мария встретила ее очень радушно, надарила множество подарков, совершенно не замечая завистливых взглядов. Жанна, вернувшись домой, закатила мужу первый в жизни скандал, к слову сказать, он же и был последним. Стефан знал, как усмирять непослушных жен.

– У них дома серебряная посуда! У нее столько платьев, сколько не найдется во всем нашем квартале! Она подарила мне золотое кольцо! Она – мне!!! – билась в истерике Жанна.

Стефан надавал ей тумаков, забрал кольцо и крепко задумался. «Если там так хорошо, то почему я еще здесь?» Но его планам не суждено было осуществиться. Жители острова отказались принимать чужаков. Они спокойно смотрели на то, что мужчины привозят себе жен, – дело в том, что по непонятным причинам у этого жестокого народа рождались преимущественно мальчики, так что это было жизненно необходимо. А вот принять семью чужаков островитяне не сочли возможным. С тех пор отношения между сестрами испортились окончательно.

– Вот и вся история, – закончила свой нехитрый рассказ Мария и с мольбой посмотрела на сестру.

Жанна перевела взгляд на тихо сидевшего в дальнем углу Филиппа. За все время их разговора мальчик не проронил ни слова. Складывалось впечатление, что ему безразлична его собственная судьба. Жанна даже засомневалась, а слышит ли он вообще, о чем здесь говорят. Все это произвело на хозяйку дома неизгладимое впечатление, и она даже почувствовала нечто похожее на жалость, но как ей ни хотелось помочь сестре, она честно призналась:

– Ты же знаешь, я ничего не могу решить без Стефана. – Она устало покачала головой. – Не думаю, что он будет рад, у нас своих четверо.

– Это ненадолго, и он не будет вам в тягость. Я хорошо заплачу.

– Эй! Невестушка, я слышал, что здесь кто-то говорил о деньгах, – на пороге стоял тощий седой мужчина с землистым цветом лица и алчными глазами, наполненными страстной любовью к деньгам, свойственной людям, которым этих денег вечно не хватает. – Не вздумай отдать их Жанне, женщины никогда не знают, как правильно распоряжаться средствами.

– Я отдам их тебе, Стефан, – Мария поцеловала родственника в щеку. – Но только ты должен будешь оказать мне услугу, – она достала увесистый кошелек.

– Услугу, услугу, – недовольно заворчал мужчина. – Так я и знал! Нет бы просто по христианской добродетели помочь своей сестре и ее малым деткам! Ведь сидите под «манной небесной».

– Один раз я уже проявила добродетель, когда не попросила свою часть денег за этот дом, – жестко напомнила Мария. Она решила добиться своего любой ценой. Но и Стефан был не промах.

– Тоже мне, добродетель, если тебе так нужна твоя половина, приезжай и живи. А, не хочешь? У муженька лучше? – он криво усмехнулся. – Вот и не строй из себя ангела. – Если бы он только знал, во что выльется ему его пророческая усмешка.

– А ты че расселась? – зыркнул он на жену. – Давай есть, не видишь, что ли, муж пришел.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась Жанна и пулей выскочила из комнаты.

– Ну, и как там твой муженек, все так же мастерит «ишачьи маяки»? – с сарказмом поинтересовался Стефан, присаживаясь на освободившийся стул. – Значит, за кровавые деньги пришла просить? Ну, и о чем же? Только знай, я честный человек.

Мария пропустила его колкости мимо ушей, уж кому как не ей было известно о «честности» своего деверя.

– Я хочу попросить вас, чтобы вы приютили на время мальчика, – она кивнула в сторону застывшей фигуры.

– А это еще кто? – Стефан только сейчас заметил тихо сидящего в углу ребенка. – И в честь чего такая забота? Уж не наставила ли ты рогов своему муженьку? – похабно заржал деверь.

– Я нашла его на берегу.

– Грехи замаливаешь?

– Слушай, не хочешь, не надо, – Мария стала поспешно прятать кошелек.

– Эй! Подожди, – Стефан решил, что перестарался. – Сама знаешь, у нас своих кормить нечем, – заговорил он, наконец, человеческим языком.

– Здесь хватит на всех, – усмехнулась Мария. – И еще я хочу, чтобы он ходил в школу.

– В школу? Вот еще блажь!

– Да! – твердо настояла Мария.

– Хорошо, хорошо, как угодно, – не сводя горящих глаз с кошеля, неохотно согласился Стефан.

На следующее утро Мария прощалась с мальчиком.

– Я скоро приеду, – сглатывая слезы, шептала она. – Я, конечно, понимаю, что они не очень хорошие люди, но ты потерпи. Договорились? Филипп! – она потрясла его за плечи. – Филипп, ты слышишь меня?

Мальчик смотрел вдаль. С того момента, как он узнал об отъезде, Филипп не издал ни одного звука.

– Ну все. Хватит сырость разводить. Езжай, ничего с твоим мальчишкой не случится, – Стефан подтолкнул ее в спину, ему уже давно надоела и родственница, и ее малахольный протеже.

– Стефан, Жанна! Вы обещали позаботиться о нем.

– Позаботимся, – ворчливо пообещал деверь.

Как только за Марией закрылась дверь, Стефан тут же сменил свою любезную улыбку на волчий оскал. – Ну-ка, что это у тебя? – он вытряхнул из мешка одежду, купленную Марией. – Так, хорошо, – мужчина сгреб вещи в охапку и понес в комнату. Вернувшись, он дал Филиппу подзатыльник. – Чего расселся? Иди, ищи работу, – и, схватив мальчика за волосы, выставил на улицу. – Без денег не приходи, мне дармоеды здесь не нужны! – грозно добавил он вслед.

1983 г. СССР. Москва

Слова Маши попали в благодатную почву. Федор уже и сам, наблюдая за происходящим в семье, понимал, что их дом превратился в поломанный механизм. Выпала одна-единственная пружина, и все застыло в растерянности и недоумении. Привычный мир раскололся, и нужно было строить новый.

«Она права! Мы должны поговорить!» – эти мысли даже немного отодвинули сам образ Маши, не давая ему покоя. После того памятного разговора отец только единственный раз позвонил домой, но Федор не стал с ним разговаривать и просто нажал на рычаг. Он очень надеялся, что отец начнет обрывать телефон и, поняв тщетность своих попыток, приедет домой. Дальше его мечты были еще более невероятны – отец, вернувшись, увидит Федора и никуда больше не уйдет. Но отец не сделал больше ни одной попытки, тем самым дав понять, что вычеркнул их из своей жизни.

«Почему именно близкие люди берут на себя роль палача?» – всхлипывая по ночам, думал Федор.

Самым трудным было поднять телефон и произнести первые слова «Павла Антоновича можно?»

– Кто его спрашивает? – монотонным голосом поинтересовалась новенькая секретарша.

– Федор.

Через секунду отец взял трубку.

– Спасибо, что позвонил…

«Не за что», – подумал Федор, но вслух произнес:

– Нам нужно поговорить.

– Конечно, конечно. Может, я заеду за тобой после работы, и мы…

– Я бы хотел приехать к тебе домой… Познакомиться с новыми родственниками.

– Хорошо, давай в воскресенье. Людочка приготовит обед.

Слово «Людочка» больно резануло Федора по сердцу, но он наигранно весело согласился:

– Идет!

У Маши в это время были свои дела. Она отказалась от близости с Федором, превозмогая огромное желание подчиниться. Но в тот самый момент, когда его рука легла на грудь и ей стало трудно дышать, именно в этот момент так некстати в голове возник образ бабушки. И хотя свою бабушку она видела не часто, но между ними как будто существовала невидимая связь. Маша всегда чувствовала, когда бабушка болела, а бабуля иногда появлялась, чтобы отгородить ее от необдуманных поступков. В отличие от родителей, которых она, конечно, любила и уважала, и, может быть, именно поэтому имела от них секреты, с бабулей девочка могла говорить обо всем. Причем инициатором самых щекотливых тем была именно бабушка.

– Деточка, когда ты решишься лишиться девственности, – мягким голосом, совершенно непринужденно, будто речь шла о покупке нового платья сказала она, – не вздумай делать это где попало, как попало и уж тем более с кем попало!

– Бабуль, я даже не думала об этом, – покраснела Маша.

– Глупости! Об этом думают все, – безапелляционно заявила мудрая женщина. – Подай мои папиросы.

Всю свою жизнь она курила папиросы без фильтра, причем по две пачки в день. Однажды на медицинском осмотре, где она была вместе со своим мужем, который в жизни не выкурил ни одной сигареты и всячески боролся с пагубной привычкой жены, молоденький врач заявил, сердито посмотрев на деда: «У вашей жены замечательные легкие, а вот вам я бы порекомендовал бросить курить». Над этим нонсенсом смеялась вся семья, а бабуля, закуривая очередную папиросу, вынесла свой вердикт: «Ты, Валера, поменьше нервничай, реже ори, и будешь здоров, как я!»

– Так вот, деточка, – бабушка выпустила дым из легких, – как бы у тебя ни дрожали коленки, держи себя в руках. Это очень ответственный шаг в жизни любой женщины, – она опять с удовольствием затянулась. – Мужчины бесшабашны, но мы! – она гордо подняла указательный палец. – Мы должны все держать под своим контролем, ибо такой день бывает раз в жизни.

«Слышала бы сейчас мама», – тихонько рассмеялась про себя девочка.

Именно этот разговор вспомнила Маша на даче, именно это удержало ее, хотя влечение к Федору было нестерпимым, он словно магнит притягивал к себе. «Бабуля, бабуля, как же мне тебя не хватает!» – и Маша начала действовать.

Первым делом, надев огромный спортивный свитер, она отправилась в библиотеку, которая находилась при посольстве. Искать нужную литературу в советских магазинах ей даже не пришло в голову, ведь всем известно, что в СССР секса нет.

– Здравствуй, Мари. Как дела, как родители? – ее любезно встретила миловидная девушка, исполняющая обязанности библиотекаря.

– Все замечательно. Как вы? – так же любезно ответила Маша.

– Чем я могу помочь?

– Нам задали написать реферат на свободную тему, а мне ничего не приходит в голову. – Маша старалась выглядеть как можно беспечнее. – Я хочу просто покопаться в книгах, может, меня что-нибудь и заинтересует.

– Конечно. Если понадобится моя помощь, я здесь, – и девушка тут же уткнулась в журнал.

Privacy – незыблемый закон американского общества, именно на это Маша и рассчитывала. Она для вида прогулялась у полок по истории и, окончательно убедившись, что за ней никто не наблюдает, перебралась к полкам по психологии.

Девочка, не спеша, перебирала книги. «Как увлечь мужчину», «Стриптиз дома», «Секс после 50».

– Ну, это еще нам рано, – пробормотала она себе под нос и наткнулась на «Камасутру». Открыв наугад и увидев довольно откровенную картинку, девушка покраснела.

Маша отобрала несколько интересующих ее книг и с ловкостью фокусника спрятала это богатство под просторным свитером. Взяв в руки парочку изданий достойного содержания, она направилась к девушке за столом.

Короткая процедура оформления казалась вечностью, она боялась, что ее сейчас поймают за руку и разразится скандал. Но все прошло благополучно, и Маша, мысленно поблагодарив небеса, тут же попросила прощения. «Я не украла, я все потом верну», – успокоив таким образом собственную совесть, она вернулась домой.

Федор нервничал и не находил себе места перед предстоящей встречей с отцом. Он долго проигрывал тактику своего поведения, подбирал слова, расставлял акценты.

И вот он уже стоит перед дверью нового жилища отца и дрожащими пальцами нажимает на звонок.

Дверь открыла высокая женщина лет тридцати, с выкрашенными в белый цвет волосами, довольно привлекательная, но отмеченная печатью дешевой вульгарности. Оценивающий взгляд и циничная улыбка дополняли этакий образ куртизанки, возомнившей себя царицей.

– Здрасьте, – игриво протянула женщина.

– Добрый день, – он сдержанно поздоровался. – Передайте, пожалуйста, Павлу Антоновичу и Людмиле, что пришел Федор.

– Людмила – это я, – женщина кокетливо поправила волосы.

– Да? – Федор бросил на нее разочарованный взгляд. – А я подумал, что вы домработница.

Дамочка обиженно надула губы и пропустила его вперед.

– Павлик разговаривает по телефону, но скоро освободится.

Федор прошел через огромный холл в гостиную. Просторная квадратная комната была безвкусно заставлена дорогой новой мебелью. Здесь было много ненужных вещей, загромождающих пространство. Напольные вазы, статуэтки и лампы существовали сами по себе, не образовывая единого ансамбля, отчего комната стала похожа на женщину, надевшую сразу все свои наряды.

– Нравится?

– Нет, – Федору даже не пришлось притворяться.

Людочка уже смотрела волком, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы в комнату не вошел Павел Антонович.

– Вы уже познакомились? – было видно, что он нервничает.

– Да, – Федор кивнул.

Отец сделал неуверенный шаг в его сторону, но под его пронзительным взглядом тут же осекся:

– Пообедаем на кухне, по-домашнему, – непринужденно предложил отец, но Федор видел, что эта непринужденность дается ему с большим трудом.

Стол уже был накрыт. Людочка достала из холодильника бутылку красного вина и села рядом с отцом. Она поправила ему салфетку и, не спрашивая, самостоятельно положила ему на тарелку все, что считала нужным. Женщина всем своим видом как бы доказывала свое право находиться рядом с Павлом Антоновичем. Федору стало даже немного смешно от показного соперничества взрослой женщины с подростком. Он взял вилку, демонстративно повертел ее у себя под носом и, поднявшись, направился к мойке, чтобы помыть.

– Что-то не так? – заерзал отец.

– Ничего страшного, просто вилка грязная, – наблюдая за их вытянувшимися физиономиями, Федор радовался своей маленькой мести.

– Людочка так устает, переезд, ремонт, все на ней, – отец пытался оправдать свою молодую жену.

– Не знаю, было ли это правильным. У нее вкуса еще меньше, чем у тебя.

– Федор! – Павел Антонович повысил голос. – Ты не имеешь права оскорблять ее.

– Я не оскорбляю, – он старался держать себя в руках. – Просто высказал свое мнение. Ведь именно этому ты учил меня, – сын посмотрел в глаза отцу.

Павел Антонович запнулся и стал ковырять вилкой в салате. Людочка с отеческой заботой погладила его по плечу, словно говоря: «Ну-ну, милый, я же тебя предупреждала, что твои дети никогда не примут меня».

Федор смотрел на поникшую фигуру отца и думал о странностях жизни. Лет в пять отец казался ему небожителем, годам к двенадцати у него зародились сомнения, а сейчас он был просто разочарован! Немолодой, может быть, талантливый ученый, запутавшийся, подчинившийся обстоятельствам, не отдающий себе отчета, стареющий ловелас, пойманный на крючок.

Отец поежился под его колючим взглядом и, чтобы разрядить обстановку, предложил:

– Ладно, ты ведь не ругаться сюда пришел. Давай выпьем, как мужчины, – он взял в руки бутылку.

– Я не буду, – Федор решительно помотал головой.

– Совсем чуть-чуть, чисто символически?

– Мне мама не разрешает.