Сообщество лояльных ведьм Комаров Андрей

XIV. А я в Россию, домой хочу…

Пушистый и мягкий комок выкатился ей под ноги, тявкнул пару раз. Лена взяла его на руки, и он обезумел от счастья и зашелся в приступе облизывания.

– Любишь меня, Цизик?

Щенок в доказательство любви немножко подвыл и собрался описаться. По внезапной остановке хвоста и некоторой общей сосредоточенности Цезаря Лена уже научилась распознавать этот грешок заранее и успела опустить щенка на пол.

За время общения с юным псом Елена Тихонова с удивлением начала обнаруживать в себе немало новых способностей и инстинктов. «А в принципе пора, Елена Николаевна, – размышляла она, когда кормила, выгуливала и тискала довольного жизнью Цезаря. – Мамочка моя в эти годы имела уже пятилетний родительский стаж. Может быть, Векшин подарил мне этого детеныша не зря? Кто их разберет с их хваленой мужской логикой? Вместо того, чтобы забрать с собой, жениться и нарожать со мной кучу детей, он, спустя сто лет, дарит мне щенка… Очень симпатичного, надо признать. Ну и ладно! Векшин Векшиным, а Цизик по крайне мере будет моей генеральной репетицией».

Благодаря этому настроению, Лене удалось довольно просто и без затей устроить Цезаря на проживание в гостинице. Хотя первой реакцией на вселение нового жильца был административный гнев и полное непонимание. Однако после длинного разговора с директором гостиницы, сорокапятилетней разведенной женщиной, явившейся в номер к Елене на «стук» дежурной по этажу, ситуация нормализовалась. Правда, сначала Елена в эмоциональном порыве разбила надоевшую ей уродливую настольную лампу ядовито-желтого цвета. И не взглядом, а вполне традиционным способом – сбросив абажур на пол. А потом также искренне разревелась и рассказала Ангелине Павловне про свою нелегкую жизнь. В ответ пришлось выслушать не менее содержательную историю, в которой, кстати, также фигурировал роман с кинематографистом. «Ну, слава богу! Значит, не одна я такая … киноманка!».

Дело довершил Цезарь, который выбрался из-под кровати, почувствовав, что гроза миновала, и с урчанием подтащил к директрисе один из шлепанцев.

– Две недели, милочка! И то только из уважения к вашей новой профессии (Лена не стала разубеждать Ангелину Павловну в ее заблуждении) и к памяти моего Константина, советского режиссера, а нынче нью-йоркского таксиста… Бедная, бедная Геля!.. – директриса имела привычку говорить о себе в третьем лице. – И чтобы никакого запаха, и чтобы сухо, милочка!

На следующее утро после ужина в обществе двух настоящих мужчин, Елена как всегда проснулась оттого, что «жаворонок» Цезарь предложил ей поиграть. Но Елена Николаевна не нашла в себе сил для зарядки, отмахнулась от него и накрылась второй подушкой. Щенок скоро отступил от пассивной хозяйки и решил развлечь себя сам.

Задремавшая было Елена снова проснулась от громкого поскуливания. Она привстала на кровати, но Цезаря не было в пределах прямой видимости. Позвала. Скулеж донесся из тумбочки. Оказывается, пес забрался в приоткрытый нижний ящик и умудрился там закрыться.

Лена поспешила на выручку. Цезарь обратил на нее невинный взгляд и поспешно ретировался в ванную, так что Елена Николаевна даже не успела его шлепнуть вдогонку. О чем и пожалела, когда увидела, что устроил задорный пес в тумбочке, смешав косметику, документы и разные гигиенические предметы.

Елена уселась на пол и начала наводить порядок. Чуткий Цезарь неслышно подошел сзади и ткнулся носом ей в бок.

– Пришел, башибузук! А ну-ка отдай! – из пасти Цезаря торчала какая-то надорванная бумага.

По ближайшему рассмотрению бумага оказалась хорошо знакомым листочком. «Техзадание» от «Сообщества лояльных ведьм» теперь приняло вид замусоленный и потертый. Но текст по-прежнему можно было прочесть без всяких затруднений. Лена расправила лист. Разгладила. И что вы думаете! Помимо изменений внешних в документе появились и кое-какие содержательные дополнения.

Рядом с теми пунктами в списке, которые были воплощены в жизнь, стояли большие галочки. «Гм… Как мило и как аккуратно!»

Но что это? Помимо выделенных пунктов, в которых «Наш Друг впервые в жизни должен: 1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной и 2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей», галочкой был отмечен и еще один пункт: «3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится».

«Это что же выходит, товарищ Векшин добровольно отступил от своих правил? Что-то тут не так…». Но свернуться клубочком и поразмыслить об этом удивительном факте у Елены не получилось, поскольку более жизнерадостно настроенный жилец номера затребовал своей порции внимания, а также еды и прогулки.

Она уже несколько дней выводила Цезаря на одну и ту же набережную, ближайшую к гостинице. Немногочисленные в это время года посетители кафе и забегаловок со временем начали привыкать к «даме с собачкой» в современной вариации.

Хотя правильнее было бы сказать – к «собачке с дамой», поскольку главным в этой парочке был, конечно, Цезарь. О командах «рядом!» и «фу!» юный пес уже имел понятие, но относился к их исполнению весьма избирательно. Гораздо больше его привлекали подвижные игры, заигрывание с хозяйкой и лакомство, полученное из ее рук, чаще всего за красивые глаза.

Сегодняшняя прогулка не была исключением, и Цезарь почти сразу занялся собственным поводком, пытаясь вырвать его из рук Елены Николаевны. Та, в свою очередь, тоже увлеклась перетягиванием. Дело происходило возле самого берега в небольшом парке, на краю которого стояло несколько свежеокрашенных скамеек, вчера синих, сегодня зеленых. На одной из них расположились два гражданина, увлеченные разговором и пивом. Лену, наконец, одержавшую победу в перетягивании поводка, разобрало любопытство: не появились ли следы краски на темной одежде утренних выпивох? Цезарь, похоже, также не возражал против новой забавы. Но в нескольких шагах от мужчин в свежевыкрашенных куртках Елена Николаевна поняла, что знает их обоих. Более того, и Цизик, кажется, их опознал и рванулся поздороваться. Лена еле-еле успела перехватить его. «Ничего себе. Они еще и пьянствуют вместе. А как же мои коварные планы? Прости господи, как мне все это надоело. Мама, мама забери меня отсюда. А лучше роди меня обратно».

XV. Если бы парни всей земли…

Векшин и Неволин за ночь окончательно настроились на одну волну и теперь, прекрасно устроившись на удобной скамье с видом на море, полировали настройку пивом, перейдя от вопросов личных, пока не разрешенных, к проблемам более общего характера.

– Что-то я в толк не возьму… А с чего ты взял, что даму, которая так интересует тебя и твою контору, нужно искать именно здесь?

– Ниточки, за которые нам удалось уцепиться, вели не только в Одессу. В Москву, Питер и Владивосток вылетели еще трое моих коллег. Все мы действуем неофициально, поскольку обстоятельства, послужившие причиной этих командировок, мягко сказать, нестандартные.

– Так-так-так. А что за ниточки-то?

Неволин помялся, но, взглянув в незамутненные ничем, кроме пива, глаза Векшина, достал из кармана бумажник, вынул оттуда черную визитку и подал товарищу. На ней витиевато значилось: «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Дейнеко Марина Аркадьевна».

– Твою мать! Опять этот «Мефисто»! А что это за аббревиатура такая – «СЛВ»?

– Неясно пока. Эту карточку мы обнаружили в квартире, которую интересующая нас особа снимала до своего неожиданного исчезновения…

Чтобы «исчезнуть» из N-ска, кстати, Марине пришлось связаться со своей прабабкой, руководительницей тамошнего отделения Сообщества. С большим трудом Марине удалось уговорить ее оставить на время занятия фитнесом и походы в солярий перед поездкой на Средиземное море, чтобы устроить маленькую и изящную провокацию мужчинкам из местных органов, которые уже давно бродили вокруг да около N-ских активисток Сообщества.

– Естественно, мы сразу постарались пробить этот кабак, – продолжал Неволин. – Поскольку телефонный номер на визитке явно не принадлежал нашему городу, начали искать по всем крупным городам бывшего Союза. Нашли четыре одноименных ресторана. Подожди-подожди, а ты почему маму вспомнил, узнав про «Мефисто»?

– Да так, с этим заведением мне уже приходилось иметь дело. И не только вчера вечером. – Векшин покрутил карточку в руках и на обороте вдруг обнаружил: «Тихонова Елена Николаевна. Обратить внимание!». Он с недоумением посмотрел на Неволина. Майор крякнул, отобрал визитку.

– Пока не могу сказать, что это все это значит… Есть у меня кое-какие мысли, но пока рановато об этом. Рассказывай, Паша, рассказывай. Чувствую, что мне будет тоже очень интересно тебя послушать.

Векшин не имел оснований не ответить откровенностью на откровенность. Тем более что часом раньше из уст чекиста Паше довелось услышать весьма захватывающую историю.

…Население N-ска, крупного промышленного и культурного центра, никогда не испытывало недостатка во внимании различных религиозных, политических, молодежных, музыкальных, андеграундных и прочих движений и сект, как внутреннего, так и международного производства. Различного рода «Общества в защиту девственности» и «Движения по запрету истребления крупного рогатого скота», в свою очередь, также вызывали постоянный профессиональный интерес у соответствующих городских органов.

Несколько месяцев назад в городе начала действовать еще одна «духовная инициатива». Общественные агитаторы, регулярные собрания активистов с приглашением и угощением всех желающих конфетами и специальной литературой, организация разрешенных властями митингов и пикетов – были задействованы все способы привлечения сторонников в эту новоявленную партию с вполне нейтральным названием «Женский вопрос».

Эта общественная организация вела себя в городе на удивление активно и очень скоро на собраниях по «женскому вопросу» можно было увидеть тысячи посетителей. И что самое замечательное, количество лиц мужеского пола в районных Домах культуры и конференц-залах НИИ также было впечатляющим.

Остается только догадываться, как на сугубо дамских посиделках оказывались мужчины самых разных возрастов и профессий.

– Побывал я на одном из этих съездов, – рассказывал Неволин. – Обыкновенная феминистская дребедень. «Женщина – она тоже человек!». «Все мужики сволочи!». «Как можно больше баб в правительстве!». «8-е Марта – каждый день». «8-е Марта – отменить!». В общем, без особых неожиданностей. Я уже было пожалел, что пришел на это шоу по приглашению одной моей знакомой. Но через несколько минут на сцене появилась высокая брюнетка. Эта была роскошная тетка, Паша. Но на нее было не только приятно посмотреть, но ее хотелось и слушать тоже, дружище. И хотя ничего сверхъестественного она не произносила своими пухлыми губками, зал замер. Зал затаил дыхание. В том числе и я, Паша.

– Увлекающийся ты мужчина! – не преминул заметить Павел.

– Это без сомнения. Но в данном случае дело было не только в моем неравнодушии. Наши эксперты потом мне все разъяснили, – сказал Неволин и, найдя взглядом урну, стоявшую от них метрах в двухстах, отправился к ней выбросить пивную бутылку.

– И что же тебе рассказали компетентные люди из компетентных органов? – нетерпеливо спросил Паша, дождавшись аккуратиста.

– Понимаешь, Паша, общаясь с залом, эта дама явила себя не только как блестящий оратор и харизматический лидер… Софья Михайловна Кагарлицкая (а как выяснилось позже, именно так звали эту «тургеневскую барышню»), обладала к тому же всеми достоинствами гипнотизера очень высокого уровня.

– Не хило. И что же, она усыпила весь зал вместе с тобой? – спросил Паша.

– Да нет, все здесь было совсем не по-кашпировски. Сонечка Кагарлицкая – занималась другого рода вмешательством в мозги сограждан. И по форме, и по содержанию… Впрочем, выяснилось это все несколько позже.

– Пугаешь ты меня, майор.

– Так вот, на вечере ничего криминального я тогда не обнаружил. Но ночью мне приснился сон, который поверг меня в ступор. Дело в том, что я, здоровый, умный и крепкий мужик был в этом сне …женщиной. Я гулял по лесу, разговаривал с подругами, летал по воздуху, ощущал себя женщиной, или даже девушкой, довольно красивой, кстати. И, самое главное, мне это очень нравилось…

В этом месте рассказ Неволина прервался. Он замолчал на какое-то время. Паша не посмел его тормошить.

– Как ты понимаешь, со мной такое произошло впервые в жизни. До сих пор мороз по коже!

– Сочувствую, Серега! – сказал Векшин.

– Так вот, те, без малого, семь тысяч мужиков, обратившихся в больницы города с заявлением о перемене пола, сразу же после посещения собраний «Женского вопроса», наверное, видели примерно такой же сон, – сказал Неволин.

– Семь тысяч… Откуда ты?.. А, ну да! – воскликнул Паша.

Неволин пожал плечами.

– Разумеется, прояснилось это только спустя несколько месяцев. Сопоставлять факты мы начали немного запоздало. Представляешь, вполне добропорядочные граждане, интеллигенты, бизнесмены, спортсмены, весьма достойные люди в большинстве своем, вдруг решают совершить столь радикальный шаг в своей мужской биографии! Каково!

– И ты считаешь, что именно твоя Софья виновата в возникновении этого трансвет… транс… причинно-обрезного синдрома? – хрипло спросил Векшин.

– И она тоже, Паша. Уж если даже я испытал на себе воздействие ее гипнотического очарования, то, что говорить об обыкновенных гражданах мужского пола, – сказал Неволин.

– И ты тоже? – восхитился Векшин.

Неволин сердито хмыкнул в ответ.

– До заявления на приобретение набора женских прелестей я не додумался, конечно. Но этот чертов сон я видел потом еще несколько раз.

– Итак, вы выяснили, что позыв переменить пол овладевает лицами мужского пола с подачи таинственной дамы из движения «Женский вопрос»… – подытожил Векшин.

– Вопрос заключался ведь не только в том, с чьей подачи начали происходить эти «чудеса». Вопрос состоял в количестве страждущих. За четыре месяца – семь тысяч, Паша. Причем, за последние четыре недели – около полутора тысяч человек подали заявления о замене буквы «МЭ» на букву «ЖО». Почти геометрическая прогрессия получается! И если бы, не дай бог, запросы всех желающих удовлетворялись, то через пару-тройку лет все мы бы были в полном …матриархате.

– Хм… А как ты себе это представляешь? – спросил скептик Векшин.

– Я не историк, и не фантаст, конечно, но могу сказать, картина получилась бы печальная. Представляешь себе бизнес-вумен с политическими амбициями, а также чемпионку мира по тяжелой атлетике в звании полковника и, кроме того, доктора физико-математических наук со знанием семи языков – и все это в одном лице?

– Нет.

– Вот и я нет. Но я думаю, что для моей Софочки Михайловны именно такой идеал женщины является главной целью и руководством к действию, – сказал Неволин.

Векшин попробовал поерничать.

– Слушай, Серега, ну а в самом-то деле, что плохого в такой роскошной бабе? —

Неволин задумчиво посмотрел на собеседника.

– Ничего плохого. Вообще ничего. От женщины. Представь, что тебя в ближайшем будущем окружают в жизни только подобные совершенства. Если ты, к этому времени сохранишь, конечно, свой первозданный физиологический облик. Представил? И причем выбирать будешь не ты, выбирать будут тебя, Паша. И в жизни, и в сексе, и в работе. И по очень многим критериям.

– Ой, майор, что-то ты краски сгущаешь! А говорил, что не фантаст, – не сдавался Векшин.

– Нет, Паша, это я про себя в бюстгальтере и в чулках фантазировал. А то, что касается, будущего особей мужского пола, которые в небольших количествах будут оставлены для воспроизводства, я об этом самолично читал в документах движениях «Женский вопрос» под грифом «для служебного пользования».

– Да-а. Холодную войну мы уже проиграли. А теперь еще и феминизм крепчает… Слушай, майор, а ты в детстве польский фильм «Новые амазонки» не смотрел часом? Там примерно такая же история показана.

Неволин кивнул головой, а потом встал и потянулся во весь рост и вдруг, как ни в чем не бывало, встал на руки. Прошелся по дорожке. Вернулся в исходное положение.

– У меня никогда еще не было знакомых кинематографистов. А теперь вот сразу два. Кто бы мог подумать!.. Твои, Паша, знания не умножают печали, как я вижу. В давнем польском фильме женщины будущего, избавившись от мужского влияния, оказываются круглыми дурами. Таковы условия комедийного жанра. Но вот из конфискованных бумаг «Женского вопроса», которые мне довелось пробежать глазами не так давно, подобного вывода относительно лиц, их написавших, я бы не сделал. Это, во-первых. И, кроме того, я, Паша, человек служивый. И то, что предполагают сотворить эти целеустремленные гражданки в обозримом будущем, ни много, ни мало угрожает безопасности государства, мужского государства, если хочешь. А это уже феминизм с приставкой ультра и с прилагательным воинствующий!

… Время уже близилось к полудню, когда оба собеседника, наконец, утомились и замолчали. Векшину, который, благодаря богатому воображению, уже начал представлять себе, как будут обстоять дела в стране и кинематографе после государственного феминистского переворота, и какой можно по этому поводу написать сценарий, пора было двигаться на студию. Майор Неволин, ощутив всеми своими ста двадцатью килограммами накопившуюся усталость, почувствовал острую необходимость в отдыхе без всяких сновидений.

Договорились встретиться вечером. Неволин склонялся к тому, чтобы еще раз посетить уже хорошо знакомое им обоим, но от этого не ставшее менее таинственным клубно-ресторанное заведение и попросил никому пока не рассказывать об их знакомстве и уж тем более о цели его приезда в Одессу. Векшин же предложил свою помощь или, по крайне мере, сопровождение. Они пожали друг другу руки, посмотрели друг другу в глаза и, кажется, только теперь еще раз вспомнили о главной причине их знакомства. Но и по этому поводу каждый из них решил взять тайм-аут. Хотя бы до вечера. Разошлись в разные стороны. Не оглядываясь, как и подобает настоящим мужчинам.

XVI. Женщина в белом

Несмотря на относительно юный возраст, Цезарь уже научился распознавать временные паузы, в течение которых его хозяйка находилась не лучшем настроении. Вот и на этот раз нагулявшийся пес слопал сосиски и, умерив темперамент, не стал заигрывать с Еленой, а забрался под кровать и засопел там на своем коврике.

«Господи, боже мой! Я уже ничего не понимаю! – шлепала тапками по ковру Елена Тихонова. – Они что, уже пьянствуют вместе?! Выходит „спасибо мне за то, что я у них есть“?! А я? А со мной кто пива выпьет и поговорит, встречая рассвет? Бедная Лена… Никому ты не нужна, никто тебя не любит!»

Елена Николаевна остановилась перед зеркалом. Отражающая поверхность трельяжа с готовностью предложила на рассмотрение еще один вариант женщины в гневе. Правда, ее костюм, состоящий из одной белой блузки и шлепанцев (юбку Елена уже успела сбросить) вряд ли был уместным для проявления подобного рода эмоций. Румянец на щеках, волосы, разметавшиеся по плечам, недобрый огонек в сузившихся глазах – все это в сочетании с таким нарядом наверняка развеселило бы и саму Елену, не будь она в эту минуту занята на редкость прагматическими соображениями.

«Ну все, Елена Николаевна, конец самоанализу и лирическим отступлениям. Пора выходить в передовые ведьмы. Где тут у меня был календарик…»

До конца срока, отведенного на выполнение условий контракта с коллективом, где ее ждут и будут если не любить как человека, то уважать как личность, оставалось четыре дня. «Дура, хватит играть в кино и томно вздыхать по прошлому. Впереди вечность и упоение собой!»

Она устроилась в кресле и решительно позвонила на киностудию.

– Могу я услышать Павла Артемьевича?

– Здравствуй, а ты так и не научилась меня узнавать по телефону… Постой, я что-то не припомню, чтобы ты звонила мне первой, – откликнулся Векшин.

– Ты как вчера добрался? – спросила Елена.

– Нормально. Мне даже понравилось, – ответил Паша.

– Чувствую недосказанность в твоих словах…

– Чувственная женщина… Выходи за меня замуж!

– Векшин, ты в своем репертуаре. Делать предложение по телефону! А если я соглашусь?

Последние ее слова потонули в препротивной трескотне и жужжании. Работники местной АТС наверное были ярыми противниками института брака.

– Алло? Алло! Что ты сказала, я не расслышал? – заволновался Векшин.

– Павел, я тут много думала… – медленно заговорила Елена.

– Молодец! – одобрил Паша.

– Не перебивай меня, пожалуйста! Я собираюсь совершить поступок, противоречащий моей скромности.

– Так-так-так, – поощрил Векшин.

– Что, если мы сегодня поужинаем вместе? – предложила она.

В трубке послышался свист.

– Эй, Векшин, ты что это там?

– Я растерян, – сказал Векшин, помолчав.

– Понятно. Ну так как?

– Что? – спросил Паша.

– Векшин не выводи меня из себя, предупреждаю!

– Видишь ли, Елена!.. На самом деле, я вне себя от радости и приятного возбуждения… – подбирал слова Паша.

– Ну, давай, рожай уже, Паша!

– … и очень хочу вкусно поесть в твоем обществе. Но, понимаешь, именно сегодня я иду в хорошо известный тебе ресторан с одним человеком. – Векшин, признаться, не отказал себе в удовольствии именно так закончить эту фразу. – А вообще, я тобой восхищен, Елена Прекрасная. Ты даже перерывов не делаешь в посещении ресторанов, причем с разными сопровождающими. Извини, меня зовут, надо поработать немного. Созвонимся.

В трубке послышались гудки.

В детстве Елена часто видела сны. По всем канонам, сны эти были сказочными или, по крайней мере, фантастическими. Но маленькая Лена воспринимала все необычайные «сонные» события как должное и охотно рассказывала о них родителям, подругам и всем, кто соглашался послушать. Эти сказочные видения с вкраплениями подробностей настоящего быта обычно выводили из себя педантичную маму, заставляли отмахиваться самоуглубленного папу, не говоря уже об учителях, попадавших в неловкое положение. Сны Лена-маленькая воспринимала как часть своей повседневной жизни лет до четырнадцати.

Правда, в период бурного взросления рассказывать о своих сновидениях она уже никому не спешила. В своих «взрослых» снах Елена уже и вела себя соответственно: даже целовалась иногда с мужчинами, делая это так, как она себе представляла. Только своему дневнику с некоторых пор она поверяла теперь содержание наиболее захватывающих снов. И все чаще и чаще в этой толстой черной тетрадке стали появляться строчки, посвященные главной героине ее потусторонней жизни. Собственно, героиня эта была она сама, Лена Тихонова. Но, если в седьмом классе средней школы она была угловатым подростком, стесняющимся учителя физкультуры, то во сне она представала красивой девушкой в белом платье, у которой все получается в жизни.

И хотя мечта о превращении «гадкого утенка» в «прекрасного лебедя» достаточно традиционна для впечатлительных девочек подросткового возраста, в случае Елены все было немного иначе.

Во снах она была потрясающей красавицей, которая путешествует по суше, воде и воздуху и вступает в единоборство с драконами, маньяками-насильниками и второгодником Никишиным из параллельного класса, который не упускал случая прижаться к ней в школьном буфете. Но, самое главное, во сне Елене было невозможно было перечить. Вернее, не было смысла. Даже если кто-то и пытался ей возражать или навязывал свою волю, это продолжалось недолго. В конечном итоге неразумный покорялся ей безоговорочно. Вроде того маньяка, который в одном из сновидений похищал Елену и собирался продать неграм в Африку, а потом перевоспитывался и начинал поставлять неграм копья и стрелы для освободительной борьбы за независимость всего континента.

Эту девушку из сна только подзадоривало любое несогласие с ее собственным мнением и желанием. Хотя надо отдать ей должное, желала Елена Тихонова исключительно только добра всем хорошим людям, а также родственникам и знакомым. Но яростное упрямство в случаях, когда ей перечат, противодействуют или, не дай бог, надсмехаются, было настолько непреодолимым и захватывающим, что иногда она даже просыпалась с бьющимся сердцем и до боли закушенной губой. В реальной жизни таких вспышек почти не было: все-таки Лена Тихонова была в основном послушным ребенком. Но иногда… на нее что-то находило, и тогда родители вместе с педагогами впадали в прострацию и бежали советоваться друг с другом.

«Елене в белом» давненько уже не случалось проявляться в характере «Елены в повседневной одежде». Она даже сниться ей перестала. Но сегодня, после того, как Векшин во всем великолепии мужского шовинизма, наговорил ей дерзостей и бросил трубку, Елена вновь почувствовала себя на грани взрыва, как в девические годы.

Из-под кровати тревожно тявкнул Цезарь. Елена, против обыкновения, не стала успокаивать своего любимца, а открыла шкаф. Она убедилась в недостаточной роскоши своего гардероба и решила срочно потратить оставшиеся деньги на его обновление. Не просто срочно, а прямо сейчас.

XVII. Два бойца

На днях Павел Артемьевич Векшин, засыпая под утро после ночных съемок, вдруг понял, что вот уже несколько недель во вверенной ему съемочной группе, не происходит никаких скандалов, склок и уж тем более пьяных выходок. Весь коллектив трудится с полной самоотдачей.

Другой на месте Паши обрадовался бы собственным организаторским способностям. Но Векшин что-то затревожился. Многолетняя готовность к неприятностям даже там, где их, казалось бы, ничто не предвещает, до предела развила в нем чутье. Теперь именно интуиция подсказывала Векшину, что в ближайшее время ему предстоят какие-то неприятные волнения и переживания.

Вот и сейчас, собираясь на встречу со своим новым товарищем, он упорно боролся с приступом дурного настроения. Векшин был недоволен собой: в очередной раз он, кажется, впрягался не в свою повозку.

«Хороший мужик, конечно, этот майор, но мне-то на хрена эти „мефистофелевы“ забавы?!». Сердитый Векшин начистил ботинки, оделся, позвонил на студию и осведомился, как там идут дела. Дела шли нормально. А внутренний голос тем временем безостановочно талдычил ему об осторожности и невмешательстве в чужие проблемы.

Особенностью векшинского характера было наличие в его внутреннем мире двух равных по значимости «я». Одно «я» было против всяких неожиданностей и импровизаций. Другое – совсем наоборот. Сегодня внутренний оппонент благоразумного «альтер-эго» также не преминул высказаться. «Ну, что же ты, Паша! Ты же чувствуешь, что здесь не только неприятности на кону, но и разгадка какой-то сногсшибательной тайны, или аферы, или преступления… Паша, ты же искатель, Паша!»

Обычно, когда аргументы у внутренних голосов противоречили друг другу, Векшин прибегал вовсе не к методу «орел-решка», а к логике, сведенной к элементарным силлогизмам.

«Так. Я Сереге обещал сопроводить его в злачное „Мефисто“? Обещал. Я нормальный мужик? Нормальный. А как поступают нормальные мужики?..»

Решение было принято, и в положенное время Векшин подъезжал к условленному месту встречи с Неволиным. Он был сосредоточен и уверен в правильности принятого решения, как и в том, что в его положении разумно быть по возможности рядом с человеком, которому нравится та же женщина, что и ему,

Майор был пунктуален, и они, молча пожав друг другу руки, направились к дверям заведения, у которых сегодня скопился народ.

– Закрытая вечеринка, господа! Вы по чьему приглашению? – вежливо обратился к ним безупречно одетый верзила, как только они вошли в фойе.

Вперед выступил Неволин:

– Нас пригласила Софья Михайловна!

– Странно. А когда она вас пригласила? Вот уже две недели она в командировке и возвращается только завтра, – сказал метрдотель, уже не так дружелюбно рассматривая их с ног до головы.

– Мы с ней старые знакомые. И как раз созванивались вчера, – сказал майор.

– Ваше имя?

– Неволин. Сергей Неволин. Люблю мартини с водкой, кстати.

Векшин с интересом следил за развитием диалога и думал, что в компетентных органах работают весьма артистичные люди. Вероятно, много актерских талантов загублено в рядах их сотрудников.

А тем временем метрдотель удалился и, вернувшись через мгновение, пригласил их войти. Но вдруг входная дверь распахнулась и верзила, забыв о «лже-гостях», расплылся в любезной улыбке.

– Софья Михайловна! Вот это сюрприз! А мы и не ждали вас сегодня! – пророкотал он, сделав шаг навстречу высокой даме и подхватив ее плащ.

– Здравствуй, Артур! А я управилась пораньше и решила приехать на сегодняшний вечер. Соскучилась по дому, – белозубо улыбнулась она. Ее полупрозрачное вечернее платье на бретельках, украшенное ниткой жемчуга привлекло внимание Векшина, и он чуть было не разразился комплиментом. Но в это же мгновение почувствовал, как его сильно ухватили за плечи и рванули куда-то назад за огромные малиновые портьеры.

– Тихо, Паша, тихо. Постоим здесь. Я пока не готов к свиданию с этой красоткой, – прошептал Неволин ему на ухо.

– Это она? – догадался Павел.

Неволин кивнул. Векшин этого не видел, но почувствовал, как напряжение товарища передается и ему. Они слышали:

– Софья Михайловна, вы пройдете в офис или сначала выпьете чего-нибудь?

– Нет-нет, я сегодня на работе. Спасибо, Артур. А что у нас уже много гостей? По-моему приглашению кто-нибудь пришел? – Последние ее слова были уже едва слышны.

Ответ на последний вопрос, не очень приятный для обоих укрывшихся компаньонов, скорее всего, не достиг ушей стремительной дамы, скорым шагом прошедшей в зал. Вышколенный Артур понимал, что кричать вслед не имеет смысла, и обратился тем временем к вновь прибывшим гостям.

Паша вопросительно оглянулся на Неволина. Тот кивком головы предложил двинуться дальше. Но вечер неожиданных встреч, видимо, только начинался. Дверь дамской туалетной комнаты, рядом с которой нашли убежище Павел с Сергеем, открылась. Появление еще одной дамы, на этот раз знакомой обоим сыщикам, вызвало немую сцену.

– Здравствуйте, господа, хорошие! А вы что здесь делаете? – опомнившись первой, вполне резонно осведомилась Елена Тихонова, сногсшибательно выглядевшая в белоснежном платье.

Чекист сориентировался быстрее и в конспиративных целях сказал чистую правду.

– Понимаешь, я тут решил встретиться со старыми знакомыми, дела кое-какие закончить, а Павел Артемьевич согласился мне помочь.

– Странно, Сергей, а я почему-то думала, что ты со мной увидеться приехал, – тихо и без укоризны произнесла Елена.

– Но ты же сама сказала, что будешь занята целую неделю, – искренне возмутился тот.

– Елена Николаевна! Так это вы для меня эту неделю выделили? – с умеренным сарказмом подключился к разговору Векшин.

– По крайне мере, сегодняшний вечер я, действительно, хотела провести с тобой, Павел Векшин, – парировала Елена Николаевна.

– Постой-постой, а ты-то как здесь оказалась? – почти одновременно и запоздало среагировали мужчины.

Женщина в белом поджала губы и повела плечами.

– А у меня сегодня День рождения!..

Мужчины переглянулись.

– … вернее, День пробуждения моей собственной личности! – заявила Елена Николаевна.

Векшин закашлялся. Елена пристально посмотрела на Павла и приблизилась к нему вплотную. Платье шуршало, глаза блестели, пламя свечей в настенных светильниках подрагивало. Векшин начал забывать, где он и зачем сюда пришел. Елена Николаевна низким бархатным голосом спросила его:

– Ты уверен, что не хочешь провести со мной немного времени? («О, господи, сейчас даже мама назвала бы меня последней стервой!»). Мне так много нужно тебе сказать…

– Лена, дело в том, что мы с Сергеем…

– Слушайте, друзья мои, а не пора ли нам уже покинуть этот закуток? – как можно тактичнее прервал его Неволин.

Они вышли в ярко освещенное фойе, где рослого Артура сменил другой «мефистофельский» сотрудник маленького роста, в котором Елена узнала своего давешнего знакомого, одетого сегодня в смокинг с бабочкой. Не оглядываясь больше на мужчин, гордая Елена направилась в зал.

– Слушай, Серега, ну не может же она, в конце концов, войти в зал одна. Неприлично это. Я ее только провожу до столика и потом сразу к тебе присоединюсь, – быстро и едва слышно сказал Векшин своему товарищу. Увы, когда женщина предпочитает тебя твоему товарищу, трудно остаться равнодушным. Дал, дал слабину Паша Векшин. Но кто бросит в него камень? Разве что евнух или гомосексуалист. Так успокаивал себя Векшин, нагоняя идущую впереди Елену. Он предложил ей руку. Она приняла ее как должное.

Сегодня в «Мефисто» был аншлаг. Звучала музыка, ее перекрывал оживленный говор сидящих за столами мужчин и женщин. Векшин начал оглядываться, высматривая свободное местечко, но маленький человек во фраке уже был рядом. Неожиданно густым басом он произнес какую-то любезную фразу на чужом языке и жестом пригласил идти за ним. Карлик быстро нашел для них свободный столик рядом со сценой, переходящей в небольшой подиум.

Через секунду рядом с ними оказался официант. Елена в двух словах изложила свои пожелания. Потом она замолчала, но и Векшин не начинал разговор. Они сидели друг против друга, не говоря ни слова. Елена рассматривала Пашу в упор и загадочно улыбалась. Векшин засопел и начал потирать подбородок, что, по наблюдениям хорошо знавших его людей, являлось признаком крайнего раздражения.

– Дорогие друзья! Мы рады приветствовать Вас на нашей традиционной клубной вечеринке. Сейчас глубокая осень, краски вокруг тусклые, море холодное, но все это не повод, чтобы проводить время в спячке. Давайте сегодня как следует встряхнемся, послушаем музыку и между делом поговорим о том, что нас волнует и заботит. Мы приветствуем вас на вечере с прекрасным и значимым названием. Вечеринка «ПРОБУЖДЕНИЕ» начинается! – раздался со сцены хорошо поставленный голос массовика-затейника. Векшин обернулся к сцене и убедился, что голос принадлежит той самой женщине, которая так заинтересовала его товарища, а теперь и его самого.

И все же дама, которая сидела напротив, интересовала Павла еще больше. Он решил первым сделать шаг навстречу, но осекся, посмотрев на свою «визави». Елена наблюдала за конферансье, выражение ее лица при этом было весьма необычным. Она была похожа сейчас на кошку, поймавшую мышь и внезапно обнаружившую, что та мяукает и шипит не хуже ее самой.

– Что случилось, Елена Николаевна? – не мог не спросить Векшин.

– Похоже, что «пробуждаюсь» сегодня не одна я… Надо же какое совпадение!

– А разве ты не в числе приглашенных на сегодняшний вечер? – удивился Павел.

– Нет, я по собственной инициативе. А ты? И где, кстати, Неволин, с которым ты пришел и от которого я с таким трудом тебя оторвала?

– Вот именно, у тебя действительно получилось «оторвать», а вот я вчера так и не смог вас разлучить. Он подойдет чуть позже, не тревожься, – сказал Векшин.

В это время на сцене-подиуме, как и было обещано, начался «акт пробуждения». «Первая часть марлезонского балета» началась с появления перед публикой танцевального коллектива в ярких и пестрых костюмах, напоминающих флаг какой-нибудь банановой республики.

Это был канкан. Семь стройных танцовщиц взмахами безупречных ног мгновенно вызвали восхищение зала. То тут, то там раздавались аплодисменты, поощрительные возгласы, свист. Векшин вздрогнул от неожиданности, когда один их свистунов обнаружился прямо за его спиной. Он оглянулся. Свистун оказался полной дамой в дымчатых очках и капельками пота на широком, почти африканском носу. Она вынула пальцы изо рта и подмигнула Векшину. Он передернул плечами и посмотрел на Лену. Та в ответ безмятежно улыбнулась и перевела взгляд на сцену.

Канкан был открытием танцевального попурри. Танцовщицы, несколько раз менявшие костюмы, были бесподобны. Векшин покосился на Лену. Все-таки не в своей тарелке себя чувствуешь, когда в присутствии одной женщины, кроме нее самой, ты желаешь еще одну даму, а то и нескольких сразу. Паша сказал себе, что это всего лишь рефлекс, и положил свою ладонь на руку Елены Николаевы. Она как раз поставила на стол бокал с шампанским. Вопросительно подняла брови, не убрав руки. Павел нахмурился.