Старший оборотень по особо важным делам Романов Андрей
— И меня тоже… Удачи. Главное, не признавайся, даже если станут бить.
— Счастливо!
На черной «БМВ-740» с синими служебными номерами приехал Виноградов. Машиной управлял водитель. Встав рядом с шиловской «Альфой», он высадил шефа и отправился парковать «бээмвуху» на специальное, огороженное железным барьерчиком место в центре площадки.
Шилов выбросил сигарету и, подобострастно нагнувшись, распахнул перед Виноградовым дверь Управления. Виноградов внимательно посмотрел на него и вошел, сопровождаемый издевательским приглашением:
— Прошу вас-с-с…
…Не прошло и двадцати минут, как тема разговора себя исчерпала. Шилов рассказал все, что можно было знать Виноградову по делу Чибиса, и увернулся от всех наводящих и провокационных вопросов, которыми начальник Управления пытался торпедировать его показания.
Виноградов сидел за столом и листал папку с собранными на «группу Шилова» материалами. В принципе, он их все знал наизусть, так что устремленный в бумаги многозначительный взгляд больше свидетельствовал о некоторой растерянности, чем о подготовке каверзного хода, призванного вывести проверяемого на чистую воду.
И Шилов это чувствовал.
Он сидел на стуле, то откидываясь на спинку и выпрямив ноги так, что почти касался ими под столом ног Виноградова, то наваливаясь локтями на стол, что вынуждало Виноградова с опаской отодвигать документы.
Правда, внутреннее состояние Шилова не соответствовало его самоуверенному и даже вызывающему поведению.
Не отрываясь от бумаг, Виноградов спросил:
— Значит, вы признаете, что забрали у преступного авторитета Дробышева по кличке Моцарт похищенных им ранее граждан?
— Не граждан, а членов киллерской группировки. И не похищенных, а захваченных при подготовке к убийству. Мне кажется, это немножко разные вещи.
— Ну, это по-вашему.
— А, по-вашему, я должен был дать их в асфальт закатать?
— Спокойно, Шилов. Вы должны были вашего, этого, Моцарта, задержать и привлечь к уголовной ответственности.
— Вы, кажется, тоже из оперов? Что вы несете?
Виноградов оторвался от документов:
— Я бы на вашем месте выбирал выражения. Я работаю в оперативных службах почти двадцать лет и привык не любезничать с бандитами, а сажать их в тюрьму. Даже если они в погонах.
— Это вы обо мне?
— Может, и о вас, Шилов.
Оставшийся в ГУВД Федоров пытался прощупать «подельников». По каким-то, одному ему известным причинам, определив Соловьева слабым звеном «шиловской группировки», он начал дело с него.
— Вы понимаете, что можете стать соучастником преступления? — говорил Федоров, искренне веря в свои слова. — Вам это нужно? У вас безупречный послужной список.
— Наш разговор не имеет смысла. Надоело!
— Глупо. Это что, ложно понятое чувство товарищества? Или, может быть, совместные делишки?
— Господи, откуда ж вас таких тупых набирают? — вздохнул Серега.
Отвлекшись от «дела Чибиса», Виноградов зашел с другой стороны:
— На кого оформлена ваша автомашина?
— На меня, — Шилов кивнул на папочку Виноградова, открытую как раз на том месте, где была подшита распечатка из ГИБДД.
— Сколько она стоит?
— Я покупал за десять тысяч долларов США.
— А зарплату опера вы еще помните, Шилов?
— Послушайте, Виноградов, вам не надоело? Весь город знает, что я играю на бильярде. Я два раза срывал призовой фонд на чемпионатах Балтии. У меня родители десять лет живут за рубежом. Они каждый месяц высылают мне по тысяче долларов. Язык отсох объяснять уже!
— Не стыдно в вашем возрасте брать деньги у родителей?
— А не стыдно нашему государству платить такие гроши за нашу работу?
— Ну, я бы таких денег своему сыну не дал бы, — Виноградов перевернул несколько страниц, отыскивая в папке следующий эпизод, к которому можно было бы прицепиться.
— Не повезло ему с отцом…
Вторым Федоров пригласил Скрябина:
— Да он за день прогуливает столько, сколько ты за полгода зарабатываешь! Он не кабинет, а какой-то этнографический музей себе устроил, — Федоров обличающим жестом указал на стену позади стола Шилова, на которой висела пара деревянных масок из Африки.
— Обращайтесь ко мне, пожалуйста, на вы.
— Ты сядешь, а у тебя мать болеет. Кто за ней ухаживать будет?
— Вы пытаетесь меня запугивать. Я вынужден буду жаловаться. В прокуратуру.
Федоров вздохнул, откинулся на спинку стула, промокнул лицо белоснежным платком:
— Позовите следующего.
— Угу. — Скрябин посмотрел на дверь и крикнул таким голосом, как будто приглашал пациента из очереди на прием к врачу: — Следующий!
— Как часто вы встречались с Дробышевым по кличке Моцарт? — спросил Виноградов.
— По мере оперативной необходимости.
— Кого еще из представителей криминалитета знаете лично?
— Всех перечислять — на обед опоздаете.
При этом ответе Шилова Виноградов непроизвольно посмотрел на часы. Спохватившись, задал вопрос строгим тоном:
— Мотивы ваших контактов?
Шилов достал ксиву и, демонстрируя ее в раскрытом виде, пояснил:
— Видите, у меня в удостоверении написано: «Старший оперуполномоченный по особо важным делам». Мне кажется, это достаточное основание.
— И вас хотели назначить начальником отдела?
Шилов облокотился на стол и с сочувствующим видом покивал головой:
— Ужас!
— А еще по указанию товарища Шилова мы покупали оружие для Саддама Хусейна, — делая большие глаза и то и дело оглядываясь на дверь, говорил Федорову Леня Василевский.
— Идите, вы свободны, — почти простонал Федоров.
— Подождите, я вам расскажу про его дружбу с Шамилем Басаевым. — Идите…
Виноградов положил перед Шиловым лист чистой бумаги:
— Та-а-ак, сейчас вы напишете собственноручное объяснение…
— Да не смешите меня, я ничего не буду писать, — Шилов оттолкнул бумагу.
— Отказываетесь?
— Отказываюсь.
— Ну хорошо. — Виноградов положил чистый лист в ящик стола с таким бережным видом, как будто на нем каким-то образом оказался зафиксированным отказ Шилова давать объяснения. — Тогда придете в прокуратуру.
— По какому же делу, позвольте спросить?
— По делу о похищении граждан Краснова и Селиванова. Вот их заявления, — так, чтобы Шилов не мог ничего прочитать, Виноградов показал какие-то бумаги с рукописным текстом, и на лице его промелькнула тень торжества. — До скорой встречи, Шилов.
Шилов вышел из кабинета — и тут же, приоткрыв дверь, заглянул обратно.
Виноградов замер с протянутой к телефону рукой.
— Песику своему, Сеньке-Тузику, огромный пламенный привет, — злым и веселым голосом сказал Шилов.
— Не понял…
— Вы передайте, он поймет!
Когда дверь закрылась, Виноградов пробормотал:
— Оборотень, точно.
— Ты кто такой? — Стянув с головы кепку, Джексон навис над столом, за которым сидел Федоров. — Ты что от меня хочешь?
Простой вопрос почему-то вызвал у Федорова затруднения. Промокнув платочком лицо, он как-то неуверенно ответил:
— Я вообще-то представитель Управления…
— Вали отсюда, представитель. У меня контузия, мне все по барабану. Меня в Кандагаре до сих пор боятся. Я сейчас как разволнуюсь — и порву!
Собрав бумаги, Федоров пулей вылетел из кабинета и в коридоре чуть не сшиб Громова.
— Это… Это просто банда какая-то! — пожаловался он, и, обогнув начальника УУР, нервной походкой поспешил к лестнице.
— Ну, слава богу, — наблюдая за ним, сказал сам себе Громов.
К особняку УСБ Федоров подкатил на личной «десятке», подметая асфальт полой своего бежевого плаща, который, в расстроенных чувствах садясь за руль, прищемил дверью.
В это время Шилов как раз вышел на улицу. Вытянувшись по стойке смирно и отдав честь, он пропустил Федорова, который, злобно зыркнув глазами, молча проскочил мимо и попытался открыть дверь Управления не в ту сторону.
Когда Шилов подошел к машине, до него, наконец, дозвонился Егоров: «Арнаутов твоих ребят вызывал и заставил написать заявление…»
— Сам Арнаутов приезжал? А Краснов тоже написал? Нет? Ну, ты береги его… Давай!
Сев за руль, Шилов посмотрел на фигурку Будды, висящую перед лобовым стеклом. Выругался, отобрал у Будды автоматный патрон, который он обнимал толстыми ручками. Вот ведь, хватило ума приехать в УСБ с готовой уликой. За один патрон, конечно, не посадят, но… Надо будет его выбросить где-нибудь в реку. Надо же, в квартире подчистил, а на самом видном месте забыл.
— А ты чего не напомнил? — Шилов слегка качнул Будду и начал разворачиваться.
В то же самое время Виноградов по телефону разговаривал с Громовым:
— Юрий Сергеич, я тебя не понимаю. Твой Шилов — тварь конченая, уже лет пять лишних на свободе гуляет. Да не убеждай ты меня! Ты что, не знаешь главную линию Министерства? Там, между прочим, и к тебе вопросы могут найтись. Вот тебе когда на генерала послали? Вот и не спорь со мной, а лучше разоружи-ка этого бандита…
Нервно постучав, в кабинет вошел Федоров:
— Можно?
— Заходи. Приехал уже? Значит, пиши быстренько сопроводиловку и все материалы — в прокуратуру. И посмотри, что там нового по прослушке. Что у тебя?
— У меня…э-э-э… Ничего. Они там все повязаны!
Кивком головы отпустив подчиненного, и напевая «Ничего, ничего, ничего», Виноградов позвонил Арнаутову:
— Привет, это я. Ну что: материал пошел. Организуй встречу…
Шилов с Иванычем сидели в небольшой забегаловке. Карташов с аппетитом уплетал какое-то несъедобное блюдо из мяса и гречки, Шилов пил остывший кофе. По случаю обеденного времени в заведении было не протолкнуться.
— Да, ну и муравейник тут, — Шилов немного подвинулся, чтобы торопящаяся по проходу группа студентов с подносами не отдавила ему ноги.
Иваныч усмехнулся:
— Что ты хотел? У меня твоих нетрудовых доходов нет, приходится здесь язву зарабатывать.
— Слушай, хоть ты не подначивай!
— Ладно, ладно, извини. Значит, ты теперь оборотень?
— Ну, да, типа того, — Шилов отломал от пластмассовой вилки два зубчика, вставил их под верхнюю губу, чтобы они торчали наискосок, как клыки у вампира, и тонко завыл вслед прошедшей мимо девушки.
Девушка обернулась, покрутила пальцем у виска и, сказав: «Ненормальный!», продолжила путь.
— Ты еще, оказывается, и хулиган, — покачал головой Карташов, закидывая в рот очередную порцию месива из тарелки. — Что-то резво за тебя взялись…
— Так и я о чем? Я говорю, за Чибисом стоит кто-то из наших. У тебя нет информации?
— Нет. А может, это Виноградов?
— А, может, Арнаутов?
— Смело!
— Зато реально.
— Он же прямой, как лом, — Иваныч руками изобразил нечто длинное, тонкое и прямое. — Комиссар Каттани хренов…
— Чем не маскировка? Он мне методично переходит дорогу. Это уже не похоже на глупость.
— М-да… Тогда, получается, попытка прямо перед задержанием замочить Чибиса — его работа? У него сын в СОБРе…
— Который был на обоих задержаниях.
— И бежал Чибис тогда в последнюю минуту. Да-а-а…
— Все привыкли, что Арнаутов — смелый, честный, бедный правдоруб. Железный дровосек, который немного категоричен, но всегда вне подозрений.
— Это уж точно! — Иваныч отодвинул опустевшую тарелку, посидел молча, что-то припоминая, вздохнул: — Трудно будет что-то доказать. Что думаешь делать?
— Не знаю, пойду сейчас к Громову, попробую как-то обезопасить себя, пока инициатива в их руках.
— Чем помочь?
— В худшем случае — передачами в «Кресты».
Иваныч посмотрел Роману в глаза:
— Боюсь, это еще не самый худший вариант.
12
В кабинете «четверки» Егоров разговаривал с осведомителем.
Это был здоровенный, типично бандитской наружности парень в спортивном костюме, прозванный Гошей. На воле он выбил бы все зубы тому, кто предположил бы, что он станет работать с ментами. Но, подсев за разбой, он быстро сменил убеждения и теперь сотрудничал с Егоровым не за страх, а за совесть.
— Галянов в Колпино игровые автоматы бомбил. Вчера вспоминал об этом, когда косячка дунул. Пашинин заточку из супинатора точит. Да и смурной какой-то последние дни.
— Это, Гоша, все хорошо и замечательно, но ты мне про Чибиса что-нибудь расскажи.
— Что про Чибиса? В хату зашел по-хозяйски, шконку занял правильно. И не скажешь, что бывший мент. Бояться его все… Кстати, чего его не в ментовскую хату определили, а к нам?
— Он сам отказался.
— Так разве можно?
— Можно. Написал заявление — и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис — твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.
— Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.
Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:
— На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.
— Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!
Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.
— Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, — оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. — Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!
Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.
— Голиков слушает, — донеслось из динамика.
— Срочно зайди.
Голиков явился через минуту:
— Иван Игоревич, вызывали?
Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:
— Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!
— Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?
— Опять, блин, Егоров?!
На селекторе загорелась лампочка, раздался голос дежурного:
— Иван Игоревич, вас начальник Управления собственной безопасности. Соединить?
Поярков посмотрел на селектор, посмотрел на Голикова. Махнул Голикову на ряд стульев вдоль правой стены и пробормотав: «Час от часу не легче», распорядился:
— Давай.
В динамике щелкнуло, и послышался голос Виноградова:
— Иван Игоревич?
— Слушаю, Олег Евгеньевич.
— Мы тут разрабатываем группу сотрудников бандитской направленности. У них там связью проходит твой опер. Сегодня он, например, предупредил, что потерпевшие подали заявления. Ну и вообще, информирует их постоянно. Егоров такой…
— Есть такой! — бодро подхватил Иван Игоревич. — Скользкий тип.
— Ты подбери материал, если на него что-то есть, а я с вашей безопасностью свяжусь.
— Решили! Олег Евгеньевич, я давно сам от него хочу избавиться.
— Ну и отлично. Заезжай в гости.
— Обязательно. К нам уж не приглашаю, — Поярков захихикал и, все продолжая хихикать, отвернулся от селектора и посмотрел на Голикова: — Все слыхал? Давай, решай вопрос. Задействуй этих, из сто пятой. Хватит им так просто жировать, пусть отрабатывают. Давай!
— Понял.
Разговор с Громовым тоже происходил за едой, только теперь это была не уличная забегаловка, а вполне цивильного вида кафе на третьем этаже главка. Кроме них, посетителей в кафе не было. Обеденное время давно прошло, кассир считала выручку, уборщица, взгромоздив стулья ножками вверх на столы, терла пол мокрой тряпкой.
Громов взял полный обед, Шилов опять ограничился чашкой кофе.
— Вечно тебя угораздит куда-нибудь влезть, — говорил Громов, в основном глядя в тарелку и лишь изредка поднимая глаза на Шилова.
— Да куда я влез! Принял оперативную информацию, реализовал ее, посадил троих опасных бандитов… Сами же говорили: раскрывай резонансные убийства. Может, через начальника главка можно подействовать? Надо же этого Арнаутова как-то в стойло поставить, пока он совсем не сдурел…
— Ты не понимаешь, не видишь общей картины. Ты работаешь по одной группе, а у Арнаутова другая масштабная задача. И ее выполнение курирует Министерство.
— Очистить город от криминальных авторитетов. Кто против-то? Ну, помог нам Моцарт — так зачем его давить? Зарыл бы он этих ребят в землю, жил бы спокойно. Так с нами вообще никто общаться не будет!
— Опять ты за свое! Ну кого это там, — Громов указал вилкой в потолок, — интересует?
— Они — там, но вы-то — здесь. Сделайте так, чтобы к нам два месяца вообще никто не совался. Мы такую банду поднимем, пять крутых заказух минимум.
— Поднял уже! — Громов мысленно выругался. — Ладно… Я попробую организовать завтра производственное совещание у начальника главка. А пока сдай пистолет в оружейку.
Шилов прищурился:
— Может, мне еще и рапорт на увольнение написать?
— Что ты джигитуешь? Сдай свой табельный «ПМ», понял?
— Понял.
Не допив кофе, Шилов встал, пошел к выходу.
— Ты сегодня хоть ел? — спросил Громов, провожая его взглядом.
— Аппетита нет. Как-то противно все.
Когда Шилов вышел, Громов пробормотал:
— Можно подумать, я кайф ловлю.
Голиков общался с двумя реальными пацанами из сто пятой хаты.
Один из них был стрижен наголо, второй носил стильную прическу с бачками и щеголял многочисленными татуировками, в которых воровские мотивы сочетались с готической темой.
Они сидели в одном из полуподвальных следственных кабинетов «четверки», и перед каждым из реальных пацанов лежало по чистому листу бумаги и авторучке.
— Чо писать?
Голиков почесал затылок:
— Напишите, что Егоров предлагал пронести за деньги в камеру мобильник. Что торгует водкой и сигаретами.
— Ха! Может, написать, что он педераст и предлагал чего-как? — предложил первый пацан.
Второй рассмеялся:
— Щас за это не уволят, а повысят!
— Хватит ржать, пишите быстро, — строго поторопил Голиков, но пацаны, лениво взявшись за авторучки, не спешили пачкать бумагу.
Переглянувшись, они предложили:
— Слушай, начальник, в двести третью один жирный коммерс заехал за кидалово. Перекинь его к нам. Мы его выдоим, чего-как, в долгу не останемся.
— Тихо ты, дурак! — Голиков многозначительно показал на сводчатые стены из щербатого кирпича, предупреждая, что их могут прослушивать, и, навалившись на стол, прошептал: — Только не так, как в прошлый раз. Мне не нужны проблемы с санчастью.
Перед окончанием рабочего дня Арнаутов приехал в прокуратуру и зашел к Кожуриной:
— Привет.
Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.
— Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?
— Ты против?
— Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.
Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:
— Дело Чибиса кому дали?
— Пока еще никому. Думаю, шеф Голицына припашет.
— Он что, с ума сошел? Он же приятель Шилова!
