Machinamenta Dei Некрасов Илья
– И в этом вся штука! Если сдохнешь, то ничего не изменится! А если она сама сдохнет, все начнется заново!
Его голос сливался с ревом пролетавших ракет.
– Ты понимаешь меня?!
– Да, – поспешно закивал я и тут заметил, что ребята, лежавшие рядом, тоже смотрят на него, открыв рты и ничего не понимая.
Дэвид расхаживал во весь рост по открытой местности, и его легко могли снять снайперы.
– Да там даже трупов нет! – будто уловив наши опасения, кричал сержант. – Все сгорело!
За его спиной угадывались всполохи огня батареи РСЗО,[13] что стреляла по нашей наводке. По наводке сержанта, который едва не угробил нас вместе с противником.
Но вот из-за силуэта Дэвида вылетела последняя ракета, и мы уставились вдаль. Снаряд упал в центр развалин – того, что осталось от кишлака. Вспыхнуло рыжеватое пламя зажигательного снаряда, по сторонам разлетелись фосфорные осколки – те, что, попадая в тело, сжигают его изнутри.
– Красота-то какая! Да, парни?! Я задал вопрос, мать вашу!
– Да, сэр! – в один голос выдохнули мы.
– Встать!
Мы подчинились, проклиная его. Подняли брошенное оружие и поправили амуницию.
– Вперед, зачистить вражеский опорный пункт! – последовал приказ.
Безумный приказ. Чего-чего, а таких действий мы от него не ожидали. Вояка он был классный. Но в данный момент разведке вообще не нужно было высовываться. Штурмовые операции – работа костоломов. Они как раз за спиной. Приказа атаковать от начальства тоже не было, ведь Дэвид расхаживал без рации. Кроме того, он сам сказал, что там все мертвы… Однако мы опять подчинились и побежали вперед.
– Беркли, стоять!
Я замер, сжав в руках пулемет. Указательный палец сам собой нащупал спусковой крючок. Хотелось убить его.
Пристрелить, как животное.
И тогда самое страшное закончится. Он давно заслужил это.
– Прикрой нас!
Я даже не успел подумать, все сделали рефлексы: тело рухнуло в песок, а глаза сами собой начали рыскать по сторонам, руки сжали оружие, держа его наготове.
Он похлопал меня по спине.
– Когда вызову по рации, дуй за нами, – сказал он прямо в ухо.
– Хорошо… – ответил я, чувствуя неладное, – Дэвид.
Перед моими глазами упал прибор ночного видения.
– Возьми мой, – донесся голос сержанта.
Я нацепил очки и увидел уже не две, а три горящие точки – «Хаска» закурил. Опять, наверное, свои «БлэкВотер», что выпускаются на заказ для ассоциации ветеранов той легендарной конторы. Пусть нас видят? К черту маскировку, да? Там все мертвы? Тогда на хрена маскарад с атакой?! Штурм укреплений, которые больше не укрепления. Бой с убитым противником.
Парни двигались цепью. Сержант шел следом. Я раз за разом оглядывал черно-зеленое пространство и не находил цели. Никакой активности. Кроме нас здесь никого. Только мертвые выжженные пески, черное небо, в котором не видно ни звезд, ни луны. Развалины прямо по курсу и цепь гор вдали. Людей будто нет. Повсюду бесконечная многоликая темнота и такая же нескончаемая бессмысленная война. Впрочем, сержант много раз говорил, что смысл есть. Вероятно, так и едет крыша.
Странный он. Когда его ЧВК отказалась работать пушечным мясом в предгорьях, Дэвид сразу из нее уволился. Пришел добровольцем в регулярную часть, с понижением в звании. Лишь бы остаться на войне. Поначалу мы считали, что это хорошо, когда нас возглавляет настолько опытный боец, но потом поняли, он – сумасшедший.
Я будто слышал, как он подгоняет парней. Те трусцой бежали вперед, к развалинам. К последнему опорному пункту перед горным массивом, в который армия загнала паков.[14]
Внезапно я понял, что потерял отряд из вида. Они точно растворились в зеленоватой темноте на фоне развалин…
Некоторое время ничего не происходило. Молчала рация. Позади тоже мертвяк. Никто не шевелился. Будто мы одни посреди этой пустыни. Будто я здесь совершенно один… а в небе нет ни самолетов, ни спутников, ни звезд.
Неожиданно из рации раздался треск – такой, что обычно бывает, когда на другом конце пытаются включаться попеременно на передачу и прием, но сам голосовой сигнал не проходит. Что это? Сержант? Ребята? Командование? Затем сигналы прекратились.
Я снял очки и замер, всматриваясь в ночной прицел пулемета. Впереди ничего. Ни всполохов, ни движения. Будто развалины проглотили взвод.
Черт.
Оглянулся. Батарея РСЗО, что располагалась позади, уже покинула позиции и успела отъехать назад километра на три. Никаких подкреплений. Обещанного подразделения костоломов нет. Значит, я тут один. Парням некому помочь, кроме меня.
Поднялся и поначалу медленно, с опаской, глядя по сторонам, пошел вперед.
Что, если о нас забыли? Решили, что враг добит, и свернули операцию?
Ублюдки. Они считают, что мы только расходный материал.
Случившееся – как последний гвоздь. Больше не верю государству.
Пулемету вот верю. Хорошая безотказная система. Парням верю. Даже сержанту. Он всегда был с нами. Никогда не прятался за спинами. В самых опасных ситуациях лез вперед. Никогда не сомневался и не проигрывал.
Пожалуй, мы все обязаны ему. Тем, что еще живы. Он, конечно, редкая сволочь, но… наш сводный отряд единственный, что без серьезных потерь прошел до гор. До его появления подразделение сменило половину состава. Потом – как отрезало. Он научил нас воевать. Вел вперед, обходя ловушки, вопреки логике и даже приказам командования, используя звериное чутье, которое многие принимали за большой боевой опыт.
Однажды новобранец… Джек спросил как-то насчет чутья, так сержанта словно прорвало: он начал нести какую-то чушь про «душу войны». Я слышал часть разговора. Джек же после таких откровений подошел к нам и сообщил, что понял командира. Сказал, что тот просто псих, и мы имели неосторожность согласиться. А «Хаска» как раз проходил рядом и либо услышал наш смех, либо прочитал по губам.
С того момента сержант будто с цепи сорвался и начал «делать из нас настоящих солдат», Джек оказался единственным погибшим в подразделении.
За таким мыслями я не заметил, как подошел к кишлаку. Вроде бы ничего не изменилось. Черное небо, песок, горы вдали. Только развалины стали больше. Да появился ветер. Я вырубил рацию, чтобы не разоралась в самый неподходящий момент.
Заметил, что иду по чьим-то следам. Окурок. Похоже, сержант. Песок закончился, и под ногами оказались осколки камней. Я пригнулся и еще раз проверил боезапас. Гранаты и ленты. В порядке. Вокруг никого, ни звука, кроме зова ветра с гор.
Кричать и звать нельзя. Если они попали в засаду, то только выдам себя. Оставалось идти вперед. Нет. Лучше по флангу. Пошел влево, обходя развалины по кругу и осматривая их с помощью ночного прицела на пулемете.
Через минуту наткнулся на тело, уже покрытое песком и пылью. Судя по габаритам, кто-то из наших – паки в последнее время попадались тощие-тощие. Подобрался ближе и перевернул тело. Так и есть. Хайнц. Пуля в лоб. Аккуратно так. Безжизненные глаза вряд ли успели увидеть убийцу.
Я посмотрел вдаль. Никаких следов отступления. Предгорья пусты. Тот, кто убил его… еще здесь.
Оглядел развалины, присмотрелся к их центру. Заметил еще два или три тела. Четыре. Лежат в ряд, как шли.
Навряд ли кого-то спасу.
К горлу, уже было привыкшему к сухости, подступил давящий комок. Я взял флягу Хайна и отпил.
Хотя бы соберу жетоны. Чтобы родственники знали: мы не пропали без вести, а погибли в бою.
Забрал у мертвого жетон и, чтобы не класть его к боеприпасам, повесил на шею, рядом со своим. Двинул дальше, обходя «кишлак» по кругу, оглядывая пустыню слева и сзади.
Попробуй, зайди мне за спину…
Противник молчал. Я добрался до другого конца развалин, и горы оказались за спиной. Казалось, это они – холодные и враждебные – дышат в затылок своим ветром.
Неподалеку обнаружился еще один труп. Питер. Похоже, он один добрался до конца поселения. Но положение тела говорило о том, что перед смертью парень развернулся назад и попытался открыть огонь. То есть враг оказался не впереди, а сзади! Самый опытный боец после сержанта, попался на уловку врага.
Какое-то чувство… острый укол заставил меня пригнуться, и пуля просвистела прямо над головой. Затем в сознание проник другой звук, запоздавший звук одиночного выстрела.
Тело машинально перекатилось. Я обнаружил себя укрывшимся за небольшими останками стены дома.
«Откуда стреляли?» – спросил я себя.
«Из центра».
Снайперка? Нет. Звук сухой. Патрон маломощный. Да и промазал стрелок.
Что делать? Назад?
Нет. Лучше, наоборот, вперед. И так же по кругу. Или в пустыню, но тогда сначала к Питеру.
Я поднял камешек и бросил его назад, пытаясь создать видимость, что отступаю. У Питера был специальный маскировочный плащ с крутыми покрытиями. Не обнаружить ничем. Даже радару и тепловизору не под силу. А глаз в такой темноте тем более не увидит.
Я быстро прикинул безопасный маршрут. Добрался до тела и стянул плащ, прикрепил его к своему вороту и стал отползать в пустыню. Захватил по пути два небольших осколка кирпича.
Через десяток метров остановился и раскинул над собой плащ. Метнул один за другим оба камня в то место, где был застигнут противником. И приготовился стрелять.
Ну где ты там? Ждать я умею, так что лучше сразу выходи.
Спустя полминуты что-то уловил. Движение тени, скользнувшей по развалинам и притаившейся за остовом дома. Должно быть, противник пытался обойти то место, куда я бросил пару камней. Тень снова мелькнула, но, кажется, человек остался на месте. Он осматривался.
Внезапно я понял, что там есть как минимум три-четыре безопасных для противника пути, и если не сделать что-то прямо сейчас, то убийца уйдет. Придется начинать заново.
Или это кто-то из наших?
Нет, все мертвы. Каким-то шестым чувством, я ощущал, что это так.
«Что ты сидишь?! Патроны бронебойные!» – вспомнил я и тут же нажал на спусковой крючок. Пулемет изрыгнул трассу огня. Затем, снова поймав то место в прицел, я послал во врага еще три коротких очереди.
Пули с вольфрамовыми сердечниками насквозь прошили стену, как раз в том месте, где прятался противник. Вряд ли тот уцелел.
Теперь вперед, пока подонок не отполз!
Я скинул плащ и, петляя, побежал. Держа на прицеле развалины и заходя под углом, сбоку.
Неожиданно у моих ног поднялся фонтанчик песка. Раздался сухой звук выстрела из легкого оружия.
Жив, собака. Отстреливается. Но я уже нырнул за укрытие. Бетонную (?) плиту. Откуда она здесь? Вход в бункер? К черту, еще разберемся – я старался не упустить момент. Ведь мне удалось засечь, откуда раздался выстрел.
«Лови гранату», – металлический шарик устремился прямо туда.
Следом полетели остальные. Четыре гранаты накрыли пространство в радиусе десятка метров. Прогремели взрывы, а я под их аккомпанемент успел перекатиться и сменить позицию, подобраться еще ближе. Но только высунулся, чтобы оценить результаты, как раздалась автоматная очередь.
Стреляли не в меня, очередь начиналась совсем рядом, но уходила в сторону.
Из нашей спецназовской винтовки. Таких у паков никогда не было.
– Они отходят в тоннель, – из-за развалин донесся слабый, хрипящий голос сержанта.
Значит, он выжил.
– Где они? – отозвался я, показывая, что нахожусь рядом.
– Слева, повернись туда.
Я подчинился и стал наугад палить по развалинам, трассы уходили в никуда. Туда, куда мне приказал стрелять сержант. Но в один момент время замедлилось и…
Чутье.
Оно подсказало, что нужно бросить все и укрыться. Срочно. Откуда-то из глубины подсознательного поднимался звук… выдергиваемой чеки… каким-то образом я понимал, что надо мной уже повис металлический шарик.
Рванул в сторону. Плита. Щель.
Взрыв!
Я потянулся, чтобы взять его медальон. Но внезапно рука казавшегося мертвым сержанта перехватила мою.
– А ты ничего, рядовой, – сказал он, пытаясь улыбнуться и вновь теряя сознание.
– Они ушли, сэр, – проговорил я, но командир вряд ли услышал меня.
Рядом лежало тело Джеймса с аккуратной дыркой во лбу, нашего автоматчика. Неунывающего шутника, души компании. Только сейчас он не улыбался. Джеймс больше никогда не улыбнется. Разве что на фотографиях дома у родственников, о которых так много рассказывал. Я верну им медальон. Скажу, что он погиб героем…
Я тащил тело на себе через пустыню. Иногда проверял, жив «Хаска» или нет.
Временами казалось, что еще жив, а временами, что уже нет. Но я упрямо шел вперед. Упав, поднимался. Шел вперед, когда солнце всходило слева, и заходило за горизонт где-то справа. Меня что-то толкало вперед. Слабости не было. Словно… она осталась позади, и война, наконец, сделала меня сильнее… И еще эта фраза – «а ты ничего, рядовой» – то ли поднималась со дна памяти, то ли ее вновь и вновь повторял полуживой сержант.
Тогда я не знал, что он каким-то чудом выживет. Что его нашпигованное осколками и пробитое пулями тело воскреснет.
– Снова кошмар? – посреди пустыни раздался знакомый женский голос.
Боже, как я люблю его. Сам настраивал.
– Вам опять снятся кошмары? – спросила Эспер.
Я открыл глаза и понял, что уснул. Телевизор она отключила.
– Что, кричал?
– Нет.
– Тогда как ты узнала?
Система помедлила с ответом – что-то часто в последнее время…
– Ваше тело дергалось, как будто вы с кем-то бились, – наконец, сказала она.
– Может, это твое чутье? – я поддел Эспер, которая недавно пыталась поговорить о том, что такое интуиция.
– Может быть, Рик, – невозмутимо ответила машина.
Я окинул взглядом комнату, надеясь найти поблизости чайник.
– Там было что-то новое? – поинтересовалась Эспер.
– Где? Во сне?
– Да, Рик.
– Нет. Мы… – я поднялся, – опять убивали друг друга.
Зашел на кухню и отхлебнул воды прямо из чайника.
– Почему так происходит?
– Не знаю. Один человек, как раз тот… в общем, у него была какая-то своя философия. Он считал, что война делает сильнее.
– Но ведь вы думаете по-другому?
Странное создание. Мне давно плевать, а ей нет. Наверное, потому что она не была там. Не проходила через это.
«Она еще маленькая», – усмехнулся я.
Как ребенок.
Машина спрашивает человека о человечности.
Звучит словно приговор нам, людям.
Или наоборот. Как оправдание?.. Я создал то, что способно видеть мир по-другому. Это что-то меняет?
– Что сейчас с тем человеком?
– Я… убил его.
Реакции Эспер не последовало. Я ждал ее, но безуспешно.
– Но не до конца. Он какого-то хрена ожил, – продолжил я, возвращаясь в комнату. – Не знаю как.
– Еще никто не научился продлевать жизнь человеку, – возразила система, – роботу, да.
– Им проще. От роботов требуется просто закрыть глаза, а затем…
– Перезагрузка. Уверена, что-то подобное изобретут для людей, – сказала машина.
«Ага, дожили. Наши создания начали намекать, что не прочь спасти нас», – подумал я, садясь в кресло перед компьютером.
– Мне непонятна жестокость, которая вас не отпускает, – она вернулась к середине разговора. – Ведь есть другие сны.
– Он не называл это жестокостью, – я сделал паузу, разбираясь в мыслях, – это как… такие особые… сильные действия.
– Сильные действия? Ваши слова иногда ставят меня в тупик, создатель. Меня забо…
– А людей – нет, – перебил я.
Философский диспут начал надоедать.
– Эспер, ты знаешь, мне нравится с тобой болтать. Особенно на подобные темы. Но иногда я устаю от вопросов. Можно я позанимаюсь глупостями?
– Конечно, Рик. Включить сетевой модуль?
– Да. Кстати, что там с анализом записи?
– Это оказалось труднее, пока сделано меньше трети работы. Если позволите мне самой заглянуть в сеть, то…
– Исключено.
Ожил экран, а на нем – страничка моего профиля в форуме Чикаго.
«Надо же, умею улыбаться… умел когда-то», – думал я, глядя на собственные фотографии.
В уголке экрана мигала пометка. Получено письмо от неизвестного.
Открыл послание. В нем находилась фотография, изображение молодой девчушки кукольной внешности. Черт их поймет насчет возраста, с нынешними-то технологиями. Принарядилась. Из верхнего города, значит.
Нет, ну как похожа на ту куклу! Из далекого, полузабытого мира. Начинается на… «б». Светлые искусственные волосы и голубые стеклянные глаза.
Вспомнил – Барби. Вся такая тонкая, гладкая и будто пластмассовая. Нарисованная. Возможно, электронный бот, каких в сети полно.
Тут я заметил, что есть и текст.
«Привет, малыш! В каменных джунглях и потоках электронов редко когда найдешь такую искреннюю улыбку… Ты ведь не из тех мужчин, что отказывают в красивом вечере? Позвони мне… Но даже если ты сильно занят, то все равно позвони и скажи, что мы не созданы друг для друга. Мне интересно услышать твой голос… Незнакомка».
Хм, «созданы друг для друга»? Если это компьютерный бот, то продвинутый. С юмором. Это он так проверяет, человек я или специальная программа, созданная, чтобы поддерживать активность на форумах.
Можно и позвонить. Та-ак, что там? 555-7583.
Я набрал номер и стал жать… смотреть на бессмысленные картинки и тексты сети. Спустя десяток секунд на экране возникла темнота.
Небо?
«Больше похоже на бетонное перекрытие между уровнями города», – написала Эспер на экране перед моими глазами.
Спасибо за подсказку.
Картинка дернулась, и на экране возник силуэт. Затемненное лицо девушки, которая куда-то спешит. Я прокашлялся в сторону.
– Незнакомка?
Мимику ее лица было невозможно разобрать.
– Кто это? Рик? – переспросил взволнованный тоненький голос.
– Да, он самый, – ответил я, не понимая, что с ней происходит.
– Боже, ты мой спаситель!
– Проблемы?
– Даже не представляю, как это случилось… я заблудилась.
Изображение раскачивалось, на экране мелькали серые плохо освещенные громады зданий – она пыталась показать мне какую-то улицу. Если это нижний уровень, то девчонка попала.
– Какой это уровень, знаешь? – спросил я.
– Лифт… все из-за него. Мне нужно было чуть выше. А он остановился где-то в самом низу.
Ага, значит, даже не субуровень.
– Я никогда здесь не была.
«Странно, надо спросить, что она там собиралась делать», – подсказала Эспер, написав фразу на экране.
Действительно, что такая, как она, судя по всему, ни разу не покидавшая верхнего Чикаго, забыла в «болоте»?
– А что ты…
– Рик, помоги мне, – перебила девушка. – Пожалуйста.
– Конечно… Слушай, через видео ничего не разобрать. Опиши словами, где ты.
– Здесь… – она осматривалась по сторонам. – Мне страшно… ты… поможешь мне?
– Да, да, – я понял, что не смогу отказать, несмотря на настораживающие обстоятельства. – Только скажи, что видишь. Я мигом.
– Тут… Повсюду дым… Туман. Ржавчина и грязь.
Добро пожаловать в нижний Чикаго, куколка.
– Все течет. Везде рухлядь… – продолжала она.
Это правда. Так и есть. А ты думала, реальность другая?
– Нужны особые приметы, – подсказал я.
– Проехала машина… Мимо меня про…
– Полицейская? Кроме них там никому нельзя ездить.
– Не знаю… Не успела поймать ее.
Может, оно и к лучшему. Копы бывают разные.
– Рик! Она свернула в тоннель!
«Тоннель. Уже лучше», – я прикидывал, где именно она могла быть. Пока выходило, что… в общем, хорошего мало. Десятки и сотни вариантов. Один хуже другого.
– Что-то еще?
– Неподалеку толпа. Азиаты и еще какие-то люди. Они… Рик, они сумасшедшие?
– Что такое?
– Они ходят кругами… Они спятили?
Понятно. Наркобар. Что в итоге имеем? Тоннель и наркобар. Таких мест всего… два?! Нет, три. И… одно из них прямо подо мной. Только дойти до лифта!
Бывает же такое.
– Рик, ответь, – почти молила она, – ты слышишь меня?
– Да, кажется, я понял, где ты.
– Правда?!
– Ну… не так чтобы… скажи, там есть какая-нибудь вывеска?
Изображение дернулось, на экране возникла знакомая картинка – гейша, глотающая таблетку. Очень похоже на то место практически подо мной. Значит, не само «болото», а чуть выше.
– Может, что-то еще? Есть там мусорка, недалеко от рекламного щита?
– Да! – радостно пискнула незнакомка. – Вот смотри!
Картинка задрожала… но ничего не было видно. Наконец, оптика приноровилась, и удалось различить два огня. Костры в бочках. Бездомные.