Покровские ворота (сборник) Зорин Леонид
Скромный домишко примерно в дне пути от Рима.
Примостившись у порога, Дион пишет. Мессалина стирает белье.
Мессалина . Слушай, Дион, шел бы ты в дом. По-моему, у тебя нос заложен.
Дион (не отрываясь от работы, бормочет) . Все она знает.
Мессалина . Как же мне не знать, если ты сопел всю ночь.
Дион (не отрываясь от работы) . Соглядатай ты, а не жена. Чем прислушиваться ко мне, спала бы.
Мессалина . Заснешь тут… В этом доме каждая половица скрипит.
Дион . Скажи спасибо, что хоть его удалось найти.
Мессалина . До ближнего поселения три часа ходьбы.
Дион . Ничего, прогулки полезны для тела.
Мессалина . Вот и ходил бы. Ему б только согнуться крючком да выводить буквы.
Дион . Месса, можешь ты помолчать?
Мессалина . В этакую дыру загнал нас со своим правдолюбием. Ну что, открыл ему глаза?
Дион . Пора бы тебе знать, ни одно слово не пропадает.
Мессалина . А вот мы с тобой пропадем. Есть-то ты хочешь, несмотря на любовь к истине.
Дион . Что ты скажешь, опять она спугнула мысль!
Мессалина . Ничего, у тебя их хватит – ровно столько, чтоб нас совсем погубить.
Дион . И когда издадут закон, запрещающий браки? Столько бессмысленных законов, а разумного – ни одного!
Мессалина . Вот уж бы ты развратничал тогда, бесстыдник.
Дион . Месса!
Мессалина . Думаешь, я не видела, как ты пялил глаза на всех женщин в тот вечер!
Дион . Месса, до того ли мне было?!
Мессалина (всхлипывает) . У тебя на все есть время, кроме жены. Верно сказал император, что на мораль ты плюешь.
Дион . Ну и ступай к своему императору, раз ты с ним заодно. Мир отравлен предательством.
Мессалина (плача) . Уж и весталки ему понадобились, распутнику. Хоть бы весталок оставил в покое.
Дион . Дай-ка мне валек, сейчас я тебя проучу.
Мессалина . Спасибо цезарю, что послал тебя от греха подальше. Сразу видно, он думает о семье. А ну попробуй только подойди… (Поднимает валек.)
Дион (возвращаясь на место) . Можешь беситься хоть до утра – слова от меня не дождешься.
Пауза.
Мессалина . Похудел ты, Дион.
Дион . Ничего я не похудел.
Мессалина . Щеки совсем ввалились.
Дион . Подумаешь, горе!
Мессалина . Один нос на лице…
Дион . Хватит и одного.
Мессалина . На ночь я натру тебя настоем из сухих трав. ( Помолчав, не без кокетства. ) Дион, а я очень изменилась?
Дион . Увы, ничуть.
Мессалина . Грубиян ты, хоть и поэт.
Пауза.
Смотри-ка, кто-то идет.
Дион . Что тебе до того?
Мессалина . Все-таки интересно.
Показывается человек в плаще, наполовину скрывающем его лицо. Он ступает осторожно, поминутно озираясь.
Прохожий . Вот дом, в который, должно быть, редко заглядывают. Не можете ли вы приютить меня, добрые люди?
Дион (не оборачиваясь) . А кто ты такой?
Прохожий . Человек.
Дион . Ого, как ты занесся. Да знаешь ли ты, что человек это больше, чем цезарь?
Прохожий . Теперь знаю, Дион. (Отбрасывает плащ.)
Мессалина . Силы небесные?!
Домициан (меланхолично) . Да, это я.
Дион . Не объяснишь ли, что все это значит?
Домициан . Скрыться мне надо, дружок, вот какие дела. Исчезнуть, растаять, словно и не было меня вовсе. Луций Антоний Сатурнин, разрази его гром, может через два дня появиться в Риме. Сложная ситуация, братец ты мой, напряженная обстановка. Да и неблагодарных людей в наши дни развелось предостаточно, – того гляди, получишь кинжал меж лопаток, а то и другую какую-нибудь неприятность. Мало ли охотников найдется отличиться перед Луцием за мой счет. Одним словом, приюти меня, друг, покамест гоняются за мной недоброжелатели. Людям известно, что был у нас спор, у тебя-то меня искать не станут.
Мессалина . Вот как ты заговорил, чудеса да и только! Выгнал моего мужа взашей и называешь это спором.
Домициан . Женщина, каждый спорит как может.
Мессалина . Будь я Дионом, приняла б я тебя, как ты его принял, невоспитанный человек!
Домициан (обидевшись) . Дион, если ты хозяин в своем доме, прикажи ей не вопить так, точно ее плетьми стегают, – в Риме слышно!
Мессалина . Дион, если ты мужчина, не разрешай каждому встречному оскорблять твою жену!
Домициан . Дион, сатирики лежачих не бьют. А в тебе, голубка моя, рассчитывал я найти больше участия. Что поделаешь, озверели люди, совсем в них теплоты не осталось.
Мессалина . Какое участие хотел ты во мне найти? Я семейная женщина.
Домициан . Дион, заткни ей рот и объясни, что жена поэта должна что-то и днем соображать.
Мессалина (всплеснув руками) . Бессовестный, откуда тебе знать, какова я ночью?!
Домициан (с досадой) . Прости меня, женщина, за то, что я тебя похвалил.
Дион . Ну, тихо. Не пристало вам ссориться, как менялам на Большом Рынке. Оставайся, никто тебя не тронет. Мессалина, дай нам вина.
Мессалина (ворчит) . Благодаря его милостям вина-то осталось на самом донышке. (Уходит.)
Домициан . Терпеливый ты человек, приятель, что и говорить.
Дион . Чтобы быть нетерпеливым, у меня мало возможностей. Ладно, Домициан, садись.
Входит Мессалина с вином, кружками и сыром.
Мессалина . Лакайте его, не видеть бы мне вас обоих, беспутные. (Уходит.)
Домициан . Не устает же она!
Дион . Сыра все-таки она нам дала. Будь здоров.
Домициан . В добрый час. (Пьют и закусывают.) Хорошо у тебя, братец ты мой. Ты, видно, сердит на меня, а по чести сказать, должен мне быть благодарен. Прислушайся только, какая тишина, какая умиротворенность! Что наши жалкие заботы перед лицом природы? И зачем мне, скажи на милость, императорский венец, если есть на свете такой ветерок, такое солнышко, кружка вина и круг сыра? Эх, если бы Луций Антоний, дурачок этот властолюбивый, понял, что не нужно мне от него ничего, кроме неба да воли. Правь, идиот, коли тебе этого так хочется. Я уж своего хлебнул вдосталь. Но ведь ему голову мою подай, несмышленышу этому, вот что скверно.
Дион . Ах, Домициан, как мудр человек в несчастье!
Домициан . Не всегда, разумный ты мой, не всегда. Опыт необходим человеку, пожить ему надо среди людей. Я ли не был несчастлив в юности своей, на Гранатовой улице? Благодаря сквалыге-отцу моему, божественному Веспасиану, и ханже-братцу моему, божественному Титу, бывало, что и голодал я, приятель, вел нищенский образ жизни, можно сказать. И о чем же я тогда думал, спроси-ка меня? А все о том, как я порезвлюсь, когда стану цезарем. Ну вот, стал я цезарем, слава Юпитеру. Много же радостей я узнал.
Дион . Сам виноват. Ты мог сделать людей счастливыми, а значит – и самого себя.
Домициан . Каких людей, сатирик ты мой? Каких? Я сатир не пишу, а уж их знаю лучше твоего. Все они, как один, неверны, корыстны, суетны. По-твоему, мало я сделал добра? Кто, скажи мне, навел в суде порядок? Кто между тем укрепил нравы? Может быть, не я, не Домициан? А кто был первым врагом кровопролития, даже быков запрещал приносить в жертву? Наконец, ответь по совести, кто, как не я, отказался от наследств, если завещатель оставлял потомство? Все это факты, хозяин ты мой, одни только факты. И чего ж я достиг подобным великодушием? Завоевал уважение, приобрел друзей? Нет, приятель, люди не доросли до гуманности, и неизвестно, когда дорастут. Поэтому правителей, расточавших мало наказаний, следовало бы назвать не добрыми, а удачливыми. Вот папаша мой, божественный Веспасиан, строил из себя доброго дяденьку, а сам был скуп, как последний торгаш, даже нужники обложил налогом, уж не зря его звали селедочником. А ведь как его превозносят! Братец мой, божественный Тит, общий любимчик, красавчик этакий, не брезговал наемными убийцами. Простака Авла Цецину пригласил к обеду, угостил на славу, и только тот встал из-за стола, как его и прирезали. Так за что ж брата славят, правдолюбец ты мой? Уж не за то ли, что он беднягу накормил напоследок? Нет, приятель, не твори добрых дел, а натворил – скрывай их.
Дион . Вижу, цезарь, что ты отменный софист. Только не думай, что ты убедил меня. Ты вот жалуешься мне на людей, но какие же люди те, кто тебя окружают?
Домициан . Новое дело, кто же они?
Дион . Отбросы общества, вот кто. Сам подумай, кого ты к себе приближаешь? Льстецов без совести, деревяшек без мысли. Что они могут? Кланяться, угодничать, дрожать? Зависеть от твоего настроения? Клеветать на друзей? И в этих куклах ты ищешь человеческое, а не найдя, торжествуешь?
Домициан . Но ведь мне же с ними жить, в конце-то концов! Где мне других-то взять?
Дион . Не изворачивайся, цезарь, как раз другие тебе не нужны. Другие возражают, а зачем тебе возражения? Другие говорят правду, а от правды уши болят. Другие думают, а ты не любишь, когда люди думают. Это ведь не их дело, не так ли?.. Другие… Зачем тебе другие, когда есть ты?
Домициан (упрямо) . Все неблагодарны, все до одного. Ну, объясни-ка, если ты такой умный, почему хатты кинулись помогать дурачку этому Антонию? Кто они были? Варвары, дикари… Может быть, не я приобщил их к культуре?
Дион . До чего простодушны завоеватели! Покоряют народы и уверены, что те их благословляют…
Домициан (махнув рукой) . Кажется, и в самом деле правду говорят христиане. Все суета, все тлен. Из праха вышли мы и в прах обратимся, разложившись на элементы. И власть – прах, и слава – прах.
Дион . Подожди причитать, кто-то сюда скачет.
Домициан . За мной, за мной… Пронюхали, негодяи. Этакая неудача, приятель, пришел все-таки последний мой час.
Дион . Спрячься внутри, я попытаюсь сбить их со следа.
Домициан . Ну и ну, – один нашелся человек, и тот сатирик! (Скрывается в доме.)
Дион (кричит) . Месса, запомни, у нас никого не было и нет!
Мессалина (выходит) . Сначала убери эти кружки, а потом учи меня.
Уносит кружки в дом. Стук копыт совсем рядом. Слышно, как всадник спешивается, привязывает коня, наконец он показывается, это – Сервилий.
Дион . Вот уж кого не ждал, так не ждал!
Сервилий . Здравствуй, друг. Очень у тебя мило. Так и должен жить поэт.
Дион . Ну и живи так, что тебе мешает?
Сервилий . Во-первых, обязанности перед обществом. Во-вторых, я сказал – поэт, но не человек. Человек как раз так жить не должен.
Дион . Смотря какой человек.
Сервилий . Умный человек, разумеется. Я ведь к тебе с поручением прибыл.
Входит Мессалина.
Здравствуйте, Мессалина. Горячий привет от Фульвии. Очень вы посвежели на воздухе, скажу вам по чести. Просто замечательный у вас цвет лица.
Мессалина . Наконец-то я поняла, почему нас сюда загнали. О внешности моей заботились, вот что.
Сервилий . Нет, нет, несправедливо, грубо с вами обошлись. Я уж Фульвии об этом говорил, и она мне тоже. «Ну, говорю, что это такое, услать человека в такую даль, на что это похоже?» А она говорит: «Публий, чудак, чего и ждать от этого Домициана?» Очень мы с ней возмущались, слово римлянина.
Мессалина (холодно) . Стоило вам портить себе настроение.
Сервилий . Вообще в Риме все симпатии на вашей стороне. Клодий о вас тепло говорил, Лоллия тоже очень сочувствует. Да кого ни встретишь – все руками разводят: как это можно было, говорят, с поэтом так обойтись?
Дион . Ближе к делу, Сервилий. Ты сказал, у тебя ко мне поручение…
Сервилий . Верно, Дион, дело – прежде всего. Есть такой человек – Руф Туберон.
Дион . Знаю прохвоста.
Сервилий . Отнюдь он не прохвост, друг мой, а доверенное лицо Луция Антония, победоносного нашего вождя, которого в течение суток с нетерпением ожидаем мы в Риме.
Дион (с интересом) . Ну-ка, продолжай, да говори внятно.
Сервилий . Должен сказать тебе, что наш Луций отлично осведомлен о всех делах и о твоем споре с Домицианом уже наслышан. Вот Руф Туберон и делает тебе от его имени предложение помочь своим даром правому делу, а заодно и возвысить голос против общего нашего врага, который, как последний трус, скрывается неизвестно где… Что это там скрипит в твоем доме?
Мессалина . Половицы скрипят, что ж еще? Гнилье это, а не дом.
Сервилий . Ничего, ничего, вам недолго здесь жить. Справедливость, образно говоря, в пути уже. Но ты должен морально поддержать победителя.
Дион . Не рано ли ты празднуешь его победу?
Сервилий . Что ты, Дион, я себе не враг. Посуди сам, Домициан бежал, город открыт, на помощь Антонию спешат полчища варваров. Нет, милый, дело сделано, тут уже – все… Спроси Мессалину, она умная женщина.
Дион . Значит, и варвары сюда идут?
Сервилий . Временно, до стабилизации положения. Кстати, об их вожде тебе тоже следует написать несколько теплых слов.
Дион . Да ведь он их даже прочесть не сумеет, он неграмотен!
Сервилий . Он?! Что за чушь?! Интеллигентнейший человек! Зачем ты слушаешь всякие сплетни? Он всего Горация наизусть знает. Особенно эту строчку: «Презираю невежественную чернь».
Дион . Ты-то уж наверно написал хвалебную песнь.
Сервилий . Само собой, милый. Нельзя терять времени. Хочешь послушать?
Дион . Зачем? Я ее знаю заранее.
Сервилий . Ты хочешь сказать, что я банален? Между прочим, банальность – отличное качество. Она приятна уж тем, что доступна. Ладно, не будем вести литературных споров. Я ограничусь только началом.
Дион (косясь на двери) . Ну, хорошо. Читай, только громче…
Сервилий . Ты стал плохо слышать?
Дион (шутливо) . Я хочу, чтоб твои стихи слышали все.
Сервилий . Могу и погромче. Тем более они – не для нежного шепота. (Декламирует.)
Рад мой восторженный Рим торжество триумфатора видеть,
Луций Антоний стремит в Рим белогривых коней…
Какова инструментовка стиха, ничего себе? Обыграл звук «эр» по всем правилам!
Дион . Дальше.
Сервилий .
Рядом с Антонием – друг, властелин проницательных хаттов,
В братском союзе они нас от тирана спасут.
Ну как? Все-таки нельзя отрицать, что как мастер я сделал большие успехи.
Дион . Еще бльшие – как человек.
Сервилий (обидевшись) . Странно, что ты еще не объелся иронией. Говоришь с ним по большому счету, на профессиональном языке…
Дион . Не сердись, ты растешь, это ясно даже младенцу. Более того, я убежден, что ты откроешь в поэзии целое направление…
Сервилий (радостно) . Ты серьезно так думаешь?
Дион … и по твоему имени его назовут сервилизмом, а твоих последователей – сервилистами. Тебя же будут изучать как основоположника.
Сервилий (вздохнув) . Не верю я тебе, все-то ты язвишь, все-то намекаешь, а зря, честное слово – зря. Слушай, я ведь, в сущности, простой парень, я хороший парень и знаю, что места хватит всем. И еще я знаю, что через несколько лет от нас останутся только прах и пыль, что милость цезарей непрочна, судьба бессмысленна, и говорю я про себя: да идите вы все в…
Мессалина . Тихо, тихо, – здесь женщина!..
Сервилий . Прости, Мессалина. Идите вы подальше, говорю я про себя, желаете выглядеть красивыми, – отлично, в моих стихах выбудете красивыми. Будете мудрыми, остроумными, смелыми, что угодно, только дайте и мне кусок пирога.
Мессалина . Слышишь, Дион? Я всегда говорила, что он умный человек.
Сервилий . Так что же мне передать Руфу Туберону?
Дион . Передай ему, что я обладаю прямолинейным мозгом, и гибкости в нем ни на грош. Передай, что измена для меня всегда измена, и никогда я не назову ее государственной мудростью. А властолюбие для меня всегда властолюбие, и никогда оно не станет в моих глазах заботой об отечестве. Еще передай, что нельзя освободить народ, приведя сюда новых завоевателей, которые окончательно его разорят. Словом, скажи, что я остаюсь.
Мессалина (махнув рукой) . Все пропало, так я и состарюсь в этой дыре! ( Уходит в дом. )
Дион (вслед, со вздохом) . Женщина остается женщиной. Прощай, Сервилий. Счастливого пути.
Сервилий . Прощай, Дион. Странный это ум, от которого его хозяину одни неприятности. (Со смехом уходит.)
Дион (вспылив, кричит вслед) .
Пролетел орел однажды над садами цезаря,
И червя он обнаружил на вершине дерева.
– Как попал сюда, бескрылый? Объясни немедленно.
– Ползая, – червяк ответил, – путь известен: ползая!
Но Сервилий уже ускакал. Дион обрывает стихи.
Странный, он говорит? А возможно, и странный… Возможно, и внуки посмеются надо мной, как сегодня смеются их деды… Ведь годы действительно идут… ведь я старею… и все меньше сил… и надежд все меньше… И ожиданий почти уже нет. В самом деле, что может ждать человека, которому скоро пятьдесят?
Выходит потрясенный Домициан.
Домициан . Ну люди! Ну и подонки же, братец ты мой. И это – Сервилий, которому я дал все, о чем может мечтать поэт: лавры, признание, положение. Богатство дал, разрази его гром! И уже он пишет песни в честь идиотика этого толстогубого Луция. И что за стихи, приятель?! Ни ладу, ни складу. Это я тебе точно говорю, вкус-то у меня отличный. В суровой юности моей, на Гранатовой улице, я сам едва не стал поэтом, от чего, правда, Бог меня уберег. (Разводя руками.) «Луций Антоний стремит в Рим белогривых коней…» Это как же один человек стремит… коней? Да еще Луций, который со старым мулом не справится, все это знают. (С еще большей иронией.) «Рядом с Антонием – друг, властелин проницательных хаттов…» Да уж, один стоит другого! Дурак и дикарь – теплая компания, нечего сказать. «Проницательные хатты»… Да ведь это ж только в насмешку так скажешь! Неужели он, Сервилий этот, считает, что на такую дешевую приманку можно клюнуть?
Дион (глядя на него, с еле заметной усмешкой) . Кто его знает… бывает, что и клюют…
Домициан (в запале) . «В братском союзе они нас от тирана спасут…» Это я-то тиран? Ах он, бедняга замученный! Спасать его, видишь ты, от меня необходимо! Уже не знал, куда золото девать! За последнюю песнь я ему отвалил двести тысяч динариев! Гусыня его Фульвия натаскала в свое новое поместье вещи от всех ювелиров Рима! Спасти его просит, мошенник этакий! А стихи-то, стихи! «В братском союзе они нас…» «Они нас»… Никакого чувства слова, приятель! «Они нас…» Графоман, просто-напросто графоман!
Дион . Успокойся, цезарь, каждый пишет как может.
Домициан . Никакой морали у людей, любезный ты мой, мораль у них и не ночевала!
Дион . По этому поводу, помнится, мы с тобой и схлестнулись. И уж, ради небес, не строй из себя голубя. Дело прошлое, а если бы позвать сюда мужчин и женщин, которых ты обижал, выстроились бы они до самого Рима.
Домициан . Совсем это другое дело, приятель, и не о том мы поспорили. Ты моралист, отрицающий мораль, а я грешник, признающий ее необходимость. Моралисты опасны, но мораль нужна.
Дион . Домициан, ты уже не на троне, можно оставить игру в слова.
Домициан . Слава Юпитеру, что я не на троне. И готов дать любую присягу, суровый ты мой, с этим делом у меня покончено. Все, все! Приди за мной сам Марс, и тот не заставил бы меня вновь надеть венец. Сыт я этим императорством до конца дней.
Дион . Такие речи и слушать приятно. (Стук копыт.) Опять сюда скачут. Видно, снова Сервилий…
Домициан . Должно быть, забыл свои последние стишки, бездарность! (Прячется в доме.)
Выходит Мессалина.
Мессалина . Кто еще к нам?
Дион . Беспокойный день!
Появляется запыхавшийся Бибул.
Ба, старый знакомый!
Бибул . Здравствуй и до свидания! Тороплюсь, ни минуты свободной! Кружку воды по старой дружбе! В глотке – сухота!
Мессалина идет в дом.
Ищу Домициана, друг. Ничего о нем не слыхал?
Дион . Откуда мне слышать? А зачем он тебе?
Бибул . Дивные вести, друг, поразительные новости!
Мессалина выносит ему кружку воды.
Спасибо, женщина! (Жадно пьет.)
Дион . Что там за новости? Расскажи…
Бибул . На Рейне лед тронулся, представляешь? (Пьет.) Ну и вода… Словом, хатты не смогли прийти к Луцию на помощь… Никогда в Риме не пил такой воды… вода у нас вязкая, теплая, а уж проносит от нее, не приведи бог!..
Мессалина . Да говори же ты наконец!
Бибул . В общем, Максим Норбан расшиб Луция вдребезги! Говорят, в Рим уже доставили его череп.
Дион . Точно ли это, воин?
Бибул . Своей головой отвечаю, а она у меня, сам видишь, – одна.
Дион . Как и у Луция Антония.
Из дому выбегает Домициан.
Домициан (Бибулу) . Ты мне отдашь своего коня!
Бибул . Гром и молния! Цезарь…
Домициан . Где он у тебя? Живо!
Дион . Слушай, неужели ты снова ввяжешься в эту гонку?
Домициан (весело) . Непременно, Дион, непременно!
Дион . Вспомни, что только что ты говорил!..
Домициан . А что оставалось мне говорить в тех обстоятельствах? Нет, друг, не такая вещь мой венец, чтоб ею кидаться! Давай коня, корникуларий!
Бибул . Он здесь, цезарь!
Дион . Боже, как мудр был ты минуту назад!
Домициан . Прощай, Дион! Встретимся в Риме! (Убегает.)
Бибул (спешит за ним, поплевывая через левое плечо) . Тьфу, тьфу, тьфу, теперь-то я, кажется, буду центурионом!..
Стук копыт.
Занавес.
Часть вторая
1