Мифы Древней Греции Грейвс Роберт

105. Лай

Лай, сын Лабдака, женился на Иокасте и правил Фивами. Опечаленный тем, что у него долгое время не было детей, он тайно обратился к Дельфийскому оракулу, который ответил, что его кажущееся несчастье на самом деле — благодеяние, поскольку любой ребенок, рожденный Иокастой, станет его убийцей. После этого Лай стал избегать Иокасты, не объясняя ей настоящей причины. Раздосадованная Иокаста напоила мужа допьяна, и не успела опуститься ночь, как он оказался в ее объятиях. Когда девять месяцев спустя Иокаста произвела на свет сына, Лай выхватил его из рук кормилицы, проткнул ему гвоздем лодыжки и, крепко связав их, отнес ребенка на гору Киферон.

b. Однако богини судьбы распорядились, чтобы ребенок дожил до преклонного возраста. Один коринфский пастух нашел его, назвал Эдипом из-за искалеченных гвоздем ног, а затем отнес в Коринф, где в то время правил царь Полиб¹.

c. По другой версии, Лай не отнес Эдипа на гору, а заключил в сундук, который затем бросили с корабля в море. Сундук прибило к берегу как раз в то время, когда там находилась жена Полиба, царица Перибея, отдававшая распоряжения царским прачкам. Она подобрала Эдипа, спряталась с ним в кустах и сделала вид, что переживает родовые муки. Поскольку занятым делом прачкам было не до царицы, той легко удалось убедить их, что она не нашла ребенка, а только что родила его. Правду Перибея открыла только своему мужу Полибу, который, будучи бездетным, обрадовался возможности воспитать Эдипа как своего сына.

Однажды, не стерпев насмешек одного коринфского юноши над тем, что он совсем не похож на своих предполагаемых родителей, Эдип отправился к Дельфийскому оракулу узнать, какое будущее его ожидает. «Прочь из святилища, несчастный! — вскричала с ужасом пифия, — ибо ты убьешь своего отца и женишься на матери!»

d. Так как Эдип любил Полиба и Перибею и не допускал мысли причинить им горе, он тут же решил больше не возвращаться в Коринф. Но на узкой дороге между Дельфами и Давлидой ему повстречался Лай, который грубо приказал ему уступить дорогу и пропустить тех, кому он должен поклоняться. Тут нужно заметить, что Лай был на колеснице, а Эдип шел пешком. Эдип ответил, что он поклоняется только богам и своим родителям.

«Тем хуже для тебя!» — вскричал Лай и приказал своему возничему Полифонту трогать.

Колесо задело ногу Эдипа, и тот в ярости пронзил Полифонта копьем. Запутавшийся в упряжи Лай оказался сброшенным наземь, лошади под ударами Эдипа понесли, и царь погиб. Оба трупа пришлось предать земле царю Платей².

e. Лай оказался здесь потому, что ехал к оракулу, чтобы узнать, как освободить Фивы от Сфинкс. Это чудовище было дочерью Тифона и Ехидны или, по мнению некоторых, пса Орфа и Химеры, а в Фивы она прилетела из глубинных земель Эфиопии. Ее легко было узнать, потому что у нее была голова женщины, тело льва, хвост змея и крылья орла³. Гера наслала Сфинкс, чтобы покарать Фивы за то, что Лай похитил из Писы мальчика по имени Хрисипп. Обосновавшись неподалеку от города на горе Фикион, Сфинкс задавала каждому проходящему мимо фиванцу загадку, которой ее научили музы: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Не сумевшего дать разгадку она убивала и тут же пожирала. Среди несчастных оказался и племянник Иокасты по имени Гемон, которого Сфинкс действительно сделала haimon, т.е. кровавым.

Эдип, отправившийся в Фивы после убийства Лая, правильно дал ответ. «Человек, — сказал он, — потому что он ползает на четвереньках в младенчестве, твердо стоит на двух ногах в молодости и опирается на палку в старости». В отчаянии Сфинкс бросилась с горы вниз и разбилась насмерть. За это благодарные фиванцы провозгласили Эдипа царем, и он стал супругом Иокасты, не подозревая, что она его мать.

f. Тем временем в Фивах началась моровая язва, и Дельфийский оракул, к которому вновь обратились жители, ответил: «Прогоните убийцу Лая!» Эдип, не ведая, кого он убил по дороге, проклял убийцу Лая и приговорил его к изгнанию.

g. Слепой Тиресий, который был в то время самым знаменитым предсказателем в Греции, потребовал свидания с Эдипом. Некоторые говорят, что Афина (ослепившая его за то, что он нечаянно подсмотрел, как она купалась) была тронута мольбами матери Тиресия и, достав из своей эгиды змея Эрихтония, приказала ему: «Вылижи Тиресию уши своим языком, чтобы он смог понимать язык вещих птиц».

h. Другие говорят, что однажды на горе Киллене Тиресий застал двух спаривающихся змей. Когда обе змеи набросились на него, он стал отбиваться от них палкой и убил самку. В тот же момент он сам превратился в женщину и стал знаменитой гетерой. Ровно через семь лет на том же месте его глазам предстало точно такое же зрелище и он, на сей раз убив змея, вновь стал мужчиной. Третьи говорят, что, когда Афродита и три хариты по имени Пасифея, Кале и Евфросина спорили, кто из четырех самая красивая, а Тиресий присудил первенство Кале, Афродита превратила его в старуху. Однако Кале взяла его с собой на остров Крит, где и наделила его прекрасными волосами. Спустя несколько дней Гера стала поносить Зевса за его многочисленные супружеские измены. Тот стал оправдываться, утверждая, что, даже когда он делит с ней ложе, она получает от этого неизмеримо больше удовольствия, чем он. «Конечно, женщины получают больше удовольствия от любви, чем мужчины», — в неистовстве повторял Зевс.

«Какая чушь! — вскричала Гера. — Все совсем наоборот, и ты это прекрасно знаешь».

Тиресий, призванный решить спор на основе того, что он знает свойства обоих полов, ответил:

Гера так рассердилась при виде победной улыбки Зевса, что ослепила Тиресия, но Зевс восполнил потерю, наделив его внутренним зрением и продлив его жизнь до семи поколений⁴.

i. Тем временем Тиресий явился во дворец Эдипа, опираясь на кизиловый посох, подаренный ему Афиной, и объявил Эдипу волю богов: моровая язва в городе прекратится, если кто-нибудь из «посеянных» людей пожертвует жизнью во имя города. Отец Иокасты, которого звали Менекей и который вырос из зубов змея, посеянных Кадмом, не мешкая бросился с городской стены, и все фиванцы воздали ему хвалу за этот поступок.

Тиресий между тем продолжал: «Менекей поступил правильно, и чума теперь прекратится. Но боги имели в виду другого «посеянного» человека, принадлежащего к третьему поколению, поскольку он убил своего отца и женился на матери. Знай же, царица Иокаста, что это твой муж Эдип!»

j. Поначалу никто не поверил Тиресию, но вскоре его слова подтвердило письмо, пришедшее от Перибеи из Коринфа. Она писала, что внезапная смерть царя Полиба теперь позволяет ей открыть обстоятельства, при которых Эдип был усыновлен, причем описала их, не пропустив никаких подробностей. От стыда и печали Иокаста повесилась, а Эдип ослепил себя золотой застежкой, снятой с ее одежд⁵.

k. Одни говорят, что мучимый эриниями, которые обвинили его в том, что он стал причиной смерти своей матери, Эдип еще какое-то время оставался царем Фив, пока не нашел славную смерть в битве⁶. Другие считают, что его изгнал брат Иокасты по имени Креонт, однако до этого он успел проклясть Этеокла и Полиника, которые одновременно были и его сыновьями, и его братьями, за то, что они прислали ему недостойный его положения кусок жертвенного животного — бедро — вместо полагающейся царю лопатки. Поэтому они нисколько не жалели, когда он покидал город, который когда-то освободил от власти Сфинкс. Пространствовав много лет по разным странам в сопровождении своей верной дочери Антигоны, Эдип наконец пришел в Колон, что в Аттике, где эринии, у которых была в этом городе священная роща, затравили его до смерти, и Тесей похоронил тело там, где в Афинах хоронили святых, и оплакал его вместе с Антигоной⁷.

¹Аполлодор III.5.7.

²Гигин. Мифы 66; Схолии к «Финикиянкам» Еврипида 13 и 26; Аполлодор. Цит. соч.; Павсаний X.5.2.

³Аполлодор III.5.8; Гесиод. Теогония 326; Софокл. Царь Эдип 391; Схолии к «Лягушкам» Аристофана 1287.

⁴Аполлодор III.6.7; Гигин. Цит. соч. 75; Овидий. Метаморфозы III.320; Цец. Схолии к Ликофрону 682.

⁵Аполлодор III.5.8; Софокл. Царь Эдип 447, 713, 731, 774, 1285 и сл.

⁶Гомер. Одиссея XI.270 и Илиада XXIII.679.

⁷Софокл. Эдип в Колоне 166 и схолии 1375; Еврипид. Финикиянки. Пролог; Аполлодор III.5.9; Гигин. Цит. соч. 67; Павсаний I.28.7.

1. Пастухи усыновляли или как-то по-другому участвовали в судьбе многих других легендарных и полулегендарных принцев-младенцев, как, например, Гиппофой (см. 49.a), Пелий (см. 68.d), Амфион (см. 76.a), Эгисф (см. 111.i), Моисей, Ромул и Кир; всех их либо оставляли на вершине горы, либо пускали по воле волн в ковчеге, либо на их долю выпадало и то и другое сразу. Дочь фараона нашла Моисея, когда отправилась к реке вместе со своими прислужницами. Не исключено, что имя Oedipus («распухшая ступня») первоначально звучало как Oedipais («сын вспухшего моря»)[182]; именно так можно перевести имя соответствующего уэльского героя Дилана. Тогда протыкание лодыжек Эдипа гвоздем относится к концу повествования, а не к началу, как, например, в мифе о Талосе (см. 92.m и 154.h).

2. Убийство Лая — это свидетельство ритуальной смерти солнечного царя от рук преемника: Лай погиб потому, что его выбросило из колесницы и лошади потащили его по земле (см. 71.1). Похищение им Хрисиппа, возможно, относится к принесению в жертву мальчика, заменяющего собой царя (см. 29. 1), по окончании первого года правления[183].

3. Патриоты Фив, не желая признавать, что Эдип был чужестранцем, взявшим их город приступом, предпочитают считать его пропавшим наследником фиванского престола. Правда открывается в факте смерти Менекея — представителя доэллинского племени, праздновавшего Пелорию[184] в память о демиурге Офионе, из зубов которого, как утверждалось, возникло это племя. Он прыгает со стены и разбивается насмерть в тщетной надежде умилостивить богиню. Аналогичным образом поступает Меттий Курций, бросившийся в открывшуюся на римском Форуме пропасть (Ливий VII.6); такая же жертва принесена во время войны «семерых против Фив» (см. 106.j). Однако жертва Менекея была напрасной, иначе Сфинкс и ее верховной жрице Иокасте незачем было совершать самоубийство. Рассказ о том, что Иокаста повесилась, возможно, ошибочен. Оливковая Елена, как и Эригона и Ариадна в культе лозы, тоже погибает аналогичным образом. Не исключено, что такая смерть навеяна фигурками лунной богини, которые свешивались с ветвей садовых деревьев в качестве магического средства, призванного обеспечить высокий урожай (см. 79.2; 88.10 и 98.4). Аналогичные фигурки использовались и в Фивах, а совершившая самоубийство Иокаста, бесспорно, как и Сфинкс, должна была прыгнуть со скалы вниз.

4. Распространение имени Тиресий — обычное название прорицателей — повсеместно в легендарной истории Греции, предполагает, что Зевс даровал ему долгую жизнь. Видеть змей во время брака до сих пор считается плохой приметой в южной Индии; очевидца, по выражению Геродота, поразит «женская болезнь», а именно гомосексуальность. В этом месте греческий мифолог пошел еще дальше, чтобы высмеять женщин. Кизил — вещее дерево, считавшееся священным деревом Крона (см. 52.3 и 170.5). Оно символизировало четвертый месяц, на который приходилось весеннее равноденствие. В эту пору был основан Рим на том месте, где кизиловое копье Ромула воткнулось в землю. У Гесиода харит не две, как обычно, а три (см. 13.3), и зовут их Евфросина, Аглая[185] и Талия («Теогония» 945). Спор о том, кто самая красивая, в изложении Сосистрата имеет мало смысла, поскольку Pasithea Cale Eyphrosyne («Богиня радости, прекрасная всем»), вероятно, не что иное, как титул самой Афродиты[186]. В основу этого сюжета мог лечь суд Париса (см. 159.i и 2).

5. До нас дошло два противоречивых рассказа о смерти Эдипа. Согласно Гомеру, он доблестно сложил голову в битве. Однако Аполлодор и Гигин пишут, что он был изгнан братом Иокасты, принадлежавшим к кадмейскому царскому дому, и ходил нищим слепцом по городам Греции, пока не пришел в аттический Колон, где эринии затравили его до смерти. Самоослепление Эдипа в порыве раскаяния воспринималось сторонниками психологической трактовки как акт оскопления. Хотя слепота учителя Ахилла — Феникса (см. 160.l) — воспринималась греческими грамматиками как эвфемизм, обозначавший импотенцию, примитивный миф в этом всегда откровенен, и оскопление Урана и Аттиса так и осталось оскоплением во всех классических сборниках текстов. Поэтому ослепление Эдипа воспринимается как театральное дополнение, а не оригинальный миф. Эринии олицетворяли совесть, но лишь в очень ограниченном смысле — просыпающуюся только при нарушении материнского табу.

6. В соответствии с версией, которой нет у Гомера, неповиновение Эдипа богине города было наказано изгнанием, и он в конце концов умер, став жертвой своих суеверных страхов. Не исключено, что его реформы встретили сопротивление со стороны консервативно настроенных фиванцев. При этом нет сомнения в том, что нежелание братьев и сыновей Эдипа признать его право на лопатку жертвенного животного равносильно непризнанию его божественной власти. Лопатка традиционно доставалась жрецу в Иерусалиме (Лев. 7.32 и 11.21 и сл.), а Тантал подает богине Деметре лопатку Пелопа на знаменитом пире богов (см. 108.c).

Может быть, Эдип, как и Сисиф, пытался заменить матрилинейные законы наследования патрилинейными, но был за это изгнан своими подданными? Полностью такое предположение исключить нельзя. Тесей Афинский — еще один патриархальный реформатор из Истма, уничтоживший древний афинский род Паллантидов (см. 99.a), — связывался афинскими драматургами с погребением Эдипа и в последние годы своего правления сам был изгнан (см. 104.f).

7. Тиресий здесь предстает как драматическая фигура, предрекающая Эдипу его окончательный позор, однако этот сюжет в том виде, в каком он до нас дошел, вероятно, претерпел существенные изменения. Когда-то он мог иметь следующий вид.

Эдип Коринфский завоевал Фивы и стал царем, вступив в брак с Иокастой, жрицей Геры. Затем он объявил, что трон должен наследоваться по мужской линии — от отца к сыну, в соответствии с коринфским обычаем, — а не представлять собой дар Геры Душительницы. Эдип признался, что ему стыдно за то, что лошади, впряженные в колесницу, стали причиной гибели Лая, в котором видели его отца, а также за то, что он вступил в брак с Иокастой, сделавшись царем с помощью обряда повторного рождения. Однако, когда он попробовал изменить эти обычаи, Иокаста в знак протеста совершила самоубийство, а в Фивы пришла чума. По совету оракула фиванцы лишили Эдипа права поедать лопатку священного животного и изгнали его из города. Он погиб при одной из попыток вернуть себе трон силой.

106. Семеро против Фив

В Аргос приходило так много царских детей в надежде жениться на Аргии и Деипиле, дочерях царя Адраста, что царь, боясь нажить себе сильных врагов при выборе зятя, обратился к Дельфийскому оракулу. Аполлон ответил так: «Впряги в колесницу вепря и льва, которые дерутся в твоем дворце».

b. Среди тех, кто неудачно просил руки царских дочерей, были Полиник и Тидей. Полиник и его брат-близнец Этеокл были провозглашены царями-соправителями Фив после изгнания их отца Эдипа. Они договорились царствовать поочередно по году, но Этеокл, которому выпало царствовать первому, по прошествии года отказался уступить трон своему брату. Он обвинил брата в том, что тот замышляет против него что-то недоброе, и изгнал его из города. Тидей, сын Ойнея из Калидона, убил во время охоты своего брата Меланиппа. Хотя он утверждал, что совершил убийство случайно, калидонцы знали, что Меланиппу было предсказано убить своего брата, поэтому они обвинили Тидея в попытке предвосхитить судьбу и изгнали его из города.

c. Теперь вспомним, что символом Фив был лев, а символом Калидона — вепрь, которые красовались на щитах двух женихов-изгнанников. Той же ночью они во дворце Адраста затеяли спор о богатстве и величии своих городов, и могло бы совершиться убийство, если бы Адраст не разнял их и не примирил. После этого, вспомнив о пророчестве, Адраст отдал Аргию в жены Полинику, а Деипилу — в жены Тидею, пообещав зятьям восстановить их на троне и предупредив, что сначала пойдет против Фив, которые были ближе¹.

d. Адраст призвал на помощь аргивских вождей — Капанея, Гиппомедонта, — своего шурина ясновидца Амфиарая и его аркадского союзника Парфенопея, сына Мелеагра и Аталанты, попросил их вооружиться и идти на восток. Из всех только один Амфиарай не спешил идти на помощь, предвидя, что в войне с Фивами погибнут все, кроме Адраста.

e. Случилось так, что когда-то Адраст поссорился с Амфиараем из-за событий в царстве аргивян, и двое разъяренных мужчин наверняка бы убили друг друга, если бы не вмешательство сестры Адраста по имени Эрифила, которая была женой Амфиарая. Схватив прялку, она бросилась между мужчинами, развела их мечи и взяла с них клятву всегда повиноваться ее решению во всех будущих спорах. Прознав про эту клятву, Тидей позвал Полиника и сказал ему: «Эрифила боится, что начала терять свою привлекательность, поэтому, если ты предложишь ей волшебное ожерелье, которое Афродита подарила на свадьбу твоей прародительнице Гармонии, жене Кадма, она тут же все уладит между Амфиараем и Адрастом и убедит своего мужа идти с нами».

f. Было сделано все, как сказано, и войско отправилось в поход, возглавляемое семью военачальниками: Полиником, Тидеем и пятью аргивянами². Некоторые, правда, не считают Полиника и среди семи имен называют аргивянина Этеокла, одного из сыновей Ифиды³.

g. Поход привел их в Немею, где царем был Ликург. Когда войско испросило разрешения Ликурга пользоваться в его стране водой, тот согласился, а его рабыня по имени Гипсипила отвела всех к ближайшему ручью. Гипсипила была дочерью лемносского царя, но, когда женщины Лемноса поклялись перебить всех мужчин в отместку за нанесенную ими обиду, она спасла жизнь своего отца Фоанта. За это островитянки продали ее в рабство, и сейчас она была кормилицей сына Ликурга по имени Офельт. На какое-то мгновение она оставила мальчика без присмотра, пока показывала, где аргивское войско может напиться, но этого времени оказалось достаточно для того, чтобы змей обвился вокруг ног мальчика и нанес смертельный укус. Шедший от ручья Адраст и его люди смогли только убить змея и предать тело мальчика земле.

h. Когда Амфиарай предупредил их, что это плохое предзнаменование, воины учредили Немейские игры в честь погибшего мальчика и назвали его Архемор, что значит «начинатель рока». Каждый из семи героев получил удовлетворение, выиграв по одному из семи видов соревнования. Судьи на Немейских играх (которые стали проводиться раз в три года) с тех пор носят темные одежды в знак траура по Офельту, а в венок победителя вплетается зелень символизировавшей несчастье петрушки⁴.

i. Прибыв в Киферон, Адраст отправил Тидея в качестве своего посла к фиванцам с требованием, чтобы Этеокл отрекся от престола в пользу Полиника. Получив отказ, Тидей стал вызывать всех фиванских вождей поочередно на поединок и каждый раз выходил победителем. Скоро уже никто из фиванцев не осмелился принять его вызов. Аргивяне подошли к городским стенам, и каждый из героев расположился у одних из семи городских ворот.

j. Ясновидец Тиресий, к которому обратился Этеокл, предсказал, что фиванцы смогут победить лишь в том случае, если кто-нибудь из принцев царского дома сам принесет себя в жертву Аресу. Узнав об этом, Менекей, сын Креонта, лишил себя жизни у городских ворот, поступив так же, как его тезка и дядя, бросившийся ради спасения города со стены. Предсказание Тиресия сбылось: в завязавшейся схватке фиванцы потерпели поражение и отступили в город, но стоило только Капанею приставить к стене лестницу и начать по ней взбираться, как Зевс поразил его перуном. При виде этого фиванцы воспряли духом, совершили отчаянную вылазку и убили еще троих из семи героев, причем один из нападавших, по имени Меланипп, ранил Тидея в живот. Питавшая к Тидею слабость Афина, увидев его полумертвым, поспешила к Зевсу и выпросила у него живительный эликсир, который бы смог поставить Тидея на ноги. Но Амфиарай, испытывавший к Тидею неприязнь за то, что из-за него аргивяне стали участниками этой войны, быстро сообразил, что надо делать, подбежал к Меланиппу и отрубил ему голову. «Я отомстил! — вскричал он, протягивая голову умирающему Тидею. — Расколи его череп и проглоти мозги!» Тидей так и сделал, и прибывшая в этот момент Афина, увидев ярость и кровожадность Тидея, вылила эликсир и с отвращением удалилась.

k. К этому времени из семи героев в живых остались только Полиник, Амфиарай и Адраст, причем Полиник, чтобы прекратить резню, предложил решить единоборством, кому — ему или Этеоклу — будет принадлежать власть над Фивами. Этеокл принял вызов, и в последовавшей затем жестокой схватке оба воина нанесли друг другу смертельные раны. После этого фиванское войско возглавил Креонт и изгнал растерявшихся аргивян. Амфиарай бежал в колеснице с поля боя вдоль берега реки Исмен, когда какой-то фиванец, преследовавший его, чуть не поразил его копьем между лопаток, но вмешался Зевс: земля от его перуна разверзлась, и Амфиарай провалился туда вместе с колесницей. Теперь он правит мертвыми. Его возничий Батон[187] последовал за ним⁵.

l. Видя, что битва проиграна, Адраст сел верхом на своего крылатого коня Ариона и бежал. Позднее, когда он узнал, что Креонт не дал похоронить своих мертвых врагов, то отправился в Афины и убедил Тесея пойти в поход против Фив, чтобы наказать Креонта за его нечестивость. В результате неожиданного нападения Тесей взял город, заключил Креонта в темницу, а тела погибших передал их родственникам, которые устроили большой погребальный костер. Эвадна, жена Капанея, видя, что тело ее мужа стало священным, так как убил его сам громовержец, не захотела расстаться с ним. Поскольку обычай требовал, чтобы пораженных молнией людей хоронили отдельно в огороженной могиле, она бросилась в общий костер и сгорела заживо⁶.

m. Еще до появления Тесея в Фивах Антигона, сестра Этеокла и Полиника, не послушалась Креонта и тайно предала труп Полиника огню. Выглянув из окна своего дворца, Креонт заметил вдали дымок, шедший, как ему показалось, от погребального костра. Отправившись узнать, в чем дело, он застал Антигону за совершением запрещенного им погребального обряда. Он призвал своего сына Гемона, помолвленного с Антигоной, и приказал ему закопать свою нареченную живьем в могилу Полиника. Гемон притворился, что готов исполнить все приказания, а сам тайно обручился с Антигоной и отправил ее к пастухам, которые пасли его стада. Она родила ему сына, который через много лет пришел в Фивы, чтобы участвовать в погребальных играх, но Креонт, все еще бывший царем фиванским, догадался, кто стоит перед ним, по родимому пятну в виде змея, которое было у всех потомков Кадма, и приговорил его к смерти. За жизнь юноши вступился Геракл, но Креонт оказался непреклонным, и Гемон в отчаянии убил Антигону, а потом себя⁷.

¹Гигин. Мифы 69; Еврипид. Финикиянки 408 и сл. и схолии 409; Просительницы 132 и сл.; Аполлодор III.6.1.

²Эсхил. Семеро против Фив 375 и сл.; Гомер. Одиссея XI.326 и сл. и XV.247; Софокл. Электра 836 и сл. и Фрагменты Эрифилы; Гигин. Цит. соч. 73; Павсаний V.17.4 и сл. и IX.41.2; Диодор Сицилийский IV. 65. 5 и сл.; Аполлодор III.6.2—3.

³Эсхил. Цит. соч. 458 и сл.; Софокл. Эдип в Колоне 1316; Павсаний X.10.3.

⁴Аполлодор I.9.17 и III.6.4.; Гигин. Мифы 74 и 273; Схолии к содержанию[188] «Немейских од» Пиндара.

⁵Эсхил. Цит. соч. 375 и сл.; Еврипид. Финикиянки 105 и 1090 и сл.; Диодор Сицилийский IV.65.7—9; Аполлодор III.6.8; Гигин. Цит. соч. 69 и 70; Схолии к «Немейским одам» Пиндара X.14 и сл.; Павсаний IX.18.1; Овидий. Ибис 427 и сл. и 515 и сл.

⁶Гигин. Цит. соч. 273; Аполлодор. Цит. соч.; Еврипид. Просительницы; Плутарх. Тесей 29; Исократ. Панегирик 54—58; Павсаний I.39.2.

⁷Софокл. Антигона, passim[189]; Гигин. Цит. соч. 72; Еврипид. Антигона, фрагменты; Эсхил. Цит. соч. 1005 и сл.; Аполлодор III.7.1.

1. Первоначально предсказание Аполлона о союзе льва и вепря, вероятно, передавало мудрость организации соправления, предотвращающую политическую борьбу между священным царем и его танистом, результатом которой стало падение Фив (см. 69.1). Однако, действительно, эмблемой Фив был лев — возможно, из-за львиного тела бывшей богини города Сфинкс, а эмблемой Калидона был вепрь, вероятно, потому, что Арес, чье святилище было в городе, любил представать именно в этом обличье (см. 18.j). Оракул оказался примененным к совершенно иной ситуации. В классическую эпоху часто использовались щиты с гербами в виде животных (см. 160.n).

2. Мифографы обычно обыгрывали слог eri в именах, предпочитая видеть в нем значение eris («вражда»), а не значение «обильный». Так возникли мифы об Эрихтонии (см. 25.1) и Эригоне (см. 79.3). Имя Эрифила первоначально означало «многолиственнная», а не «родовая вражда». Гесиод («Работы и дни» 161 и сл.) говорит, что Зевс уничтожил два поколения героев: первый раз под Фивами «из-за Эдиповых стад», а второй раз — под Троей в войне, возникшей по вине «прекрасноволосой» Елены. Что значит «Эдиповы стада», не объясняется, но, без сомнения, Гесиод имеет в виду войну между Этеоклом и Полиником, в которой аргивяне поддержали кандидата-неудачника на фиванский трон. Причиной аналогичного спора между братьями было золотое руно, на обладание которым претендовали Атрей и Фиест (см. 111.c—d); обладатель руна одновременно получал и микенский трон. Кроме того, у Зевса паслись золоторунные бараны на горе Лафистий. Не исключено, что они были символом царской власти в соседнем Орхомене и стали причиной большого кровопролития (см. 70.6).

3. Гипсипила («высоковратная») — это, вероятно, эпитет луны-богини, чей путь на небе имел форму высокой арки. Немейские игры, как и Олимпийские, очевидно, устраивались в конце срока правления царя-жреца, который царствовал в течение ста лунных месяцев в качестве супруга верховной жрицы. Миф сохранил отголосок традиции, согласно которой ежегодно в жертву богине приносился мальчик, заменявший собой царя, хотя слово Opheltes, означающее просто «благодетель», приобрело несвойственное для него значение «обвитый змеем», как если бы оно происходило от слов ophis («змей») и eilein («прижимать друг к другу»). Archemorus также не означает «начинатель рока», а всего лишь «ствол первооливы», что указывает на срезание веток со священной оливы Афины (см. 16.c)[190], вероятно, для того, чтобы наградить ими победителей различных соревнований, проводившихся в рамках игр. После событий греко-персидских войн победителей Немейских игр перестали увенчивать оливой, а награждали венком из петрушки, которая была символом траура (схолии к содержанию «Немейских од» Пиндара). Устойчивые мрачные ассоциации с петрушкой объясняются, вероятно, тем, что это растение было повсеместно известно как средство, вызывающее выкидыш. Есть даже английская поговорка: «Пышно растет петрушка в саду рогоносца». Пышно она росла и на острове мертвых — Огигии (см. 170.w)[191].

4. Рассказ о том, как Тидей проглотил мозги Меланиппа, имеет оттенок морализации. Однако этот древний способ повышения боевых качеств, введенный эллинами и практиковавшийся скифами даже в классическую эпоху (Геродот IV. 64), стал восприниматься как варварский. Утерянный эпос «Семеро против Фив», вероятно, во многом напоминал древнеиндийский эпос «Махабхарата», в котором прославляется каста воителей: в ней звучит та же тема вражды между родственниками, поведение сражающихся показано с большим благородством и трагизмом, нежели в «Илиаде», боги там не совершают проделок, самосожжение вдовы вместе с погибшим мужем приветствуется, а Бхима, подобно Тидею, пьет кровь своего врага.

5. Смерть Амфиарая является еще одним примером гибели царя-жреца в подстроенном крушении колесницы (см. 71.a; 101.g; 105.d; 109.j и т.п.). То, что Батон («ежевика») спускается вместе с ним в Аид, похоже, свидетельствует о широко распространенном в Европе табу на употребление ежевики, которая ассоциировалась со смертью.

6. Самопожертвование Эвадны напоминает миф об Алкестиде (см.69.d). Остатки царского погребения с сожженным трупом, обнаруженного в захоронении в Дендре неподалеку от Микен, говорят о том, что в этом конкретном случае царь и царица были погребены одновременно. А. В. Перссон[192] считает, что царица умерла добровольно. Не исключено, что их вместе убили или что они умерли от одной и той же болезни. Тем не менее второе подобное погребение в Микенах не обнаружено. Самосожжение вдовы, которое, вероятно, было эллинским обычаем, скоро забылось (см. 74.8). Молния была свидетельством присутствия Зевса, и поскольку «святой» и «ритуально нечистый» в первобытных религиях означают почти то же самое — табуированные животные в книге «Левит» считались ритуально грязными потому, что были святыми, — могила человека, пораженного молнией, огораживалась так же, как огораживают место погребения скота, погибшего от сибирской язвы. Кроме того, в честь такого человека совершались обряды, как в честь героя. Могильник около Элевсина, где, по свидетельству Павсания, были погребены воины, сражавшиеся против Фив, обнаружен стараниями проф. Милонаса[193] и раскопан. Он вскрыл одно двойное захоронение внутри круглой каменной изгороди и пять одиночных могил. Скелеты, как того требовали обычаи XIII в. до н.э. (которым датируются найденные там же осколки ваз), не имели признаков кремации. Древние грабители могил, как и следовало ожидать, унесли бронзовое оружие и другие металлические предметы, первоначально захороненные вместе с телами. Не исключено, что обнаружение двух скелетов в одной могиле, окруженной каменной изгородью, и необычность самой изгороди убедили элевсинцев в том, что это могила погибшего от удара молнии Капанея и его верной жены Эвадны.

7. Миф об Антигоне, Гемоне и пастухах, вероятно, возник на основе того же сакрального изображения, что и миф об Арне (см. 43.d) или миф об Алопе (см. 49.f). Однако в нашем случае миф лишен традиционного конца, в котором Гемон должен убить своего деда Креонта диском (см. 73.p).

107. Эпигоны

Сыновья погибших под Фивами героев поклялись отомстить за своих отцов. Они стали известны как Эпигоны. Дельфийский оракул пообещал им победу, если сын Амфиарая Алкмеон возглавит поход. Однако у Алкмеона не было желания нападать на Фивы, и он энергично пытался разубедить своего брата Амфилоха в необходимости войны. Так и не придя ни к какому решению, они обратились к своей матери Эрифиле. Почувствовав, что ситуация повторяется, сын Полиника Ферсандр решил сделать то же, что в свое время сделал его отец. Он подкупил Эрифилу, подарив ей волшебный пеплос — одеяние, которое Афина подарила его прародительнице Гармонии тогда же, когда Афродита вручила ей волшебное ожерелье. Эрифила настояла на войне, и Алкмеон нехотя принял командование.

b. В битве, которая произошла под стенами Фив, Эпигоны потеряли сына Адраста Эгиалея, а Тиресий предсказал фиванцам, что на этот раз их город будет захвачен и разграблен. Он объявил, что городские стены будут стоять до тех пор, пока будет жив хотя бы один из семи героев, шедших на Фивы в первый раз. Но дело в том, что в живых остался лишь один Адраст, который умрет от горя, узнав, что его сын погиб. Поэтому разумнее всего для фиванцев было бежать той же ночью. При этом Тиресий добавил, что ему все равно, послушаются они его совета или нет, поскольку ему самому суждено жить лишь до того момента, пока Фивы не окажутся в руках аргивян. Вняв совету, фиванцы под покровом темноты бежали на север, взяв с собой жен, детей, оружие и кое-какой скарб. Отойдя на безопасное расстояние, они решили остановиться и основали город Гестиею. На рассвете Тиресий, ушедший с ними, испил воды из источника Тильфуссы[194] и испустил неожиданно дух.

c. В тот самый день, когда Адраст услышал о смерти Эгиалея, он умер от горя, а аргивяне, увидев, что город покинут, ворвались в него, сравняли с землей городские стены и забрали всю добычу. Самое лучшее из добычи они отправили Аполлону Дельфийскому, включая оставшуюся в городе дочь Тиресия Манто, или Дафну, которая стала пифией.

d. Однако дело этим не кончилось. Ферсандр в присутствии Алкмеона стал хвастаться, что, если бы не он, аргивянам не видать победы, поскольку именно он подкупил Эрифилу, как до этого сделал его отец Полиник, и она настояла на войне. Так Алкмеон впервые узнал, что тщеславие Эрифилы стоило жизни его отцу и могло стоить жизни ему самому. Он обратился к Дельфийскому оракулу, и Аполлон ответил, что Эрифила заслуживает смерти. Ошибочно восприняв этот ответ как разрешение на матереубийство, Алкмеон по возвращении домой убил Эрифилу, причем некоторые добавляют, что сделал он это с помощью своего брата Амфилоха. Но Эрифила прокляла Алкмеона и умерла со словами: «Земли Греции и Азии и всего мира, откажите в пристанище моим убийцам!» После этого мстительные эринии стали преследовать Алкмеона и свели с ума.

e. Вначале Алкмеон бежал в Феспротию, где ему было отказано в приюте. Тогда он отправился в Псофиду, и там царь Фегей совершил над ним очистительный ритуал ради Аполлона. Фегей женил его на своей дочери Арсиное, которой Алкмеон вручил привезенные с собой волшебные ожерелье и пеплос. Однако эринии, невзирая на совершенный обряд очищения, продолжали его преследовать и земля Псофиды перестала плодоносить. После этого Дельфийский оракул посоветовал Алкмеону обратиться к речному богу Ахелою, который повторно совершил над ним очистительный обряд. Алкмеон женился на дочери Ахелоя по имени Каллироя и обосновался на земле, недавно образованной речными наносами и не подпадающей под запрет Эрифилы. Здесь он и жил в мире и согласии некоторое время.

f. Год спустя Каллироя, боясь, что может потерять свою красоту, сказала, что пустит Алкмеона на свое ложе лишь тогда, когда он подарит ей знаменитое ожерелье и пеплос. Из любви к Каллирое он отважился вновь посетить Псофиду и обмануть Фегея. Даже не обмолвившись о своем браке с Каллироей, он стал говорить, будто Дельфийский оракул сказал, что эринии будут преследовать его до тех пор, пока он не подарит пеплос и ожерелье святилищу Аполлона. Фегей убедил Арсиною вернуть эти вещи, что она с радостью и сделала, надеясь, что Алкмеон вернется к ней сразу же, как только его перестанут преследовать эринии. Но один из слуг Алкмеона выболтал всю правду о Каллирое, и Фегей пришел в такую ярость, что приказал своим сыновьям устроить на Алкмеона засаду и убить его, как только он покинет дворец. Арсиноя видела всю сцену убийства из окна и, не ведая о двоеженстве Алкмеона, стала громко укорять своего отца и братьев за то, что они нарушили закон гостеприимства и сделали ее вдовой. Фегей умолял ее помолчать и выслушать его, но Арсиноя ничего не хотела слышать и лишь желала, чтобы и ее отец, и братья умерли самой мучительной смертью еще до наступления очередного новолуния. В отместку Фегей заключил ее в сундук и отдал в рабство немейскому царю, а своим сыновьям сказал: «Возьмите этот пеплос и ожерелье и отнесите Дельфийскому Аполлону. Пусть эти вещи больше не приносят бед».

g. Сыновья Фегея повиновались, но тем временем Каллироя, узнав, что произошло в Псофиде, взмолилась, чтобы ее сыновья, которые еще лежали в колыбели, выросли за одну ночь и отомстили убийцам своего отца. Зевс услышал ее мольбу, превратил детей Каллирои в настоящих мужчин, которые, взяв оружие, отправились в Немею, где, как им было известно, сыновья Фегея остановились на пути из Дельф, чтобы убедить Арсиною снять с них свое проклятие. Они попытались рассказать ей всю правду об Алкмеоне, но она не стала их даже слушать. Сыновьям Каллирои удалось не только неожиданно напасть и перебить их, но и, поспешив в Псофиду, убить там Фегея еще до того, как на небосводе появилась новая луна. Поскольку ни один царь или речной бог в Греции не согласился совершить над ними очистительный обряд, они пошли на запад в Эпир и основали там колонию Акарнанию, названную так в честь старшего из двух братьев, Акарнана.

h. Пеплос и ожерелье находились в Дельфах вплоть до начала Священной войны [IV в. до н.э.], когда фокийский разбойник Фаилл забрал их себе, поэтому неизвестно, было ли янтарное ожерелье в золотой оправе настоящим и принадлежало, как утверждали жители Амафунта, Эрифиле или же оно было поддельным².

i. Некоторые утверждают, что у Тиресия было две дочери — Дафна и Манто. Дафна осталась девственницей и стала сивиллой, а Манто до того, как Алкмеон отправил ее Аполлону в Дельфы, зачала от него Амфилоха и Тисифону. Алкмеон оставил детей на попечение коринфского царя Креонта. Спустя много лет жена Креонта, позавидовав необычайной красоте Тисифоны, продала ее в рабство, и Алкмеон, не зная, кто перед ним, купил ее себе в служанки, однако, к счастью, дело до инцеста не дошло. Что касается Манто, то Аполлон отправил ее в ионийский город Колофон, где она вышла замуж за Ракия, царя Карии. Их сыном был знаменитый прорицатель Мопс³.

¹Диодор Сицилийский IV.66; Павсаний IX.5.13 и сл., IX.8.6 и IX.9.4 и сл.; Гигин. Мифы 70; Фрагменты «Эпигонов» Эсхила и Софокла.

²Аполлодор III.7.5—7; Атеней VI.232е; Овидий. Метаморфозы IX.413 и сл.; Павсаний VIII.24.8—10 и IX.41.2; Парфений. Любовные истории 25.

³Аполлодор III.7.7 со ссылкой на: Еврипид. Алкмеон; Павсаний VII.3.1 и IX.33.1; Диодор Сицилийский IV.66.

1. Это популярная поэтичная повесть, содержащая ряд мифических элементов. Ее могли рассказывать с одинаковым успехом и в Фивах, и в Аргосе, поскольку в ней не было ничего обидного для фиванцев или аргивян; она была интересна для жителей Псофиды, Немеи и долины Ахелоя, свидетельствовала об основании Гестиеи и колонизации Акарнании и, кроме того, имела нравоучительный характер. Она говорила о ненадежности женских решений, высмеивала такие человеческие пороки, как тщеславие и жадность, призывала прислушиваться к советам ясновидцев, напоминала об опасности, связанной с неверным толкованием оракулов, и о неизбежном проклятии, которое падет на голову любого сына, убившего свою мать, даже если это делалось для того, чтобы умилостивить дух мертвого отца (см. 114.a).

2. Наиболее интересным в этой истории является неоспоримый авторитет Эрифилы в решении вопросов войны и мира. Истинное значение ее имени, «многолиственная», позволяет сделать предположение, что она была аргосской жрицей Геры, в чьем ведении было вещее дерево, как, например, в Додоне (см. 51.1). Если это так, то таким деревом была посвященная Гере груша (см. 74.6). Как поход Семерых против Фив, который Гесиод назвал войной «из-за Эдиповых стад», так и его продолжение, о котором повествуется здесь, вероятно, предшествовали путешествию аргонавтов и Троянской войне и могут быть условно датированы XIV в. до н.э.

108. Тантал

О родителях и происхождении Тантала ведутся споры. Его матерью была Плуто, дочь Крона и Реи или, как считают некоторые, дочь Океана и Тефиды¹. Его отцом называют Зевса или Тмола — увенчанное дубовым венком божество горы Тмол; вместе со своей женой Омфалой он правил Лидийским царством, а однажды судил соревнование между Паном и Аполлоном². Одни называют Тантала царем Аргоса или Коринфа, другие говорят, что он отправился на север, из Сипила в Лидию, и стал царем Пафлагонии; там он навлек гнев богов и был изгнан Илом Фригийцем, у которого похитил младшего брата Ганимеда и склонил его к сожительству³.

b. От дочери речного бога Пактола Эврианассы или от дочери речного бога Ксанфа Эвритемисты, а может быть, от дочери Амфидаманта Клитии или одной из плеяд по имени Диона у Тантала родились дети: Пелоп, Ниоба и Бротей⁴. Некоторые, правда, называют Пелопа незаконнорожденным или сыном Атланта и нимфы Линос⁵.

c. Тантал был закадычным другом Зевса, который приглашал его на Олимпийские пиры, где боги пили нектар и амбросию. Так продолжалось до тех пор, пока удача не отвернулась от Тантала и он не разгласил тайны Зевса и не украл божественную пищу, чтобы поделиться ею со своими смертными друзьями. Еще никто не успел узнать об этом преступлении, как он совершил новое, еще более тяжкое. Пригласив олимпийских богов на пир, который должен был состояться на горе Сипил, а может быть, в Коринфе, Тантал обнаружил, что в его кладовых еды на всех не хватит, и то ли для того, чтобы проверить, насколько Зевс всеведущ, то ли для того, чтобы выказать свою добрую волю, он разрубил своего сына Пелопа на куски и подложил его мясо под видом прекрасного блюда, приготовленного для богов, как до этого поступили сыновья Ликаона со своим братом Никтимом, когда угощали у себя в Аркадии Зевса⁶. Все боги тотчас постигли, каким блюдом их угощают, и отвернулись в ужасе. Лишь богиня Деметра, полная скорби по похищенной у нее дочери Персефоне и ничего не замечавшая вокруг, съела плечо юного Пелопа⁷.

d. За эти два преступления Тантала царство его было разрушено, а сам он был низвергнут Зевсом в царство Аида и осужден на вечные муки, как Иксион, Сисиф, Титий, данаиды и другие. С тех пор он стоит в прозрачной воде, вечно томимый жаждой и голодом. Волны озера плещутся у его пояса, иногда даже достают подбородка, но стоит ему наклониться, чтобы утолить жажду, как вода бесследно исчезает, и только черная грязь остается у его ног. Даже если ему удается зачерпнуть пригоршню воды, она сбегает у него между пальцев, и он лишь смачивает потрескавшиеся губы, от чего жажда начинает напоминать о себе еще сильней, чем прежде. Над головой Тантала склоняются наливные яблоки, сладкие финики, спелые оливы и гранаты, но, как только он протягивает руку к лакомому плоду, налетает ветер, ветви отклоняются и плод становится недосягаемым⁸.

e. В дополнение к этому огромный камень — настоящий утес с горы Сипил — свисает над деревом и постоянно угрожает размозжить Танталу голову⁹. Так он наказан за третье преступление — кражу, отягощенную лжесвидетельством. Однажды, когда Зевс еще совсем ребенком находился на Крите и его вскармливала коза Амалфея, Гефест сделал для Реи золотого пса, который должен был сторожить ребенка. Впоследствии он стал сторожить храм Зевса в Дикте. Но сын Меропа Пандарей, бывший родом из Лидии, или критянин Милет, а может быть, даже Эфес решился украсть пса и отдать его Танталу, чтобы тот спрятал его на горе Сипил. Когда шум по поводу кражи стих, Пандарей потребовал у Тантала вернуть пса, но Тантал стал клясться Зевсом, что отродясь не только не видел, но и не слышал ничего о золотом псе. Эту клятву услышал Зевс и распорядился, чтобы Гермес узнал, как было дело. И хотя Тантал продолжал клясться, Гермес силой или хитростью обнаружил пса, и Зевс бросил Тантала под один из утесов горы Сипил. Это место до сих пор показывают; оно расположено неподалеку от Танталова озера, и там гнездится много белых орлов. После этого Пандарей и его жена Гармотея бежали в Афины, а оттуда на Сицилию, где и кончили бесславно свою жизнь¹⁰.

f. Другие утверждают, что золотого пса украл Тантал и доверил его сторожить Пандарею. За ложную клятву в том, что он никогда не видел золотого пса, разъяренные боги убили Пандарея и его жену или превратили их в камень. Осиротевших дочерей Пандарея по имени Меропа и Клеотера (которую некоторые называют Камиро или Клития) вскормила Афродита творогом, медом и сладким вином. Гера наделила их красотой и сверхчеловеческой мудростью. Артемида сделала их высокими и сильными, а Афина научила всем известным ремеслам. Остается лишь догадываться, почему эти богини проявили такую заботу, послав от своего имени Афродиту, чтобы та смягчила сердце Зевса к этим сироткам и нашла хороших суженых для них (если, конечно, эти богини сами не подтолкнули Пандарея на кражу). Зевс, должно быть, что-то заподозрил, потому что, пока Афродита уединилась с ним на Олимпе, гарпии с его согласия выкрали трех девушек и передали их эриниям, которые заставили их жестоко страдать за отцовские прегрешения¹¹.

g. Этот Пандарей был также отцом Аэдоны, вышедшей замуж за Зета, которому она родила Итила[195]. Аэдона изошла завистью к своей сестре Ниобе, имевшей шестерых сыновей и шестерых дочерей. Пытаясь убить старшего из них, Сипила, Аэдона по ошибке убила Итила. За это Зевс превратил ее в соловьиху, которая в начале лета всегда оплакивает свое убитое дитя¹².

h. Наказав Тантала, Зевс с радостью оживил Пелопа, для чего приказал Гермесу собрать все части его тела и снова сварить в том же котле, над которым Зевс произнес заклинание. Богиня судьбы Клото вернула всем частям прежний вид, Деметра дала ему прочную лопатку из слоновой кости вместо той, что она обглодала, Рея вдохнула в него жизнь, а козлоногий Пан стал танцевать вокруг него от радости¹³.

i. Пелоп возник из волшебного котла таким красивым, что Посейдон тут же влюбился в него и унес с собой на Олимп в колеснице, запряженной золотыми лошадьми. Там он назначил Пелопа своим виночерпием и постельничим и стал кормить его амбросией. Позднее так же Зевс поступит с Ганимедом. Пелоп впервые обратил внимание на то, что его левое плечо сделано из слоновой кости, когда обнажил свою грудь в знак траура по своей сестре Ниобе. Все истинные потомки Пелопа имеют такую отметину. После его смерти лопатка из слоновой кости хранилась в Писе¹⁴.

j. Мать Пелопа Эврианасса тем временем всюду искала своего сына, не зная, что он вознесся на Олимп. От поваров она узнала, что ее сына сварили и подали богам в качестве блюда и те, похоже, съели все до последнего кусочка. Так рассказывают эту историю повсюду в Лидии, причем многие считают, что Пелоп, которого Тантал сварил в котле, и Пелоп, который наследовал Танталу, — это разные люди¹⁵.

k. Танталов сын-уродец Бротей вырезал самое древнее изваяние Матери богов, которое до сих пор стоит на утесе Коддина к северу от горы Сипил. Он был знаменитым охотником, но отказался воздать почести Артемиде, и та лишила его разума. Вскричав, что ему не страшно никакое пламя, он бросился в горящий погребальный костер и дал пламени истребить свою плоть. Некоторые, правда, говорят, что он совершил самоубийство из-за того, что все сторонились его безобразного облика. Сын и наследник Бротея был назван Танталом в честь своего деда¹⁶.

¹Павсаний II.22.4; Схолии к «Олимпийским одам» Пиндара III.41; Гесиод. Теогония и схолии, 355.

²Павсаний. Цит. соч.; Схолии к «Оресту» Еврипида 5; Плиний. Естественная история V.30; Аполлодор II.6.3.

³Гигин. Мифы 124; Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия VI.603; Диодор Сицилийский IV.74.

⁴Цец. Схолии к Ликофрону 52; Ферекид. Цит. по: Схолии к «Оресту» Еврипида 11; Гигин. Цит. соч. 83; Павсаний III.22.4.

⁵Лактанций Плацид. Истории из «Метаморфоз» Овидия VI.6; Сервий. Цит. соч. VIII.130 и сл.

⁶Гигин. Цит. соч. 82; Пиндар. Олимпийские оды I.38 и 60; Сервий. Цит. соч. VI.603 и сл.; Лактанций Плацид. Цит. соч.; Сервий. Комментарий к «Георгикам» Вергилия III.7; Цец. Цит. соч. 152.

⁷Гигин. Цит. соч. 83; Цец. Цит. соч.; Овидий. Метаморфозы VI.406.

⁸Диодор Сицилийский IV.74; Платон. Кратил 295е; Лукиан. Разговоры в царстве мертвых 17; Гомер. Одиссея XI.582—592; Овидий. Метаморфозы IV.456; Пиндар. Цит. соч. I.60; Аполлодор. Эпитома II.1; Гигин. Цит. соч. 82.

⁹Павсаний X.31.4; Архилох. Цит. по: Плутарх. Политические наставления 6; Еврипид. Орест 7.

¹⁰Антонин Либерал. Превращения 36 и 11; Павсаний X.30.1.

¹¹Павсаний X.30.1; Гомер. Цит. соч. XX.66 и сл.; Антонин Либерал. Цит. соч. 36.

¹²Гомер. Цит. соч. XIX. 518 и сл.; Аполлодор III.5.6; Ферекид. Фрагмент 138.

¹³Сервий. Цит. соч. VI.603; Пиндар. Цит. соч. I.26; Гигин. Цит. соч. 83.

¹⁴Аполлодор. Цит. соч. II.3; Пиндар. Цит. соч. I.37 и сл.; Лукиан. Харидем 7; Овидий. Цит. соч. VI.406; Цец. Цит. соч. 152; Павсаний V.13.3.

¹⁵Пиндар. Цит. соч.; Еврипид. Ифигения в Тавриде 387.

¹⁶Павсаний III.22.4; Аполлодор. Цит. соч. II.2; Овидий. Ибис 517 и схолии.

1. Как указывает Страбон (XII.8.21), Тантал, Пелоп и Ниоба были фригийцами. Кроме того, он приводит слова Деметрия Скепсийского и Каллисфена (XIV.5.28) о том, что это семейство обязано своим богатством копям Фригии и горы Сипил. Более того, в «Ниобе» Эсхила (цит. по: Страбон XII.8.21) говорится, что у Танталидов «на холме Идейском» имелся алтарь Зевса и что Сипил расположен «в земле Идейской». Демокл, которого Страбон цитирует с чужих слов, рационализирует миф о Тантале, утверждая, что его царствование было отмечено сильными землетрясениями в Лидии и Ионии, вплоть до Троады: исчезали целые деревни, гора Сипил разрушилась, болота превратились в озера, а Троя оказалась под водой (Страбон I.3.17). Павсаний также сообщает, что город на горе Сипил исчез в разверзшейся бездне, которая впоследствии заполнилась водой и стала озером Салое или Танталида. Развалины города виднелись на дне озера до тех пор, пока их не скрыли наносы из горного ручья (Павсаний VII. 24. 7). Плиний согласен с тем, что Танталида была разрушена землетрясением, но указывает, что на этом месте сменили друг друга три города, пока оно окончательно не скрылось под водой («Естественная история» V. 31).

2. Однако изложение Страбона, сколь бы археологически обоснованно оно ни звучало, не объясняет связи между Танталом и Аргосом, Коринфом и критским Милетом. Скала, висевшая над Танталом в Аиде и в любой миг готовая упасть, роднит его с коринфским Сисифом, вечное наказание которого было навеяно священным изображением, на котором солнце-титан в поте лица толкало перед собой солнечный диск, пытаясь затащить его вверх по склону небес в точку зенита (см. 67.2). Отголоски такого отождествления заметны в схолиях к Пиндару, однако в них наказание Тантала объясняется рационалистически: утверждается, что некоторые понимают камень как представляющий солнце, а Тантал — физик, отбывающий наказание за убеждение, будто солнце — это масса раскаленного добела металла (схолии к «Олимпийским одам» Пиндара I.97 и сл.). Ошибочно это священное изображение солнца-титана объединили с другим, на котором человек, стоящий по горло в воде, с мукой во взоре смотрел на переплетение ветвей, согнувшихся под тяжестью плодов; такое наказание риторы использовали как аллегорию судьбы, выпадающей на долю богатых и жадных (Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия VI. 603; Фульгенций. Мифологический компендиум II.18). Яблоки, груши, финики и другие плоды, висевшие у плеч Тантала, Фульгенций называет «плодами Мертвого моря», о которых Тертуллиан писал, что яблоко тут же превращается в тлен, если до него дотронуться пальцем.

3. Чтобы вся сцена обрела смысл, следует вспомнить, что отец Тантала Тмол был увенчан дубовым венком, а его сын Пелоп, одного из внуков которого также звали Тантал (см. 112.c), почитался как герой в Олимпии, где в обрядах участвовал «лесник Зевса». Поскольку — как это сейчас признается всеми — преступниками в Аиде были боги и герои доолимпийской эпохи, Тантал, очевидно, представлял собой царя-жреца, украшенного ветвями с висевшими на них плодами наподобие тех, что носили во время Осхофории (см. 98.w); этого царя затем сбрасывали в реку как фармака. Такой обычай сохранился в балканских деревнях в обряде Зеленого Георгия, описанном Фрэзером. Возникший на основе этого мифа глагол tantalizein (мучить кого-либо, показывая что-нибудь желанное, но не давая) помешал ученым понять, что муки Тантала вызваны не жаждой, а страхом перед тем, что его могут утопить или сжечь на костре, как это случилось с его безобразным сыном Бротеем.

4. Платон (Кратил 395е), возможно, прав, произведя имя Тантал от talantatos («самый бесталанный»), образованного от того же корня tla («страдающий» или «стойкий»), что и имена Атлант и Теламон, причем оба эти персонажа были героями культа дуба. Однако talanteyein означает «отвешивать деньги» и может служить указанием на его богатства. Похоже, что Тантал — одновременно и солнце-титан и лесной царь, культ которого из Греции через Крит (поскольку Пандарея называют критянином) достиг Малой Азии в середине второго тысячелетия до н.э., а в конце этого тысячелетия вновь появился в Греции, когда крушение хеттской империи вынудило многих богатых греков-колонистов покинуть свои города в Малой Азии.

5. Когда мифографы свидетельствуют о том, что Тантал был частым гостем на Олимпе, они тем самым признают, что некогда его культ доминировал на всем Пелопоннесе. Хотя пиры, на которые боги приглашали Тантала, никогда не смешивались с пиром, на который он сам пригласил богов, в каждом случае главным блюдом оказывался тот же суп из потрохов, который аркадские пастухи-каннибалы, поклонявшиеся культу дуба, готовили для Волчьего Зевса (см. 38.b).

6. Древний миф разочаровал позднейших мифографов. Они не только сняли с Деметры обвинение в сознательном поедании человеческого мяса и с возмущением отвергли возможность того, что все боги съели все до последнего кусочка на поставленном перед ними блюде, но и предложили сверхрационалистическое объяснение мифа. Тантал, писали они, был жрецом, открывшим непосвященным тайны Зевса. За это боги лишили его жреческого сана и наслали на его сына ужасную болезнь, но хирурги сделали ему множество костных протезов, причем от операций остались шрамы и создавалось такое впечатление, будто его сначала разрезали на куски, а потом вновь собрали в одно целое (Цец. Схолии к Ликофрону 152).

7. Кражу Пандареем золотого пса следует воспринимать так же, как и кражу Гераклом Кербера, что говорит о том, что ахейцы не боялись грозящего смертью проклятия, символом которого был пес, и захватили культовый объект, который был посвящен земле-богине Рее (бабке Тантала) и владелец которого обретал царскую власть. Олимпийские богини, судя по всему, отнеслись к краже Пандареем пса благосклонно, и, хотя пес принадлежал Рее, он сторожил святилище ежегодно умирающего критского Зевса. Поэтому миф указывает не на первоначальное осквернение святилища Реи ахейцами, а на временный возврат предмета поклонения приверженцами Реи.

8. Природа украденного культового объекта неопределенна. Им мог быть золотой ягненок — символ царской власти Пелопидов, скипетр с навершием в виде кукушки, который, как известно, Зевс похитил у Геры, палладий или эгида. Мало вероятно, чтобы это был золотой пес, поскольку пес был не предметом культа, но его хранителем, если, конечно, мы не имеем дело с вариантом уэльского мифа об Амафаон-ап-Доне, который похитил пса у Арауна («красноречие»), царя Аннума (Аида), благодаря чему ему удалось узнать тайное имя бога Брана («Белая богиня», с. 30 и 48—53).

9. Три дочери Пандарея, одна из которых, Камиро, носит то же имя, что и младшая из родосских богинь судьбы (см. 60.2), являют собой триаду богинь, которую унижает Зевс в наказание за бунт их поклонников. О верности триаде Тантала говорят рассказы о его сыне Бротее, изваявшем богиню на горе Сипил, а также рассказы о дочери Тантала Ниобе — жрице Белой богини, не признававшей олимпийских богов и имевшей в качестве священной птицы орла-лебедятника с озера Танталида. Омфала, как звали мать Тантала, говорит о наличии профетического святилища — «Пупа земли» — наподобие существовавшего в Дельфах.

10. Ежегодного фармака выбирали из числа самых некрасивых людей, что объясняется некрасивостью Бротея. Есть свидетельства того, что в Малой Азии фармака сначала хлестали морским луком по гениталиям (см. 26.3) под звуки лидийских флейт — следует отметить, что и Тантал (Павсаний IX.5.4), и его отец Тмол в легендах ассоциируются с лидийскими флейтами, — а затем сжигали на костре, сложенном из хвороста, и пепел бросали в море (Цец. Хилиады XXIII.726—756, цитирующий Гиппонакта, VI в. до н.э.). В Европе, очевидно, порядок был иной: фармака в обряде Зеленого Георгия сначала опускали в воду, затем избивали и лишь потом сжигали.

109. Пелоп и Эномай

Пелоп унаследовал пафлагонский трон от своего отца Тантала: некоторое время он жил в Энете, что на берегу Понта Эвксинского, откуда правил лидийцами и фригийцами. Однако из Пафлагонии его изгнали варвары, и он обосновался на лидийской горе Сипил, своем родовом владении. Когда по требованию царя Трои Ила Пелоп был вынужден перебраться в другое место, он забрал с собой сказочные богатства и отправился через Эгейское море. Он был полон решимости найти для себя (и большого количества бежавших с ним людей¹) новый дом, но лишь после того, как добьется руки Гипподамии, дочери царя Эномая, который правил Писой, что в Элиде².