Мик Джаггер Норман Филип
Это в природе ветеранов рока — застревать в вечной юности; публика от них того и ждет, даже требует. Они — вечные подростки, не только в смысле одежды, причесок и речи, но и в беспощадной своей гонке за самоудовлетворением и в своей неспособности примириться с неудобной или скучной реальностью. Едва нужно сделать что-нибудь неприятное, на выполнение задачи всегда находится кто-нибудь другой. Мик, абсолютный ветеран рока, стал абсолютным образчиком этой задержки развития. Невзирая на весь свой ум и утонченность, он по-прежнему жил той же самой жизнью и в том же самом интеллектуальном пространстве, что и в девятнадцать лет.
Когда Гарольд Николсон писал официальную биографию короля Георга V, основная проблема повествования была в том, что после шестидесяти король толком ничего не делал — палил по фазанам и рассовывал марки по альбомам. Вот и у Мика с пятого до шестого десятка, по сути, было два занятия. Во-первых, он занимался международной корпорацией под названием «Роллинг Стоунз». Во-вторых, как и Георг V, кое-что кое-куда совал — вот только не марки и не в альбом.
В свое четвертое десятилетие «Стоунз» въехали на белом коне. Опрос читателей и критиков, проведенный журналом «Роллинг Стоун» в конце 1990 года, показал, что они по-прежнему впереди всех своих конкурентов, как прошлых, так и будущих; они — «Группа года», у них — «Альбом года» («Steel Wheels») и «Гастроли года»; в результате голосования за лучший рок-сингл всех времен на первое место попала «Satisfaction».
В 1991 году появился (по большей части) концертный альбом «Flashpoint», куда вошел трек, политически окрашеннее всего, что когда-либо пел этот так называемый Уличный Боец в шестидесятых. США и Великобритания недавно послали войска в Кувейт, дабы противостоять вторжению иракского президента Саддама Хуссейна — деспота, которого британское правительство поддерживало годами как оплот против Ирана. «Highwire» — недвусмысленная тирада о международных торговцах оружием, которые останутся в выигрыше, как ни повернется эта первая Война в Заливе («we got no pride, don’t care whose boots we lick»[333]). В Великобритании сингл полюбили больше, чем весь «Steel Wheels», а Мик получил лишнее удовлетворение, когда Би-би-си в очередной раз его запретило.
Что интереснее, на «Flashpoint» содержится его единственное признание состояния, которое не обещало улучшений. «Sex Drive» отсылает к «Get Up (I Feel Like Being a) Sex Machine» Джеймса Брауна, но сдобрена исповедальностью («Ah got this secks dra-aive… drivin’ me ma-ayd…»[334]). В видеоклипе Мик лежит на кушетке у психотерапевта, а вокруг роятся скудно одетые дамы — видения, в итоге обретающие плоть. Однако терапевта играет Чарли Уоттс, и его загадочная улыбка начисто лишена осуждения.
Вопрос этот в ближайшие годы всплывет еще не раз: как может человек, в остальном такой умный, чистоплотный и осторожный в вопросах имиджа, так беспечно, публично и неустанно изменять жене? Как он мог изменять ей спустя считаные минуты после официального оформления отношений в пляжной хижине резчика по дереву?
Ответ — синдром вечного подростка. Тридцать лет рок-божество населяло отдельную вселенную, где не действовали обычные этические нормы, а на неудобные факты можно было не обращать внимания — особенно на неудобный факт своих отнюдь не юных лет. Почти любая женщина — произвольного возраста — по-прежнему бросалась ему на шею, не имея ничего против — даже не замечая — глубоких морщин, которые теперь прилагались к торсу, как у школьницы, и этим легендарным губам. Со всем этим можно было жить, не причиняя боли Джерри, поскольку Мик часто уезжал из дома, работая со «Стоунз» или бегая от налогов, а окружали его люди, навострившиеся скрывать его приключения не хуже придворных Людовика XIV. Но он бывал до безумия неосторожен — не столько подросток, сколько агрессивный малолетка, который бьет окна или таскает за хвост кошку, полагая, что взрослые попросту его не видят.
Джерри прекрасно понимала, как быстро он вернулся к прежним привычкам, но теперь у нее было двое детей и приходилось держать лицо. Когда таблоиды сплетничали о Мике и нью-йоркской светской львице Гвен Риверз, или о Мике и певице Надин Эксперт, или о Мике и модели Лайзе Барбушии, которая снялась в клипе «Sex Drive», Джерри смеялась и отмахивалась либо цитировала ковбойскую мудрость: «Пускай гуляют — потом сами вернутся». Однако с Карлой Бруни дело обстояло гораздо серьезнее.
Мик познакомился с ней на британском отрезке гастролей «Steel Wheels», которые в Европе были переименованы в «Urban Jungle». Карла Бруни тогда встречалась с Эриком Клэптоном, с которым и пришла за кулисы после концерта «Стоунз» в «Уэмбли». Зная хищнические склонности своего друга — однажды поставившие под удар его брак с Патти Бойд, — Клэптон отвел Мика в сторонку и взмолился: «Прошу тебя, Мик, эту — не трогай. По-моему, я влюбился». Но Городские Джунгли не знают пощады.
Не то чтобы Карла Бруни походила на беспомощную жертву. Она родилась в Италии, но выросла во Франции, была наследницей состояния итальянского производителя автопокрышек «CEAT», а в какие-то двадцать два года стала топовой французской супермоделью, которой добивались все дома мод, от «Диора» и «Шанель» до «Версаче» и «Лакруа». Если не считать длинных темных волос, было в ней что-то от Аниты Палленберг — та же гибкая элегантность, те же лепные скулы, та же власть над могущественными мужчинами, особенно невысокого роста. До Эрика Клэптона у нее была череда известных любовников, в том числе югославский кронпринц Дмитрий. Спустя десятилетие, когда она вознесется высоко над рок-звездами и отпрысками мелких европейских королей, один из многих неофициальных французских биографов назовет ее «Дон Жуаном в юбке».
Мысль о том, что ее место займет другая супермодель — к тому же на десять лет моложе, — наконец заставила Джерри поговорить с Миком прямо. Не в последнюю очередь беспокоило ее то, что эпидемия ВИЧ, прежде считавшаяся печальным уделом исключительно гомосексуальных мужчин, теперь настигала и неразборчивых натуралов. Мик возмущенно отрицал роман с Карлой — а той уже пришлось отбиваться от французской прессы, — и, хлопнув дверью, вылетел из временного британского пристанища в Барнсе, на юго-западе Лондона. Однако через несколько недель его с Джерри видели в ресторане на Барбадосе — они обедали и снова были друг с другом нежны. Когда они ушли, один посетитель подобрал с их стола бумажку — судя по всему, письменную просьбу о прощении, от Джерри к Мику. «Я хочу, чтобы у тебя была свобода, — в частности, говорилось там, — и я не против, чтобы ты еб других». Вскоре Джерри в третий раз забеременела.
Добросовестный и дальновидный отец, скрывавшийся под маской заблудшего супруга, решил, что трое его младших детей должны получить образование в Англии. В середине 1991 года Мик уплатил 2,5 миллиона фунтов за Даун-хаус, георгианский особняк о двадцати шести комнатах в Ричмонд-Хилле, когда-то принадлежавший драматургу Ричарду Бринсли Шеридану (чья самая прославленная пьеса очень кстати называется «Школа злословия»). Из дома открывался великолепный вид на Темзу и соседний королевский Ричмонд-парк с оленями. Неподалеку находился «Стейшн-отель», где в 1963 году Эндрю Олдэм впервые столкнулся с «Роллинг Стоунз», а безыскусный мальчик Трильби встретил своего Свенгали. Выше по холму, в бывшем доме Ронни Вуда, жил Пит Таунсенд; сам Вуди приобрел псевдотюдоровский охотничий дом (с настоящим, полностью оборудованным пабом) по другую сторону от Ричмонд-парка.
Даун-хаус предназначался для постоянного проживания Джерри, Элизабет, Джеймса и нового ребенка, который вот-вот к ним присоединится, однако Микова затейливая налоговая ситуация не позволяла ему жить там постоянно. Всякий раз, приезжая, он не сразу отходил от иной своей жизни — с гастролями, записями и подростковыми загулами. Но потом превращался в довольного семейного человека — гулял с собаками в Ричмонд-парке и в свой черед присматривал за семилетней дочерью и шестилетним сыном. Один гость вспоминает, как Мик тщетно пытался угомонить Элизабет и Джеймса, когда те расшалились уже после отбоя, — и голос, певший «Get Off of My Cloud» и «Midnight Rambler», орал наверху: «Ну-ка прекратите этот ор!»
Он хорошо стряпал, в кухне бывал терпелив и дотошен, как в студии, и мог полдня колесить по магазинам в поисках всех до единого нужных ингредиентов для заинтересовавшего его японского блюда. За Джерри таких талантов не водилось — она стряпала так же бодро, как делала все остальное, облачаясь в фартук, подаренный сестрами. Фартук был вдохновлен конвертом «Sticky Fingers» — на нем имелась нашивка с молнией, из которой вываливался тряпочный пенис. Подарок был вдвойне символичен — в наименее очевидном смысле потому, что Джерри способна была проебать любое простейшее блюдо, даже болтунью или пасту. В результате ее сын Джеймс увлекся готовкой с ранних лет и вскоре достиг такого мастерства, что ему доверяли семейный рождественский обед.
Период беременности Джерри Мик отчасти провел дома и был ласков и заботлив. Карла Бруни, похоже, переключилась на нью-йоркского магната недвижимости Дональда Трампа — это тоже утешало. Каждую ночь в постели, позднее вспоминала Джерри, «я прижималась ногой к его большой теплой ступне, и это была такая любовь, и счастье, и покой. А утром я просыпалась, когда он приносил мне чаю».
Казалось бы, мужчина сорока восьми лет, если он в своем уме, не станет рисковать такой жизнью. Но ничто не остановит вечного подростка — хочешь не хочешь, а пенис выпрыгнет из фартука. Мик по-прежнему виделся с Карлой и как-то умудрялся не попасться, даже когда пригласил ее к себе в замок после отъезда Джерри и детей в Лондон.
В январе 1992 года Джерри родила вторую дочь, Джорджию Мэй Айишу. Назавтра Мик улетел в Таиланд — явно к Карле на роскошный курорт Фукет — и там профукал свою конспирацию. Газеты сообщили, что Мик и Карла живут на одной вилле отеля «Аманпури», где Мик зарегистрировался под псевдотайским именем Ктотинг.
Джерри приступила к яростной оборонительной кампании — позвонила Карле и исполнила несколько колоритных техасских вариаций на тему «Оставь моего мужика в покое», а затем через глянцевые журналы транслировала сообщение о бесконечном брачном блаженстве. «Хелло!» сфотографировал ее с Элизабет, Джеймсом и новорожденной на Мастике; французскому журналу «Вуаси» она поведала, что рассчитывает заниматься с Миком любовью, когда ей будет девяносто. «[Это] лучший способ сохранять фигуру. Вот поэтому я ненавижу, когда Мик уезжает. Но когда мы вновь встречаемся, уверяю вас, мы наверстываем упущенное». По работе она однажды лицом к лицу столкнулась с похитительницей мужей. «Ты когда оставишь моего мужа в покое?» — заорала она через всю комнату, где толпились крупные дизайнеры и модные журналисты, непривычные к страстям сильнее воздушного поцелуя. «Пускай он меня в покое оставит!» — крикнула в ответ Карла.
Джерри держала лицо еще несколько месяцев, сияла и улыбалась подле Мика, даже когда ее отсутствие могло поставить его в очень неловкое положение. Она, к примеру, была с ним в мае 1992-го, когда Кэрис, его дочь от Марши Хант, закончила Йельский университет. Когда-то он пытался увильнуть от отцовства, теперь же гордился старшенькой не меньше, чем все присутствовавшие отцы гордились своими дочерьми, и со всевозможных ракурсов снимал на видео умную и красивую девушку в студенческой мантии и шапочке.
Джерри была с ним в июле, когда — гораздо быстрее, чем он надеялся или желал, — вечный подросток стал дедушкой. Джейд, его дочь от Бьянки, прибилась к хиппи, бросила приличный английский пансион ради изучения истории искусств во Флоренции, затем решила стать художницей. В девятнадцать лет она забеременела от двадцатидвухлетнего Пирса Джексона, тоже будущего художника, который не создавал впечатления, будто способен обеспечить дочь Джаггера всеми привычными ей благами. Новорожденную, всего на полгода старше младшей дедушкиной дочери, назвали Ассизи Лола. Джерри прекрасно ладила и с Джейд, и с Кэрис, а кроме того, наводила мосты между Миком и Бьянкой, а также Миком и Маршей. Без нее всех корежило бы от смущения; а так вышло, что смущалась она одна.
Цепляясь за Мика, она даже уговорила его хотя бы отчасти разыграть в реальности видеоклип «Sex Drive» и сопроводить ее к семейному психотерапевту. Но поскольку играть на камеру не требовалось, «тирания клевизны» оказалась непробиваема. «Такие вещи не помогают, если этого взаправду не хотят оба, — вынуждена была признать Джерри. — Мик никогда не изменится».
Наконец она во всем призналась колумнисту «Дейли мейл» Бэзу Бэмигбою: «Мы разъехались и, видимо, разведемся. Мне слишком больно, я не могу так дальше… То, что случилось, непростительно, и вряд ли у нас есть надежда». Для журнала «Макколл» она прибавила: «Нет ничего унизительнее, чем любить его так, что прощаешь измены. Но я всегда надеялась, что он это перерастет и больше такое не повторится».
Впервые угроза Микова разрыва с женщиной взбаламутила его окружение. Даже Кит изрек нечто не про Кита и не про тонкие подробности блюзовой игры: «Если [они с Джерри] расстанутся, будет ужасно жалко. Надеюсь, мужик возьмется за ум… ну, знаете, маленькая черная книжица, все такое. Когда тебе под пятьдесят, все как-то слегка чересчур… немножко крыша едет».
И вскоре мужик вроде бы прислушался. Он позвонил Джерри и попросил встретиться с ним в Далласе. Через три дня они вместе очень публично пообедали в далласском отеле — пусть все знают, что у них снова все хорошо. Но на этот раз никаких извинений от Джерри не всплыло.
Перед этим водоразделом — пятидесятым днем рождения — Мик предпринимал спазматические попытки оживить свою кинокарьеру, застопорившуюся на «Представлении» и «Неде Келли» двадцать с лишним лет назад. Сам он никогда попыток не бросал, хотя в последнее время в основном склонялся к мысли о сотрудничестве с Дэвидом Боуи, который сыграл роль, отброшенную Миком, в «Человеке, который упал на Землю» (а теперь жил по соседству на Мастике).
Эти двое замахнулись на два дорогих голливудских фильма про двух друзей, «Отпетые мошенники» и «Иштар», но в первом проиграли Майклу Кейну и Стиву Мартину, а во втором Дастину Хоффману и Уоррену Бейти — и хорошо, поскольку «Иштар» оглушительно провалился. Когда было объявлено об экранизации нью-йоркского романа Тома Вулфа «Костры амбиций», Мик заглядывался на роль ушлого британского журналиста — типажа, с которым был прекрасно знаком, — но затем эту роль переписали под американца и отдали Брюсу Уиллису.
В 1992 году имя «Мик Джаггер» наконец снова появилось на киноплакате, хотя вскоре он об этом пожалел. Действие «Корпорации „Бессмертие“»[335] происходит в Америке будущего, где больные богачи могут трансплантировать свой мозг в здоровые тела, и потому на молодежь ведется охота. Мику в последний момент предложили сыграть беспощадного охотника Вейсендака, у него перед записью нового сольника выдалось несколько свободных недель, так что он твердо сказал «да», которого добивались столь многие продюсеры, а потом не успел слинять. Какая ирония: отказавшись от десятков престижных и сложных ролей, он в итоге согласился ровно на тот научно-фантастический шлак, от которого увиливал все семидесятые, — «Филип К. не Дик, — как выразился один критик, — Филип К. Одомашнен». Особенно коротко он разделался с «Джаггером в футуристической кожаной защитной экипировке, что выглядит донельзя глупо», поскольку персонаж откровенно слишком молод для такого актера.
В телеинтервью, рекламируя фильм, Мик проговорился, что на натуре в Атланте ходил по городским стрип-клубам с исполнителем главной роли двадцатидевятилетним Эмилио Эстевесом. «А как это согласуется с имиджем семейного человека?» — спросили его. Ответ прозвучал отвратительный: «Можно родить пятерых и не стать „семейным человеком“». Ему, впрочем, хватило приличия извиниться — мало ли, вдруг один из этих детей как раз сидит перед телевизором.
В 1993-м вышел его третий сольный альбом, запись какового стала причиной длительного отсутствия его большой теплой ступни в брачной постели. Памятуя уроки сольных проектов восьмидесятых, он в основном ограничился соулом, кантри и госпелами, а звезд в студию не приводил, за исключением Билли Престона, джазового саксофониста Кортни Пайна, Ленни Кравица на одну вокальную партию и Фли из Red Hot Chili Peppers на бас. Альбом распродался двумя миллионами экземпляров и стал золотым диском в США, хотя название его, «Wandering Spirit»,[336] было не слишком точным. Джерри, к примеру, могла бы отметить, что скитается отнюдь не его душа, а совсем другой орган. А подлинным скитальцем того года оказался Билл Уаймен, который в пятьдесят шесть лет ушел из «Стоунз».
В самом начале, в 1962 году, остальные хотели заполучить не столько Билла, сколько его лишний мощный усилок. Отношения между ними не складывались тогда и так и не сложились впоследствии. В классовой иерархии «Стоунз» «мистер Формайка» (как прозвал его Эндрю Олдэм) всегда был предметом невнятных насмешек — его снобски презирали за аккуратность и пунктуальность, за то, что гораздо старше остальных, за то, что у него жена и ребенок, а они еще одиноки, и за то, что — само по себе истерически смешно — он происходил из Пенджа, пригорода Южного Лондона. Даже теперь, спустя тридцать один год, о нем говорили (и он сам говорил), что он так и не стал полноценным членом группы.
Игра на электробасу — не высокое искусство, но хорошие рок-басисты редки и ценятся на вес золота. Одним из них был Пол Маккартни, другим — Билл Уаймен. Может, это и не столь очевидно, но своим убийственным звуком «Стоунз» обязаны не только Китовым риффам, но и бас-гитаре, которую Билл держал под этаким странным углом, почти вертикально. И однако, Биллу никогда не давали понять, что он незаменим. Другие члены группы тоже нередко играли на басу — Мик Тейлор на «Tumbling Dice», Вуди на «Emotional Rescue» и «Fight», Кит на разных треках, в том числе на «Let’s Spend the Night Together» еще в 1966 году.
В своей публичной жизни Билл делил с прочими «Стоунз» ответственность за то, что натворил Мик или Кит, но его частная жизнь полнилась напоминаниями о том, сколь неважен он для группы. Если Мику в последнюю минуту взбредало в голову отправиться на Олимпийские игры (без проблем), полдюжины помощников наперегонки бежали к телефону; если на Олимпийские игры хотел Билл (проблема), сотрудники конторы перебрасывали задание друг другу, как в игре «передай посылку». Когда Биллу требовалось забронировать студийное время, чтобы поработать над сольным треком, все были слишком заняты — искали Киту нового повара.
Но горше всего он обижался из-за денег. Публично он утверждал, что общий доход «Стоунз» щепетильно распределяется поровну, и сержантский состав — он и Чарли — получает не меньше, чем офицеры Мик и Кит. Выглядел он чистейшим поп-музыкальным плутократом: Геддинг-холл, величественный дом в Саффолке, плюс вилла в Провансе, по соседству от великого художника Марка Шагала (и то и другое — на максимальном расстоянии от Пенджа). На самом же деле доход этого человека, основателя и члена самой прибыльной в мире рок-группы, составлял лишь малую долю доходов, которые ему приписывали, — вплоть до того, что ему приходилось подолгу жить на банковских овердрафтах.
Разумеется, львиная доля заработков отходила Мику и Киту как авторам песен, но даже этого им — во всяком случае, Мику — было мало. Когда Билл написал «In Another Land» для «Their Satanic Majesties Request», его заставили отдать долю авторских отчислений Джаггеру — Ричардсу, и в результате он больше не написал для «Стоунз» ни единой песни. За свой вклад в крупнейшие хиты Джаггера — Ричардса он не получал не то что компенсации — даже благодарности. Скажем, более щедрые и демократически настроенные коллеги вписали бы его в список авторов «Jumpin’ Jack Flash» за классический рифф, но Мика и Кита — особенно Мика — даже спрашивать об этом не имело смысла.
Билл подумывал уйти одновременно с Миком Тейлором, но задержался и в омерзении беспомощно смотрел, как Кит чуть не убил группу в семидесятых, а Мик в восьмидесятых. С точки зрения Билла, разница была в том, что Кит, хоть и последовательно себя уничтожал, всем сердцем болел за «Стоунз»; Мик же болел за себя одного. Появление Ронни Вуда несколько скрасило жизнь сержантского состава, но ужасный внутренний дисбаланс не исправило. Вуди был опытным и плодовитым автором песен, но (как и с «In Another Land») от него ожидалось, что авторство он поделит с Джаггером — Ричардсом. «Почему ты это терпишь?» — часто спрашивал Билл. Но беспечный Вуди не хотел ни с кем ссориться и к тому же почитал за честь выход своей песни на альбоме «Стоунз» — для него это было дороже любых гонораров.
Коллеги, которые смеялись над Биллом, подавились собственными хиханьками: тихий и незаметный Билл Уаймен прославился из них больше всех — не считая Мика — как музыкант и как личность. Более того, он добился успехов в тех самых областях, где Мик так откровенно провалился. Он не просто оказался первым из «Стоунз», кто выпустил сольный альбом, но также единственным, чей сингл — «Si Si Je Suis un Rock Star» — попал в британский «Топ-20». Он написал музыку к фильму «Зеленый лед» (1981),[337] и ему аплодировали существенно громче, нежели Мику за его единственную попытку такого рода, саундтрек к «Пробуждению моего демонического брата». Билл успешно дописал и опубликовал автобиографию «Stone Alone», в 1990 году ставшую бестселлером. Даже в сфере приапизма он теперь не отставал от Мика и утверждал, что у него на компьютере хранятся имена и адреса тысячи разных женщин, с которыми он переспал.
Тут вокруг него разгорелся скандал, до какого Мику было очень и очень далеко. В 1984 году, в сорок восемь лет, Билл начал встречаться с тринадцатилетней лондонской школьницей Мэнди Смит — чисто платонически, уверял он позже, и с полного согласия ее матери. Об этих отношениях сообщили «Новости мира», а генеральный прокурор счел необходимым провести расследование; британским таблоидам достался роскошный пир, какого не бывало с самого Года Батончика «Марс». «БИЛЛ ЗАВОДИТ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЮЮ ЛЮБОВНИЦУ»; «МЭНДИ СТАВИТ НА ГРЕХОВНОСТЬ»; «УАЙМЕНУ ГРОЗЯТ ПОСЛЕДСТВИЯ»; затем, когда генпрокурор решил никаких мер не принимать, — «СЕКС-РАССЛЕДОВАНИЕ ПО ДЕЛУ УАЙМЕНА НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛО».
Заголовки, затмевавшие Мика, появлялись до конца десятилетия: сначала пятидесятидвухлетний Билл и восемнадцатилетняя Мэнди устроили богатую свадьбу в июне 1989 года; затем новобрачную поразило расстройство питания, отчего она похудела до пяти с половиной стоунов; затем пара стремительно развелась после какой-то недели совместной брачной жизни; наконец, на повороте, достойном Гилберта и Салливана, двадцатисемилетний сын Билла Стивен обручился с Пэтси, матерью Мэнди, превратив недавнюю тещу Билла в его будущую невестку.
История с Мэнди была крупной ошибкой Билла — синдром вечного подростка в худшем его проявлении, — и Билл с готовностью это признал. И все равно его мучило, что ни один коллега не поддержал его ни словом — ни публично, ни частным образом. Скажем, у Кита были причины подставиться, как подставился Билл в 1977 году, когда в Торонто добывал ему отчаянно потребный героин. Но Кит только и сказал, что «[Билл] думает членом», — неточно и к тому же бестолково. Мик всей этой истории ужасался, как и надлежит отцу двух восемнадцатилетних дочерей, хотя тут можно было далеко не ходить — совсем недавно он и сам встречался с семнадцатилетней, не говоря уж о том, что пел «Stray Cat Blues» («Ah can see that yaw fifteen years old / No, Ah don’ want yaw ID»).
Мик терпеть не мог, когда другие «Стоунз» пересекались с ним в светских кругах, а теперь регулярно сталкивался не с кем-нибудь, а с Биллом. Порой их обоих по отдельности приглашали на концерты в пользу благотворительного общества принца Уэльского, куда приходила большая поклонница поп-музыки и красавица принцесса Диана. Мик, по воспоминаниям одного очевидца, «серел лицом», когда прибывал в VIP-ложу и видел, что Билл уже болтает там с членами королевской семьи.
Порой удобно было притвориться, будто они по-прежнему равны, по-прежнему друзья. Если Билл ужинал в ресторане с друзьями, Мик с большой свитой подсаживался к его столу, заказывал дорогое шампанское и отбывал, пока не принесли громадный счет. Но когда Билл просил о встрече, чтобы поговорить о делах, ему говорили, что Мик слишком занят. Рэй Коулмен, писавший автобиографию Билла, наблюдал не одну и не две такие сцены. Даже Коулмену, кому отнюдь не в новинку была рок-звездная эгомания, представлялось «невообразимым, что бас-гитарист „Стоунз“ звонит вокалисту, а тот сообщает, что у него на бас-гитариста нет времени».
Сердце Билла оделось железной броней на гастролях «Steel Wheels» 1989–1990 годов, которые должны были прекратить междоусобицы в группе и принесли ей 260 миллионов долларов, почти втрое больше первоначальных прогнозов. После Билл говорил друзьям, что бухгалтеры на этих гастролях заработали больше, чем он и Чарли, вместе взятые.
Его уход в 1993 году потряс музыкальный бизнес. В ноябре 1991 года «Стоунз» подписали контракт со студией «Вёрджин»[338] — менее подходящего названия лейбла и не сыщешь, — получили крупнейший свой аванс в 25 миллионов долларов и теперь готовились к мировым гастролям в поддержку первого альбома на новой студии, «Voodoo Lounge». Как и со «Steel Wheels», все организовывалось через молодого канадца Майкла Коля и его компанию «TNA» (сокращение от «The Next Adventure»). Коль уже знал, что побьет рекордные доходы «Steel Wheels», — новые денежные потоки от спонсоров, с продажи мерчандайза, телевизионных прав и дорогих VIP-трибун, которые покончат с многолетней традицией адского неудобства зрителей на рок-концертах — во всяком случае, для тех, кто может себе это позволить. Короче говоря, создавалось впечатление, что Билл бросает золотую жилу.
После тридцати лет его работы в «Стоунз» с ним не попрощались как полагается, ни слова не сказали публично. «Играть на басу вряд ли сложно, — прокомментировал Мик. — Если надо, я и сам смогу». Кит послал Биллу факс, в котором говорилось: «Из группы выносят только в гробу», подразумевая, очевидно, что гроб он приготовил и с дорогой душой уложит туда дезертира. В прессе, однако, Кит отметил только, что Биллу негоже оставаться в группе: он «слишком сморщенный». Кто бы говорил; к тому же из них всех только Билл морщинами почти не обзавелся.
Перед гастролями «Voodoo Lounge» пятого «Стоуна» на бас искать не стали. Работа досталась американцу Дэррилу Джонсу, прекрасному музыканту, который однажды играл с Майлзом Дэвисом, но, как Мик Тейлор и Вуди, стал просто сотрудником на зарплате.
Уход из группы не прикончил Билла Уаймена, как предсказывали многие, — вообще-то, уход из группы его создал. Как раз перед последними своими гастролями он открыл ресторан текс-мекс «Липкие пальчики», в честь альбома «Стоунз» 1971 года, и разукрасил его сувенирами своей карьеры из того самого архива, к которому — не без удовлетворения — не подпустил Мика. Поначалу он думал открыть сеть ресторанов «Роллинг Стоунз», но принц Руперт предупредил, что тогда к пальчикам его коллег по группе прилипнет 90 процентов дохода. Одно это заведение в Кенсингтоне, на западе Лондона, вскоре ежемесячно приносило ему больше, чем он зарабатывал со «Стоунз» все эти годы.
У него водилось много увлечений помимо музыки, и он не стал одной из многочисленных профессиональных жертв и нытиков от индустрии, а о своем бывшем командире высказывался крайне редко и никогда — публично. Один раз, впрочем, он столкнулся с прежней невестой Мика, бывшей Крисси Шримптон и ее дочерью Бонни. «Твоя мать была обворожительна, — сказал он Бонни, — а [Мик] паскудно с ней обошелся… он со всеми подругами паскудно обходился… и со всеми нами обходился паскудно».
В 1997 году сорокатрехлетний Тони Блэр стал самым молодым премьер-министром Великобритании с 1812 года; под его руководством партия лейбористов пережила ребрендинг, якобы помолодела и превратилась в «новых лейбористов». В начале семидесятых Блэр пел и играл на соло-гитаре в студенческой группе и свою решительную победу над консерватором Джоном Мейджором одержал на волне победоносной поп-музыки, особенно «Things Can Only Get Better» D: Ream. В кабинете и среди советников были в основном его ровесники, которые в свое время, в клешах из мятого бархата, тряся локонами до плеч, рубились под «Brown Sugar» и «Honky Tonk Women». Власть — политическая и экономическая — перешла к беби-бумерам; в Америке это уже случилось с приходом президента Билла Клинтона.
При Блэре — говоря точнее, при его политтехнологах-бумерах — появилась концепция «Крутой Британии»: якобы Великобритания при новых лейбористах конца девяностых переживает тот же взлет молодой творческой энергии и национальной гордости, что Великобритания при старых лейбористах в середине шестидесятых. Шестидесятые вернулись, и им суждено остаться навсегда: в одежде, прическах, дизайне и декоре, в творчестве мятежных молодых исполнителей (которых все полагали «новым рок-н-роллом»), а превыше всего — в потоке лохматых рок-групп, одетых в костюмы под горло, поющих со своими подлинными акцентами, а не с джаггеровскими псевдоамериканскими и в целом известных под названием «брит-поп». Было даже эхо мифического соперничества «Битлз» и «Стоунз» в шестидесятых, только перевернутое с ног на голову: очаровательные южане Blur против неотесанных северян Oasis.
Тридцать лет назад старый лейборист Гарольд Уилсон цинично заигрывал с молодежной культурой в лице «Битлз», дабы привлечь молодежь на выборы. Блэр же был одержимым рок-фанатом, и кресло премьер-министра подарило ему божественный шанс потусоваться с кумиром юности. Размявшись на паре-тройке тусовок Крутой Британии на Даунинг-стрит, 10, в обществе Миджа Юра из Ultravox и Ноэла Галлахера из Oasis, он начал добиваться встречи с Миком Джаггером. Встреча стала наглядной демонстрацией способности Мика превратить самого крупного альфа-бумера в лужицу желе.
Свидание состоялось за частным ужином, который устроил друг Блэра писатель Роберт Харрис. Также присутствовали Джерри (снова подле своего мужчины), супруга Блэра Шери, супруга Харриса Джилл и бессовестный имиджмейкер Блэра Питер Мэнделсон. Вспоминая этот вечер в своей автобиографии двадцать лет спустя, Мэнделсон описывает Мика как «умного и политически прозорливого» — ровно такой же вывод сделал старый лейборист Том Драйберг примерно в 1968 году. Весь вечер, безжалостно повествует Мэнделсон, Блэр за трапезой вел себя как подобает премьер-министру, но «затем… собрался с духом и подошел к Мику. Поглядев ему в глаза, он произнес: „Я хочу сказать, что вы всегда очень много для меня значили“. На миг я заподозрил, что он сейчас попросит автограф».
Мику теперь было пятьдесят четыре года, но его сексуальная энергия застряла на отметке «под небесами», и он по-прежнему без стеснения и страха последствий добивался женщин, годившихся ему в дочери. В последнее время его публичные загулы слились в одно сплошное цунами. Кто-то заснял на камеру, как двадцатишестилетняя чешская модель Яна Райлих — ростом шесть футов один дюйм, — завернувшись в полотенце, выглядывает из его бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», словно проверяет, чист ли горизонт. Видели, как знаменитые губы (вечного подростка) целуют звезду «Криминального чтива» Уму Турман в лос-анджелесском клубе «Вайпер-рум».[339] Двадцатидвухлетняя британская модель Николь Крак заявила, что переспала с Миком в Японии и сбежала из его номера в последнюю минуту, когда Джерри уже поднималась на лифте. В то лето Джерри снова решила, что с нее довольно, и обратилась к крупному британскому специалисту по разводам адвокату Энтони Джулиусу. Мику, однако, снова удалось ее разубедить, и, словно желая закрепить их rapprochement,[340] Джерри в четвертый раз забеременела.
В августе Мик оставил ее планировать оформление детской и приехал к остальным «Стоунз» в Нью-Йорк, где им предстояло снимать видеоклип на песню «Anybody Seen My Baby?» с их следующего альбома «Bridges to Babylon». Согласно решительно недетскому сюжету Мик в грязном клубе замечал молодую стриптизершу, которая потом в одном белье убегала от него по запруженным улицам Нью-Йорка.
На роль стриптизерши он хотел нанять двадцатидвухлетнюю Анджелину Джоли, которая впоследствии будет сидеть в зале среди других завороженных зрителей на церемонии BAFTA; в 1997 году она была самой красивой из расцветавших голливудских актрис — и, пожалуй, самой отвязной. Анджелина, дочь Джона Войта («Полуночный ковбой»[341]), уже вышла за своего первого мужа, молодого британского актера Джони Ли Миллера, и славилась довольно «стоунзовским» образом жизни. К примеру, на своей свадьбе с Миллером она шла к алтарю в черных штанах и белой рубашке, на которой кровью было написано имя жениха.
Поначалу Джоли отказалась от роли в «Anybody Seen My Baby?» — у нее было много важной работы в кино. Однако ее уговорила мать Марчелина, с начала семидесятых рьяная поклонница Джаггера. Бравурная игра — Джоли сбрасывает одежду, затем белокурый парик и петляет среди машин в бюстгальтере и трусах — вышибла у Мика из головы все мысли о шестифутовых чешских моделях и даже об Уме Турман. Тот факт, что он был на пять лет старше ее отца, разумеется, ничего не значил.
Однако, по словам биографа Джоли Эндрю Мортона, ухаживания за этой настоящей Энджи совсем не походили на весь прежний опыт Мика. Впервые он оказался влюбленным кавалером, а предмет его страсти — взбалмошной суперзвездой, которую поймать не проще, чем любую роковую бабочку. Его всемирная слава и загадочность Анджелину Джоли, по рассказам Мортона, не впечатляли, и она стала первой его подругой, которая обращалась с ним «паскудно».
Отношения их длились года два — судя по всему, Джерри ничего не знала, а Марчелина всячески одобряла происходящее: так осуществлялась ее многолетняя греза о Мике. По плану Марчелины, пишет Мортон, Мик должен был развестись с Джерри и жениться на Анджелине, а Марчелина затем переедет к ним.
Мик не давал повода думать, что желает зайти так далеко, но влюблен был по уши, чего не скрывала никакая «тирания клевизны». Когда Джоли ему не перезванивала — что обычно и случалось, — он наговаривал длинные мольбы на автоответчик по номеру, который она ему оставила; он не знал, что это телефон ее матери. Марчелина упивалась этими посланиями и порой приглашала друзей послушать. Несмотря на свою надменность, пишет Мортон, Анджелина увлеклась материными матримониальными фантазиями и однажды сказала Марчелине, что Мик и впрямь сделал ей предложение. Еще она объявила, что хочет усыновить ребенка-инвалида и назвать его «Мик Джаггер».
У Джерри к Мику были другие претензии: его снова видели с Карлой Бруни. Маска их семейного согласия начала сползать. На званом ужине у Элтона Джона гости замечали, сколь яростные взгляды Джерри бросает на Мика. Тот в ответ напился, как обычно не напивался на публике, а затем вместе с Элтоном, еще одним знаменитым вечным подростком, экспромтом исполнил дуэт.
23 сентября «Стоунз» отправились на гастроли в поддержку «Bridges to Babylon», спланированные на год, но затянувшиеся почти на три; в общей сложности они сыграли для 4,5 миллионов слушателей в Северной Америке, Японии, Южной Америке и Европе и заработали 390 миллионов долларов. На басу снова был Дэррил Джонс, и они наняли шесть дополнительных музыкантов, в том числе Бобби Киза, и трех бэк-вокалистов. Каждый концерт начинался с фейерверков, из которых появлялся Кит, игравший вступление к «Satisfaction», величайшему рок-синглу всех времен. И была в этих концертах интимность и доброжелательность, прежде Мику не свойственная. Зрители веб-голосованием определяли, какие песни хотят услышать, а посреди каждого концерта группа по навесному мосту переходила на «Б-сцену» — такой как бы крошечный боксерский ринг, выдвигавшийся в толпу на 150 футов. В Великобритании, где зарубежные туры «Стоунз» когда-то вызывали пароксизмы праведного отвращения и унижения, новолейбористский министр внутренних дел Робин Кук выразил надежду, что группа станет посланником Крутой Британии и «понесет в мир британское искусство».
В Лондоне Джерри одиноко переживала беременность, чувствуя себя «заброшенной, толстой и нелюбимой»; техасского нахальства у нее, впрочем, не поубавилось. На восьмом месяце она обнаженной позировала для портрета великому Люсьену Фрейду, семидесятичетырехлетнему внуку Зигмунда, человеку, чья репутация любителя молодых женщин и зачинателя детей не уступала Миковой. Они встречались трижды в неделю, и на этих встречах женоненавистник Фрейд обнаруживал удивительную доброту и благородство; Джерри чувствовала себя самой красивой женщиной в мире, он часто прерывал сессии и божественно ее кормил, они обменивались литературными цитатами — он ей цитировал лорда Рочестера,[342] она ему Эдгара Аллана По.
Позже Фрейд восхищался «живостью» Джерри и ее «физическим интеллектом»: в своем теле на восьмом месяце беременности ей было уютно, как новой мегасупермодели Кейт Мосс в своем. Как правило, женские модели Фрейд изображал омерзительными кучами ворвани, но полулежащая Джерри с пузом и текучими золотыми волосами вся светится.
Портрет был закончен к 9 декабря, когда она родила Мику второго сына Гэбриэла — Гавриила, архангела, что изгоняет последние тени Люцифера. Мик при этом не присутствовал — он обещал симпатизировать дьяволу со сцены в Атланте и ребенка увидел только спустя неделю. Первым Джерри навестил в больнице влюбленный Люсьен Фрейд с коробками нарциссов.
Через несколько дней Мик снова уехал на встречу со «Стоунз» — но на сей раз на благородного Люсьена Фрейда ей опереться не удалось. Фрейд писал второй портрет обнаженной Джерри, которая теперь кормила ребенка грудью. Когда ей из-за гриппа пришлось отменить три сеанса подряд, Фрейд пришел в ярость и зарисовал неоконченную фигуру Джерри — теперь вместо нее ребенка грудью кормил один его помощник мужского пола. Затем он послал ей записку, в которой сообщал, что сделал, и приложил эскиз, на котором изобразил ее обнаженной, — из всех отверстий у нее хлестала жидкость. Рядом с Люсьеном Фрейдом бледнела даже рок-н-ролльная паранойя. Джерри сначала расстроилась, но вскоре его простила, решив, что «все лучшие люди чуток того».
По словам Эндрю Мортона, на гастролях «Bridges to Babylon» Мик все еще добивался Анджелины Джоли. В начале 1998 года, когда «Стоунз» направились в Южную Америку, он позвал ее с собой, но она отказалась — а если б согласилась, обошлось бы без многочисленных бед впоследствии; быть может, даже был бы спасен его брак. Перед концертом «Стоунз» на стадионе «Праса-да-апотеосе» в Рио-де-Жанейро 11 апреля участники веб-голосования почти единодушно потребовали «Like a Rolling Stone», нечаянный поклон Боба Дилана (хотя нынче Мик утверждает, что песня для них и была написана). И кто же, весь такой обаятельный, вышел на сцену спеть с Миком, как не сам Дилан.
В мае, пока «Стоунз» отдыхали перед финальными европейским и британским отрезком гастролей, стало известно, что Кит Ричардс упал с лестницы у себя в коннектикутском загородном доме и сломал три ребра. В этом тут же заподозрили характерную шалость, сдобренную наркотиками и алкоголем, но версия отпала, едва выяснилось, что лестница находилась у Кита в личной библиотеке, а упал он, потому что потерял равновесие, доставая книгу о Леонардо да Винчи; падению сопутствовал также град тяжелых томов Британской энциклопедии. В результате берлинский концерт пришлось отодвинуть на месяц, еще четыре во Франции и Испании отменить, один итальянский — отложить.
Британские поклонники между тем узнали, что «Стоунз» не приедут в августе, как планировалось, и благодарить за это нужно якобы рок-н-ролльный новолейбористский режим Тони Блэра. Канцлер казначейства Гордон Браун незадолго до того закрыл лазейку, позволявшую британским гражданам, проживающим за рубежом, ежегодно определенное количество дней работать на родине, не считаясь при этом резидентами и не платя подоходного налога. Эта мера датировалась мартом и отменяла все соглашения Мика, Вуди и Чарли с налоговым управлением (Кит через жену получил двойное американское гражданство, и его это не касалось). Чтобы не выплачивать около 10 миллионов фунтов налогов на всех, группа отменила концерты в Эдинбурге, Шеффилде и Лондоне.
Британские СМИ возмутились этаким пренебрежением к аудитории, которая, казалось бы, должна быть для группы важнее всего. Собственно говоря, новые правила отражались не только на «Стоунз», но и на прочих нерезидентах из их гастрольной команды в 270 человек — хотя, конечно, третьему помощнику гастрольного менеджера светили несколько меньшие потери. Мик не хотел расстраивать британских слушателей и на редкость серьезно пытался достичь некоего дипломатического компромисса с правительством, предлагал благотворительный концерт в обмен на временную отмену налоговой пени, даже воспользовался колонкой «Индепендент» «Право ответить», дабы изложить свою точку зрения. Но что бы ни значил для Тони Блэра он лично, это ничего не значило в целом. Представитель казначейства, чья угрюмость резко контрастировала с примирительным тоном Мика (даже конторские крысы из Уайтхолла теперь полагали себя «новым рок-н-роллом»), отвечал, что никаких исключений сделано не будет и его не интересуют «нотации миллионера, бегающего от налогов».
Мику, однако, гастроли в 1998 году создали проблему посерьезнее. В марте, когда Анджелина Джоли отказалась поехать с ним в Рио-де-Жанейро, он утешился двадцатидевятилетней бразильской моделью Лусианой Морад. Теперь она заявляла, что их роман длился больше восьми месяцев и в результате она от Мика беременна. Ее нью-йоркский адвокат подал иск об отцовстве и вроде бы требовал 5 миллионов фунтов на содержание будущего ребенка.
На Лусиане Морад Джерри сломалась. До той поры она мирилась с односторонним открытым браком, но уговор четко гласил: никаких детей. В январе 1999 года, устав оттого, что «другие женщины вечно пытаются вышибить дверь», она в Великобритании подала на развод на основании «регулярных измен» Мика. Представляла ее Сандра Дэвис, которая помогла принцессе Диане при разводе добиться 17 миллионов фунтов от принца Уэльского. Мик в ответ заявил, что их с Джерри балийская свадебная церемония не имеет юридической силы (о чем он еще в то время сообщил минимум одному знакомому), поэтому развод здесь неуместен, а алименты — и подавно.
Он как будто хотел подтвердить все легенды о своей надменности, жестокости и эгоизме: сначала разочаровал четверть миллиона британских беби-бумеров, дабы сэкономить на подоходном налоге; теперь пытался обсчитать женщину, которая восемь лет была ему превосходной женой и родила от него четверых детей. В новой обстановке рьяного британского феминизма — «женской власти», как феминистки это называли, — сексуальный флер Скакуна Джека рассеялся; внезапно выяснилось, что он ничем не отличается от прочих жалких распутников, которые пытаются вернуть себе юность, гоняясь за женщинами вдвое моложе себя. Столь ожесточенных газетных заголовков Мик не видал с 1967 года: «МЕЖДУ МИКОМ И ДЖЕРРИ ВСЕ КОНЧЕНО»; «БОЛЬШЕ НЕ ПРИЖАТА К НОГТЮ»; «МОЖЕТ, ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ДЛЯ СКУПОГО „СТОУНА“»; «СКРЯГЕ ДЖЕКУ НЕ СВЕТИТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ».
Лишь в июне 1999 года, когда развод с Джерри и иск об отцовстве Лусианы Морад уже рассматривались вовсю, налоговое законодательство позволило «Bridges to Babylon» приехать в Великобританию. В перерыв после основного европейского отрезка впихнули краткие дополнительные американские гастроли — билеты стоили заоблачно, и все это называлось иначе, «No Security»,[343] о чем в эти времена популярности презервативов Мик имел все основания жалеть в связи с Лусианой Морад.
Люди, помнившие прежнего Мика Джаггера, поражались войне обаяния, которую он развязал, дабы рассеять дурные прошлогодние впечатления и привлечь к «Стоунз» молодую британскую аудиторию. Он сделал гениальный ход — появился в бунтарской молодежной программе «СЧУ Пятница»[344] на «Канале 4» в роли добродушного проводника, разъяснявшего закулисный мир своей группы, — примерно как его отец Джо в свое время учил школьников ходить на байдарках и лазить по горам. В преддверии двух лондонских концертов, в «Шепердз буш эмпайр» и на стадионе «Уэмбли», ведущий «Пятницы» Крис Эванс получил беспрецедентный доступ к телу. В программу вошла экскурсия за кулисы, которую Мик провел лично на безукоризненном эстуарном английском («А, ваще-т кунцертв давльно мног» — перевод: «Да, вообще-то, концертов довольно много»), и краткая лекция о важности проекций. Эвансу даже было дозволено слегка его подразнить — он показал Мику поляроидные портреты членов гастрольной группы и пообещал приз в 50 фунтов, если Мик назовет всех по имени. Мик назвал.
Примирение завершилось двумя концертами на 88 000 человек на стадионе «Уэмбли» 11 и 12 июня. На обоих концертах превалирующая женская аудитория состояла уже не из прежних безмозглых поклонниц Мика, но из знаменосцев Женской Власти — они пили пиво из горла, матерились не хуже мужчин и готовы были хором оглушительно освистать за любой намек на неандертальский сексизм.
Первым делом группа обезоружила зал, начав концерт практически вовремя, — на памяти слушателей со «Стоунз» такого не случалось. Зрителям пришлось ждать едва ли полчаса, прежде чем четверо музыкантов появились на гигантском экране, шагая размашисто, словно банда из «Бешеных псов», до жути неизменные, вот только лица лишены всех морщин, так что остались пустые белые овалы, а-ля мимы Марселя Марсо. И Мик приветствовал зал не обычным своим насмешливым «И-и-и-так!», но формальным извинением с акцентом в самый раз для BAFTA: «Простите, что мы так задержались. Мы очень благодарны вам за ожидание. И мы будем так вкалывать, что вы не пожалеете».
После двух с лишним лет почти непрерывных гастролей от столь древней группы ожидаешь усталости, небрежности и бесконечной скуки. И однако, эти два концерта в «Уэмбли» — одни из лучших концертов «Стоунз» за всю их историю. Момент, когда они перешли по мостику на «Б-сцену», дабы сыграть старые хиты, в том числе «Route 66», полнился особым символизмом. Миллионеры, налоговые эмигранты снова обернулись блюзменами, после стольких лет остались верны своей музыке, по-прежнему близки своей аудитории, как во времена «Марки» и ричмондского клуба «Кродэдди».
Что до Мика, едва он сбросил сверкающий зеленый пиджак и остался в бирюзовой маечке — по-прежнему сверкая голым животом, — сразу стало ясно, что какие бы рок-божества ни появлялись на свете, все они навеки останутся лишь его подручными. Чары Планеты Джаггер остались сильны. К концу первого часа он уже не был пятидесятишестилетним дедушкой, с которым разводится его более популярная жена и которого, к его неловкости, судят за зачатие еще не рожденного бразильского ребенка. Он был вечным подростком, и его сексуальная энергия была современным чудом света. Каждый день зрители спрашивали себя, посмеет ли он спеть внезапно ставшую актуальной «Some Girls», и один раз он ее спел, почти с вызовом: «Some gurls give me cheeldrun… Ah never aysked them for…»
На стадионе «Уэмбли» хохотали и мужчины и женщины, и ни отзвука упреков не прозвучало.
В августе история с Джерри получила завершение в ходе кратких слушаний в лондонском Верховном суде. Призвали двух специалистов по индонезийскому семейному праву — они должны были сообщить, в самом ли деле индуистская свадьба, организованная Миком на Бали в 1990 году, не имеет законной силы и нельзя потребовать от него развода. Оба специалиста заявили, что, поскольку церемония в хижине резчика по дереву не была подтверждена никакой гражданской процедурой, законная сила ее действительно под вопросом.
Но на сей раз он не воспользовался на полную катушку своим правом сбежать. Следовало подумать о четырех детях, к тому же он опасался, что Джерри, если отделаться от нее мизерной выплатой, как от Бьянки, обрушит ему на голову весьма откровенную автобиографию. Посему было объявлено, что их брак аннулирован «по взаимному согласию» и Джерри получит неоглашаемую сумму (по оценкам, 4,5 миллиона фунтов разом плюс 100 тысяч фунтов ежегодно и по 25 тысяч на каждого ребенка до достижения ими двадцати пяти лет). То был первый случай, когда он расстался с женщиной, а та объявила его условия «очень, очень щедрыми».
До слушаний в Верховном суде они оставались добрыми друзьями, и потом их отношения тоже, видимо, не пострадали. Джерри забрала детей в свой новый дом на юге Франции, где, так случилось, Миков коллега и ее друг Дэйв Стюарт впоследствии женился на фотографе Анушке Фис. Мик приехал на свадьбу, потом заночевал у Джерри в гостевой комнате.
Лусиана Морад к тому времени родила сына, которого назвала Лукас Морис Морад Джаггер. Анализ крови, взятый по настоянию Мика, показал, что ребенок и впрямь его, — всего теперь у него было семеро детей, — и Лусиана получила 6000 долларов в месяц на содержание сына. Она выразила надежду, что Лукас, как и другие дети Мика, сможет получить хорошее образование и поступит в Итонский колледж.
Весть о результатах анализов настигла Мика во Франции, где он жил у Джерри. Наутро он уехал вместе с британской группой, снимавшей о нем документальный фильм. «Я помахала ему на прощание и порадовалась, что мне теперь все равно, где он и что он, — вспоминала потом Джерри. — Это меня уже не касалось».
Они больше не делили постель, но в остальном Брак, Которого Не Было, изящно перетек в Разрыв, Которого Не Было. Отбыв из Даун-хауса, Мик снял квартиру поблизости и, наезжая в Великобританию, постоянно был рядом, виделся с детьми и сидел с ними за одним столом. Сняв с себя брачные обязательства, он волшебно переменился: снова вел себя почти как ухажер, звонил Джерри по нескольку раз в день, внезапно посылал букеты. Как-то вечером на ужин в Даун-хаус через весь Ричмонд-парк пришел Ронни Вуд со своей второй женой Джо, освежающим гласом рассудка в серале «Стоунз» (она хорошо влияла на Вуди — жаль, что он потом так глупо ее прохлопал). Увидев, как уютно Мику и Джерри друг с другом, Джо Вуд расхохоталась. «Мик сказал: „Чё с тобой такое?“ — вспоминает она. — А я говорю: „Вы теперь ладите лучше, чем когда были женаты“».
Джерри в некотором роде стала национальной героиней — доказательством того, что аннулированная рок-мегазвездой жена тридцати с лишним лет вполне способна выжить и, более того, прекрасно жить. За несколько месяцев сразу после развода она появилась на обложке «Хелло!», стала лицом духов «Тьерри Маглер» и пишущим редактором «Татлера», вошла в жюри литературной премии «Уитбред», приступила к учебе в Открытом университете и объявила, что планирует продавать копии помолвочного кольца, подаренного Миком, на канале телемаркетинга Кью-ви-си.
Летом 2000 года она дебютировала на сцене в Вест-Энде, заменив Кэтлин Тёрнер в роли миссис Робинсон в «Выпускнике»; в отличие от Энн Бэнкрофт в знаменитой киноверсии,[345] на сцене ей предстояло раздеваться, как в студии Люсьена Фрейда. Мик пришел на премьеру (как в шестидесятых приходил смотреть на Марианну Фейтфулл в «Ройял-корт») и даже предлагал сидеть с Гэбриэлом, пока спектакль не снимут с репертуара. «Он замечательно добр и очень меня поддерживает, — рассказала Джерри в „Женском часе“ на „Радио 4“ и добавила почти любовно: — Вот только муж из него так себе».
Глава 21
«Бог дал мне всё»
В марте 2000 года Джо и Ева Джаггер пришли на открытие Художественного центра Мика Джаггера в Дартфордской средней школе — его альма матер теперь могла похвастаться выпускником покруче колониального героя девятнадцатого века сэра Генри Хейвлока. Весь комплекс стоил 2,25 миллиона фунтов, получил грант «Национальной лотереи» в 1,7 миллиона, а Мик покрыл недостачу, хотя оснований благодарить Дартфордскую среднюю за художественное и тем более музыкальное образование у него было мало. Церемонию открытия он провел совместно с герцогом Кентским, а верная Джерри снова приехала и показывала бывшим свекру и свекрови два роскошно оформленных зала, студию звукозаписи, репетиционные помещения, бар и художественную галерею. По совету одного ученика Мик для потомков написал на стене: «Я был здесь» (за что в четырнадцать лет был бы порот).
Спустя два месяца после непродолжительной болезни Ева Джаггер в восемьдесят семь лет умерла в уимблдонской больнице «Парксайд» от сердечной недостаточности. В декабре им с Джо предстояла алмазная свадьба — шестьдесят лет брака. Мик был на Каннском кинофестивале, но тут же примчался домой к отцу. На похороны в церкви Святого Андрея в Хэме (Сарри) приехали Джерри и ее четверо детей, Бьянка, Джейд и трое «Стоунз». На службе Мик и его брат Крис исполнили спиричуэл The Carter Family «Will the Circle Be Unbroken?».
Все Евины мечты о социальном росте с лихвой воплотил в жизнь ее старший сын — хотя она, увы, не узрела кульминации. Впрочем, она никогда не позволяла Мику затмевать младшего брата — еще в детстве казалось, что из двух детей она предпочитает Криса. Крис Джаггер в семидесятых, а затем в девяностых пробовал себя как музыкант, оба раза довольно безуспешно, а также побывал актером, официантом, декоратором, журналистом, радиоведущим и торговцем рождественскими елками. В последние годы он солировал во множестве любительских блюзовых и каджунских групп, играл в пабах и деревенских залах максимум перед несколькими десятками слушателей. Преданная мать Ева как-то раз пришла на такой концерт, где одна женщина узнала в ней мать Мика и принялась изливаться: «Я обожаю вашего сына». — «Которого?» — решительно осведомилась Ева.
Джо Джаггер, когда-то жилистый гимнаст, был теперь хрупким восьмидесятивосьмилетним старичком и без подруги жизни совсем потерялся. Мик, неизменно заботливый сын, постарался утешить его постоянным общением с внуками; Джо ездил с семейством отдыхать во Францию и на Мастик — что по-прежнему случалось и после расставания Мика с Джерри — и вместе с ними отправился на свадьбу старшей дочери Мика Кэрис с Джонатаном Уэстоном на курорте «Остров сокровищ» в Заливе Сан-Франциско.
Теперь, когда Мику больше не нужно было скрывать свои романы от Джерри, он, как ни парадоксально, стал осмотрительнее. Во время довольно продолжительного романа с двадцатитрехлетней Софи Даль, шестифутовой супермоделью и внучкой писателя Роальда — а также бывшей одноклассницей дочери Чарли Уоттса, — он умудрился ни разу не появиться с ней ни на одном фотоснимке (это доказывает, что любая звезда способна стать невидимкой, если взаправду захочет). Когда они отправлялись в ресторан, лимузин сначала высаживал Софи, затем объезжал квартал и высаживал Мика. Равно мало доказательств осталось от его ухаживаний за телеведущей Амандой де Кадене — ей было двадцать девять лет, и, пожалуй, для него она была старовата.
Папарацци больше повезло, когда он в Лондоне встретился с Лусианой Морад и впервые узрел младенца, чье происхождение его вынудили признать. Его сфотографировали, когда он катал Лукаса Мориса Морада Джаггера в коляске по Гайд-парку, — невзирая на унизительные юридические и медицинские процедуры, непохоже было, что его удручает это седьмое прибавление в племени. Журналисты, которым удалось взглянуть на ребенка вблизи, сообщали, что младенческие губы доказывают отцовство не хуже анализа ДНК.
Тогда был на пике так называемый бум «точка-ком» — компании, продававшие товары и услуги через Интернет, мгновенно зарабатывали состояния. Друг Мика и сосед по Мастику Дэвид Боуи оказался в авангарде со своим тщеславным проектом BowieNet — веб-сайтом, где в основном продавались многочисленные (и кошмарные) полотна, рисунки и эстампы Боуи. Мик реализовал свою тайную страсть в компании Jagged Internetworks, которая транслировала в Сети крупные международные крикетные матчи и вскоре обзавелась нехилым каталогом эксклюзивных прав — в частности, на трансляцию «Чемпионз Трофи» в Объединенных Арабских Эмиратах.
Параллельно в Крутой Британии происходил художественный бум — теперь на «новый рок-н-ролл» претендовали Дэмиэн Хёрст и Трейси Эмин. (Возразить тут нечего: скульптуре Хёрста, дохлой акуле в формальдегиде, и инсталляции Эмин — неубранной и заваленной мусором двуспальной постели — самое место в гостиничном номере, где недавно останавливался Кит Ричардс.) Этим рынком практически единолично владел бывший рекламщик Чарльз Саатчи. Мик близко с ним сдружился, вложил деньги в одну из его компаний, а поскольку Саатчи контролировал и спрос и предложение, Мик получал сведения о том, что надлежит покупать, пока цена не взлетела до небес.
В рамках этой диверсификации осуществился и давний замысел Мэгги Эбботт, которая еще в семидесятых предполагала, что из Мика выйдет не только прекрасная кинозвезда, но и отличный кинопродюсер. Он создал собственную продюсерскую компанию Jagged Films и тут же объявил о двух крупных проектах — байопике о Дилане Томасе и экранизации бестселлера Роберта Харриса «Энигма» (что стало бы удачным названием для его мертворожденной автобиографии). На главную мужскую роль в «Энигме» поначалу прочили Джони Ли Миллера, еще женатого на Анджелине Джоли, — в основном для того, как утверждает ее биограф Эндрю Мортон, чтобы Мик смог видеться со своей самой неуловимой дамой.
Jagged Films дебютировала телевизионным документальным фильмом о Мике в поддержку его четвертого сольного альбома 2001 года. Режиссером он выбрал тридцатитрехлетнего Кевина Макдональда, который снял фильм о Дональде Кэммелле, а затем получил «Оскар» за «Один день в сентябре» об убийстве израильских спортсменов палестинскими террористами на Олимпийских играх 1972 года. Зная непростое отношение Мика к предыдущим документальным фильмам, «Рок-н-ролльному цирку „Роллинг Стоунз“» и «Блюзу хуесоса», Макдональд поначалу сомневался, однако уговор с британским «Каналом 4» и выход альбома означали, что этот фильм вряд ли отправится на полку в статусе запрещенной классики. Часть должен был снять Макдональд, часть — сам Мик, экипированный крохотной цифровой камерой и диктофоном в кармане. Надо ли говорить, что полный контроль над процессом монтажа оставался за руководителем Jagged Films.
Макдональд хвостом ходил за Миком почти весь 2001 год, как раз перед официальным расставанием с Джерри. Режиссер готовился столкнуться с ненадежной и вспыльчивой суперзвездой, но выяснилось, что объект его наблюдений «замечательно открыт, щедро тратит время, с ним всегда приятно общаться… и он очень мил». Труднее всего Макдональду оказалось не отставать от человека почти тридцатью годами его старше. Перелетев из Лондона в Нью-Йорк самым поздним рейсом, режиссер был в состоянии разве что поесть и завалиться спать, а Мик готов был ехать прямиком на совещания, званые ужины и вечеринки.
Вне кадра нередко проявлялся его глубинный консерватизм. «Чаще всего он мало чем отличался от членов хэпмширских гольф-клубов, — вспоминает Макдональд. — Но едва он входил в студию звукозаписи, им будто другой дух завладевал. Он преображался в блюзмена с Миссисипи. Больше всего меня изумляло, что ему ужасно нравится быть Миком Джаггером — что после сорока лет веселья и развлечений ему все это еще не надоело».
Теплым солнечным утром 11 сентября два коммерческих авиалайнера были захвачены террористами «Аль-Каиды» и таранили башни нью-йоркского Всемирного торгового центра, в мгновение ока превратив их и тысячи невинных людей в груды пыли. Мика в городе не было, но его шестнадцатилетняя дочь Элизабет жила в нескольких кварталах от разверзшейся преисподней. Сутки отец и мать в истерике ей дозванивались.
Через пять недель Мик и Кит приняли участие в звездном «Концерте для Нью-Йорка», организованном Полом Маккартни в «Медисон-сквер-гардене» в пользу жертв 9/11 и в честь полицейских и пожарных, погибших при падении башен. Проблесковые Близнецы исполнили две песни: «Miss You», где строка «sleepin’ awl alone» вдруг обрела печальное новое измерение, и «Salt of the Earth» с «Beggars Banquet». Они всегда хотели, чтобы песня эта звучала ленноновским гимном, и теперь она вдруг именно так и зазвучала.
Все это неизбежно затмило премьеру «Энигмы» 24 сентября — присутствовал еще один изворотливый супруг, его королевское высочество принц Уэльский. Действие фильма происходит в Великобритании 1943 года — год рождения Мика, — и речь в нем идет о криптографах из букингемширского Блетчли-парка, которые взломали германскую шифровальную систему «Энигма» и тем способствовали падению Гитлера. Фильм поставил Майкл Эптед (который мучился с Бьянкой в семидесятых на съемках «Дай конфетку»), а сценарий написал один из самых выдающихся британских драматургов сэр Том Стоппард. Мик выступил продюсером, мельком появился на экране в роли офицера Королевских ВВС, а также одолжил для реквизита шифровальную машину «Энигма», которой лично владел.
«Энигму» критиковали за банализацию истории Блетчли-парка — из фильма выбросили линию Алана Тьюринга, гения математики и гея, без которого «Энигма» не была бы взломана, и заменили ее любовной линией Кейт Уинслет и главного героя Дагрэя Скотта. Впрочем, в прокате фильм прошел не без успеха — в основном благодаря Уинслет. Мик участвовал в съемочном процессе, как и предвидела Мэгги Эбботт много лет назад, — приходил на площадку, вел отчаянные дебаты о том, как переписать финал. И он неустанно рекламировал фильм, даже появился на обложке журнала «Сага», который прежде ассоциировался главным образом с пенсионными круизами и ходунками.
Едва ли его можно упрекнуть в непродуктивности. В ноябре вышел четвертый сольный альбом «Goddess in the Doorway», а также рекламный телевизионный документальный фильм Jagged Films «Быть Миком» (с подзаголовком «Вы бы стали, если бы могли»). Но это был не совсем тот фильм, который год снимал Кевин Макдональд, пользуясь своим обширнейшим доступом. Он снимал cinema verite, а его объект хотел сказку. Все неловкости, все шипы, всю взрослость пришлось вырезать, и бытие Мика превратилось в солнечную и беззаботную подростковую жизнь.
И потому в одобренной версии монтажа есть орущие толпы, полицейские кордоны, красные ковры и молодые тележурналистки, при виде Мика едва не теряющие сознание. Вот он беседует с дочерью Элизабет на благотворительном летнем садовом приеме «Белый смокинг и тиара» у Элтона Джона, где они встречаются с каким-нибудь Хью Грантом или той же Кейт Уинслет. Вот он работает с почтительными молодыми звукорежиссерами — жуткими призраками шестидесятых, с длинными патлами, клочковатыми усами и в клетчатой фланели. Вот он в Кёльне, наблюдает, как Боно из U2 записывает вокал для песни «Joy», его, расчувствовавшись, обнимает приглашенный вокалист, у шведского стола допрашивают, как ему с Китом удалось написать все эти песни «Стоунз», и отвечает он, по обыкновению, неинформативно («Ну не знаю… взяли и написали»). Вот он читает статью о реструктуризации европейских финансов по дороге в Майами, где дома у Ленни Кравица, в низком особняке, раскрашенном в кровавые оттенки лопнувшей артерии, запишет новый трек «God Gave Me Everything».
Осталось множество частных, даже интимных кадров, и большинство не заморожено ледяным дыханием «тирании клевизны». Вот он весело, расслабленно царит на вечеринке, которую закатил в Даун-хаусе с Джерри в период, когда они якобы расстались. Вот он играет с малолетним Гэбриэлом и не может помешать ребенку нефотогенично запихнуть палец в ноздрю; вот он прилаживает наушники Элизабет и ее сестренке Джорджии, которым предстоит дебютировать его бэк-вокалистками; вот он изображает для восхищенной Джорджии «военный голос», резкий комментарий из кинохроники сороковых: «…счастливы вернуться к отцам и матерям, встретиться с ними снова, щелкнув Гитлера по носу». Вот он, нацепив бейсболку, участвует в спортивных соревнованиях отцов у Джорджии в школе, с братом Крисом смотрит крикет, на Мастике обсуждает с Джо давние дартфордские матчи. Вот он говорит с Кэрис по телефону о писательской карьере ее матери Марши, голосует на общих выборах 2001 года («Ваше имя, пожалуйста?» — «Майкл Джаггер»); он в кабинете, среди кожаных томов, точно в адвокатской конторе из романа Джона Гришема; он во Франции, в гостях у Джерри, на свадьбе Дэйва Стюарта, — скоро она помашет ему и его съемочной группе и вздохнет с облегчением оттого, что все это ее уже не касается.
Но две основные линии его жизни — его «элементы короля Георга V», так сказать, — в фильм не попали. Помимо Вуди, куролесящего на вечеринке в Даун-хаусе, прочих «Стоунз» в фильме нет. И хотя все время съемок вокруг Мика толклись ошеломительные молодые женщины, в том числе Софи Даль, на экране с ним появляются лишь губастые красавицы-дочери всевозможных конфигураций. Отсутствующий компонент упоминается один раз — когда дочь Джейд договаривается о встрече с ним и его спутницей (а не он — с ней и ее парнем); личность спутницы пока неясна. «Только, пожалуйста, не младше меня», — говорит Джейд, лишь отчасти в шутку.
В фильме попадаются редкие моменты интроспекции — Мик вспоминает, что подумывал стать учителем, и рассуждает о том, как использовал эту профессию в совершенно иной области: «Если твой отец учитель и твой дед учитель, неизбежно командуешь людьми». Он говорит, что выбрал свою жизнь, поскольку боялся превратиться в «обыкновенного старого пердуна», и что у него «богемный, художественный подход к любви и браку».
В США «Быть Миком» перекупила Эй-би-си и показала в прайм-тайм на День благодарения. СМИ в основном заклеймили его как «тщеславное ТВ» и «чистый „Хелло!“», но в Штатах, как и в Великобритании на «Канале 4», фильм обрел широчайшую аудиторию; большинство зрителей полюбили Мика еще больше, даже смутно его не поняв.
«Goddess in the Doorway» не так повезло, хотя все задатки успеха налицо. Несколько треков написали совместно Мик и его молодой продюсер Мэтт Клиффорд; в студии были Пит Таунсенд, Ленни Кравиц, Боно и гавайская звезда хип-хопа Уайклиф Жан. Таунсенд хвалил альбом за то, что вовсе не похож на «Стоунз», но на самом деле «God Gave Me Everything», записанная в кровавом особняке Кравица в Майами, — с текстом, который Мик набросал прямо перед записью, — смахивает на лучшие треки «Стоунз» начала семидесятых; кроме того, это его лучшее сольное выступление со времен «Memo from Turner». «Goddess in the Doorway» получил пятизвездочный рейтинг «мгновенная классика» от главного редактора «Роллинг Стоуна» Янна Уэннера, но в американских и британских чартах выступил неубедительно. С тех пор сольных альбомов Мик Джаггер не выпускал.
12 июля 2002 года наступила сороковая годовщина дебюта «Стоунз» в клубе «Марки» — когда «ритм-энд-блюзовый вокалист Мик Джаггер» в матросочке впервые бочком выбрался на сцену. Поразительную эту веху отметили выпуском двойного сборного альбома «Forty Licks» — лукавый каламбур на тему гитарных соло и шустрого Вываленного Языка, — куда впервые были включены и записи, права на которые принадлежат самим «Стоунз», и песни, написанные до 1971 года и до сих пор принадлежащие Аллену Клейну. Ибо, несмотря на периодические судебные поползновения Мика, Клейн так и держал классические композиции Джаггера — Ричардса — «The Last Time», и «Get Off of My Cloud», и «19th Nervous Breakdown», и «Paint It Black», и «Jumpin’ Jack Flash», и «Satisfaction», — и хватку его невозможно было взломать, в отличие от шифра «Энигмы».
Состоялись годичные гастроли «Licks»; спонсором выступила онлайновая финансовая корпорация E*TRADE, и таких художественных сценических декораций зрители еще не видели. Джефф Кунс, американский художник, прославившийся своими стальными надувными зверями, нарисовал мультик: обнаженная девушка сидит верхом на Вываленном Языке, а тот в итоге зализывает ее до полного несуществования. Когда-то самой серьезной опасностью мировых гастролей «Стоунз» были диарея и гонорея, теперь же на Востоке и Западе равно случилась эпидемия атипичной пневмонии, и на репетиционной базе в Торонто группа пребывала практически в полной изоляции. Они поучаствовали в концерте «„Молсон Кэнэдиэн“: Рок для Торонто», дабы собрать деньги для пораженного эпидемией города, и позже впервые выступили в Гонконге — тоже морально поддержать регион, пострадавший от атипичной пневмонии.
На американском отрезке гастролей один техасский миллиардер заплатил им 7 миллионов долларов за выступление на частной вечеринке перед полутысячей зрителей. На Мика дождем сыпались личные подарки — и особенно стоит отметить один. В лос-анджелесском «Уилтерн-театре» к нему на сцену вышел Соломон Бёрк, блюзовая легенда, чьей «Everybody Needs Somebody to Love» «Стоунз» регулярно открывали свои концерты. Теперь Бёрк весил 400 фунтов, и его, закутанного в фирменный царственный плащ, вывели из-за кулис под руки. В финале он снял плащ и закутал Мика, словно передавая ему мантию ритм-энд-блюзового монарха. Такая честь застала Мика врасплох, и под весом тяжелого плаща он чуть не упал.
Сороковой юбилей «Стоунз» был не единственной значимой датой того лета. Миновало пятьдесят лет с тех пор, как после смерти своего отца Георга VI королева взошла на трон. Помимо предсказуемых королевских визитов и банкетов, в доказательство удивительных перемен, на территории Букингемского дворца планировался музыкальный марафон — его открыл Брайан Мэй из Queen, на крыше дворца сыграв «God Save the Queen» на электрогитаре.
«Стоунз» не могли поучаствовать в этом празднике духа вместе с Полом Маккартни, Клиффом Ричардом и Брайаном Уилсоном, поскольку готовились к гастролям в Торонто. Но когда живой концерт закончился и Букингемский дворец заблистал в ослепительной синеве son et lumiere,[346] какова была до пределов громкости выкрученная увертюра? Сначала — первопроходческий нафузованный рифф, не столько гитара сколько дьявольский орган: «Дум-дум, ду-ду-дум, ду-ду-ду-ду-дум-дум…» А потом этот обожаемый и отнюдь не обаятельный голос саркастически, негромко, огромными губами вылепляя каждый слог: «Ah cain’t git no-o… Sa-tis-fack-shern…»[347]
В 1965 году, кипя от такой «непристойности», британские родители и не подозревали, что слушают альтернативный государственный гимн.
В честь золотого юбилея Королевы, объявленного за несколько недель до того (и организованного правительством Блэра), Мику за службу на музыкальной стезе был пожалован рыцарский титул. С тех самых пор, когда Гарольд Уилсон тридцать семь лет назад практично сделал битлов рыцарями Превосходнейшего ордена Британской империи, все последующие кабинеты, тори и лейбористы равно добивались популярности у народа, осыпая медальками поп-исполнителей. Почти всех представителей высшего эшелона поп-музыки уже посвятили — Клиффа Ричарда, Пола Маккартни, Элтона Джона, Боба Гелдофа, — но Мика навязчиво обходили. Джордж Харрисон скончался, и теперь за ним в очереди стоял только Ринго Старр.
Британцы, конечно, успели привыкнуть к профанации системы почестей, но прежняя Микова дурная слава рассеялась не вполне, и награда вызвала негодование в широких слоях. Можно подумать, вновь настал 1965 год, когда возмущенные полковники и чиновники возвращали свои кресты в знак протеста против рыцарства «Битлз». Акколада эта казалась несоразмерна карьере, вроде бы начисто лишенной благотворительных добрых дел, — собственно говоря, целиком посвященной эготизму, эгоизму и алчности. На самом деле Мик немало занимался благотворительностью — начиная с землетрясения в Никарагуа и заканчивая недавними концертами для пострадавших от атипичной пневмонии, — но «тирания клевизны» не позволяла ему привлекать внимание публики к подобным обстоятельствам. Поэтому мало кто не согласился с ядовитым комментарием Чарльза Мозли, главного редактора библии наградной системы «Пэры и Баронеты Бёрка»: «Ему бы благотворительностью подзаняться. Может, матери-одиночки?»
Но возмущение старых вояк из провинции и рядом не стояло с гневом Кита Ричардса, который считал, что Миково согласие принять рыцарство есть предательство всего, за что выступали «Стоунз». Публично Кит сетовал на поведение, недостойное когда-то левого студента ЛШЭ, и прибавлял: «Это нелепица — принимать побрякушку от истеблишмента, который только и мечтал засадить нас за решетку». Его охватила такая «холодная, ледяная ярость от слепой глупости [его бывшего Близнеца]», признавался он в частных беседах, что он едва не отказался от участия в гастролях «Licks». «[Мик] говорил: „Тони Блэр настаивает, чтоб я согласился“. А я ему: „Ты всегда можешь отказаться…“ Но если честно, Мик столько раз лажал — ну, подумаешь, очередная лажа». На случай, если Даунинг-стрит подумывает и его коснуться королевским мечом, Кит прибавил, что «он эту семейку не подпустит к себе даже с острой палкой, уж про меч не говоря».
Интервьюируя теперь уже сэра Мика для программы «Ночные новости» на Би-би-си-2, Робин Денслоу осторожно помянул, что Кит «не очень счастлив» в связи с наградой.
«Он вообще не очень счастливый человек», — ответствовал сэр Мик.
В сентябре 2002 года он снова оказался на экране — спустя почти сорок лет после «Представления». В «Побеге с „Елисейских Полей“» он сыграл Лютера Фокса, босса дорогого эскорт-агентства «Елисейские Поля» (единственная услуга, которой в реальной жизни ему никогда не требовалось). Несмотря на сильный актерский состав — в фильме, помимо прочих, снялись Джеймс Кобёрн, Анжелика Хьюстон и Энди Гарсия, — несмотря на то что строжайший американский критик Роджер Эберт назвал фильм «элегантной работой», лента неважно прошла в прокате на родине, а в Великобритании была издана сразу на видео. Учтивый Лютер — персонаж, мало подходивший сэру Мику, однако ему выпало две реплики, звучавшие очень лично: «Я был благословлен жизнью, лишенной границ» и «Тебе повезло, что у тебя есть жена и дети; постарайся, чтобы любовь не утекла сквозь пальцы».
Годом раньше на модной съемке он познакомился с американской модной стилисткой и дизайнером Л’Рен Скотт. В свои тридцать четыре она была моложе его на двадцать три года; со своим ростом в шесть футов три дюйма она была самой высокой женщиной, что когда-либо возбуждала его страсть. Из-за пунктуационного знака, который превращал ее имя во французское существительное (и намекал на крохотную птичку[348]), коллеги-кутюрье звали ее «Апостроф». Рядом с ней сэр Мик превращался разве что в точку с запятой, и, однако, они начали встречаться.
Л’Рен при рождении звалась Луанн Бэмброу — одна из трех приемных детей страховщика-мормона из пригорода Солт-Лейк-Сити. В юности (как и Джерри Холл до нее) она сбежала в Париж, чтобы стать фотомоделью; офранцузив имя, она затем переехала в Лос-Анджелес, где работала стилистом на модного фотографа Хёрба Риттса и надзирала за гардеробом и прическами всевозможных звезд, в том числе Эллен Баркин, Сары Джессики Паркер и Джулианны Мур. Ее брак с лондонским застройщиком распался незадолго до знакомства с сэром Миком.
Их повсюду фотографировали вместе, и Л’Рен тактично подгибала коленки, чтобы замаскировать разницу в росте. Смеялись, вообще-то, не над тем, какой он маленький, а над тем, как невозможно высока она. В мгновение ока подруги, годившиеся ему в дочери, а то и моложе, исчезли из поля зрения. Похоже, Апостроф и впрямь прекратила скитания его души-скиталицы. Под Солт-Лейк-Сити ее приемная мать Лула (отнюдь не Л’Ула) говорила: «Л’Рен очень независимая и глупостей ни от кого не потерпит, будь он хоть трижды знаменит. Меня совсем не удивляет, что она приручила Мика. Она очень самодостаточная, и я думаю, Мику она потому и нравится».
В 2005 году они, Давид и Голиаф высокой моды, все еще были вместе — приезжали на вручение голливудского «Золотого глобуса». Сэру Мику досталась награда «Лучшая оригинальная песня» за «Old Habits Die Hard», написанную с Дэйвом Стюартом для римейка «Красавчика Альфи, или Чего хотят мужчины». В своей речи он поблагодарил Л’Рен за то, что в этот раз не надела каблуки.
В последние годы из-за бесплатного скачивания музыки, а также появления DVD и видеоигр произошел резкий спад музыкальных продаж. Прежде музыкальные гастроли проводились ради рекламы новых альбомов, теперь же они стали основным источником доходов всех крупных групп. А ностальгия так терзала беби-бумеров, что легендарные группы, которые распались десятилетия назад, изливая друг на друга желчь, теперь получали целые состояния за гастроли в воссоединенном составе, — как выразился Дэвид Гилмор из Pink Floyd, это все равно что «спать с бывшей женой».
Но все эти воссоединенные старики, все Pink Floyd и The Monkees, могли соперничать со «Стоунз» не больше, чем современные громкие имена — Kaiser Chiefs, Franz Ferdinand, Backstreet Boys или Foo Fighters. Мировые гастроли 2005–2007 годов, в связи с выходом альбома «A Bigger Bang», побили их собственный рекорд и стали самыми доходными в истории — 558 миллионов долларов, при поддержке трех коммерческих спонсоров: производителя мужской одежды «Томми Хилфигер», телекоммуникационной корпорации «Спринт» и производителя смазочных материалов «Кастрол». Согласно формуле, выработанной за последние три десятилетия, гигантские шоу чередовались с более интимными, в клубах и театрах, где сэра Мика, которому уже за шестьдесят, на все согласные молодые женщины по-прежнему засыпают приглашениями — записками, цветами, а иногда летающими лифчиками.
18 января 2006 года на бесплатном концерте на пляже Копакабана в Рио-де-Жанейро они сыграли перед толпой втрое больше вудстокской — 1,5 миллиона человек, по имеющимся оценкам. Поскольку ни о каких смертях не сообщалось, можно считать, что призрак Алтамонта благополучно похоронен. Спустя два месяца они впервые приехали в Китайскую Народную Республику (концерт планировался в ходе гастролей «Licks» в 2003 году, но был отменен из-за вспышки атипичной пневмонии). По требованию властей из программы исключили «Brown Sugar», «Honky Tonk Women» и «Beast of Burden», поскольку они слишком сексуально откровенны; последняя, впрочем, скорее, намекает на незавидное положение аудитории при коммунизме.
В октябре два их концерта в зале поменьше, нью-йоркском театре «Бикон», превратились в полноэкранный документальный фильм «„Роллинг Стоунз“: Да будет свет» — по названию песни с «Exile on Main St.», — снятый Мартином Скорсезе. В 1973 году выпустив «Злые улицы»,[349] чей саундтрек полон песен «Стоунз», Скорсезе поистине превратил кинематограф в «новый рок-н-ролл»; нынешнее его желание снять их во плоти бесконечно льстило группе, и даже «тирания клевизны» не мешала сэру Мику открыто в этом признаваться. Что еще важнее, «Последний вальс», документальный фильм Скорсезе о прощальном концерте The Band в 1976 году, по сей день остается лучшим концертным фильмом всех времен.
В театре «Бикон» проводились благотворительные концерты в пользу фонда бывшего президента США Билла Клинтона, и вел их человек, чья игра на саксофоне и сексуальные причуды в Белом доме даже американскому президентству дали право претендовать на звание «нового рок-н-ролла». Среди зрителей в первый вечер были его супруга Хилари, теперь уже сенатор, а также бывший президент Польши Александр Квасьневский. Перед началом группа, в том числе и Кит, выстроилась для умилительного церемониального приветствия, от которого их, прежних молодых изгоев, стошнило бы как пить дать.
Шестидесятитрехлетний сэр Мик выступал не хуже, чем в двадцать три, — те же космы, тот же пронзительный взгляд, те же громадные губы; та же куртка, посреди концерта спадающая на пол, точно у бунтующего школьника; то же стриптизное виляние задом; те же руки в замке на затылке; те же девичьи вспышки голого живота. Нацепив гитару, он дуэтом с Джеком Уайтом, из группы подражателей «Стоунз» The White Stripes, исполнил «Loving Cup» — и в сравнении с ним произношение Уайта сошло бы за английский би-би-сишный («Goo me a liddle dranke… and Ah fawl down drernke»[350]); затем настал черед предсказуемо сексуального шимми с Кристиной Агилерой под «Live with Me», затем версия «Champagne & Reefer» с Бадди Гаем, доказавшая многим, кто об этом прежде не задумывался, что ни один белый человек (не считая Брайана Джонса) никогда не играл на блюзовой гармонике лучше.
Как и в классическом рокьюментари Скорсезе 1976 года, в «Да будет свет» режиссер стал персонажем, «Марти», новым закадычным другом сэра Мика, то очаровательным, то раздраженным (когда, к примеру, за считаные часы до концерта ему так и не сообщили, какие же песни «Стоунз» планируют играть). Как все фильмы Скорсезе, «Да будет свет» полон энергии и драматичности и, однако, рядом не стоял с «Последним вальсом». «Последний вальс» — о все еще молодой группе, распадающейся на пике своего расцвета; «Да будет свет» — о группе, которая всего на пару шагов опережает таксидермиста.
Несмотря на все плюшки и подарки, гастроли «A Bigger Bang» оказались как будто прокляты — с 1969 года такого не бывало. В апреле 2006 года, в перерыве между концертами уехав на Фиджи, Кит взобрался на кокосовую пальму, упал, грохнулся головой и потерял сознание. Его помчали на лечение в Новую Зеландию — пресса сообщала, что на сканирование мозга, но на самом деле он пережил серьезное сотрясение, и команда крупнейших хирургов еле-еле спасла ему жизнь.
Инцидент трагически повторился 29 октября, на съемках «Да будет свет»: Ахмет Эртеган, прежний начальник студии «Атлантик» и по-прежнему добрый друг сэра Мика, упал в гостевой зоне за сценой. В сознание он так и не пришел и спустя несколько недель умер в возрасте восьмидесяти трех лет.
Затем 11 ноября от пневмонии скончался девяностотрехлетний Джо Джаггер. За несколько недель до того он упал, с тех пор находился в больнице, и его сын, ненадолго смотавшись к нему в Сарри, только-только вернулся в Америку. Весть о смерти Джо пришла, когда «Стоунз» собирались начать аншлаговый концерт в «МГМ Гранд-отеле» в Лас-Вегасе. Выступление прошло по расписанию, и сэр Мик ни словом не помянул со сцены свою утрату.
Мир и не догадывается, как сильно этот некрупный, тихий, жилистый человек, без единого волоса на голове, повлиял на косматую суперзвезду. Сэр Мик мало что почитал в этой жизни, но отца уважал бесконечно; всю жизнь богатое, как Крёз, рок-божество недоуменно восхищалось неослабным отцовским альтруизмом. В 1981 году, когда «Стоунз» отправились в свои первые суперденежные американские гастроли, Джо тоже был в Америке — читал лекции, вел свой неустанный крестовый поход за здоровую жизнь молодежи. «Физическая культура от эпохи Возрождения до наших дней», — с почти отеческой гордостью любил цитировать его сын. Их связывала настоящая любовь, по-английски пригашенная; как ни трудно было Мику быть Миком, суперзвезда всегда находила время порадовать Джо и побродить с ним по уэльским болотам. Отпевание состоялось в часовне колледжа Девы Марии в Туикенеме, 28 ноября, в присутствии трех бывших сэра Мика, которые обожали Джо: Марши, Бьянки и Джерри.
Последний концерт гастролей был, пожалуй, не так роскошен, как прочие, но триумфально доказал, что «Стоунз» по-прежнему владеют сердцами молодежи своей родины. 10 июня 2007 года они стали хедлайнерами фестиваля на острове Уайт, выступив там впервые с тех пор, как с Биллом и Брайаном играли в репертуарном театре в 1964 году, против задника текущей постановки (включая французские окна). Прошло сорок три года, и выяснилось, что они собирают публику не хуже, чем модные и молодые артисты XXI века, от Snow Patrol до Muse. С ними выступила Эми Уайнхаус, жуткий призрак шестидесятых — густо подведенные глаза, громадная прическа «пчелиный улей», — хотя ее смертоубийственный алкоголизм и наркомания напоминали скорее Кита Ричардса середины семидесятых. Возможность спеть с сэром Миком польстила ей и привела в чувство; их дуэт — «Ain’t Too Proud to Beg» The Temptations, — по общему мнению, стал одним из ярчайших эпизодов фестиваля.
В январе 2008 года Карла Бруни, взрывоопасный призрак прошлого, втайне вышла за другого могущественного коротышку, президента Франции Николя Саркози, выбрав тем самым не человека с «Елисейских Полей», но человека из Елисейского дворца. Один комментатор, любитель каламбуров, вслух недоумевал, означает ли это, что «Elysee» отныне следует читать как «Залезай».
Облик Кита Ричардса за последние двадцать лет стал на редкость причудлив. Лицо сэра Мика с возрастом превратилось в камень с горы Рашмор,[351] Китово же лицо обрело ужасную текучесть профессионального кривляки — вроде тех обитателей севера Англии, что соревнуются, корча гримасы. Когда он улыбается и черты его расплываются старым киношным спецэффектом, превращающим доктора Джекила в мистера Хайда, отчаянно хочется закрыть маленьким детям глаза. К тому же он завел моду что-то странное творить с волосами: закручивать их в дреды с какими-то железяками на концах — отчего голова смахивает на одежную вешалку — или подвязывать банданами, которые смотрятся не то чтобы очень гигиенично.
И однако, десятилетия смертельных злоупотреблений веществами его почти не затронули — прелесть конституции, с которой мог бы потягаться разве что Уинстон Черчилль. (Печально, что многие его подражатели, от Грэма Парсонса до Эми Уайнхаус, таким организмом похвастаться не могли.) Кит утверждает, что по-прежнему не употребляет героин, а кокаина не нюхал с тех пор, как нырнул с пальмы на Фиджи, хотя голос его и в особенности его адски страшный смех по-прежнему звучат так, будто заговорила тысяча полных пепельниц. «Приятно здесь быть, — сообщает он зрителям на каждом концерте „Стоунз“ перед своим соло. — Да ладно, знаете, — приятно быть где угодно». А иногда: «Рад вас видеть. Да ладно, знаете, — я кого угодно видеть рад».
Этот особый тембр — не столько рок-герой с гитарой, сколько хмельной и сентиментальный репертуаный актер — заслужил ему любовь на слух среди кинозрителей по всему миру. В первых «Пиратах Карибского моря» в 2003 году Джонни Депп позаимствовал его — подбавив мультяшного скунса Пепе Ле Пью — для своего персонажа Джека Воробья. Зная Китову репутацию, Депп опасался, что его за такие штучки прижмут к стене и ткнут кинжалом в горло. Кит, однако, ужасно веселился, а в третьем фильме сыграл папашу Воробья, капитана Эдварда Тига (чья помятая пиратская шляпа, густая черная борода и распятие в ухе — вполне нормальный для Кита видок).
Когда капитан Тиг готовился впервые появиться перед камерами, один журналист поинтересовался, спрашивал ли он совета у закаленного киноактера сэра Мика. «Еще чего не хватало — у него спрашивать», — ответил Кит. Поскольку пиратская франшиза не дает оснований рассчитывать на завершение, сэру Мику имеет смысл насторожиться: его Проблесковый Близнец вполне может блеснуть на экране, как ему самому не удавалось сорок лет.
В мае 2010-го переиздали альбом «Стоунз» 1972 года «Exile on Main St.», дополнив его десятью треками, которые прежде не выпускались. В 1972-м критики осудили альбом, теперь же он провозглашен одним из лучших рок-альбомов всех времен, а переиздание стало британским и американским первым номером в чартах — предыдущим был «Voodoo Lounge». Вместе с альбомом вышел документальный фильм «„Стоунз“ в изгнании» — история налоговой эмиграции во Францию и эволюции альбома в подвале на Китовой вилле Неллькот. Перед премьерой на Каннском фестивале очередь за билетами начала выстраиваться за два часа до показа. Фильм представил сам Мик в сопровождении Л’Рен (которая снова тактично обошлась без каблуков). Его самоуничижительный юмор — по-английски и на прекрасном французском — очаровал аудиторию. «[В] начале семидесятых, — сказал он, — мы были молоды, красивы и глупы. Сейчас мы просто глупы».
Кутежи в Неллькот почти никто не снимал, так что восстановить их оказалось нелегко. «„Стоунз“ в изгнании» почти целиком состоит из черно-белых фотографий — и почти все сделал молодой француз Доминик Тарле. Странно, что кое-кто из проинтервьюированных появляются в фильме только закадровыми голосами, будто стесняются показать, как изувечила их облик бурная юность. Британский телепоказ по Би-би-си-2 сопровождался краткой беседой на диване между сэром Миком и главным би-би-сишным начальником по искусствам Аланом Йентобом. Сэр Мик слегка расчувствовался и сказал, что «довольно приятно», когда всякие люди рассказывают, какой концерт «Стоунз» стал поворотным моментом их жизни. Увы, за полвека в тисках «тирании клевизны» его лицо позабыло гримасу, которой уместно было бы сопроводить это «довольно приятно».
Кино — не единственная область, где Кит наконец обскакал своего Проблескового Близнеца. Дебютировав на экране в роли капитана Эдварда Тига, он, по слухам, положил в карман аванс в 7 миллионов долларов за автобиографию. Писал за него Джеймс Фокс — не актер, который канул после «Представления», а бывший журналист «Санди таймс» (как и бывший литературный негр сэра Мика Джон Райл), автор «Белого зла» — расследования убийства в Счастливой долине в Кении 1940-х. Китов микроскопический объем внимания, утомляемость и новообретенная склонность хоронить себя в библиотеке обещали Фоксу задачу посложнее той, что стояла перед Райлом в 1983 году, когда он пытался писать мемуары Джаггера; и, однако, рукопись была завершена, объявлена восхитительной и опубликована в октябре 2010 года под названием «Жизнь».
В рукописном послании на четвертой стороне обложки Кит заверяет читателей, что это «сплошь правда» и что он помнит «всё». На самом деле, почти все 547 страниц повествования окутаны дымкой дурмана, и конкретики удостоились только блюз, гитары и злоупотребления веществами эпических масштабов. На одну тему он, однако, высказался недвусмысленно: о полнейшем, по всей видимости, отчуждении от соратника юности, которого он нынче величает Брендой. «Я любил Мика, — пишет он, — но уже двадцать лет не бывал у него в гримерке. Иногда я думаю: „Я скучаю по своему другу“. Я спрашиваю себя: „Куда он подевался?“»
Друг его изображен эгоцентристом с манией величия, невыносимой дивой и снобом, который чудовищно обходился с женщинами, а те потом рыдали у Кита на плече. «Goddess in Doorway» — последний (и, пожалуй, лучший) сольный альбом своего друга — Кит переименовал в «Dog Shit in the Doorway».[352] Финальный удар нанесен в главе об отношениях его друга с Марианной Фейтфулл в конце шестидесятых: «Марианне… было мало радости от крошечной письки Мика. Я знаю, что яйца у него громадные, но это не вполне спасает».
Даже если не считать странного словоупотребления — слово «писька» говорят в основном дети, чаще девочки, — все это мало похоже на искушенную рок-н-ролльную старую душу, которую должна была явить читателям «Жизнь». От многочисленных — э-э-э — клиенток Мика за многие годы не поступало жалоб; ну и в целом эта филиппика до крайности зла и неуместна. Редакторы требовали, чтобы Кит это убрал, но тот уперся. Сэр Мик, заявил он, прочел гранки и потребовал выкинуть только один кусок — про то, как он брал репетитора по постановке голоса. Сам сэр Мик в очередной раз изобразил королевскую особу и публично комментировать не стал. Утешаться ему оставалось только тем, что «Жизнь» стала бестселлером не в последнюю очередь благодаря его письке.
Несколько издателей, учтя размер Китова аванса, если и не желание сэра Мика публично ответить, задавались вопросом, не готов ли он, часом, наконец составить автобиографию, на которую плюнул в 1983 году? Однако надвигалось нечто не менее многообещающее: крупный британский издательский дом заплатил Джерри Холл полмиллиона из миллиона фунтов аванса за продолжение истории жизни, прерванной в 1985 году в «Рассказках». Проект оказался до некоторой степени терапевтическим: ее друзья знали, что через несколько месяцев после расставания с Миком Джерри отчасти скисла, ее мучила депрессия, даже агорафобия. Невзирая на якобы «очень, очень щедрые» условия расставания, она упоминала, что ей нужны деньги.
Книгу она начала писать сама, но потом издатели уговорили ее взять литнегра. Среди книжных людей ходили слухи, что Джерри с большой теплотой вспоминала свою жизнь с сэром Миком, а литнегр требовался, дабы в тексте было побольше секса. На самом же деле секса было предостаточно, а литнегр требовался для пущей теплоты. Книгу закончили, в одну прекрасную пятницу к вечеру предстояло отправить рукопись в печать, Джерри радовалась, что облегчила душу, но спустя два дня, в понедельник, все отменила. Поневоле заподозришь, что сэр Мик ее перекупил, по обыкновению тщательно заметя следы.
Полмиллиона фунтов вернулись издателю. А многие женщины по всему миру вздохнули с облегчением — не в последнюю очередь первая леди Франции Карла Бруни-Саркози, которая в то лето приехала со своим малорослым супругом в Великобританию на встречу с новым премьер-министром Дэвидом Кэмероном и всех поголовно восхитила своей элегантностью. Джерри заключила договор с другим издателем — на сей раз на подарочный альбом «Моя жизнь в картинках». Текста там минимум, но он вполне описывает измены сэра Мика после 1985 года; в какой-то момент автор называет нашего героя «безжалостным сексуальным хищником».
Что, возможно, уже не соответствовало действительности. Л’Рен Скотт в 2006 году создала свою модную марку и с тех пор достигла немалых профессиональных высот, создав, в частности, «платье директрисы», то, что «Вог» назвал «обнимающие икру гладиаторы», и сумки «Лула» — в честь матери — за 12 тысяч долларов; по словам Л’Рен, они «открываются и закрываются со свистом, как будто в первый раз едешь на красивой машине и весь такой — „ух ты!“». (Когда эти сумки появились, один британский колумнист сухо заметил, что кошелек Джаггера не славится своим умением открываться со свистом, хотя закрываться со свистом, пожалуй, может.) Сэр Мик обычно приходит на ее показы, целится видеокамерой, не пытается оттянуть на себя внимание, но оттягивает все равно, «скача по залу в фиолетовом блейзере и кедах» (опять «Вог»).
Как и пророчила ее мать, Л’Рен, похоже, вытеснила всех остальных претенденток на ее внимание, даже отлучила от давней и очень полезной личной помощницы Миранды Гиннесс. В результате у Апострофа появилось новое прозвище — «Укротительница котов». Однако, хоть она и носит теперь эффектное брильянтовое кольцо, похоже, увидеть первую леди Джаггер нам не светит. Они пробыли вместе девять лет, и сэр Мик описал ее интервьюеру из «Таймс» как человека, с которым он «вроде как видится», а сама Л’Рен говорит только, что они «как бы встречаются».
Но под маской Джаггера скрывается подлинный человек, и убедительнее всего это доказывают семеро его детей от четырех разных матерей. Отпрыски рок-звезд в итоге нередко взирают на отцов с презрением или в крайнем случае — с утомленной терпимостью, но все дети сэра Мика откровенно его обожают. Несмотря на разнообразие возрастов и этнических компонентов, они отлично ладят, считают друг друга настоящими сестрами и братьями — чего бы не было, не уделяй он им равной любви, внимания и уважения. Хотя бы в этом смысле вечный подросток совершенно повзрослел.
В 1995 году презентовав ему вторую внучку Амбу Изиду, Джейд прославилась благодаря камням совсем иного сорта. В двадцать четыре года она открыла собственную дизайнерскую компанию «Джейд инкорпорейтед» и в 1996 году стала креативным директором компании «Гаррард», 160 лет бывшей ювелирами британской королевской семьи; как ее отец когда-то взорвал «Топ-10», она взорвала степенные витрины своим кольчужным бельем, револьвером и кулонами-черепами с брильянтовой инкрустацией и украшениями на «сатанинскую тему». С тех пор она запустила линию одежды «Джейд Джезебел Джаггер», создала новый дизайн классического флакона для духов «Герлен» и оформила зал ожидания низкобюджетного испанского авиаперевозчика «Вуэлинг». Теперь она замужем за диджеем Дэном Уильямсом и скромно живет на севере Лондона.
В ее матери Бьянке невозможно узнать ту жертвенную овцу в белом, что в 1971 году несчастливо вышла замуж за рок-звезду в Сан-Тропе. Тридцать с лишним лет она неустанно трудится на ниве гуманитарной помощи в собственном «Фонде прав человека Бьянки Джаггер», выступает посланницей доброй воли от Евросовета, попечителем Амазонского благотворительного трастового фонда и входит в совет американской «Международной амнистии». Среди ее многочисленных почетных наград — премия «За правильный образ жизни», которая считается «альтернативной Нобелевской премией» и была вручена ей шведским парламентом «за выдающуюся дальновидность и работу ради планеты и ее населения»; ооновская премия Международного дня Земли; медийная премия американской «Международной амнистии»; премия «Мировое гражданство» фонда «За мир в ядерную эпоху»; «Всемирная женская премия» («Мировые достижения»), врученная Михаилом Горбачевым, и два почетных докторских звания. Сейчас ей за шестьдесят, но, когда они с Джейд входят в лондонский ресторан «Плющ», все по-прежнему оборачиваются на Бьянку. В кругу сэра Мика многие считают, что она остается единственной истинной любовью его жизни. Кроме него самого, конечно.
Обе его дочери от Джерри Холл пошли по стопам матери и стали фотомоделями. Элизабет, старшая, — вылитая Джерри, однако младшая, Джорджия Мэй, похожа на Брижит Бардо, сексуальную французскую кошечку, мечту всякого британского мальчишки 1950-х: длинные белокурые волосы, громадные глаза, щелочка между передними зубами. В двенадцать лет, когда она только начала мазаться губной помадой, ее отец в один прекрасный день посмотрел на нее в ужасе и спросил: «Ты что, красишься? У тебя макияжа больше, чем у меня!» В шестнадцать она подписала контракт с Тори Эдвардс, модельным агентом, которая представляет ее мать и сестру, и мигом стала лицом «Версаче» и «Риммела», а также появилась на обложке «Вог». Сэр Мик даже забеспокоился, что ее карьера движется чересчур быстро, и настоял на том, чтобы она сделала перерыв на подготовку к школьным экзаменам повышенного уровня.
В 2010 году Джорджия Мэй позировала топлес в рекламе «Хадсон Джинс»; через год Элизабет появилась на обложке «Плейбоя». Впервые ее пригласили туда в 2005-м, едва ей исполнился двадцать один год, но ее отец — некогда развлекавшийся в особняке «Плейбой» — был в таком потрясении, что она отказалась. (Джерри, разумеется, снималась для «Плейбоя» в восьмидесятых, когда Лиззи была совсем крошкой.) Джорджия Мэй рок-н-ролльнее сестры, и ее часто видят в ричмондском пабе «Роубэк», где она поглощает коктейли с группой шумных друзей, которые по ее настоянию зовут ее «Джаггер». Впрочем, как недавно она сообщила журналу «Татлер», она никогда не забывает первое правило, внушенное ей матерью, а именно: настоящая южная красотка «всегда улыбается, мила, со всеми любезна… и никогда не показывает задницу».
Старший сын Джеймс — единственный из семерых, кто стал музыкантом, ступив на тернистую тропу, уже пройденную Джулианом и Шоном Леннонами и Джейкобом Диланом. Джеймс утверждает, что отец никогда не заставлял его петь или играть на гитаре, хотя, пожалуй, могло хватить и того, что в детстве Тина Тёрнер звала его «Джими». Окончив школу, он отказался поступать в университет в Лафборо и занялся музыкой, собрав группу Turbogeist, однако к 2011 году они так и не подписали контракта со студией, а Джеймс живет в «сомнительном» районе Северного Лондона, где его отточенные в детстве кулинарные навыки очень ценятся подругой и приятелями. Недавно он признался, что его отец еще не приходил на концерт Turbogeist: «Папа как-то пошутил, что надо бы зайти, а я пошутил, что не надо бы, там слишком много малолетних девчонок».
Кэрис стала телевизионным и кинопродюсером и недавно поставила моноспектакль по роману своей матери «Джой»[353] с Маршей в главной роли. Лукас, двенадцатилетний сын сэра Мика от Лусианы Морад, живет в Бразилии с матерью — которая стала известной телеведущей, — но регулярно видится с отцом один на один, например ездил с ним в Южную Африку на Кубок мира по футболу в 2010 году. В целом этим выводком гордился бы сам капитан фон Трапп.[354] Чтобы наверняка ничего не упустить, как рассказывает Джейд, «папа любит время от времени нас собирать, выстраивать и проверять, все ли на месте».
Он по-прежнему регулярно мелькает в газетах или на YouTube, этой новой замочной скважине для вуайеристов, — скажем, черным ходом выскальзывает из клубов, стараясь держаться незаметно, насколько это возможно при четырех охранниках; или приезжает на вручение «Оскаров», где, наверное, уже никогда не получит статуэтки; или нежданно появляется в блюзовой команде брата Криса — за то, что Крис временами помогает ему с текстами песен; или тусуется с Полом Алленом, сооснователем корпорации «Майкрософт» и одним из богатейших людей планеты.
У всевозможных публичных фигур, к рок-н-роллу отношения не имеющих, непременно отыщется личная история о нем, неизменно умилительная: сэр Мик, крикетный болельщик, очаровывает целую толпу старичья на стадионе «Лордз»; сэр Мик, ценитель вин, прямо у португальских производителей заказывает бочку или шестьдесят ящиков винтажного портвейна 1977-го (год, когда умер Элвис Пресли); сэр Мик, историк-любитель, авторитетно объявляет, что историк и телеведущий Саймон Шама «слегка плавает в истории позднего Средневековья»; сэр Мик, якобы страдающий острой амнезией, встречается с будущим членом парламента от консерваторов Аннунциатой Риз-Могг, дочерью бывшего редактора «Таймс» Уильяма, и с благодарностью вспоминает, как ее отец спас его карьеру в 1967 году; сэр Мик, приверженец этикета, уверяет, что во всех его домах есть экземпляр «Книги домоводства» миссис Битон, викторианского руководства с непреложными правилами сервировки, создания букетов и чистки серебра.
Нас окружает его наследие… бесконечные дебаты о сексуализации поп-музыки, которые начались с Элвиса, но обострились на «Satisfaction», а в последнее время сосредоточены на женщинах в поп-музыке — от Мадонны до Леди Гага и Рианны… псевдококни, на котором говорит теперь молодежь любого происхождения и в любом районе Великобритании… музыканты новейшей мальчиковой поп-группы, которые развалились на кушетке и издеваются над журналистами, полагая, будто они первые это придумали.
Американские рэперы The Black Eyed Peas увековечили его в «The Time (Dirty Bit)» — ролик, появившийся в 2010 году, был посмотрен на YouTube 10 миллионов раз: «All these girls, they like my swagger / They callin’ me Mick Jagger…»[355] В июне 2011 года международным хитом стала песня Maroon 5 «Moves Like Jagger» с Кристиной Агилерой («Take me by the tongue / And I’ll know you… I’ve got the moves like Jagger»[356]) — группа попала в «Топ-10» «Биллборда» впервые с 2007 года, Кристина Агилера — впервые с 2008-го. И в то же время нет ничего круче винтажных «Стоунз». Когда супермодель «Кокаиновая Кейт» Мосс — практически в одиночку превратившая фотомоделей в «новых рок-н-ролльщиков» — вышла за гитариста Джейми Хинса, пара уезжала с церемонии в старом «роллс-ройсе», из которого на всю катушку орала «Gimme Shelter».
«Танцуют как Джаггер» нынче в самых удивительных местах — скажем, в уэльском доме престарелых, где — поразительным примером современного стационарного попечения и внимания к нуждам пациентов — обитателям выдают тамбурины, которые полагается трясти, если нужна помощь. «Они же пенсионеры, — прокомментировал один объяснимо возмущенный родственник, — а не Мик Джаггер». И не следует забывать новоявленную моду, распространенную среди в целом вполне разумных женщин, искусственно увеличивать губы до раздутых пропорций, которыми Бог наделил Мика от природы. Этот рот, прежде достояние только Мика и некоторых разновидностей тропических рыб, теперь марает женские облики во всех капиталистических государствах земли. (Едва ли, впрочем, эти перманентно застывшие надутые губки «танцуют как Джаггер», поскольку начисто лишают лицо способности шевелиться.)
С 1989 года валовой доход «Роллинг Стоунз» от записей, авторских прав, мерчандайза, гастролей и спонсорства составил, по подсчетам, 2 миллиарда фунтов, а бренд «Вываленный Язык» фигурирует примерно на пятидесяти продуктах, в том числе линии дамского белья «Агента Провокатора». Миков рот, как недавно отметил «Нью-Йоркер», «столь же узнаваемый на корпоративном поле бренд, как и золотые арки „Макдональдса“». За тот же период песни Джаггера — Ричардса принесли им более 56 миллионов долларов, и немалая часть этой суммы поступила от компьютерной индустрии. «Майкрософт» заплатил 4 миллиона долларов, чтобы проигрывать «Start Me Up» при загрузке Windows 95, «Эппл» — необъявленную, но едва ли меньшую сумму за то, чтобы рекламировать разноцветные «макинтоши» песней «She’s a Rainbow».
Все эти деньги стекаются в группу компаний, которые базируются в Голландии — поскольку там благоприятная налоговая обстановка — и носят неприметные названия «Промопаб», «Промотон» и «Музидор»; над всем этим, точно крупная адвокатская контора, царит партнерство, куда входят сэр Мик, Кит, Чарли и Ронни. Американский журнал «Форчун» недавно попытался выяснить, равные ли доли получают эти партнеры, но, продолжительно побеседовав с их финансовыми консультантами, вынужден был сообщить, что «в это никто даже не лезет».
В списке богачей, составленном «Санди таймс» в 2011 году, сэр Мик занимает восьмую позицию в категории «Развлечения»; по оценкам газеты, он располагает 190 миллионами фунтов, чуть отставая от Элтона Джона и чуть опережая Стинга. И однако, по нескольку месяцев в год Старгроувз, его дом на Мастике, сдается. Дом остался таким же, как при Мике, говорит его агент по недвижимости, семейные фотографии и личные вещи по-прежнему на местах. Сэр Мик лично одобряет все заявки и автоматически вычеркивает любых рок-звезд, потому что они разводят бардак.
Под руководством личного тренера, знаменитого норвежца Торье Эйке, он продолжает соблюдать жесткий спортивный режим с ежедневными пробежками, плаванием, велотренажерами, гимнастикой, йогой и пилатесом. Пьет он гораздо меньше прежнего, а некогда всеядным его губам достается лишь здоровая пища — цельнозерновой хлеб, рис, бобы, паста, курица и рыба. Он к тому же принимает массу пищевых добавок, витамины A, C, D, Е и B-комплекс, рыбий жир, женьшень и гинкго. В эпоху, когда даже знаменитые шеф-повара торят дорожку к пластическим хирургам, сэр Мик — что довольно поразительно — держится за лицо, данное ему от рождения, кремами от морщин и увлажнителями (в том числе «Крем-де-ля-мер» по 350 фунтов за флакон) смягчая ущелья и овраги горы Рашмор. Иными словами, шоу продолжается.
Слухи о новых гастролях «Роллинг Стоунз» зародились в 2010 году и зазвучали громче год спустя, когда U2 побила финансовый рекорд «A Bigger Bang» в 558 миллионов долларов. В 2011-м поговаривали, что «Стоунз» будут хедлайнерами на фестивале в Гластонбери — и закроют последнюю серьезную лакуну в своей карьере[357] (хотя Крис Джаггер выступал там на малой сцене со своей группой Atcha, и ему преданно аплодировали племянники Элизабет, Джорджия Мэй и Джеймс, впрочем больше почти никто). По мнению газет, к пятидесятому юбилею «Стоунз» в 2012 году сэр Мик должен был залатать отношения с «Человеком-Риффом — или теперь это Человек-Рифт?», испорченные из-за «Жизни», и повезти «Стоунз» напоследок попрощаться с величайшим пунктом выдачи налички во вселенной.
Потом выяснилось, что сэр Мик собрал другую раскольническую группу под названием SuperHeavy, куда вошел его друг Дэйв Стюарт, болливудский композитор и продюсер А. Р. Рахман, сын Боба Марли Дэмиэн и обладательница подходящего имени шансоньетка Джосс Стоун. Два года в обстановке секретности, достойной МИ5, они работали над дебютным альбомом, не жалея денег на репетиции и записываясь в Лос-Анджелесе, на Ямайке, в Греции, Италии, Индии и Майами, а также на борту мегаяхты Пола Аллена. Для сэра Мика то был проект — или, как теперь говорят, странствие — еще символичнее его ранних сольных альбомов. Раскрыть тайну он решил журналу «Мейл он санди» под названием «Лайв», имея в виду молодую аудиторию на границе музыки и моды. Но даже здесь юная журналистка сообщила, что выжать из него что-нибудь подходящее для цитирования — «все равно что ртуть руками ловить».
Одноименный альбом SuperHeavy и их сингл «Miracle Worker» вышли в сентябре 2011 года, за два месяца до переиздания альбома «Стоунз» 1978-го «Some Girls». Сингл, написал «Гардиан», «отнюдь не плох — поп-регги, окрашенный мило-возмутительным исполнением Джаггера, до того чрезмерным, что прямо слышишь, как у него изо рта летит слюна… К чести Джаггера, надо сказать, что он не полностью подмял под себя запись, хотя — как и в тот раз, когда подпевал Карли Саймон на „You’re So Vain“, — отчего-то очень отчетливо сознаешь, что Мик Джаггер в студии присутствует».
С приближением июля 2012 года — пятидесятой годовщины первого выступления «Роллинг Стоунз» в клубе «Марки» — обнаружилось, что сэр Мик и Кит встретились в Нью-Йорке и снова разговаривают друг с другом. Сэр Мик признал, что в восьмидесятых у Кита могло создаться впечатление, будто он больше не участвует в управлении группой, и если так, «очень жаль». Неизвестно, извинился ли Кит в свою очередь за «письку».
Догадки о юбилейном концерте или гастролях стали множиться, когда Кит позвал Билла Уаймена и Мика Тейлора поджемовать, вроде бы готовясь к некоему воссоединению на сцене всех прошлых и нынешних «Стоунз». Стараясь потянуть время, официальную дату юбилея назначили на январь 2013 года, отмечая тем самым окончательное и неохотное согласие Чарли Уоттса войти в состав группы. Сэр Мик, однако, губ по-прежнему не растворял и сержантский состав держал в узде. Когда Ронни Вуд невинно отметил при каком-то журналисте, что было бы мило снова всем собраться и поиграть, его приволокли к начальству и велели составить письменное извинение перед Китом и Чарли. В итоге юбилей 12 июля отметили краткой фотосессией — группа позировала на фоне декораций, изображавших прежний фасад «Марки».[358]
Нынче мало найдется интервьюеров, чья память охватывает хотя бы половину карьеры сэра Мика. В недавней беседе старый союзник — газета «Таймс» спросила, не подвигнет ли сэра Мика пятидесятый юбилей к автобиографии, как у Кита. Интервьюер не знал, что сэру Мику уже выпадал такой шанс почти тридцать лет назад, а тот не счел нужным об этом упомянуть. Ответ вынесли в полосной заголовок: «Я НЕ ХОЧУ КОПАТЬСЯ В СВОЕМ ПРОШЛОМ».
Недавно он объявил, что снова возвращается на киноэкран, — и в некотором роде ему придется копаться в самом страшном периоде своего прошлого. Он выступит продюсером и исполнителем главной роли в фильме «Таблоид» о медиамагнате, списанном с Руперта Мёрдока, владельца воскресной газеты «Новости мира», которая в 1967 году — до того, как Мёрдок ее купил, — пыталась уничтожить Мика Джаггера. Разумеется, теперь мы знаем, что «Новости мира» до Мёрдока погрязли в грязных играх истеблишмента, которые и привели к суду над сэром Миком, его публичному унижению и тюремному заключению; газета чуть не отправила бабочку на дыбу. Теперь газеты больше нет, Мёрдок закрыл ее после скандала с телефонной прослушкой,[359] а неуничтожимой «бабочке» предстоит обернуться таблоидным магнатом. Колесо дыбы и впрямь сделало полный оборот.
Эти раскопки его прошлого мы начали с премии BAFTA 2009 года. Закончим его появлением на вручении премий «Грэмми», на глазах новых звезд вроде Джастина Бибера и Кейти Перри, годящихся ему во внуки.
Свое выступление он посвятил Соломону Бёрку, 400-фунтовому блюзмену, который недавно скончался, полностью лишившись подвижности (но продолжал петь до самого конца, сидя на троне). В 2002 году Бёрк надел на сэра Мика мантию блюзовой независимости, теперь же Мик, сбросив небольшой плащик, спел классическую композицию Бёрка «Everybody Needs Somebody to Love» — открывающий номер молодых и диких «Стоунз» в загородном Сарри незапамятных времен.
На шестьдесят восьмом году этот торс, облаченный в бирюзовый пиджак, был худ и гибок, как прежде, эти волосы модно подстрижены и без волоска седины, этот живот замечательно плосок, эти глаза пронзительны, эти губы трубно выпячены, а этот голос бил прямиком с Планеты Джаггер: «Ever-baw-deah… wawnts some-baw-deah… someone to lerve… someone to ke-ass…»[360] Пала на поле боя еще одна невинная гласная; он стоял перед восхищенными детсадовцами, тыча пальцем в первые ряды, в задние ряды, в бельэтаж и в божеств небесных: «Ah need youw, youw, youw!.. an’ Ah need youw, youw, youw!»[361]
Акцент был, как обычно, липовый, но слов правдивее он в жизни своей не пел.
Эпилог
Сцена: до отказа набитый душный вагон лондонского метро в час пик, Северная ветка. После «Кэмден-тауна» дверь из соседнего вагона — которой ни за что не воспользуется ни один нормальный человек — распахивается рывком, и появляется музыкант. Под сорок, сальные волосы, изгвазданная борода, типичный хиппи шестидесятых, каких полно среди молодых и старых уличных музыкантов; на шее испанская гитара со стальными струнами — черный лак, замызганные красные ленточки. Уличные музыканты официально разрешены на станциях, но осталось мятежное племя тех, что работают в поездах, — обычно они производят ужасные звуки, и пассажиры рады им не больше, чем наглым грабителям или деликатным карманникам. Поэтому сейчас вокруг него все поспешно отворачиваются; руки инстинктивно прикрывают сумку или кошелек; уши готовятся к пытке.
Но это вам не традиционная ужасная какофония; этот человек весьма обаятельно предлагает сделку — «песня за двадцать пенсов». «Эту вот я написал с Миком Джаггером», — возвещает он и берет аккорды, которые даже на дерьмовой испанской гитаре спустя полвека не растеряли дикой своей радости: «Дум-дум, ду-ду-дум, ду-ду-ду-ду-дум-дум…» И даже на эту бесперспективную аудиторию они действуют как обычно. Внезапно все оживляются; пальцы отстукивают ритм по подлокотникам; зады ерзают на сиденьях; губы любой национальной принадлежности слушаются хозяина:
«Ah cain’t git no-o… Sa-tis-fack-shern!»
Спустя несколько месяцев «Радио-4» Би-би-си отмечает юбилей своей долгоиграющей программы «Пластинки необитаемого острова»,[362] на сей раз опрашивая не знаменитостей, а рядовых слушателей, какие восемь музыкальных произведений они взяли бы с собой, если б оказались на этом самом гипотетическом острове. Для затравки в эфир пускают нарезку голосов — каждый называет номер первый в своем списке. Одну реплику произносит типичная консервативная слушательница «Радио-4», чей резкий властный голос выдает какую-нибудь герцогиню, или директрису частной школы, или судью, или, скажем, бывшую главу МИ5.
И какая же пластинка первым делом согреет ее одиночество? Моцарт?.. Бетховен?.. Елизаветинский хорал? «„Satisfaction“ Мика Джаггера, — отвечает этот глас истеблишмента, — потому что это история моей жизни».
Вот она, слава.
Фотографии
Мик Джаггер в школе (крайний справа в верхнем ряду)
© Diomedia.com / Lebrecht Music & Arts / MirrorpixM
«Роллинг Стоунз» в театре «Одеон», Глазго. 17 октября 1963 г.
© Diomedia.com / Tracksis.com / Alamy
Телепрограмма «Ready Steady Go!», в кулуарах. 1964 г.
© Diomedia.com / Tracksis.com / Alamy
С Крисси Шримптон. 11 февраля 1966 г.
© Diomedia.com / Lebrecht Music & Arts / MirrorpixM
С Китом Ричардсом у его коттеджа «Редлендс» в Западном Сассексе, рано утром после полицейского рейда и перед самым выездом в чичестерский магистрат. 12 февраля 1967 г.
© Diomedia.com / David Cole / Alamy
Читать бесплатно другие книги:
