Верность джиннии Шахразада

Свиток десятый

Бесшумно выйдя в коридор, Марджана едва не задохнулась от ярости. Малина, почти не скрываясь, вошла в кабинет мэтра Гуайомэра. Если она действительно вынюхивает здешние тайны, то и впрямь следовало начать именно отсюда.

Марджана остановилась, не в силах решить, стоит ли входить в кабинет именно сейчас или еще немного подождать. Безусловно, надо было остановить лазутчицу. Но так, чтобы не подставить под удар «стражей».

«Придется, похоже, мне вспомнить все, чему меня учила моя Кара тогда… давно…»

Марджана тихо приоткрыла дверь.

Красавица действительно сидела за столом мэтра Гуайомэра, лихорадочно роясь в лежащих на столе документах.

«О мудрейшая из дурочек! Ты даже не пытаешься прятаться… Ну что ж, значит, добрая моя Кара старалась не зря… Быть по сему…»

Марджана прищурилась, потом глубоко вздохнула и вышла на середину комнаты, встав прямо перед столом почтенного мэтра. Однако Мадина даже не подняла головы. Да и что было бы, даже если бы подняла? Марджана-то стала невидимой…

Незваная гостья, однако, отчего-то перестала усердно перебирать бумаги. Более того, она опустила руки и стала к чему-то прислушиваться… Потом опустила голову и зачем-то пристально начала всматриваться в узоры ковра. Потом единым движением вскочила в кресло с ногами.

«Отчего же ты молчишь, глупая курица? Почему даже не пискнула, почувствовав, как по ноге проползло что-то тяжелое и холодное?»

Тем временем Мадина, словно отвечая на вопрос Марджаны, стала осторожно стягивать со стола перья и бросать их на пол, явно пытаясь попасть в одной ей видимую цель. Похоже, ей никак не удавалось поразить врага.

«Да-да, несчастная дурочка, ты пыталась своим корявым человечьим умишком проникнуть в тайны «стражей»… Ну что ж, мы тебя напугали, пора и прогонять…»

Марджана повела рукой в воздухе. Повинуясь ее жесту, высокое кресло, парное тому, где скорчилась Мадина, упало набок. Из-под него раздалось громкое шипение. Мадина вздрогнула. Но по-прежнему молчала.

Тогда Марджана еще раз повела руками в воздухе, будто пытаясь разогнать перед лицом дым. Ничто не изменилось в комнате. Кроме одного — Мадина с громким криком перепрыгнула с кресла на стол и стала топать по каменной столешнице так громко и отчаянно, словно пыталась пробить мрамор насквозь.

За этим занятием ее и застали слуги — собственно, они не могли не оказаться там почти мгновенно.

Мадина продолжала вопить и тогда, когда старший лакей вызвал Фаруха, и когда тот попытался снять возлюбленную со стола, и когда появившийся неизвестно откуда Мир-паша стащил сестру на пол. Девушка трусилась и всхлипывала. Разведывательная миссия, похоже, блестяще провалилась.

«Боюсь, — подумала Марджана, — что мне удалось выиграть лишь бой, но не кампанию. Надо будет сказать Аяксу, чтобы последил за милыми крошками достойного Мир-Рахмана. Да и Фаруха предупредить, чтобы был со своей красоткой поосторожнее».

Девушка знала, что никто не усомнится в ее словах. Как никто не спросит, как же ей, «стражнице», удалось изгнать лазутчицу. Подобные расспросы у «шеду» были не в чести. Один лишь Аякс мог полностью оценить рассказ девушки — он своими глазами видел, к помощи каких сил иногда прибегает Марджана во имя победы своего дела.

Вспоминая о том, как громко визжала Малина, Марджана вернулась в зал — на ее лице играла довольная улыбка. И тут она увидела, как Мехмет ведет к кушетке в углу зала красавицу Бланку Эрреро. Да, эта девушка не зря считалась подлинной жемчужиной Эгрипоса: тонкие черты бледного лица, золотистые волосы и глаза цвета дикого цикория.

В Марджане снова поднялось безумное желание искалечить соперницу, хотя она и Мехмет составляли на редкость красивую пару. Наблюдая, как он смотрит на прелестную блондинку в своих объятиях, Марджана сдержала тоскливый стон. Интересно, знает ли шейх, как убийственно соблазнительна его ленивая полуулыбка?

Ругательство, которое пробормотала себе под нос Марджана, считалось крайне неприличным даже в кругу кровожадных корсаров.

Она предчувствовала, что этих привлекательных людей потянет друг к другу. И должна радоваться, что ее усилия увенчались успехом. Почему же так холодно на душе? Почему так больно видеть, что Мехмет почти прижимает к себе грациозную блондинку?

Горько улыбнувшись, Марджана отвернулась. Ей не соперничать с таким совершенством. Ни элегантности, ни красоты, ни грациозности. Ей и на балу не место. Впрочем, она никогда не придавала особого значения своей внешности, ибо все силы и внимание уделяла более важным делам. Практичная разумная женщина не может быть тщеславной!

Так откуда это жгучее желание быть ослепительно красивой? Почему так хочется заставить Мехмета смотреть только на нее? Наслаждаться тем, что он не может разомкнуть объятий? Почему ей так не по себе?

Марджана обошла толпу и решительно направилась к каменной лестнице в дальнем конце зала. Пожалуй, лучше выйти на воздух — там можно насладиться видом ночного моря. А в холодном лунном свете звезд она наверняка найдет утешение и избавится от глупых и опасных желаний. Пусть они любезничают, пусть!

Скрытая темнотой, Марджана любовалась сверкающим морем. Луна все еще была почти полной, окутывая ночь серебряным покрывалом, душистый ветерок ласкал разгоряченное лицо. В такие минуты одиночество казалось ей особенно острым. Конечно, во всем виноват Мехмет. До него она не знала, что такое одиночество, не понимала, как глубока может быть боль.

Но справедливый внутренний голос настаивал, что тут есть доля и ее вины. В конце концов, она сама выбрала такую судьбу. Она лишила себя мужской любви из страха потерять призвание! Но все столь мудрые и честные слова не могли заглушить жгучую тоску.

Сзади раздался мужской голос, и Марджана вздрогнула от неожиданности.

— Так вот где ты прячешься!

Оглянувшись, Марджана увидела идущего к ней Мехмета.

— Вам не стоило покидать главный зал, — пожурила она, выдавив улыбку. — Вы разочаруете всех поклонниц.

— Меня уже тошнит от их поклонения! Враги на поле боя и то честнее, чем эти лживые лисицы! Их общество, поверь мне, я с превеликим удовольствием поменяю на беседу с тобой…

Уголок ее губ чуть приподнялся:

— Если не вернетесь, пропустите парадный ужин.

— Знаю. Того пира, который нам предложат, хватило бы, чтобы прокормить небольшую армию в течение целого месяца. Но эти липучие красавицы напрочь лишили меня аппетита. Повторю еще раз — просто стоять здесь, рядом с тобой, и любоваться звездами куда лучше, чем набивать брюхо пусть даже изумительной снедью!

Марджана хотела, но не могла этому поверить. Опять, второй раз, этот человек заставляет ее почувствовать себя красавицей. Желанной. Единственной… Неожиданно ночь ожила, наполнившись звуками и ощущениями.

Их взгляды скрестились: ее — темный опал, его — синий сапфир.

— Я хочу поцеловать тебя, — тихо проговорил он.

Марджана оцепенела. Он словно заворожил ее, заворожил кольцом своих объятий. Она ощущала жар его тела, чувствовала, как набухает и напрягается грудь. Она жаждала его поцелуя, как бы ни пыталась еще миг назад убедить себя в обратном.

Он с необыкновенной нежностью привлек ее к себе. Взял в ладони лицо, запрокидывая ее голову, чуть касаясь губами губ. Марджана продолжала смотреть на него, трепеща от сознания, что он желает ее, ее одну. И видела только точеные черты идеального лица… видела, пока его губы не прижались к ее губам, шелк и жар к жару и шелку.

Она тихо вздохнула. Сейчас она и не думала сопротивляться. Не думала вообще ни о чем. Его поцелуй был неспешным, искусным, глубоким. И предательский жар желания стал подниматься в ней. Слишком она истосковалась, слишком изголодалась по нему. И Мехмет пробудил неистовство в ее крови.

Охнув, она попыталась отстраниться, но он не позволил.

— Чего ты боишься? — нежно спросил он. — Что я коснусь тебя вот так? Что отведаю тебя на вкус?

Марджана едва не застонала, когда его губы нашли ее горячую раскрасневшуюся щеку. Яростные ощущения пронзали ее, пока он гладил ее, ласкал, осыпал поцелуями.

— Я способен думать только о том, как соединюсь с тобой, — признался он.

Она тоже могла думать только об этом. Ее тело ожило. Мощные порывы сотрясали Марджану, плотские желания затопляли разум. Ослабевшие ноги едва держали.

На этот раз ей удалось освободиться, толкнув его в грудь. Дрожащей рукой девушка оперлась о парапет, отводя глаза, борясь с захлестнувшей ее волной возбуждения. О, как она хотела отречься от этого безумного голода! Мехмет так легко мог заставить ее дрожать от нетерпения, потерять самообладание, забыть обо всем. Он так опасен… и так восхитителен! Медовая нежность его поцелуя заполнила глубокую, так долго скрываемую пустоту, существование которой она отказывалась признавать…

Снова взглянув на него, она сделала ошибку. Оказалось, что он только взглядом может держать ее в плену так же крепко, как и в кольце рук.

— Чего ты хочешь от меня? — хрипло прошептала она.

— Все, что ты можешь дать, — ответил он так же хрипло.

Не дождавшись ответа, он легко коснулся горячими пальцами ее шеи.

— И ты хочешь того же, но по каким-то непонятным причинам отказываешь сама себе.

Марджана прислонилась к каменной стене, чувствуя, что ступила на край пропасти. Тысяча ответов теснились в голове, но она молчала — увы, она слишком хорошо знала, чем кончится связь с Мехметом. Нет, лучше держаться на расстоянии!

Но вынесет ли она, если он действительно уйдет к другой женщине? Что плохого в том, что она перестанет сопротивляться своим желаниям? Будь здесь Карима, она первая посоветовала бы подруге испить до дна чашу наслаждений!

Разве так уж дурно еще раз отдаться Мехмету? Утолить свои желания, почувствовать себя снова женщиной, любимой и лелеемой? Хотя бы ненадолго покончить с одиночеством? Ей так не хватало тепла. Его тепла. Только его.

Что ж, пора ответить. И, быть может, ненадолго уступить. Эти воспоминания будут согревать ее все холодные бесплодные годы, которые ждут впереди. И Марджана поняла, что она может дать единственный ответ.

— Не здесь, — пробормотала она, умоляюще глядя на него. — Только не здесь.

— Но где же? — допытывался он, сжимая ее руки. — Признаюсь, я предпочел бы настоящее ложе, а не жесткие камни развалин.

Марджана потерла виски. Она должна покинуть бал в одиночестве. И в одиночестве вернуться домой. Слуги не удивятся, услышав шум из ее комнаты, ибо хозяйка приходила и уходила в самое разное время. Если Мехмет придет к ней в опочивальню, она сумеет скрыть его присутствие от любопытных глаз. Но с одним условием — он должен будет уйти до рассвета.

— У меня дома, — тихо сказала она. — После бала. Полуденная лестница приведет на галерею. Та ведет к моей спальне. Дверь останется открытой.

Свиток одиннадцатый

Дрожавшая от предвкушения Марджана медленно расчесывала волосы, стараясь успокоить разгулявшиеся нервы. Она в жизни не предполагала, что будет ждать возлюбленного в собственной опочивальне!

Девушка потушила все лампы, но оставила раздвинутыми шторы. Комнату заливал белый лунный свет, в тишине слышалось только биение ее сердца. Наверное, нечто подобное испытывает невеста в брачную ночь?

Марджана оглянулась на кровать. Белые прозрачные занавеси свисали с кроватных столбиков, простыни были зазывно откинуты: соблазнительная и в то же время невинная картина. Как она ни была возбуждена, непонятное сожаление тревожило душу. Возможно, это подобие брачной ночи — единственное, которое ей вообще доведется пережить.

Шаги Мехмета были так бесшумны, что она узнала о его приходе только потому, что он заслонил свет, льющийся из двери. Тихо ахнув, уронила щетку из ослабевших пальцев и поднялась на дрожащих ногах. Но вместо того чтобы призвать на помощь здравый смысл и взять себя в руки, она окончательно потеряла голову и способность мыслить.

Мехмет молчал, пристально глядя на нее. И наконец коротко приказал:

— Иди сюда.

Марджана нерешительно повиновалась. Шаг — и он рядом с ней, положил руки ей на плечи. Девушка не шевелилась, впитывая тепло его тела сквозь одежду. Грудь натянула тонкую ткань сорочки так, что стало трудно дышать, руки ерошили ежик волос. Его тело недвусмысленно говорило о том, как она сейчас желанна, как необходима.

Ее тревожило и восхищало такое неотступное внимание. Единственный взгляд его сапфировых глаз — и ее сердце словно обезумело. Одно прикосновение — и ей нечем дышать, совсем как сейчас.

Но тут он развязал ленты сорочки, чтобы обнажить нежные полушария. Она сейчас едва понимала, что делает, но попыталась прикрыть грудь, реагируя на его прикосновение с вечным страхом женщины, боящейся выглядеть глупо.

— Вряд ли я похожа на одну из тех женщин, к которым вы привыкли, — прошептала она.

Выражение его лица чуть смягчилось. Нежность, которую она разглядела в этом взгляде, заставила ее тихо охнуть.

— Ты единственная возлюбленная, которая мне нужна, милая. Чувствуешь, как ты желанна мне? — Снова притянув ее ближе, он дал ей ощутить откровенное свидетельство своего желания. — Если ты думаешь, что любая женщина способна подействовать на меня так же, значит, ты далеко не так умна, как я полагал.

Она с благодарностью поняла, что он пытается ее успокоить.

— Ты невероятно прекрасна, — настаивал он, наклоняясь ближе, чуть задевая губами ее ухо. От этого простого движения по ее спине побежали мурашки. — Твое тело создано для любви. Посмотри, как мы друг другу подходим!

Он прижал ее к себе, желая доказать правоту своих слов. Его руки зарылись в ее волосы, медленно пропуская сквозь пальцы блестящие пряди. Марджана прикрыла глаза, задыхаясь от непонятного чувства, напоминавшего… напоминавшего…

— Весь прошлый год, каждую ночь, — шептал Мехмет, — я думал о тебе. И так хотел, чтобы этот момент настал. Хотел снова любить тебя.

Напряжение чуть спало. После столь искреннего признания она уже не могла противиться. Но и паники сдержать не смогла. Когда-то Мехмет посвятил ее в тайны любви, дал ей наивысшее наслаждение.

Его губы коснулись ее губ в легчайшем поцелуе, и вздох страстного желания вырвался у Марджаны. Она не протестовала, когда он спустил сорочку с ее плеч, обдавая теплым дыханием ее грудь.

Соски сжались в тугие ноющие камешки, когда его руки мучительно медленно накрыли жаждущие любви холмики, а губы коснулись напряженных вершинок. Его прикосновение было нежным, умелым. Он знал, как вызвать неистовые, свирепые, яростные искры желания.

— Позволь показать, как сильно я хочу тебя, — прошептал он, ища ее губы.

Ночь трепетала вокруг них. Он целовал так крепко и долго, что шелковистое пламя текучей полосой охватило их, заполонив разум и наполнив жаждой каждый уголок тел. Ошеломленная, Марджана задрожала, когда Мехмет наконец отстранился и стянул сорочку, после чего отступил и долго жадно пожирал глазами обнаженное тело возлюбленной.

— Ты еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях, — прошептал он благоговейно, и она почти поверила ему.

Неужели она никогда не сможет оставаться спокойной в его присутствии?

Его мышцы бугрились холодной, опасной энергией, которую она чувствовала даже на расстоянии. Она жадно любовалась его великолепным телом и жарко вспыхнула, когда ее взгляд остановился на его чреслах.

Стоя перед своей обнаженной мечтой, Мехмет испытывал то же самое. Ее опаловые глаза были огромными и прозрачными, светившимися застенчивым желанием: бесхитростным, беззащитным признанием в невинности. При мысли о том, как он станет учить ее страсти, его опалило огнем. Сколько ночей он мечтал об этом! Сколько раз воображал, как она лежит под ним, извиваясь в безумии пробужденного желания! Должно быть, он ждал этого мига вечно!

Она была еще прелестнее, чем он воображал. Темные вьющиеся волосы, высвобожденные из обычного строгого узла, волнами лежали на плечах и спине, кожа в лунном свете отливала жемчугом. Он хотел любить ее медленно, целуя каждую впадинку и местечко, где бился пульс. Хотел взять ее яростно, неистово, пока оба не потеряют способность мыслить.

Его тело словно плавилось от желания. Того самого, что держало его в своих когтях многие месяцы и сейчас безжалостно усилило хватку. Его душила отчаянная необходимость касаться ее, упиваться вкусом, ощущать мгновенный ответ. Держать и не отпускать.

Он снова опустил голову. Как давно он не чувствовал вкуса ее губ… Его поцелуй ласкал ее рот, снова узнавая форму, единственные в мире контуры, сладкие, медовые впадинки.

Наконец он подхватил Марджану на руки, уложил в середине лунной дорожки на ложе и, опустившись рядом, стал ласкать ее губами и руками. Кончики пальцев обводили розовые вершинки грудей и, спускаясь ниже, медленно гладили все ее тело. Он наблюдал, как собственные руки скользят по бледной вздрагивающей коже ее живота. Наконец он растянулся рядом, приподнялся на локте и снова стал ласкать ее живот и бедра.

И Марджана мгновенно ощутила новый прилив желания. Лоно пульсировало жаркой тяжелой болью, заставлявшей жаждать прикосновения этих настойчивых пальцев. Каждая его ласка была невыносимо обольстительной, обжигающе нежной, а скользкий бархат ее лона теперь был полностью открыт его пальцам. И там, где они дотрагивались до этого бархата, разгоралось наслаждение. Потом он сжал ее бедра ногами, и один палец вошел особенно глубоко, заставив Марджану громко вскрикнуть. Ощущения становились поистине невыносимыми.

Изнемогая от страсти, Марджана жадно потянулась к Мехмету, и он ответил на ее призыв. Губы опустились к груди, потом ниже, ниже… прожигая дорожку к самому низу живота. Ниже… еще ниже. Язык осторожно разделил розовые лепестки, и Марджана зажмурилась от неожиданности. Она и не думала, что такое бывает! Но настойчивый язык продолжал воспламенять ее, и она едва подавила стон. Мехмет остановился, чтобы поднять голову.

— Нет, не сдерживайся, милая. Я хочу слышать каждый твой стон.

Она вынудила себя не шевелиться, когда язык снова нашел ее. Подобно темному огню он дразнил, постепенно возбуждая ее. И через несколько мгновений ее бедра уже напрягались, выгибаясь под огненной пыткой. Наслаждение росло и копилось, пока Марджана не лишилась остатков разума. Она металась, словно в лихорадке. Собственное тело больше ей не принадлежало.

И когда первые судороги сотрясли ее, она попыталась отодвинуться, уйти от опаляющей ласки, но он по-прежнему твердо удерживал ее, не давая ускользнуть. И продолжал ублажать ее. Ее затрясло, когда язык скользнул внутрь еще глубже. Марджана безумно вскрикнула.

— Да, кричи для меня, кричи громче, любимая, — хрипло прошептал Мехмет.

Марджана беспомощно повиновалась. Волны наслаждения захлестывали ее — наслаждения столь утонченного и непереносимого, что, казалось, она вот-вот взорвется изнутри. Наконец он поцеловал ее в последний раз, впиваясь губами в нежную плоть, воспламеняя в ней огненную бурю. Потрясенная, Марджана снова изогнулась, напрягаясь из последних сил, и рухнула с головой в море безумного наслаждения.

Не в силах пошевелиться, она лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, облизывая пересохшие губы. Потом он снова стал осыпать поцелуями ее раскрасневшееся лицо, и она ощущала его удовлетворение. Удовлетворение мужчины, подарившего своей женщине утонченный экстаз.

И, к удивлению Марджаны, снова лег на спину, не делая попыток поцеловать ее. Она сама не знала, почему поняла, что на этот раз он предоставляет ей свободу действий. Девушка приподнялась и жадно оглядела его, восхищаясь игрой упругих мышц на бронзовых плечах и груди. Повинуясь неодолимому порыву коснуться его, она дала себе волю. Его кожа казалась гладким шелком, плоть была упругой и трепещущей под ее ладонью.

Марджана счастливо вздохнула, второй раз в жизни ощутив истинный смысл своей женской власти. Но когда попыталась погладить его, Мехмет перехватил ее руку.

— Ты знаешь, что значат для меня твои прикосновения? — хрипло спросил он.

Наверное, то же самое, что его прикосновения — для нее… Словно она факел, ждущий первой искры. Марджана была уверена, что он испытывает то же самое. Она почувствовала пульсирующее напряжение его тела, когда он привлек ее к себе, так, что она распростерлась на нем. Жар, ошеломляющий и первобытный, охватил их.

— Мехмет, пожалуйста…

Второй просьбы не потребовалось. Он немедленно перевернулся, подмяв ее под себя. Она наслаждалась его тяжестью, уверенной силой его тела, заставившей ее ощущать себя хрупкой, желанной и непривычно беспомощной. Его пылкий взгляд окончательно лишил ее воли. Она попыталась закрыть глаза, но он тихо приказал:

— Нет. Смотри на меня. Я хочу видеть твои глаза.

Медленно раздвигая складки ее лона, он стал медленно входить в нее. В его глазах сверкали огонь и нежность, и она не могла на него наглядеться.

Он снова стал двигаться, медленно, мощно. Грудь задевала ее напряженные соски, а тяжелые бедра придавливали к кровати все сильнее. Его плоть проникала до самого основания, и вскоре пламя, которое, казалось, только что утихло, стало разгораться с новой силой. Они стали единым целым, выгибаясь в слаженном ритме. Скоро она уже то ли плакала, то ли просила… Он наклонил голову, и ее губы раскрылись, принимая его жаркий дерзкий язык. Марджана исступленно вернула ему поцелуй, одержимая его прикосновением, запахом и вкусом. Лихорадка его обладания, настойчивость губ казались небесным блаженством.

Его губы продолжали мучительную пытку, вознося ее к неведомым ранее высотам. Тело пульсировало желанием наслаждения, таким сильным, что девушка сходила с ума. Он заразил ее лихорадкой этого желания. Дикой, неистовой, яростной.

Желание Мехмета было столь же велико. Он восторгался ее стонами, голову кружил каждый ответ ее тела. Ему хотелось врезаться все сильнее и глубже, больше он не мог сдерживаться. Куда девались нежность и неторопливость его ласк! Он брал ее, брал безжалостно, врываясь победителем в покоренную крепость, и Марджана царапала его спину, отвечая на буйство насилием.

Когда она вскрикнула, он поймал губами жалобный звук, жадно целуя ее, упиваясь криками обезумевшей женщины. И содрогнулся в сладостных спазмах, рыча и задыхаясь. Экстаз, первобытный и ослепляющий, накрыл обоих раскаленным взрывом, сотрясшим тела.

Мехмет бессильно обмяк на ней, хрипло прошептав ее имя, слыша лихорадочное биение ее сердца, настоящее эхо биения его собственного, ощущая повлажневшую от жара и ярости его обладания кожу, раскрасневшуюся от только что пережитого блаженства.

— Я совсем с ума сошла, — прошептала она.

Именно то, что чувствовал он сам, находясь в ней, — полную свободу, безумное желание брать и владеть. Других мыслей у него не было…

Наконец, найдя в себе силы отодвинуться от нее, он поцеловал ее в лоб и прижал к себе. И долго лежал молча, потрясенный только что пережитым наслаждением. Такого взрыва страсти он не испытывал никогда в жизни. Бездумно потерялся в Марджане, как ни разу не терялся ни в одной женщине. И снова жаждал того же самого, хотя понимал, что она слишком неопытна для такого накала.

Он хотел ее. Хотел снова. Еще яростнее прежнего. И в то же время он желал просто держать ее в объятиях. Насладиться моментом покоя, теплом ее тела, роскошными волосами, рассыпавшимися по его груди.

Мехмет крепче сжал руки, зная, что ни за что не отпустит ее после этой ночи.

— Я мечтал об этом, — повторил он срывающимся голосом, все еще не придя в себя после пережитого.

Марджана прерывисто вздохнула, продолжая блуждать в густом тумане наслаждения. Она тоже мечтала о Мехмете. Столько раз… Но реальность оказалась куда прекраснее самых сладких грез.

— Когда не мог уснуть, — он играл прядью ее волос, позволяя локону обвиваться вокруг пальцев, — я думал о тебе. В моем воображении ты гладила мне лоб, чтобы помочь уснуть.

Немного очнувшись от прекрасных видений, Марджана приподнялась на локте и отвела с его лба локон смоляных волос.

— Вот так? — спросила она, нежно гладя его по лбу.

Глаза Мехмета закрылись, и с губ сорвался тихий звук, нечто среднее между вздохом и стоном.

— Да, именно так…

Марджана уставилась на него, сбитая с толку и даже немного обиженная.

— Мехмет! Ты действительно хочешь спать?

Мехмет с тихим смехом открыл глаза:

— Нет, я пытался напомнить себе о твоей неопытности.

— Я крепче, чем кажусь.

— Попытаюсь поверить в это.

Он притянул девушку к себе, обнял и, не пытаясь ласкать, просто прижал губы к ее волосам.

— Одной ночи мне мало, — объявил он наконец. — Этого совершенно недостаточно. И для тебя, думаю, тоже.

Марджана замерла.

— Полагаю, ты выиграл состязание. Я не смогла устоять перед тобой.

Его пальцы сжали ее плечо.

— Между нами не может быть никаких состязаний, никаких игр. И я не собираюсь от тебя отказываться.

Она беспокойно шевельнулась — самые противоречивые чувства терзали ее душу весь сегодняшний вечер.

— Скажи мне, только честно… После сегодняшней ночи у тебя бы хватило духу отказаться от нашей близости? — хрипло спросил Мехмет.

Марджана знала, каким должен быть ответ, что именно диктует здравый смысл. Но его теплая ладонь накрыла ее грудь, послав теплую волну желания по всему телу. И, охваченная жарким чувством, Марджана зажмурилась. При малейшем прикосновении Мехмета все мысли вылетали у нее из головы. Оставалась только жажда новых прикосновений. Она могла думать только о его волшебных руках, горящих губах и гибком, великолепном теле.

— Чего ты хочешь? — спросила она наконец.

— Хочу одного — наслаждаться нашей близостью, пока есть возможность. Ведь ты же хочешь меня, верно?

О да, Мехмет заставил хотеть его. И откровенное признание в том, что он хочет ее, наполнило ее сладостным чувством триумфа. Но Марджана напомнила себе, что Мехмет снова покинет ее. Как только они благополучно вернут Кариму, он может спокойно оставить остров.

Он хотел только ее тела, а она… чего хотела она?

Желание, такое же сильное и отчаянное, как потребность дышать, затопило ее. Она хотела его, и неважно, сколько времени они пробудут вместе. Хотела испытать его страсть, насладиться его ласками, сколько бы он ни был здесь.

Но тогда ей придется как-то защитить себя. Он не ранит ее, не обидит, во всяком случае, намеренно. Но что будет, если плотская любовь вызовет к жизни более высокие чувства? Вот какой опасности следует избежать! Нельзя ни на минуту забывать, что они всего лишь любовники, не больше. А для этого следует держать себя в узде и не позволять чувствам брать над собой верх.

— Пусть мы с тобой будем близки, пусть, — медленно выговорила она. — Но давай мы будем просто наслаждаться этим, не пытаясь разжечь никаких чувств.

— Никаких? — прошептал он, обдавая теплым дыханием ее шею и почти прикасаясь губами к коже. — Совсем никаких?

— Да. Это все, чего я хочу, Мехмет. Наслаждение ради наслаждения.

— Пусть будет так, как ты хочешь, — ответил он тем же чувственным, возбуждающим тоном, каким шептал ласковые и непристойные слова всего несколько минут назад.

Ненасытная плоть, твердая и неумолимая, уперлась ей в бедро. Марджана мигом забыла обо всем, кроме пробудившихся к жизни женских инстинктов. Может, она глупа, но до чего же восхитительно, что этот человек так сильно желает ее! О, ей следовало бы отказать ему, но она не могла собраться с силами. Мехмет украл ее силу воли своими ласками.

— Только страсть, — повторила она скорее себе, чем ему.

— Как скажешь, — выдохнул он, скользнув в нее.

Огонь разгорелся мгновенно, безжалостно сжигая обоих. Закусив губу, она выгнулась под ним. Руки беспомощно поднялись, обвившись вокруг его шеи. Марджана со стоном подставила лицо его поцелуям. Мехмет безжалостно завладел ее губами, и они снова слились в порыве безумной страсти.

Девушка отбросила всякую осторожность и вернула его лихорадочные объятия, отдавшись ему, его пылу и этой ночи.

Свиток двенадцатый

Мехмет ушел перед рассветом. Марджана еще немного полежала в постели, нежась в воспоминаниях о тепле их страсти.

После новой любовной схватки, лишившей обоих последних сил, она убедила Мехмета закрыть глаза и гладила его лоб, пока он не впал в целительный сон. И все же, прислушиваясь к звукам его ровного глубокого дыхания, к мерному биению сердца под своей щекой, она вновь и вновь клялась держать его на расстоянии.

В который уж раз напомнив себе об этом, девушка откинула простыни, все еще хранившие запах Мехмета, и поднялась, чтобы умыться и одеться. Она не может позволить себе думать о нем. Нужно сосредоточиться на делах.

Обычно по четвергам она встречалась с Аяксом-Странником у замка — тот избрал заросший густой травой задний двор для уроков фехтования. Но сегодня она решила выехать пораньше и застать Фаруха за работой, а заодно рассказать ему о Мадине. Ей не слишком хотелось открывать глаза молодому человеку. Объяснять, что женщина, пленившая его сердце, совсем не та, какой казалась. И все же ее долг — предупредить юзбаши, что в их кругу появился предатель.

Марджане было настолько не по себе, что она совершенно потеряла аппетит. Пригоршня орехов и яблоко — вот и все, на что у нее хватило сил. Как только лошадь была оседлана, девушка поспешила на полудень, к замку Гуайомэр.

Она попросила Мехмета ждать ее у замка. Сначала Марджана хотела потолковать с юношей наедине, но потом решила, что помощь его бывшего командира не помешает. Кроме того, Мехмет мог подтвердить ее рассказ, если Фарух ей не поверит или начнет задавать вопросы.

— Доброе утро, красавица, — вежливо приветствовал он, когда она соскользнула с седла.

Несмотря на небрежный тон, его взгляд обжигал. А она, сгорая от смущения, не могла поднять на него глаз. И не помнила, как ей удалось ответить на его мягкую приветственную улыбку. До чего же трудно притворяться, что сегодняшней волшебной ночи в его объятиях просто не было…

— Надеюсь, — добавил Мехмет, провожая ее во двор, — вы видели приятные сны сегодня ночью.

— Более чем.

— Я тоже, — едва слышно признался он, и она едва не потеряла сознания. Низ живота отозвался знакомой дрожью.

Пока они шли в оружейный зал, Марджана продолжала вспоминать ласки губ и рук Мехмета. А когда он положил ладонь на ее талию, пропуская первой в высокие двери, она вздрогнула, едва не застонав от отчетливо ощутимого желания. Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы просто улыбнуться Фаруху и просить разрешения потолковать с ним.

Оставив Мехмета в оружейном зале, она последовала за Фарухом в его кабинет, маленькую приемную рядом с кабинетом мэтра Гуайомэра. Когда они уселись, Марджана как можно более бесстрастно рассказала все, что поведал Мехмет о былом знакомстве с детьми Мир-Рахман-бея. А потом, стараясь не ранить Фаруха, проговорила, что вчера застала Мадину рывшейся в бумагах мэтра Гуайомэра. О том, как Фарух снимал девушку со стола, ему можно было не напоминать.

Юзбаши упорно смотрел в пол. К ее удивлению, он ни разу не перебил девушку, не попытался защитить возлюбленную.

— Если вы считаете, что я что-то преувеличила, можете сами потолковать с шейхом.

— Я верю вам, — пробормотал Фарух. В его глазах светилась такая тоска, что Марджане захотелось отвести взгляд. — Похоже, она все время считала меня дурачком…

Марджана промолчала.

— Я знал: все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — прошептал Фарух. — Такая красавица просто не могла искренне заинтересоваться калекой вроде меня.

Он впервые посетовал на потерю ноги, но удар оказался куда сильнее, чем полученное на поле боя увечье. «Надо отвлечь его, это хоть немного уменьшит тяжесть удара».

— Нам надо быть как можно осторожнее. Не мешало бы вовсе не спускать глаз с Мадины — надо понять, что у нее на уме.

Юноша сжал кулаки:

— Нельзя, чтобы она что-то заподозрила.

— Пожалуй, будет лучше, если мы устроим ей ловушку…

— Нет, я сам должен разгадать ее замыслы.

— Если вы уверены…

— Уверен. А теперь я хотел бы остаться один, — глухо пробормотал он.

Понимая, как ему тяжело, какой груз отчаяния лежит у него на душе, Марджана тихо вышла.