Страна падонкаф Россик Вадим
— Не, нормально…
Лёня тушит бычок о скамейку.
— Давай вспомним всех подозрительных. Кто мог бы быть убийцей. Чур, себя не считаем.
Мандинго перечисляет:
— Во-первых, Шамхалов, во-вторых, как ты говоришь, Витас, в-третьих,… Кто в-третьих?
— В-третьих, Лябин!
Мандинго пораженно смотрит на Лёню.
— Кто?! Лябин? Ты что, постарел?
— А что ты так удивляешься? Он тоже тут крутится. Пацан, конечно, с большим приветом. С приветом-пистолетом! И имя у него такое странное — Леша! Леший!
Мандинго недоверчиво мотает головой.
— Ну, ладно. Лябин. Хотя таких психов везде полно. Еще кто?
— Музыкант и его друг-качок.
Мандинго опять поражен.
— Ну ты жжешь! Валерик и Артем Мостипан?! Эти вечно наберут бухла и синячат. И Витас с ними. Алики, блин!
Лёня не спорит. Не хочет терять зря время. Тогда Мандинго кивает.
— Хорошо, окей. Кто еще?
— Еще? Ты не думал, что, возможно, существует некий неизвестный нам человек. Диверсант. Назовем его «Икс».
— Ясный хобот! Может быть, есть кто-то еще, кого мы не знаем.
Мандинго рассказывает про Катю. Выслушав его, Лёня задумчиво говорит:
— Вот бы узнать, зачем Катя ходила ночью в лес. Кого она встретила в последний свой вечер? Когда пошла за хлебом и не вернулась домой.
— Как же теперь узнаешь? — разводит руками Мандинго.
Лёня тоже беспомощно пожимает плечами.
— Ладно, давай про «Икса» пока забудем. Все равно мы про него ничего не знаем. Дальше рассуждаем методом исключения.
— Это как?
Лёня улыбнулся.
— Возьмем для начала самого невероятного кандидата. Прикинем, мог он или нет, всех убить, потом следующего. Так до главных подозреваемых и дойдем.
— Давай! Кто у нас самый невероятный?
— Мостипан? Валерик? Или этот лох Лябин?
Мандинго смеется.
— Клево! Один невероятнее другого. Не знаю, с которого и начинать!
— Ну, давай с музыканта.
— А что Валерик? На могильнике он вряд ли был. Загар бы выдал. А он всегда бледный, как моль чуланная. С Дашкой Палашовой, насколько я знаю, вообще не знаком.
— А с Марго?
— Вот Марго он, может, и знал. Она часто здесь, на «Сметане», к Валерику подсаживалась. Слушала, как он поет. У него много таких поклонниц.
— А Катя?
Мандинго тяжело вздыхает.
— Вряд ли они общались друг с другом. Катя никогда про Валерика ничего не говорила. На «Сметану» сестра приходила редко. Когда маленькая была — чаще, а в последние два года — почти не бывала. Так что с Валериком мы — мимо кассы.
Лёня выслушал Мандинго, согласился и предлагает:
— Теперь друг Валерика Артем Мостипан. Что с ним?
Мандинго засмеялся.
— Тоже интересная тема! Как говорит моя мать, «кто в мартене, кто в забое, а Мостипан там, где труднее — охраняет». А что? Некисло!
Посмеялись. Потом оба погрустнели. Вспомнили каждый свое.
— Мостипан с убитыми девчонками вообще не знался. Он же здесь самый старший. У него девушка есть. Я их видел. Неделю шуры-муры, и она уже с животом, — произнес Мандинго.
Лёня понимающе усмехнулся и кивнул.
— Ну что же. Из самых невероятных кандидатов в маньяки остался только феноменальный Леша Лябин.
— А что Лябин? Недоразвитый как недоразвитый. Праздник для психиатра.
Это Мандинго сказал. Лёня-трансвестит почесал нос.
— Давай зададимся вопросом, — он прямо так и сказал — по-умному: — Давай зададимся вопросом, мог ли этот дурачок убить четырех девочек?
Мандинго быстро подсчитал в уме: «Ага, и Катя». А Лёня продолжает гнуть:
— Между прочим, Лябин не такой уж беспомощный идиот, как кажется. Он и на могильник мог сходить и гуляет во дворах допоздна. Если недосмотреть, то Лябин садится в маршрутку и колесит по городу. Даже на Зеленом базаре бывает. То еще чмо — чрезвычайно мобильный организм!
— Ну, на! — туманно отвечает Мандинго.
— Так что к дефективному напрашиваются вопросы, — замечает Лёня, закуривая свою бабскую сигарету.
Ненужно звонит мобильник. Совсем не в жилу. Это мобильник Мандинго. Он смотрит на экранчик. Марк. Лучший друг и будущий ай-ти-манагер (мама в Хайфе уже разговаривала с Технионом — крутейшим израильским универом). Мандинго делает Лёне предостерегающий жест рукой: мол, извини, важный разговор. Лёня послушно отворачивает голову. Курит, следит за голубями.
— Хай! Что звонишь?
Марк явно жует любимую пиццу, поэтому его голос звучит несколько потусторонне, с помехами:
— Хай! Я посмотрел тот ролик с Катей.
Оказывается, несмотря ни на что, надежда в нем не умерла. Удивительное бывает рядом. Мандинго торопится узнать:
— Ну что? Ну, как? Кто там снят?
Марк наконец-то прожевал белки и углеводы. Стал членораздельным.
— Это не Катя. Какой-то накрашенный мужик. Мне очень жаль, Серж…
Ведь есть же предел человеческим силам? Мандинго больше не может говорить. Он замер. Вот только сейчас, через месяц, прощается с сестрой. Навсегда.
Понятно, что с Мандинго что-то не так. В пластмассовых глазах Лёни толпятся вопросительные знаки. Бросил сигарету, смотрит с неожиданным сочувствием.
— Ты в порядке?
Мандинго несколько раз сглотнул слюну. Выдохнул весь застрявший в легких воздух. Набрал полную грудь сырого, с запахом леса. Эх, Катя-Катя… Сестренка. Ничего, он выдержит. Как-то же нужно выживать…
Пока вычисляли маньяка, «Сметана» заполнилась народом. Мандинго и Лёня едва успевают здороваться. На манеже одни и те же. Карен, Шатров, Щекотруров с Фрязиной, пышка Курицына, ее заклятая подруга Прогонова, вечносексуально озабоченный Калимуллин, опять кем-то побитый Збродов, птушницы… Мостипана нет — он на работе. Валерика тоже. А Витас устроился на трубе ограды. Зябко курит. Не май месяц! Прохладно.
С Мандинго, между прочим, Витас не поздоровался. Только Лёне высокомерно кивнул. Мандинго оглядел себя. Может, он стал невидимым? Потом: ну и фиг с ним! Нацист сраный! Мандинго со своего места неприязненно оглядывает Витаса. Подумаешь! Ну, подстригся, напялил джинсу «Ранглер» и амбициозные шузы «Монарх». Опрятный, что ли, сука?
У Витаса вибрирует телефон. Дрожит в кармане. Ух ты! Леха-фашист беспокоит. После драки в замусоренном дворике они не общаются. Стали политическими оппонентами. Дюринг и «Антидюринг». Маркс против Энгельса. Витас за умеренный подход, а Леха — радикал. «Могли бы вы полюбить радикала? Ради чего?!»
— Зиг хайль!
Даже в мобильнике Леха остается принципиальным и радикальным.
— Хайль, — стучит зубами Витас. Витаса морозит. Ну где же Валерик с обещанным пивом? Мысль о холодном пиве притягивает на кожу из ниоткуда мурашки величиной с ладонь. Брр!
— Есть разговор. Не телефонный.
Витас не удивлен. Он ждал такого звонка.
— Ладно, подгребайте завтра на «Сметану». Вероятно, я смогу.
Надо же повыгибаться. Но не получилось.
— Завтра мы не сможем. Заказ. Давай послезавтра, в пятницу?
Опять заказ. В хмуром бизнесе Лехи и Димаса ни спада, ни застоя. Клиенты исправно занимают места в очереди на кладбище. А некоторые проталкиваются вне очереди.
— Заметано. В пятницу вечером, на «Сметане».
— Годится. Хайль!
— Ну, хайль!
Вяло. Без энтузиазма. Все равно Леха уже отключился.
Ну наконец-то! Не прошло и полгода! Валерик в кашне и с неизменной гитарой — на «Сметане». Правда, сейчас еще затарен пакетом, полным батлов с темным крепким. «Балтика шесть — классический портер с содержанием алкоголя не менее семи процентов». Так на этикетке. Любимый напиток мухачинцев и Мостипана с Витасом. Отличное пойло! Великолепно подходит для незаметного превращения в идиотов. Сам Валерик почти не пьет алкоголь. Предпочитает другие напитки. Ботаник, хы-хы!
Стрит-музыкант осторожно опускает пакет с бутылками на землю, прислоняет гитару к ограде и жмет руку Витасу.
— Ну что? Готов?
Витас спрыгивает с трубы.
— Всегда готов!
Оба смеются. Витас с трудом, непослушными замерзшими губами. И вдруг!
— Тра-та-та! Бэнг-бэнг! Тщи-тщи! Ба-бах!
Китайский городовой! Опять этот Лябин со своим легендарным пистолетом! Ведет прицельный огонь по голубям рядом с оградой. От неимоверного телесного напряга еще и пукнул. Сын грома! Даже Валерик, при всей своей интеллигентности и законченном музыкальном образовании, не выдержал такого амикошонства.
— Эй ты, техасский рейнджер! Подбери слюни!
Дурачок переносит огонь на Валерика. Новая мишень. Говорящая. Валерик неожиданно выдергивает пистолет из руки Лябина.
— Ну что, крутой Уокер? Поиграем в догони-отбери?
Валерик дразнит недоумка пистолетом. Лябин умоляюще протягивает руки и начинает хныкать. Валерик, смеясь, отходит все дальше, крутя пистолетом так и сяк. Дурачок перелезает через ограду и бежит за ним следом. У самой опушки леса Валерик останавливается и, расчетливо дождавшись, когда Лябин приблизится, швыряет игрушку далеко в густые кусты. Идиот с громким плачем бросается ее искать.
На «Сметане» ржут.
— Ну, что, всех прошерстили?
Это Лёня вернулся к нашим баранам.
— Продолжаем мозговой штурм.
Витас с Валериком ушли. Лябин надолго пропал в кустах. Терпигорец. Можно спокойно продолжать. Мандинго говорит:
— У нас остались главные подозреваемые: Шамхалов и Витас.
Лёня недовольно замечает:
— Это для тебя Шамхалов — главный подозреваемый. Простое допущение, а не факт! Для меня он — чурка, случайно попавший в эту историю. Витас! Вот кто великий и ужасный. Серийный убийца и маньяк!
Без тени сомнения! Сейчас Мандинго уже не так уверен в своей правоте. «А, может, я ошибаюсь, и Лёня прав? Марго расчленили, отрезали голову, а Витас учится в медицинском. И нудный он. Держится всегда особняком. Уклончивый. Точно, он».
Лябин все-таки нашел в кустах свой пистолет и, счастливый, весь перемазанный и израненный колючими ветками, показался на опушке.
— Леша-а! Домо-ой!
Лябинская мать, оглушительная, как система оповещения о природных катастрофах. Добивает даже до «Сметаны».
Глядя в спину уходящего придурка, Мандинго сообразил. Промелькнула в голове дельная мысль.
Витас у Валерика. Они пьют пиво на кухне. Бухают. Давно уже так не собирались. Жалко, Артема с ними нет. Исчез в бездонности семейной жизни. Сабина поглотила, как морская пучина. Ну и сам дурак!
Валерик живет один. У матери своя квартира. А Валерик занимает квартиру отца. Где отец, Валерик не говорит, а Витас не спрашивает. Он молча завидует Валерику белой завистью. Вот же лафа! Никто не стоит над душой, никто тобой не командует. Сам себе хозяин, господин и владыка.
Пахнет, как в Китае. Вареным рисом. Рис варится в кастрюльке на электроплите. Валерик умеет готовить. Научился себя обслуживать.
— Будешь еще?
Витас кивает. «Почему нет, если да?» Валерик откупоривает очередную бутылку темного. Разливает по стаканам. На столе, накрытом клеенкой с красными петухами, стоят тарелки с сушеными кальмарами, рыбкой, сыром-косичкой. Еще чипсы и сухарики.
Пивдос крепкий. Шибает отменно. Витас, глупо ухмыляясь (и никак не может перестать!), рассказывает Валерику:
— Моя следачка при мне другому мужику-следаку про Димаса и Леху жаловалась: «И это лучшие еще, остальные только квасят, аще реально тупые посоны! С этими хоть можно вести беседу на бытовые темы. Они не способны к сложным эмоциям. Да уж… Додики! У них импотенция головного мозга, а это наше завтра! Я их попросила подписать протокол допроса, по образцу, так они долго не могли понять, что нужно делать. Мышление не развито, воображения нет. Дефективные фашисты!» А следак: «Ну, перегнать-то Америку они смогут? Хрущев с такими же собирался». Моя: «Они и Уганду не догонят. Полный отпад…»
Валерик хохочет до слез. Классный перец. Понимает юмор.
Валерик тоже разоткровенничался. Пиво развязало язык. Со второго литра работает, как «сыворотка правды».
— Знаешь, Витас, как зовут моего отца? Никогда не догадаешься. Мэлис! Это: Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин! М-э-л-и-с. Представляешь? Обалдеть, не встать! Отец — старый коммунист. Золото партии! Яркая личность. По выходным поет революционные песни с такими же пробитыми в ноль коммуняками, как сам. Кондрат всех давно трясет, а они на «Октябрьскую» прутся строем! Отец ездит только на трамвае — советский транспорт. Пьет водку из горла. Поллитрук. Авто нет. Водка нынче дорогая. Из-за нее на авто не хватает. Да еще и сталинист! «Живите тыщу лет, товарищ Сталин, и хоть в тайге придется сгинуть мне, я верю — будет чугуна и стали на душу населения вдвойне!»
Витас угорал, пока не захотел на белый трон. Все же пять полных батлов уговорил. Валерик гораздо меньше. Витас с трудом встает из-за стола.
— Я схожу в комнату задумчивости, Валерий Мэлисович, а ты пока чайку бы сообразил.
— Сейчас купчика забодяжим! — соглашается Валерик. — Может, травки покурим? У меня есть. И телеящик включим? Какой-нибудь деревянный фильм про деревянных ребят.
Витас уже на все согласный. Побрел по коридору в туалет. Ступает твердо, но стены все равно качаются. Коридор становится то шире, то уже. Как прямая кишка во время натуги. Да еще велосипед мешает пройти. У Витаса дома тоже велик в коридоре стоит. А куда его еще девать?
Когда Витас возвращается на кухню, Валерик уже приготовил чай. Зеленый, с жасмином. Это китайцы приучили мухачинцев к зеленому чаю. Они мухачинцев ко многому приучили. Пора уже книгу издавать: «Как китайцы обустроят Россию». Выпили чаю. Витас смотрит: Валерик уже совсем зачах. Сморило. «Глазки закрывай. Баю-бай!» Помог ему добраться до дивана. А потом Витас не помнит. Помнит только свою нехоть…
Сабина рассуждает о друзьях Артема. О Валерике. Ну, этот-то еще ладно. «Он круче всех играет блюз». Артист, он даже в тридцать третьем микрорайоне артист. А вот Витас… Сабина уверена, что Витас оказывает на ее Артема дурное влияние. Впаривает ему чуждые идеи. Бомбардирует сознание парня толпами цветных в Париже и что там ужасная грязь. Ну, типа китайского рынка на Зеленом базаре. Зомбирует. Использует какой-то литовский национальный гипноз. Очень медленный и нудный. Все разговоры узкой направленности — ксенофобия и национализм. Вы пидорасы, а я д’Артаньян! И постоянно: «Артем — кореш, Артем — друг! Пошли бухать!» Делает вид, что у Артема ее, Сабины, вообще нет! Обидно! Так и хочется сказать: «Отвянь! Твои друзья в овраге ворованную лошадь доедают!»
Сабина возмущена. Она не потерпит чужого вторжения в свои охотничьи угодья. Даже ляпотоська в животе зашевелилась. Поддерживает мамку, мое солнышко. Ничего, сокровище, потерпи. Скоро увижу твою мордашку.
У них в ресторане работает одна женщина из Литвы. Ничего плохого о ней сказать нельзя. Сабину озаряет неожиданное открытие: да ее просто окружают литовцы! Вопреки статистике. Видимо, их на самом деле гораздо больше.
Резкий звонок телефона. Номер незнакомый. Почему-то вдруг стало не по себе.
В трубке официально враждебный голос.
— Гражданка Исхакова?
У Сабины сжимается горло. Судорога. Она не может выговорить ни слова. Потом кое-как справляется с собой.
— Да, это я. Кто со мной говорит?
— Старший оперуполномоченный Виноградов. Мостипан Артем Андреевич — ваш муж?
— Не муж, но… Мы не расписаны…
— Я очень сожалею, но с гражданином Мостипаном случилось несчастье. Я прошу вас немедленно подъехать к нам в управление.
У Сабины все плывет перед глазами. «Несчастье?! С Артемом?!» Она срывается на визг.
— Где Артем?! Что с ним? Он жив?!
Официальный голос ее как бы не слышит. Сабина тоже уже плохо понимает, что твердит ей этот вестник несчастья.
— Прошу вас… Как можно быстрее… Счет идет буквально на минуты…
— Да-да… Я сейчас буду…
Сабина бросает трубку. Начинает бессмысленно метаться по квартире. «Что с собой взять? Или ничего не нужно? А вдруг Артем уже…» Паника…
Толчок внутри. Ох! Лапуля! Сообщает, что не надо пороть горячку. А может, это все еще неправда? Сабину обдает горячая волна надежды. Конечно, неправда! Нужно позвонить самому Артему и проверить. Спасибо, ляпотоська! Чтобы я без тебя делала? Сабина лихорадочно находит в своем мобильнике самый дорогой ей номер. Вот он! Жмет кнопку. Гудки… Гудки… Гудки… Гудки… Гудки… Сердце заледенело. Артем! Артемушка! Опять захлестнула паника. Уже и лапуля не помогает справиться. В голове бьется только одна мысль: нужно бежать. Как можно скорее! Этот Виноградов же говорил…
Сабина хватает курточку и, сунув руку в один рукав, выбегает из квартиры. Она не догадывается, что бежит по направлению от жизни. За дверями ее ждет смерть.
Он душит ее, душит, душит! Затащил обратно в квартиру и убивает. Грубая веревка врезается в нежную шею все глубже. Боже, как страшно! Не надо! Вместе с Сабиной Исхаковой умирает маленький человечек внутри ее. Ему тоже больно и страшно. Кошмар, конечно…
- Но, дорогая, твой кошмар,
- Он моего не стоит ада,
- Хотя, как этот мир, он стар,
- Хотя он полон страшных чар
- Кинжала, пороха и яда[8]
Тридцать третий микрорайон скоро не вместит столько жестокости.
Витас с трудом открывает глаза. Башка болиит!.. Как будто у него не голова, а уработанный средневековый таран. Даже не помнит, как уснул. «Стар стал. Очень стар. Суперстар…» Интересно, сколько сейчас времени? Он смотрит на часы в своем мобильнике. Ни финты себе! Три часа провалялся бездыханным на диване рядом с Валериком! Покосился на приятеля. Валерик мирно спит. Даже порозовел немного. Будить, не будить? Один час сна заменяет сто грамм моркови. Значит, Валерик уже оприходовал целую кастрюльку. В окне сереет вечер. Нужно идти до хаты. Скоро на горшок и в люльку!
До Дня города осталось сорок восемь часов.
Четверг, двадцать восьмое сентября
Коротенькое скромное сообщение еле втиснулось между наглючей брехламой. Теледикторша в ортодоксальном пиджаке торопливо частит:
««Сегодня утром в одной из квартир тридцать третьего микрорайона Мухачинска было найдено тело задушенной и изнасилованной Сабины Исхаковой. Следователями был проведен осмотр места происшествия и изъято все необходимое для проведения экспертиз. С телом Сабины будут проведены судебно-медицинские экспертизы с целью установления причин смерти, количества и характера телесных повреждений. Также будет проведено исследование ДНК. Преступник оставил на месте преступления биологические следы», — говорится в сообщении регионального следственного управления Следственного комитета России.
Девушке исполнилось всего восемнадцать лет. Кроме того, Сабина была беременна. Тело обнаружил вернувшийся с ночной смены муж. Следствию пока непонятно, почему девушка впустила в квартиру постороннего. Она всегда была осторожна.
«Сегодня было возбуждено уголовное дело по факту убийства Сабины Исхаковой. Следствие проверяет ранее судимых по схожим статьям Уголовного кодекса», — сообщили нашему корреспонденту в следственном управлении Следственного комитета по Мухачинской области».
Индифферентно — без эмоций, без интереса, скороговоркой. А если вдуматься-то — жуть! Потом опять брехлама без конца. Подкладки, прокладки, памперсы, средство от диарреи и от запора. «Ураган в животе? Принимайте «Дристалл»! «Дристалл» нормализует вашу ежедневную дефекацию!» Тоже ужас.
Ужас для многих, но не для убийцы. Он с интересом смотрит на экран телевизора. С любопытством слушает. Запор? Да-да, помню. «Псари кричат: «Ахти, ребята, вор»! — и вмиг ворота на запор». Грибоедов. Школа.
Убийце сегодня лениво. Полный расслабон. Никуда не пошел. Отгул за прогул. Он доволен собой. Удачно вчера получилось. Все, как заранее спланировал. Заодно полностью вернул себе равновесие, частично утраченное после осечки в лесу. Ох уж эта Катя! Такой с ней получился попадос! Заставила побегать за собой.
Убийца улыбается. У него хорошая улыбка. Открытая и добрая. Фальшивая, конечно, как весь китайский «Адидас»: «Adudas», «Adidus», «Adiddas», «Adidass» и все остальные девяносто девять вариантов.
Разумеется, пришлось еще почти неделю ждать, пока водолазы прекратят поиски в Мухаче. Только когда все угомонились, убийца по-тихому утопил Катю в реке. По частям. Небольшими порциями. Сначала хотел, как раньше Марго — в мусорку, но нет. Гнилую голову Марго ведь нашел какой-то дворник. Удивительно добросовестный чурек! И что ему в помойном баке понадобилось? На обед себе собирал, что ли? Из-за этого героя труда полицаи начали проверять городскую свалку и нашли еще кое-что от Марго. Это вообще не дело! Так что теперь — только в Мухачу. Ну а что? Если бы не он, бултыхалась бы Катя в этой порочной системе ценностей. А так — бултыхается сейчас в реке.
Убийца покрутил в руках крестик на цепочке. С пробой! Настоящее золото. Прав был тот шантажист. Фетиш. Остался на память о Марго. Да, Марго… Вся манерная, нарочитая, подчеркнутая… Как же она его тогда притомила тупой болтовней про свою днюху! «А она такая, а я такая… А они такие, а я такая… Проблядь!»
Ничего, снотворное одинаково хорошо подействовало и на болтушку Марго и на реактивную Катю. Зато с Сабиной снотворное вообще не понадобилось.
Мандинго у Марка — зашел после школы. Смотрит интернетовский видеоролик. На ролике девушка в Катином платье. В самом красивом платье, подаренном мамой Кате на совершеннолетие. Катя его тогда надела в магазин за хлебом. И зачем? Но платье точно ее. А лица никак не удается рассмотреть. Девушка все время поворачивается спиной к веб-камере. Ускользает. Но прическа тоже похожа. Светлые волосы, стрижка каре.
Марк останавливает ролик, поймав момент, в котором девушка на секунду вполоборота поворачивается к камере. Няк! Он увеличивает изображение. Добавляет резкости. Зернисто, фрагментарно, но более-менее уже видно. Во весь экран чужое лицо. Подведенные брови. Накрашенные губы. Румяна на щеках. Это не Катя. Точно. Скорее, действительно, мужчина. Лицо мужчины Мандинго кажется смутно знакомым. Он говорит:
— Где-то я этого урода видел. На кого-то он похож. На кого-то, кого я знаю.
Марк пожимает плечами.
— Я, во всяком случае, не узнаю. Давай посмотрим антураж. Может, узнаешь комнату?
Мандинго всматривается до рези в глазах. Стены, обои в тонкую, еле различимую, полоску, мебели почти нет. Ничего особенного. Ага, вот на стене знакомый коврик. «Три богатыря» у камня на распутье. «Налево пойдешь…, направо пойдешь…, прямо пойдешь…» Хрен куда попадешь… Русский народный китч. Где же это могли снимать? Такие коврики висят дома у каждого второго мухачинца. Даже у них был. Мандинго помнит — в детстве висел над его кроватью. Примета без признаков индивидуальности.
Эта брехлама уже совсем загнобила. Промывание мозгов. «Дристаллом»! Убийца побыстрее переключает канал. И там не лучше. Идет какое-то мыло — мыльная опера. Номер серии зашкаливает за вторую сотню. Ниже всякой критики. Доморощенный сериал по жгучему, как латиноамериканский перец, сюжету. Классический конфликт. Щедрый капиталист Антон (дон Антонио — все серии ходит в одном и том же недорогом костюме) любит свою домработницу, идиллическую пейзанку Христину (просто Хуанита — цветок колючих прерий). В этом мезальянсе им злобно препятствует брат Антона, скупой эксплуататор Петр (дон Педро с тонкими усиками) и жена Петра бизнесвумен Прасковья (синьора Педрита — просто тупая стерва). Внезапно Христина узнает, что она, подмененная еще в колыбели, родная сестра Сергея. Старая роддомовская медсестра тетя Мотя (донья Мануэла — толстая и плакучая как ива) через двадцать лет удосужилась рассказать правду. И вот…
Убийца, чтобы не сойти с ума, выключает зомбоящик. Да уж… Уж да… Просто адская клиника! Лучше о лакомом. Вспомнил вчерашнюю Сабину. Как она хотела жить! Ну и что? Умерла, как все. Захлебываясь в собственной рвоте. Надо бы хуже, да некуда. Вот и спрашивается, зачем мухачинцам эти сериалы? Просто описать один день из жизни рядового горожанина и все. Мороз по коже… Правда, могут не поверить и запретить.
Приятель кардинально изменился за сутки. Похужел. Глаза запали, на скулах появились тени, двойной слой желтизны на лице. Душный. Витас с трудом узнает в этом потерянном существе своего жизнерадостного, кучеряво живущего друга Артема. Алхимическая трансмутация. Мостипан сам ему позвонил и сообщил, что Сабину убили. Витас вообще не знал, что сказать. Заклинило. Потом просто сел на велосипед и приехал.
— Ее больше нет. И моего ребенка больше нет. Сечешь?
Артем в шоке. Он недавно вернулся из полиции. Допрос, пояснения, процедура опознания. Для кого-то — ежедневные рутинные формальности. Для Артема — стресс на всю оставшуюся жизнь.
Может быть, поможет водка? Испытанное мужское средство удержания психики в норме. У мужчин в этом смысле выбор не велик. Женщины еще могут купить себе новые туфли. Артем плещет горькую по стаканам. Витас никогда не пил водку стаканами. Но молчит. Обратно не он на велике, а велик поедет на нем.
— Помянем…
Выпили не чокаясь. Молча. Без закуски. Слова и не нужны. После стакана водки Артем чуть расслабился.
— Мусора сегодня в мусарне до меня докопались: почему не отвечал на звонки. Сабина мне зачем-то звонила, а у меня сотик был отключен.
Витас рад, что возникла тема для разговора. Вот так молча сидеть и глушить водку… Стремно как-то.
— А ты почему вырубил мобильник?
— Я всегда его вырубаю, когда выхожу на территорию. Чтобы напарники не доставали. Иначе — звонят каждые пять минут: «Ты где?» А так я спокойненько гуляю. В цех зайду — возьму печенья. У них даже коньяк есть, для пропитки тортов.
Артем наливает по полстакана.
— Есть хочешь? На плите — мясо в сковородке.
Сабина вчера приготовила. Для Артема с работы.
Приятель вдруг заплакал. Вот хрень!
Артем сквозь слезы говорит:
— Она звонила. Может быть, просила помощи, а я ничего не слышал! Я был на территории. Обходил фабрику. Больше часа. Периметр же огромный…
Чтобы остановить слезы друга, Витас наливает еще по половинке. Артем схватил водку и торопливо халканул. Витас тоже. Ух, отрава! Насадил на вилку кусок жареного мяса.
— Как же она впустила кого-то? Значит, знакомый был?
Артем немного успокоился. Тоже начал есть. Первый раз за этот тоскливый день.
— Сабина никому чужому бы не открыла. Она недоверчивая была. Как кошка. Значит, кто-то знакомый.
Он вдруг косится на Витаса.
— А ты где вечером был?
Витас успокаивающе улыбается.
— У Валерика пиво пил. Потом уснул. Наверное, пиво сморило. Валерика тоже. Он еще раньше меня скис. Так и спали с ним рядышком на диване до вечера.
Артем позвонил и Валерику. Сообщил о трагедии. Валерик сочувствовал, как мог. Подбирал правильные слова. Но не приехал. Не смог.
Мостипан спрашивает уже совсем пьяным голосом:
— А может, Валерик притворялся?
Витаса тоже развезло. Мысли из головы в разбег. Но одну успел поймать.
— Зачем?
Потом еще… Пьяный базар.
В коридоре хлопнула входная дверь. Что-то загремело, застучало, завозилось. Женский голос запричитал:
— Ой, Артемочка, горе-то, какое!
Приехали родители Мостипана.
Яков Григорьевич принес Марку лекарство. Он сильно сдал за последний месяц — переволновался за сына. Стал совсем маленьким и совсем седым. Только три длинных белых волоса в родинке на подбородке по-прежнему упрямо торчат. Как бы убеждают окружающих своим торчанием: пока мы здесь, беспокоиться не надо — все в неизменном порядке! Якова Григорьевича можно понять. Едва не потерял единственного ребенка.
Яков Григорьевич устало присаживается у постели сына. Подает Марку снадобье. Марк, страдальчески морщась, проглатывает горькую микстуру. «Все папа, мне уже совсем хорошо!» Это, конечно, радует отца. Скоро Марк начнет ходить. А это не так просто после всего, что с ним сделали те изверги. Поврежденный нос, два сломанных пальца, три треснувших ребра. Плюс черепно-мозговая… Не считая бесчисленных ушибов, ссадин и гематом. А за что? Спасибо Всевышнему! И врачам. Всевышний и врачи постарались. Нос поправили, как смогли, ребра почти срослись. Скоро и с пальцев снимут гипс.
— Как там твоя аптека? Наркоманы не достают? — спрашивает Марк задумавшегося отца. Хочет отвлечь его от тяжелых мыслей. Яков Григорьевич вздрагивает, отвлекается и смотрит сквозь круглые очки на ребят.
— Аптека под присмотром. Сейчас там всем заправляет Валерия Аркадьевна. Надежна, как швейцарский тугрик. Звонит мне ежедневно. Все держит под контролем. Правда, на Валерию Аркадьевну легла большая нагрузка, а у нее тоже не все в порядке со здоровьем.
Читать бесплатно другие книги:
