Страна падонкаф Россик Вадим

Воскресенье, двадцать седьмое августа

По зомбоящику сплошная чернуха. Жуткая авиакатастрофа в Хабаровске, страшная авария в Тверской области, кровавое столкновение антиглобалистов с полицией в Порт-Морсби, леденящие кровь подробности похищения детей в Аризоне, мрачные прогнозы известных экономистов… Мухачинск тоже не остается в стороне. В тренде. Криминал. Телеведущая — тонна штукатурки, а так ничего особенного — нагнетает:

«Сотрудники правоохранительных органов в городе Мухачинске обнаружили на берегу реки Мухачи тела двоих жителей города.

По версии следствия, двадцать шестого августа этого года около восемнадцати часов тридцатишестилетний мужчина, находясь в состоянии алкогольного опьянения, в результате внезапно возникших неприязненных отношений, из незарегистрированного пистолета убил своего восемнадцатилетнего знакомого. После убийства знакомого мужчина закололся ножом сам. Отдыхающие на расположенном вблизи места происшествия пляже ничего подозрительного не заметили и не слышали.

Сейчас на месте происшествия работает следственная группа, которая опрашивает возможных свидетелей преступления, орудия преступления изъяты».

Ну и хватит! Так нет же! Стройная инспектор Федорова из мухачинской полиции, стоя на фоне плаката с угрожающим полицейским лицом «Служа закону — служим народу!», продолжает кошмарить телезрителей:

«В ходе проведения комплекса неотложных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий установлено, что местный житель совершил убийство, застрелив своего знакомого, а после совершения преступления покончил жизнь самоубийством…»

Сережа не смотрит зомбоящик. Он возвращается из сада домой. Переполненный «трумэн» с трудом берет подъемы разбитой дороги. «Икарус» скрежещет и скрипит, но не сдается. Движение — это жизнь! Тяга к жизни пока сильна. Яма на яме. Колдобина за колдобиной. Так же, наверно, выглядит автобусный ад, в который «венгры» попадают после утилизации.

Сережа ждет поворота дороги в тридцать третий микрорайон. После поворота мертвые мобильники оживают. Место воскресения из мертвых! Мобильники начинают светиться, играть музыку, жужжать. Бесполезное становится снова необходимым. «Диалектика!» — это опять Яков Григорьевич Вишневецкий. Интересно, как там Марк? Нашли его друзья того типа в белой рубашке или нет?

Сережа все еще не знает, что Марк в больнице. Пока не пришел в сознание. Тело только дышит. И то с помощью прибора искусственного дыхания. Отец постоянно дежурит возле сына. С работы его отпустили. Вся аптека сочувствует.

Вот и долгожданный поворот. Территория тьмы кончилась. Сережа нетерпеливо достает свой сотик. Катя свой тоже. Кое-кто из пассажиров повторяет их движение.

Ну-ка, ну-ка, посмотрим? Катя разочарованно прячет телефон обратно в карман. Любимый не звонил. У нее, конечно, есть его номер, но любимый строго-настрого запретил ей самой звонить ему. А когда она однажды не выдержала и нарушила запрет, оказалось, что мобильник любимого отключен. Потом он отругал ее и объяснил, что отключает свой телефон, чтобы звонки не мешали ему работать. Катя догадывается, что у любимого есть другой номер, но она этот номер не знает. Успокаивает себя тем, что каждый имеет право на личное пространство.

А вот у Сережи есть непрочитанное сообщение. Мессага от Марка. Звучит почти как «Евангелие от Марка», но Сережа про Евангелие едва слышал. Он не очень религиозен. Сережа читает текст и хмурится. Вот балбес этот Марк! Еще обзывается. К сообщению прикреплена фотография. Уже интересно. Сережа показывает фотографию Кате. Та сразу узнает извращенца в белой рубашке. Сидит, гад, с подругой в «Заманухе». Значит, как приедем, сразу туда.

Леха тоже не обращает внимания на криминальные новости из Мухачинска. Ему некогда. Он собирается к Витасу. Леха бреет голову, чистит «гриндера» обувной щеткой и ставит на зарядку видеокамеру. Выпросил у знакомого на сутки. Сегодня Витас будет зарабатывать белые шнурки. Это круто! Круче крутого яйца! Леха признает, что пока не годится для серьезных дел. По честноку! Не созрел. Пока трезвый — не решается. А когда выпьет — уже не может. Физически. Конечно, отдубасить какого-нибудь замечтавшегося сиониста в очечках — это с удовольствием, но не более. Более — чревато! Если дело пойдет не так, то сидеть придется отдельно от Димаса. А Леха к Димасу привык. Скорефанился. Димас, кстати, сейчас на кладбище с матами копает могилу за литр водки. За литр чисто по дружбе. Все равно вместе выпьют.

А Витас нормальный пацан! Тихоня-тихоней, а вон что! Замочить черного… Тут надо иметь — как Леха где-то слышал по другому поводу, но понравилось и запомнил — горячее сердце, холодную голову и чистые руки. Правда, Леха не со всем согласен в этом списке. Ну, горячее сердце и холодная голова — более-менее понятно. Образное выражение. Допустим. Но для чего нужны чистые руки? Антисептика, что ли?

Тетя Рая у себя грызет семечки и смотрит телесериалы. Все подряд. Они в воскресенье идут с самого утра. Дорогие иномарки, роскошные интерьеры. Такие же дорогие и роскошные люди. Париж, Лондон, Москва. Хоть посмотреть.

Когда-нибудь у Лехи будет свой дом. Красивый, теплый, обязательно двухэтажный. И он там поселит своих родителей. Они тогда уже насовсем откинутся из тюряги. Будут старые, седые. Леха их уже не очень ясно помнит. Больше придумывает. Они всей семьей будут ходить в гости к тете Рае. На борщ и холодец. Тетя Рая лучше всех в мире умеет готовить борщ и холодец. И Димаса Леха возьмет к себе жить. Димас — самый близкий ему человек из пацанов. Леха подарит Димасу собаку. Димас любит собак с бородой. Шнауцеров. Ризен, миттель, цверг. Фу, гадство, язык сломаешь! Но Димас любит бородатых собак. У него всегда живет какая-нибудь такая псина. А то и не одна. Он их на улице подбирает. Несчастных. Потом лечит, кормит, возится с ними. И делает счастливыми. Айболит, блин!

Время! Витас, наверное, уже на говно исходит — где съемочная киногруппа? Леха весело кричит, закрывая за собой дверь:

— Пока, теть Рай!

— Не задерживайся допоздна, Лешенька!

Тетя Рая не знает, что Леха идет убивать. И никто из них не догадывается, что Леха домой не вернется.

Витас сидит на лавочке во дворе, где живет Мандинго. Нервно курит. Пыхает. Витас сидит давно. В доказательство целый полукруг окурков перед ним на земле. Не меньше пачки. В голове — один дым. Горло уже как пустыня Гоби — аж скрипит от сухости. Леха приветствует товарища:

— Зиг хайль!

— Зиг хайль!

— Ну что? Готов?

Витас неопределенно жмет плечами. «Как к такому можно быть готовым?»

— Черного видел?

— Да. Они всей семьей недавно вернулись домой. Наверно, из сада. С ягодами, огурцами… И с тяпками.

Леха окидывает товарища оценивающим взглядом.

— Слушай, Витас! Ты слишком напряжен. Расслабься.

— В туалет хочу. И жрать. Я тут уже часов шесть сижу.

Леха всегда готов помочь.

— Так сходи куда-нибудь. Я посижу-покараулю.

Витас засобирался. Затушил бычок, встал. Остановился на секунду.

— Ты видеокамеру принес?

— А как же! Сегодня я твой Голливуд-Болливуд!

Леха достает камеру из чехла. Включает. Наводит на Витаса.

— Улыбочку! Вас снимает скрытая камера!

Витас корчит недовольную рожу. Недовольно-зверскую.

— Все, хорош! Выключи пока.

Леха послушно выключает видеокамеру. Прячет обратно в чехол. Кто бы спорил…

— А куда ты кинжал пристроил?

Витас наклоняется к нему. Расстегивает молнию куртки. Показывает. Кинжал в ножнах удобно расположился в петлях, специально пришитых к подкладке.

— Видишь? Сегодня все утро провозился, пока сделал.

Леха осторожно потрогал кинжал.

— Ну ты гигант!

Витас выпрямился. Застегнулся.

— Ладно, смотри тут. Я быстро. Нужно сбегать, а то реально обоссусь. Подъезд черного — вон тот. Если что — я на связи. Звони.

Они едва не упустили черного. Такой косяк! Витас только вернулся облегченный и с удовольствием жевал гамбургер, а Леха отвлекся на какую-то девчонку. Она сидела на соседней лавочке и стреляла по сторонам глазками. Ну и попала в Леху. Пораженный этим взглядом в сердце, он принял мужественный вид, как и положено раненому арийцу. Девчонка мило улыбнулась. Как бы просто так, но Лехе. Он собрался мило улыбнуться ей в ответ, но к девчонке подбежала маленькая дочурка. Замурзанная и сопливая. С совком и ведерком для песка. Дите ткнулось молодой мамке в колени и заголосило. Е-мое! Нарожают, потом не знают, что с этим добром делать! Хоть обратно запихивай! Леха отвел глаза и вдруг резко толкнул локтем Витаса. От неожиданности тот подавился. Закашлялся. Выплюнул кусок недожеванного гамбургера.

— Ты что?! Охренел?

Леха уже вставал. Он показал на Мандинго, исчезающего в проходе между домами.

— Давай за ним, по-быстрому! Черный, наверно, на остановку пошел.

Рванули…

Мандинго дождался трамвая и поехал в центр. Поехал с комфортом — уселся в середине салона, рядом с какой-то бабкой. Витас и Леха зашли в последнюю дверь и остались стоять на задней площадке. Свободных мест больше не было.

Вот так постоянно. Черные сидят в трамваях, сделанных белыми, а сами белые стоят! Где ты, Алабама пятидесятых! Витас как-то смотрел фильм про Мартина Лютера Кинга. Ку-клукс-клан, сегрегация, автобусы для белых, автобусы для цветных… Нормально.

Перед Зеленым базаром в трамвай вошел Валерик. Стрит-музыкант в пестром кашне. Жизнь — это закономерная череда случайностей. Валерик — тоже такая случайность из этой череды. Музыкант встает у кабины водителя, дожидается, когда двери закроются, перехватывает поудобнее гитару и начинает свое выступление. Сыграл, спел пару своих песен. Пел хорошо, но всем наплевать. Валерика почти никто не слушает. Пенсионерка рядом с Витасом читает книжку «Вуду на Руси». Ушла вся в колдовство и нежить. Пожилая пара подальше обсуждает недавнее повышение цен на отопление и освещение. Людей занимает свое. Наболевшее. Вуду, ЖКХ. Тут не до трамвайных концертов.

Валерик заканчивает и с пустой жестянкой из-под томатной пасты проходит между сиденьями к задней площадке. Выручка невелика. Несколько монет да пара мятых бумажных купюр небольшого достоинства. Какое достоинство — такие и купюры. А Мандинго бросил монету в банку! Витас заметил.

Валерик здоровается с Витасом и Лехой. Как обычно, грустно улыбается. Жизнь уличного музыканта не сахар. Встав в уголке, Валерик достает мобильник — звонит. По трамваю объявление: «Следующая остановка — Зеленый базар». Мандинго поднимается со своего места — и к двери. Значит, выходит.

Нашел! Урод в белой рубашке сидит в «Заманухе» и темпераментно разговаривает с кем-то по сотовому телефону. Кроме него за столиком еще три человека. Немолодой мужик с седыми усами, тоже кавказец, и две толстые бабы. Торговки с базара. Накрашенные и вульгарные, как звезды шоу-бизнеса. Веселая компания пьет водку и угощается пловом.

Сережа присел за свободный столик. Прикинул. Нужно проследить за этим козлом. Наверное, это будет несложно сделать. Субъект в белой рубашке не видел Сережу. Необходимо узнать — где он живет, как его зовут. Потом придумать, как его наказать. Может, сдать мусорам. И побыстрее, пока он еще кого-нибудь не убил.

Сережа не замечает, что за ним самим следят две пары внимательных глаз.

— Ура! Любимый звонит! Милая «Непара»! Милая «Милая»!

Катя хватает мобильник. Торопясь, нажимает кнопку.

— Привет, Катенок!

— Привет, зайка! Я так соскучилась!

Катя счастлива. Как же, родной голос в трубке!

— Я тоже соскучился, Катенок. Но времени для себя остается очень мало. Все работа, работа…

Катя понимает — сегодня они не увидятся. Это невозможно! Она так хочет видеть любимого!

— Как вообще дела?

— Дела хорошо. Приехали из сада — привезли овощей.

Любимый смеется. Какой у него мелодичный смех! Катя вдруг вспоминает:

— Да, я тут подумала… Нужно поговорить с этим дурачком, Лешей Лябиным.

— На предмет?..

Катя рассказывает. Голос любимого неуловимо меняется.

— Увидимся сегодня?

Катю окатывает горячая волна. Ура!

— Ну конечно! Где? Во сколько? Только не в лесу, зайка. Я там боюсь.

— Ну что ты, моя хорошая. Я тебя приглашаю к себе домой. С мамой познакомлю.

Катя не верит своим ушам. К любимому домой? Это в первый раз!

— Хорошо, я приду.

— Вот и отлично! Я не могу долго говорить — не один. Вокруг люди. Так, значит, в девять у меня. Запоминай адрес!

Вот время и пришло! Убийца давно собирался разделаться с Катей, но все что-то отвлекало. Теперь пора. Заодно опробует улучшенный вариант своей веревки — с петлями на концах. Такая веревка уже не вырвется из рук.

Наконец-то началось какое-то шевеление. Мандинго, выдувший уже три стакана компота, привстал из-за стола. Вытянул шею — смотрит. За дальним столиком с официантом рассчитывается какая-то хмельная компания. Базлают по-своему на все кафе. «Кильмандамандакиль, пилядь! Медальдайордендай, пилядь!» Леха подает знак Витасу — приготовься. Клиент сейчас выйдет. Леха специально сел в кафе у окна. Наелся плова и семафорит теперь.

Только сейчас Витас понял, что Мандинго сам следит. Черный пацан идет следом за двумя кавказцами с дамами. Дамы — это, конечно, сильно сказано. Преувеличено. Витас кривится. Жирные, целлюлитные телки с базара. В длинных, до колена, футболках и дурацких оранжевых леггинсах. У каждой на поясе сумка для выручки. Сумчатые животные. Так только говорится: «на поясе». У этих телок пояс — самая широкая часть фигуры. Гадость какая!

Все заняли свои места согласно намерениям и следуют колонной. Впереди базарная четверка, за ними Мандинго, за Мандинго — Витас с Лехой. Процессия обходит цыганок с младенцами, сидящих у базара на асфальте. Крошечные грязные цыганята подбегают к ним, тянут ручонки. «Дядя-тетя дай!» Глазки грустные навсегда. Дети не должны так жить. Полицейский в будке у входа на базар не обращает на цыганят никакого внимания. Пусть люди работают. На стоянке такси пары расстаются. Усатый со своей подругой прощается с мужиком в белой рубашке и второй толстухой, садится в такси и уезжает. Последний кавалер галантно сажает свою пухлую спутницу в следующее такси, о чем-то с ней договаривается и захлопывает дверцу «Волги».

Напряг растет. В виски начинает стучать кровь. Давление. Витас, не отрываясь, смотрит в спину Мандинго. А тот ничего не чувствует. Он сам не сводит глаз с типа в белой рубашке. Тип не торопясь идет по улицам Мухачинска. Постепенно они забираются в старую часть города. Узкие кривые улочки. Маленькие двух— и трехэтажные домишки. До революции в них жили богатые зерноторговцы. Поражали размахом своих жилищ крестьян, приехавших на базар. Крестьяне роняли картузы, задирая головы, чтобы посмотреть на третий этаж. «Дома каменные, люди железные!» Город…

Столько лет прошло с тех пор, а в этих домишках и теперь обитают люди. Их не видно, но они есть. Непонятно, чем занимаются, на что живут. Почему в такой грязи и разрухе? В такой бедности. Может быть, им тоже начать торговать? Но чем? Зерна сейчас у них нет. Остались тело и Родина. Печально…

Колонна неприятелей углубилась в самые недра Мухачинска. Старый город не вдохновляет. Не Монмартр. Сумрачные проходные дворы, заваленные мусором, закоулки. Бродячие собаки лежат на солнцепеке, вывалив языки. Прохожих почти нет. Тут-то все и случилось.

Сережа уже давно перестал ориентироваться в переулках самой старой части Мухачинска. Он тут не был ни разу в жизни. Да и что ему тут делать? Среди помоек и трущоб?

Кавказец в белой рубашке несуетливо прошагал добрых пару километров и свернул в мрачную арку какой-то развалюхи. Чуть выждав за углом, Сережа пошел за ним. Осторожно ступил под арку. Полумрак, воняет сыростью и старьем. Впереди — свет в конце туннеля. Арка выводит во двор, забитый хламьем. Хламье осталось, наверно, еще от первых мастеровых, воздвигавших Мухачинскую крепость. Трухлявые стулья, битые бутылки, черепки, ржавые ночные горшки, погнутые рамы велосипедов, безголовые куклы…

Едва Сережа вышел из полумрака на свет, как почувствовал сильный удар в голову. Солнце блеснуло ослепительной молнией и погасло. По виску потекло что-то густое, липкое, лишнее. Потом темнота…

Витас и Леха зашли в закрытый, заваленный мусором двор. С этого момента время пошло очень быстро. Понеслось прыжками. Как кенгуру. Они увидели Мандинго, распластанного на земле. Коричневое лицо залито ярко-красной кровью. Рядом с телом возится, обыскивая карманы, кавказец. Витас оторопел. Он бы, наверное, полгода простоял там, решая, что делать дальше. Выручил Леха. В корне изменил ситуацию. Не раздумывая, он врезал тяжелым гриндером кавказцу по голове. С разворота. Почти как Жан-Клод Ван Дамм. У кавказца хлынула кровь из сломанного носа и залила белую рубашку. Он закрыл лицо руками и завыл. Леха подобрал обрезок ржавой трубы и еще раз ударил мужика по голове. Вот тебе, сука! Вой как обрезало. Кавказец ткнулся лицом в землю возле бездыханного Мандинго.

Пока Леха зверствовал, Витас начал потихоньку соображать. Ну нифигасе! Два трупа вместо одного! Для обычного воскресенья многовато!

Леха обернулся к Витасу. Полон задора и огня. Глаза горят. Леха в своей стихии — в яростном мире насилия.

— Витас, блядь, чего ты ждешь?! У тебя же кинжал! Хач сделал за тебя полдела! Добей черного!

Витас нерешительно вытащил кинжал. Леха подтолкнул его к телу Мандинго и отступил на шаг, готовя к работе видеокамеру.

— Давай действуй, братан! Отрежь черному его челленджер! И яйца! Пока мусора не приплыли! По-любасу скоро тут нарисуются!

Точка невозврата.

Точка невозврата пересечена не была. Витас вдруг круто повернулся к Лехе и, глядя прямо в глазок видеокамеры, выкрикнул:

— Леха, стоп! Я не буду!

Леха в растерянности опустил камеру. Витас повторил:

— Я не буду.

Леха не понял.

— Ты что, Витас? С дуба рухнул? Ты же можешь заработать сейчас белые шнурки! Прямо сейчас! Считай, чужими руками!

Витас презрительно сплюнул. Прямо Лехе на ботинок.

— Да пошел ты в жопу со своими белыми шнурками!

Этого Леха простить не мог.

— Что-о?!

В равных условиях, он, конечно, сразу бы вышиб дух из Витаса. Но Витас держит в руке кинжал.

— Черного жалеешь?! А он наших девчонок не жалел!

Витас опустил кинжал.

— Почему ты так уверен? Игорь сказал? А если он ошибся?

Леха замер. «Какая фигня! Игорь не может ошибаться! Он же фюрер!» Рванулся к Витасу.

— Замочу, тварь!

Вырвал у Витаса кинжал, замахнулся…

— Стоять, пацаны! Стреляю!

Чужой жесткий голос парализовал. Бывшие приятели застыли. Из арки, держа их под прицелом, выходили полицейские. В касках, брониках, с автоматами.

Эра сотовых телефонов. Они сейчас есть даже у невидимых жителей трущоб.

Окровавленного Мандинго на скорой помощи с сиреной отправили в травматологию. Кавказца в уже не белой рубашке — туда же. В сопровождении двух полицейских. Витаса и Леху — в управление полиции. Допрашивают их по одиночке. Витаса — женщина с мужским лицом. И мужским характером. Жить с такой, делить постель… Ее муж — святой человек! Потом Витасу велят посидеть в коридоре, а Леху запирают в «обезьянник». Через час Витаса опять вызывают к уже знакомому следователю.

Вначале непонятки. Постепенно все выясняется. Оказывается, при проверке Леху опознали как одного из двух скинхедов, подозреваемых в нападении на Марка Вишневецкого двадцать пятого августа в окраинном тридцать третьем микрорайоне. По данному факту было возбуждено уголовное дело по статье «причинение тяжкого вреда здоровью». Леха и Димас установлены и разыскиваются. Поэтому Леху и «закрыли». За Димасом тоже уже поехали. Лехе на допросе пришлось признаться, что он придерживается националистических взглядов и причисляет себя к движению скинхедов. А как не признаешься, когда одежда, наколка на правом предплечье «Алоизыч — жертва сталинизма», на левом — профиль Гитлера, свастики на пальцах, прическа, вернее, отсутствие таковой, эсэсовский кинжал… Он же не совсем кретин!

Катя принарядилась. Потратила уйму времени, сил и массу вкуса. Уж очень хочется понравиться маме любимого. Она заранее купила любимому подарок — мягкую игрушку: розового зайчика с большим красным сердцем в лапках.

Чтобы вечером выбраться из дома, придумала достойный повод — напросилась сходить за хлебом. Мама на радостях заказала полмагазина. Дома-то пусто — весь уикенд семья жила в саду. Ладно-ладно. Время поджимает. Катя торопливо вышла из своей многоэтажки и прямиком направилась к двадцатому дому.

Она еще издалека увидела нелепую фигуру Лябина. Дурак методично обходил свой двор по периметру, громко вслух считая шаги. Правда, он умел считать только до двадцати одного, поэтому, дойдя до конечной цифры, начинал счет заново. На хихикающих о своем, девичьем, девчонок у подъезда с надписью «Леха — лох!» внимания высокомерно не обращал. «Не для вас, куриц, мама такого орла растила!»

— Леша, привет! Мне нужно с тобой поговорить….

Витас в тотальном шоке. В прострации. Ад и Израиль! Такого пассажа от Игоря он не ожидал. Как все-таки мы мало знаем о, казалось бы, хорошо знакомых людях! Женщина-полицейский с мужским лицом буднично сообщила ему, что Игорь и Пискля были найдены мертвыми вчера вечером на берегу Мухачи. Первый шок. Под недоверчивым взглядом следователя Витас клянется в том, что не знает, что делали у реки его знакомые.

Неулыбчивый следователь сражает Витаса известием, что Игорь с Писклей были гомосексуалистами и вдобавок любовниками, и окончательно опрокидывает в говно информацией о прошлых судимостях Игоря. Оказывается, есть и такие! Шок номер два и номер три.

— Пуговкин Игорь Владимирович был осужден на семь лет лишения свободы, согласно Уголовному кодексу РСФСР, — перечисляет следователь равнодушным тоном, — по статье сто девятнадцать: «половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости». Разъясняю, свидетель. Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, наказывается лишением свободы на срок до трех лет. Те же действия, сопряженные с удовлетворением половой страсти в извращенных формах, наказываются лишением свободы на срок до шести лет. Далее — по статье сто двадцать: «развратные действия». Развратные действия в отношении несовершеннолетних наказываются лишением свободы на срок до трех лет. И по статье сто двадцать один: «мужеложство». Половое сношение мужчины с мужчиной, совершенное с применением физического насилия, угроз или в отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения либо беспомощного состояния потерпевшего, наказывается лишением свободы на срок до семи лет. Вам все понятно, свидетель?

Все понятно. Привет, петушня! Игорь — насильник, растлитель и пидорас! Фюрер мухачинского национал-гомосексуализма! Белый шнурок! Блядь-блядь-блядь-блядь!!!

«Расовые унтеры! С нами сила!» и все такое… Завали хайло! Гомик Пискля — верная тень гомика Игоря! Ну что же — какие гитлеры, такие у них и риббентропы!

И все же!

Игорь и Пискля — два голубца, нах!!!

………………………………………!!!

Матов уже нет. Одни слюни…

Витаса отпускают домой. Эпичное фиаско, как в сорок пятом.

Катя торопится, почти бежит. Нужно скорее все рассказать любимому! Этого не может быть! Просто не может быть, потому что не может быть никогда! Лябин же дурачок! Дебильный дурачок! Нужно быть полной дурой, чтобы поверить идиоту. Сейчас увижу любимого, и вместе посмеемся!

Посмеемся? Почему же на сердце так тяжело? Факты и фактики рвутся со своих привычных мест, перемешиваются, меняются, складываются в новую, ужасающую картину.

Катя подбегает к знакомому дому. Мимо этой многоэтажки она ходит чуть ли не каждый день. «Так вот где ты живешь! Оказывается, совсем рядом!» Подъезд закрыт. Катя останавливается в нерешительности. «А может, вернуться домой? Все спокойно обдумать? Посоветоваться с мамой?» Но когда же семнадцатилетние девушки слушали голос разума? Не было еще такого! Катя решительно нажимает кнопку вызова на исцарапанной пластинке домофона.

Убийца с сожалением вздохнул. На этот раз без крови не обошлось. Эта Катя оказалась такой живучей…

Почти темно. Тихий августовский вечер. Мама Леши Лябина муэдзинит из окна:

— Леша-а, домо-ой!

Эпилог

Понедельник, двадцать восьмое августа

Еще не кода

Интересно, чтобы бы делали любопытные мухачинцы без телевидения? Может быть, читали бы «Мухачинскую правду». А сейчас — лег на диван, взял в руки пульт, включил, а там:

«В тридцать третьем микрорайоне Мухачинска двадцать седьмого августа пропала семнадцатилетняя Екатерина Никитина. После безуспешных поисков сотрудники следствия возбудили уголовное дело по статье «убийство». Эксперты признали, что подростки и молодые люди в последнее время пропадают все чаще, и призвали родителей не спускать с них глаз.

Сотрудники полиции выяснили, что двадцать седьмого августа около девяти часов вечера мать Екатерины отправила ее в магазин. Около десяти часов мать обнаружила, что дочери дома нет, и бросилась ее искать. После нескольких часов безуспешных поисков она обратилась в полицию.

Поисками Екатерины всю ночь занимались шестьдесят сотрудников полиции, МЧС, а также местные жители. Поисковые группы прочесывали ближайший лес и обследовали берег реки Мухачи.

Сегодня утром поиски продолжились. Как рассказали в пресс-службе следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Мухачинской области, по факту пропажи Екатерины Никитиной возбудили уголовное дело. Следователи полагают, что Екатерина могла стать жертвой преступления. Рассматриваются различные версии, от несчастного случая до похищения, но пока ни одна из них не нашла убедительных доказательств.

«Для расследования создана рабочая группа из четырех следователей, которые сегодня осматривают место последнего пребывания девушки и территорию вокруг дома. Ведется допрос родственников и местных жителей», — рассказали в пресс-службе.

Водолазы из регионального отделения МЧС продолжают обследовать дно реки Мухачи. Пока никаких следов пропавшей девушки не обнаружено.

Эксперты очень встревожены участившимися случаями пропажи и убийства молодых людей. «Исчезновение или убийство юноши или девушки всегда вызывает большой резонанс», — заявила в беседе с корреспондентом психолог Ирина Уразметова.

«Весной и осенью пропажи чаще, так как в эти периоды у людей с отклонениями в психике случаются обострения. В фазе обострения неадекватный человек может напугать и ребенка, и взрослого, и даже нанести ему вред. Не стоит бояться всех и каждого, но, думаю, осторожность и внимательность никому не повредят», — посоветовала Ирина.

«Самое страшное, что похититель любому из нас покажется абсолютно нормальным человеком — прилично одетым, вменяемым, даже общительным», — отметила Уразметова».

И еще:

«У нас есть одно короткое сообщение. Вчера бежал из-под стражи Владимир Шамхалов, уроженец одной из северокавказских республик. Шамхалов давно разыскивался правоохранительными органами за серию квартирных краж, совершенных в Мухачинске. Ему удалось бежать буквально через несколько часов после задержания. Побегу способствовало то, что Шамхалов находился в больнице. При задержании он получил травму головы, которая, однако, не помешала ему бежать…»