Грани миров Тер-Микаэлян Галина

«Ладно, на эксперимент мне сыр останется, а от этой псевдомонады вреда им, думаю, не будет — раз я сам до сих пор жив и здоров».

Переведя дух, Сергей немного расслабился и сказал родным:

— Потом позавтракаю, а сейчас мне ненадолго нужно будет съездить в лабораторию.

Он уложил в свой объемистый портфель коробку с образцами, солидный кусок сыра, предварительно обернув его в бумагу, на которой крупными буквами написал «ЯД, СМЕРТЕЛЬНО» — на тот случай, если наглый стажер Володя сунет свой нос в рабочий холодильник и тоже захочет полакомиться — и отправился в институт. Когда за ним захлопнулась дверь, Злата Евгеньевна задумчиво сказала:

— Кажется, Сережа чем-то сильно встревожен. Вернулся до окончания срока путевки, какой-то весь взъерошенный. В какую еще лабораторию ему понадобилось в субботу?

— Возможно, проблемы на личном фронте, — усмехнулся ее муж. — Ладно, не нужно вмешиваться.

— Петя, — Ада Эрнестовна слегка помялась, — это, конечно, твой день рождения, но… Раз Сережа приехал, то мы, может быть, пригласим Синицыных?

— Ада, сестренка, оставь парня в покое. Златушка, какое вино мы поставим на стол для Сурена Вартановича? Наверное, лучше то, что я в прошлый раз привез из Югославии.

Академик Оганесян приехал через полчаса после ухода Сергея.

— Рано прибыл, не ждали? Вот оно как стариков-то приглашать — всегда не вовремя являются, — он говорил шутливым тоном, но лицо его за месяц, прошедший со дня последнего визита к Муромцевым, сильно осунулось, и в красивых карих глазах застыло выражение бесконечной усталости. — Ладно, ладно, шучу — в час у меня назначено рандеву с врачом, поэтому я решил пораньше заскочить.

— Мы вас всегда ждем, Сурен Вартанович, — поддерживая гостя под руку, Петр Эрнестович провел его в кабинет и усадил за изящно накрытый круглый столик, на котором стояли печенье в вазочке и бутылка легкого вина.

Злата Евгеньевна принесла накрытый матрешкой заварной чайник, свежевыпеченный пирог, тарелку с нарезанным сыром и хлеб.

— Угощайтесь, Сурен Вартанович, ваш любимый пирог. Чай тоже заварен по вашему вкусу, а брынзу Сережа привез из Закавказья — изумительная.

— Спасибо, голубушка, — старик потрепал ее по руке, — из Закавказья, говорите? Обязательно попробую. Только это не брынза, это, скорее, сунгуни.

— Шушик Акоповна здорова? Почему не приехала? — она поставила перед ним сахарницу.

— На даче, внуков нянчит, — старик откашлялся. — Все стонала, что мало их видит, так теперь сын с невесткой по путевке в Болгарию поехали, а детей нам подкинули. Теперь моя Шушик по другому стонет — в кино у нее нет времени сходить.

— Привет ей большой передайте. Петя, поухаживай за Суреном Вартановичем, а мне нужно на кухню.

Поднявшись, Злата Евгеньевна тактично удалилась, оставив мужа вдвоем с академиком.

— Это, Петя, мой презент тебе к нынешней дате, — Оганесян протянул имениннику книгу в глянцевом переплете. — Моя последняя монография. Только что вышла, тебе первому презентую. Столько они в редакции тянули с изданием — я уже боялся, что при моей жизни не успеет выйти.

— Что вы такое говорите, Сурен Вартанович! — укоризненно воскликнул Муромцев, открыв титульный лист и скользя глазами по дарственной надписи «Моему самому талантливому ученику Петру Муромцеву. Сурен Оганесян, действительный член Академии Наук СССР. Ленинград, 12 июня 1965 года». — Спасибо, вы даже не представляете, как я благодарен!

Он говорил бодрым тоном, всеми силами стараясь не показать, как удручили его перемены в облике любимого учителя.

— Мне, Петя, нужно с тобой очень серьезно поговорить.

Петр Эрнестович пристально посмотрел на академика и слегка напрягся.

— Да, Сурен Вартанович, — сказал он, — я вас слушаю.

— Наверху есть мнение со следующего года передать работы по космической медицине институту биохимии и физиологии микроорганизмов в Пущино. Это означает, что финансирование института по этой теме будет прикрыто.

Выражение лица Муромцева стало растерянным, и он провел по лбу тыльной стороной ладони.

— Но как же так?

— Как всегда и все у нас делается — власть поменялась, тенденции изменились. Никита считал, что вся страна должна работать на космос, а в окружении Брежнева полагают, что подобные работы должны быть сосредоточены в одном месте. Научный центр в Пущино организован всего два года назад, там новейшее оборудование, есть даже научно-исследовательский вычислительный центр.

— Мы тоже закупили оборудование ценою порядка двухсот тысяч рублей.

— Теперь это оборудование будет медленно гнить на складах и в лабораториях. Ничего, страна у нас богатая, может себе это позволить, — в усталом взгляде Оганесяна мелькнуло насмешливое выражение. Петр Эрнестович вздохнул:

— Хорошо, Сурен Вартанович, что вы предлагаете?

— Вопрос еще не решен — просто было высказано предположение. Между прочим, Зина Ермольева тоже считает подобную реорганизацию нелепой и готова нас поддержать, а ее сейчас вновь начали превозносить — одно то, что она двадцать лет пребывала членом-корреспондентом, а с этого года избрана академиком. В понедельник я собирался лететь в Москву, а во вторник нам с ней назначена встреча в министерстве. Однако уже дня три чувствую себя отвратительно, — он шутливо отмахнулся, увидев, что Муромцев встревожился, собираясь что-то спросить. — Нет-нет, Петя, я еще вполне могу нормы ГТО сдавать, но просто боюсь, что мой бледный вид произведет на министра дурное впечатление.

— Вы говорили с врачом, Сурен Вартанович?

— Сегодня окончательно переговорю, а с понедельника ложусь в стационар и думаю, что в ближайшее время от меня вряд ли может произойти какая-то практическая польза.

— Сурен Вартанович!

— Чего ты так взвился? — проворчал старик. — Подлечусь, витаминчики попринимаю. Все занимаются своим здоровьем, а я что — рыжий? Но в Москву вместо меня придется поехать тебе — я уже позвонил Зине и предупредил ее.

— Хорошо, — опустив глаза, глухо сказал Петр Эрнестович, — когда Зинаида Виссарионовна меня ждет?

— В понедельник с утра — вам еще нужно будет кое-что с ней обсудить. А сыр действительно вкусный, ты извини, что я так его так бесцеремонно без хлеба поедаю — вспомнил детство, у меня бабушка такой же делала.

Муромцев улыбнулся:

— Давайте, я вам еще чаю налью, Сурен Вартанович.

— Налей полсгакана. Так о чем я говорил? Ах, да — возьми карандаш и набросай примерно, что я планировал изложить. Конечно, ты главное от себя выскажешь, но тут есть некоторые моменты, которые тебе неизвестны.

Они просидели до половины первого, и Сергей, подходя к дому, увидел отъехавшую от подъезда машину академика. Он был страшно зол — на их этаже в институте отключилось электричество, и просмотреть привезенные образцы под микроскопом так и не удалось. Сторож в течение полутора часов названивал домой электрику Никите, и тот каждый раз пьяным голосом отвечал:

— Сейчас прыеду, уже в дверях стою.

После восьмого звонка сторож не выдержал — обругал электрика по телефону матом, а Сергею миролюбиво сказал:

— Идите домой, Сергей Эрнестович, отдыхайте. Нынче суббота, вся страна отдыхает, и Никитка, видите, тоже расслабился. Придете в понедельник — все в ажуре будет.

Ему ничего не оставалось, как последовать совету сторожа, но едва он переступил порог родного дома, как Злата Евгеньевна ухудшила его и без того скверное настроение, весело сказав:

— Сережа, ты знаешь, без тебя приезжал Сурен Вартанович и сказал, что твой сыр вызвал у него ностальгию — он пробовал такой только в далеком детстве. Ты так и не ел с утра?

— Перекусил в кафе, я не хочу есть, — буркнул Сергей, но немедленно подоспевшая Ада Эрнестовна строго поинтересовалась:

— С каких это пор ты стал питаться на улице? Ты знаешь, что у тебя строгая диета, и каждый раз, когда ты ее нарушаешь…

— Ада, пожалуйста, оставь меня в покое! Питайся сама по своей диете.

Петр Эрнестович, выглянув из своего кабинета, весело сказал:

— Девочки-мальчики, не ссорьтесь. Златушка, ничего, если я сейчас не стану тебе помогать с устройством вечернего пиршества? Потому что мне сейчас нужно сделать одну срочную работу, а завтра вечером придется уехать в Москву. Сережка, поможешь дамам?

— Помогу, — буркнул младший брат и скрылся в своей комнате.

— В Москву? — удивилась Ада Эрнестовна. — Но ты не говорил, что собираешься.

— Надолго ты едешь? Что-то случилось? — с легким беспокойством спросила у мужа Злата Евгеньевна — она понимала, что его внезапный отъезд связан с визитом академика.

— Все в порядке, не волнуйся.

Он вернулся в кабинет, его жена отправилась на кухню, а Ада Эрнестовна, воровато оглянувшись, шмыгнула в комнату Сергея.

— Могла бы постучаться, — сердито проворчал он, поднимаясь с кровати.

— Ты болен, Сережа? Почему ты днем лежишь?

— Я хочу спать, тебя такое объяснение устроит?

— Мне не нравится, как ты выглядишь, ты опять начал нарушать диету, у тебя нет никакого режима, но это понятно — если человек не чувствует ни за кого ответственности, он и к своему здоровью будет относиться наплевательски. Семья, жена, дети — это единственный стимул, который заставит тебя вести нормальную жизнь и беречь здоровье.

— Ада, я начинаю засыпать, ты не могла бы выразить свою мысль покороче? Сформулируй в двух словах, чего ты от меня хочешь?

— Валя Синицына такая милая девушка — она меня постоянно спрашивает, как твое здоровье, как ты поживаешь, — щеки Ады Эрнестовны слегка зарумянились, и она смущенно потупилась.

— Передай, что мое здоровье в отличном состоянии, и я скоро женюсь.

— Сережа, можно без шуток?

— А я не шучу, я действительно намерен жениться.

Ада Эрнестовна побледнела:

— На этой… на этой шлюхе из института?

— Как ты выражаешься, сестра, я от тебя такого не ожидал! — ехидно подначил ее Сергей. — Нет, не на ней. Моя невеста — студентка, ей восемнадцать лет, она москвичка.

— Ты сошел с ума? — она поверила, поскольку тон младшего брата неожиданно стал серьезным, и это ее испугало. — Тебе уже тридцать один год, и ты хочешь жениться на девчонке-вертихвостке? Какая из нее может получиться жена?

— А вот это мы и увидим, когда время покажет. Не понимаю, чего ты так волнуешься, сестренка? Ты хотела, чтобы я женился, и я женюсь.

— И давно… ты с ней знаком?

— Со вчерашнего дня. Она оказалась девицей, и теперь я, как честный человек, обязан, сама понимаешь.

— Какой ужас, я этого не допущу! — Ада Эрнестовна изо всех сил застучала кулаком в стену, крича: — Петя! Петя, иди сюда, выходи из своего кабинета!

Тот вбежал в комнату одновременно с примчавшейся на крик из кухни Златой Евгеньевной, и они одновременно спросили:

— Ада, что случилось, почему ты так кричишь?

— Петя, разве ты не слышал, что он говорит? — ее обличающий перст был направлен на младшего брата. — Ты же, наверное, все слышал из кабинета!

— Ада, объясни все по-человечески! У меня срочная работа, и мне, наверное, только и остается, что прислушиваться за стеной к вашим разговорам! Что случилось?

— Нашего брата соблазнила в Москве какая-то восемнадцатилетняя девчонка, и теперь он считает, что обязан жениться.

— Ну, если он так считает…

— Петя, не притворяйся дурачком, ты прекрасно знаешь, какая теперь развращенная молодежь! Если такая нужна, то не обязательно было для этого ездить в Москву — у нас в Ленинграде их на каждом шагу полно.

— Во-первых, — потеряв терпение, сказал Сергей, — она мне нравится. А во-вторых, я ездил в Москву не только для этого, у меня были там и другие дела. Например, я встретился с нашей младшей сестрой Людмилой.

Воцарилось гробовое молчание.

— Так значит, ты с ними встречался, — с трудом произнес наконец Петр Эрнестович. — Ты видел Людмилу и…

— Нет, свою мать я не видел — она умерла десять лет назад. В пятьдесят третьем заболела раком и через два года умерла.

— Вот почему она больше не появлялась, — начала было старшая сестра, но Петр Эрнестович, поморщившись, ее остановил:

— Никогда не прощу себе, что не разыскал в свое время эту девочку, — глухо сказал он. — Оказывается, она в девятнадцать лет осталась совсем одна. Она замужем?

— Мать-одиночка, мальчику года два. Живет с каким-то красавчиком-молокососом и особо не стесняется.

— Перестань, — гневно оборвал его старший брат. — Ты-то особо стесняешься со всеми своими пассиями! Ей нужны деньги?

— Думаю, она не нуждается — заявила, что сама может нам помочь, если попросим. Прекрасно зарабатывает — промышляет подпольными абортами.

— Видно, пошла в мать, — брезгливо сморщив нос, процедила Ада Эрнестовна.

— Абортами, — побледнев, произнесла ее невестка.

Петр Эрнестович быстро взглянул на жену и пожал плечами:

— Что ж, — сказал он и, повернувшись, ушел в свой кабинет, а Сергей, демонстративно обогнув стоявшую у порога сестру, вышел в коридор и заказал по телефону Москву.

Соединили его минут через сорок, и он начал разговор со строгого вопроса:

— Ты уже начала оформлять документы?

— Это… это вы? Здравствуйте, я… я очень рада. Нет, я еще ничего не начала — ведь сегодня суббота.

Девичий голос дрожал, чувствовалось, что Наташа старается не выдать переполнявшие ее испуг и несказанное счастье — к разговору явно прислушивались Екатерина Марковна и «Завьяловы — два звонка».

— Но сделать и заверить копии ты можешь и сегодня, — голос его прозвучал еще строже.

— Хорошо, сейчас пойду, — послушно и радостно пискнула она.

— Оформишь документы, сдашь экзамен и приедешь ко мне в Ленинград.

— В Ленинград? Нет, я не смогу! Нет! — в ее голосе прозвучало отчаяние, и Сергей вкрадчиво поинтересовался:

— Почему же не сможешь?

Кажется, она оглянулась по сторонам, прежде, чем ответить, а потом испуганно прошептала в трубку:

— А ваша жена? Что она скажет?

— Кто тебе сказал, что я женат? — весело удивился он.

— Но… но вы же… ты же сам…

— Я тебе такого не говорил, это ты сама что-то там напридумывала. Итак, мы решили: оформляешь документы, сдаешь последний экзамен и приезжаешь ко мне. Да?

— Да, — Наташа еще не совсем поверила услышанному, и ее «да» прозвучало почти беззвучно, а Сергей, наоборот, повысил голос, чтобы его могли услышать брат и возившиеся на кухне сестра с невесткой.

— Мы подадим заявление в ЗАГС, ты согласна?

— Почему?

— Что «почему»? Почему подадим заявление? Потому что мы должны пожениться.

— Разве ты меня любишь?

— А ты меня? — засмеялся он.

— Я тебя — да, — она ответила с той искренней убежденностью, какая может быть лишь в восемнадцать лет. — Но я не хочу делать тебя несчастным. Если ты просто считаешь, что обязан, потому что…

— Умоляю, не заставляй такого закоренелого циника, как я, клясться в любви.

— Я должна знать, я не хочу, чтобы ты был несчастен.

«Нет, это настоящий дурдом — не знал, что в наше время бывают такие инфантильные девчонки. Интересно, каким воспитанием родителям удалось добиться такого потрясающего эффекта? Ведь до встречи со мной она даже ни разу не целовалась — и это при том темпераменте, который заложен в ней природой!»

Пришлось — правда, сильно понизив голос, чтобы не выглядеть идиотом перед братом за тонкой дверью кабинета и явно прислушивавшейся к разговору из кухни Адой Эрнестовной, — сказать ей красивые слова:

— Я считаю, что ни с кем не буду так счастлив, как с тобой, любимая. Ты приедешь, мы подадим заявление, через месяц поженимся, а к концу лета вместе поедем за Юрой. Позже у нас родится ребенок — сын или дочь, — и я постараюсь сделать все, чтобы тебе всегда было хорошо, и чтобы ты никогда ни о чем не пожалела. Согласна?

«Фу-у! Доклад легче сделать!»

— Да! — девочка больше не в силах была сдерживать свой восторг и почти кричала: — Да! Да! Да! — а потом прямо в трубку заплакала — на этот раз от счастья.

«Ладно, самый сложный этап пройден, — подумал Сергей, кладя трубку. — Теперь побыстрее закончить с образцами. Черт, придется ждать до понедельника».

Однако в понедельник электромонтер Никита, начав возиться с проводкой с самого утра, до обеда так и не смог выявить причину короткого замыкания на этаже. Сергей, нервничая из-за вынужденного безделья, усадил напротив себя за стол случайно заглянувшего в лабораторию рыжего стажера Володю и начал с пристрастием выяснять, какие навыки в витальном окрашивании образцов тот приобрел в его отсутствие. Стажер долго нес чепуху, уныло кося глазом на дверь, но под конец все же выдал что-то внятное, хотя и не совсем по делу:

— Если метиленовым фиолетовым, то потом нужно йодом зафиксировать. Спиртом промыть, и которые окрашенные останутся — те грамположительные.

— А те, что обесцветятся?

— Не знаю, — нагло ухмыльнулся Володя, — у меня пока все окрашиваются.

Сергей вздохнул:

— Ладно, посмотрим, что у вас дальше будет. Где Ася, почему ее сегодня нет?

— Взяла больничный, у нее ангина с температурой, а что, нельзя?

— Нет, почему же, с ангиной так и надо. Это нам с вами нужно работать — у нас ведь нет ангины.

— Так электричества нет. Я только куртку зашел взять, мне… мне в библиотеку надо.

— Как включат свет, так и начнем, поэтому никуда не отлучайтесь из лаборатории.

— Работать? — Володя искренне удивился подобному предложению, которое явно нарушало все его планы на нынешний день. — А чего мне делать?

— То же, что и обычно. Вы же как-то проводили здесь время в мое отсутствие?

— Ну, и чего с того?

— Да ничего, вы просто расскажите мне, что делали. Или вы вообще ничего не делали?

Рыжий стажер с достоинством усмехнулся и неожиданно выдал:

— Я тут клостридию перфринговую выделял и зверям прививал.

— Clostridium perfringens? — изумился Сергей. — Сами выделяли или Ася помогала?

— У меня все мыши сразу дохнут, — гордо заявил Володя, проигнорировав заданный вопрос.

— Да вы просто садист, оказывается! Отчего же они у вас дохнут?

Рыжий стажер угрюмо посмотрел исподлобья и сначала хотел, видно, в ответ на насмешку сказать какую-нибудь гадость, но потом все же решил, что лучше не перегибать палку.

— Потому что у мышей клостридия перфринговая газовую гангрену вызывает, — неохотно пояснил он.

— А у людей?

— Ну… и у людей… наверное.

— Хорошо, расскажите мне, что вы и как делали.

Володя вновь уныло скосил глаз в сторону двери и пожал плечами.

— И чего тут рассказывать? — грубовато пробурчал он. — Как обычно — бульон отфильтровал, потом промывку сделал.

— Не промывку, а смыв.

— Какая разница?

— Это термин, — терпеливо объяснил Сергей, — терминологию нужно знать. Почитайте, тут на полке у меня лежат книги.

— Зачем мне читать, мы это все проходили.

— Хорошо, раз вы все знаете, то скажите мне, какие животные чувствительны к возбудителям газовой гангрены?

Рыжий стажер немного помялся:

— Ну… мыши, — он опять помялся и полувопросительно добавил: — Кролики?

— Верно, — Сергей одобрительно кивнул. — А еще?

Володя приободрился и уже более уверенно ответил:

— Морские свинки.

Сергей искренне восхитился его познаниями и похвалил:

— В точку. Что ж, спасибо Асе — она много с вами работала все это время, и вы, можно даже сказать, поднялись на следующую ступень вашей научной эволюции.

Наглый мальчишка презрительно сморщил нос:

— При чем тут Ася? Лезет вечно со своей помощью, когда никто не просит. Я что ли и без нее все это не знал? У меня, между прочим, высшее образование, а она лаборантка.

«Ах, наглец! Подожди, ты у меня попляшешь!», — возмутился про себя Сергей, а вслух кротко сказал:

— Отлично, в таком случае приступайте к работе.

— Ладно, а пока я пошел — света ведь все равно нет.

— Погодите, куда? Нам еще многое нужно обсудить, пока включат свет. К тому же, я ведь еще не сказал вам, что делать.

— Что всегда делал, то и буду, а чего еще?

— Думаю, раз у вас так хорошо обстоят дела с Clostridium perfringens, то это, скорей всего, и будет темой вашей диссертации — если, конечно, сумеете сдать экзамены в аспирантуру.

Володя на мгновение заколебался, но врожденное самомнение не позволило ему заподозрить своего шефа в том, что тот над ним издевается.

— А чего это вы думаете, что я вдруг экзамены не сдам? — приосанившись, сказал он и презрительно вздернул веснушчатый нос. — Все сдают, а я что, хуже?

Сергей чуть не расхохотался, подумав:

«Хорошо еще, что ты не сказал: А я что, рыжий? Тогда б я точно не выдержал».

Сдерживая смех, он обескуражено развел руками:

— Что вы, разве я посмел бы такое подумать! Конечно, вы сдадите лучше всех, но ведь еще нужно будет написать реферат по теме. Поэтому я хочу, чтобы вы показали, как выделяете культуру и как проверяете ее на токсикогенность in vivo. Вы знаете, кстати, что такое in vivo?

— Инвива? Ну… я…

— Вот и прекрасно — вижу, что знаете. Аси нет, мешать вам никто не будет, вы весь процесс проведете с начала до конца.

— Это долго, — искоса бросив на Сергея злобный взгляд, пробурчал стажер. — Мне некогда, мне к экзаменам нужно готовиться.

— Ничего, мы с вами никуда не торопимся. Готовьтесь к экзаменам, параллельно выделяйте культуру, а потом мы с вами серьезно обо всем поговорим.

Володя насупил рыжие брови и все-таки не выдержал — нагрубил:

— А чего с вами говорить? Вы никогда ничего толком не объясняете, если вас спрашивают.

Сергею очень хотелось еще немного помучить наглого стажера, но неожиданно на пультах загорелись зеленые огоньки, зафырчал вакуумный насос, а за стеной угрожающе завыла тяга — это электромонтер Никита, окончательно протрезвев после двухдневного запоя, нашел-таки причину короткого замыкания.

— Идите и работайте, свет включили, — жестко сказал Сергей стажеру. — Можете потребовать, чтобы вам поменяли руководителя, но если вы не сможете выполнить элементарную работу, которую должен уметь делать каждый микробиолог, то характеристики в аспирантуру вам ни один руководитель не даст.

Володя с ненавистью посмотрел на него и вышел, нахально хлопнув дверью. Сергей надел халат, вытащил из сумки коробку с дагестанскими образцами, но прежде, чем включить подсветку микроскопа, подошел к двери, тихонечко приоткрыл ее и выглянул коридор. Посреди коридора стоял единственный на их этаже городской телефон, и сейчас возле него, лихорадочно набирая чей-то номер, топтался рыжий стажер Володя. Выходов в город в институте было гораздо меньше, чем тех, кто желал выяснить, сделал ли ребенок уроки, купил ли муж картошку, или просто хотел назначить свидание любимому человеку, поэтому дозвониться в город в это время дня было достаточно сложно. Володя нервничал, стучал по рычагу и вновь принимался крутить диск.

«Звони, звони, пижон, — злорадно подумал Сергей. — Давно бы вышел на улицу и позвонил с автомата, так нет — двух копеек жалко».

Володя наконец-таки дозвонился, прикрыл ладонью трубку и, воровато оглянувшись, что-то забубнил. Наплевав на приличия, Сергей напряг слух и разобрал отрывки фраз:

— … подумаешь, тридцать восемь и пять, ты же не умираешь… Ась, ну приди, прошу тебя!.. Врача ждешь? Ладно, тогда скажи, чего делать… не знаю, какую-то инвиву он мне сказал.

Послание Независимого Совета Носителей Разума 1.

С тех пор, как наши предки начали освоение Материков, считавшихся дефектными, сменилось 343 поколения Носителей Разума. Из них 149 первых поколений безуспешно пытались расшифровать наследственный белковый код этих систем. Причиной неудач являлось то, что в программу идентификации изначально было заложено ошибочное представление об этих Материках, как о деградирующих и нежизнеспособных организмах.

150-ое поколение Носителей напрочь перечеркнуло всю работу своих предков и расшифровало код, приняв за первое приближение иную гипотезу — гипотезу организмов разумных. Они первыми установили контакт с Центрами биополей белковых систем, считавшихся прежде дефектными, и их потряс открывшийся им мир — мир разумной цивилизации.

Однако Высший Совет Разума проигнорировал это открытие, посчитав его плодом воображения Носителей, которые сами стали дефектными из-за длительного пребывания в биопространстве дефектных систем. Информация долго и очень тщательно скрывалась от остальных Носителей.

Наши предки тем временем освоили организмы Материков-сателлитов, снабжавших разумные Материки энергетически ценным белком. Освоение этих систем прошло без особых осложнений, но аномально покорное поведение сателлитов теперь объяснялось очень просто — в их наследственном коде было заложено подчинение Разуму. Носители или их потомки, заселившие ткани сателлитов, имеют возможность в будущем попасть в организмы разумных Материков, обитающих в других регионах Планеты. Таким образом, проблема освоения новых территорий решается надежным и естественным путем.

Однако лишь после того, как сменилось еще 143 поколения, Высший Совет Разума осознал важность всех получаемых им сообщений. Внезапно 294-ое поколение получило распоряжение передать шифр наследственного кода разумных Материков тем Носителям, которые именовали себя «коренными обитателями Планеты». Нашим же предкам было приказано покинуть их белковые системы и заняться освоением открытых поверхностных слоев Планеты. Они обсудили этот приказ и решили ему не подчиняться. Обитателями разумных Материков и их сателлитов был образован Независимый Совет Разума.

За время противостояния сменилось 50 поколений. За это время так называемые «коренные обитатели Планеты» неоднократно пытались изгнать наших предков из их белковых систем, подвергали обструкции, угрожали проникнуть в разумные Материки силой или вообще прервать их жизнедеятельность. И не только угрожали — такие попытки реально предпринимались, но наши предки сумели им противостоять и защитить свои обиталища.

Ныне мы, 343-е поколение Носителей, начавших освоение разумных Материков, заставили Высший Совет официально признать наш Независимый Совет Разума. Было заключено соглашение, согласно которому мы и наши предки имеем право спокойно обитать в наших системах и вступать в контакт с внепланетными Носителями Разума.

В этом нашем первом послании мы обращаемся ко всем Носителям, которые, даже рискуя жизнью в открытом космосе, не пожелали лететь к Планете, чтобы стать рабами ее «коренных обитателей». Мы предлагаем вам: летите к нам.

Пространства Планеты необъятны, пусть «коренные обитатели» остаются в своих белковых системах — согласно соглашению нам, представителям Независимого Разума, принадлежит мир разумных Материков и их сателлитов. Мы примем вас в этом мире на равных. Вы познаете Разум иной цивилизации — разве не об этом когда-то мечтали наши общие предки на далекой планете, уничтоженной галактическим взрывом?

Глава двенадцатая

Как важно всегда соблюдать технику безопасности

Петру Эрнестовичу пришлось задержаться в Москве еще на неделю. Ему удалось попасть на прием в ЦК, и там выслушали его аргументы сочувственно, обещав учесть изложенные в докладной записке факты. И хотя толком ничего так и не определилось, но во время последней встречи с Зинаидой Виссарионовной Ермольевой накануне его отъезда, она сказала ему, словно невзначай:

— Думаю, на данном этапе вы преуспели, но, — ее тонкий палец взлетел кверху, — следует учесть, что есть тенденция передать все направления, в какой-то мере связанные с космосом, в Москву. Лично я считаю, что нельзя разом перечеркнуть и отбросить все достижения ленинградской научной школы, но есть люди — кстати, далекие от науки, — которые со мной не согласны. Поэтому будьте готовы, что к деятельности вашего института будут внимательно присматриваться. Как, кстати, у вас с выпуском аспирантов?

Страницы: «« « ... 678910111213 » »»