Незабудки для тебя Робертс Нора
— Не бойся, в этой жизни рожать тебе точно не придется! И все же, попробуй взглянуть на загадку Дома Мане с этой точки зрения. Мне кажется, многое прояснится.
Деклан в последний момент отдернул руку от ширинки, куда машинально потянулся проверить, все ли у него на месте.
— Э-э… может, лучше не пробовать?
— Узколобость — большой порок, Дек. А теперь мне пора на работу.
— Погоди, погоди! Ошарашила меня этой гипотезой — и сбегаешь?
— Извини, милый, но некоторым из нас приходится зарабатывать себе на хлеб.
— Тогда… тогда приезжай ко мне, когда закроешь бар. И оставайся на ночь.
— Сегодня я ночую у бабули. И завтра тоже. А может, и послезавтра, пока она не придет в себя.
— Что ж, ладно. Тогда поступим так…
Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы жарким страстным поцелуем.
— Ну как? — поинтересовался он, наконец оторвавшись от нее. — Нет ощущения, что целуешься с женщиной?
— Хм… — Лина облизнула верхнюю губу, делая вид, что раздумывает над этим вопросом. — Нет, могу засвидетельствовать, что в этой жизни ты мужчина до мозга костей! А теперь — пока. И не ломай голову над столетними тайнами — думай лучше о свадьбе Реми! Загадка Дома Мане ждала сто лет, так что еще неделю сможет подождать.
— Приезжай ко мне, как только мисс Одетте станет лучше!
— Ладно.
— И помни, Лина, я тебя люблю!
«Похоже, так оно и есть, — мысленно ответила она. — И если бы ты знал, как это меня пугает!»
В этот вечер Лина постаралась закрыть бар пораньше, и все же, когда она остановилась у крыльца покосившего дома, стояла уже глубокая ночь. Тусклая лампочка в сетке освещала крыльцо, вокруг нее вилась мошкара. Лина выключила мотор и откинулась на спинку сиденья, не спеша выходить, прислушиваясь к неумолчному хору лягушек и песне ночных птиц.
Здесь прошло ее детство. И, хоть она и выбрала для себя городскую жизнь, болота навсегда остались ее домом. Сюда она возвращалась в минуты радости и огорчений, здесь погружалась в размышления, когда перед ней вставал трудный выбор, сюда приходила помечтать.
Да, когда-то она позволяла себе мечтать о том же, о чем, должно быть, мечтают все девушки: любовь до гроба, уютный дом, дети, утреннее пробуждение рядом с любимым…
Когда же этому пришел конец?
В тот жаркий летний полдень, призналась она себе, когда под безжалостным солнцем среди одуряющей влажной жары она застала здесь парня, которого любила со всем пылом наивной юности.
Застала со своей матерью.
В кустах, на какой-то рваной подстилке. В судорогах животной похоти.
Теперь она понимала: в тот день оборвалась ее прежняя жизнь и началась новая. Надежды, мечты о счастье — все осталось там, за поворотом. А в новой жизни — только гордость, и целеустремленность, и стальная решимость никогда и никому больше не верить.
Дело не в том мальчишке, нет! Сейчас она уже не помнила его лица. И даже не в матери. Дело в предательстве.
Если бы не это, как сложилась бы ее жизнь? Скорее всего, с этим юношей она бы рассталась, но расставание могло бы пройти совсем иначе и оставить ей на память сладкие воспоминания первой любви.
Но грязная измена нанесла ей незаживающую рану. В один миг она поняла то, на что могли бы уйти годы: всего разумнее и безопаснее для женщины не полагаться ни на кого, кроме себя самой. Мужчины приходят и уходят, развлекаться с ними — пожалуйста, но любить их — самоубийство.
Самоубийство? Лина тряхнула головой и распахнула дверцу машины. Не слишком ли драматично сказано? В конце концов, от разбитого сердца еще никто не умирал!
А Люсьен?
Это имя прозвучало у нее в голове так отчетливо, словно кто-то произнес его вслух. Да, Люсьен Мане погиб не от ножа, и не вода в пруду стала причиной его смерти. Он умер от разбитого сердца.
Лина поднялась на крыльцо, толкнула входную дверь. Из спальни Одетты пробивалась полоска света, заслышав шаги Лины, Руфус в спальне приветственно заколотил по полу хвостом.
Лина вошла в спальню. Одетта сидела в кровати с раскрытой книгой в руках, верный пес охранял хозяйку у дверей.
— Уже поздно. Почему ты не спишь?
— Жду тебя, милая. Думала, ты появишься только через час-полтора.
— Сегодня посетителей было немного, мне удалось закрыться пораньше.
Одетта похлопала по кровати рядом с собой, приглашая Лину сесть.
— Ты ушла раньше, потому что беспокоилась обо мне. И напрасно!
— Помнишь, как ты мне говорила: «Беспокоиться — моя работа»? — Лина бросилась на кровать, свернулась калачиком рядом с бабушкой, положила голову ей на плечо. — А теперь твоя работа перешла ко мне. Мне очень жаль, что Лилибет так тебя расстроила.
— Девочка моя, работа Лилибет в том, чтобы расстраивать людей, и, видит Бог, с этим она справляется на «отлично»! — Одетта погладила Лину по голове. — Но все это пустяки, пока у меня есть моя ненаглядная внучка. Есть ты!
— Знаешь, я часто думаю о том, каково вам с дедушкой было растить ребенка, брошенного матерью?
— Милая, для нас это было счастье.
— Похоже на историю твоей прабабушки — и ее Мане бросили, когда она была еще младенцем. Ты ведь ее помнишь?
— Прекрасно помню. Ты ведь знаешь, что очень на нее похожа, — вспомни, сколько раз ты смотрела старые фотографии.
— Скажи, она никогда не говорила о том, что Дом Мане должен был бы достаться ей?
— Ни разу от нее такого не слышала. Твоя прапрабабушка, Лина, прожила жизнь долгую и очень счастливую. Вряд ли она была бы счастливее, если бы осталась в Доме Мане. Как она умела печь хлеб! Всему, что я знаю о выпечке, научила меня она. А какие сказки рассказывала — заслушаешься! Бывало, я девчонкой прибегала к ней на кухню, а она принималась рассказывать истории, такие длинные и интересные, да так живо и ярко, что, казалось, все, о чем она говорит, я вижу наяву! Думаю, она могла бы и книги писать, если бы захотела.
— Но, как бы ни была счастлива Мари-Роз, не могла же она не вспоминать о своих родителях, не гадать о том, что с ними произошло.
— Конечно. Каждый год, в день своего рождения, она приходила с цветами на отцовскую могилу.
— Правда? Ты никогда мне об этом не рассказывала.
— Она всегда повторяла, что обязана Люсьену Мане жизнью — и своей, и детей своих, и внуков. Носила она цветы и на могилы Анри и Жозефины Мане, но никогда над ними не молилась. А еще каждый год в день своего рождения, вплоть до самой своей смерти, она приходила на берег реки, бросала цветы в воду и читала молитву.
— В память о матери?
— Она не говорила. Но думаю, что так.
— Значит, Абигайль там? На дне реки?
— Так говорят.
Лина вскинула голову:
— Я не спрашиваю, кто что говорит! Бабуля, что ты об этом знаешь?
— Знаю лишь одно: порой на берегу реки на меня накатывает такая печаль, что слезы сами льются из глаз. Немало горя было у меня в жизни, но эти слезы — не мои, не по моему горю. И еще знаю: случается иногда, что души умерших не могут упокоиться в мире и ищут себе новую жизнь. Ищут долгие годы, даже столетия, пока не найдут. А ты, девочка моя? Чего ищешь ты?
Лина снова положила голову ей на плечо, закрыла глаза.
— Я думала, что все уже нашла. А теперь… теперь не уверена. Бабуля, он меня любит.
— Знаю.
— Но если я тоже его полюблю — все переменится. Навсегда.
Одетта улыбнулась и, протянув руку, выключила свет.
— Так оно и будет, девочка моя, — прошептала она, снова гладя Лину по голове. — Так и будет.
18
В число обязанностей шафера, полагал Деклан, входит не только организовать мальчишник, но и оставаться на нем до самого печального конца.
Печальный конец настиг их с Реми в какой-то дыре на задворках Французского квартала, где спиртное прожигало дыры в желудке, а стриптизерши приближались к пенсионному возрасту. Но это уже никого не смущало.
Движимый великодушием, Деклан засунул последний доллар за бретельку потного лифчика какой-то толстухи, а затем повернулся к Реми и потянул его за руку.
— Вставай, п-приятель. Нам пора.
Реми смотрел на него совершенно остекленевшими глазами.
— А? Что? Уже утро?
— П-почти.
Крепко держась за руки — не столько из дружеских чувств, сколько из чувства самосохранения, — они выбрались наружу. Реми завертел головой, словно кукла на шарнирах.
— А г-г-где все?
— Да как-то незаметно разбрелись, наверное…
Реми растянул губы в улыбке.
— Ух ты, Дек, поздравляю — только мы дошли до финиша!
— Финиш еще впереди. Последняя часть дистанции — самая трудная… и опасная! — Он схватил Реми за плечо, и очень вовремя — тот как раз собрался рухнуть в лужу. — Мне кажется, или земное тяготение и вправду усилилось раза в три?
— Я хочу еще! Пошли еще посмотрим на голых баб!
— Хватит с тебя голых баб, поехали домой!
— Через три дня я женюсь. Или не три… раз, два… — И Реми принялся считать по пальцам. На пальцах почему-то получилось четыре. — И все — не гулять мне больше по девочкам! Ни-ко-гда! — Он скорбно оглядел предутренний пейзаж, мягко подсвеченный фонарями и затуманенный моросящим дождем. — Дек, дружище, давай найдем девочек, а?
— Каких еще девочек? Домой пора.
— Ох, и правда, какие девочки, я же через три дня женюсь! Женюсь на моей Эффи, лучшей в мире… Где она? Эффи! — Пьяный вопль его гулко разнесся по тихим улочкам.
— «Лесси, к ноге!» — подхватил Деклан и, сраженный собственным остроумием, плюхнулся наземь. — А что, может, не надо домой? Может, прямо здесь поспим?
— Нет, я хочу к Эффи! Буду любить мою золотую девочку, пока…
— «Любить»? Да у тебя сейчас и гидравлической помпой не поднимешь!
— Спорим? — И Реми потянулся к ширинке, но тут у Деклана хватило ума его остановить.
— Хватит, хватит, а то нас сейчас арестуют за экс… эксги… как это называется?
— Пусть попробуют! Мы же адвокаты!
— Говори за себя. Вот что: такси! Нам надо найти такси!
— На такси — к Эффи! Где моя невеста?
— Дома в кровати, как любая нормальная женщина в… — Схватив Реми за запястье, он развернул его руку с часами и попытался установить точное время, но не установил. — В такой час Лина, наверное, тоже спит. А знаешь, Лина думает, что я женщина.
— Чего? Она что, застукала тебя перед зеркалом в своем лифчике?
— Ну ты козел! Напомни мне завтра, я тебя за это вздую! Да нет, она считает, что в прошлой жизни я был Аби…
Но Реми его уже не слышал — неверными шагами он двинулся на край тротуара, согнулся, упершись руками в колени. Затем медленно выпрямился.
— Ложная тревога… на этот раз.
— Это хорошо. Эй, такси! — Заметив такси, Деклан замахал обеими руками. — Слава богу! Ты первый. — И он практически впихнул Реми в машину, а сам сел следом.
— А где я живу? — осоловело вопросил Реми. — Странно, всегда знал, где я живу! А сейчас вдруг забыл! Давай позвоним Эффи и спросим!
К счастью, Деклан ухитрился вспомнить его адрес. Реми задремал у него на плече, а Деклан старался не заснуть, помня, что должен исполнить последнюю обязанность шафера на сегодняшний день: доставить жениха домой живым и невредимым.
Едва такси остановилось у дверей, он выпихнул Реми из машины и вылез следом. Тот остановился на краю тротуара, с трудом держась на ногах и протирая глаза.
— Где это я? Ой, да это же мой дом!
— Вот именно. Дальше сам доберешься? — уточнил Деклан.
— И унесу в себе все шесть галлонов выпивки… — Реми повернулся к Деклану и наградил его смачным поцелуем в губы. — Спасибо, дружище! А жаль, что ты не Абигайль — тогда бы ты тоже мог мне показать сись…
— Иди, иди! — поторопил его Деклан.
— Ты самый лучший шафер на свете! И мальчишник у меня получился лучший из всех мальчишников в истории человечества! А теперь пойду поблюю и лягу спать…
— Давай-давай. Спокойной ночи. Подождем, пока он войдет, — попросил Деклан таксиста и не без удивления наблюдал за тем, как раздвоившийся Реми нетвердым шагом входит в раздвоившуюся дверь.
— Ладно. Дальше он сам. Знаете, где старый Дом Мане?
Таксист удивленно воззрился на него.
— Вроде бы знаю…
— Я там живу. Отвезите меня домой.
— Это неблизко. — Водитель развернулся и обозрел Деклана с головы до ног внимательным взглядом. — У вас найдется чем заплатить?
— Да у меня денег полно! Я же… миллионер! — Деклан сунул руку в карман, вытащил оттуда пачку купюр. Широкий жест — и зеленые бумажки разлетелись по салону. — Вот сколько!
— Ясно, — покачал головой таксист, выруливая на дорогу. — Похоже, неслабо оторвались сегодня?
— Это уж точно! — подтвердил Деклан и рухнул на сиденье лицом вниз.
Когда Деклан очнулся, он по-прежнему лежал лицом вниз. В голове у него гремел оркестр с сильным преобладанием ударных, во рту, похоже, расположился целый песчаный пляж, а язык, вопреки всем законам биологии, был покрыт шерстью.
Кроме того, какой-то мучитель воткнул ему под веки раскаленные иглы.
— Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешников…
— Молитвы тебя не спасут. Повернись-ка на спину — медленно, осторожно, глаза пока не открывай.
— Я умираю! Позови священника!
— Тихо, тихо! Лина о тебе позаботится. — Едва удерживаясь от смеха, она помогла ему перевернуться на спину, поддержала его голову. — Открой-ка рот и выпей лекарство.
Деклан ощутил во рту какую-то тошнотворную дрянь. Мерзейшее на вкус снадобье проложило себе путь по шерстяному языку, между песчаных дюн в горле и обожгло желудок. Деклан замотал головой, отпихивая ложку, и открыл глаза.
И на смертном одре он будет отрицать, что звук, вырвавшийся из его глотки в эту секунду, постыдно напоминал девчоночий визг!
Лина сочувственно поцокала языком.
— Я же сказала: глаза пока не открывай!
— Глаза? Какие глаза?! Они у меня еще есть?!
— Давай-ка, глотай остальное.
— Ни за что! Изыди, ведьма, вместе со своей отравой!
— Ай-яй-яй! Кто же так разговаривает с ангелом-спасителем, прилетевшим поднять тебя с одра смерти?
Деклан со стоном повернулся на бок, закрыл лицо подушкой.
— Как ты узнала, что я умираю? — невнятно пробормотал он.
— Мне позвонила Эффи.
— A-а. А когда похороны Реми?
— Реми очень повезло — он женится на девушке терпеливой, понимающей и с чувством юмора. Сколько стриптиз-клубов вы вчера обошли?
— Все. В штате.
— Теперь понятно, откуда у тебя на щеке сердечко из фольги!
— Неправда! — Однако, заерзав под подушкой, он понял, что Лина права. — Боже мой! Прикончите меня кто-нибудь!
— Пожалуйста! — Лина слегка прижала подушку к его лицу и от души расхохоталась, глядя, как Деклан судорожно замахал руками.
— Эй, это не смешно! — рявкнул он, гневно уставившись на нее налитыми кровью глазами.
— Вот тут ты ошибаешься, дорогой! — еле выговорила Лина. Деклан сейчас и вправду был уморителен — в измятой, залитой вином рубашке, всклокоченный, со свирепой опухшей физиономией, да еще и с розовым сердечком на щеке!
— Ничего, сейчас тебе станет получше. Не то чтобы совсем хорошо, но встать сможешь. Прими душ, поешь чего-нибудь и через два-три часа будешь в норме.
Мучительно сглотнув, Деклан вдруг обнаружил, что шерсть на языке исчезла. Впрочем, пока было непонятно, к лучшему это или наоборот.
— Чем ты меня напоила?
— Лучше тебе не знать. Но я туда добавила четыре аспиринки, так что больше аспирин не пей. А я пойду вниз, сделаю тебе омлет и поджарю тосты.
— С чего это ты так обо мне хлопочешь?
— Уж очень вид у тебя несчастный. Прямо хочется обнять и пожалеть. — Она нагнулась, чтобы его поцеловать, но тут же отпрянула, замахав рукой перед носом. — Фу! Сначала почисти зубы, изо рта у тебя несет, как…
— Да кто тебя просил?
— И не только изо рта. Вымойся как следует и переоденься в чистое. — Она поднялась на ноги. — Кстати, почему в доме никого нет?
— Потому что я предчувствовал, чем закончится этот чертов мальчишник. И всех предупредил: кто явится раньше трех — расстреляю без суда и следствия.
Лина взглянула на часы.
— Что ж, пара часов у тебя в запасе есть.
— Кстати, тебя это тоже касается. Вот дай только вылезти из кровати и разыскать пистолет…
Лина вздернула бровь.
— Жду тебя на кухне, голубчик. Приходи вместе со своим пистолетом… если, конечно, ты еще не разучился им пользоваться.
— Ты на что это намекаешь?! — крикнул Деклан ей вслед и тут же пожалел о том, что повысил голос. Взявшись обеими руками за голову, он со стоном сполз с кровати.
Спускаясь по лестнице, Лина невольно хихикала. Громко расхохоталась, когда где-то у нее над головой хлопнула дверь. «Держу пари, он тут же об этом пожалел!» — подумала она, но в следующую минуту дверь хлопнула еще дважды. Со всей силы.
Ах вот оно что! Да, привидений угрозой расстрела не вразумишь.
— Бушуйте сколько влезет, — громко проговорила она, направляясь на кухню. — Меня не испугаете!
Когда она проходила мимо библиотеки, запертая дверь ее задрожала, словно кто-то по ту сторону двери ломился на свободу. Лина пожала плечами и прошла мимо. Если уж Деклан с похмелья ей нестрашен, что говорить о каких-то скандальных призраках!
«И все-таки он очень милый, — думала она, разыскивая кофе. — Даже сейчас. Нет, особенно сейчас — такой весь несчастный, страдающий… и с розовым сердечком на щеке!»
При виде женщины в неглиже мужчины по- чему-то стремительно теряют рассудок. А поставь перед мужиком целый взвод женщин, готовых раздеться под музыку, — и он за пять минут превратится в одноклеточное!
Лина смолола кофе, засыпала его в кофеварку, начала взбивать яйца… и в этот момент ей вдруг пришло в голову: впервые в жизни она готовит завтрак для мужчины, с которым накануне не спала.
Ну и ну!
Мало того, хлопочет на кухне ради похмельного мужика, который только что на нее нагавкал. «Совсем на меня не похоже. Лина, что с тобой?»
Всего час назад, слушая, как Эффи хлопочет над страждущим Реми, она с усмешкой думала: похоже, от любви люди и вправду теряют рассудок. И вот теперь, и часа не прошло, — сама делает для Деклана то же самое!
Она выглянула в окно. Лишь несколько месяцев назад здесь царило неприглядное запустение, а теперь сад радовал взор буйной зеленью и пряно пахнущими цветами.
Не то же ли случилось с ее душой?
Как ни запиралась она, Деклан умудрился миновать все замки и засовы и прочно обосновался в ее сердце.
Она его любит, хоть и совсем этому не рада: это чувство порождает в ней смертельный страх.
Он разбудил в ней грезы юности, которые она считала навсегда и безвозвратно погибшими. Мечты, окрашенные любовью, надеждой, верой. Вот они стоят перед ней — сверкают так, что на них больно смотреть, ослепляют взор, отвыкший от ярких красок.
Манят к себе, неодолимо влекут. И пугают так, как ничто и никогда не пугало.
Он хочет, чтобы они стали мужем и женой. Но Лина давно не верит клятвам и обетам. Разве лишь тем, что скрепляются кровью…
Но как на это отважиться?
— Хотела бы я решиться, — прошептала она. — Хотела бы победить страх ради него…
В этот миг дверца буфета распахнулась. Большая голубая кружка слетела с полки и грохнулась об пол у самых ее ног.
Лину осыпало дождем осколков. Она отпрыгнула, сердце молотом билось в груди. Словно завороженная, смотрела она, как на ноге набухает капелька крови.
— A-а! Тебе, значит, это не по душе? — тихо проговорила она, оглядываясь вокруг себя. — Не хочешь, чтобы мы были вместе? Что ж, посмотрим, кто победит! Посмотрим! Я не боюсь! Я решилась!
Подняв с пола острый осколок, резким движением она взрезала себе подушечку большого пальца, подняла руку вверх, глядя на стекающую на пол кровь.
— Люсьен был слаб, но я буду сильнее! Если я полюблю и поклянусь в верности, то сдержу свою клятву!
Вдруг, словно пробудив ее от сна, издали донесся перезвон колокольчиков. Звуки вальса — первые ноты той самой мелодии, что и для Деклана, и для нее неразрывно связана с этим домом! Лина замерла, объятая изумлением и трепетом.
— О черт, да открой же эту проклятую дверь! — послышался сверху страдальческий вопль Деклана. — И пристукни того идиота, который там раззвонился!
Дверь? Лина растерянно оглянулась. Так это дверной звонок? Деклан поставил звонок с мелодией вальса? Очень в его духе!
— Еще раз на меня заорешь, — крикнула она, направляясь в холл, — и похмелье тебе раем покажется!
— Не хочешь, чтобы на тебя орали, убирайся и дай мне умереть спокойно!
— За мной не заржавеет! — в полный голос пообещала Лина. — Сейчас поднимусь и устрою тебе эвтаназию с особым цинизмом. А после этого как следует надеру задницу!
На последней угрозе она распахнула дверь… и застыла, изумленно глядя на элегантную немолодую пару, чьи лица, никогда прежде не виденные, были ей тем не менее определенно знакомы. Особенно глаза изящной светловолосой дамы, с любопытством глядящие прямо на нее, — темно-серые, грозовые глаза.
— Добрый день! Я Колин Фицджеральд. — Дама протянула Лине ухоженную руку. Улыбка у нее оказалась неожиданно симпатичная. — А вы? Если не ошибаюсь, вы хотите надрать задницу моему сыну; если так, хотелось бы прежде узнать ваше имя.
— Мама?! — На верхней лестничной площадке показался Деклан — мокрый после душа, в одних трусах. — Мама! Папа! — Забыв о похмелье, он пулей слетел вниз и заключил обоих в медвежьи объятия. — Я думал, вы прилетите завтра!
— У нас изменились планы. Ты что, только встал? — поинтересовалась Колин. — Вообще-то уже час дня.
— У нас вчера был мальчишник. Море выпивки, девчонки… ну, сама понимаешь.
— Девчонки? — И Колин перевела взгляд на Лину.
— Нет-нет, это совсем другое! Это Лина. Мой ангел-хранитель. Примчалась спасать меня от похмелья. Познакомьтесь: Колин и Патрик Фицджеральд, Анджелина Симон.
— Рад познакомиться. — Патрик Фицджеральд, статный и темноволосый, с благородной сединой на висках и проницательным взором голубых глаз, с искренней улыбкой пожал Лине руку.
А в следующий миг прищурился, заметив ее кровоточащий палец.
— Вы порезались?
— Ерунда.
— Как ерунда? Господи, Лина, у тебя же кровь течет! — В панике Деклан схватил ее за руку и практически силой уволок на кухню.
— Это просто царапина! Деклан, прекрати! Не позорь меня перед своими родителями! Отпусти немедленно! — шипела она.
— Помолчи! Дай я посмотрю, насколько глубоко!
Патрик обернулся к жене.
— Это и есть та девушка, на которой он собрался жениться?
— По всей видимости, да. — Поджав губы, Колин переступила через порог, огляделась. — Что ж, посмотрим, как он здесь живет.
— Хм, выглядит впечатляюще, ты не находишь?
Читать бесплатно другие книги:
