Конец эры мутантов Ивченко Лидия

Инга покосилась на нее – намек, видимо, поняла. Но оставила эту реплику без внимания.

– Тут какой-то мужик к директору заходил – насчет Акиншина, – сказала она, тряхнув освободившимися от берета рассыпавшимися кудрями. Вслед за Лорой она прошла в гостиную, села в предложенное кресло. – Меня тоже расспрашивал…

Лора крутнулась в ее сторону и впилась взглядом в собеседницу. Вот оно что! Связь визита Инги с розыском Евгения безусловно существовала.

– Тебя директор прислал? – спросила настороженно.

– Да нет, я сама решила заглянуть, рассказать тебе, подумала – может ты знаешь, что бы это значило?

У Лоры отлегло от сердца: нет, не подослана, не подкуплена, участие, похоже, искреннее…

– А как он отрекомендовался?

– Представителем какого-то научно-исследовательского института, где якобы готовы провести клинические испытания, и, естественно, сейчас для переговоров нужен автор. Но Бородина не проведешь, ты его знаешь. Задал посетителю несколько вопросов – что за институт и откуда у него, счастливца такого, появилась сотня тысяч долларов на испытания – дескать, поделитесь опытом… Научные институты же, как известно, нищие. Тот нёс что-то невразумительное насчет обещанного гранта, часть которого решили пустить на испытания, и все с разного боку заходил о местонахождении Акиншина и Зотова.

– И что Евгений Иванович ответил?

– Что они в экспедиции. Когда вернутся, ваше предложение передадим. Оставьте свои координаты… Ничего он, конечно, не оставил.

Лора улыбнулась. Настороженность уступила место радости и благодарности академику за такой ответ. Ничего не знал он о двух своих сотрудниках, а ответил правильно. Ведь это пусть ненадолго, но собьет с толку преследователей, даст хоть какую-то отсрочку, может быть на время даже прекратятся поиски… Надо сегодня же рассказать обо всем Евгению.

– Бородин сразу понял, что здесь что-то нечисто, – продолжала Инга. – Это не милицейский розыск, иначе документ предъявил бы, расспрашивал впрямую…

– А я в розыск и не подавала, думала, может и правда в экспедиции внезапно оказались, – соврала Лора. – Но это слабое утешение, нет сейчас таких мест, откуда нельзя подать весточку о себе. Ну а тебе что этот деятель говорил?

– О-о-о! – с чувством даже не сказала, а почти пропела Инга. – Шикарную коробку конфет положил на стол, да все с комплиментами – и мне, и моему коллеге, автору эпохального открытия, для которого у него хорошие новости.

– А ты?

– Улыбалась и щебетала в ответ, что знаю не больше того, что знает начальство, – не положено. А коробку заставила взять обратно – сказала, что у меня диабет, и всем, кто сюда ходит, это известно.

– Смотри не накаркай! – засмеялась Лора.

– А я не суеверная. И в материализацию мыслей тоже не верю.

– Давай по кофейку, а? – предложила Лора.

– Спасибо. – Инга повела головой, словно со всех сторон рассматривая Лору. – Какая-то ты слишком стройная. И как ты умудряешься не толстеть? Мне на эти булки да кексы достаточно посмотреть, чтобы полкило прибавить. Вон живот растет, не живот – комок нервов!

– Не комок нервов, а трудовая мозоль…Сидячка твоя. Ничего, душевная тряска все это быстро съедает. А ты, как я понимаю, сейчас именно в такой фазе.

– Да уж, – согласилась Инга. – Правда, от кофе в любом случае не откажусь, – сказала она, наблюдая за приготовлениями к столу. Молча, задумчиво походила по кухне, достала сигареты. – Можно? Я в атмосферу. – Она подошла к окну, закурила, пуская дым в форточку. – Чем тебе помочь в твоем положении? Что-нибудь надо?

– Спасибо, Инга. В общем-то надо. Я сегодня хочу поехать к свекрови, может ей что-нибудь известно, – отозвалась Лора. – Не хотела прежде времени волновать старушку, но видно иначе не обойтись. Вот думаю, кто присмотрит за детьми? Старшенькому уже шесть, но все равно боюсь оставлять одних.

– И правильно. Не волнуйся, я сейчас отпрошусь у академика и останусь у тебя. Тем более, что своего говнюка не хочу даже видеть.

Через два часа, радостно взбудораженная предстоящей встречей с мужем, Лора сидела в электричке на пути в Истру.

Автобуса все не было. Лора пришла на остановку загодя, этот вечерний рейс был последним, но, судя по всему, спешила она напрасно. С транспортом за последнее время творилось что-то непредсказуемое, автобусы ходили как придется, сплошь и рядом нарушая расписание, а порой и не ходили вовсе. Объяснялось же всё просто: автобусным паркам было невыгодно возить бесплатных пассажиров – пенсионеров, основное население дачных поселков, и с ними не церемонились. Многие рейсы были отменены вообще.

Лора решила вернуться в поселок и с другого, более дальнего его конца пойти к электричке, но заколебалась, побоявшись оказаться лицом к лицу с мужчиной, который скорым шагом приближался к остановке. Она нащупала в кармане плаща газовый пистолет, чтобы быть готовой в случае необходимости им воспользоваться. Но мужчина, подойдя к остановке и взглянув на расписание, сказал спокойно:

– Ну ничего, на попутке доберемся. Вон, кстати, какой-то грузовичок идет…

Дорожная колея озарилась реденьким светом фар, разбавленным сгущающимися сумерками, послышалось натужное пение мотора, и вскоре он заурчал совсем рядом. Незнакомец бросился голосовать, жестикулируя изо всех сил. Притормозив грузовик, водитель опустил стекло:

– Ребята, я не сразу в Москву, тут надо заехать в сельский магазин, взять заказ. И сесть в кузове не на что…

– Ничего, мы как-нибудь… – сказал незнакомец. – И обратился к Лоре: – Может, ничего другого и не будет…

Это решило ее колебания, и она полезла в кузов. Незнакомец галантно помог даме, подав руку.

Уже очень скоро пассажиры поняли, о чем предупреждал их водитель и на что они согласились. Попуткой оказался продуктовый фургон, металлический и совершенно гладкий – без единого выступа – внутри, в котором их ежеминутно подбрасывало и шарахало по ухабистой дороге, так что им, посторонним друг другу людям, пришлось схватиться за руки и, упершись спинами в противоположные борта, простоять, вернее, пропрыгать всю дорогу, чертыхаясь при особо сильных бросках и хохоча над своей нелепой позой.

– Командировка в район? – спросила Лора из вежливости и изо всех сил вцепилась ему в плечо: на повороте их потащило вдоль борта.

– Угг-гу, – ответил он, словно подавившись, потому что в этот момент их опять тряхнуло, и они наверняка полетели бы в разные стороны, не держись они так друг за друга. – Ездил тут на одно предприятие, оборудование для лаборатории присматривал. Да замешкался, древний храм хотелось осмотреть. А вас что сюда занесло?

Лора ездила навестить Евгения. Но будучи постоянно начеку, она повсюду поддерживала их общую легенду. Поэтому сказала:

– Была у свекрови. Муж пропал. Думала, может, она хоть что-нибудь знает…

– Ну и как? Удалось выяснить? – как-то уж очень заинтересованно спросил попутчик.

– Нет. – Лора скользнула по нему мимолетным взглядом, удивленная подозрительно явным интересом. – Только расстроила мать. – И, изобразив глубокую печаль, горько вздохнула: – Придется подавать в розыск.

Это притворство стоило ей трудов, на самом деле душа ее ликовала: Евгений был здоров, необычно молод и очень хорош. Он уже достаточно изменился, чтобы вскоре выйти из подполья. Следом появится Зотов. А затем настанет и ее очередь, когда подрастут дети. И тогда можно жить и творить хоть триста лет…

Машина свернула с проселочной дороги на бетонку, и оставшиеся до Москвы километры они проехали относительно спокойно. Новый знакомый проводил Лору почти до дома («Время позднее, мало ли что…»), обнаружив при этом хорошее знание дороги. Они распрощались совсем по-приятельски.

– Мистер Джеймс, Акиншин в самом деле пропал, – докладывал «случайный» попутчик Лоры.

– Откуда такая уверенность?

– Я ездил в Истру вслед за его женой. Она была у свекрови, искала мужа. В дом я не заходил. Но на обратном пути мы ехали вместе, разговорились. Будет подавать в розыск.

– Организуй проверку в Истре. И найди способ попасть в квартиру.

– Слушаюсь. Когда будет заявление о розыске, все будет проще. Лично за всем прослежу.

Евгений встал из-за стола, потянулся, разминая затекшие члены. Полдень. Пора сделать перерыв – он работал уже с восьми утра, самое продуктивное время, а сегодня ему многое особенно удалось. Среди методов введения препаратов, которые он отрабатывал, самыми эффективными оказались инъекции, правда, для желудка и поджелудочной железы, как выяснилось, предпочтительнее пероральный[6] прием. Евгений систематизировал опухоли, при которых требовались внутривенные вливания, отдельным порядком шли те, где достаточно было внутримышечных, в длинном перечне видов и разновидностей болезни каждому соответствовал его индивидуальный вариант. Теория и практика сомкнулись. И хотя практика отрабатывалась на нескольких мышках, тайно привезенных Лорой в коробке из-под обуви, результаты у онкологических больных, Евгений не сомневался, будут такими же.

Ему захотелось поделиться своими выводами с Зотовым, но тот был далеко. Евгению не хватало товарища, его бесхитростной рассудительности, не доставало долгих разговоров о сокровенном, во время которых рождалось ощущение близости и опоры друг в друге. Он испытывал к Зотову смешанное чувство благодарности и одновременно вины – за то, что их совместная работа, такая плодотворная и нужная, обернулась для его соратника теми же сложными и опасными обстоятельствами, что и для Евгения, с которым он вынужден был эти невзгоды делить. Но кто мог это предвидеть? Евгений часто возвращался к мысли: как там Андрей? Здоров ли, ощутимы ли перемены? Как он выглядит теперь с РНК погибшего в разборке «братана»? В своей полной изоляции Евгений, несмотря на повседневную работу, скучал и по семье, и по товарищу, беспокоился о нем – сам-то он все-таки у родителей… Однако что бы он ни прикидывал для налаживания связи, всё пока казалось ему рискованным. Они договорились созваниваться лишь в крайнем случае и называть друг друга вымышленными именами, но и это было небезопасным: телефонные разговоры отсюда могли прослушиваться и навести на убежище Зотова. Просить съездить к нему кого-нибудь из родных тоже не стоило – они могли допустить оплошность.

Но желание увидеться становилось навязчивым, и Евгений решил съездить сам. Всего одна остановка на электричке. Его здесь никто не знает, документы в порядке. И если нет соглядатая, то…

Он взглянул в окно. У калитки стоял человек. Он узнал в нем парня, которого заметил еще во время визита Лоры. Евгений всмотрелся: да, это был он. Парнем, правда, его можно было назвать с большой натяжкой – седина пробивалась и в темной шевелюре, и в усах, на близком расстоянии от окна это было хорошо видно, но спортивной одеждой и худощавостью его облик работал под парня. Он сел на скамейку у калитки и, сложив руки, устремил взгляд вдоль улицы. Тот, кого он ждал, вскоре появился – к нему подошел участковый милиционер. Сомнений не оставалось – их интересовал именно этот дом.

Евгений быстро убрал в стенной шкафчик пробирки и колбы, сгрёб записи в ящик стола, клетку с мышами поставил в «карман» – чуланчик между стеной дома и комнаты. Он уже слышал голоса посетителей на первом этаже, объясняющих свой визит проверкой проживания нелегалов из соседних республик, но успел наклеить усы и в небрежной позе устроиться с книгой на кровати.

Участковый, представив попутчика как общественника, помощника милиции, попросил документы.

– Шашин Олег Николаевич, – прочел он вслух. – Прописка московская, проживает в Сокольниках. Документы в порядке. Здесь, видимо, на даче?

– Да, подтвердил Евгений. – Скоро съеду, сезон закончился.

«Помощник» раскрыл свою папку, сделал там какую-то пометку и достал мобильный телефон. Евгений заметил, что под видом разговора он украдкой, из-за спины участкового сфотографировал его.

Пока они для правдоподобности заходили в соседние дачи, Евгений спокойно, не опасаясь слежки, вышел из дома и направился на железнодорожную станцию.

Время оказалось удачным – ближайшая электричка на Новый Иерусалим отправлялась через десять минут. В ожидании Евгений прохаживался по платформе, от нечего делать наблюдая станционное житье-бытье. У дверей вокзального помещения расположился овощной ларек, время от времени к нему выстраивалась очередь из пассажиров, наполняющих сумки кто по пути в Москву, кто из Москвы. «Очереди у нас поистине неистребимы во все времена и при всех режимах, – подумал он. – Сейчас вроде бы всего полно, были бы деньги. И все равно…Где-то товар лучше, где-то намного дешевле, кто-то отовариться не успел…»

Очередь галдела. Могучий седой, красный от водки мужик за прилавком едва поворачивался, набирая овощи, и все пыхтел папиросой в крупных зубах, поставленных редко и прочно, как сваи.

– Господи, ну что он так медленно… – досадуют на пожилого продавца замыкающие фланг очереди. – На электричку же опоздаем…

– Доживи до ста лет – и ты будешь так же поворачиваться, – ворчливо острит кто-то.

Баба с рюкзаком встревожена переговорами продавца с кем-то из вновь подошедших. Она вертится, тянет шею, прислушиваясь, и наконец взвизгивает:

– Не давайте там через задний проход!

Очередь взрывается смехом.

– Действительно, почему это вам такие привилегии? – отрываясь от книги, говорит интеллигентка с нотами под мышкой. – Все стоят, а вы глупее себя ищете…

– Не волнуйтесь, а то похудеете, – нахально отвечает подошедшая без очереди, сама тощая, как жердь. Видимо, ее когда-то уязвили именно этими словами, и с тех пор она считает их самыми безотказными по эффекту.

– Мне полезно, у меня лишний вес, – парирует интеллигентка, – а вот для вас это было бы катастрофой…

Пока идет перепалка, очередная покупательница под шумок выбирает из лотка лучшие овощи.

– Вы чего это, гражданка, делаете? Ишь, умныя какая нашлась, одна со всей очереди! – Продавец выхватывает из ее рук огурцы и снова высыпает их в общую кучу.

– По-вашему, это хорошие огурцы?! – Обиженная гражданка поочередно сует под нос продавцу желтые, вялые, морщинистые у хвостиков плоды.

– Товар стандартный…

– Когда он только состариться успел, ваш стандартный, – не унимается покупательница, продолжая быстро ощупывать огурцы.

– Это последние грунтовые, сезон кончился…Чего ты его жмёшь?! Чего ты его мнешь?! – злится мужик. – Это тебе не э-э-э… – ему хочется сказать крепкое словцо, но он сдерживается, – не это самое…пенис, – вспомнил он культурное выражение, – тверже не станет!

Смех, фырканье, возмущенные возгласы сливаются в очереди в общий гвалт.

Евгений взглянул на часы. Вспомнил, что не взял билет, и направился к кассе. Миловидная девушка, ожидавшая электричку, остановила на нем заинтересованный взгляд, улыбнулась, поощряя к знакомству. Евгений изумился было – давно уже хорошенькие девчонки не строили ему глазки, но вспомнил: «Ах да, я же теперь не почти сорокалетний зрелый муж, а юноша, вдобавок симпатичный… Лора, чего доброго, теперь еще ревновать начнет..» Он улыбнулся девушке в ответ, но не подошел.

Это мимолетное молчаливое кокетство окрылило его, исполнило уверенности. Он продолжал улыбаться – теперь уже своим мыслям. Радость переполняла его: всё, он неузнаваем. Можно легализоваться. Евгений сел в электричку с твердым намерением завтра же отправиться домой.

Сойдя с электрички и на всякий случай осмотревшись, Евгений набрал номер мобильного телефона, специально купленного Зотовым на постороннее лицо.

– Привет, Серега! Это Олег… – По радостному возгласу друга он безошибочно определил, что там все в порядке, и весело продолжал: – Ты правильно понял… Давно не виделись, решил заглянуть к тебе по соседству…Что? Уже иду…Как тебя легче найти?

– Держись по направлению к храму, я тут в переулке рядышком. Очень удобно – на службу частенько хожу…

Андрей назвал свой адрес. Евгений хотел было попросить, чтобы тот вышел его встретить, но спохватился: как он его узнает? Оба они теперь другие…Евгений нашел дом быстро и в приподнятом настроении ввалился в прихожую маленькой, как келья, квартирки, которая, видно, и предназначалась для храмовой обслуги и которую снимал теперь Зотов, прямо в его могучие объятия.

– А поворотись-ка, сынку, – так, кажется, говорил Тарас Бульба? – смеялся Евгений, оглядывая Зотова.

– Какой я тебе «сынку», юнец сопливый, – отшучивался Андрей, толкая, тиская, хлопая Евгения по спине, по плечам. – А вообще-то хорош! Рост твой, стать тоже, но в целом облик совершенно другой!

Андрей тоже совершенно изменился – встретив на улице, Евгений теперь его не узнал бы. Рослый крепкий брюнет с синими глазами – признак породы – донор был что надо. Неотразим для девиц.

– Да тебе же прохода теперь от девок не будет! – любуясь им, качал головой Евгений.

– Скажешь тоже. – Андрей махнул рукой. – Девицы сейчас меркантильные, им олигархов подавай, банкиров, на худой конец фирмачей или что-то в этом роде – словом, денежный мешок. А я что?

– Но и тебе такие не нужны. Есть и те, что ценят голову на плечах…

Они распили бутылочку под деликатесы из соседнего универсама, обсуждая свою предстоящую жизнь.

– Видишь ли, у меня есть девушка, на которой я собирался жениться, – признался Андрей. – Но я-то прежний исчез! А она ничего не знает, я не сказал…

– И правильно сделал, – одобрил Евгений. – Могли бы и за нее приняться, вытрясти все, что известно. И что было бы сейчас с тобой, с нами? А о ней не беспокойся, я думаю она тебя другого тоже полюбит. Начнешь настойчиво ухаживать – не будет же она несколько лет ждать человека, пропавшего бесследно даже не в военное время… Тем более, что и по возрасту ты к ней приблизился. В крайнем случае под большим секретом признаешься, что вынужден был сделать пластическую операцию, чтобы остаться в живых.

– Тут есть еще один важный момент. – Андрей поставил стакан, откинулся на спинку дивана. – Я много об этом думал. Семья предполагает рождение детей. Но введение чужой РНК неминуемо влияет на собственную ДНК, причем это влияние непредсказуемо. И как оно может сказаться на потомстве, науке пока неизвестно. Могут рождаться уроды. Хорошо, конечно, что у нас уже есть дети…

– У нас?

– Да. У меня тоже есть ребенок, дочь. Внебрачная. Я хотел жениться на ее матери, но она какая-то “безбашенная”, совершенно не моего типа, уровня что ли, наш брак был бы мучением. А ребенку я помогаю. Но моя будущая жена наверняка когда-нибудь захочет детей.

– Не обязательно, – возразил Евгений. – В крайнем случае можно пойти и на экстракорпоральное[7] оплодотворение, есть банк спермы от надежных “производителей” – жена и знать не будет, что семя не твоё… Слушай, давай не будем. – Евгений даже замотал головой. – Все предусмотреть и предвидеть невозможно, проблемы надо решать по мере их поступления.

– Но некоторые уже поступили. Надо где-то жить. А по прежней квартире могут выследить.

Евгений пожал плечами. Что за сложности…Можно продать, купить другую. Москва велика, затеряться легко, если нужно. Они с Лорой давно решили, что купят взамен своей две квартиры рядом, одну якобы для сводного брата Олега.

– Найми риэлтора, пусть продаст квартиру и оформит у нотариуса задним числом, когда ты ещё был Зотовым, – сказал Евгений. – Опытный сотрудник фирмы найдет способ сделать все как надо. Он же подберет тебе другую, на новое имя. Прямо сейчас и займись.

– А работать где? Неужели заново поступать на биофак или в медицинский?!

– Да ты что! Зачем?

– А документы, с документами как? С дипломами, с докторской?

– Сообразим. И не такое сообразили!

Оба рассмеялись. Они были молоды, здоровы, образованны и умны, счастливо избежали серьезной опасности и все, чем осложнялось сегодня их новое положение, казалось пустяками.

– К Бородину вернемся, – подытожил Евгений. – Он мужик башковитый, сам знаешь. И справедливый. Не пропадем!

Закончив прием, Сухиничев углубился в размышления. Да и было над чем поразмыслить. Впервые за последние недели он был в хорошем расположении духа: вот уже месяц, как не было никаких признаков того, что снова потребуется откачивать жидкость (а с ней и плазму, столь необходимую организму!), удушья не наступало. Он со страхом считал дни, и чем больше их набегало, тем явственнее начинал звучать в нем «надежды маленький оркестрик»[8]: а вдруг? Вдруг именно его случай станет исключением из правил, и он, единственный счастливчик, избегнет неизбежного? Мысли толпились в нем, отвлекая от карточек пациентов, он то и дело поднимал глаза от записей и устремлял в окно невидящий взор. Какое все-таки счастье – жизнь! Жизнь сама по себе, даже без тех возможностей, которые дает его высокое положение… Проснулся утром – и это уже радость… Душевная тряска, долгая и мучительная, из-за которой он был не в силах сосредоточиться ни на чем другом, кроме своей болезни, стала стихать, переходя в поиски неких конструктивных действий, которые привели бы к постепенному, незаметному примирению с Акиншиным. Ибо его нынешнее самочувствие, Сухиничев понимал, было связано с таинственной жидкостью, украденной Агафангелом из лаборатории Акиншина.

Правда, принимал он ее фактически наугад: Агафангел и сам не знал, что принес. Растерявшись среди множества колб и сосудов, он остановился на бутыли, найденной в холодильнике – она была тщательно закупорена, чем и привлекла его внимание. Записи в рабочих журналах, которые ему удалось скопировать, тоже ничего не прояснили. Они рассматривали жидкость и на цвет, и на плотность, лизали, нюхали – пахла она приятно, не то коньяком, не то персиком, и успокоились, получив заключение химиков: вещество безопасно. Сухиничев стал пить его, начиная с десятиграммовой мензурки, постепенно увеличивая дозу: а что в его положении могло ему навредить? Но похищенная субстанция кончилась, и теперь он ломал голову, как быть дальше.

Капля закатного солнца просочилась сквозь темную пелену облаков и стала медленно клониться к горизонту. «Странно, – думал он, следя за потугами вечерней зари, – почему-то врачи, лечащие онкологические заболевания, часто сами именно раком и заболевают… Рак не заразен, воздушно-капельным путем не передается. Тогда чем это объяснить? Может быть, это Божья кара за то, что на чужой беде наживаются?» А он наживался…Сухиничев стал состоятельным, очень состоятельным человеком – да и не он один – именно благодаря страшному горю других. А теперь это горе обрушилось на него самого. Не так он жил, не так… Но он изменится. Он уверял себя, что станет другим, если суждено будет выжить. Только бы выжить!

Тихо вошел и сел в кресло напротив Агафангел, дожидаясь, когда шеф освободится. Сухиничев отложил бумаги, снял очки и подпер рукой подбородок. Задумчиво поискал что-то языком за щекой, прежде чем приступить к разговору.

– Надо посоветоваться, – сказал он ласково. – Ты, дружок, до того сметливый да находчивый, что вполне можешь быть моим заместителем, а не помощником.

Агафангел польщенно улыбнулся. «Поздновато признал, – подумал, – впрочем, может быть еще успеет сделать назначение?»

– И я снова на твою сообразительность рассчитываю, – продолжал Сухиничев. – Для начала: нельзя ли умыкнуть еще этого зелья? Мне, как видишь, гораздо лучше. Естественно, хочется закрепить успех…

Агафангел с сомнением покачал головой.

– Не знаю, шеф. Надо бы разведать – вдруг заметили? И, наверное, если все обошлось, придется увеличить гонорар сторожу. Я ведь наврал ему, что поссорился со своим напарником, который намерен всю работу приписать себе, и хочу забрать свои личные отчеты. Триста баксов решили дело.

– Подойди к Елизавете Михайловне, она компенсирует расходы и прошлые и будущие. – Сухиничев черкнул записку для кассира и протянул помощнику.

– А что сочинить на этот раз – ума не приложу, – пожал плечами Агафангел.

– Что не нашел среди взятых отчетов еще какую-нибудь важную бумагу…Предложи сумму, от которой он не сможет отказаться…Впрочем, сейчас важнее другое, что я и хочу с тобой обсудить. Не повидаться ли тебе с Акиншиным?

– В качестве кого? Парламентера? – Агафангел не мог скрыть недовольное выражение: в случае неудачи виноватым окажется он – не сумел договориться.

– Именно, – подтвердил Сухиничев. – Поговорить о возможности совместной работы, о преимуществах такого альянса: у меня имя, моя помощь обеспечит ему поддержку всего научного сообщества… А в итоге выиграет наша наука, страна…

«Наконец-то понял», – отметил про себя Агафангел. Сейчас он и сам был бы не прочь поработать с Акиншиным, но что он, всего лишь помощник всесильного Сухиничева, не имеющий научного имени, мог ему предложить? Чем помочь?

– Правда, Акиншин строптивый, – продолжал Сухиничев, – вряд ли он согласится на то, чтобы группу совместной работы возглавил я. А мне, понятно, не к лицу оказаться на задворках.

Агафангел хмыкнул. Ему были понятны тайные помыслы начальника. Осмелев от его похвал и зависимости от его, Агафангела, усилий, он позволил себе высказаться со всей прямолинейностью.

– Не о том думаете, шеф. Надо жизнь спасать, а не о главенстве беспокоиться. Кто на первых ролях, кто на вторых – сейчас это дело десятое.

Сухиничев насупился. Обсуждать-то обсуждать, но к вольностям в обращении он не привык. В этом кабинете так не разговаривают. Однако внутренне с помощником согласился: в самом деле, чуть легче стало – и он уже расхрабрился, все, прежде неважное, снова в его глазах обретало цену и смысл. Поэтому он не дал своей натуре взять верх, обидеться. Молча взял со стола миниатюрные настольные часы, вставленные в малахитовую полусферу, машинально повертел и поставил на место. Сказал со вздохом:

– Пожалуй, ты прав. Приступай безотлагательно. И немедленно докладывай, что и как. «Действительно, сейчас важно сблизиться, – думал он. – А там, если выздоровею, сумею взять реванш».

Агафангел тут же принялся за дело. Но когда он отправился на переговоры, ни лаборатории, ни Акиншина с Зотовым уже не было.

– Госпожа Акиншина? Мы по вашему заявлению. – Молодой человек в гражданской одежде предъявил Лоре удостоверение работника милиции, представил в качестве помощника своего спутника. – Надо побеседовать в связи с исчезновением вашего мужа.

– Да-да, конечно. – Лоре даже не потребовалось принимать печальное выражение, лицо у нее невольно вытянулось, едва она взглянула на его напарника: в нем она с изумлением узнала незнакомца, с которым добиралась из Истры в продуктовом фургоне и который провожал ее домой. Попутчик, однако, не смутился, даже улыбнулся ей как старой знакомой:

– А я и не знал, что Акиншина – это вы. Какая приятная неожиданность! Я имею в виду себя, а не ваш прискорбный случай, – поспешно пояснил он.

«Знал, знал, еще как знал, если даже следил, – мгновенно прозрела Лора относительно своего попутчика и любезного провожатого. – Интересно, что он здесь выследил?»

Но тут настал момент удивиться агенту: из кухни, вытирая руки фартуком, появился дачник, которого он видел у родителей Акиншина в Истре.

– И господин Шашин, оказывается, здесь? – воздел брови агент.

– А вы и здесь ищете нелегалов?

– Нет. Просто помогаю милиции в сложных обстоятельствах, – проигнорировав подковырку, ответил сыщик, – в данном случае в розыске ученого.

– А вы его хоть раз видели? – не отставал Евгений. Он хотел выудить что-нибудь полезное для себя, какую-то информацию от этого типа с памятью профессионального шпика.

– Это необязательно. Я психолог. А психология рассматривает и анализирует все возможности и мотивации.

– Ну и каковы мотивации у нелегалов? – спросил с усмешкой Евгений. «Тоже мне, психолог нашелся…» так и читалось на его лице. – А у брата, приехавшего помочь сестре?

Лора метнула на мужа осуждающий взгляд: к чему эти издевки, стоит ли обострять?

«Ах, так это брат…» – с облегчением подумал сыщик, мучившийся предположениями, кто бы это мог быть и какое отношение имеет к Акиншину. И, словно угадав мысли Лоры, сказал с укором:

– Зря вы так. Друзья Акиншина очень обеспокоены его поистине загадочным исчезновением и просили меня помочь.

– А враги? – не унимался Евгений.

– То есть?

И снова Лора посмотрела на мужа предостерегающе, даже головой качнула: так и выдать себя можно, казалось, говорил ее взгляд. И обращаясь к сыщику, пояснила миролюбиво:

– Брат имеет в виду – не происками ли врагов мы лишились отца и мужа…

«Психолог» тем временем старательно прислушивался к звукам, доносящимся из соседней комнаты, но милиционер почему-то не торопился с осмотром квартиры, собираясь, видно, ограничиться расспросами. И не выдержал, предложил сам:

– Давайте начнем с осмотра кабинета, может быть появится какая-то зацепка, что-то послужит толчком в наших поисках.

Все пошли в кабинет через подозрительно шуршавшую комнату, но там просто играли дети. В кабинете на столе громоздились книги и журналы, стоял в готовности микроскоп, перед которым на подоконнике выстроились наполненные чем-то колбы и реторты, что указывало на свежие следы занятий.

– Мы ничего здесь не трогали, – поспешно пояснила Лора, – все осталось как было при муже.

И пока шли расспросы – что, когда, как, кто звонил, приходил, с какого момента и прочее, сыщик сравнивал, сопоставлял, анализировал, и по мере того, как он углублялся в свои размышления, его все больше одолевало беспокойство: «Там Шашин, тут Шашин…» Он действительно не представлял, как выглядел Акиншин, но этот юнец на роль ученого явно не подходил. И все-таки увиденное здесь его настораживало. Казалось бы, ничего необычного: парень жил на даче почти у родственников, приехал помочь сестре… Но почему брат спокойно отдыхал и не помышлял ни о какой помощи, когда все, что называется, стояли на ушах? Почему появился только через три месяца? Что-то было здесь не так, что-то не укладывалось, не связывалось, что-то они знают, что-то не договаривают, и он это чувствовал. Может быть, проверить родственные связи этого Шашина? А заодно и адрес… Вдруг именно там скрываются Акиншин и Зотов? Надо обязательно сказать о своих подозрениях мистеру Джеймсу. Сотруднику милиции он ни словом не обмолвился.

У подъезда их ждала машина. Но от любезного предложения подбросить его домой сыщик отказался:

– Спасибо, я тут должен еще кое-куда зайти, а потом в магазин за провизией. – И после прощального рукопожатия направился к автобусной остановке. В действительности он очень спешил поделиться с мистером Джеймсом своими соображениями. Пусть он по своим каналам выяснит родословную Лоры. «А уж паспорта и регистрацию этого молодца, – думал он, – я сумею проверить и сам.»

На остановке он достал мобильный телефон, но не успел даже набрать номер: в толпу ожидающих транспорта на полной скорости влетела «Тойота», снесла столбы, скамью, стеклянную стенку, распластав попутно несколько человек. Среди груды стекла, металла и человеческих тел в луже крови лежал «психолог», «общественник», помогавший милиции в розыске ученого Акиншина. Он не почувствовал боли от страшного удара, в меркнувшем сознании он вдруг ощутил себя маленькой точкой, одиноко несущейся в черной бездне космоса, звуки, звеневшие на одной высокой ноте, облекли его со всех сторон и чудились ему голосами далеких миров. Давящий, какой-то осязаемый в своей мучительной тяжести мрак навалился и пригвоздил его к земле, с которой ему уже не суждено было подняться.

Вечером в телевизионной передаче «Дорожный патруль» сообщили о ЧП на одной из московских улиц: по вине пьяного водителя автомобиля, врезавшегося в толпу на автобусной остановке, погибли пять человек.

Мистер Джеймс Элиот шагал из угла в угол своего кабинета, покуривая и обдумывая, что бы еще добавить к тому комментарию, который он только что передал в редакцию «Нью-Йорк Дэйли Ньюс». Довольная улыбка свидетельствовала о хорошем настроении, и было отчего: ему удалось раньше всех отправить поистине сенсационное сообщение из Чечни, добытое по своим каналам, и он ожидал произведенного впечатления. А что оно будет максимально благоприятным, он не сомневался. За последнее время ему все чаще доставались похвалы, вполне заслуженные, ибо он обгонял своих соперников из других иностранных отделений, а восторженные отзывы не только ласкали его профессиональную гордость, но и сулили более серьезную и привлекательную карьеру, чем просто денежная должность в этой безалаберной стране.

Но была и некая неудовлетворенность: несговорчивость Акиншина мешала ему выполнить просьбу сэра Бэкхема. И хотя это никак не зависело от усилий и деловых качеств мистера Джеймса Элиота, но все же портило ему настроение. Едва он подумал о неприятном для себя моменте, как раздался телефонный звонок из Нью-Йорка: звонил сэр Бэкхем.

– Передайте Акиншину, что мы готовы пойти на некоторые уступки, – доносился далекий, но внятный голос. – В конце концов не обязательно их выполнять. Юрист составил договор так, что существуют замаскированные лазейки, которые не сразу заметишь. И даже если заметишь, доказать будет сложно. Когда можно вылететь реально?

– Не знаю, сэр. Акиншин исчез. Мы не можем его найти нигде уже больше месяца. Жена рыдает…

На линии повисло почти минутное молчание.

– А Зотов? – обрел наконец дар речи сэр Бэкхем. – Поговори с Зотовым.

– Я уже думал, босс, но разговаривать не с кем – Зотов тоже исчез.

– А семьи? Что делается в семьях?

– Зотов не женат, а родителей у него нет – он детдомовский. Жена Акиншина подала заявление о розыске. С ней только ее сводный брат, чтобы помочь на первых порах – надо что-то делать с виварием.

Сэр Бэкхем помолчал. – А вы уверены, что это брат? – спросил наконец. – Нет ли там следов пластической операции? – Я сам был там после гибели агента, – с уверенностью в голосе ответил журналист. – Это другой человек. Когда они с сестрой и милиционером пошли осматривать кабинет Акиншина, я успел заглянуть в документы, они лежали на серванте: Шашин Олег Николаевич.

– Открыто лежали…Очень подозрительно. А дети, как дети называют этого сводного брата? – Дядя Олег. Я спросил аккуратно так: «А не знает ли дядя…» – «Дядя Олег», – подсказали дети. «А не знает ли дядя Олег, где папа?» «Дядя Олег говорит, что папа уехал в командировку и там заболел, приедет, как только поправится».

– И все-таки надо еще раз проверить. Разведайте, проверьте все институты, центры косметологии, там фиксируются все пациенты.

– Но он мог оперироваться и по чужим документам, если на то пошло. При таком бардаке, как здесь, все можно купить, вопрос в цене. В конце концов, его могли и пристукнуть где-нибудь, ограбить…

– Что, обоих? И никаких следов? Скорее, в заложники могли взять…Надо найти его во что бы то ни стало. Денег не жалейте. Милицию задарите деньгами и подарками – мол, друзья волнуются, скинулись на тщательный розыск. Топтунов наймите, прослушивание телефонов организуйте…

– Все сделаю, сэр, что возможно и невозможно. Я сообщу.

Они сидели на кухне обнявшись, как любовники после долгой разлуки. Лора время от времени отстранялась и, вглядываясь в лицо Евгения, улыбалась. Не потому, что в таком облике он ей нравился больше, чем в прежнем, просто она радовалась, что все получилось как надо, и ее любимый мужчина снова с ней, а опасность для семьи осталась позади. Евгений при этом снова притягивал ее к себе и тихо, едва касаясь, целовал в щеку.

– Ну как ты там жил, что поделывал кроме работы? – Лора повертела пальцами прядь его посветлевших волос.

– Да дел было полно – и по дому, и так… – пожал он плечами. – Попугая ловил…

– Попугая? – изумилась Лора. – Откуда там попугаи?

– Наверное вылетел у кого-то из клетки, а дорогу домой, говорят, даже самые умные из них на найдут. А может быть, не хотят в клетку, выбирают свободу. Жаль было беднягу. Пока в садах урожай не убрали, он еще как-то кормился, а когда осень подступила, ничего, кроме рябины, не осталось. Ночи холодные, корма нет, да еще и вороны бьют чужака… Отец наладил ему кормушку, положили туда всего – крупы, семечек, арбуза кусочки, яблоко – в общем, шведский стол ему устроили, мы же не знаем, что попугаи едят. В зоопарк звонили – может, отловят для себя. Там сказали, что возможности нет, но если мы сами поймаем, то возьмут. Орешками, говорят, приманите, ни один попугай перед орешками не устоит. Ну взяли мы клетку, орешков насыпали, не тревожили, чтобы привык там кормиться. А захлопнуть клетку не можем – он и на двадцать метров к себе не подпускает. Мы с отцом целую систему веревочек и блоков соорудили, чтобы опустить дверцу на расстоянии. Поймали-таки беглеца. Брат отвез его в зоопарк.

– Как интересно! – оживилась Лора. – Надо детям рассказать. Давай съездим все вместе в зоопарк, покажем им спасенного попугая.

– Обязательно, – согласился Евгений, – в этот же выходной. Ну а здесь как было без меня?

– Тоскливо, – сказала Лора. – Папы у детей нет, мужа у мамы нет… Я не представляю, как живут одинокие женщины. У меня хоть дети есть…Знаешь, я так неотступно думала о тебе, что даже стихи сочинила.

– Ну-ка, ну-ка… Давай.

– Ах, ты моя Сафо! – растроганный Евгений притянул жену к себе и поблагодарил нежным поцелуем. – Только почему «фиаско», «отчаяние»?

– Это мой страх, боязнь потерять тебя, – помолчав, пояснила Лора.

Евгений широко раскрыл глаза и с удивлением посмотрел на жену.

– Ну ты сейчас молодой, юноша, можно сказать, вдобавок красивый…

– А раньше не был?

– Был, был, конечно, хотя и по-другому, но мы тогда были почти ровесниками, – уточнила Лора. – А сейчас ты чуть ли не на двадцать лет меня моложе.

– Ну это почти незаметно.

– Ещё как заметно! И на тебя будут вешаться девчонки, среди которых есть и смазливые, и хваткие…

– Я же не бабник, ты знаешь, шашни не для меня. И тебя люблю. – Евгений снова, едва касаясь губами, поцеловал щеку жены. – Да и занят я делом поважнее, чем любовные приключения.

– А вдруг в какой-то момент не устоишь…Полигамия у мужиков в крови.

– Ну ты как Умная Эльза из немецкой сказки, которая, спустившись в погреб, видит топор на стене и начинает рыдать, представив, как выйдет замуж, родит ребенка, как ребенок заглянет в погреб, а на него упадет этот топор и убьет его…

Лора рассмеялась. – Критику принимаю.

– Так что выбрось из головы эту муть, – заключил Евгений. Лора погладила руку мужа. Крепкая мужская рука, а кожа нежная-нежная, как у ребенка. Она покосилась на свои руки, безвременно стареющие – вены, вьющиеся синими шнурами, стали явственно обозначивать свои русла под кожей. Бесконечные стирки и уборки, полупудовые сумки с провизией, которые приходилось таскать, особенно за время отсутствия мужа. «Седину можно скрыть подкраской, – думала она, – морщины разгладить кремами и масками, пластической операцией наконец. Руки не обманут никого.»

– Слушай, а нельзя ли и мне «помолодиться»? – вырвалось вслух ее беспокойство.

– Не сейчас, – ответил Евгений. – Мы же это обсуждали, – напомнил он. – Иначе что получится – сначала отца у детей не стало, потом не будет и матери…

– Как это не будет?

– Ну внешне совершенно чужая тётка. Как это детям объяснишь?

Да и подозрительно будет для тех, кто нами интересуется. Живо просекут, в чем тут дело.

– А если немного? Только чтобы по годам до тебя чуть-чуть дотянуться… – Она умоляюще посмотрела на мужа. Что бы он ни говорил, что бы ни обещал, Лора женским чутьем ощущала неоднозначность ситуации.

Евгений задумался. Взгляд стал отстраненным, Лоре хорошо был знаком этот отсутствующий взгляд, обращенный внутрь, в собственные мысли, где шла скрытая и напряженная работа.

– Пожалуй, можно попытаться, – наконец вымолвил он. – Чтобы немного подправить возраст, я думаю нужно сделать не весь курс инъекций, а остановиться на каком-то этапе. Но все равно надо найти женщину, похожую на тебя. Хотя на тебя никто не похож, ты единственная и неповторимая! – весело воскликнул Евгений. – Не волнуйся, – он погладил жену по голове, – я как только оформлюсь на работу, начну регулярно навещать морг – якобы в поисках материала для опытов. Со временем подходящий экземпляр обязательно отыщется – с твоим цветом волос, глаз, типом лица. Это на всякий случай, чтобы избежать заметных изменений внешности.

Лора благодарно обвила руками шею мужа.

– А как ты думаешь, надо ли признаться Бородину в ваших метаморфозах? – спросила она в мыслях об их будущем и в первую очередь о будущем мужа.

– Не надо бы, но придется, – отозвался Евгений. – Мы же устраиваемся к нему на работу и нужно пояснить, кто есть кто. Но раскроемся только в части изменения внешности, не более. – Он тихонько зевнул, прикрыв рот ладонью. – Пойдем, роднулька, уже поздно. Завтра хлопотный день.

Через несколько дней в институт, возглавляемый академиком Бородиным, были приняты по конкурсу два молодых и талантливых научных сотрудника – Шашин Олег Николаевич и Копонев Сергей Викторович.

Выйдя из парадной Радиокомитета, Варя побрела к метро. Впереди шумела Пятницкая улица, живя своей обычной суетливой жизнью, много раз виденная, она ничем особенным не останавливала ее внимания. Тяжелый нервный день остался позади, но к облегчению, которое Варя всегда испытывала, закончив трудную работу, сейчас примешивалась тоска от ощущения, что так будет всегда. Изо дня в день. Одно сбросишь с плеч, следующее уже на подступах. В череде ежедневных событий, происходящих в стране, постоянно присутствует нескончаемая цепь ее повседневных обязательств по их отслеживанию, освещению, осмыслению, яркой подаче. Ее добросовестная и обстоятельная натура уныло констатировала, что как бы ни была интересна журналистская профессия, продыха в жизни у нее не будет. Одна отдушина – любовь, Андрей. Но где он?

Держа руки в карманах пальто, Варя слегка приподнимала его полы, чтобы не забрызгать их черной жижей, в которую превращалась наледь, политая от скользоты какой-то химической смесью. Дело шло к весне, в редакции уже составляли графики отпусков, а она все никак не могла определиться. Варя все еще надеялась на появление Андрея, с которым они ездили отдыхать вместе, но о нем так ничего и не удавалось узнать. Поначалу она даже думала, что Андрей ее бросил и не дает о себе знать, избегая объяснений, хотя это казалось невероятным. Но потом, вернувшись с южного курорта, куда она, обиженная, с досады отправилась одна, Варя узнала, что одновременно исчез и Евгений, и это никакому осмыслению не поддавалось. Она встревожилась, с тех пор тревожное ожидание стало постоянной составляющей ее повседневной жизни, отступая лишь на время напряженной, поглощавшей все силы работы, но порой внезапно растворялось в приливе уверенности: скоро все уладится, недоразумение рассеется и все станет на свои места – недаром же говорят, что жизнь идет полосами, сейчас полоса черная, должна же появиться и светлая, и она вот-вот появится. А светлая неизбежно ассоциировалась с Андреем. Не может быть, чтобы впереди снова было одиночество…