Портрет синей бабочки Заровнятных Ольга
– Теперь его мама получит четное число гвоздик, – мрачно заметила я.
– Или вообще ничего не получит, если он цветы каждой встречной дарит, – поддержал меня Дрозд весьма недовольным тоном.
– Вы просто завидуете, – небрежно кинула нам Дина, утопая носом в цветке гвоздики.
Мне стало обидно. Говорят, что ранит именно правда, и, наверное, в ее словах была доля здравого смысла. Я и в самом деле испытала неприятное ощущение, когда выяснилось, что не всем дано оценить мое превосходство над другими девчонками. Но это была не зависть. Это было скорее недоумение.
Если уж кому и должно было быть обидно, что не все внимание уделяют лишь ей одной, так это Дине на святках. Мы с ней тогда решили подурачиться и купили две детские кошачьи маски. Только я-то свою как надела – так и не снимала, а Дина свою маску только изредка прикладывала к лицу, когда нам на пути детишки попадались.
Она, видимо, полагала, что это ниже достоинства настоящей леди – разгуливать по улице в маске. Даже несмотря на то, что святки были на дворе. И что никакой леди она еще не являлась. Так, «леденком» подрастающим. Но я тогда на нее внимания не обращала и отрывалась по полной программе.
Все встречные при виде меня первым делом испуганно шарахались в сторону. И это при дневном-то свете! С наступлением сумерек прыжки в сторону с моей дороги стали сочетаться с ошарашенными возгласами. Я ликовала. Вы понятия не имеете, как это было весело! Нет-нет, никаких сердечных приступов, что вы! Старушкам я в лицо не заглядывала, я же не полная дура.
– Парень, у тебя ус отклеился, – бросил мне в лицо какой-то проходящий мимо парень и громко заржал на свою же шутку.
Я стиснула зубы и пошла дальше, делая вид, будто ничего не произошло. «Ус отклеился» – ничего пооригинальнее придумать не мог! Терпеть не могу, когда из-за таких вот недоумков весь розыгрыш идет псу под хвост. Ну или коту, учитывая мою святочную кошачью маску.
В тот раз мой розыгрыш тоже окончился провалом. Начался на ура, да, было безумно весело, а закончился полным разгромом. В прямом смысле слова. Я очень, очень не люблю вспоминать тот случай.
Нам с Диной тогда навстречу попалась толпа парней. Могу поклясться, они были старше нас. И, видимо, из тех, кому только предоставь возможность – все испоганят! Я-то рассчитывала пройти сквозь их толпу и сорвать аплодисменты… Но хулиган хулигану рознь.
Словом, Дину они сразу оттеснили в сторону, она оказалась вообще не при делах, а меня стали пихать, толкать, не давая вырваться из толпы. Честно, я испугалась. Я не умела драться, совсем никогда не дралась, случая даже не было. Что я должна была сделать? Я только болталась в самой гуще тупо ржущих парней, получая тумаки, и давилась слезами.
Наконец один из них сорвал с моего лица маску и швырнул ее под ноги.
– Это девка! – послышался возглас.
Толпа мгновенно схлынула, оставив меня, ревущую, посреди дороги. Возле моих ног лежала растерзанная маска. Чуть вдалеке терпеливо ожидала развязки Дина. Она, конечно, тут же кинулась ко мне, стала причитать, что меня избили, и все такое… А толку-то после драки кулаками махать. Могла бы и позвать на помощь, пока меня футболила эта толпа подонков.
На другое утро я насчитала на своем теле порядка пятнадцати синяков на руках, груди, спине… Это не потому, что меня как-то ну очень уже сильно били, просто кожа у меня была такая нежная, чуть ткни пальцем – все, синяк. Я иногда даже просыпалась с синяками на ногах, будто во сне ходила и на углы натыкалась. Ладно, не важно. Главное, что страсти к розыгрышам у меня это происшествие не отбило. Не на ту напали!
Глава 8
Объект насмешек
Чем ближе мы подходили к школе, тем праздничнее у меня было настроение. И это вовсе не от вида цветущих барышень, которыми был переполнен школьный двор, а от предвкушения моего торжества. Моей близящейся победы над пошлостью. Конечно, я уже понимала, что мой костюм оценят не все. Но учителя-то должны были оценить! Я думала о том, что наверняка в конце вечера будет проведен конкурс на лучший маскарадный костюм, мне Дина что-то такое говорила, и я была заведомо уверена, что займу в нем первое место.
Внутри школы, перед раздевалкой, было не пропихнуться. Представляю, сколько девчонок, пока скидывали шубки и дубленки, потеряли здесь заколки, помады и прочую дребедень – под ногами то и дело слышался хруст. Наши парни куда-то моментально испарились. Я подозревала, что в класс, потому что мальчишки, насколько я могла себе представить, чувствовали, что это ниже их достоинства – стоять в очереди к окошечку в раздевалке. Значит, решили скинуть куртки в классе.
Ну а Дине, разумеется, приспичило выстоять очередь… А я вам скажу почему. Потому что в классе она бы красовалась лишь на глазах одноклассников, а в школьном холле – на глазах у всей школы. Я стояла у зеркала недалеко от раздевалки и ждала ее, постепенно начиная стервенеть. Дина вручила мне свою сумочку, попросив подождать ее. Я согласилась исключительно ради дружбы, но когда рядом со мной замер в таком же ожидании тот самый парень, исполнявший роль шлейфоносца, я поняла, что меня надули.
Все остальные участницы вечера галдели в очереди, обсуждая наряды друг друга. Среди них не было ни единой в маскарадном костюме, все сплошь в бальных платьях. Я поглядывала на них свысока, в то же время осознавая, насколько я сейчас являюсь отщепенцем. Более того, меня словно понизили до уровня оруженосца. Я стояла с этой розовой сумочкой и не знала, куда себя деть. Другая на моем месте плюнула бы и пошла в класс, никуда бы Дина не делась. Но я же была ответственной! Раз попросили подождать и я согласилась – значит, обязана стоять и ждать.
По мере того как очередь редела, число толпящихся в холле увеличивалось. Судя по всему, школьниками окончательно овладело стадное чувство, и они не собирались расходиться по своим классам. Если в самом начале возле меня одиноко мялся шлейфоносец, то сейчас толпились взбудораженные юнцы, обсуждающие наряды одноклассниц с мастерством если не модельеров, то бывалых участников ток-шоу «Модный приговор» точно. Но когда это стадо стало обращать внимание на меня… Отзывы были настолько нелестные, что шлейфоносец даже отступил от меня в сторону, чтобы показать, что ко мне никакого отношения не имеет. Я бы и это все пережила. Я бы стерпела, клянусь! Но когда один из парней, чтобы подчеркнуть всю степень своего презрения, плюнул в мою сторону, я густо покраснела и бегом кинулась в наш класс.
По дороге к классу мне не попался ни один человек в маскарадном костюме. Увы, тревожный звоночек во мне еще не прозвенел. Я просто влетела в класс, отдышалась… и на меня обрушился вселенский ржач. Смеялись все – парни, девчонки. Больше парни. Девчонки шушукались, посмеивались, обсуждали мой внешний вид…
– Осталось бороду себе отрастить, – язвительно заметила одна из них.
– Ой, да просто опять выпендриться захотела! – громко заявила другая.
Я осмотрела собравшихся. Ни одного маскарадного костюма! Ни одного! Можете себе представить весь ужас моего положения? Я не выглядела главной среди равных, как мне того хотелось, я была словно выскочка. Однако я все еще продолжала держаться бодрячком, оказывать сопротивление всей этой ненавистной толпе.
– А ты почему не в костюме? – бойко спросила я у Иры, которая тоже обычно держалась особняком от остальных всего лишь потому, что носила очки с толстыми линзами. На ней и сейчас, в отличие от остальных разряженных девиц, было скромное черное платье. Вечернее, но скромное. Услышав мой вопрос, она смущенно оглянулась на одноклассниц, соображая, не разыгрываю ли я ее, а потом ответила:
– Ну почему же… Я в костюме.
– Не в маскарадном же, – уточнила я.
– Так ведь сегодня не маскарад, – глупо хихикнув, сказала она. – Обычный бал.
– И что, не было никакого объявления по поводу маскарада? – продолжала настаивать я, уже чувствуя, что холодею от осознания того, что на этот раз я сама являлась объектом розыгрыша.
– Всем сказали прийти в бальных платьях. Девочкам сказали. А мальчикам – в костюмах, – честно отрапортовала мне одноклассница и поправила очки, словно только сейчас заметила мой нелепый – учитывая сложившиеся обстоятельства – вид.
Это был полный провал. Полнейший. Неимоверный. Я стремглав рванула в туалет, чтобы хотя бы усы с лица смыть. Туалет был пуст, к моему счастью, и я принялась яростно смывать усы водой. Возможностью закатать рукава я не воспользовалась – не до нее было. Так что к концу водных процедур мои руки по локоть были мокрые.
Думаете, на этом мои злоключения в тот день кончились? Не тут-то было. Они только еще начинались. Я не решилась сразу пойти в класс. Пошла бы – меня бы засмеяли за мокрые рукава. Им теперь любой повод годился. Да и вообще, в гробу я видала своих одноклассниц.
Усевшись на подоконник в туалете, я смотрела в окно. С крыши капало. Это была еще не полноценная оттепель, потому что снег-то лежал на тротуаре. Завтра с утра наверняка снова подморозит, и бегущие с крыши ручьи превратятся в ледяные свечи, столбы и мосты. Сколько еще таких оттепелей будет за весну…
На небольших холмиках земли в старых автомобильных шинах по обе стороны от школьного крыльца снега не было, и в прошлогодней пожухлой траве копошились стайки крошечных черно-белых птичек. Издалека казалось, что они даже мельче воробьев. Едва кто-то выходил или входил в школу, птахи срывались с клумб и уносились в ближайшие голые кусты, а затем снова возвращались на свое место.
В туалете было полно обычных туалетных запахов, уныло журчала вода в унитазах и рокотала где-то в трубах, я всей душой рвалась на улицу. Чтобы я еще когда-нибудь посетила школьное мероприятие – не дождетесь!
– Вот ты где! – раздался писклявый голосок Дины.
Я обернулась – она вошла в туалет, не закрыв за собой дверь, и теперь с любопытством смотрела на меня. Я совсем и забыла, что все это время таскаю с собой ее сумочку.
– Ты плакала, что ли? – без капли жалости в голосе спросила она, подходя поближе. – А я тебя искала везде.
– Не плакала, – твердо ответила я и тут же почувствовала, что готова расплакаться. Вот только что никакого желания не было – и тут на тебе, одно слово провокаторши изменило мое состояние на сто восемьдесят градусов.
– А почему здесь сидишь? – продолжала безжалостный расспрос Дина.
– Потому что я одна без платья, – всхлипнула я.
– Подумаешь! Не голышом же! – «утешила» Дина и предложила: – Хочешь, вместе в класс пойдем, если ты одна стесняешься. Там сейчас чаепитие будет, столы уже накрыли.
– Ну пойдем. – Неожиданная поддержка со стороны подруги вернула мне уверенность. Хотя бы частично. Ну в самом деле: да, все в платьях, а я в джинсах – и что? Что тут такого, я спрашиваю? Наверняка и одноклассники мои уже поболтали, обсудили и забыли. Все сейчас заняты чаепитием, на меня и не посмотрит никто. Тем более если я буду держаться рядом с Диной. Не то чтобы ее мнение было непререкаемым авторитетом, но в классе ее уважали и с ее решением считались.
А ведь каких-то лет пять назад все было с точностью наоборот. Я и не помню уже толком, с чего все тогда началось, вся эта безумная травля, но ее объектом была тогда Дина, как я сейчас. И я вот даже не знаю, что было предпочтительнее – подвергаться насмешкам одноклассников в младших классах или в старших? С одной стороны, в младших нет четкого разделения полов, осознанного разделения. И если уж травят – то травят по полной программе. Там и побои запросто можно отхватить. С другой – в старших классах издевательства со стороны одноклассников изощреннее и ядовитей.
Почему тогда травили Дину, я знаю точно. Именно за подчеркиваемую женственность. Уроки физкультуры она никогда не посещала, потому что у нее была справка на все времена года, хотя она при этом выглядела вполне себе цветущей. Это к старшим классам Дина похудела и вытянулась, а в младших была как фарфоровая куколка с пухлыми щечками. Я ненавидела ее не меньше других.
Она никогда не принимала участия в наших детских играх, зато не упускала случая похвастать кусочком коралла, привезенного с моря, или огромной раковиной, нашептывающей на ухо песни волн – с моря же, или африканскими косичками – тоже с моря… Словом, любила блеснуть перед нами заморскими диковинками.
Я не понимаю, как она могла не чувствовать раздражения, идущего от нас в ответ на все это великолепие. Это же насколько надо быть толстокожей! Постепенно ее стали толкать, шпынять, обзывать. А она ходила, задрав нос, будто ее все это не касалось. В один прекрасный день мы подкараулили ее после школы и избили. Сейчас я осознаю, насколько жестоко это звучит. Честно – не помню, чтобы я лично тронула ее хоть пальцем. Скорее всего, мальчишки просто толкнули ее несколько раз подряд, как меня тогда, когда я была в маске.
Как бы там ни было, на другой день в школу пришли ее родители и устроили всему нашему классу разбор полетов. Суть их наезда сводилась к следующему: либо мы в сторону Дины даже не смотрим, либо они заявляют на нас в полицию за избиение их дочери.
Ну вы же понимаете, как мы испугались. Нет, мальчишки-то, может, не испугались, но девчонки основательно струсили. Вы представьте только: заявляется к вам домой участковый и объясняет вашим родителям, что вас ставят на учет в детскую комнату полиции, шаг вправо, шаг влево карается интернатом. Как вам такой оборот событий?
Лично я ждала прихода участкового с минуты на минуту. А потом нервы мои не выдержали, и я пошла в гости к Дине. Без спросу. Без приглашения то есть. Я не собиралась просить прощения за случившееся, потому что, по большому счету, себя виноватой не считала. Но если бы ее родители потребовали, чтобы я извинилась, – наверное, я так и сделала бы. Вот до чего я была трусливой.
У Дины меня встретили приветливо. Ни словом не был упомянут тот инцидент. Меня напоили чаем, Дина показала мне свою комнату и всякие безделушки, а я научила ее прыгать и кувыркаться на диванных подушках. К слову сказать, кувырок ей ни в какую не давался – ну правильно, физкультуру-то она не посещала. Но торжествовала я отныне по этому поводу только мысленно, ни словом, ни взглядом не выдавая свое истинное превосходство.
Вот так и получилось, что мы с Диной постепенно стали подругами. Я снисходительно прощала ей ее недостатки, а она демонстрировала мне свои достоинства. Когда я не общалась с ней – я играла во дворе с мальчишками в футбол, в догонялки или разукрашивала найденных у подвалов дохлых крыс, чтобы пугать ими вальяжных девчонок. Дина про мои забавы не знала. Ей это было ни к чему.
Глава 9
Пугало
– Ну что, идем? – полуспросила Дина, направляясь к двери.
Я торопливо соскочила с подоконника и пошла следом за ней. Надо было, наверное, еще и шляпу снять, но она мне придавала бравады. Продолжала выделять, но и придавала смелости, да, вот так, одновременно. И потом, я, хоть убейте, не помнила, расчесала ли я волосы перед выходом. Сдается мне, что нет. Значит, если я сниму шляпу, то буду ходить с лохмами на голове, что даст одноклассникам очередной повод потыкать в меня пальцем. Лохмы, кстати, – это выражение моей бабушки.
Мы бы дошли до класса без приключений. Нужно было всего-то преодолеть один этаж. Наш класс располагался на третьем этаже. А туалет был на втором. Вы, наверное, сейчас головы ломаете – а почему, когда я выбежала из класса, я не заскочила в ближайший туалет, на третьем этаже? Потому, дорогие мои, что он был учительский… Такая вот несправедливость. И здесь деление на своих и чужих. Можно подумать, учителя не могут ходить в один туалет с учениками.
Да, мы бы дошли без приключений, но по школе шлялась чертова уйма народу. Словно все школьники вообразили, что осуществилась их мечта о вечной перемене, и теперь наслаждались ею по полной программе, болтаясь по коридорам и лестницам взад-вперед.
Так вот, не было бы никаких приключений, если бы на лестнице мы не прошли через целую толпу парней. Дине хоть бы хны, парни перед ней расступались, как волны перед Моисеем, а вот меня пихали так, словно я против течения плыла. Против сильного течения. Это заставило меня вспомнить тот святочный вечер, когда с меня сорвали маску.
Когда мы – точнее, я – продрались сквозь толпу на лестнице, я вздохнула с облегчением. Оптимистка. В коридоре третьего этажа тоже были школьники, пусть и не так много. Но не будут же они нарочно мне поперек дороги становиться! Однако для того, чтобы поднять меня на смех, им это и не понадобилось. Сгруппировались по два-три человека, мирно болтая о чем-то. При нашем появлении в коридоре по ним словно волна электрического тока прошлась. Одна группа за другой благодаря распространяющемуся шепоту поворачивала головы в нашу сторону.
До класса оставалось метра четыре, не больше. Ну, пусть пять, все равно в принципе мало. Но тут, как назло, из-за поворота вынырнул Дрозд и, настигнув нас гигантскими шагами, ткнув в меня пальцем, начал дико ржать, нарочно сгибаясь пополам, чтобы показать, до чего ему стало смешно.
– Животик не надорви, – посоветовала я, нахмурясь.
Между тем все обернулись в нашу сторону и, глядя на меня, стали подхихикивать Дрозду – кто в кулачок, кто в открытую. Я не знала, от чего сгорать – то ли от ярости, то ли от стыда. Было ощущение, что на мне костюм клоуна как минимум. Либо кто-то облепил меня этими надписями, знаете, которыми любят, судя по американским фильмам, лепить на спины неудачникам.
– Ой… – наконец сумел промолвить Дрозд, дружески хлопая меня по плечу, будто я только что анекдоты тут стояла травила, – ну ты даешь…
Я слова не успела выговорить в свою защиту, возмутиться, да вообще придумать, что же сказать-то на такое? А Дрозд с Диной, приобнявшись, уже уходили в класс. Я стояла и хлопала им вслед глазами. Желания догонять их не было никакого. Готова спорить, они немедленно про меня забыли, едва рука Дрозда оказалась на талии Дины.
Гул обсуждающих меня голосов в коридоре стих, все занялись прерванной моим появлением болтовней. Все, казалось бы, вот она, долгожданная свобода от чужого пристального внимания. Ан нет. Из-за того же поворота, откуда перед этим вынырнул Дрозд, теперь вышел Никита. Они появлялись на мою беду, словно чертики из табакерки перед стойким оловянным солдатиком!
– Ты в класс? – по-дружески спросила я у него.
Дура, ей-богу! Я-то думала, что тот факт, что Никита заходил сегодня ко мне домой, куда я его даже не звала, каким-то образом нас сблизил, сделал не то чтобы друзьями, но хотя бы приятелями. Однако Никита от моего вопроса отпрянул, как от атомной бомбы. Он секунды таращился на мое лицо, а затем кинул презрительно:
– Пугало!
И посмотрел мне в глаза, весьма довольный, видимо, своим сравнением. Он уже собирался идти дальше, но тут я вскипела окончательно. Несправедливость всего вечера и так разрывала мне сердце, а тут еще и это словечко ударило в лицо, словно оплеуха. Я не выдержала и дала ответный удар. Только уже вполне осязаемый. Влепила Никите пощечину.
Думаете, мне все сошло с рук? И я, разом отмщенная, спустилась на первый этаж, уже не притесняемая никем, потому что все оценили мою победу по достоинству и больше не чинили мне препятствий? А потом отправилась домой, вдыхая аромат подтаявшего снега?..
В Никите, друзья мои, сработал тупой мужской инстинкт. Что означало две вещи: Никита не джентльмен и не обремененный тяжестью интеллекта человек. В общем, раздумывать он не стал, а просто со всей силы дал мне под дых.
Я первый раз в жизни ощутила нехватку воздуха. Наверное, так ощущает себя удавленник. Или утопленник. Или любой мальчишка во время любой драки, когда ему заезжают кулаком в солнечное сплетение. Я стала ловить ртом воздух, согнувшись в три погибели и в то же время ощущая боль в животе и головокружение.
Никита, повергнув врага, удалился в неизвестном направлении. Не знаю куда, я в это время полу кланялась. Да это и не важно. Вышедший в это время – а нет, пожалуй, не в это, а чуть позднее, у меня из-за удара все в голове сместилось – из класса Дрозд кинулся ко мне. Ну хоть кто-то в этот день повел себя по-человечески!
– Ты чего? – обеспокоенно спросил он, разгибая меня. – Живот болит?
Когда я разогнулась, то обнаружила, что плачу. Видимо, до того мое сознание было целиком занято болью и не отдавало себе – то есть мне – отчет в том, что по лицу текут слезы. Дрозд сразу все понял. Он оглянулся, гневно сверкнув глазами в поисках моего обидчика и, не найдя никого подходящего, спросил меня:
– Кто тебя ударил?
Я молчала, глотая слезы. Не хватало еще мне жаловаться. Да и втягивать во все это Дрозда тоже не особо хотелось. Я же понятия не имела, какие у него намерения. Что он вообще обычно делает в подобных случаях и как часто они происходят. Молча оторвалась я от стены, к которой обессиленно прислонилась, и пошла вон из школы.
Глава 10
Страшила
Проходя в холле мимо зеркала, я случайно посмотрела в него. Бог ты мой, видели бы вы, во что я превратилась! Если бы зеркала в нашей школе висели на каждом углу, да хотя бы даже в туалетах, того, что произошло несколькими минутами ранее, не произошло бы. Потому что я действительно была похожа на пугало.
Я никогда раньше не имела дела с карандашом для глаз. Откуда мне было знать, что он так просто не смывается? Возможно, мне нужно было воспользоваться мылом или специальным косметическим молочком, наподобие того, что стояло у мамы в комнате на туалетном столике.
Словом, по всему лицу у меня были густые темные разводы. Усы все еще угадывались, хотя и слабо. Наверное, об их былом существовании догадывалась лишь я по нечетким линиям. В основном лицо выглядело словно перемазанное сажей.
Вдобавок к этому из-под шляпы выбились пряди волос. Если бы все волосы разом – еще куда бы ни шло, так ведь нет, отдельные пряди свисали, точно пейсы. Приводить себя в порядок смысла не было. Все тотчас решили бы, что я красуюсь. А мне вполне хватило внимания Никиты.
Надвинув шляпу поглубже на лоб, я чуть ли не бегом выскочила из школы… И попала под первый весенний дождь. Это был не ливень, всего лишь мелкие капли, но и их оказалось достаточно, чтобы в скором времени промокнуть насквозь. Вот теперь я очень жалела о том, что на мне нет куртки.
Обхватив себя руками, будто это помогло бы мне согреться, я шла, глядя под ноги. Бумажная шляпа намокла, я видела краем глаза, как все более свисают ее края. Сейчас они были похожи скорее на юбку. Замечательно! Сама судьба была настроена против меня – если я не желала носить юбку на талии, мне приходилось носить ее на голове.
Дождь все усиливался, на улице резко темнело – это голубое небо перекрыли тяжелые тучи. Ветер дул резкими порывами, и я почувствовала, как меня пробирает насквозь. Ежесекундно шмыгая носом, я ускорила шаг. Прохожих вокруг поубавилось, а те, что торопливо проскальзывали мимо, были вооружены зонтами – вот что значит интересоваться прогнозом погоды!
Время от времени я резким движением руки стирала с лица влагу. Все движения мои были дерганые, будто внутри сломался какой-то механизм, отвечающий за слаженную работу моего организма. Может быть, так и было… Много ли человеку нужно, чтобы сломаться? А ведь на моем счету это поражение было далеко не первым.
И ведь все шло прекрасно до той поры, пока мои одноклассники не решили, что взрослеют. Можно подумать, взросление обязано вывернуть человека шиворот-навыворот. Все мои друзья, подыгрывающие мне и в розыгрышах, и в обычных играх, сдались на милость женской половины класса и стали подыгрывать теперь уже своим недавним противницам. Противницам – не совсем то слово, конечно. Понятно же, что мальчики дергали девочек за косички не чтобы их оборвать, а чтобы привлечь к себе внимание.
Хотите честно? Вот теперь, когда все обернулось против меня, я очень жалею, что защищала девчонок от мальчиков. Это была такая война по негласным правилам: мальчишки старательно подкарауливали девчонок, чтобы сделать какую-то пакость, причем не всегда безобидную. Если пакость удавалась, я, как борец за справедливость, гонялась за мальчишками – с линейкой или учебником и хлопала этим оружием их по рукам или даже голове – что подвернется.
Ну чего вы глазенки на меня вылупили? Ни о какой жестокости речь сейчас не идет. Я же говорю, таковы были правила, и все о них прекрасно знали, хотя и не оговаривали их ни разу. Я была единственной девчонкой из класса, которую мальчишки подпускали к себе, позволяя себя «наказывать». Да и хлопала я их не со всей силы, я же не больная на голову! И потом, не забывайте, мальчишки тогда были моими друзьями…
Пакости были разными. Самой распространенной было стулья мелом мазать. Когда девчонки к этому привыкли, то непременно сперва на стулья смотрели, перед тем как сесть. Это стал уже выработанный рефлекс – все равно что посмотреть направо-налево, перед тем как переходить дорогу.
Одной из достаточно изощренных пыток была коробочка с тараканами. Это мог быть как спичечный коробок, так и специальная коробочка в подарочной упаковке. Не знаю, как мальчишки добывали этих тараканов и, главное, где, но я к этому была причастна лишь постольку, поскольку знала о ее подготовке. Мальчишки демонстрировали мне коробочку, и мы с ними среди урока или после него с восхищением слушали вопль ужаса, несущийся от жертвы, обнаружившей «подарочек» в своем ранце.
Про разукрашенных крыс я уже писала. В этой затее я принимала непосредственное участие. Ну нравилось мне окрашивать мумифицированные крысиные трупики в разные цвета. Особенно в голубой. Они были похожи на специально созданные статуэтки. Не понимаю, почему девчонки их так боялись…
Что касается Дины, она прошла через все пытки. И я никогда не чувствовала себя за это виноватой. Наверное, мы просто хотели как-то очеловечить Дину, сделать ее одной из нас, а не той морской богиней, или русалкой, или кем там она себя воображала.
Я понимаю, почему мальчишки тогда напали на нее возле школы, почему произошел тот инцидент, после которого я вынуждена была с ней подружиться. Она ведь и на наши пытки реагировала иначе, чем нам того хотелось. А именно – ябедничала взрослым.
Перед теми разборками мальчишки затеяли очередной розыгрыш. Они все переменки травили девчонкам «Байки из склепа». Особенно напирали на одну: как-то раз в одном доме застрял между этажами лифт, а в нем в этот момент оказалась колдунья. Она была старой и боялась замкнутого пространства. Когда лифт застрял, она стала умирать от страха, но перед смертью прокляла лифт и каждого, кто будет в нем ездить. С тех пор этот лифт странствует по домам. Когда в него попадает человек, то лифт загорается, и человек сгорает заживо…
Жутко? Мне – нет. Я была предупреждена, что это выдуманная история. А вот девчонки заглотили наживку. Что Дина поверила, как и остальные, я даже не сомневалась. Потому что она была как бы гипердевчонкой. Значит, и поверила в эту сказку больше остальных.
Двое самых хулиганистых хулиганов из нашего класса сбежали еще с последнего урока. Это я уже потом догадалась зачем, когда все это произошло. А после уроков я пошла вместе с двумя другими мальчишками следить за Диной. Провожали мы ее до подъезда. Я и не знала зачем, пока не услышала Динин вопль, несущийся из подъезда.
Думаете, мы кинулись ей на выручку? Или хотя бы поспешили посмотреть, что там произошло? Нет, мы рванули прятаться за машинами, стоящими рядком напротив подъезда, пока нам не влетело. За что-то.
Нам не влетело. Влетело тем двоим хулиганам, которые организовали розыгрыш. Их за уши вывел из подъезда какой-то суровый дядечка. Видимо, он дернул их напоследок весьма прилично, потому что оба хулигана – наверное, в первый раз в жизни! – разревелись.
Как оказалось потом, эти мальчишки, сделав свое «грязное дело», поджидали Дину, наблюдая за площадкой первого этажа со ступеней, ведущих на второй. «Грязное дело» заключалось в том, что они подожгли в лифте бумагу и какие-то тряпки, принесенные с мусорки, а когда стены покрылись гарью, быстренько все погасили и принялись поджидать. Полагаю, Дина, нажав на кнопку вызова, решила, что за ней пришел тот самый проклятый странствующий лифт…
Выскочивший на ее вопли из одной из квартир мужчина мигом оценил ситуацию, заметил десятилетних хулиганов, в которых Дина немедленно опознала своих одноклассников. Ну а дальше вы знаете. Вот за это благополучное опознание Дина и отхватила на следующий день.
Забавно, как судьбоносно складываются порой обстоятельства. Возможно, не будь придумана та байка про лифт, мне не пришлось бы дружить с Диной. Нет, по большому счету я не жалела о нашей дружбе. Постепенно я привыкла к Дине и оценила ее по достоинству. Я до сих пор не понимала, что может быть прекрасного во всяких вещичках – будь они привезены с моря или куплены в ближайшем киоске. Зато я одобряла страсть Дины к кроссвордам и складыванию пазлов. Мне казалось, что это несомненные признаки ума. А присутствие ума я уважала в любом человеке.
Так вот о чем это я… О совпадениях. Не будь байки – не было бы дружбы. Не выйди я из школы под первый весенний дождь – я не превратилась бы в еще большее чучело, чем была в школе. Не понимаю, почему меня до сих пор не окружили люди с фотоаппаратами в руках, которые старательно запечатлевали бы меня, как если бы я была женщиной с бородой.
Глядя в прихожей на себя в зеркало, я обливалась слезами, ощущая к себе большую жалость. Да что там большую… Огромную! Величайшую жалость всех времен и народов! Мало того что мое лицо было в черных разводах от карандаша. Мало того что выбившиеся из-под шляпы волосы намокли и скучились в тоненькие крысиные хвостики. Мало того что моя шляпа под дождем обмякла. Еще и потекла краска со шляпы – о чем я не могла знать. Если бы сегодня был новогодний маскарад, то костюм «Пугала» однозначно выиграл бы в конкурсе костюмов.
Мне бы умыться, переодеться, но я была настолько психологически истощена всем произошедшим, что тихонько юркнула к себе в комнату и прикрыла дверь. Окно было закрыто, стул возвращен на свое законное место к столу. Помимо того что я получила кучу тумаков в школе, мне предстояло еще и получить нагоняй от мамы за свой побег из окна. Нагоняй нельзя было предотвратить, понятное дело, но можно было отсрочить. И потом, оставалась крохотная надежда, что если мама увидит, в каком я состоянии, то пожалеет меня и простит. И не упрекнет ни словом. Я и без того чувствовала себя виноватой.
Я подвинула стул к окну. Удивительное дело, пока я неслась по улице, то не замечала ничего вокруг. А ведь шел самый настоящий первый весенний дождь! Тот самый, которого мы так ждали всю зиму, предвестник настоящей весны. Под его каплями снег оседал и на глазах превращался в губку – такими обычно моют посуду или ванну, а дождь мыл землю от снега.
Краем глаза я уловила какое-то движение. Переведя взгляд, я увидела, что маленький бледный мотылек, с осени лежавший между рамами неподвижно, медленно полз, едва трепеща слабыми крылышками. Я была уверена, что он замерз и умер, а он, оказывается, всего лишь впал в зимнюю спячку.
Я не слышала, как раздался звонок, настолько заворожило меня зрелище первого дождя и громкий стук капель по отливу окна. Так что когда мама сухо предупредила, что ко мне снова пришел друг, ее слова дошли до меня как сквозь завесу плотного тумана. Или даже так: будто сквозь вату зеленка просочилась. Ну или, учитывая обстоятельства, как будто сквозь бумажную шляпу просочились капли дождя…
– Привет! Это снова я! – преувеличенно радостно воскликнул Дрозд, заходя в комнату.
Я ничего не ответила, просто смотрела на него. Он тоже замолчал, с восторгом глядя на мою разрисованную физиономию. Чтобы далеко не ходить, сразу скажу: его лицо тоже было порядком разукрашено, но только в переносном смысле: Дрозд с кем-то сильно подрался, у него был подбит левый глаз и кровоточила разбитая губа.
– Ты, это… нарочно так накрасилась? – неловко спросил он, подбадривая себя коротким смешком.
– Конечно, – мрачно ответила я. – Готовлюсь стать первым пугалом на деревне.
– Ну зачем сразу пугалом, – хмыкнул Дрозд. – Готовься в Страшилы тогда уж. Страшилы – они, знаешь, умные!
– А ты в кого готовишься? – буркнула я.
– В отважную девочку Элли, – ответил Дрозд тоненьким голоском и смешно присел в полупоклоне, – призванную защищать Страшилу от злобного Урфина Джюса!
Я фыркнула в ответ на его шутку. Надо сказать, я моментально почувствовала, что воспряла духом. Вот что значит дружеская поддержка! Наверное, именно ее мне так не хватало с того самого дня, когда мои розыгрыши стали оборачиваться против меня.
Попросив Дрозда подождать минутку, я торопливо вышла. «Покойся с миром, подруга», – сказала я на прощание шляпе, погружая ее в мусорное ведро на кухне. Затем сбегала в ванную и хорошенько умылась с мылом. «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я!» – мысленно напевая, я вернулась в комнату.
Дрозд стоял у зеркала и озадаченно рассматривал свое лицо, осторожно прикасаясь пальцами к губе.
– Да… – расстроенно произнес он, – мама не обрадуется такому подарочку…
– Кто тебя так? – задала я вопрос, который, как мне казалось, все задают в таких случаях.
– Лучше спроси, кого я так! – возмущенно воскликнул Дрозд. – Я-то случайно на его кулак наткнулся э-э… дважды. А вот он отхватил как следует!
– Да кто? – с интересом спросила я.
– Никита, кто же еще! – Дрозд уселся на мой стул возле окна, развернув его в мою сторону. – Кто на девчонку руку поднимает – тот не мужик, – твердо заявил он. – Я таких бил, бью и буду бить. Ты-то как? – кивнул Дрозд. – Живот не болит?
– Так ты его из-за меня?.. – поразилась я. – Ты с Никитой из-за меня подрался?
– Не подрался, а побил, – поправил меня Дрозд. – И не из-за тебя, а из-за того, что он руку на девчонку поднял. Хотя и из-за тебя тоже, – смягчился он. – Мы же друзья?
– Друзья, – улыбнулась я.
Мы еще какое-то время болтали, выясняя друг про друга всякие подробности – кто из нас чем увлекается, кто что любит. Мы условились, что Дрозд научит меня играть на гитаре. В этот день я получила один из самых лучших подарков, о которых только можно было мечтать. У меня появился настоящий друг.
Глава 11
Предательство
Дома у Дрозда все было настолько прибрано, что мне даже стыдно стало. Моя мама тоже, когда не была на работе, постоянно что-то мыла, стирала, прибирала… Но все равно какие-нибудь вещи, словно унесенные с одного места на другое волшебным ураганом, лежали где попало. Это могла быть моя кофта. Или мои книги. Или даже мои носки. Да-да, в роли волшебного урагана в нашей семье выступала я. О бардаке на своем письменном столе я вообще помалкиваю…
Мама Дрозда встретила меня неожиданно неприветливо. Наверное, это все из-за того, что она была угнетена бытом. Вот этими всеми уборками, стирками и готовками. Потому что моя бабушка, если уж сравнивать, тоже всегда была чем-то занята и тоже оказывалась резковатой, мрачной, чрезмерно поглощенной заботами.
Что мне бросилось в глаза – так это прическа мамы Дрозда. У нее были очень густые длинные волосы, но при этом она не водружала из них на голове немыслимые пирамиды или не носила закрученными в кудри и убранными в хвост, как делала обычно Дина, а скромно собирала шпильками в плотный кокон.
Когда Дрозд провел меня в свою комнату, то я, к удивлению своему, обнаружила, что и у него на столе царит бардак. Как и у меня, в смысле. Я даже обрадовалась этому – хотя чему уж там было радоваться? Тому, какие мы лентяи? Но в любом случае, этот факт непостижимым образом еще больше нас сблизил.
Мы не стали медлить и сразу приступили к делу, то есть к обучению меня игре на гитаре. Было это так: я сидела на кровати в обнимку с гитарой, а Дрозд ломал и выкручивал пальцы моей левой руки, пытаясь научить меня брать аккорды. Кстати, заметил, что мне нужно короче постригать ногти. Я, конечно, тут же возмутилась – куда уж еще короче?! Дрозд немедленно показал мне куда, продемонстрировав свои.
Чтобы сильно меня не мучить и чтобы я хоть что-то запомнила, мы решили остановиться на трех аккордах – Am, Fm и Cm. Проще всего мне давался Am, и Дрозд за меня порадовался, потому что, как он уверял, это был один из часто употребляемых аккордов. Чаще других. Я ощутила прилив кратковременной гордости.
– Будешь такие успехи делать – скоро и Дину догонишь, – пообещал мне Дрозд.
Я насторожилась:
– А что, ты Дину тоже учишь играть?
– Конечно, – спокойно ответил Дрозд. – Каждый день. Только у нее туго получается. Видала, какие у нее когти? Такими только царапаться…
Я старалась не подавать виду, что огорчилась, но настроение мое было испорчено. Хорошенько обдумав мой провал в школе на Восьмое марта, я сделала вывод, что Дина если и не была причастна к нему каким-то образом, то все равно должна была знать, – ни о каком маскараде речь не идет и все будут одеты в бальные платья. Что она не предупредила меня об этом, я могла списать только на ее рассеянность.
Был и еще один случай, когда меня разыграли одноклассники, причем одноклассницы, как мне показалось, были в курсе того, что он готовится. Я тогда и не подумала, что Дина могла оказаться в числе посвященных, а теперь вот задумалась: а почему бы и нет? Ведь когда все произошло, Дина не кинулась, как лучшая подруга, утешать меня или усовестить мальчишек.
Дело было на Двадцать третье февраля. Все девчонки скинулись на открытки мужской половине нашего класса. Открытки должны были положить на парты ответственные за мероприятие девчонки еще перед уроками. Каково же было мое изумление, когда и на моей парте оказалась открытка, поздравляющая Александру, то есть меня, с Днем защитника Отечества.
Я вертела головой, держа в руках открытку, пытаясь понять, кто надо мной подшутил, но мальчишки отвечали мне наглыми взглядами, а девчонки глядели кто хитро, а кто равнодушно. Ответственные за мероприятие отрицали, что имеют к этой открытке какое-то отношение. Ими же было выдвинуто предположение, что открытку кинул на мою парту кто-то из мальчишек, мимоходом пробегая по проходу. Но я этого не заметила. А вот если Дина была в сговоре с мальчишками, то это все объясняло: ей куда как проще, чем остальным, подложить мне открытку, стоило мне только отвернуться.
Как бы там ни было, а в душе у меня поселилась обида. Я не могла вычеркнуть из головы того, что Дине оказалось все равно, как я буду одета на этом празднике жизни. Но разве настоящая подруга смолчит и не поправит твою ошибку? Во мне зародилось сомнение в нашей дружбе.
И потом, это именно Дрозд, а не она справился после случившегося о моем самочувствии. Бросил все, отомстил за меня Никите и даже не стал дожидаться следующего дня, несмотря на чаепитие и всех школьных красавиц, а прямиком направился ко мне. На фоне героического, да даже просто человеческого, поступка Дрозда наша с Диной дружба померкла, как мне казалось, безвозвратно.
Поэтому, услышав о Дине, я засобиралась домой. В это же время Дрозда позвала на кухню его мама, чем я и не преминула воспользоваться, чтобы ускользнуть в прихожую. Однако, прокрадываясь мимо кухни, я услышала весьма нелицеприятный спор между Дроздом и его мамой. Подслушивать я бы не стала, это некрасиво, но и в прихожей все было отлично слышно.
– … Все ходят и ходят! – гневно восклицала мама Дрозда. – Все бренчите и бренчите! Когда уже это кончится? Учебный год на исходе, на второй год хочешь остаться?
– Что ты выдумываешь? Каникулы через два месяца! Через два с половиной даже! – возмущался в ответ Дрозд. – Что мне теперь, из книжек не вылезать?
– И не вылезай! Не вылезай, если надо! – не унималась его мама. – Если у тебя оценки плохие – какая может быть гитара?! Вот выкину твою гитару! Еще хоть раз будет двойка – и выкину!
– Тогда я из дома уйду! – в отчаянии крикнул Дрозд. – Попробуй только выкини!
– Совсем меня не любишь, – жалобно проговорила его мама, и до меня донесся ее слабый всхлип. – Только девочек своих любишь, вон уже и вторую привел…
– Мама, ну что ты такое говоришь?! – возмутился Дрозд. – Я тебя люблю, при чем тут девочки?
– А пусть тогда не приходят, – торжествующе потребовала его мама.
– Ну это уж слишком! – заявил Дрозд.
На этом их диалог кончился. Я стояла у двери одетая и уже подумывала о том, как бы мне незаметно выскользнуть, раз уж я здесь явно нежеланный гость. После случайно подслушанного разговора мне совсем не хотелось еще раз попадаться на глаза маме Дрозда. Но тут Дрозд и сам появился в прихожей.
– А ты чего здесь? – удивился он. – Захожу в комнату – а тебя нет. Дождалась бы Дину, она уже скоро прийти должна.
– Ой, мне совсем некогда, – соврала я, отчаянно округлив глаза. – Мне столько уроков сегодня задали, жуть! Все, пока, счастливо, до завтра! – Я щелкнула замком и вышла в подъезд, не дожидаясь, пока Дрозд меня отговорит.
Я выскочила на улицу и всей грудью вдохнула свежий весенний воздух. Оттепель со вчерашнего дня шла полным ходом. Солнце припекало так, что хотелось сорвать шапку, несмотря на все предупреждения взрослых. Некоторые, кстати, так и делали. Я немного пощурилась, стоя на солнце и привыкая к его яркому свету, а потом пошла домой.
Снег почернел, асфальт блестел от влаги. По обеим сторонам тротуара в ложбинках стояла талая вода, в ней плавали, словно крохотные островки, обломки льда и снега. На земле повсюду виделись невзрачные проталины, отчего она становилась похожей на раскинувшую крылья бабочку-траурницу.
Мой путь пролегал мимо школы, в которой учился Дрозд. Наша школа была под номером девять, а эта была четвертой, хотя они и стояли рядышком. Я к тому, что пятая школа, например, стояла аж в другом микрорайоне. Четвертая была ближе к нашему дому, но меня отдали в девятую, потому что она была совершенно новехонькой, ее достроили в том году, в котором я в нее поступила. То есть наши первые классы были самыми первыми, обучавшимися в девятой школе. Тогда я гордилась этим. А теперь вот думала, что пошла бы в четвертую – давно бы уже дружила с Дроздом…
Я скользила взглядом по веткам деревьев, надеясь увидеть набухшие почки, но не заметила ни одной. Видимо, для этого было еще слишком рано. Да вот мама говорила, что при такой ранней весне, скорее всего, скоро опять наступят заморозки. Верить в это не хотелось…
С одной стороны моей дороги, вдоль школьной ограды, шел ряд берез, с другой, прямо напротив школы, был расположен рынок. Если бы на березах уже были листья, я бы, наверное, любовалась ими и не заметила того, что заметила сквозь голые ветки: возле четвертой школы гуляли, взявшись за руки, Дина с Никитой.
Я сперва решила, что мне привиделось, ей-богу! Ну мало ли похожих людей на свете. Но я присмотрелась, ошибки быть не могло, это действительно были они. Вот тогда-то все и встало на свои места. И вчерашний приход ко мне в гости Никиты, позванного словно бы для меня, и рассеянность по отношению ко мне Дины, и равнодушие Дины после того, как Никита меня ударил…
Это было, между прочим, двойное предательство! Дина обманула не только меня, она сейчас изменяла Дрозду. И, судя по тому что Дрозд с минуты на минуту ждал ее в гости, он ни о чем не догадывался. Мне было обидно за нас обоих. Я решила проследить за сладкой парочкой.
Подобраться к ним поближе никак не представлялось возможным. Для этого мне пришлось бы обежать всю школу, а Дина со своим новым кавалером могли за это время куда-то уйти. Маячить за деревьями, подсматривая за ними, тоже было глупо. Раз уж я их заметила – и они могли заметить меня. К счастью, этого не произошло. Влюбленная парочка направилась в сторону дома Дрозда.
Я шла вместе с ними – параллельно им. И проводила их до подъезда Дрозда. Моему возмущению не было предела, когда они поцеловались на прощание! Вот интересно, был ли Никита в курсе, что провожает сейчас Дину к своему сопернику…
Вроде как все это было не мое дело, и я не собиралась ябедничать ни Дрозду, ни тем более Никите. Дрозду – потому что надеялась, что все как-то само собой разрешится. В конце концов, может быть, Дина как раз сейчас и шла к нему, чтобы сообщать, что теперь ее парень – Никита. Ну а Никите – потому что глубоко презирала его после вчерашнего…
Словом, я развернулась и пошла домой. Теперь я уже твердо была убеждена в подлости Дины. И если раньше еще стоял вопрос, почему она ничего не сказала мне о том, что маскарада не будет, то теперь-то я понимала: Дина сама была участницей розыгрыша надо мной. Это был сговор, и моя единственная подруга в нем участвовала.
Глава 12
Монстр за дверью
Я несколько дней не разговаривала с Диной, пересела от нее за другую парту и вообще всячески ее избегала. Она дулась, искала со мной встречи, звонила, но я была неприступна.
К Дрозду я по-прежнему ходила и брала уроки игры на гитаре. Правда, теперь я делала это, когда его мамы не было дома. Мы с Дроздом так и договорились: когда мама уходит на работу – тогда он звонит мне, и я прихожу. Я объясняла это своей крайней застенчивостью. Дрозд спорить не стал. Думаю, ему так тоже было удобнее, учитывая тот его разговор с матерью, свидетельницей которого я явилась.
Комната Дрозда стала для меня своего рода прибежищем. Я целыми сутками ждала возможности попасть к нему в гости и с нетерпением бежала к телефону в надежде, что это звонит Дрозд.
Кстати, у него была младшая сестра. У них всего два года разницы, и хотя я прежде старалась не иметь дел с малявками, его сестра оказалась довольно смышленой. Когда я сидела у Дрозда в комнате, его сестра ни разу не вошла без стука и с первого же дня нашего знакомства пообещала не рассказывать матери о моих визитах. Мне даже не пришлось объяснять ей причину – хотя вы же знаете, какими досадно любопытными могут быть порой дети! – я просто попросила, и она согласилась.
Звали ее Вита. У нее было лицо того же восточного типа, что и у Дрозда, и такие же длинные густые волосы, как у матери. Она была очень серьезной девочкой, я таких серьезных, сосредоточенных на чем-то своем детей в жизни не видела, и этим сестра Дрозда мне была очень симпатична. У Виты была отдельная комната, но дверь в нее всегда была плотно прикрыта, так что мне ни разу за первое время нашего знакомства не удавалось увидеть, как она оформлена.
Приходя в гости к Дрозду, я чувствовала себя даже больше дома, чем у себя в квартире. Знаете, как говорят, что Родина – это там, где нам хорошо. Если провести аналогию с домом, то у Дрозда я чувствовала себя как дома, было настолько уютно, что не хотелось никуда уходить.
Примерно через неделю после оттепели вновь ударил мороз. Улицы покрылись коркой льда, по всему городу дворники и специальная техника спешно рассыпали песок. Когда я в очередной раз шла в гости к Дрозду, мои ноги месили смесь снега с песком. Своего рода каша-малаша, после которой на ботинках всегда остаются грязные серые разводы, похожие на цемент.
Я так была озабочена внешним видом своих ботинок, что, войдя к Дрозду, не сразу заметила, что он очень взбудоражен. Уже разувшись и ставя ботинки в один ряд с общими на обувную полку, я заметила высокие сапоги Дины. С чужими их спутать было невозможно – это были ярко-красные ботфорты на каблуках. Мама запрещала Дине носить такие «развратные» сапоги в школу, поэтому Дина щеголяла ими исключительно перед друзьями.
– Дина у тебя? – спросила я у Дрозда, хотя ответ был очевиден.
– Да, она сегодня пораньше пришла. – Дрозд не стал меня дожидаться и направился в свою комнату, – ну конечно, ведь там его ждала в одиночестве Дина! – бросив мне на ходу: – Ты проходи, мы тебя в комнате ждем.
Едва он скрылся, я обулась и ушла, попросив наблюдавшую за мной Виту закрыть дверь. Было невыносимо обидно – Дина и тут меня опередила. Она была просто монстром – умудрялась разрушать все на своем пути. Сперва она разрушила нашу с ней дружбу, а теперь из-за нее под вопросом была и моя едва завязавшаяся дружба с Дроздом. Единственное, чего я не знала, – пришла ли она после звонка Дрозда ко мне или они звонили вдвоем?.. Словом, не слишком ли я облагородила Дрозда в своем представлении?
Вернувшись домой, я первым делом заперлась в ванной и принялась яростно начищать ботинки. Ну как начищать… Я их поставила под струю воды и терла тряпкой, пока она не стали насквозь мокрыми и густо черными от впитавшейся влаги. Лишь после этого, обессиленная, отнесла их на батарею в моей комнате. Да еще и тряпку под батарею пришлось подложить, чтобы с них на пол не стекало.
Через некоторое время раздался звонок в дверь. Это я сейчас понимаю, оглядываясь назад, что даже мечтать о том, что это пришел не кто-нибудь, а Дрозд, едва заметил мой уход, было глупо. А тогда бросилась к двери, едва не сбив маму с ног, лишь бы ее опередить.
За дверью стояла Дина. Распахнув дверь с такой радостью, что чуть не врезала ей по лбу, я тут же сдулась, потупила взгляд. Все у меня внутри упало, и где-то в груди заныл на одной ноте протяжный болезненный звук. А Дина улыбалась своей мерзкой улыбкой, словно ничего не случилось. В этот момент я поняла, что ненавижу ее.
– Саша, ты гулять выйдешь? – тоненько спросила она.
– Саши нет дома! – крикнула я ей в лицо.
Захлопнув дверь и закрыв ее на ключ, я протопала прочь, а затем на цыпочках вернулась к двери и замерла за ней, прильнув к глазку. Дина не уходила. Она стояла перед дверью, оторопев, и, кажется, снова собиралась позвонить.
– Кто приходил? – без особого интереса спросила мама, проходя мимо, из комнаты в кухню.
Мне пришлось отступить от двери, чтобы не выдать себя. Мне казалось, с той стороны двери, в подъезде, слышно все, что происходит у нас в квартире. А я не хотела, чтобы Дина поняла, что я за ней наблюдаю.
– Дина, – ответила я маме, надеясь, что звук голоса уходит в сторону кухни. – Она уже ушла.
В этом момент снова раздался звонок. Мама с любопытством выглянула в прихожую. В одной руке она держала кусок хлеба, в другой нож, наверное, собиралась сделать бутерброд. Я прижала указательный палец к губам, округлив глаза. Мама оторопела от изумления.
– Кто там? – спросила я, приблизившись к двери.
Я понимала, насколько издевательски звучит мой вопрос, но ничего с собой поделать не могла. У меня не было какого-то определенного плана. Я вообще ни разу никому не хамила, поэтому понятия не имела, как мне сейчас разговаривать с Диной. Наоборот, мне казалось, что это она вела себя по-хамски, не поняв сразу, что я не имею ни малейшего желания с ней разговаривать.
– Саша, давай поговорим, – предложила Дина.
– Саши нет дома! – повторила я.