Почем фунт лиха Милевская Людмила
Я понимала, что Вячеслава Анатольевича, так зовут моего дядюшку, заманить в Сестрорецк будет непросто. Нина Аркадьевна, его вредная жена, приложит все силы, чтобы этого не допустить, а вот на их сына Дениса я очень рассчитывала, но выяснилось, что напрасно.
– Денюля в командировке и вернется через три дня, – злорадно сообщила Нина Аркадьевна.
Тогда я робко подняла вопрос о дядюшке. Стараясь быть настойчивой, но немногословной, я придумала вполне правдоподобную историю, совершенно далекую от правды. Уж кому-кому, а мне-то было ясно, что рисковать своим мужем Нина Аркадьевна не станет ни при каких обстоятельствах, тем более из-за меня.
– Ах, об этом не может быть и речи. Сонечка, Слава лежит в постели с очень высокой температурой, – заявила Нина Аркадьевна, вежливо выслушав все мои измышления.
Отчаявшись, я принялась делать разнообразные намеки: мол, неплохо бы поговорить с дядюшкой тет-а-тет…
– Тебе его позвать? – спросила она таким тоном, что мне сразу стало ясно – позвать его, умирающего и больного, может только жестокий, нахальный и невоспитанный человек.
– Да нет, пусть лежит. Дай ему меда и калины.
– Не волнуйся, все, что надо, я уже дала, – сердито заверила Нина Аркадьевна и повесила трубку.
Я окончательно осознала, что ночь придется провести одной в пустом огромном доме, где на трех этажах расположились пять бескрайних комнат, не считая кухни и прочих хозяйственных помещений, где в каждом углу опасность…
В общем, мой дом уже казался настоящей ловушкой, западней со скрипучими полами, и моя благодарность к бабушке «слегка иссякла».
«Маловероятно, что преступники полезут в дом со второго или третьего этажа, – рассудила я, – а значит, надо стелить постель на первом. Прямо в холле. И не спать».
Так и сделала. Подтащив колонки магнитофона к окну, я устроилась на диване и стала ждать. Теперь я жалела, что белые ночи на исходе и не так белы, как хотелось бы. Зато тешила себя мыслью, что ночь коротка и преступники знают о присутствии в моем Доме мужчины. Хотя если они следили, то могут знать: та, что выглядело мужчиной, покинуло этот дом.
«Через калитку перемахнуть не проблема, – шалея от страха размышляла я, – но во двор выходят только два окна, из которых я обязательно увижу злоумышленников. Увижу-то увижу, а дальше что? Выбегу в сад… Нет, неожиданно врублю магнитофон на всю мощность, а там посмотрю. В крайнем случае, всегда можно выскочить из дома через сад и поднять на ноги всех соседей. Благо они все равно живут в напряжении, обвешавшись оружием и обложившись телохранителями».
В том, что этой ночью должно произойти преступление, никаких сомнений у меня не было, как не было их и в том, что раньше двух часов ночи злоумышленники не явятся. Поэтому я отправилась на кухню пить кофе.
«Какая умница моя покойная бабушка, – с благодарностью думала я, – что позаботилась о втором выходе из дома. Настоящая женщина не сможет жить в доме с одним выходом. Именно потому, что люди презрели старые традиции, в нашей стране бардак, война и разрушаются семьи. Парадный и черный подъезды – вот где спасение. Моя бабушка была мудра. Если мне когда-нибудь придется умереть, хотелось бы сделать это так, как моя бабушка, – легко, весело и красиво…»
Телефонный звонок прервал мои приятные воспоминания. Звонила Нелли, чем невероятно растрогала меня.
«Вот она, – подумала я, – преданная и нежная женская дружба. Разве может сравниться с ней какая-то убогая мужская любовь. Артурчик после пылкой страсти спокойно бросил меня и даже не поинтересовался, чем закончился инцидент с похищением, в то время как Нелли не может заснуть и тратит деньги на переговоры».
– Ты жива еще, моя старушка? – первым делом поинтересовалась Нелли и, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Знаешь, я тут подумала, на «стрелу» мне уже не успеть, но если ехать на автомобиле, то к шести утра доберусь до Питера, а к семи – до Сестрорецка. Правда, я немного выпила, но всегда можно найти общий язык с гаишниками. Случай-то исключительный, как-никак планируется смертоубийство.
– Дорогая, если ты ночью и не совсем трезвая сядешь за руль, то убийство точно произойдет, и мои неприятности, уступив место твоим, отойдут на второй план, то есть удвоятся. Поняла?
– Брр! Нет! Но как же ты…
– Я заняла круговую оборону и собираюсь продержаться до утра, а завтра уеду в Питер с первой же электричкой. Так что спи спокойно.
– Но убийцы запросто вломятся в твой дом. В наше время преступники не очень-то церемонятся, – с легким заиканием настаивала на своем Нелли.
Отметив про себя, что речь ее не слишком-то связна, я поспешила успокоить подругу:
– Согласна, но в любом случае эту ночь я обречена провести в одиночестве. Да и чем ты мне можешь помочь?
– Поддержкой.
– Боюсь, в данный момент поддержка больше требуется тебе.
– Я опираюсь на телефонный столик, – обиделась Нелли.
– Держись за него крепче, – посоветовала я.
– Если убийцы полезут в окно, окати их кипятком.
– Не стану доводить дело до крайности, уж лучше покину дом, – пообещала я, чем крайне удивила Нелли.
– Как?
– Через сад. Ты забыла, что есть второй выход?
– Правда? – изумилась Нелли. – И кто это придумал?
– Моя бабушка, ведь дом строила она, – решила пояснить я. – Она, как женщина предусмотрительная, предвидела в жизни такие ситуации, когда человек, в этот дом входящий, может расстроиться, встретившись с выходящим. Всегда лучше кого-то впустить в одну дверь, а кого-то выпустить в другую.
– Да, очень удобно, – согласилась Нелли и громко захохотала. – И как это я забыла. Не на эту ли дверь заказали мы отделку из дуба?
– Приятно, что вспомнила, – порадовалась я, так как именно по совету Нелли я собиралась обшить металлическую дверь в сад мореным дубом.
Представляю, как она пьяна, если задает подобные вопросы.
– Знаешь, если водка не помогла, прими снотворное и ложись спать, – порекомендовала я, – а утром созвонимся.
Нелли, надеюсь, последовала моим рекомендациям, а я отправилась в холл и заняла свой наблюдательный пост у окна.
Должна признаться, что часами смотреть на собственный двор – занятие нудное. Попеняв себе за то, что поленилась перекрасить ворота и что не выложила плитами дорожку, я, в общем, осталась двором довольна и заскучала.
Несмотря на крепкий кофе, рот мой не смыкался от зевания. Я так боялась заснуть, что время от времени вскакивала с дивана и пускалась в пляс, но плясать без музыки скучно, а включив магнитофон, трудно контролировать, что происходит на улице. Полнейшая безысходность. К двум часам ночи я готова была выть собакой, утопиться в реке Сестре и даже вернуть Артура… Преступники все не шли и не шли. Почему медлят?
Должна сказать, что ночью дом мой, чего я не замечала раньше, наполняется всевозможными звуками. Там постукивает, там поскрипывает, а то и вовсе – довольно жутко постанывает. Это несколько развлекало меня, поскольку надо же было давать трезвые объяснения всем этим звукам. Чтобы не пугать себя и не приплетать к разгадке потусторонние силы, я старалась вовсю, вспоминая и физику, и другие науки, а чаще русский язык, особенно его нелитературную форму в самых нецензурных вариантах.
В половине третьего раздались слабые завывания со второго этажа. Сдерживая сердцебиение, я медленно поднялась по лестнице, уговаривая себя, что это ветер колышет занавески в спальне. Не слишком убедительно, я знаю, но ничего более умного в голову не пришло.
Остановившись на площадке между спальней и гостиной, я с ужасом осознала: звук трансформируется в некое звенящее гудение и поднимается на третий этаж в библиотеку. После нескольких секунд сомнений я взяла себя в руки и устремилась вверх. Включив свет, обнаружила громадного комара, лихо планирующего над потолком. С облегчением вздохнула и все силы бросила на поимку насекомого. Со сладострастной ненавистью я прихлопнула его и собралась уже возвращаться на пост в холле, как вдруг вновь раздался громкий скрип у меня за спиной. Я похолодела, но на ногах удержалась, невероятным усилием воли заставила свою шею повернуться…
Комната была пуста, но скрип теперь раздался из противоположного угла. Я выключила свет и сломя голову бросилась вниз, пугаясь и холодящего душу завывания, и своего тяжелого топота, и всего на свете.
На площадке второго этажа я опять услышала непонятный звук, теперь уже доносящийся снизу, но решила, что хватит бегать: можно утомиться еще до того, как сойдешь с ума. Спустившись в холл, я села на диван и уставилась во двор.
Звук усилился и приобрел некоторую ритмичность. Доносился он со стороны сада. Я не выдержала и снова отправилась на разведку.
Покинув холл, пересекла столовую и вышла в узкий, но длинный коридор, граничащий с гаражом и ведущий прямо в сад.
Ну и слух у меня! Звук раздавался именно отсюда. Но каков источник! Металлическая дверь, закрывающаяся только изнутри, подрагивала, а мощный арматурный прут, играющий роль шпингалета, медленно выдвигался из своего гнезда.
«Если на почве нервного стресса у меня не только слуховые галлюцинации, но и зрительные, то сейчас вполне могут появиться привидения», – подумала я, не отрывая от шпингалета глаз.
Когда стало очевидно, что через несколько секунд он полностью выползет из гнезда и дверь в сад откроется, я потянула ручку на себя и до отказа задвинула шпингалет обратно в гнездо, заклинив его первым попавшимся под руку деревянным брусом, каких здесь было видимо-невидимо. Дверь по-прежнему вибрировала, но брус, намертво зажатый между стеной и шпингалетом, гарантировал неподвижность последнего.
Вибрации недоставало, чтобы повредить созданную мною конструкцию, и, воспользовавшись этим, я отправилась на кухню, окна которой выходят в сад. Охваченная приступом любопытства, я взгромоздилась на табуретку, распахнула форточку и сунула в нее свою бестолковую голову, стараясь разглядеть вибрирующую дверь со стороны сада.
Открывшееся было так неожиданно, что я едва не сверзилась на пол. Под дверью стоял тот самый подозрительный незнакомец из черного «Мерседеса». Недоставало лишь его наглющей девицы.
Первым моим порывом было вежливо поприветствовать его. Но, присмотревшись, я обнаружила, что незнакомец совершает странные пасы каким-то предметом. Я пулей понеслась к своему шпингалету, присела на корточки и уставилась на него во все глаза.
А-а! Мерзавец просверлил в моей двери дырку, вставил туда нечто, похожее на щипчики или пинцет, обхватил этими щипцами шпингалет и пытается таким образом выдвинуть его из гнезда. Неудивительно, что дверь при этом трясется.
«Не проще ли вырезать на кухне стекло и таким образом проникнуть в дом», – подумала я и тут же осудила себя:
– Ну да, пойди посоветуй злоумышленнику, если он сам не догадался, тем более что совет глупый. Какой смысл вырезать стекло, если оконные переплеты такие частые, что в них и голова не пролезет. А распилить их беззвучно – утопия. Хотя… умудрился же он продырявить дверь…
Заключив, что не мне учить злодея, я задумалась о своей судьбе. Стремление покинуть дом уже созрело, но я еще не очень ясно представляла себе, как его осуществить. Через сад, как собиралась раньше, – невозможно. А через двор – опасно. Как знать, не поджидает ли меня у ворот еще один злоумышленник.
И тут я вспомнила о своих добрых соседях. Ситуация приобрела ту исключительность, когда им не должна показаться невежливой просьба о помощи, звучащая в три часа ночи.
«Позвоню соседу справа, тому, окна которого выходят в мой сад», – подумала я и схватила телефонную трубку.
То, что обнаружилось, лишило меня последних сил. Телефон молчал, причем абсолютно. Холодное безжизненное молчание.
Со стороны сада ломится вор, с улицы наверняка подстерегает другой, телефон отрезан, а я одна в пустом доме, и в голове ни одной свежей мысли. Безобразие.
Можно спрятаться в подвале, но если преступник так точно знает место расположения шпингалета на двери, что безошибочно угадал, где именно просверлить дырку, то вряд ли он не осведомлен о наличии подвала. К тому же, проникнув в дом, злоумышленник не будет так уж стеснен во времени, чтобы не отыскать меня где угодно.
Решив, что прятаться бесполезно, как и покидать дом через дверь в сад, я поняла, что исчерпала все варианты, абсолютно отчаялась, простилась с жизнью, на всякий случай и с честью, после чего воспряла духом, включила свет во всем доме, на полную громкость врубила музыку и отправилась на переговоры со взломщиком, который все еще не терял надежды воссоединиться со мной.
– Добрый вечер, – вполне внятно произнесла я, высунув голову в форточку так, чтобы иметь возможность легко и мгновенно вернуть ее обратно на кухню. – Не могли бы вы оставить мою дверь в покое?
Взломщик и ухом не повел. Даже не вздрогнул при моем появлении, спокойно продолжая заниматься своим делом.
– Конечно, понимаю, – продолжила я, – забота обо мне не входит в ваши планы, но все-таки попросила бы не шуметь и не пугать милых обитателей этого дома. Дверь жутко вибрирует, а это мешает спать.
Молчание, абсолютное и презрительное, слегка сдобренное сопением усердия. Я выдержала паузу и предложила в той же подчеркнуто вежливой манере:
– Могу ли чем-нибудь помочь? На этот раз я удостоилась ответа.
– Можете, – ответил преступник, не прекращая ковырять дверь. – Отодвиньте чертов засов, буду вам очень признателен.
– Не мучайтесь, – сжалилась я, – шпингалет заклинен брусом.
– Что же вы раньше не сказали, – обрадовался взломщик и со всей дури врезал по двери ногой.
Меня вихрем вынесло из форточки. Влетев в коридор, я увидела, что брус валяется на полу, а шпингалет вот-вот выйдет из гнезда. Вернув его на место, я с обидой вспомнила свою беспечную бабушку, так мало внимания уделявшую запорам. Дверь тем временем уже не вибрировала, а тряслась.
Поражаясь наглости незнакомца (хотя не совсем верно так его называть после установившихся между нами отношений), я прикидывала, как бы понадежнее зафиксировать шпингалет. Наконец придумала. Вернув брус на место, я придавила его другим, более длинным брусом, уперев последний в пол. Для надежности даже гвоздь в пол вбила, чтобы второй брус, не дай бог, не съехал с первого.
Бодро отряхнув руки, я отправилась на кухню полюбоваться на плоды своих трудов. Привычным движением сунув голову в форточку, я тут же посоветовала разбойнику испытать прочность моей конструкции. Он пару раз ударил по двери ногой, а я тут же вернулась в коридор и радостно сообщила, что оба бруса на месте, а потому черта с два он когда-нибудь отодвинет шпингалет. Вернувшись к форточке, я обнаружила вора в большой задумчивости.
– Чего ты хочешь? – задала я вопрос с целью вызвать его на откровенность, и для интимности переходя на «ты».
– Открой – узнаешь, – бессовестно ответил он.
– Ни за что!
– Тогда придется выломать окно.
– Тогда придется закричать, – выдвинула я встречный аргумент и завопила что есть мочи:
– Помогите, спасите, грабят, убивают и насилуют!!! Злодей, кинув опасливый взгляд на соседний дом, бросился ко мне, но… Нашими отношениями уже заинтересовались. В окне соседнего дома загорелся свет, со второго этажа выглянула всклокоченная мужская голова, и хрипловатый со сна голос, разрезая сумерки, спросил:
– Ребята, что за базар?
– Умоляю, – с удвоенной силой завопила я, – срочно зовите милицию. Этот человек хочет меня убить, ограбить и, возможно, даже изнасиловать, что особенно неприятно.
– Че? – тупо спросил сосед.
Я повторила текст, для полноты картины дополнив его соответствующими эпитетами. Сосед кивнул, мол, все понял, и обратился прямо к моему обидчику.
– Слышь, брат, – с расстановкой сказал он, – оставь, бля, девушку в покое. Вишь, бля, она тебя совсем не хочет.
Я, преисполненная благодарности, энергично закивала головой, думая: «Уж теперь-то спасена».
Но как бы не так. Недолгий триумф сменился полным поражением. Злоумышленник брезгливо сплюнул и нахально заявил:
– Слышь, брат, без обид, но шел бы ты… – здесь он сделал многозначительную паузу и продолжил:
– А здесь я сам, бля, разберусь, чисто своими силами.
– Как это разберусь! – в отчаянии завопила я. – Люди, не верьте, я вижу этого человека в первый раз. Умоляю, вызовите милицию!
Сосед впал в сомнение. Он растерянно переводил взгляд с меня на преступника и с хрустом чесал в затылке. Когда за его спиной появилась жена со словами: «Коля, иди спать, не связывайся», – я поняла, что дело швах. Тогда я схватила половник и принялась свирепо колотить им о днище кастрюли.
Шум получился вполне сокрушительный даже для самых выносливых барабанных перепонок. Перед этим я вытащила разделочный топорик и, многозначительно помахав им в воздухе на глазах у злоумышленника, положила его на стол, отчетливо давая понять, что в любой момент готова воспользоваться им как орудием убийства.
Грохот половника о кастрюлю, подкрепляемый моим невообразимым воем, и, особенно, топорик привели злоумышленника в некоторое замешательство. Он, видимо, понял, что я не скоро иссякну. Короткая летняя ночь к тому же была на исходе, и в голубеющем небе вот-вот брызнет лучами северное солнце. А тут еще и голова соседа опять появилась в окне. В общем, обстоятельства начали складываться вполне благоприятно для меня и, следовательно, неблагоприятно для злодея.
Сосед что-то говорил, злоумышленник что-то отвечал, но определить тему их беседы я не имела возможности, поскольку старательно грохотала кастрюлей. В конце концов они о чем-то договорились, потому что преступник сиганул через забор и был таков, а сосед, выразительно покрутив у виска пальцем, сплюнул в мой сад и закрыл окно.
Я еще раз-другой лениво стукнула половником о кастрюлю, и наступила тишина. В этой тишине вдруг раздалось пение птиц и линия горизонта вспыхнула ослепительным оранжевым светом.
Я рухнула на стул, громко стуча зубами и пытаясь понять, приснился мне этот ужас или я действительно пережила его наяву. Схватив телефонную трубку, я вновь осознала, как осложнилось мое положение – телефон молчал.
«Что ждет меня?» – подумала я, и в этот момент раздались новые настораживающие звуки, доносящиеся со двора.
Подняв над головой разделочный топорик, я на цыпочках прокралась в столовую и уже оттуда услышала скрип калитки. Но кто, кто мог открывать мою калитку в пятом часу утра?
Напряжение достигло тех крайних пределов, когда все нипочем. Я храбро выскочила в холл и, увидев мелькнувший в окне силуэт, притаилась за дверью. Ковыряние ключа в замке казалось вечностью, хотя длилось не больше десяти секунд. Наконец входная дверь, жалобно визгнув (надо смазать петли), распахнулась. В то же мгновение я решительно выступила вперед с занесенным над головой разделочным топориком и…
Жуткий, нечеловеческий вопль оглушил меня. Пожарная сирена – мертвое молчание в сравнении с этим ревом. Я присоединилась к нему, причем заглушила без всякого труда, поскольку мои до предела взвинченные нервы очень располагали ко всему подобному.
Бог знает, как долго мы так орали, безумными глазами глядя друг на друга и приседая от усердия, Когда же, наконец, поняли, что для паники особых причин нет, тут же замолчали и бросились обниматься.
– Боже, какое счастье, что ты жива, что ты жива, – целуя и тиская меня, приговаривала Алиса.
– Как я рада, как я рада, – без устали повторяла я, бросив топорик на пол и нервно цепляясь за ее плечи.
– Ты же могла раскроить мне череп, раскроить мне череп…
Бедняжка дрожала и слегка заикалась. Это и понятно, в злоключениях своих я уже закалилась, а ей с непривычки пришлось несладко. Открывая дверь, она предполагала застать меня спящей в постели, а никак не скачущей с топориком в руках. Да и я находилась в том состоянии, когда легко перепутать и ангела с сатаной, не то что Алису с преступником. Просто чудо, что она осталась жива. А ведь она, после Нелли, вторая моя любимая подруга. Не представляю, как можно пережить такую утрату.
– Но почему ты решила нагрянуть ко мне? – не без причины поинтересовалась я.
– Это все Нелли, все Нелли. Она звонила всю ночь, но телефон не отвечал. Тогда она испугалась и разбудила Нину Аркадьевну и потребовала, чтобы та сейчас же мчалась в Сестрорецк. В Сестрорецк. Нина Аркадьевна позвонила мне, поскольку знала, что ты оставила у меня вторые ключи от дачи. От дачи. Я позвонила Нелли; Нина Аркадьевна все время ссылалась на нее. Нелли сказала, что твоя жизнь в опасности, и потребовала, чтобы я, бросив все дела, ехала в Сестрорецк. А какие могут быть дела в четыре часа ночи? В четыре ночи. Я разбудила мужа, мы прыгнули в автомобиль. И вот мы здесь, и вот мы здесь.
– Так ты с Германом? – изумилась я. – И он отправил тебя одну в таящий опасность дом? Как это по-мужски!
– Он понятия не имеет, что здесь происходит, впрочем, как и я, как и я. Нелли так путано все объяснила. Из ее рассказа можно было сделать лишь одно заключение…
– Какое же? – нетерпеливо перебила я.
– Что ты напилась и забыла выключить газ, забыла выключить газ.
– Узнаю нашу Нелли. Да это она сама напилась в драбадан и все перепутала. Так где Герман?
– Герман помчался обратно в Питер. Ему к семи в аэропорт встречать какого-то важного представителя, важного представителя, – сообщила Алиса, после чего я пришла в бешенство.
– Нет, это черт знает что такое! – завопила я. – Всю ночь сражаюсь с преступниками и даже не раз простилась с жизнью, а Герман поехал в аэропорт. Ты знаешь, я ума не приложу, как живой добраться до Питера. Вас с Германом мне сам бог послал, как же после этого можно ехать в аэропорт?
Алиса вдруг рассердилась и даже топнула ногой.
– Не кричи! – пискнула она и тут же схватилась за сердце. – Скажешь ты мне, что тут происходит? Что тут происходит?
Ее взгляд блуждал по холлу, и вообще она была необычно бледна.
– Пойдем в столовую, – предложила я.
– Да, надо срочно присесть, – согласилась Алиса, – и чего-нибудь выпить, а то в горле пересохло. В горле пересохло, – по обыкновению повторила она конец фразы.
Глава 3
Мы переместились в столовую, и, пока варился кофе, я, не упуская подробностей, поведала про скрип полов в библиотеке. Потом мы чинно сидели на диване и, подкрепляясь коньяком, гадали об источнике этого скрипа.
Удостоверившись, что Алиса успокоилась и может трезво воспринимать действительность, я приступила к главному и рассказала о событиях, предшествовавших ее появлению.
Алиса слушала меня, широко распахнув свои и без того огромные глаза, ярко-синие с длинными, загнутыми до бровей ресницами. Я невольно залюбовалась ею.
Что поделаешь, раз Алиса так красива. Все, буквально все отступает на второй план перед ее экзотической красотой. Честное слово, не видела женщины прелестней. И как ей удалось приобрести столь ослепительную яркость в этих суровых северных условиях? Наверняка, если хорошенько покопаться, среди ее предков обнаружится какой-нибудь мавр не хуже Пушкинского. Или, в крайнем случае, араб.
Глядя на ее бледнолицых родителей, остается только гадать, из каких генетических закоулков извлекли они пастельно-бронзовый загар Алисы, с которым она не расстается круглый год. Когда я увидела ее впервые, еще маленькую девочку, хрупкую бронзовую статуэтку с неожиданно синими глазами и волосами цвета спелой пшеницы, я прямо задохнулась от восхищения и сразу же захотела с ней дружить. Так и дружу по сей день.
Несмотря на то, что наша дружба исчисляется не годами, а десятилетиями, Алиса (к жуткой зависти Нелли) по-прежнему молода, стройна и красива. Годы не властны над ней. Ее бронзовая кожа так же юна, как и мозги. Счастливая в браке Алиса умудрилась до сорока лет сохранить инфантильную наивность. Может, именно в этом кроется секрет ее молодости?
Конечно, в этом, но еще и в безграничной глупости. Но справедливости ради надо сказать, что временами и на Алису находят секунды просветления. Тогда она говорит вполне связно, разумно и (для несведущего) выглядит вполне нормальным человеком. В основном же Алиса пребывает в том загадочном состоянии, которое в народе принято называть легким помешательством. Впрочем, очень возможно, что она его удачно симулирует и полностью вошла в образ.
В связи с этим могу сказать, что анекдот про человека, купившего дверной «глазок», не анекдот вовсе. Битый час мы с продавщицей хозяйственного магазина объясняли Алисе принцип действия этого «глазка». Бедняжка только дивилась и растерянно хлопала своими длинными ресницами, не в силах что-либо понять.
– Так в двери придется делать дырку? – всполошилась Алиса, когда мы иссякли и замолчали.
– Да, – подтвердила продавщица, вдохновляемая моими энергичными кивками. – Иначе вы не вставите «глазок».
Алиса посмотрела на продавщицу как на пациентку психиатра и с чувством превосходства заявила:
– Но если я сделаю дырку в двери, зачем тогда нужен «глазок»?
Случай с «глазком» не самый тяжелый в биографии Алисы, зато самый типичный. Я могла бы рассказывать о подобных курьезах долго, но, во-первых; в основном все они уже известны из анекдотов про чукчей, а во-вторых, тогда это будет совсем другая книга.
Так вот, охваченная ужасом Алиса внимала, а я бойко рассказывала о перипетиях прошедшей ночи, одновременно недоумевая, как я, нервная и слабая женщина, могла так стоически пережить весь этот кошмар да еще сохранить присущий мне разум.
– Зря я отпустила Германа, – прочувствованно сказала Алиса, когда я полностью исчерпалась и замолчала. – Ему тоже было бы крайне интересно послушать твою историю. Твою историю.
От такого заявления у меня зачесались кулаки. Ну чем она отличается от того преступника, что всю ночь не давал мне спать? Хотя чего еще ждать от моей глупой Алисы. Она срывается из теплой постели, когда светит луна, хватает мужа, тащит его из Питера в Сестрорецк, отпускает непонятно зачем, а потом еще и жалеет несчастного, как он там в аэропорту без моих жутких историй.
У любого нормального человека возникла бы, наверное, сотня вопросов: почему, например, он сидит здесь, а не лежит в теплой постели, зачем ему все эти мои ужасы, когда и собственные ночные кошмары снятся, чего от него, нормального человека, в конце концов хотят и так далее, и тому подобное.
Алисе же все нипочем. Никакие вопросы ее не мучают. На часах пять утра, а она сидит у меня в столовой, улыбается, бодро подкрепляя себя глотками крепкого напитка, и вполне счастлива. Слов нет. Ну где еще ей разжиться мозгами, если не у меня? Должна сказать, что жадной я не была никогда.
– Дорогая, ты чудовище, – возмутилась я. – Ты хоть соображаешь, что говоришь?
– Нет, а что? – наивно изумилась Алиса.
– А то, что это жестоко – сожалеть о малочисленности аудитории в тот момент, когда лучшая подруга сообщает тебе о преступлении: покушении на ее жизнь и честь.
Частое моргание прекрасных Алисиных глаз подсказало мне: бедняжка в полном тупике.
– Каком преступлении? – с трудом переведя дыхание, спросила, наконец, она. – Каком покушении?
Ну честное слово, так у любого руки опустятся. Как еще растолковать этой дурочке, что произошло в моем доме? Боюсь, мне просто не суметь.
– Ну как же, – призвав на помощь все имеющееся терпение, вновь приступила я к объяснениям, – этой ночью у меня сильно прибавилось седых волос, потому что я подверглась вероломному нападению…
– Так это не сюжет твоей новой книги? – невероятно изумилась Алиса. – Так это все правда? Все правда?
О господи! До чего же сильно обаяние этой дурочки. Она так невинно всплеснула своими изящными ручками, так непорочно затрепетала пушистыми ресницами, что кому угодно тут же захотелось бы рухнуть на колени, поцеловать край ее платья и с криком «Да, моя королева!» отдаться в ее власть. Кому угодно, но только не мне.
– Правда! Именно правда! – сцепив зубы, как гиена, взвыла я. – Все, что я рассказала тебе, самая настоящая правда! Стала бы Нелли будить моих родственников, чтобы те отправили тебя ко мне послушать сюжет новой книги. Подумай сама, если у тебя есть хоть какая-нибудь возможность думать.
– Да, ты права, но тогда зачем здесь я? Зачем здесь я? – наконец заинтересовалась Алиса.
– Чтобы после всего пережитого напугать меня еще больше, а потом донимать своей бестолковостью! – отрезала я и тут же пожалела об этом.
Глупость и обидчивость всегда рядом. Именно по этой причине Алиса невероятно обидчива. Стоит ей услышать правду, как слезы фонтаном начинают литься из ее восхитительных глаз. Причем плачет, мерзавка, словно поет: мелодично, ритмично и с большим вкусом. Тот, кто хоть раз увидит плачущую по его вине Алису, будет чувствовать себя негодяем до конца своих дней. Правда, меня это не касалось никогда.
– Успокойся, дорогая, – строго приказала я. – Находясь в непосредственной близости от меня, ты подвергаешь свою жизнь серьезной опасности. Герман допустил грубейшую ошибку, оставив тебя здесь.
– И в самом деле, – воскликнула Алиса, мгновенно осушив глаза, – этот преступник вел себя слишком нагло. У тебя не сложилось впечатления, что он вообще ничего не боится? Ничего не боится.
– Ты невероятно наблюдательна. Именно такое впечатление у меня и сложилось. Теперь удивляюсь, что помешало ему затащить меня в машину прямо среди бела дня.
– Может, Артур? Может, Артур?
– Тоже мне препятствие, – презрительно фыркнула я. – В этом смысле даже ты гораздо более опасна.
– Но об этом же никто не знает, – возразила Алиса. – Хотя, знает же этот преступник точные координаты шпингалета на двери в сад…
– Именно, – подтвердила я, восхищаясь мыслительными способностями Алисы. – Раз ты сегодня в таком ударе, тогда скажи, чего этому идиоту от меня надо?
– А что ты чувствовала, когда он лез в дом? Я серьезно задумалась, добросовестно тщась заглянуть внутрь себя. Как бы там ни было, но Алиса не только экзотически красива, она еще и психолог. Она даже диссертацию о женщинах писала. Сейчас темы не помню, но что-то вроде «Влияние шляпки на интеллект». Поэтому мне очень хотелось ответить на вопрос Алисы. Всякое бывает, вдруг получу умный совет.
– Так что же ты чувствовала, когда преступник лез в дом? – нетерпеливо повторила она свой вопрос. Я с новым энтузиазмом заглянула внутрь себя.
– А черт его знает, – после напряженных и бесполезных усилий заключила я. – Много чего чувствовала. Все очень противоречивые ощущения, так сразу и не разберешь. А почему ты спрашиваешь?
И тут-то Алиса поразила меня второй раз.
– Видишь ли, женская интуиция всегда ближе к истине, чем мужская логика, – с достоинством произнесла она.
«Где она нахваталась таких умных мыслей?» – подумала я, абсолютно исключая вероятность того, что автор изреченного – моя подруга.
– Поэтому, когда интуиция тебе подсказывает что-либо, то все так и есть, – вдохновенно продолжила Алиса. – Если честно, когда ты начала свой рассказ, я сразу подумала, что на этот раз сочинение твое весьма неудачно. Весьма неудачно.
И это говорит она, страстная поклонница моего таланта.
– Почему это? – обиделась я.
– Слишком много натяжек, а потому не правдоподобно. Твой злодей действовал вызывающе!
– Так он не дурак. В наше-то время, когда милиция занята исключительно своими делами, когда ей продохнуть некогда, не то что смотреть, где, кто, кого убивает, – чего вообще можно бояться? Я до сих пор в толк взять не могу, почему этот мошенник бросил меня прямо ни с того ни с сего.
Алиса сочувственно покачала головой. Она пребывала в глубокой задумчивости: черты лица заострились, лоб нахмурился, глаза потеряли прежнюю беззаботную ясность. Мысль исказила черты лица Алисы. Она уже не выглядела ангелом. Нет, все же правы древние, утверждая, как не идет красивой женщине умственное напряжение.
– А ты не слышала, что сказал ему твой сосед? Твой сосед? – наконец поинтересовалась Алиса.
– Каким образом? Я же в это время колотила половником по кастрюле.
– Но можно предположить. Можно предположить.
– Предположить несложно. Сосед у меня крутой, ментами грозить вряд ли станет, а вот телохранителей прислать для разборки мог…
Противный визжащий звук раздался со стороны улицы. Я вскочила с дивана и с криком: «Они пилят мои решетки» – припустилась во двор. Алиса за мной. Мы выскочили за калитку, но улица оказалась пуста. Звук раздавался из соседних владений. По качающимся веткам торчащего из-за забора дерева можно было предположить, что на сей раз расправляются с ним.
– Уф-ф! – облегченно вздохнула я. – Никакого воспитания у этих цепных мужиков. Пилят, когда им в голову взбредет.
– Почему цепных? – удивилась Алиса?
– Да потому, что на шее у моего покойного Бобика цепь была пальца на два уже.
– Пойдем скорей в дом, – затравленно озираясь по сторонам, прошептала Алиса и дернула меня за руку. – Совсем не нравится мне ваш райончик.
Я заметила, что ее трясет. – Большую глупость мы сделали, что выскочили на улицу, – сказала Алиса, когда мы вернулись в столовую. – После всего, что ты рассказала, это двойная глупость. И вообще, нам надо поскорей уехать в Питер. Уехать в Питер.
Меня выводила из себя ее педагогическая привычка повторять концы фраз, но, понимая, что сейчас неуместно раздражаться, я постаралась удержаться от передразнивания.
– Ты права, – согласилась я, – уехать в Питер необходимо, но как это сделать? Зря ты отпустила Германа.
– Зря я отпустила Германа, но мы можем ехать электричкой. Через сорок минут будем на Черной речке, а там на метро до Удельной. На метро до Удельной.
– На Черной речке погиб мой коллега Пушкин, – напомнила я. – Ты забыла, там от станции до метро придется пробираться дворами, и кто знает, в каком месте могут пристукнуть. Нет, на электричке я не поеду.
– Тогда на маршрутке, на маршрутке, – предложила Алиса, но и от этого предложения я вынуждена была отказаться.
– Маршрутку придется ждать на остановке. Улицы в Сестрорецке немноголюдны.
Я с ужасом осознала, что опасность подстерегает меня буквально везде, и тут же пришла в отчаяние. Зато Алиса сегодня была невероятно проницательна и умна.
«Впрочем, – подумала я, – так всегда с ней происходит, когда поблизости не оказывается Германа».
– Пуганая ворона куста боится, – продолжая Потрясать меня своей эрудицией, сказала Алиса. – После такой ночи ты и в самом деле не дойдешь ни до станции, ни до маршрутки – умрешь по пути от разрыва сердца. Остается вызвать такси. Вызвать такси.
– Это идея, – обрадовалась я, – но телефон не работает. Тебе придется пройтись к ближайшему таксофону, который около универмага, чего очень не хотелось бы, очень не хотелось бы, – все же не удержалась и передразнила я Алису.
– Ерунда, – не замечая издевки, отмахнулась она, – не думаю, что для меня это опасно. Вот только боюсь оставлять тебя одну.
– Если я продержалась всю ночь, пятнадцать минут как-нибудь выдержу, – убежденно заверила я, нетерпеливо подталкивая Алису к выходу.
Выходя из дома, она споткнулась, уронила сумочку, и на дорожку вылетела куча мусора, с которой Алиса не расставалась ни днем, ни ночью: какие-то пуговицы, шпильки, заколки, тюбики с кремом и губной помадой, пудреница, скомканный целлофановый пакет, противозачаточные таблетки, кошелек, мазь для рук, «тампакс», очевидно, заменяющий бируши, пилочка для ногтей, жвачка, пинцет и много еще чего, совершенно необходимого в сложной жизни простой женщины. Посреди всего этого «великолепия» скромно лежал телефон. Очень приличный мобильник фирмы «Моторолла».
– Алиса! – нервно возопила я, тыча пальцем прямо в него. – Ты куда собралась?
– Звонить, – сообщила она, ползая на корточках и аккуратно собирая свой мусор с дорожки.
– Так почему же ты не вызовешь такси прямо из дому?
– А как это возможно?
– Да вот эта вот штука, – хватая в руки телефон, возбужденно произнесла я, – поможет без всяких проблем.