Дворец из камня Хейл Шеннон

ГЛАВА ПЕРВАЯ

• Дорога из камня ведет на работу,
• Дорога из камня увозит работу.
• Всем служит дорога из камня.
• Куда б ни уехал по этой дороге,
• Обратно домой приведут тебя ноги
• По старой дороге из камня.[1]

Мири проснулась от настойчивого блеяния козы и чуть-чуть приоткрыла один глаз. Сквозь щели в ставнях проглядывало бледно-желтое небо. Вот он и настал, этот день, когда приедут торговцы и увезут ее прочь. Она ждала их всю неделю, и сердце у нее замирало от радости, а желудок сжимался от страха. Странно, но в последнее время очень многое вызывало в ней противоречивые чувства.

Например, Петер.

Мири тихонько слезла с матраса, набитого гороховой шелухой, и прокралась к окошку. В дверях соседнего дома стоял Петер. Она помахала ему, а он помахал в ответ, и опять на душе стало неспокойно: с одной стороны, легко и радостно, а с другой — страшновато.

И насчет родных мест тоже не было определенности — Мири поняла это, оглядывая несколько десятков домов горы Эскель, освещенных первыми лучами рассвета. Гора у них большая. Но мир еще больше.

От этих мыслей ее отвлек шум. Сестра Марда уже сидела на постели, да и отец тоже потягивался и кряхтел, с трудом отходя ото сна. Вот к кому Мири испытывала однозначное чувство. Расставаться с семьей ей очень не хотелось.

Помогая Марде складывать матрасы один на другой, чтобы подмести пол, Мири без умолку болтала и продолжала болтать, пока готовила завтрак, а после выгоняла коз из соседней комнаты на яркий утренний свет. Если болтать — не нужно думать. От мыслей только чаще обрывается сердце.

— Дедушка Петера говорит, что столько пчел, как в эту осень, ему еще не приходилось видеть, а это означает, что зима наступит не слишком суровая, но если начнет то таять, то подмораживать, все покроется льдом, вот я и думаю, не подсыпать ли нам побольше гравия на тропинку к ручью…

— Мы справимся, Мири. — Марда почесала ушки чересчур игривой козочке. — Не нужно беспокоиться.

Впереди девочек шагал отец. Услышав слова Марды, он напрягся.

— Папа… — позвала его Мири, ожидая услышать, что и он без нее справится.

Они дошли до каменоломни — огромного карьера с неровно торчащими со всех сторон глыбами, где добывался белый камень. Несколько десятков селян уже трудились, обтесывая блоки линдера, вырезанного из горы, а затем вытягивая их из каменоломни. Ближайшая к Мири группа работала над одной глыбой, распевая песню, чтобы не сбиваться с ритма: «Туда и обратно — всегда по дороге из камня».

Отец остановился на краю карьера.

— Жди нас к обеду, Мири, если только…

Мири поняла, хотя он не договорил: «Если только не приедут повозки».

Отец взвесил в руке кирку и направился в карьер. Марда последовала за ним, на ходу обернулась к Мири и пожала плечами. Мири тоже дернула плечом. Обе знали отцовский характер.

Мири привязала коз на склоне, где они могли щипать траву, и вприпрыжку вернулась домой. На столе лежало письмо. Она взяла его и прочла, как делала каждое утро с тех пор, как его привезли летом торговцы. Оно по-прежнему казалось магическим — такими же магическими казались Мири книги, когда она только-только научилась читать.

Письмо она успела выучить наизусть, но все равно опять прочла. Его написала Кэтар, уехавшая в столицу несколько месяцев назад.

Послано Мири, дочери Ларена,

служительнице принцессы, гора Эскель

Мири!

Это письмо. Письмо — это как разговор с тем, кто находится далеко. Только никому его не показывай, а то вдруг я что-то не так делаю.

Осенью из Асленда во все стороны отправится еще больше торговцев с повозками, им поручено привезти обратно выпускниц академии принцесс — тех, кто захочет. Девушек приглашают пожить здесь год. В тебе, по крайней мере, я уверена — ты приедешь. Путь долгий. Захвати одеяло, чтобы постелить в повозке, а то вся попа будет в синяках.

Во время сбора урожая каждая провинция Данленда преподнесет королю подарок. Так как гора Эскель первый год считается провинцией, я хочу, чтобы наш подарок был по-настоящему прекрасным. Не могу придумать, что бы такое подарить, кроме линдера. Наверное, все-таки козы не столь хороший подарок. Будь добра, сообщи совету деревни, что линдер должен быть особенный, самый большой блок, быть может. Я от волнения не сплю по ночам. Мне надоело, что остальные делегаты с насмешкой отзываются о горе Эскель.

Жду тебя с нетерпением. Тут, в Асленде, происходят всякие вещи. Мне нужен совет, но писать об этом, я думаю, опасно. Надеюсь, когда ты приедешь, еще не будет поздно.

Это письмо от Кэтар, делегата от горы Эскель при королевском дворе в Асленде.

Мири положила письмо на стол и придавила осколком линдера — белым камнем с серебристыми прожилками. Она не догадывалась, какие такие опасности хотела обсудить с ней Кэтар, но это не помешало ей все лето строить предположения. А лето, как назло, тянулось бесконечно долго.

Мири взяла в руки второе письмо и невольно улыбнулась при виде строчек с завитушками.

Мири, дочери Дарена, гора Эскель

Дорогая Мири!

Я так рада, что могу тебе написать! Хотя лучше бы, конечно, поговорить с тобой лично, как тогда, в академии принцесс, когда мы устраивались в тенечке, любуясь полетом ястреба. У меня для тебя хорошая новость. Король приглашает выпускниц академии приехать осенью во дворец! До той поры я могу лопнуть от нетерпения, но осень все-таки ближе, чем весна.

Немножко похвастаюсь в надежде заслужить похвалу. Я привела довольно убедительный аргумент: мол, весной горная тропа может оказаться под снегом, и это помешает девушкам успеть к свадьбе. Как же принцесса пойдет под венец без своих служительниц? Девушек разместят здесь, во дворце. Придворные портнихи сошьют вам платья по столичной моде, поэтому насчет наряда не беспокойся.

И еще одна чудесная новость! В Замке Королевы, университете, о котором я тебе рассказывала, нашлось одно свободное местечко. Занятия начнутся после сбора урожая — еще одна причина, почему мне так не терпится заполучить тебя до весны.

Третье радостное известие: резчик по камню, выполнявший когда-то заказы для отца, согласился взять Петера к себе в ученики. Гас на целый год поселит Петера у себя и будет его кормить в обмен на блок линдера и помощь в работе.

Нас с тобой ждет здесь столько всяких дел. Я иногда не могу заснуть, мечтая об этом! Пусть лето скорее пролетит на легких жарких крыльях.

Твоя подруга Бритта

Торговцы приезжали на гору Эскель только один раз в сезон — весной, летом и осенью, поэтому Мири не могла ответить на письма девушек. Кэтар там наверняка с ума сходит от беспокойства о том, какой подарок ее земляки приготовят королю. Мири не терпелось удивить подругу.

Наполнив горшок утренней кашей, девушка направилась в соседний дом. Последние три месяца Петер колдовал над подарком. И пока он трудился в поте лица, его семья лишилась одного работника в каменоломне, поэтому остальным селянам приходилось кормить Петера. Сегодня настала очередь Мири. Отец и сестра работали в каменоломне, а на попечение Мири остались дом и козы.

Она прошла легким шагом по каменным обломкам, усыпавшим тропинку к дому Петера, стукнула разок в дверь и вошла.

— Доброе утро, Петер, — начала она, но сразу умолкла.

Отец Петера, Джонс, стоял, воинственно сложив руки на груди. Чувствовалось, что атмосфера в доме накалилась добела.

Петер беспомощно опустился на табурет:

— Отец сомневается, отпускать ли меня в Асленд.

— И вовсе не сомневаюсь, — возразил Джонс. — Уже решил. Ты и так убил впустую три месяца, вырезая эту штуковину. Раз уезжает твоя сестра, ты остаешься.

Работу в каменоломне Петер считал пустой, нескончаемой. Он уже несколько лет вырезал из кусочков линдера фигурки животных и людей, мечтая о возможности заниматься только этим. Мири чуть было не начала упрашивать Джонса, но вовремя остановилась, вспомнив уроки дипломатии, усвоенные в академии принцесс.

— Я понимаю, почему вы хотите, чтобы Петер остался. Он не появлялся в каменоломне почти все лето после отъезда торговцев. К тому же семье придется нелегко, когда двое уедут на целый год.

— Вот именно, — поддакнул Джонс, подозрительно прищурившись. — Это совершенно невозможно.

— Я бы с вами согласилась, но в данном случае отъезд Петера в Асленд принесет гораздо больше пользы семье, а в дальнейшем и всей деревне. А то сейчас как: торговцы увозят наш камень и ремесленники в Асленде рубят его на куски, чтобы изготовить каминные полки, изразцы и тому подобное, при этом они хорошо зарабатывают.

— Верно! — воскликнул Петер, вставая. — Почему бы нам не делать эту работу самим, здесь? Я обучусь, и тогда торговцы смогут осенью привозить мне заказы, всю зиму я буду их выполнять, а по весне отправлять готовые изделия.

— Торговцы увезут в два раза больше изделий, чем необработанного камня, — поддакнула Мири, — а это значит, и выгоды для всех будет в два раза больше.

Джонс только сильнее прищурился. Мири нервно сглотнула, но все-таки задала решающий вопрос:

— Я уверена, из Петера получится прилежный ученик, вы еще будете им гордиться. Ну как, отпустите сына?

Она задержала дыхание. И Петер как будто тоже перестал дышать. Джонс отвернулся к окну.

— Ладно, — наконец буркнул он и, прежде чем выйти, опустил ладонь на голову сына.

— Ты потрясающая! — воскликнул Петер, обнимая Мири.

Он отстранился на шаг и заулыбался, словно ему действительно нравилось смотреть на ее лицо. Потом приступил к завтраку.

«Почему он не спрашивает меня?» Эта мысль так часто посещала девушку, что уже начала поскрипывать в мозгу, словно ржавые дверные петли. Мири достигла подходящего возраста для обручения. Петеру она как будто нравилась, во всяком случае, ни на кого другого он не смотрел. И все же он до сих пор не произнес важных слов.

Не смея поднять на него взгляд, чтобы он не догадался, о чем она думает, Мири склонилась над каминной полкой, которую он вырезал, и разглядела деревушку на горе Эскель и горную цепь вдали, прекрасно запечатленную в линдере.

— Какой гладкий камень.

— Я его полирую.

Снаружи донесся знакомый шум. Они бросились к окну и увидели первую повозку из каравана торговцев, которая ехала, размалывая колесами обломки камней.

Мири почувствовала, что сжимает теплую мозолистую ладонь Петера. Она так и не поняла, кто из них первым протянул руку.

Они побежали встречать повозки, а с ними — почти вся деревня. Начались торги, селяне продавали линдер, а взамен приобретали продукты и другие припасы. Раньше торговля была хлопотным делом, каждая семья выручала за свой камень ровно столько, чтобы не умереть от голода. Но с прошлого года, когда селяне впервые смогли продавать линдер по справедливой цене, торговые дни превратились в праздники.

Дети пританцовывали от радостного возбуждения при виде ленточек и тканей, инструментов и обуви, мешков с сушеным горохом в стручках, бочонков с медом, луком и соленой рыбой. Все эти товары таили для Мири какое-то волшебство, казались доказательством существования сказочных далеких мест. Как часто она мечтала о городах, фермерских угодьях и безбрежном океане! И вот наконец она собралась в путь. Но почему-то ее не тянуло присоединиться к общему веселью.

Петер побежал к матери, чтобы помочь в торговле, а Мири продала семейный запас камня. Потом отправилась на поиски сестры.

— Прошу тебя, поедем, Марда, — взмолилась она сдавленным от ужаса голосом. Марда не оканчивала академию, но Мири знала, что Бритта не станет возражать, да и остальным девушкам ее нежная сестренка пришлась по душе. — Я думала, что хочу поехать, но сейчас я боюсь. Ты мне нужна. Прошу тебя.

— Ты не боишься, — спокойно возразила Марда. — А если и боишься, то это скоро пройдет.

— Марда, я говорю серьезно.

— Я не такая, как ты, Мири. Узнавая про все эти далекие страны, прошлые войны и умерших королей, я чувствую, будто… будто сплю на краю пропасти. И мне это не нравится. Я хочу остаться дома.

— Но…

— Мы с отцом уверены, что с тобой все будет в порядке. Настолько в порядке, что он даже опасается, захочешь ли ты вернуться домой.

— Вот как?

Марда кивнула:

— И я тоже опасаюсь.

Мири покачала головой. Она даже не представляла, что может навсегда покинуть родной дом по доброй воле, но ведь за год может произойти много такого, что помешает ей вернуться домой. И о каких таких опасностях писала Кэтар? Мири почувствовала, как у нее задрожал подбородок.

Марда погладила сестру по спине и заставила себя уверенно улыбнуться:

— Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься снова дома. Один год — это пустяки.

Слова Марды напомнили Мири строку из стихотворения, которое она прочла в одной из книг библиотеки академии, и сейчас она ее продекламировала:

— «Укус пчелы совсем не пустяки, коль прямо в сердце жало входит».

— В чье сердце? — удивилась Марда.

— Это просто стихотворение. Не обращай внимания, — ответила Мири.

Ей бы следовало догадаться раньше, что Марда не поймет, а так она сразу почувствовала себя одинокой, словно успела уехать из дома.

Марда обняла сестру, прижалась лбом к ее голове. Мири отметила про себя, что сестра за последний год вытянулась. Она была старше большинства местных девушек, заключивших помолвку, но к ней пока никто не посватался. Когда у всех сельских парней появятся невесты, никто не прибежит с равнины, чтобы занять их места. А Марда слишком застенчива, чтобы хлопотать за себя.

«Как только вернусь из столицы, — решила Мири, — сразу сосватаю сестру, а сама стану учительницей в деревенской школе и научу читать всех жителей, включая отца». Ей стало немного легче дышать: эти планы, как веревки, привязывали ее к горе.

Торговля продолжалась бойко, а завершился день пиром. Теперь это был прощальный пир.

Не все выпускницы академии собирались отправиться в столицу. Некоторых не пустили родители, другие успели обручиться и сами не хотели уезжать. Мири предстояло путешествие с пятью девушками: Герти, Эсой, Фрид, Беной и Лианой. Каждая везла мешок со своими вещами. Мири тоже прижимала к груди мешок. Лето тянулось бесконечно долго, но теперь, когда пришла пора прощаться, ей показалось, что время пролетело как одно мгновение, словно ястреб, выследивший добычу.

— Я буду писать, — пообещала она Марде. — Каждую неделю. И весной с торговцами ты получишь целую стопку писем. Правда, в них будет одно и то же: я скучаю и осенью вернусь домой. Навсегда.

Марда просто кивнула.

Подошел отец, опустив глаза и сцепив руки за спиной. Мири шагнула к нему.

— Не забудь в середине зимы забить кроликов, в это время мех у них самый густой, — сказала она. — А то у Марды сердце не на месте, когда приходится это делать, и если меня не будет…

Он бросил взгляд на дочь, потом снова отвел глаза и хмуро уставился на горную цепь — коричневые, фиолетовые, синие вершины, а позади них призрачные серые, словно зависшие над лаками.

— Я вернусь, папа, — сказала Мири.

— Посмотрим, — тихо отозвался он. — Посмотрим.

— Обещаю.

Отец поднял ее на руки легко, словно младенца, и прижал к груди. Ну почему от одного объятия ей стало так тепло на душе и в то же время грустно?

— Я всегда буду возвращаться домой, папа, — сказала она.

Но в сердце ее закралась неуверенность.

Мири уселась в повозку и поехала, стараясь на прощание запомнить родные места: старый дом, сложенный из серого булыжника, тропинку, усыпанную белыми осколками линдера, поблескивающими в темноте, острые утесы каменоломни и величественную белую вершину горы Эскель.

Ей вдруг с перепугу показалось, что она ничего не видит в темноте, словно движется по тропинке, ведущей к обрыву, за которым — пустота. Равнина так далеко, и трудно поверить, что она вообще существует. Но как только Мири туда приедет, не покажется ли ей родной дом такой же мечтой?

Перед поворотом дороги она в последний раз бросила взгляд на отца и сестру, и уже через секунду деревня исчезла из виду.

ГЛАВА ВТОРАЯ

• Город на речке,
• Город на море.
• Дом из камня,
• Дом из глины.

Мири так часто ахала и разевала рот на увиденное, что у нее разболелась челюсть. Сначала ее поразили деревья равнины, их огромные густые кроны, такие зеленые, что резало глаз. Затем пошли фермерские угодья, протянувшиеся до самого горизонта, зеленые и золотистые. А потом повозки покатились по настоящим улицам, мимо деревянных домов, подмигивающих стеклянными окошками. Крыши у домов были соломенные или черепичные, лишь изредка попадалась листовая медь — новая, блестящая, но чаще позеленевшая от времени.

— Так вот он какой, Асленд, — произнесла Мири, стараясь не выдать своего волнения.

Торговец Энрик закатил глаза:

— Нет, это просто какой-то городок.

В ту ночь они разбили лагерь на окраине города и уселись поужинать картошкой с беконом. Мири подняла глаза от своей тарелки и встретилась взглядом с худенькой девочкой, жевавшей веточку. Городская девчонка ничего не говорила, просто смотрела на Мири во все глаза. Она что, пришла сюда полюбоваться отсталым населением с горы Эскель? А теперь побежит домой и высмеет то, как Мири ест? Мири ссутулилась и отвернулась.

На третий день она успела привыкнуть к ритму путешествия: леса, поля, города сменяли друг друга снова и снова, неизменным оставалось только одно — трясущаяся повозка. Теперь Мири редко чему-то изумлялась и почти позабыла о своих страхах — до тех пор, пока они не прибыли в столицу.

В день приезда дождь начался как туман, тут же превратившийся в надоедливые капли, неприятно клевавшие лицо и руки. Скоро полило как из ведра, и девушки скрылись в глубине колышущейся повозки, где сбились в кучку под покрывалом из промасленной ткани. Мири сразу стало подташнивать.

Тут Бена перевесилась через борт, и ее начало выворачивать. Мири кое-как выползла из-под покрывала на дождь.

— Лучше смерть, чем духота, — объявила она. — Смерть или дождь.

Петер и Энрик вдвоем сидели на месте возницы, прячась под накидками из той же ткани.

— Ты промокнешь, — сказал Энрик.

Своим длинным носом и худыми обвислыми плечами он напомнил Мири ворчливого стервятника.

— Уже промокла.

По крайней мере, на равнине воздух был теплее.

Петер подвинулся, и Мири пристроилась рядышком. Он накинул на нее половину своей накидки. Они сидели совсем близко, соприкасаясь ногами.

Дождь испортил ей прическу, проник сквозь одежду, прилип к коже. Зато на свежем воздухе тошнота улеглась. Мири обхватила себя руками и порадовалась хотя бы тому, что разглядывает серо-голубой мир. Много раз она представляла, как впервые увидит столицу. В ее фантазиях дождь никак не планировался.

— Я очень волнуюсь, — прошептала она Петеру, стуча зубами.

— Слышу, — отозвался тот.

— Нет, просто моей челюсти не хватает звука отбойных молотков из карьера.

— Или просто ты замерзла и тебе нужно вернуться обратно под покрывало.

— И лишить тебя своей компании? Я не настолько жестока.

До нынешнего года ни один житель гор ни разу не спускался на равнину. Очень многое изменилось с тех пор, как оракулы предсказали, что на горе Эскель живет будущая принцесса. Назначенная королевским двором наставница основала там академию принцесс, где невежественные девушки-горянки учились читать, а заодно постигали и другие предметы, необходимые той, кто хочет стать невестой принца. Но из ученых книг Мири вместе с остальными девушками узнала гораздо больше, в частности — как выгоднее продавать линдер.

Теперь жителям деревни не нужно было тратить все светлое время суток на работу в каменоломне, и Мири сумела открыть сельскую школу для тех, кто хотел учиться. Гора Эскель из простой территории поднялась до статуса провинции Данленда, выпускницы академии получили звание служительниц принцессы, и внезапно мир вокруг горы перестал пугать своими тайнами — теперь Мири могла не только поехать туда, но и остаться там.

Дождь постепенно утих и превратился в мелкую морось. Низкие облака разошлись, солнечный свет разогнал туман, и оказалось, что повозка едет по центру города, такого огромного, что он не поместился бы ни в каких мечтах Мири.

Улица за улицей, сады, фонтаны, высоченные здания… Скамейка, на которой сидела Мири, словно куда-то пропала, и девушке почудилось, будто она летит через весь этот бескрайний мир.

Петер толкнул ее плечом и выразительно округлил глаза. Она в ответ кивнула, тоже округлив глаза.

Они въехали на мост, перекинутый через реку. По берегам стояли дома в шесть этажей, настолько близко друг к другу, что казались сплошной стеной. Каждое здание было выкрашено в свой цвет: синий, желтый, красный, коричневый, зеленый, рыжий, бирюзовый.

Внизу по течению реки ряд домов резко обрывался на границе с огромной пустой равниной.

— Почему это поле такое серое? — спросила Мири.

Энрик рассмеялся:

— Это океан.

— Океан?!

Торговцы с равнины неизменно нахваливали океан как самое расчудесное чудо на свете, считая глупым жить на горе и не видеть такой красоты. Но океан оказался просто безжизненной плоскостью.

«Бедный Асленд, ни одной горы, — подумала девушка. — Вот и приходится горожанам красить свои дома, чтобы было на чем остановить взгляд. Потому-то они и восторгаются скучным океаном».

Мост закончился, и повозка повернула от реки к центру города, где посреди бескрайнего зеленого парка стоял белый каменный дворец.

— Линдер, — прошептала Мири. — Наверное, на добычу этого камня ушло сто лет.

Остальные девушки привстали на коленях, глядя на приближающийся дворец.

— Какой огромный, — сказала Фрид.

— Ты тоже не маленькая, — заметила Мири. И это было действительно так: сравняться с Фрид ростом могли разве что ее мать и шестеро братьев-великанов. — Случись какая заварушка, ты развалишь любой дворец.

Фрид рассмеялась:

— И что тогда будет? Он свалится на меня?

— Он похож на огромный кусок горы Эскель, — проговорила Эса, сестра Петера.

— Значит, мы можем чувствовать себя как дома, — сказала Мири, храбрясь.

Повозки въехали на территорию дворца через ворота, за которыми открылся огромный двор.

— Здесь могла бы поместиться вся наша деревня с каменоломней, — сказал Петер.

— И то верно, — поддакнул Энрик. — Вероятно, в следующий раз король объявит этот двор провинцией.

— Очень смешно, — фыркнула Мири и сдвинула ему шляпу на глаза.

От толпы людей отделилась ярко-рыжая девушка и побежала к повозкам. Кэтар стала как будто выше ростом и приобрела солидность. Мири припомнила «опасное» дело, о котором писала Кэтар, и принялась озираться — не опоздали ли они.

— Привезли подарок королю? — с ходу спросила Кэтар, забыв поздороваться.

Петер вскочил в повозку, в которой везли каминную полку, и сдернул с нее ткань.

Кэтар кивнула:

— Хоть что-то, по крайней мере.

— Прекрасная вещь, — сказала Мири, с упреком глядя на Кэтар.

Та заморгала, переводя взгляд с Мири на Петера.

— А. Ну да. Очень красиво.

— Как тебе здесь живется, Кэтар? — спросил Петер.

— Нас все ненавидят, конечно. А чего ты ожидал? — Кэтар наклонилась к уху Мири: — Мне нужно поговорить с тобой наедине, как только подвернется возможность.

Мири кивнула. Солнце успело почти полностью просушить на ней одежду, но девушка все равно поеживалась от холода.

— Лучше бы ты приехала вчера, но уже хорошо, что не завтра, — сказала Кэтар. — Устраиваться будете позже. Пора вручать подарок. Гора Эскель идет первой, так как мы совсем новая провинция.

Король уже вышел из дворца и занял место на помосте посреди двора. Вокруг него стояли какие-то люди, по-видимому его гвардейцы и родственники. Мири узнала принца Стеффана, а рядом с ним светлоголовую и румяную Бритту. Девушка запрыгала, замахала рукой, и Бритта радостно помахала ей в ответ. Кэтар строго взглянула на Мири, призывая к порядку, и велела погонщику следовать за ней по двору.

— Ваше королевское величество, — начала Кэтар, отвешивая поклон перед помостом, — жители горы Эскель просят принять наш подарок в честь вашего благородного правления.

Король взглянул на повозку, даже не наклонившись вперед:

— Первый подарок с моей любимой горы. Король выражает свою благодарность.

Он взмахнул рукой, и повозка двинулась дальше.

На лице Петера застыло выражение надежды, словно он опасался, что любая перемена выдаст, какая ему нанесена рана. Три месяца он трудился над этим камнем. Жители горы Эскель предложили королю свое ценнейшее сокровище, но оно удостоилось всего лишь беглого взгляда.

Мири положила руку на плечо Петера и почувствовала, как он напряжен.

Остальные провинции, несомненно, предложат впечатляющие дары, устроив величественную демонстрацию своего благосостояния. Мири приготовилась в очередной раз испытать унижение оттого, что родилась в бедном, скромном селении.

К королю обратился седовласый мужчина.

— Это делегат от Элсби, — прошептала Кэтар, подойдя к Мири. — Там полно шахт.

— За прошедшие годы, — говорил в это время делегат, — мы преподнесли вам всего лишь горсть драгоценных камней. Но в этом году благодаря вашему доброму вниманию и многочисленным податям, которые с нас берут, Элсби желает почтить ваше королевское величество большей частью нашей добычи.

Он сорвал с повозки кусок парусины, открыв всем взорам кучу простого песка. На помосте кто-то тихо охнул.

— Что происходит? — прошептала Мири.

Кэтар, с трудом придя в себя от изумления, ответила:

— Вероятно, это горная порода, из которой добывают драгоценные камни. Я не понимаю…

Следующим к помосту подошел делегат из Хиндрика, а с ним двенадцать мужчин, и каждый нес мешок.

— Ваше величество, мы постоянно думаем о вас благодаря податям, которые вы так часто от нас требуете. В прошлом мы посылали вам бушели отборного зерна, а себе всегда оставляли ровно столько, чтобы поддержать наше существование. А сегодня, великий король, к вашим амбарам подъезжают двенадцать повозок, груженных соломой.

С подчеркнутой торжественностью делегат и его дружина перевернули мешки и высыпали на землю их содержимое, так что пыль покрыла королевские сапоги.

— Соломой? — переспросила Мири.

— После того как из колоса удаляют зерно, остается солома, — прошептала Кэтар. — Проку от нее никакого, сгодится разве что для набивки колючих матрасов.

Король вскочил и яростно зашептался о чем-то с представительным человеком в зеленой одежде, с черными орденскими лентами крест-накрест. Кэтар сказала, что это Гаммонт, главный вельможа короля.

— Кто-нибудь принес настоящие дары? — спросил Гаммонт.

Остальные тринадцать делегатов ждали своей очереди. Насколько могла видеть Мири, один из них держал кувшин с водой, другой стоял рядом с повозкой, груженной коровьими костями. Некоторые делегаты испытывали неловкость, а другие дерзко улыбались и не прятали глаз.

Королю ответил делегат с банкой червей:

— Разумеется, при обычных обстоятельствах мы бы преподнесли любимому монарху наши лучшие шелка, — сказал он. — Но подати в этом году…

— Его величество не желает больше терпеть этот фарс, — изрек Гаммонт.

Король подошел к ступеням, ведущим с помоста, вокруг него сгрудились гвардейцы.

Кэтар покачала головой:

— Мне так хотелось, чтобы мы не выделялись как невежественные бедняки. Но мы опять оказались белой вороной. Другие делегаты давно все спланировали, только меня не посвятили в свои планы.

Мири толком не поняла, что происходит, но разглядела растерянность и тревогу на лице Бритты, когда она и Стеффан последовали за королем.

К королевской процессии приблизился человек в одежде из красивой красной ткани.

— Последний дар, ваше величество, — произнес он.

Штаны на нем едва доходили до щиколоток, рукава заканчивались высоко над запястьями — невольно возникало впечатление, что он позаимствовал одежду у какого-то коротышки.

— Это кто-нибудь из делегатов? — спросила Мири.

Кэтар покачала головой.

— Какую провинцию ты представляешь? — спросил Гаммонт.

— Босоногую! — ответил незнакомец и достал из-за пазухи какой-то предмет.

Мири в жизни не видела пистолета и только позже узнала, что громкий треск и шипящие искры были произведены вспышкой пороха, протолкнувшего свинцовый шарик по стволу, нацеленному в грудь короля. Зато все это знали королевские гвардейцы, и, как только незнакомец достал оружие, охрана пришла в движение. Один охранник прыгнул к королю и повалил его на землю. Остальные поспешили втиснуться между ним и человеком в красном, а еще несколько охранников выстрелили из своих длинноствольных мушкетов. Залпы оружия окрасили воздух дымом, больно ударили Мири по ушам.

Когда дым рассеялся, стало видно, что на земле лежат несколько человек. Все они поднялись, кроме двоих: это были охранник, закрывший короля от пули, и сам стрелок, сраженный мушкетами гвардейцев.

Мири показалось, будто она смотрит на все это издалека, и она скорее почувствовала, чем услышала собственный крик.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

• В палатах из хлеба жила королева,
• Тра-ля, тру-лю, ненасытное чрево.
• Изгрызла кровать и комод обглодала,
• Тра-ля, тру-лю, днем и ночью жевала!

• Ни с кем не желала делиться любезно,
• Тра-ля, тру-лю, и просить бесполезно.
• Но плесень зеленая — вот так дела! —
• У жадины хлебный дворец отняла!

Но кричала не только Мири.