Музыкальный приворот. По ту сторону отражения Джейн Анна

– При чем здесь это? Я не хочу получать экономическое образование! Зачем мне это нужно? – В серых глазах подростка злость, растерянность и испуг сплелись в единый узел.

– Зачем? Ты смеешься, милый мой? – вновь повысила голос Алла Георгиевна. – Ты должен быть похож на твоего брата Кирилла! Вы оба должны быть успешными.

– Да не будет у меня никакого успеха в твоей экономике, – часто дыша от волнения, воскликнул Антон. – Не хочу ей заниматься! Не хочу работать в твоей фирме.

– Ох, это подростковый максимализм… Так. Чтобы через минуту спустился вниз – я хочу, чтобы мы вместе поужинали. Я слышу, Кирилл только что пришел. Ясно? И вообще, с плаванием вопрос решен – я уже обо всем сообщила твоему тренеру.

– Что?!

– Еще раз скажу: ты один из членов семьи Адольских. Ты должен быть, как маленький Принц, – то ли в шутку, то ли в серьез сказала она и, тяжело вздохнув, поднялась.

Причиной ее сегодняшнего небольшого срыва на второго сына стал тот факт, что ее партнер по бизнесу все время делового обеда хвастался своими умниками-сыновьями, один из которых умудрился поступить не куда-нибудь, а в Гарвард. Кирилл, может быть, и поступил бы туда же – денег у Аллы Георгиевны хватало на все это заграничное образование, а вот Антон интересовался только своими друзьями и постоянно пропадал в бассейне. Одна польза была от этой его воды – у мальчика сформировалась отличная осанка, и он, закаливаясь под руководством тренера, почти не болел, в отличие от слабенького, занимающегося учебой Кирилла. Да и фигура для четырнадцати лет у Антона была отличная, хотя одеваться так, как желала она, его мама, не хотел и выглядел, по ее мнению, не очень. Правда, характер у этого ребенка был невспыльчивый, простой, даже добрый, хоть и несколько своевольный, поэтому и переломить его можно будет с легкостью.

Адольская хотела сделать из сына идеального молодого человека. Для его собственного блага. Идеальным – идеальная жизнь.

– Антон, не дуйся и иди в столовую, – уже примирительно сказала она около порога, не понимая, что выпускает на сына всю свою злость. Тот же это осознавал очень хорошо, и в его душе назревал явный, совсем недетский бунт.

Женщина вышла из комнаты.

– Хорошо, я буду, как Кирилл, – прошептал зло Антон в спину Алле Георгиевне, а его серые глаза, потемнев, сузились. В эти годы он не был нервным, как Кир, не кричал и не требовал ничего, а оставался внешне спокойным и серьезным, переживая все эмоции глубоко внутри, но из-за слов мамы что-то в нем лопнуло – неслышно, незаметно для окружающих, но весьма ощутимо. Внутреннее и сокрытое вырвалось наружу.

Через пару месяцев Алла Георгиевна стала замечать, что в присутствии посторонних людей Антон ведет себя по-другому: раскованно, даже нагло, но одновременно и скучающе, и выглядит не так, как обычно. «Возомнил из себя черт знает кого, мам. Он стал изображать из себя Принца» – так сказал о нем Кирилл, когда брат нахамил ему и едва не выставил идиотом перед одноклассниками. Адольская только рассмеялась. Взрослеет ее мальчик. Она, правда, наругала его, чтобы не ссорился с близнецом, но все равно была за него рада.

В это же время симпатиями к будущему музыканту прониклась и Алина – образ развязного молодого парня, выглядевшего старше своих лет, ей необычно нравился – она влюбилась во вчерашнего друга, к которому относилась как к брату, без оглядки. Они начали встречаться, как и Арин с Ольгой.

Тропинин продолжал меняться. Почти убил в себе милого вежливого мальчика. Дорого и со вкусом одевался: в зависимости от ситуации мог выглядеть очаровательным элегантным представителем золотой молодежи или брутальным рок-типом. Отпустил волосы, став похожим на аристократа, сделал кучу пирсингов. С Арином учился играть на гитаре, ходил вместе с ним по неформальным тусовкам, а когда один знакомый музыкант и звукорежиссер вдруг заявил, что у него сильный голос и хороший слух, решил зачем-то освоить фортепиано и для прикола – вертушку диджея. Иногда она спрашивала, где сын проводит время.

– Алина ходит в клубы, я ее сопровождаю, – отзывался он.

– Вот как? Хорошо. Ее отец – нужный человек. От тебя хоть одна польза – Лесковы и Ивановы. И контакты с ними.

– Во мне тебя только это интересует?

– А тебя интересуют только твои желания?

– Ага.

– Ты и Кирилл – два разных человека.

– Я сам – два разных человека.

– Антон Олегович, как вы смеете со мной так разговаривать? Антон, немедленно вернись! Ты меня слышишь? Вернись!

Ее сын часто просто уходил и не слушал слова матери.

Прежним, мягким и заботливым, он оставался со своей девушкой и близкими друзьями. Алине он дарил всю свою нерастраченную нежность.

И он по всем параметрам был лучше братика, кроме одного – мать все равно продолжала восхищаться Киром больше. И Антон забил на эту часть его семьи.

– Потом температура опять меняется, медленно, но верно она ползет вверх, все выше и выше и раз – вода уже начинает кипеть. И все опять меняется, Катя. Вода становится паром, и уже никто не может помешать молекулам хаотично ударяться друг от друга и разлетаться в разные стороны с бешеной скоростью.

– Я кое-что хочу тебе сказать. – Антон вальяжно развалился на кресле, проводя рукой по грифу гитары. Она почти всегда была с ним.

– Давай быстрее, у меня мало времени, скоро переговоры, – судорожно запихивала в очередную дорогую сумку какие-то бумаги Алла Георгиевна. От переговоров с американцами зависело очень многое в благосостоянии компании. – Сядь нормально, милый. Похож на идиота с королевскими замашками. Кстати, мне надоело, что ты пропадаешь ночами.

– Ты заметила? – Он пожал плечами. – Удивительно.

– Ты выглядишь как ненормальный, – произнесла Алла Георгиевна. – А твоя эта вечная гитара придает тебе статус нищего бродяги-музыканта. В переходах еще не играешь?

– Не играю. Я – роскошный придурок, – тут же заметил Антон.

– Кто тебе такое сказал? – замерла его мать, повернувшись к сыну. Белые волосы, проколы на лице, вечные наушники на ушах, странная неформальная одежда: тяжелые ботинки, ремни с шипами, черная кожа или хаки. Совсем от рук отбился. Шарм, конечно, появился и умение подать себя – тоже, только вот хороший спокойный характер, каким с детства обладал парень, пропал куда-то. Антон оставался спокойным, но спокойствие это больше походило на равнодушие, дерзость или даже глумление.

– Я сам знаю, мамочка, – сладко потянулся парень. Черная футболка с изображением скалящегося черепа какого-то зверя задралась, и его мать увидела татуировку. Сумка едва не выпала из ее ухоженных рук.

– Ты что, зек? – закричала она, топнув ногой. – Что у тебя на животе? Наколка?

– Наколка, – с легкостью согласился Антон. – А что? Нравится?

– Неимоверно.

– Я еще сделаю.

Кирилл ведь никогда не будет делать на теле тату. А он сделал и сделает еще.

– Ты совсем уже от рук отбился. Чувствую, больше денег в этом месяце ты не получишь, – с трудом взяла себя в руки Алла Георгиевна.

– Хорошо.

– И сведешь это уродство, милый.

– А ты заставь меня это сделать. – Его серые глаза нехорошо блеснули. В душе Тропининой заиграл гнев. Ей показалось, что сын специально доводит ее.

– Я это сделаю. Не беспокойся. Так что ты там хотел?

– Я переезжаю жить к отцу, – сообщил Антон обыденным тоном и вновь, как кот, потянулся.

– Что? – повернулась к нему женщина. Она смерила сына точно такими же холодными серыми глазами, как и у него, и ответила ехидно: – Думаю, это невозможно. Твой отец живет с очередной любовницей, дорогой мой. Ты ему не нужен в своем доме.

– Мы уже обо всем договорились, – отозвался парень, ожидая бури. – И купим новую квартиру, мама. Не переживай.

– За моей спиной? – поняла, что сын не шутит, Алла Георгиевна. – Да ты что, с ума сошел?! Никуда ты не переедешь! Ты будешь слушать меня, останешься в моем доме и поступишь на экономический факультет, ясно? Тебе ясно? Я разрешила выбирать тебе два года назад – и ты пошел на никому не нужную психологию! Ты едва не довел меня до инфаркта! Будь добр, второе высшее ты получишь такое, какое требую я! Посмотри на брата! Он экстерном закончил университет! Получает втрое нормальное высшее образование в столице и занимается делами фирмы! А ты? Ты даже с Лесковыми связь потерял! Бросил эту несчастную девочку, целыми днями пропадаешь где-то и бренчишь на гитаре.

– Я репетирую.

– Репетируешь? Кому ты нужен, репетитор хренов? – нашла наконец свои документы в столе Адольская. – Не смей никуда переезжать! Думаешь, станешь музыкантом? Нет, милый, это все твои юношеские мечты. А юношеские мечты – все это прах и фантазия. Пора бы уже знать, психолог ты мой. И учти – уйдешь, я все наследство оставлю Кириллу.

– К черту Кирилла. И наследство, – спокойно отозвался Антон.

– Не смей так говорить.

– А что? Я ведь выгляжу куда лучше, чем он. И намного круче.

– Боже, кого я вырастила! Только одно и есть: смазливая рожица и никаких стремлений! Только гитара в руках! Я вкладываю в тебя деньги, а ты? Что ты делаешь для меня?

– Для тебя все сделает Кирилл, – спокойно отозвался Антон.

– Хватит постоянно таким тоном говорить о брате, – жестко произнесла его мать. – Так, все я опаздываю. Из-за тебя, разумеется. Приеду – разберусь с тобой, красавчик ты мой ненаглядный. И забудь глупости с переездом. С Тропининым ты жить не будешь. – И, отвечая на какой-то срочный звонок, Алла Георгиевна убежала.

Антон проводил ее мрачным взглядом. Опять испортила настроение, а ведь оно только что поднялось – его группой заинтересовались какие-то шишки, и сегодня им звонил мужик по имени Андрей, предлагающий обсудить контракт, – он вчера приходил в клуб на их всего лишь четвертое выступление.

Подумав, он набрал номер дяди – Антон Георгиевич всегда заступался за любимого племянника и во всем помогал ему.

– Привет, когда у вас зачисление на юрфак? – с ходу поинтересовался Антон, продолжая задумчиво касаться гитары. – Понятно. Думаю, успею. Ты ведь знаешь, что мы с Арином создали группу. Нет, не зря. Кажется, нам светит небольшой контракт. Нет, реально. У меня завтра будет встреча по этому поводу. Не-а, не надо ни с кем связываться, мы сами себя сделаем… Да, прав, я хочу поступить на юрфак. Отец сказал, что у меня должно быть «нормальное» образование. – В голосе парня послышался смех. – Сказал, что будет не против, если я начну серьезно заниматься музыкой, но поставил условие: я должен получить или экономическую, или юридическую «вышку». Да, для подстраховки… Я выбрал юрфак. Не слушай ее, мне совершенно не нужен этот ваш эконом. К черту его. Девушки нет. Расстались. Мать сказала об этом? Да, дядя… Нет, я хочу заниматься музыкой. Серьезно. Отец очень даже поддерживает. А ты? Тогда отлично.

– Тебе 22 года, – слушая его, хмуро произнесла я. – Ты идиот. Даже в таком возрасте.

– Даже в таком возрасте люди бывают разными, малыш. Моему брату 22, и он серьезен настолько, насколько это возможно. Филу и Рэну 26 – а они… ты сама видела, как они себя ведут, – возразил он.

– Какая разница. Ты… ты все равно сволочь.

– Да, наверное, да. Так и появились двое: Антон и Кей, – продолжал парень. – А тебя ведь очень интересует этот вопрос, Катюша, – я знаю. Не думай, у меня не раздвоение личности, хотя это наверняка похоже. Просто я учился приспосабливаться. Я всегда был спокойным и серьезным, и мне было наплевать, как я выгляжу, – мать это сильно бесило. И все то, что я говорил тебе, будучи в облике Антона, – это правда. Я люблю тебя и хочу быть с тобой самым нежным. Глупо, да?

– Да.

Вовсе нет. Я хочу твоей нежности.

– Дома, в одиночестве, или с близкими друзьями – а до семнадцати у меня было только три по-настоящему близких человека, с которыми я общался с детства, я и был Антоном. Серьезно. Там, где была мать, или на светских раутах, или на людях, когда я появлялся с Алиной, я становился наглым и уверенным в себе парнем. Девушки западали на мою внешность и деньги. Мама была просто счастлива, что у нее такой сын, который сразу же привлекает внимание. Я не знаю, кто я сейчас, – во мне есть черты характера и Кея, и Антона, вот и все. Или нет… для всех я остаюсь Кеем: для друзей, приятелей, знакомых, поклонников. А для тебя хочу быть Антоном. Когда мы наедине. – Он повернулся ко мне и снова со знакомой жадностью заглянул в мои глаза. У меня участилось дыхание. С пустыней происходило что-то странное. Кажется, впереди виднелся оазис.

– А почему ты назвал себя Кеем? – ни с того, ни с сего спросила я. – А не Тони, к примеру? Или Дракончиком, – вспомнила я прозвище, данное парню Алиной.

– Я странный, детка, – улыбнулся он, – вот видишь, я опять тебя так назвал, прости. Кей – ключ с английского. Вернее, на английском он будет звучать как «ки», но многие из нас произносят именно как «Кей». А ключ – это то, что может открыть сердца. Глупо, да?

– После всех лет жизни с Томасом это не кажется мне глупым, – отозвалась я. Вот почему ты так назвался – решил открывать сердца, диковинный мальчик? Что ж, мое ты успешно открыл.

Потом плюнул туда и закрыл вновь. А в Алинином он вообще, наверное, дыру проковырял – и взламывать больше не надо.

– Теперь ты знаешь настоящего, запутанного меня – подонка и тролля.

– Это очень грустная история, особенно для тебя, Кей. Или Антон? Как тебя называть? – спросила я несколько едко.

– Как хочешь, – пожал он плечами и убрал с лица упавшую прядь.

– А зачем ты сделал тату? – не нашла я вопроса лучше.

– Просто захотел. Ты видишь в этом тайный смысл?

– Да, тебя ведь так называла Алина – Драконом. Вот ты их и сделал.

– Возможно. А может, я просто люблю их. Ты такая ревнивая, но мне это нравится. Кстати, о ревности – я знаю, что этот дом принадлежит тому идиоту, которого вы с Демоницей называли Бабой Ягой. – У вас что, какие-то отношения? – Его голос сделался резким и неприятным.

Я поспешно заверила Кея, что он просто мой друг, и у Валерия есть девушка. Спрашивается, и чего я перед ним оправдываюсь, словно он мой парень?

– Слушай, ты, Дракон, а при чем тут я? Что ты во мне нашел? Зачем заявился в мой дом-то?

– М-м-м… – он задумался, – я ведь говорил тебе, что искал девушек, чтобы показаться им в двух ипостасях?

– Да. И это подло. Как ты до этого додумался вообще? – гневно спросила я. – Ты псих, да? Лечишься? Как? Скажи, как?

– Это все жизнь. После того как мы начали понемногу играть в «На краю», я познакомился с милой девчонкой, похожей на Алину. Я искал ей замену, подсознательно. Наталья была похожа на Алину внешне. Но только внешне. Внутри она была просто ангелом: доброй, мягкой и очень нежной. Любила читать и рассказывала мне о книгах. Я общался с ней в образе «Антона», хотел, чтобы она полюбила меня «не крутого», а обычного, вот и все. А потом совершенно случайно встретил ее после собственного концерта – она пришла в клуб с подружками. Я зачем-то подошел к ней в сценическом образе, зажал руки и поцеловал.

– Без подробностей, пожалуйста, – поморщилась я.

– Хорошо. Наталья меня не узнала и приняла за крутого рок-музыканта, на чьем выступлении только что была. И началось. В ее прекрасной головке никак не умещалось, что он, музыкант, кричащий со сцены дикие песни, и ее милейший Антон – одно и то же лицо. Она не оттолкнула незнакомого яркого парня, ответила на поцелуй, согласилась поехать вместе в клуб, и вообще казалась завороженной моим вторым образом. Я не стал признаваться ей. – Он улыбнулся довольно. – Так все и вышло. Стал встречаться с ней в двух ипостасях. Хотел, чтобы она выбрала Антона, но ее больше пленил Кей. А потом я все искал и искал девушек – ради спортивного интереса. Я дал себе установку больше не влюбляться. – Он опять сорвал какую-то травинку и даже попробовал ее на вкус. – А просто играл.

Нормальное такое хобби для богатенького талантливого мальчика.

– Это стало моим развлечением, – продолжал он задумчиво, – ко мне подключился Рэн. Келла и пара ребят-техников и другие друзья делали ставки, кого выберет очередная глупая жертва, мы все веселились. Я выбирал самые разные типажи девчонок, и обычно все они выбирали Кея. В универе я решил подкатить к твоей подружке – ее всегда так хвалили, считали за ангела, что я просто не мог не попробовать.

– И?

– Что и? Малышка, ты видела ее реакцию. Она оказалась совсем не ангелом, а просто такой же лгуньей, как и я. Сразу меня отшила. Такая для игры никакого интереса не стала представлять. Если бы я познакомился с Демоницей в виде Кея, она, не раздумывая, выбрала бы его. Вообще бы не раздумывала, а это неинтересно. Знаешь, я сразу забыл про нее, если бы не ты. Ты так жалостливо на меня посмотрела, словно на голодного щенка, и пожалела, что я не мог забыть тебя, Катя.

Я одарила мерзавца не самым лестным взглядом. Кретин! Еще и глумиться надо мной смеет:

Уходи, пусть сам с собой разговаривает, скотина неблагодарная!

– Кать, маленькая, не смотри на меня так. Я честно раскаиваюсь за то, что сделал тебе. Просто послушай меня дальше? – Кей просительно заглянул мне в глаза. – Тогда я сразу сказал себе: «Ого, а она не такая, какой кажется на первый взгляд! Интересно».

– Вот, значит, как? – А мои-то романтические фантазии внушали мне, что он влюбился в меня именно с первого взгляда. – А какой я казалась тебе до этого?

– Я заинтересовался тобой, но у меня не было времени, чтобы что-то сделать, – мы вкалывали в студии над новой песней. Мне было не до девушек. А тут ты сама меня нашла. Я переходил дорогу в хреновом состоянии – из-за травки, упал, а ты, уж не знаю, что подумала, и поволокла меня к себе. Разве мог я отказаться? Сначала я хотел быстро уйти от тебя, но оказалось, что ты дочь Томаса Радова – моего любимого художника, и решил задержаться. Солнце, твоя семья меня убила! Я никогда не видела ничего подобного. Я, честно, не хотел уходить, но должен был. – Глаза Кея сделались радостными: в них появился небесный голубой оттенок. – Я никогда не видел подобной странной, но крепкой семьи, и мне было в твоем доме до ужаса уютно. И ты была такая милая, домашняя, как кошка. Прости, но я не влюбился в тебя сразу – я вообще не верю в любовь с первого взгляда, хотя постоянно в интервью говорю разную чушь.

– Прости, но ты мне тоже с первого взгляда не приглянулся, – обиделась я.

– Зачем ты обращаешь внимание: с первого взгляда я стал твоим или нет? Я ведь просто сейчас чувствую к тебе нехилые симпатии, почему ты расстроена?

– Я не расстроена! А что ты там про какую-то травку говорил? – с отвращением вспомнила я, отчего-то чувствуя себя все глупее и глупее.

– А, мы с ребятами – не из группы – покурили немного травы, и меня штормило после этого. Пошел на красный, и меня чуть не сбила тачка, – улыбнулся мне Кейтон, как ребенку. – Забавно вышло.

А я-то думала, он хочет жизнь самоубийством покончить!! Переживала, хотела защитить! Ах ты, козел сероглазый! Да я тебя самого в наркотик превращу! В гашиш! Вернее, в кейшиш!

Да-а-а, чувствую, мы больше не будем изумляться козням этого морального урода.

– Я услышал твой разговор с Демоницей и решил немного поразвлечься. Келла согласился мне помочь, хотя первоначально это должен был сделать Рэн. Просто Рэн оказался ростом ниже ее, и отказался. А Келла – достаточно высокий. Я и не знал, что мой друг влюбится в нее. Кстати, твоя подруга – та еще штучка. Что она сделал с Келлой?

– Это он что с ней сделал! – возмутилась я. – Он бедную Ниночку использовал.

– Это она его. Я реально удивился, детка, когда услышал про наследство. Твоя подружка не промах, однако.

– Твоя тоже, – зло сказала я.

– Моя? Какая? Келла, что ли?

– Нет, Алиночка. Ты зачем ее увез, а? Из пиццерии? – строго поинтересовалась я. – И потом пропал куда-то? С ней развлекался, да?

Кейтон засмеялся и долго объяснял мне, что он отвез Алину домой и приехал в студию, а я ему не верила. Однако поняла, что с ним был Филипп, и тот в случае чего сможет подтвердить слова блондина.

Что-то наш разговор заканчивается тем, что я перестаю злиться на него. Но обида в душе все же остается. Злая, холодная.

И за бабочек обидно, за бабочек!!

– Слушай, – вдруг вспомнилось мне. – Однажды я переписывалась с Антоном, а ты стоял около меня, там, в студии… Как так?

– А-а-а, – протянул он, улыбнувшись, – я попросил Рэна помочь. Подумал, вдруг, ты что-то подозреваешь. Он писал тебе вместо Антона, я стоял рядом. Черт! Это так сложно было, по-скотски вести себя рядом с тобой!

– Но у тебя это хорошо получалось, – произнесла я задумчиво. – Очень хорошо.

– Прости.

– А в тот день Антон… то есть ты приглашал меня на свидание. Надеюсь, еще помнишь? Но ведь ты знал, что у тебя будет до ночи выступление, и мы не сможем встретиться.

– Я хотел позвать тебя, а потом отменить встречу. Заранее знал, что отменю. Я хотел усыпить твою бдительность, маленькая.

– Баран.

– Да.

– И… почему волосы у Кея и Антона были разного цвета? Ты что, в парике щеголял, что ли?

Парень задумчиво посмотрел на меня.

– Нет, малыш, совсем нет. Наша визажист как-то для выступления дала мне одну забавную штуку для волос – мажешь ею волосы, и кажется, что они меняют оттенок и сильно приглаживаются. Эта штука мне пригодилась, – он неожиданно улыбнулся, словно вспоминая что-то. И гримом я умею слегка пользоваться.

Кей еще долго рассказывал мне что-то, объяснял, заглядывал в глаза, пробовал развеселить. Я огрызалась и кидала на парня злые взгляды. Все его старания разрушил мобильный телефон – зазвонил в самое неподходящее время.

– Катя, я сейчас, – достал парень средство мобильной связи из кармана джинсов, – это отец! Не уходи.

Куда я могу уйти? Тем более если ты отошел лишь на пару шагов и отвернулся, односложно кому-то отвечая.

Ну вот, и произошло наше объяснение. И теперь я не знаю, как себя вести. Традиционно чувствую себя тупицей, не знающей, проведут ли ее хитрые люди в следующую минуту или нет.

Врет он или говорит правду? Что мне делать? Кто виноват-то?

Дядя Чернышевский, помогите ей, а?

Я сняла босоножки и, касалась босой ногой травы, перестала раскачиваться на качелях. Взгляд мой зацепился за белый прямоугольник бумаги. Это Кей выронил? Я, в тайне от блондина, осторожно подняла его и развернула. Обычный лист бумаги, мелко и неровно исписанный, кажется, стихами. Почерк Антона – я узнала его. В бумажке каким-то образом оказалось мужское кольцо – почти точная копия того, что я нашла около места разборок Антона и Алины. И точно такое же, с голубыми камушками, лежало у меня в заднем кармане шорт – я случайно прихватила найденное украшение с собой. Значит, это кольцо тоже принадлежит Кейтону? Зачем ему пара колец? А на бумажке что, написана их эксплуатация?

Я осторожно кинула взгляд на беседующего парня, а затем стала читать, и руки мои дрожали от волнения:

Переговорив с отцом, Кей обернулся к девушке, но она, отвернувшись от него, разглядывала какую-то бумажку. Парень улыбнулся ей. Нашел. Он нашел ее. И теперь не отпустит, даже если она прикажет ему это сделать.

Улучив момент, он наконец отправил длинное сообщение одногруппникам с текстом новой песни. Парни сейчас находились кто где, но к вечеру должны были собраться, чтобы записать специально для Катрины Томасовны песню, написанную Антоном.

Алина, скучавшая дома, услышала вибрацию забытого братом телефона – он приходил сегодня к ней и к родителям, и, кажется, даже не поссорился с отцом, что было для их семьи дико. Брюнетка схватила телефон. Она совершенно не стеснялась без разрешения брать вещи старшего брата. Оказалось, смс пришло от ее Антона – по нему девушка нестерпимо скучала, и это сообщение порадовало ее, разбитую и уставшую. Хоть какая-то весть от Кея. Алина все еще самоуверенно считала, что у них все же наладятся отношения. Она добьется этого.

Эти строчки особенно ее зацепили. Брюнетка сразу же поняла, кому они посвящены. Это привело девушку в гневный ужас. Она, с силой бросив огромную вазу – любимицу мамы, закричала на весь дом:

– Я все равно его заберу! Все равно он мой!

Рэн и Келла, дожидающиеся от Кея текста новой песни, которую он хотел посвятить своей девушке, торчали в студии. Келла, прикинувшись веселым рубахой-парнем, развлекал весь технический персонал рассказами о своих любовных похождениях, Рэн ржал, как безумная лошадь, и тоже время от времени вставлял свое веское слово. Сообщения на телефоны они получили одновременно.

– Метафоры пошли. Ты – коньяк, я – шампанское, – сразу же заявил Келла, читая сладко-карамельный, по его мнению, текст.

– Почему это?

– Потому. Потому что я так сказал, – выдал веский документ синеволосый.

– Да иди ты, Шампань, – пихнул его в бок локтем друг, – ну наш Кей дает, я скоро буду по его заказам любовные серенады сочинять! Черт! Он совсем свихнулся.

– Он такой, он заставит, – с уважением ответил Келла.

– Ты бы тоже чего своей королеве написал, Ромео? – с ехидцей предложил Рэн, беря в руки гитару.

– Не говори мне о ней! – рявкнул Келла. Его настроение мгновенно испортилось.

– Вот же бешеный. А откуда ты знаешь, что такое метафора? – не отставал гитарист.

– Да вот в школе учился, там объяснили.

– Ты типа умный, да? – пихнул его локтем Рэн. – Слушай, а поехали в клуб один сегодня, а? Там такие девочки есть…

– Не хочу никуда, – отозвался Келла злобно. – Хочу напиться.

– Составить компанию?

– Неплохо было бы.

– Поздравляю, – усмехнулся Арин, читая сообщения от Кея в телефоне Филиппа. Сам хозяин мобильника не мог отвлечься от гитары – они репетировали новую песню в домашней мини-студии братьев.

– С чем? – продолжал наигрывать недавно сочиненный рифф гитарист. Этот рифф впоследствии стал основой для новой песни «На краю», а музыкальный продюсер настоял на том, чтобы сделать ее синглом.

– Ты теперь эль. А я – вино.

– Боже, и ты, друг мой, сошел с ума? – не переставая перебирать пальцами по струнам, спросил второй парень.

– Нет, я серьезно, Кей написал текст песни, – отвечал Арин, убрав за ухо длинную прядь темных тяжелых волос. Сегодня он впервые за пару месяцев отказался от доминирующего черного цвета в своем гардеробе, и сейчас на нем красовалась темно-серая безрукавка с белым рисунком.

– Что, так и написал? – не поверил его друг.

– Почти. Я сам догадался. Продолжай играть.

– Кстати, как продолжаются поиски твоей Ольги?

– Хорошо. – И Арин улыбнулся.

Я не успела дочитать до конца, как Антон, стоя у меня за спиной – мы слегка касались друг друга, – медленно провел пальцами по моей руке, едва касаясь кожи, и сказал:

– Читаешь?

От неожиданности я, вздрогнув, выронила бумажку со стихотворением. А он медленно, почти шепотом произнес:

«Ну и дурак. Не прощу», – хотелось сказать ему в ответ, но я всего лишь отошла от него на пару шагов и вновь села на качели.

Он опустился на землю, не сводя с меня глаз, устроился напротив, прямо на земле, бледный, с воспаленным взглядом, обняв колено и сцепив на нем руки в замок. Почти не моргая, глядел мне в глаза. Кажется, пару раз он хотел коснуться моей ладони, но не решился этого сделать, а я специально не убирала руку. В стальные глаза Кея я старалась не смотреть, и больше мой взгляд был устремлен в небо – хорошо, что сегодня на нем было много кружевных облаков, белоснежных, похожих на мороженое.

Что он хочет?

Помириться он с тобой желает, не понимаешь, что ли?! Не вздумай! А ты помнишь, как он целуется? Так вот, если вспомнила – беги, а то попадешься в его сети!!!

– Антон, – позвала я его. Мне надоело молчание.

– Прости за то, что я правда влюблен в тебя, – шепотом произнес он, словно повысить голос не мог – не хватало сил. – Я написал это тебе – то, что ты сейчас читала. Я хочу доказать, что люблю, но не знаю, как мне это сделать.

– Никак, – ответила я и, чтобы перевести разговор на другую тему, я вытащила найденное мною кольцо.

– Я нашла его возле пиццерии, – тихо произнесла я и протянула ему. – Это твое.

Молодой человек повернул ко мне голову и, протянув руку, взял кольцо двумя пальцами.

– Как ты его нашла? – хрипло спросил он.

– Ну, – смущенно призналась я, – я была там, в пиццерии, когда ты меня ждал. И подобрала его перед тем, как ты и Алиночка уехали.

– Вот как? Оно все равно попало к тебе. Знаешь, мы с тобой будто связны чем-то. – Он поднес украшение к губам и легонько коснулся ими кольца.

– В смысле? – не поняла я.

– Я покупал его тебе, а второе – то, что было в бумаге со стихом, – себе.

– Зачем? – задала я тупой вопрос.

– Они обручальные, – улыбнулся он через силу. – Я хотел, чтобы ты стала моей невестой.

– Чего? – обалдела я. – Невестой? Да я тебя не простила и не знаю, когда смогу тебя простить! Какая невеста? Ты, жених недодел… – окончить фразу я не смогла. Антон, быстро приподнявшись на коленях, неожиданно для меня, сидящей на качели, потянул меня к себе. Обняв, прикоснулся губами к моим губам, заставив замолчать.

В пустыне пошел снег.

Он не делал ничего, так и застыл, не шевелясь, заставляя меня слышать то ли его, то ли мое сердцебиение. Я чувствовала его теплые, неподвижные губы и боялась дышать. Он тоже боялся дышать.

Мне нравятся его волосы.

Ты же советовала мне бежать?

Они все равно нравятся мне.

Я, не выдержав, осторожно запустила пальцы в его серебряно-платиновые волосы и слегка сжала их. Кей словно проснулся, прошептав: «Можно?» – и, дождавшись моего слабого кивка, поцеловал меня уже по-настоящему.

Мама! Бабочки прилетели! Кто вызвал некроманта??

Никто.

Они просто ожили.

– Прости, – вновь прошептал парень, на мгновение отстранившись.

Оказалось, бабочки не умерли, а просто спряталась где-то! И теперь они, большие, яркие и очень красивые, вдруг выпорхнули откуда-то и, безмолвно веселясь, стали летать над нашими головами, задевая крылышками волосы. Нет, честно слово, это был не ветер, а именно бабочки!

Кей прижал меня к себе одной рукой, а второй гладил по волосам и по лицу, и я чувствовала себя счастливым большим мотыльком, дорвавшимся до света, но сумевшим найти себе особенный огнеупорный костюм, не дающий свету сжечь меня.

Ну кто придумал эту любовь, чувства, бабочек, Антона, в конце концов? Почему я с ним таю, как шоколадка, зажатая в горячих пальцах?

Кто-кто! Конь в манто! И баба с пистолетом… Хватит с ним цело… ладно, ладно, только не кричи, я тоже, пожалуй, немного того… понаслаждаюсь. Но все равно это неправильно! И не надо его обнимать! И не трогай его волосы, дура! Какая мне разница, что тебе давно хотелось? Ну, поганец, почему ты так здорово это делаешь – целуешься?

Наверное, наш поцелуй длился долго, очень долго, потому что солнце поднялось совсем высоко, у меня даже успели немного устать губы, и его дыхание было ненормально горячим, а объятия – более откровенными. И вообще – у Антона, как у девицы, ресницы дрожали, кода он целовал меня. Это вообще нормально?

Но все же я сумела отстраниться от парня первой. И я до сих пор этим горжусь. И бабочки тоже! Это они меня, кстати, наверное, за уши оттаскивали от Кейтона.

Нашла чем гордиться.

– Катя, – к моему ужасу, Антон опустился передо мной на колени и взял в свои руки мои ладони, поцеловал их и произнес нервно, но упрямо, – я люблю тебя и хочу, чтобы у нас были настоящие отношения. Малышка, я хочу, чтобы ты надела это кольцо и улетела со мной.

– Чего? Куда? – Я все еще не могла прийти в себя после поцелуя. Что я натворила? А моя гордость?

В одном зловещем темном месте…

– Ты же знаешь, что «На краю» улетают. В Москве нас ждет последний концерт. Потом запись нового альбома в Германии. Потом – гастроли. Солнце – да, признаю, это звучит сладко, но ты не разрешаешь называть тебя малышкой – короче, поехали со мной? Я никогда не брошу тебя, и денег у меня хватит на все твои капризы. Просто будь со мной всегда. Я буду петь для тебя одной. – Его голос понизился до заманчивого шепота.

Я ошарашенно смотрела в серые глаза парня. Он шутит? Я? Уехать? Из родного города? Бросив родных? Не окончив даже университета? Да ни за что в жизни!

К тому же… Вдруг он все же оставит меня? Слова – это одно, а действия – совершенно другое. Бросит – я не переживу этого, честно, не переживу. Алину же он оставил – значит… и меня сможет. Или нет?

Нет! Он тебя… меня любит!

– Катя, подумай хорошо, – сухо и как будто бы равнодушно произнес музыкант. Кажется, ему стало страшно. Вдруг я откажу.

Не откажешь.