Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера Кард Орсон Скотт

– Сопоставления – это по твоей части. Моя прерогатива – комплексный поиск в организованных структурах данных.

– А мальчик – как его имя?

– Майро. Он вызвал говорящего четыре года назад. По поводу смерти сына Пайпо, Лайбо.

– Лайбо было не больше сорока…

– Ему помогли умереть пораньше. Он был зенолог, зенадор – так это звучит по-португальски.

– Свиноподобные…

– Точно так же, как и его отца. Органы расположены в том же порядке.

За время твоего вояжа трое свиноподобных были убиты тем же способом. Но внутри свиных тел они сажают деревья – таких почестей они не даруют людям.

Оба зенолога были убиты свиноподобными.

– Что решил Совет Звездных Путей?

– Все очень хитро. Они в нерешительности. Ни один из последователей Лайбо не получил статуса и полномочий зенолога. Одна из них дочка Лайбо, Аунда. А другой – Майро.

– Они сохранили контакты со свиноподобными?

– Официально, нет. Было много споров по этому вопросу. После смерти Лайбо, Совет сократил контакты до одного раза в месяц. Но дочь Лайбо категорически отказалась подчиниться этому распоряжению.

– Они не отстранили ее?

– Большинство, высказавшееся за отстранение ее от контактов, было лишь на бумаге. В реальности не было большинства, осуждающего ее. В то же время, они беспокоились, потому что Майро и Аунда еще очень молоды. Два года назад с Калькутты стартовала группа ученых. Они должны взять на себя руководство делами свиноподобных. Но они прибудут через тридцать три года.

– На этот раз у них есть какие-нибудь предположения, почему свиноподобные убили зенолога?

– Нет, поэтому ты и нужен, ведь правда?

Он нашел бы ответ, если бы не королева пчел. Он ощутил нежный толчок в своем мозгу. Эндер почувствовал ее, словно легкий ветерок среди листвы.

Нежное шелестящее движение и ослепительный свет. Да, он был здесь чтобы Говорить от имени Мертвых. Но он был здесь еще и затем, чтобы возродить мертвых.

«Это хорошее место».

Кто-то всегда опережает меня на несколько шагов.

«Здесь господствует разум. Здесь существует мозг, разумнее любого человеческого».

Свиноподобные? Они думают так же?

«Он знает свиноподобных. Короткое время он опасался нас».

Королева пчел растворилась. Эндер понял, что на Луситании его ждут проблемы, к которым он не был готов.

Епископ Перегрино произносил проповедь сам себе. Это было дурным предзнаменованием. Кроме возбужденности, его речь была настолько витиевата и иносказательна, что Эла не поняла и половины из сказанного им. Квим притворялся, что все понимал, так как полагал, что епископ поступает всегда правильно. Маленький Грего даже не пытался казаться заинтересованным. Даже когда сестра Эсквисименто показалась в боковом приделе храма, с острыми, как бритва, ногтями и железной хваткой, он бесстрашно решал, какую бы пакость придумать сегодня.

Сегодня он внимательно разглядывал заклепки, расположенные на спинке впереди стоящей пластиковой скамьи. Эла поражалась его силе и крепости шестилетний ребенок при помощи отвертки вытаскивал заклепку. Эла не была уверена, смогла бы она такое проделать или нет.

Конечно, если бы отец был здесь, его длинная рука нежно, о, очень нежно, взяла бы отвертку из рук Грего! Он прошептал бы: «Где ты ее нашел?»

А Грего смотрел бы на него огромными невинными глазами. Позже, когда семья возвращалась после мессы, отец бы шумел на Майро за то, что тот везде разбрасывает инструменты, обзывая его разными словами и обвиняя во всех семейных неурядицах. Майро бы терпеливо сносил его ругань. Потом Эла занималась бы приготовлением еды. Ничем не занятый Квим сидел бы в уголке, перебирая четки и шепча свои бессмысленные маленькие молитвы. Олхейдо, как всегда, был самым удачливым из-за своих электронных глаз. Он просто отключал видение или просматривал интересные сценки из прошлого, не обращая внимания на происходящее. Вот Квора встала и скрылась за углом, где сидел Грего. Маленький Грего с торжеством триумфатора размахивал кальсонами отца, его глаза метали молнии, как будто он проклинал все на свете.

Эла содрогнулась от само собой возникшего видения. Было бы терпимо, если бы все кончилось этим. Но Майро скоро уйдет, а они будут ужинать, а потом…

Паукообразные пальцы сестры Эсквисименто подпрыгнули в воздухе и вцепились в руку Грего. Тотчас Грего выронил отвертку. Конечно, предполагалось, что она с грохотом упадет на пол, но сестра Эсквисименто не была глупой. Мгновенно наклонившись, она схватила отвертку второй рукой. Грего ухмыльнулся. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от его колена. Эла догадалась об очередном подвохе, хотела предостеречь брата, но слишком поздно – он направил колено прямо в рот сестры Эсквисименто.

Вздрогнув от боли, она выпустила руку Грего. В ту же секунду он выхватил отвертку. Прикрыв рукой кровоточащие губы, она скрылась в приделе. Грего продолжил свои разрушительные игры.

Отец умер, напомнила себе Эла. Слова музыкой разливались в ее мозгу.

Отец умер, но он все еще здесь, потому что оставил своим монстрам маленькое наследство. Зерна отравы, зароненные им в нас, все еще зреют и, возможно, погубят нас всех. Когда он умер, его печень была около двух сантиметров, а селезенку вообще не могли найти. Нелепые жирные органы выросли на их месте. Его заболевание не имело названия. Его тело взбесилось, забыло схемы, по которым строится человеческий организм.

Сейчас болезнь живет в его детях. Не в телах, в душах. Мы живем там, где должны жить нормальные дети. Мы даже приспособились к этому. Но все мы всего лишь имитация детей, скрывающая за детской оболочкой безобразный, зловонный, раковый нарост, порожденный душой отца.

Может быть все было по-другому, если бы мама постаралась что-либо сделать, изменить к лучшему. Но ее ничто не заботит, кроме микроскопов, генетических изменений или чего другого, над чем она сейчас работает.

«…так был послан вызов Говорящему от имени Мертвых. Но существует только один человек, способный сказать от имени мертвых. Это Саградо Кристо…»

Слова аббата Перегрино привлекли ее внимание. Что он сказал о Говорящем от имени Мертвых? Он возможно не знал, что она тоже послала вызов…

«…законы требуют, чтобы мы относились к нему с учтивостью, но не с верой! В размышлениях и гипотезах неодушевленного человека не может быть правды. Она единственно в учениях и традициях Материнской Церкви. Поэтому, когда он будет ходить среди вас, дарите ему свои улыбки, но прячьте свои сердца!»

Почему он предупреждает нас? Ближайшая от нас планета – это Трондейм, всего двадцать два световых года. Но вряд ли там есть говорящий. Пройдут десятилетия, прежде чем он появится. Она повернулась к Квиму – он всегда терпеливо слушал каждое слово проповеди – и прошептала:

– Что он говорил о Говорящем?

– Если бы ты слушала, то ты бы знала!

– Если ты мне не скажешь, сломаю твои перегородки.

Квим самодовольно улыбнулся, стараясь показать, что не боится ее угроз. Но в глубине души он боялся ее, поэтому сказал:

– Какой-то неверующий бедняга, по-видимому, вызвал Говорящего, когда умер первый зенолог, и он прибыл сегодня днем – он уже в шаттле, и мэр самолично отправилась его встречать, когда он приземлится.

Она не была готова к этому. Компьютер не сообщил ей, что Говорящий уже в пути. Она ожидала, что пройдут годы, прежде чем будет сказана правда о чудовище, называемом отцом, который проклял семью, заронив во всех зерна смерти. Эта правда словно солнечный луч озарит и осветит прошлое. Но прошло слишком много времени со дня его смерти, чтобы говорить правду сейчас. Его щупальца до сих пор выползают из могилы и сосут кровь наших сердец.

Проповедь окончилась. Массы направились к выходу. Она крепко сжимала руку Грего, препятствуя ему мимоходом вырвать книгу или сумку у пробивающихся сквозь толпу людей. Наконец-то и Квим оказался полезен – он тащил Квору, которая всегда впадала в столбняк при виде толпы незнакомых людей. Огонек жизни появился в глазах Олхейдо, он вернулся из грез на землю, наводящий ужас металлический блеск вырывался из его глаз. Эла преклонила колени перед статуей Ос Венерадос, ее давно умерших полусвятых предков. Гордитесь ли вы такими «любящими потомками»?

Грего расплылся в довольной улыбке: его рука сжимала детский ботинок.

Эла молча восхвалила бога и облегченно вздохнула, на этот раз все обошлось малой кровью, без стычек и брани. Она вытащила ботинок из рук Грего и положила на маленький алтарь, где всегда горели свечи в вечную память жертвам десколады. Кто бы ни был хозяин ботинка, он найдет его здесь.

Мэр Боскуинха пребывала в приподнятом настроении. Ее машина бесшумно летела по зеленой равнине, отделяющей шаттлодром от поселения. Она указала на стада полудомашних кабр, естественных видов, дающих волокна для одежды людей, но чье мясо абсолютно неприемлемо вследствие повышенной нитритности.

– Свиноподобные едят их? – спросил Эндер.

Мэр удивленно вскинула брови.

– Мы мало знаем о свиноподобных.

– Сообщилось, что они живут в лесах. Они выходят хоть изредка на равнины?

Она вздрогнула.

– Это решать фрамлингам.

Эндер изумленно посмотрел на нее, услышав последнее слово. Конечно, последняя книга Демосфена была опубликована двадцать два года назад и распространена по Ста Мирам через ансибл. Утланы, фрамлинги, ваэлзы, ремены – эти термины уже прочно вошли в старк, и возможно не казались ей непривычными.

Полное отсутствие интереса к свиноподобным озадачило его. Люди Луситании не могут быть равнодушными к свиноподобным – они были причиной их заточения за высоким бесстрастным забором, который не выпускал никого, кроме зенадоров. Нет, она не была равнодушна к проблеме, она просто избегала ее. Может быть кровавые свиньи были главной болевой точкой, а может она не доверяла Говорящему от имени Мертвых, он не мог дать точный ответ.

Въехав на вершину холма, она остановила машину. Его склоны отлого соскальзывали к подножию. Широкая река плавно петляла внизу, теряясь среди зеленых холмов. Вдали виднелись лесные чащи. На противоположном берегу реки кирпичные, оштукатуренные домики с черепичными крышами образовывали некое подобие города. На противоположном берегу раскинулись фермы, узкие длинные грядки ленточками тянулись вверх, к месту, где стояли Боскуинха и Эндер.

– Милагр, – сказала Боскуинха. – На самой вершине имеется собор.

Аббат Перегрино призвал людей быть с вами вежливыми и любезными.

По ее тону Эндер понял, что он еще предостерег их, объявив его опасным агентом агностицизма.

– Пока Бог не покарает меня смертью? – спросил он.

Боскуинха улыбнулась.

– Бог дает нам образцы христианского терпения и смирения, и мы надеемся, что кто-нибудь последует им.

– Они знают, кто позвал меня?

– Кто бы ни обратился к вам – он поступил благоразумно.

– Вы – правительница и мэр, вы должны иметь приоритетный доступ к информации.

– Я знаю, что настоящий вызов был отменен, но слишком поздно. Но за последние годы еще двое обратились за помощью Говорящего. Но вы должны понять, что большинство людей вполне довольны общепризнанной доктриной и утешениями священников.

– Они вздохнут с облегчением, если узнают, что я не касаюсь доктрин и утешений.

– Ваше любезное предложение воспользоваться грузом страйки сделает вас популярным. И скоро вы увидите массу самодовольных женщин, выряженных в кожу. Это будет примерно через месяц, дело идет к осени.

– Мне посчастливилось приобрести страйку вместе с кораблем. Мне она просто не нужна, я не рассчитывал на какую-то особую благодарность. – Он посмотрел на густую пышную траву, плотным ковром закрывавшую землю. – Эта трава – естественная?

– И бесполезная. Мы даже не можем использовать ее для крыш. Она превращается в труху после дождя. Там, внизу, в полях, растут обычные наши культуры, наш повседневный урожай, это специальные породы амаранта, выведенные зенобиологами специально для нас. Рис и пшеница плохо растут здесь, на них сильно влияют природные условия. Но амарант распространяется очень быстро, мы окружаем поля гербицидами, чтобы не допустить его распространения.

– Почему?

– Этот мир – это своеобразный карантин, Говорящий. Амарант настолько хорошо прижился в этих условиях, что скоро может задушить естественные травы. Наша главная идея – сохранить неприкосновенность Луситании, ослабить, насколько возможно, наше вторжение.

– Это может сказаться на людях.

– В нашем заточении, Говорящий, мы свободны, наша жизнь – полная чаша. А вне его, за оградой – никто не хочет выходить туда.

В ее голосе чувствовалась тревога. Эндер понял, насколько глубоко страх проник в души луситанцев.

– Говорящий, я знаю, вы думаете, мы боимся свиноподобных. Возможно, кто-то боится. Но у большинства нет страха. Это не страх. Это – ненависть.

Отвращение.

– Но вы никогда не видели их.

– Вы слышали о двух убитых зенадорах – я подозреваю, что вы действительно прибыли Говорить от имени Пайпо. Но оба они, Пайпо и Лайбо, любимы нами. Особенно Лайбо. Он был добрым и великодушным, его потеря невосполнима, наше горе искренне. Трудно вообразить, что свиноподобные могли убить его. Дон Кристиан, аббат Филхос да Мента де Кристо – он сказал, что у них совсем нет моральных устоев. По его мнению, они просто звери. Или грешники, не вкусившие плода с запретного дерева. – Она горько улыбнулась. – Но это теология, и мало что значит для вас.

Он не ответил. Обычно религиозные люди предполагают, что их святые истории звучат абсурдно для неверующих. Но Эндер не относил себя к неверующим, он обладал тонким пониманием смысла многих святых сказок. Но он не стал объяснять Боскуинхе. Иначе она изменит свои предположения по его поводу раньше времени. Он настораживал ее, но он верил, что ее подозрения преодолимы. Чтобы быть хорошим мэром, нужен талант видеть людей насквозь, какие они есть, а не какими хотят казаться.

Он вернулся к теме разговора.

– Филхос да Мента де Кристо – я не очень силен в португальском, это означает «Сыны Разума Христа»?

– Это новый орден, он сформировался только четыреста лет назад по особому распоряжению Папы.

– О, я помню «Детей, разделяющих Учение Христа». Я говорил от имени смерти Сан Анджело из Монтесумы, в городе Кордоба.

Ее глаза широко раскрылись.

– Тогда это правда.

– Я слышал много версий этой истории, мэр Боскуинха. Одна легенда гласит, что дьявол завладел Сан Анджело на смертном одре, поэтому он кричал и требовал проведения языческого обряда Хабладора де лос Миетрос.

Боскуинха рассмеялась.

– Что-то наподобие сказок, рассказываемых шепотом детям. Дон Кристиан безусловно назвал бы эту историю бессмыслицей.

– Так случилось, что Сан Анджело, незадолго до своего посвящения, обратился ко мне говорить от имени женщины, которую он знал. Он пришел ко мне и сказал: «Эндрю, обо мне рассказывают чудовищную ложь. Они говорят, что я творю чудеса и должен стать святым. Ты должен помочь мне. Ты должен сказать правду о моей смерти».

– Но все чудеса были заверены, и он был канонизирован. Правда, спустя девяносто лет после смерти.

– Да, в этом есть частично и моя вина. Когда я говорил от имени его смерти, я прочувствовал на себе несколько подобных чудес.

На сей раз Боскуинха громко расхохоталась.

– Говорящий от имени Мертвых верит в чудеса?

– Внимательно посмотрите на соборные сооружения. Сколько зданий предназначено для священников, и сколько строений отдано школам?

Боскуинха сразу поняла его намек и внимательно посмотрела на него.

– Филхос да Мента де Кристо в ведомстве епископа.

– Полагаю, что они сохраняют и передают все знания, независимо от того, одобряет их епископ или нет.

– Сан Анджело мог дать вам разрешение на вмешательство в церковные дела. Но я уверена, что епископ Перегрино пресечет любое вмешательство.

– Я прибыл Говорить только от имени Смерти, и буду соблюдать законы.

Я полагаю, что от меня будет меньше вреда, чем вы ожидаете, а, возможно, это будет лишь на пользу.

– Если вы прибыли Говорить от имени Пайпо, то от вас будет только вред. Оставьте свиноподобных за оградой. Если бы это было в моей власти, я никогда бы не выпустила из города.

– Я надеюсь, у вас найдется комната, которую я мог бы арендовать?

– Новшества не затронули наш город. У нас каждый имеет свой дом, а больше здесь некуда идти – никто не содержит гостиниц. Все, что мы можем вам предложить – это маленький пластиковый домик первых поселенцев. Он маленький, но в нем есть все необходимое.

– Мне требуется минимум необходимого и минимум пространства, так что я думаю, мне все понравится. Мне бы хотелось встретиться с доном Кристианом, правда всегда имеет друзей.

Боскуинха вздохнула и тронула машину с места. Как и предполагал Эндер, от ее предвзятости и настороженности не осталось и следа. К слову, он хорошо знал Сан Анджело и восхищался Филхосом. Это было совсем не то, о чем епископ Перегрино предупреждал их.

В комнате было мало мебели, и захвати Эндер слишком много вещей, ему пришлось бы изрядно поломать голову, прежде чем все разместить. Но, как всегда, ему хватило минуты, чтобы собрать все свои вещи и покинуть звездолет. Только запакованный кокон с королевой пчел находился в его сумке.

– Может быть, здесь есть место для них, – бормотал он. Кокон казался остывшим, почти холодным, как тогда в башне, хотя он тщательно закутал его.

«Здесь есть место».

Ее уверенность успокаивала. Ее страсть к возрождению перестала быть нетерпеливой, требовательной. Она приобрела оттенок абсолютной уверенности.

– Хотелось бы верить в это, – сказал он. – Здесь должно быть место, но все будет зависеть от того, смирятся ли свиноподобные с вашим существованием.

«Вопрос в другом: смирятся ли свиноподобные с вами – людьми – без нас».

Потребуется время. Дай хотя бы несколько месяцев.

«Расходуй столько времени, сколько нужно, мы теперь не торопимся».

Кто есть тот, которого тебе удалось обнаружить? Я помню, ты мне говорила, что не можешь ни с кем больше установить контакт, кроме меня.

«Часть нашего мозга, содержащая наши мысли, то, что вы называете филотическим импульсом, движущей силой ансибла. В людях они застывают и не двигаются, их очень трудно обнаружить. Но этот – единственный, единственный, которого мы обнаружили здесь, один из многих, обнаруженных нами, его филотические импульсы сильнее, разумнее, они легко воспринимаются. Он хорошо слышит нас, видит нашу память, а мы видим его, мы легко его обнаружили. Так что прости нас, дорогой друг, прости нас. Мы оставляем тебя, освобождаем твой мозг от разговоров с нами, и возвращаемся к нему. Теперь мы будем разговаривать с ним, потому что с ним нам не нужно тщательно искать слова и образы, необходимые твоему аналитическому мышлению. Мы воспринимаем его как солнечный свет, как солнечное тепло на лице; он входит в наше нутро как холод глубинных вод, его движения нежны, как легкое дуновение ветерка, забытое нами за три тысячи лет. Прости нас, теперь мы будем с ним, пока ты не разбудишь нас, не вызволишь нас из темницы. Ты сделаешь это, в свой час и только тебе известным способом. Ты поймешь, что это и есть то самое место, где должен быть наш дом…»

Он потерял нить ее мыслей, она выскользнула, подобно воспоминаниям о прошлом, всплывающим на поверхность сознания и тут же расходящимся, как круги на воде. Эндер не был уверен, что королеве пчел удалось что-то обнаружить, но что бы это ни было, он будет исходить из реальности: из ограничений Закона Звездных Путей и католической церкви, существования двух молодых зенологов, которые могут не разрешить контакта со свиноподобными, зенобиолога, внезапно изменившего свое решение и отменившего вызов, и еще многого другого. Но тяжелее всего была другая реальность: если королева пчел останется здесь, он тоже будет вынужден здесь остаться. Я буду оторван от человечества на многие годы, лишенный возможности вмешиваться, подглядывать, обижать и обижаться, излечиваться и заболевать. Каким образом стать частью этого места, если придется остаться? Единственные творения, чьей частью я являлся, были армия маленьких мальчиков из Школы Баталий и Валентина, оба они далеко от меня, оба остались в далеком прошлом.

– Что, барахтаешься в одиночестве? – спросила Джейн. – Я почувствовала, как снизилось твое давление, замедлилось дыхание. На одно мгновение ты уснул, умер, погрузился в летаргию.

– Во мне гораздо больше составляющих, – радостно отозвался Эндер. Что я действительно чувствую, так это – предчувствие жалости к себе по поводу никогда не испытываемой боли.

– Очень хорошо. Раньше надо было вставать, тогда и барахтаться можно было бы подольше. – Терминал ожил, изобразив Джейн – свинку в шеренге длинноногих женщин, с воодушевлением марширующих на месте.

– Сделайте короткую разминку, и вы почувствуете себя лучше. Теперь можно распаковаться. Чего ты ждешь?

– Джейн, я даже не знаю, где нахожусь.

– У них нет карты города, – пояснила Джейн, – каждый знает, что где находится. Но они создали карту канализационной системы, разделенной на отдельные участки. Так что я могу сориентироваться, где какие здания расположены.

– Ладно, покажи мне ее.

Модель города, представленная в трех измерениях, появилась на терминале. Хотя Эндер был встречен не слишком радушно, а комната, предоставленная ему, поражала своей скудностью, Луситания проявила максимум любезности, отдав в распоряжение Эндера лучший компьютер. Это был не обычный домашний инсталлятор, а скорее искусно сделанный, сложный симулятор. Он воспроизводил голограммы, в шестнадцать раз превышающие обычные терминальные изображения; во много раз превосходил терминалы по разрешающей способности, степени детализации. Иллюзия была столь реальна, что Эндер невольно почувствовал себя Гулливером, изучающим лилипутов, которые еще не знали его великой разрушающей силы и не боялись его.

Названия отдельных секций канализации висели в воздухе прямо над схемой.

– Ты находишься здесь, – уточнила Джейн. – Это Вилла Велха, старый город. Прямо напротив тебя прасса, там они проводят общественные сборища и собрания.

– У тебя есть карта земли свиней?

Карта деревни стала быстро надвигаться на Эндера. По мере приближения передние детали исчезали, открывая ракурс в даль. Было ощущение полета над местностью. Как колдун, подумал Эндер. Границы города были помечены изгородью.

«Этот барьер – единственная вещь, отделяющая нас от свиноподобных», размышлял Эндер.

– Он вырабатывает электрическое поле, стимулирующее возбуждение болевых нервных окончаний и вызывающее болезненные ощущения, – поясняла Джейн, – так прикосновение к нему вызывает странное ощущение: будто ваши пальцы шлифуют напильником.

– Приятные ощущения, очень любезно с их стороны. Мы что, в концентрационном лагере? Или в зоопарке?

– Все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть, – сказала Джейн. – Человеческая сторона изгороди – это связь с оставшейся вселенной, а сторона свиноподобных – это капкан, поставленный на их собственной земле.

– Разница в том, что они не знают, что они – отверженные.

– Я знаю, – сказала Джейн. – Это очаровательная черта людей. Вы все уверены, что низшие животные исходят на зависть только потому, что им не посчастливилось родиться гомо сапиенс.

За оградой простирался склон холма, на вершине которого начинался густой лес.

– Зенологам не удалось проникнуть в глубину лесных поселений. Свиное сообщество, с которым они вступили в контакт, углубилось в лес менее, чем на километр. Свиноподобные живут в бревенчатом доме, все самцы вместе. Мы ничего не знаем о других поселениях и стоянках, за исключением подтверждения спутниками-разведчиками того, что любой, подобный этому лес имеет свою популяцию охотников-собирателей.

– Они охотники?

– Большинство – собиратели.

– Где умерли Пайпо и Лайбо?

Джейн выделила травянистый участок на склоне холма, ведущий к деревьям. Огромное дерево росло в одиночестве неподалеку. В стороне от него подрастали два молодых деревца.

– Те самые деревья, – произнес он, – что-то я не помню ничего подобного по голограммам Трондейма.

– Это было двадцать два года назад. Большое дерево свиноподобные посеяли в теле бунтовщика, прозванного Рутером, его расчленили перед самым убийством Пайпо. Два других – это уже недавние экзекуции.

– Хотелось бы знать, почему они сажают деревья для свиней и не сажают для людей.

– Деревья для них священны, – сказала Джейн. – Пайпо писал в отчетах, что многие деревья в лесу имеют имена. Лайбо предполагал, что они названы в честь умерших.

– Люди просто не являются частичкой модели древопоклонения. Хорошо, этого, пожалуй, достаточно. Однако, я думаю, что их обряды и мифы ведут начало не из небытия. Существуют определенные причины, порождающие их, возможно, они связаны с собственным отбором в сообществах.

– Эндрю Виггин, антрополог?

– Истинный предмет изучения человечества – это человек.

– Давай изучим кое-кого из людей, Эндер. Семью Новинхи, например.

Между прочим, компьютерная сеть получила официальный запрет на ознакомление тебя с информацией о том, кто где живет.

Эндер сморщился.

– Так значит Боскуинха была не столь дружески расположена, как казалось.

– Если ты спрашиваешь, где живут те или иные люди, они сразу узнают, куда ты собираешься идти. И если они не хотят, чтобы ты ходил туда, то никто не будет знать, где они живут.

– Но ты ведь можешь обойти это ограничение, не так ли?

– Уже сделала.

Свет вспыхнул около линии изгороди, позади холма обсерватории. Место было настолько уединенным, насколько мог позволить Милагр. Несколько домов были выстроены с видом на ограду. Эндер недоумевал, почему Новинха поселилась именно здесь, чтобы быть ближе к забору, или – дальше от соседей. Возможно, это был выбор Макрама.

Ближайшей секцией была Вилла Атрас, затем шел участок, названный Эс Фабрикас, он простирался вплоть до реки. Как следовало из названия, он состоял из множества маленьких фабрик, вырабатывающих металл и пластмассу, производящих пищу и ткани, разные волокна, используемые Милагром. Славная, компактная, самостоятельная экономика. А Новинха предпочла жить невидимо за спиной всех и всего, в стороне от посторонних глаз. Эндер был абсолютно уверен, именно Новинха выбрала это место. Было ли это моделью ее жизни?

Она никогда не принадлежала Милагру. Не случайно все три вызова Говорящих исходили от нее и ее детей. Сам акт обращения к Говорящему был вызовом, предупреждением, что они не принадлежат к сообществу благочестивых католиков Луситании.

– Все же, – сказал Эндер, – придется попросить кого-нибудь проводить меня. Я не могу допустить, чтобы они узнали, что мне доступна любая информация, даже тщательно защищенная.

Карта исчезла, на ее месте появилось лицо Джейн. Она не обратила внимания на увеличение размеров терминального изображения и не адаптировалась. Поэтому ее голова во много раз превышала человеческие размеры. Зрелище впечатляло.

– В действительности, Эндрю, это из-за меня они не могут скрыть информацию.

Эндер вздохнул.

– У тебя есть на то законные права, Джейн.

– Я знаю. – Она подмигнула. – А ты не должен знать.

– Ты хочешь сказать, что не доверяешь мне?

– От тебя разит беспристрастием и обостренным чувством справедливости. Но я достаточно очеловечилась и требую привилегированного обхождения, Эндрю!

– По крайней мере, обещай мне одну вещь.

– Все, что угодно, мой мельчайший друг.

– Когда ты решишь скрыть что-либо от меня, предупреди меня, пожалуйста, что ты не собираешься посвящать меня в свои тайны.

– Слишком темный путь для меня, маленькой старушки. – Она превратилась в карикатуру сверхженственной женщины.

– Здесь нет ничего темного для тебя, Джейн. Будем благосклонны друг к другу. Не заставляй меня падать на колени.

– Мне чем-нибудь заняться, пока ты будешь в семье Рибейры?

– Да, выясни все факты, в которых Рибейры значительно отличаются от других людей Луситании. А также все конфликты и разногласия между ними и остальными.

– Ты приказываешь, я повинуюсь.

– Почему ты стараешься вывести меня из себя?

– Не старалась и не стараюсь.

– Мне так не хватает друзей в этом городе.

– Ты можешь положиться на меня. Я буду предана тебе до конца твоей жизни.

– Я беспокоюсь не о своей жизни.

Площадь была заполнена детьми, играющими в футбол. Большинство из них проделывало разные приемы, показывая, как долго они могут поддерживать мяч в воздухе только при помощи ног и головы. Двое из них вели отчаянный поединок. Мальчишка со всей силой пнул мяч в девочку, стоящую в трех метрах от него. Она неподвижно приняла удар. Затем схватила мяч и пнула его в мальчишку. Теперь замер он, стараясь не двинуться с места. Каждый раз соперники терпеливо сносили удар, а затем пинали мяч в противника.

Эндер попытался спросить некоторых мальчиков, знают ли они, где дом Рибейры. Их ответы были однообразны – все просто пожимали плечами. Когда он настаивал, детишки старались делать что-нибудь или отходили в сторону.

Вскоре площадь опустела. Эндер недоумевал, что мог наговорить о нем епископ.

Негласный поединок продолжал разгораться. Площадь поредела, и Эндер увидел другого ребенка, вовлеченного в него, мальчика лет двенадцати. На первый взгляд в нем не было ничего экстраординарного, но дойдя до середины площади, он заметил, что у мальчика странные глаза. Через мгновение он понял. У ребенка были искусственные глаза. Они светились металлическим блеском. Эндер знал принцип их работы. Только один глаз использовался для зрения, он имел четыре независимых визуальных оси, глаз сам разъединял сигналы, обеспечивая достоверное бинокулярное видение, и посылал их в мозг. Другой глаз обеспечивал энергетическую поддержку, компьютерный контроль и внешний интерфейс. При желании он мог запечатлеть в фотопамяти короткие последовательности наблюдаемых событий. Но фотопамять была очень ограничена – менее триллиона бит. Дуэлянты использовали его как судью. При возникновении разногласий, он проигрывал всю сцену в замедленном изображении и рассказывал им, что произошло.

Мяч попал мальчику прямо в промежность. Он сморщился от боли. Но девочку это не впечатлило.

– Он снова сдвинулся. Я видела движение его бедра!

– Нет! Ты ударила меня, я не увертывался вовсе!

– Рибейра! Рибейра! – Они разговаривали на старке, но сейчас девочка переключилась на португальский.

Мальчик с металлическими глазами был беспристрастен. Он поднял руку, призывая их к молчанию.

– Ты сдвинулся.

– Ура! Я знала это!

– Ты лгун, Олхейдо!

Мальчик с металлическими глазами с презрением посмотрел на него.

– Я никогда не лгу. Я сниму тебе дамп с этой сцены, если хочешь. Я думаю, лучше послать его по сети всем, чтобы все видели твои увертки, а потом ври сколько хочешь.

– Ментирозо! Фоде – Боде!

Эндер знал, что обозначают эти эпитеты. Но мальчик воспринял оскорбления с холодным достоинством.

– Дай сюда, – сказала девочка.

Мальчик нервно сдернул кольцо и бросил его в траву к ногам девочки.