Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера Кард Орсон Скотт

– Мы не отреклись от человечества!

– Так же как епископ Перегрино отрекся от них, так же мы давно отказались от людей, – произнес Майро.

– Но тот способ, которым мы отреклись… – начала Аунда.

– Причина, по которой вы отреклись, – продолжил Эндер, – в том, что свиноподобные тоже люди. Вот почему вы – ренегаты.

– Я помню, вы говорили, что мы опекаем их, как животных, – сказала Аунда.

– Когда не признаете их ответственности за себя, когда не задаете прямых вопросов, когда пытаетесь обманывать их, тогда вы обращаетесь с ними, как с животными.

– Другими словами, – сказал Майро, – когда мы стараемся следовать правилам Конгресса.

– Да, – сказала Аунда, – тогда, правда, мы – ренегаты.

– А вы? – спросил Майро. – Почему вы ренегат?

– О, человеческая раса давно сбросила меня со счетов. Поэтому я стал Говорящим от имени Мертвых.

С этими словами они вышли на поляну свиноподобных.

Мать не пришла к обеду так же, как и Майро. Это было на руку Эле.

Если появлялся хотя бы один из них, это подрывало авторитет Элы, она утрачивала контроль над младшими детьми. А теперь ни Майро, ни мать, не претендовали на место Элы. Никто не пытался приказывать Эле и никто не стремился поддерживать порядок. Было намного спокойнее и легче, когда их обоих не было дома.

Не то, чтобы малышня хорошо себя вела, они, как всегда, сопротивлялись ей. Пару раз ей пришлось крикнуть на Грего, чтобы он не пинал и не щипал под столом Квору. Но сегодня Олхейдо и Квим держали себя в руках. Не было обычной перебранки.

До тех пор, пока не кончилась трапеза.

Квим отклонился на стуле и посмотрел на Олхейдо с торжествующей улыбкой.

– Ты – единственный, кто научил этого шпиона, как проникнуть в мамины файлы.

Олхейдо повернулся к Эле.

– Эла, ты опять оставила открытым лицо Квима. Тебе следует сделать ему вуальку. – Это был обычный способ Олхейдо с юмором призывать на помощь Элу.

Квим не хотел, чтобы Олхейдо помогали.

– Эла теперь не на твоей стороне, Олхейдо. Никто не вступится за тебя. Ты помог этому подлому шпиону прочитать файлы мамы, ты также теперь замаран, как и он. Он слуга дьявола, и ты тоже стал им.

Эла с ненавистью смотрела на Олхейдо, ей на мгновение показалось, что Олхейдо швырнул в Квима тарелкой. Но видение исчезло. Олхейдо успокоился.

– Простите, мне очень жаль, – сказал Олхейдо, – я не думал, что так получится.

Он сдавался Квиму, признавая, что тот прав.

– Я надеюсь, – сказала Эла, – что ты думал, что сожалеешь, что ты не догадался об этом раньше. Я надеюсь, что ты не извинишься за то, что помогал Говорящему от имени Мертвых.

– Нет, он извиняется, за то, что помог этому шпиону, – возразил Квим.

– Потому что, – продолжила Эла, – мы все должны помогать Говорящему всем, чем можем.

Квим вскочил на ноги, обошел вокруг стола и закричал ей прямо в лицо:

– Как ты можешь говорить такое! Он нарушил право неприкосновенности файлов нашей Мамы. Он обнаружил все ее секреты, он…

К своему удивлению, Эла тоже оказалась на ногах. Повернувшись к нему лицом, она громко кричала ему в ответ:

– Эти мамины секреты – причина половины бед в нашем доме! Ее секреты сделали нас больными, включая и ее! Может быть единственная вещь, способная расставить все по своим местам, это вскрыть эти секреты, заставить их выползти на открытое место, где их можно уничтожить. – Она прекратила вопить. Оба брата, Квим и Олхейдо, в недоумении застыли у дальней стены, как будто ее слова, подобно удару, отшвырнули их и прижали к этой стене. Чуть успокоившись, но все еще волнуясь, она продолжила:

– По моему разумению, Говорящий от имени Мертвых – единственный наш шанс снова стать единой семьей. И единственный барьер на этом пути – эти пресловутые секреты. Поэтому сегодня я сказала ему все, что знаю об этих файлах, потому что хочу, чтобы он знал о каждом клочке правды, который мне удалось найти.

– Ты страшный, коварный предатель, – сказал Квим. Его голос дрожал.

Он был готов заплакать.

– Я считаю, что помочь Говорящему – это проявление преданности и лояльности, – ответила Эла. – Единственная измена – это слушаться мать, делать, что она велит, чего она добивается всю свою жизнь; в этом ее самоуничтожении, уничтожении всей семьи.

К удивлению Элы, не Квим, а Олхейдо разрыдался. Его слезные железы не действовали, конечно, их удалили вместе с глазами. У него не было слез, согревающих и облегчающих страдание. Он содрогался от рыданий, потом начал медленно сползать по стене, пока не оказался на полу. Опустив голову на колени, он всхлипывал и всхлипывал. Эла догадалась, почему. Потому что она сказала, что его любовь к Говорящему не была предательством, он не совершал великого греха. И он поверил ей, ее словам, так как в душе знал, что это правда.

Она отодвинулась от Олхейдо и увидела мать, стоящую в дверном проеме.

Эла почувствовала слабость, охватившую ее изнутри, от мысли, что мать могла слышать ее слова.

Но мать не казалась рассерженной. Только немного печальной и очень усталой. Она, не отрываясь, смотрела на Олхейдо.

Квим едва владел собственным голосом:

– Ты слышала, что говорила Эла? – спросил он.

– Да, – ответила мать, не отрывая глаз от Олхейдо. – И я думаю, она права.

Эла не была так взволнована и озадачена, как Квим.

– Идите к себе, дети, – спокойно попросила мать. – Я хочу поговорить с Олхейдо.

Эла кивнула Грего и Кворе, которые сползли со стульев и пугливо сгрудились недалеко от Элы, смотря широко открытыми, ничего не понимающими глазами. Конечно, даже отцу никогда не удавалось заставить Олхейдо плакать. Она вывела их из кухни и повела в спальню. Она слышала, как Квим прошел в свою комнату, запер дверь и упал на кровать. А в кухне рыдания Олхейдо постепенно стихали, наконец совсем смолкли, так как мать в первый раз после потери глаз взяла его за руки, обняла и крепко прижала к себе.

Качая и баюкая его, она молча плакала, и слезы горячими каплями стекали ему на волосы.

Майро не мог понять, что из себя представляет Говорящий. Когда-то он считал, что Говорящий что-то вроде священника – или такой, каким должен быть священник. Спокойным, рассудительным, отвлеченным от мира, осторожно говорящим с людьми, тщательно взвешивающим свои поступки. Майро ожидал, что он будет мудрее.

Он не предполагал, что он столь поучителен, столь опасен. Да, он был умен, это правда, он видел прошлое, говорил о возмутительных вещах так, как они того заслуживали, совершал противозаконные поступки, и при всем оказывался абсолютно прав. Казалось, что он настолько изучил человеческий разум, что может прямо с лица видеть глубину желаний и чувств, всю правду, как бы глубоко спрятана она ни была. Такое ощущение, что он видел все насквозь.

Сколько раз Майро вместе с Аундой наблюдал, как Лайбо справляется со свиноподобными. Но тогда они понимали, что он делал, они знали его технику, его цели. Говорящий придерживался линии поведения, абсолютно чужеродной Майро. Даже несмотря на человеческий облик, Майро сомневался фрамлинг ли он – он так же ставил в тупик, как и свиноподобные. Он был больше ременом, как они, совсем чужим, но не животным.

Что успел заметить Говорящий? Что он увидел? Поклон, с каким подошел к нему Эрроу? Глиняный горшок, где вытягивались корни мендоры? Какие виды Подозрительной Деятельности он распознал, сколько из них принял за их собственное достижение?

Свиноподобные развернули «Королеву Пчел и Гегемона».

– Ты, – сказал Эрроу. – Ты написал это?

– Да, – ответил Говорящий.

Майро посмотрел на Аунду. В ее глазах плясали злые огоньки торжества.

Еще бы, Говорящий был лжецом.

Хьюман перебил.

– Двое других, Майро и Аунда, они думают, что ты лжешь.

Майро сразу посмотрел на Говорящего, но он не смотрел на них.

– Конечно, они так думают, – сказал он. – Им не приходит в голову, что Рутер мог сказать правду.

Спокойствие слов Говорящего привели Майро в замешательство. Могло ли это быть правдой? Конечно, люди, путешествующие между звездами, теряют года, даже столетия, перелетая от одной системы к другой. Иногда проходит полтысячелетия. Сколько же вояжей должен совершить человек, чтобы прожить три тысячи лет. Но слишком уж невероятное совпадение, что подлинный Говорящий от имени Мертвых прибыл именно сюда. Кроме всего, этот подлинный Говорящий оказался еще и настоящим автором «Королевы Пчел и Гегемона», и вновь столкнулся с чуждой цивилизацией со времен баггеров. Я не могу поверить в это, сказал себе Майро, но допустил возможность, что это может оказаться правдой.

– Почему они такие глупые? – спросил Хьюман. – Они не узнают правду, когда слышат ее?

– Они не глупые, – сказал Говорящий. – Они как все люди: мы подвергаем сомнению все наши верования, за исключением тех, в которые мы действительно верим и даже не допускаем сомнений. Они не подвергают сомнениям мысль, что настоящий Говорящий от имени Мертвых умер три тысячи лет назад, хотя они знают, что межзвездные перелеты продляют жизнь.

– Но мы говорим им.

– Нет – вы говорили им, что королева пчел сказала Рутеру, что я написал эту книгу.

– Но уже это должно было сказать, что это правда, – сказал Хьюман. Рутер мудрый, он – отец, он никогда не допускает ошибок.

Майро сдержал улыбку, хотя очень хотел рассмеяться. Эндер думал, что он умный, но теперь он сам оказался там, где оканчивались все важные вопросы. Круг замкнулся на упрямом настаивании свиноподобных, что тотемные деревья говорят с ними.

– Ах, еще столько всего, что мы не понимаем, и столько, что вы не понимаете. Нам следует больше учиться друг у друга.

Хьюман сел рядом с Эрроу, разделяя с ним почетное место. Эрроу не проявил недовольства.

– Говорящий от имени Мертвых, принесешь ли ты нам королеву пчел? – спросил Хьюман.

– Я еще не решил, – сказал он.

Майро снова посмотрел на Аунду. Он что, душевнобольной, намекая, что доставит и даст им то, чего не существует?

Затем он вспомнил слова Говорящего о том, что мы сомневаемся во всем, во что не верим. Майро принимал за аксиому известный всем факт, что все баггеры погибли. Но если королева пчел выжила? Может быть именно так Говорящий от имени Мертвых написал свою книгу, он узнал все от живого баггера? Это было почти невообразимым, крайностью, но это не было невозможным. Майро не мог утверждать с полной уверенностью, что баггеры были убиты до последнего. Он только знал, во что верил каждый, и за три тысячи лет не нашлось никого, кто бы смог опровергнуть это.

Но даже если это было правдой, откуда Хьюман узнал об этом? Проще всего было объяснить, что свиноподобные вплели могущественную историю о Королеве Пчел и Гегемоне в свою религию, поэтому не хотят принять очевидность существования многих Говорящих от имени Мертвых, которые не являются авторами Королевы Пчел, а также то, что все баггеры мертвы и королева пчел не может прийти. Это было самым простым объяснением, которое легче всего принять. Другое объяснение требовало признать возможность того, что тотемное дерево Рутера каким-то образом говорит со свиноподобными.

– Как сделать, чтобы ты решил? – сказал Хьюман. – Мы делаем подарки женам, завоевывая их уважение, но ты мудрее всех людей, у нас нет ничего, в чем бы ты нуждался.

– У вас много вещей, которые мне нужны, – сказал Говорящий.

– Что? Разве ты не имеешь горшков, лучше этих? Настоящие стрелы?

Плащ, что на мне, он сделан из шерсти кабры – но твоя одежда лучше.

– Я имел в виду не такие вещи, – сказал Говорящий, – мне нужны правдивые истории.

Хьюман склонился ниже и застыл от возбуждения и восхищения в ожидании.

– О Говорящий! – начал он. Его голос был полон важности. – Ты хочешь добавить нашу историю к «Королеве Пчел и Гегемону»?

– Я не знаю вашей истории, – сказал Говорящий.

– Спрашивай! Спрашивай обо всем!

– Как я могу написать историю? Я рассказываю только истории о мертвых.

– Мы мертвы! – закричал Хьюман. Майро никогда не видел его таким требовательным и возбужденным. – Нас убивают каждый день. Люди заполнили все миры, космические корабли врываются в ночной мрак, летя от звезды к звезде, заполняя все свободное пространство. А мы здесь, в нашем крошечном мирке, смотрим на небо, кишащее людьми. Люди отгородились от нас глупой оградой, но это ничто. Космос – вот наша ограда! – Хьюман подпрыгнул вверх – очень высоко для его ног. – Смотри, как ограда отбросила меня назад к земле!

Он подбежал к ближайшему дереву и забрался на него, намного выше, чем Майро видел раньше; он сверкнул на краю ветки и прыгнул в воздух. На одно мгновение, в кульминации прыжка, он застыл в агонии, затем гравитация потянула его назад к земле.

Майро услышал глухой треск удара упавшего тела. Говорящий тотчас бросился к Хьюману, Майро кинулся за ним. Хьюман не дышал.

– Он умер? – спросила Аунда сзади.

– Нет! – закричала свинка на языке мужей. – Ты не можешь умереть!

Нет, нет, нет! – Майро оглянулся, к его удивлению это был Лиф-итер. – Ты не можешь умереть!

Хьюман протянул немощную руку и дотронулся до лица Говорящего. Он глубоко вздохнул, широко разевая рот. Затем заговорил:

– Видишь, Говорящий? Я мог умереть, пытаясь перелезть изгородь, отгораживающую нас от звезд.

Все годы, что Майро общался со свиноподобными, все годы до этого, они никогда не говорили о путешествиях к звездам, никогда даже не спрашивали об этом. Теперь Майро понял, что все их вопросы имели отношение к секрету космических полетов. Зенобиологи не подозревали и не задумывались над этим, поскольку знали – знали и не подвергали сомнениям – что свиноподобные настолько далеки от современного развития научно-технического прогресса, что понадобятся тысячелетия, прежде чем они смогут построить космический корабль. Но их странное желание узнать о металлах, моторах, полетах над землей, все было попытками узнать секрет космических полетов.

Хьюман медленно встал на ноги, держась за руку Говорящего. Майро понял, что за все годы знакомства со свиноподобными ни одна свинья не взяла его за руку. Он почувствовал обиду и острый приступ зависти.

Теперь Хьюман полностью оправился от удара, и другие свиноподобные плотнее собрались вокруг Говорящего. Они не толкались, но каждый хотел встать поближе.

– Рутер говорит, что королева пчел знает, как строить космические корабли, – сказал Эрроу.

– Рутер говорит, королева пчел научит нас всему, – сказал Капс. Металлам, огню ракет, домам из черной воды, всему.

Говорящий поднял руку, защищаясь от их болтовни.

– Если бы вас томила жажда, и вы увидели, что у меня есть вода, вы попросили бы у меня попить. Но что, если я знаю, что эта вода отравлена?

– В кораблях, летающих в космосе, нет яда, – сказал Хьюман.

– Существует несколько способов космических полетов, – сказал Говорящий. – Одни лучше, другие хуже. Я дам вам все, что смогу, все знания, которые не разрушат вас.

– Королева пчел обещает! – сказал Хьюман.

– Я тоже.

Хьюман зашел вперед, схватил Говорящего за волосы и за уши и повернул его лицом к лицу. Майро еще не видел подобного акта насилия, это было то, чего он боялся, решения убить…

– Если мы ремены, – закричал он прямо в лицо Говорящему, – тогда нам решать, а не вам! А если мы ваэлзы, то ты можешь убить нас прямо сейчас, так же как ты убил всех сестер королевы пчел!

Майро остолбенел. То, что они решили, что Говорящий написал книгу, это одно. Но каким образом они пришли к невероятному выводу, что он причастен к вине за Ксеноцид? Кто же он, по их мнению – чудовищный Эндер?

Он видел отчаяние Говорящего, слезы текли по его щекам, его глаза были закрыты, как будто Хьюман изрек страшную правду. Хьюман повернулся к Майро.

– Что это за вода? – прошептал он, показывая на слезы Говорящего.

– Так люди проявляют боль или горе, или отчаяние, – ответил Майро.

Мандачува внезапно вскрикнул; отвратительный животный крик, которого Майро никогда не слышал раньше.

– Так мы показываем нашу боль, – прошептал Хьюман.

– А-а, а-а! – вопил Мандачува. – Я видел эту воду раньше! В глазах Пайпо и Лайбо я видел эту воду!

Один за одним, а под конец все вместе, они присоединились к этому ужасному воплю. Майро был напуган, трепетал и восхищался одновременно. Он не понимал, что означал этот крик, но свиноподобные проявляли эмоции, которые скрывали от зенадоров сорок семь лет.

– Они горюют о папе? – прошептала Аунда. Ее глаза тоже блестели от восхищения, а волосы вздыбились от страха.

Майро сказал в то мгновение, как догадка осенила его:

– До сегодняшнего момента они не знали, что Пайпо и Лайбо, умирая, плакали.

Майро не знал, о чем думала Аунда, он только видел, что она отвернулась, сделала несколько неуверенных шагов, упала на колени и горько зарыдала.

Шаг за шагом появление Говорящего от имени Мертвых расшевелило все, заставило всех двигаться.

Майро присел на коленях рядом с Говорящим, его голова была низко опущена, подбородок уперся в колени.

– Говорящий, – сказал Майро, – как это возможно, что вы первый Говорящий и в то же время Эндер?

– Она рассказала им больше, чем я мог ожидать, – прошептал он.

– Но Говорящий от имени Мертвых, написавший эту книгу, был умнее и мудрее всех живших в эпоху полетов к звездам. А Эндер был Убийцей, он уничтожил целый народ, красивейшую расу ременов, которая могла нас многому научить.

– Оба они были людьми, – прошептал Говорящий.

Хьюман подошел к ним ближе и процитировал фразу из Гегемона: «В каждом сердце есть болезнь и лекарство. Смерть и избавление – в каждой руке.»

– Хьюман, – обратился Говорящий, – скажи своим людям, чтобы не горевали по тому, что совершили в неведении.

– Это ужасная вещь, – сказал Хьюман. – Это наша великая скорбь, великая вина.

– Скажи людям, пусть успокоятся и слушают меня.

Хьюман прокричал несколько слов, но не на языке Мужей, а на языке Жен, на языке власти. Они замолчали и сели слушать, что им скажет Говорящий.

– Я сделаю все, что в моих силах, – начал Говорящий, – но сначала я должен узнать вас, иначе как мне рассказать о вас? Я должен узнать, иначе как мне выяснить – отравлена вода или нет? Но трудность проблемы все равно останется. Человеческая раса вольна любить баггеров, потому что они знают, те мертвы. Вы до сих пор живы, и, значит, они до сих пор боятся.

Хьюман встал и указал на свое тело, как будто на больную немощную вещь.

– Нас.

– Они опасаются того, чего боитесь вы, когда смотрите на небо и видите звезды, полные людей. Они боятся, что однажды прилетят к новому миру и обнаружат, что вы добрались туда первыми.

– Но мы не хотим быть первыми, – сказал Хьюман. – Мы хотим быть вместе с вами.

– Тогда дайте мне время, – сказал Говорящий, – объясните мне, кто вы такие, тогда я смогу объяснить всем.

– Все, – сказал Хьюман. Он оглянулся на остальных. – Мы объясним тебе все.

Лиф-итер встал. Он заговорил на языке Мужей, но Майро понял его.

– Некоторым вещам ты не имеешь право учить, ты не можешь.

Хьюман резко ответил ему на Старке.

– Но ведь Пайпо, Лайбо, Аунда и Майро тоже не имели права учить нас.

Но тем не менее они нас учили.

– Их глупость не должна становиться нашей глупостью. – Лиф-итер снова говорил на языке Мужей.

– Их мудрость так же не приложима к нам? – спросил Хьюман.

Затем Лиф-итер сказал что-то но языке Деревьев, чего Майро не понял.

Хьюман не ответил и Лиф-итер ушел.

После его ухода вернулась Аунда с красными от слез глазами.

Хьюман обернулся к Говорящему.

– Что ты хочешь знать? – спросил он, – мы расскажем тебе и покажем все, что ты захочешь.

Говорящий оглянулся на Майро и Аунду.

– Что я должен спросить у них? Я знаю так мало, что не знаю с чего начать.

Майро взглянул на Аунду.

– У вас нет каменных и металлических орудий, – сказала она. – Но ваш дом построен из дерева, так же как стрелы и луки.

Хьюман застыл, ожидая. Молчание затянулось.

– Но где здесь вопрос? – наконец сказал он.

Как он не понял взаимосвязь, думал Майро.

– Мы, люди, – сказал Говорящий, – используем орудия из камня или металла для того, чтобы рубить деревья, когда мы хотим превратить их в дома, стрелы или дубинки, какие некоторые из вас носят.

Прошло мгновение, прежде чем смысл слов Говорящего проник в них.

Затем, внезапно все свиноподобные вскочили на ноги. Они начали бессмысленно бегать вокруг, натыкаясь друг на друга, на деревья, забегая и выбегая из бревенчатого дома. Многие из них носились молча, но некоторые вопили и истошно орали, аналогично предыдущему воплю. Это было жуткое помешательство свиноподобных. Казалось они полностью утратили контроля над своими телами и не ведали, что вытворяли. Все эти годы свято соблюдалась политика ограниченного контакта и эмоциональной сдержанности в отношении свиноподобных, теперь Говорящий взорвал эту политику, и в результате все сошли с ума.

Наконец из этого хаоса возник Хьюман и бросился к ногам Говорящего.

– Говорящий! – громко закричал он, – обещай мне никогда не рубить моего папу Рутера своими каменными и металлическими орудиями! Если ты хочешь убить кого-нибудь, у нас есть древние братья, готовые пожертвовать собой, или я с удовольствием умру, но не убивай, не позволяй им убить моего папу!

– И моего папу! – кричали другие. – И моего!

– Мы бы не посадили Рутера так близко к ограде, – сказал Мандачува, если бы знали, что вы – ваэлзы.

Говорящий поднял руку.

– Разве хоть одно дерево срублено в Луситании? Нет. Закон запрещает это. Вам нечего опасаться нас.

На поляне не воцарилось молчание. Наконец Хьюман поднялся с земли.

– Ты заставил нас еще больше бояться людей, – сказал он Говорящему, лучше бы ты никогда не приходил сюда, в наш лес.

Голос Аунды перекрыл его.

– Это вы говорите после того, как убили моего отца.

Хьюман посмотрел на нее в изумлении, не в силах ответить. Майро положил руки на плечи Аунды. И Говорящий от имени Мертвых заговорил в полном молчании.

– Ты обещал мне ответить на любые мои вопросы. Я снова спрашиваю тебя: Как вы построили дом из бревен, как получили лук и стрелы, эти дубинки. Мы вам сказали о том способе, который знаем мы; расскажи о другом способе, как это делаете вы.

– Братья дают нам, – сказал Хьюман. – Я говорил вам. Мы рассказываем древнему брату о наших нуждах, показываем ему форму или образец, и он дает нам.

– Можно увидеть, как это происходит? – спросил Эндер.

Хьюман оглядел свиноподобных.

– Ты хочешь попросить брата дать нам что-нибудь, чтобы увидеть как все происходит? Мы не нуждаемся в новом доме и не будем еще долгие годы, у нас достаточно стрел…

– Покажи ему!

Майро оглянулся и другие тоже, они увидели Лиф-итера, появившегося из леса. Он целенаправленно направлялся к центру поляны; он ни на кого не смотрел и разговаривал как вестник, как городской глашатай, которому безразлично слушают его или нет. Он говорил на языке Жен, поэтому Майро понимал лишь малые куски.

– Что он говорит? – прошептал Говорящий.

Майро до сих пор стоял возле него на коленях и переводил как мог.

– Он ходил к женам, по-видимому, и они сказали сделать все, что ты попросишь. Но это не так просто, он говорил им, что – я не знаю этих слов – что-то о том, что они все умрут. Во всяком случае, что-то о смерти братьев. Посмотрите на них – они не боятся, ни один из них.

– Я не знаю, на что похож их страх, – сказал Говорящий. – Я вообще не знаю этих людей.

– Я тоже, – сказал Майро. – И все благодаря вам – за полчаса вы вызвали волнений больше, чем за все предыдущие годы.

– Я родился с таким подарком судьбы, – сказал Эндер. – Предлагаю вам сделку. Я никому не говорю о вашей Подозрительной Деятельности. А вы никому не говорите, кто я есть на самом деле.

– Все слишком легко и просто, – сказал Майро. – Я не верю этому.

Речь Лиф-итера окончилась. Он стремительно бросился к дому и скрылся внутри.

– Мы попросим древнего брата о подарке, – сказал Хьюман. – Так сказали жены.

Так они простояли, застыв от изумления, Майро обнявшись с Аундой, рядом с ними Говорящий. Они остолбенели и молча взирали на те чудеса, которые творили свиноподобные, во много превзойдя Густо и Гайду Ос Венерадос.

Свиноподобные встали кругом около старого толстого дерева. Затем один за одним начали взбираться на него, ударяя по стволу палками. Вскоре они все оказались на дереве и начали распевать и произносить странные сочетания звуков.

– Язык деревьев, – прошептала Аунда.

Через несколько мгновений дерево накренилось. Сразу же половина свиноподобных спрыгнула на землю и начала колотить по стволу палками так чтобы дерево упало на открытое пространство поляны. Оставшиеся на дереве свиноподобные исступленно застучали по дереву, их пение стало оглушающим.

Одна за другой стали отваливаться могучие ветви дерева. Свиноподобные бросились подбирать их и оттаскивать подальше от места ожидаемого падения дерева. Хьюман принес одну ветку Говорящему, тот бережно взял ее и показал Майро с Аундой. Там, где ветвь крепилась к стволу, поверхность стала абсолютно гладкой и ровной. Она не была плоской – поверхность шла под едва различимым косым углом. На ней совсем не было шероховатостей, сквозь нее не сочился сок, не было ничего, чтобы подразумевало ее насильное отделение от дерева Майро потрогал ее пальцем, она была, подобно мрамору, гладкой и холодной.

Наконец, дерево превратилось в прямой столб, голый и величественный; бледные места, где ранее росли ветви, блестели под вечерним солнцем. Пение достигло кульминации и резко оборвалось. Дерево еще более накренилось и стало медленно и грациозно падать на землю. Земля содрогнулась от грохота и силы падающего ствола, затем воцарилась мертвая тишина.

Хьюман подошел к лежащему дереву и начал поглаживать его, нежно напевая. Кора постепенно трескалась и отслаивалась от его прикосновений; трещина пошла в обе стороны, пока не достигла концов ствола. Свиноподобные подбежали к дереву и ухватились за край по всей длине трещины. Они бережно потянули на себя и сняли кору двумя большими частями. Затем так же бережно отнесли части коры в сторону.

– Вы видели, чтобы они использовали кору? – спросил Говорящий Майро.

Майро отрицательно покачал головой, он был настолько ошеломлен, что совсем не мог говорить.

К дереву подошел Эрроу, напевая нежную песню. Он начертал пальцами контуры лука на стволе дерева. Майро видел как отчетливо проявились линии контура, как собралась в складки голая поверхность ствола, расщепилась и с грохотом выстрелила. Гладкой, словно отполированный лук лежал в образовавшемся желобе ствола.

По-одному стали подходить другие свинки, они рисовали свои формы на стволе и пели. Затем отходили с дубинками, луками, стрелами, хорошо заточенными ножами и сотнями тонких длинных прутьев для плетения. Наконец, когда половина ствола была уже использована, они начали петь вместе.

Дерево разлетелось и превратилось в полдюжины длинных бревен. Дерево отдало себя без остатка.

Хьюман подошел к ближайшему бревну и встал перед ним на колени, его руки стали нежно поглаживать его. Он запрокинул голову назад и начал петь, мелодия без слов была самой печальной, которую довелось слышать Майро.

Песня длилась и длилась, ведомая лишь голосом Хьюмана; только сейчас Майро заметил, что другие свиноподобные в ожидании смотрят на него.

Наконец, Мандачува подошел к нему и мягко сказал.

– Пожалуйста, – сказал он, – будет справедливо, если ты споешь нашему брату.

– Но я не знаю как, – сказал Майро в полной растерянности и испуге.