Русь между Югом, Востоком и Западом Миронов Владимир
Принятие православия в качестве государственной религии было одной из главных исторических заслуг Владимира перед Русью. Он гениально угадал, вернее, аналитически точно просчитал все моменты, важные для существования Руси, включая и географию ее местоположения, характер и менталитет нашего русского народа. Реформа Владимира ставила целью сплочение государства. Сей момент был определяющим и при выборе Византии как примера государственного строительства для Древней Руси. Не надо забывать, что к тому времени Византийская империя, будучи наследницей Римской империи, оставалась единственным древним государством в Европе или даже в Передней Азии, сохранившим надежный аппарат власти. Тут действовали налоговое и римское право, основы римского судопроизводства.
Алексей Комнин и его дочь Анна
Академик Б.В. Раушенбах писал: «Здесь нужен был рывок, надо было смело заимствовать в развитых странах их культуру, науку, ремесла, строительную технику, короче говоря, все то, что делало Византию и подобные ей феодальные монархии наиболее развитыми странами своего времени. Было ясно, что заимствовать надо было все необходимое в комплексе, как единое целое, а следовательно, и религию. Если брать в качестве образца Византию, то, как известно, в ней государство и церковь были так тесно связаны, так переплетены, что полностью отделить религиозную деятельность от светской практически было невозможно. Византийский вариант христианства. был именно тем, на базе которого легче всего было объединить Русь.» Владимир, прозванный Святым, расширил власть над тогдашней Древней Русью, включая земли киевскую, новгородскую, ростовскую, смоленскую, древлянскую, полоцкую, галицкую. Конец правления князя Владимира омрачили события 1013 г., когда поляки и печенеги напали на Русь, поддержанные немцами. Почил князь в селе Берестове в 1015 г.
МЕЖДУНАРОДНЫЕ СВЯЗИ ДРЕВНЕЙ РУСИ С ВИЗАНТИЕЙ
Налаживание тесных связей с Византией, крупнейшей державой торгового мира, имело для Руси не только политическое, но и большое экономическое значение. Империя имела большой вес, рынки приносили хорошую прибыль, сопровождение купеческих караванов давало постоянный источник дохода князьям. Это во многом и определило выбор в пользу христианства. На этом акцентирует внимание Владимир в экономической политике. Русь хочет быть на равных с самой могущественной державой тех лет, Византией и требует, говоря нашим языком, предоставления ей «режима наибольшего благоприятствования» в торговле. Хотите поддержки в военных вопросах, в вопросах геополитики, так идите и на серьезные экономические уступки. Сцену переговоров князя с византийскими послами в Киеве описывают так. «И о нашей купле-продаже будем говорить, – продолжал князь Владимир, – купцам Руси надо дозволить ходить в город Константинополь, подобно вашим, что ходят в Киев и прочие города Руси… Вы не пускаете их в город, замыкаете в «Маме», водите в город не более как по пятьдесят человек, устанавливаете на их товары свои цены, а нам продаете, что вздумаете и по своей цене. Почему так? Нет, теперь пишите так: русским купцам в Византии, как и греческим на Руси, дозволяется ездить свободно, пошлину не платить, устанавливать свои цены, покупать, что пожелают, и буде везде помощь, приязнь имати за месячину». Если судить по Начальной летописи, то и военные походы на Царь-град были вызваны желанием русов получить экономические выгоды и поддержать выгодный уровень торговли. Еще в договоре Цимисхия со Святославом было прямо сказано, что Царьград готов принимать торговлю русов в качестве союзников, «как искони повелось». По договору Олега русские купцы вообще не платили ромеям никакой пошлины. «Читая эти договоры, легко заметить, какой интерес связывал в X в. Русь с Византией. Всего подробнее и точнее определен в них порядок ежегодных торговых сношений Руси с Византией, а также порядок частных отношений русских в Константинополе к грекам; с этой стороны договоры отличаются замечательной выработкой юридических норм, особенно международного права» (В.О. Ключевский).
Русский купеческий корабль на подходе к Константинополю
Сохранились и торгово-бухгалтерские записи X в. на керамике из Тмутаракани и Белой Вежи, что говорит о ведении торгово-финансовой работы в районе военно-политических и торговых контактов Древней Руси. О роли торговли в политике писал и Н.М. Карамзин: «Вероятно, что Великие Князья, следуя примеру Скандинавских Владетелей, сами участвовали в выгодах народной торговли для умножения своих доходов. Государственная подать в IX и X веке состояла у нас более в вещах, нежели в деньгах. Из разных областей России ходили в столицу обозы с медом и шкурами или с оброком Княжеским – что называлось: возить повоз. Следственно, казна изобиловала товарами и могла отпускать их в чужие земли».
Св. Мамант. XI в.
Византия стала крупнейшим торговым партнером Древней Руси, хотя в первой трети X в. она и платила дань Руси в виде «укладов» и фиксированной денежной суммы (в виде продуктов на дорогу и на время их пребывания в стране). Русские купцы пользовались в Константинополе торговыми и иными льготами (не платили торговых пошлин и т. д.). Византию посещало не менее 400–500 человек, останавливаясь в предместье св. Маманта (у Маманта, «Мамы»). Глядя на развитую систему торговли ромеев, русские проникались мыслью о важности роли торговли и купечества. Это был знак для торговых городов Руси – Киева, Новгорода, Пскова и др. Ш. Диль писал: «Константинополь был исключительно богатым и цветущим городом». Еще в начале
XIII в. Роберт де Клари писал, что «две трети благосостояния мира сосредоточены в Константинополе, а одна треть рассеяна по всему свету». В мастерских столицы византийская промышленность была занята производством предметов утонченной роскоши. Византийцы снабжали ими весь мир. Процветала торговля. «Константинополь, расположенный на стыке Европы и Азии, был огромным рынком, где встречались народы Балканского полуострова, задунайских областей и азиатского Востока; русские привозили туда зерно, меха, икру и многочисленных рабов; арабы из Багдада продавали там драгоценные шелковые ткани как своего производства, так и из далекого Китая; на большом городском рынке, между форумом Константина и площадью Тавра, целый день кипело оживленное движение. В замечательном порту Золотого Рога становились на якорь корабли самых различных стран, и на берегу залива, как и на берегу Мраморного моря, кипела непрекращающаяся торговая деятельность». Не менее блестящей была Фессалоника. Каждый год перед праздником св. Димитрия открывалась большая ярмарка, и город наполнялся толпой иностранцев. Живое описание этой ярмарки сохранилось в любопытной книжке XII в. «Тимарионе».
Шлем с деисусом. XIII в.
В героическую эпоху восточных славян, при пяти князьях Руси (Рюрике, Олеге вещем, Игоре Старом, Ольге Святой и Святославе), заложен фундамент военной и экономической значимости Руси. Подчинена влиянию русов огромная территория. Возводятся новые города, Благодаря торговле с Русью и Балтией Константинополь с конца IX по конец X в. увеличил население в 10 раз – с сорока до четырехсот тысяч человек. Можно сказать, «русский транзит» сделал Константинополь великим государством. Но эта же торговля принесла Руси к концу X в. до одного миллиарда дирхемов серебра (1 миллиард дирхемов – немногим менее 3 тысяч тонн). Две трети суммы осталось на Руси, треть ушла в страны Балтии. Оценка торгового оборота Руси и Византии дает цифру в 5—10 тыс. тонн груза, перемещаемого в древнерусских судах – моноксилах (подобие казацкой «чайки»), вмещавших 40 человек и 10 т. груза. Караван мог составлять 50—100 или более судов. К.Л. Егоров в «Образовании Киевской Руси» подчеркивает, что почти вся экономика Скандинавии в тот момент существовала на «русском» серебре. С киевским флотом в конце X в. могли соревноваться лишь флоты Венеции и Генуи. Ежегодный грузопоток между Италией и Германией в то время шел через Сен-Готардский перевал и составлял даже в XIV в. не более 1–1,25 тыс. тонн, т. е. был во много раз меньше, чем грузопоток между Русью и Византией. Не была внакладе и Византия. В XII в. одна константинопольская таможня в день собирала пошлин на 20 тыс. золотых монет. В год эта цифра составляла 7 млн монет, или 33 тонны золота.
Караван
В этом плане весьма полезным представлялось распространение христианства и среди киевского военно-купеческого населения. Процесс энергично поддерживался Византией в ее собственных интересах, Константинополь был не прочь в исторической перспективе стать хозяином днепровской страны, столь богатой сырьем и товарами. Но и в то же время множество россиян вели торговлю в Царь-граде, продавая там рабов или покупая разные товары (богатые одежды, сукна, сафьян, пурпур, вино, плоды, перец и т. д.). За дальностью расстояния о фактическом покорении Руси, однако, и речи быть не могло. Потому главным средством для упрочения византийского влияния и контроля должны были стать торговля и религия, а также военные связи.
Золотой солид. Византия
Ключевский отмечает: «Легко заметить основной экономический интерес, руководивший этой жизнью, сближавший и объединявший отдаленные и разрозненные части земли: дань, шедшая киевскому князю с дружиной, питала внешнюю торговлю Руси. Этот же экономический интерес направлял и внешнюю деятельность первых киевских князей. Деятельность эта была направлена к двум главным целям: 1) к приобретению заморских рынков, 2) к расчистке и охране торговых путей, которые вели к этим рынкам». На земли Древней Руси шли торговцы из самых разных стран, со всех концов света – латиняне, мусульмане, иудеи, язычники. К числу основных торговых троп Старого Света того времени, которыми воспользовался ислам, были еще и широтный Великий шелковый путь, и меридиональный путь «из варяг в греки», иначе говоря – великий «рабский путь» с севера Европы через Киев в Средиземноморье. Путь разветвлялся, направляясь в том числе в новые европейские владения ислама – на Иберийский полуостров, в Сирию, Палестину, Иерусалим, Аравию, в Северную Африку. Битва под знаменем ислама, когда вера используется в политических и коммерческих целях, будет продолжаться и далее. Киевская Русь стала федерацией торговых городов, где семейство Рюриковичей выполняло функцию федеральной власти. Киев стал главным оборонительным форпостом «против Степи и центральной вывозной факторией русской торговли». Купцы и товары шли из Киева, Твери, Москвы, Новгорода, других городов не по Дону, а сухим путем на Белгород. Историк М.Н. Тихомиров отмечал, что эта дорога была куда менее опасной, чем путешествие по Дону, где путники испытывали постоянную опасность нападения со стороны степняков. Киев взял на себя и другие важные хозяйственные функции, на сей базе и возникла первая форма Русского государства.
Византийский гимнограф
Что дали христианство и Византия Руси в плане просвещения? Ромеи с их образованием и почерпнутой из античности культурой окажут благотворное влияние на Италию, Балканы, Древнюю Русь, Закавказье, Крым. Историк З.В. Удальцова писала: «Необычайный расцвет Константинополя – крупнейшего центра средневекового мира, превосходившего вплоть до XIII в. богатством и блеском современные ему Лондон, Париж, Венецию и Флоренцию, способствовал сохранению светской городской культуры. Культ империи и императора давал импульс как развитию придворной столичной культуры, так и сближению светской и церковной идеологии. В Византии всегда жили полнокровной жизнью светская культура и образованность, связанные, с одной стороны, с византийской аристократией и городской интеллигенцией, а с другой стороны – черпавшие могучие импульсы из народной культуры». Будучи на тот момент культурнейшей страной в Европе, Византия немало поспособствовала обретению Русью государства и системы управления, став и главным источником славянской грамоты и фактором прогресса. Русов привлекли в византийцах не только религиозные красоты. Византия – мастерская мира. В этом плане Константинополь был совершенно не сравним тогда с городами Западной и Центральной Европы. «Лучшие произведения искусства делались там, лучшее вино, специи, моды, ткани – все шло из Константинополя. Богослужение там, – пишет С. Карпов, – было более торжественным и театрализованным, нежели западное. Единство искусства, поэтики, музыки – все соединял в себе храм, создавая особое сакральное пространство. Купол храма Святой Софии как бы парил над столицей империи, придавая ей неповторимый облик. Когда Русь принимала христианство, самая глубокая, духовная и красивая вера была та, которую исповедывали византийцы. Брали лучшее!» В числе лучших достижений Византии – система образования.
Святые Кирилл и Мефодий
Византия и стала одним из главных родников письменности для Руси. Филолог Б.Н. Флоря напрямую связал с Византией возникновение письма: «Заканчивая характеристику тех условий, в которых появилось и стало распространяться по миру славянское письмо, следует дать ответ на вопрос, что было закономерно и что случайно в самом факте возникновения именно в Византии славянского письма. Для такого ответа необходимо самым кратким образом охарактеризовать главные особенности созданного Константином-Кириллом славянского письма. Как известно, в отличие от других практиковавшихся в ту эпоху способов записи славянской речи славянское письмо Константина-Кирилла представляло собой особую, законченную систему, созданную с тщательным учетом специфических особенностей славянского языка. Думается, что в таком виде славянское письмо в IX в. могло быть создано только в Византии с ее более высоким, чем в странах Западной Европы, уровнем гуманитарных, и прежде всего филологических, знаний, там, где были возможности знакомства не с одной, а с рядом различных систем письменности. Возникновение вопроса о создании письма для славян. было закономерно связано с важными особенностями международного и внутреннего положения Империи». Будучи культурным перекрестком Запада и Востока, Европы и Азии, эта страна стала для Руси главным культурным маяком на протяжении веков. Тут за светским обучением, что особенно было важно, признавалась немалая практическая ценность. Получение классического образования открывало в Византии дорогу к служебной карьере, богатству, изменению социального статуса. Как отмечают исследователи, не только светская, но и церковная администрация, как правило, набиралась только из тех, кто окончил школу. Выпускники школ, причем даже дети простых людей, а не только знати, могли стать чиновниками императорской и церковной канцелярии, сборщиками податей, секретарями, судьями, адвокатами, офицерами, переписчиками, каллиграфами и т. п. Но чаще всего простые граждане, окончив светские школы, становились преподавателями, которые либо вели в общественных учебных заведениях занятия, либо давали ученикам частные уроки.
Средневековый университет
Хотя материальное положение их было нередко незавидным, только таким путем дети бедняков получали возможность обеспечить себе более почетное занятие и избавиться от нищеты. Несмотря на то что в стране было и много неграмотных, по сравнению с жителями средневековой Европы византийцы были, несомненно, гораздо более образованными. Со временем в светское образование были включены и элементы церковного обучения, но они были ограничены в основном религиозно-этической сферой. В основе образования лежало изучение трудов античности и произведений языческих писателей. Даже в Константинопольском университете, основанном Феодосием II, богословия как особой дисциплины среди предметов не было (т. е. образование было светским). Характерно и то, что постановление Феодосия II об учреждении университета помещено в разделе Кодекса об изучении именно светских наук. В школах читали, учили наизусть и комментировали литературные памятники эллинизма. Занятия велись на греческом языке. Оный широко распространился и на востоке империи. Даже в школах Сирии, где преобладал сирийский язык, говорили и писали по-гречески, на нем вели философско-богословские дискуссии, издавали законодательные постановления, совершали церковные службы и т. п. Одним словом, к VII веку он приобрел господствующее положение в византийском обществе. Византия стала источником добычи и распространения книг. Так как людей на Руси надо было обучать и воспитывать, это требовало наличия большого числа светских и богослужебных книг, к чему и подтолкнет организация книжного дела при Ярославе Мудром. Ломоносов писал: «Сие богатство больше всего приобретено купно с греческим христианским законом, когда церковные книги переведены с греческого языка на сла-венский для славословия божьего». Подтверждение тому – древние кириллические русские записи: берестяная грамота 1029 г., граффити 1052 и 1054 г. в Софии Киевской, датированные записи Остроми-рова Евангелия 1056–1057 гг., Тмутара-канского камня 1068 г., Изборника Святослава 1073 г., Изборника 1076 г., Миней 1096, 1097 гг. Обнаруженный в новоиерусалимском Воскресенском монастыре Изборник Святослава, являвшийся древнейшей, после Остромирова Евангелия, датированной славянской рукописью, был еще и замечательно художественно оформлен. Письменности уделялось особое внимание, поскольку оная рассматривалась в русле византийско-православной традиции как наиважнейшее и естественное изобретение, как средство налаживания связей между народами, взаимопонимания между ними, а не только как особое «еллин-ское художество».
Изборник Святослава, рукопись 1073 г.
«И язык, и всякое искусство или полезное учреждение, какое бы ты себе ни представил, принадлежит не одним изобретателям, а всем, ими пользующимся, – поучал св. Григорий Богослов императора Юлиана Отступника. – Высочайший художник и Зиждитель – Слово, хотя избрал изобретателей различных полезных учреждений и искусств, но все эти искусства предложил всем, кто хочет, дабы соединить нас узами взаимного общения и человеколюбия и украсить нашу жизнь кротостью». Особо отметим такое место, как Афон, куда в XIII–XIV вв. усилился приток славян. Святая Гора превратилась в крупнейший духовный центр православия, место перевода и «тиражирования» церковно-славянской литературы. У истоков русского паломничества в Царьград, в Иерусалим, на Святую Гору Афон стояли деятели Святой церкви – игумен Даниил (XI–XII вв.) и новгородский архиепископ Антоний (XII–XIII). Их перу принадлежат две книги – «Хождение» и «Книга Паломника», которые стали своего рода образцами для описаний святынь. Свет православия и письменности исходил из Афона, где найдены были Зографское, Мариинское глаголические Евангелия, Киевские фрагменты поучения святого Кирилла Иерусалимского и другие документы. В списке имущества созданного на Афоне русского монастыря упоминались книги (XIII в.). На Афоне русские монахи были заняты списыванием книг (игумен Тверской Савва, игумен Печерский Доси-фей, игумен Угрешский Иона, Нил Сор-ский и др.). Русских монахов, изучивших греческий язык, использовали для выполнения дипломатических поручений и иных информационно-аналитических задач. В дальнейшем русские цари будут посылать сюда богатые дары: золотые и серебряные сосуды, ризы, оклады для икон – и передавать солидные денежные суммы.
Ученый монах
Русские учатся у греков риторике и красотам языка. Ранее наш язык, что уж греха таить, был «вообще темен, несмотря на многословие». Однако время от времени сквозь грубость и корявость слога прорывается блеск ораторский, словно языки жаркого пламени сквозь невзрачно серый валежник разгорающегося костра. Какие перлы рубиновые или яхонтовые, находим в «Слове Даниила Заточника» (послание князю Юрию Долгорукому). Н. Полевой, приводя оный текст, пишет, что «ни в одном из древних памятников не выражается век в такой степени». В «Молении» более явно отображены и явления русского быта XI–XIII вв. Социальное положение автора «Слова» неизвестно (скорее всего, он был выходцем из низших слоев общества, из народа, ибо народный дух произведения очевиден). Даниил не испытывал робости ни перед богатыми боярами, ни перед князем, ибо был горд мудростью. «Вострубим, как в златокованые трубы, во все силы ума своего и заиграем в серебряные органы гордости своею мудростью…Встану рано и расскажу тебе. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростью… Княже мой, господине!.. Когда веселишься за многими яствами, меня вспомни, хлеб сухой жующего; или когда пьешь сладкое питье, вспомни меня, теплую воду пьющего… когда же лежишь на мягкой постели под собольими одеялами, меня вспомни, под одним платком лежащего, и от стужи оцепеневшего, и каплями дождевыми, как стрелами, до самого сердца пронзаемого. Да не будет сжата рука твоя, кня-же мой, господине, на подаяние бедным, ибо ни чашею море не вычерпать, ни нашими просьбами твой ум не истощить. Как невод не удерживает воды, а только рыб, так и ты, княже, не удерживай злата и серебра, а раздавай людям. Ибо щедрый князь – отец многим слугам, многие ведь оставляют отца и мать и к нему приходят. Хорошему господину служа, дослужиться свободы, а злому господину служа, дослужиться еще большего рабства. Господине мой! Не лиши хлеба мудрого нищего, не вознеси до облак глупого богатого. Ибо нищий мудрый – что золото в навозном сосуде, а богатый, разодетый да глупый – что шелковая наволочка, соломой набитая. Господине мой! Не смотри на внешность мою, но посмотри, каков я внутри. Я. хоть одеянием и скуден, но разумом обилен. Мыслию бы парил, как орел в воздухе».
Обучение грамоте. XVII в.
Таковы некоторые образцы из обильного цветника древнерусской литературы (Повесть временных лет, «Слово о полку Игореве», «Задонщина», «Поучение Владимира Мономаха»). Византия являлась центром греко-римской цивилизации, центром науки и просвещения, куда съезжались со всех концов империи, чтобы научиться уму-разуму. На Афон, в лавру устремлялся поток паломников (Италия, Греция, Фессалия, Эпир, Македония, Фракия, Малая Азия, Грузия, Армения). Афанасий Афонский преподавал в одной из школ Константинополя, где обучал юношей «внешней мудрости», а затем на Афоне продолжал свою церковную деятельность. Там по разным обителям изучали правила богослужения и грамоту многие иноки. В лавре Св. Афанасия насчитывалось до 700 монахов (греки, латиняне, армяне, грузины, русские, сербы). По договоренности между правителями Византии и Киевской Руси в XI в. на Афоне возник и русский монастырь – Нагорный (Старый) «Руссик», в XII в. – Сербский Хилан-дарский, называемый славянами Сербской лаврой, в XIII в. – болгарский Зографский (основан монахами из Охрида).
Книжник в Древней Руси
Среди заверивших документ об образовании монастыря «Руссика» был игумен Герасим. Подпись Герасима Русского сделана «твердой рукой грамотного человека, отнюдь не чуждого византийской образованности». В Иверскую обитель во второй половине XI в. из Грузии привезли 80 сирот, родители коих погибли при нашествии сельджуков. Тут получили образование многие грузинские учителя, впоследствии известные у себя на родине как видные просветители.
Святая гора Афон
Русские монастыри на Афоне (его иногда называли монашеской республикой) сыграли заметную роль в просвещении Руси. Люди обучались грамоте, наукам, занимались переводами греческих книг на славянский язык, их копированием, копии книг направлялись в славянские государства. Биограф Георгия Агиорита называл Афон «духовными Афинами и рассадником просвещения». В библиотеке Русского монастыря, гласит опись 1142 г., кроме многочисленных икон, изделий из золота, серебра и драгоценнных камней, были русские рукописи – пять книг «Апостола», два патерика, пять псалтырей, книги сочинений Ефрема, Панкратия, пять часословов и т. д. Только русских книг насчитывалось 48. Для сравнения скажем, что в Москве в середине XVII в. на Печатном дворе насчитывалось всего 32 греческие книги. На рубеже XI–XII в. в Константинополе императором Алексеем I открыта грамматическая школа для обучения детей, потерявших родителей, и для сыновей неимущих. Поистимудрости, ставший для многих «чашей святого причастия». Посещали ее не только греки, но латиняне, скифы, другие «языцы», собранные, по словам Анны Комни-ны, «из различных стран». По словам преподавателя риторики и философии Михаила Италика, в Константинополе этих студентов из разных «народов и племен» обучали не только грамматике, но и «высшим наукам», в том числе медицине. Что же касается древнерусской книжной культуры, то ее «ориентация была греческой, письменность – болгарской» (Б. Успенский). На базе ее создана «еллино-славянская» идеология. Просвещение касалось как грамматики, так и азов арифметики. Однако из Византии шла не только грамота, но и важные технические и ремесленные знания. Скажем, в 1404 г. в Москву оттуда были поставлены городские часы, или часник. На эти цели великий князь отпустил громадную по тем временам сумму. На миниатюрах XVI в. есть изображение этих башенных часов, на циферблате которых обозначены славянские цифры – от 1 до 12. При этом в небольшой арочке имеется еще и колокол. Летописец отмечает: «Сей часник называется часомерье. Каждый час он ударяет молотом в колокол, размеряя и рассчитывая ночные и дневные часы. Не человек ударяет, но человековидно, самозванно и самодвижно». Удивительно то человеческое мастерство, с каким это изобретено и сделано. Создателем дивного часника был афонский монах Лазарь из Сербии. С Балкан на Русь приходили многие мастера и художники, в 1338 г. грек Исайя с артелью расписал новгородскую церковь Входа Господня в Иерусалим. Греческие живописцы расписали в Москве Архангельский и Успенский соборы (1344). В 1346 г. отлил церковные колокола «римлянин» Борис (из южных славян). В XIV–XV вв. Феофан Грек украшал московские и новгородские храмы. В ряде храмов на Руси заметно сходство росписей с сербской живописью XIV в.
Моление о чаше
Заметное культурное влияние на Древнюю Русь оказала и Болгария, создавшая в эпоху Симеона Великого яркую культуру. Начальная летопись, правда, умалчивает о связях двух братских народов, чему причиной, вероятно, исчезновение к тому времени самостоятельного Болгарского государства. Однако сам факт распространения русских до нижнего Дуная (уличи и тиверцы) говорит об их интересе к Болгарскому царству (т. е. к Преслав-скому царству). Несмотря на всю сложность политических отношений внутри треугольника Киевская Русь—Византия– Болгария и даже учитывая жестокие походы Святослава, их очевидную трагичность, наличие постоянных торговых отношений у Киевской Руси с Балканами несомненно. Русские торговые ладьи, ежегодно хаживали в Царьград, останавливались на болгарском побережье Черного моря, при устье Дуная, Варны и др. Налаживались и обширные связи купцов и воинов с болгарским населением.
Румен Статков. Симеон I Великий
В процессе участвовали деятели культуры, болгарские переводчики составляли деловые письма и тексты русско-византийских договоров X в. Особо отметим просветительскую деятельность Кирилла и Мефодия. Появление «русских письмен» Кирилла и Мефодия положило начало делу просвещения на Руси. О со-лунских братьях говорим как об отцах славянской письменности. Напомним о событиях тех лет, обратившись к очерку В. Журавлева «Похвала Кириллу и Мефо-дию». В 863 г. братья Константин (в иночестве – Кирилл) и Мефодий «сложили письмена», изобрели славянскую азбуку, приспособленную для передачи речи славян. В то время как греческий и латинский языки несли в первую очередь светскую книжно-литературную нагрузку, книжно-славянский язык Кирилла и Ме-фодия «был создан специально для богослужения, как язык церкви», т. е. язык долгое время сохранял свою «богодуховную чистоту». М.В. Ломоносов писал, что язык наш впитал в себя «отменную красоту, изобилие и важность Елинского слова. На нем, кроме древних Гомеров, Пиндаров, Демосфенов, витийствовали великие Христианские Учители и Творцы, возвышая древнее красноречие высокими Богословскими догматами и парением усердного пения к Богу». Очевидно, наш язык впитал не все богатство греческой, тем более античной культуры в целом (на 9 тысяч слов древних памятников славянской письменности приходится 1–2 тысячи грецизмов). Однако даже такой контакт был чрезвычайно важен и полезен.
Свою апостольскую деятельность братья начали в крупнейшем государстве тогдашней Европы – Великой Моравии. Здесь они и занялись устройством славянской церкви, учили священников, организовали первые славянские школы, воспитывали учеников, готовили переводчиков, переписчиков славянских книг, проповедников. В число их учеников вошли не только мораване и солуняне, но и славяне Пан-нонии. Так, правитель Паннонии, князь Ко-цел выучился славянской грамоте, а перед тем Мефодий крестил и болгарского царя Бориса с семейством и боярами, а позднее еще и чешского князя Боривоя с его супругой Людмилой, даже польских князей. Обратим внимание на то, что решительным противником усилий Кирилла и Мефодия выступила тогда Римско-католическая церковь, стоявшая на позициях «триязычной ереси» (с Богом, согласно этой позиции, можно было общаться только на 3 древних языках – на греческом, на латыни или еврейском). Тем самым из числа «допущенных в Божье царство» напрочь исключались миллионы славян. Им предстояло прежде выучить один из трех языков – и лишь тогда, по мысли Рима, перед ними открылись бы источники «истинной веры». Это был признак явного культурного шовинизма со стороны Европы.
Кирилл и Мефодий
Потому Константин (Кирилл), не сдерживая возмущения, восклицал: «Горе вам, книжникам, присвоившим себе ключ разумения. Сами не входите и желающих не впускаете! Не на всех ли равно светит солнце? Не на всех ли равно идет дождь Божий? Как же вы можете признавать достойными только три языка, а все иные народы обрекаете на глухоту и слепоту?!» Правда, тогда удалось убедить Папу Адриана VI в допустимости славянского богослужения в славянских землях. Труд их был поистине апостольским подвигом. Выполнив свою миссию, Константин (Кирилл) скончался в 869 г. в Риме, где и похоронен в храме Св. Климента. Ме-фодий, став архиепископом Моравии и Паннонии, поселился в столице Моравии Велеграде. Там вместе с учениками он развернул большую работу по распространению славянского богослужения, славянских книг, письменности и школ. Вскоре выяснилось сугубо политическое значение всякой религии, ведь за спиной Бога стояла и стоит земная власть, т. е. вполне конкретные папы, патриархи, митрополиты, епископы, прелаты, а за ними, это ясно, кормящее их «божье стадо». И тут уж не до Бога! Надо отстаивать свои насущные земные, т. е. вполне конкретные меркантильные интересы. Немецкие епископы и прелаты были в бешенстве, ибо Кирилл и Мефодий отнимали и их паству (из числа славян язычников). В 870 г. Мефодия судили и два года держали в тюрьме (в тайне от Папы Иоанна VIII). Потом, правда, освободили, но на славянских землях восстанавливалось богослужение на латинском языке. Мефодий ослушался запрета и продолжал подвижническую деятельность. Вся его жизнь была борьбой за право славян говорить, думать и молиться на своем языке. Умер он в 885 г. в возрасте 60 лет. Панихиду и чин его погребения совершили на славянском, греческом и латыни. Перед смертью он пророчески предупредил славян: «Будьте осторожны, охраняйте сердца ваши и братьев ваших! Вы будете ходить средь козней. После кончины моей прийдут к вам лютые волки. Но вы им противствуйте!» Так и случилось… Гонения на славян со стороны католиков да и светской власти в Европе усиливались. Их вылавливали, зверски избивали, срывали одежды и «нагими влачили по терновнику, прикладывая к шеям мечи и подставляя к бокам копья, глумясь и муча. немцы бо», – говорится в «Житии Клемента», ученика Мефодия. Многих продали в рабство, на кострах горели славянские книги и символы.
Гонения католического Рима
Справедливо то, что в энциклике 1985 г. эти подвижники названы апостолами славян (ранее их удостоят титулов «сопокровителей Европы»). Так, уже на первых этапах христианизации кирилло-мефодиевская традиция утверждается в умах и сердцах русского народа. Найдены у нас и древние списки житий Кирилла и Мефодия, сказание Храбра о русских письменах. По словам Н.С. Трубецкого, «русский литературный язык в конечном счете является прямым преемником ста-роцерковно-славянского языка, созданного Кириллом и Мефодием в качестве общего литературного языка всех славянских племен… Это и обеспечивает ему устойчивость и относительную независимость от просторечной вариативности, вульгаризации и порчи». По подсчетам Л.В. Щербы и А.А. Шахматова, более 55 % всех элементов современного русского литературного языка восходят к церковно-славянскому, который сыграл, безусловно, заметную роль и при формировании русского литературного языка. На нем говорили потом и киевские ученые, выпускники Киево-Могилянской академии, лица духовного звания (Феофан Прокопович, Симеон Полоцкий и др.). В итоге принятия бесценного ковчега письменности Русь надолго стала объектом болгарской духовной эмиграции, а затем основным форпостом славянской цивилизации. При князе Святополке (894 г.) русские выступят в роли просветителей славян в Великой Моравии. Когда же Болгария подпала под оттоманское иго, этот процесс еще более ускорился. Память святых отмечается в древних русских, болгарских, сербских календарях, в чешских и хорватских глаголических рукописях. Первые церковные праздники, вошедшие в обиход многих славянских народов, также были связаны с их именами, деятельностью и жизнью: скажем, 30 января – это обретение в 861 г. в Херсо-несе Кириллом-Константином мощей Климента, Папы Римского, 14 февраля – день преставления Кирилла Философа (869 г.), 6 апреля – день преставления моравского архиепископа Мефодия (885 г.) и т. д. Во многом именно с Балкан шла на Русь и богослужебная книга – после принятия Русью христианства. Имел место и обратный процесс. Многое из культурного наследия болгар сохранилось благодаря русским. Н.К. Гудзий справедливо подчеркивал: «Можно сказать с полной уверенностью, что многое из произведений древнейшей болгарской переводной и оригинальной литературы не дошло до нас; многое, несомненно, погибло или было истреблено в обстановке тяжелых исторических катастроф, какими чревата была история Болгарии. Ни один памятник переводной и оригинальной литературы времени Бориса и Симеона не сохранился в болгарских списках; все они, как многие позднейшие, известны по русским и сербским спискам, обнаруживаемым вплоть до наших дней в различных книгохранилищах, преимущественно русских. Не сохранились и болгарские оригиналы Остроми-рова Евангелия и Свято-славова Изборника 1073 г., дошедших до нас в богато оформленных русских списках, очевидно, воспроизводящих внешнее оформление оригиналов».
Турецкие янычары
После сообщения о крещении Владимира, его сыновей и всея Руси, согласно летописцу, царь болгарский Симеон послал на Русь ученых иереев и «книги довольны». При организации своей церкви Владимир должен был искать православных священников на славянских Балканах, т. е. у болгарского царя Самуила и его Охридского патриарха, ибо от греков так и не получил обещанной церковной самостоятельности. Поэтому именно с благословения Охридского патриарха и была вскоре основана им Русская архиепископия.
Турок
Болгарка
В дальнейшем, в конце XIV в., после трехмесячной осады пало Тырново, и на землю Болгарии пришло 500-летнее оттоманское иго. Турки подчинили болгар, осуществили слом государственно-управленческого аппарата, сокрушили Православную церковь, взяли под стражу патриарха и выслали его из столицы. Таким образом, болгары оказались фактически под тройным игом – политическим, экономическим и духовно-религиозным. Турки не только подавляли все попытки вооруженного сопротивления, но и низвели болгар до уровня почти безгласных рабов. Чего стоило хотя бы введение налога «харач»! Каждый христианин должен был платить налог султану за одно лишь разрешение жить! При этом решение религиозных вопросов перешло в ведение Константинопольской патриархии, что вызывало у болгар естественное чувство протеста. Историк И. Калиганов пишет: «Но освободиться своими силами от ига столь многочисленных иноземных угнетателей болгары, разумеется, не могли, и поэтому среди них еще в XVI в. родилась легенда о деде Иване – могучем северном соседе, который освободит болгар и воздаст обидчикам покоренных южных славян по достоинству». Турецкое иго привело болгар к тому, что они стали забывать родной язык и свои духовные истоки, хотя они и были первыми из южных славян, кто создал свое государство, они же первые имели своих царей и патриархов.
Однако вернемся к византийскому влиянию на Русь. Могучим фактором воздействия выступали наука и техника. На протяжении тысячелетия византийская наука достигла успехов в разных областях, включая естественные науки: физика, химия (новые эмали, «греческий огонь»), зоология и биология («Физиологии», бестиарий Тимофея Газского, трактаты по разведению соколов, собак и т. п.), сельское хозяйство («Геопоники»), медицина, ботаника («Беседы на Шестоднев» Василия Великого), исследования в области акустики и теории гармонии (Иоанн Дамаскин), космология (сочинения Фо-тия, Феодора Метохита). Появились у византийцев новые строительные конструкции и приемы, что привело к экономии труда и средств. Успех врачей (Мелетиса, Дамнастиса, Магнитиса) сделали константинопольские клиники одними из самых благоустроенных. Главной тенденцией становится объединение техники и книжной учености, необходимое для прорыва в области экономики и науки.
Святой Иоанн Дамаскин
Большой интерес у просвещенной Руси вызывала культурная составляющая цивилизации. Ученый в Византии пользовался уважением. Глава Константинопольской юридической школы имел право личного доклада императору. Специалисты в области архитектуры и строительства освобождались от общих повинностей.
Двор византийского императора X–XI вв.
В высших школах преподавался цикл светских наук и военное дело. Государство обеспечивало контроль за уровнем подготовки и качеством выпускаемых «изделий». Ученые находились на государственной службе как преподаватели университетов или как члены церковной иерархии (своего рода «филиал государственной власти»). Связи Византии и Руси выстраивались в систему, что и отражено в работах ученых. И в России не случайно возникла одна из мощных мировых школ ви-зантинистики. Перечислить имена ее создателей просто невозможно. Упомянем лишь имя «корифея русских византинистов» И.Е. Троицкого (1832–1901). Среди десятков работ, посвященных византийской истории, укажем интереснейшие: «Вопрос о разделении церквей на политической почве»; «Национальные элементы в христианстве»; «Дело деспота Константина Порфирородного (картины византийской жизни и нравов)»; «Константинопольские патриархи»; «Византийская школа, история, внутренние порядки и др.»; «Византийцы в истории и в отзывах ученых»; «Суеверия византийцев» и т. п.
Культурные люди встречались и в высших эшелонах власти Византии, хотя и довольно редко. Одним из них был Юстиниан I Великий (482–565), редкая, в своем роде даже единственная фигура среди греко-римских императоров послекон-стантиновской эпохи. Он был племянником императора Юстина – совсем неграмотного солдата. При подписании важных государственных актов тот обычно использовал трафарет, золотую пластину со своим именем. Но Юстин, тем не менее, умел ценить просвещение, дав племяннику Юстиниану первоклассное образование, филологическое и юридическое. С тех пор традиция уважения к образованию и знаниям стала определяющей среди византийских василевсов. Затем, уже перед смертью, Юстин приобщил Юстиниана к власти, обеспечив ее преемственность (527 г.).
Император Юстиниан I (527–565)
Престол делила с ним жена Фе-одора – дочь хранителя зверинца на столичном ипподроме, в прошлом цирковая актриса. Эта яркая красавица встала на путь громких амурных похождений, но вдруг в ее поведении после встреч с фиваид-скими подвижниками наступил резкий перелом. Феодора вернулась в Константинополь иным человеком. Увидев ее, молодой Юстиниан влюбился и женился, найдя в ней мудрую советницу в вопросах церковной и имперской политики. Она известна тем, что ввела порядок иконопочитания на VII Вселенском соборе. Церковь в память о событии установила и празднование Торжества Православия, которое отмечается в первое воскресенье Великого поста. В кафедральном соборе острова Керкир до сих пор хранятся мощи византийской царицы Феодоры, почитаемые людом.
Икона св. Феодоры
Ярким примером византийского интеллектуала был ученый и политик XIV в. Димитрий Кидонис. Целью своих занятий он считал служение истине, которую вслед за Платоном ценил более всего на свете. Истина в его понимании выше даже самой замечательной личности («Я истину считаю выше Сократа»). Тот, кто не желает служить истине, писал он, тому следовало бы найти себе стадо животных, в котором «он будет жить, служа лишь страстям». Призывая решать возникшие в ходе дискуссий проблемы, он побуждал ученых спорить «без ссор, брани или раздражения в словах». В высшей степени дельным был его иносказательный совет – учитывать опыт и мнение тех, «кто совершил плавание до нас». В частности, задавшись целью изучить противоречия между западной и восточной церковью, ученый прочитал все, что было написано византийскими богословами за 500 лет. Ратовал он и за уважительное отношение к исследованиям предков, «которых мы должны, согласно божественным законам, спрашивать о том, чего мы не знаем». В то же время Кидонис предостерегал против любого слепого преклонения перед былыми знаниями и заветами.
Святая София в Константинополе
Среди просвещенных византийских интеллектуалов случались и дамы. Такова Евдокия Макремболитисса (1021–1096) – дочь вельможи Макремболита, игравшего важную роль в правление императора Михаила IV Пафлагонца. Евдокия была второй женой Константина Дуки, славилась красотой, ученостью и утонченным образованием. Позже (1059) ее муж под именем Константина X занял византийский престол. Перед самой смертью (1067 г.) Константин X назначил свою жену правительницей, взяв с нее письменное обещание никогда не выходить замуж (сей документ был передан в руки патриарха). К XIV в. в составе византийских интеллектуалов насчитывалось немало просвещенных людей. В основном, все они относились к придворным, клиру или к окружению какого-либо властного лица. Многие были историками или мемуаристами, входившими в круг влиятельных лиц, или сами занимали такие посты. Общее их число составляло примерно сто человек, а всего за тысячелетие история донесла до нас имена 435 византийских литераторов. Подчеркнем, что с падением престижа императорского двора в конце XIV в. деятели византийской культуры стали чаще эмигрировать, находя благодатную почву в Москве, Новгороде, Венеции, Болгарии и т. д. Реформой завершался почти столетний процесс христианизации народа, а значит, сближения русских с греками и итальянцами, а через них, несмотря на тернии, и со всей христианской Европой. Византийская теократия стала в силу ряда причин привлекательной для русов и восточных славян. Религия позволяла высшей власти поддерживать свой авторитет в народе. Возник институт посредника в лице епископа. Он играл важную роль при решении споров, тяжб и междоусобиц. Императоры были носителями некой верховной духовной силы. А.В. Карташев писал, что русы увидели для себя на примере Византии, как можно служить с пользой церкви и государству.
Собор Святой Софии в Константинополе
Вскоре церковь наряду с державной властью царей стала той мощной опорой, на которой будет зиждиться наше государство. Коли небесный владыка – Бог един, то и земной владыка должен быть единодержавным правителем. Заслуга церкви в воцарении идеи единоцарствия на Руси велика. Архиепископ Херсонский и Одесский Никанор, говоря об этих достоинствах церкви, категорично заявлял: «Православная церковь принесла на Русь из православной Византии идею великого князя, как Богом поставленного владыки, правителя, верховного судьи подвластных народов, идею государства. Церковь утвердила единство народного самосознания, связав народы единством веры. Церковь создала сперва одно, потом другое для народа святилище в Киеве и Москве. Церковь перенесла на Русь грамоту и культуру, государственные чины и законы византийского царства. Единственно церковь была собирательницею разрозненных русских княжеств. Церковь выпестовала, вырастила Московского князя сперва до великокняжеского, а потом до царского величия. Пересадив и вырастив на русской земле идею византийского единовладычества, церковь возложила и св. миропомазание древних православных греческих царей на царя Московского и всея Руси». Вряд ли мы вправе столь однозначно позитивно оценивать роль церкви в собирании государства Российского, ибо бывали такие случаи и примеры, когда церковные владыки, участвуя в закулисной борьбе, вели себя ничуть не лучше удельных князей, фактически разорявших и губивших Русь. Русская церковь стала митрополией (отделением) Константинопольской патриархии. Во главе Русской церкви константинопольским патриархом был поставлен и свой митрополит. Отдельные области Древней Руси возглавлялись епископами, им подчинялись священники в городах и селах, и на их содержание князь отдавал десятую часть собираемых налогов. На эти деньги была построена первая в Киеве церковь – Десятинная. История ее возникновения такова. Будучи язычником, князь Владимир пожелал принести Перуну человеческую жертву. Чтобы избрать человека для жертвы, бросили жребий, он пал на некоего Иоанна. Но когда обратились к его отцу Феодору с требованием, отдать сына на заклание, тот не только не отдал любимого чада, но и выступил с горячей проповедью об истинном Боге, с резким обличением язычников. Разъяренная толпа язычников в бешенстве разрушила дом Феодора, под обломками которого приняли мученический венец эти первые страстотерпцы на Руси. После своего крещения князь Владимир на этом месте выстроил церковь и отдал в ее пользу десятую часть своих доходов, отчего та и получила название – Десятинная.
Строили церковь с использованием материалов, вывезенных Владимиром из Херсонеса, где князь принял второе крещение. Корсуняне же составили и клир киевской Десятинной церкви. Сюда были переданы иконы, сосуды, кресты из Хер-сонеса, а рядом с церковью поднялись античные изваяния и квадрига медных коней. Тут обрели упокоение голова и мощи Климента Римского, якобы утопленного по велению римского императора Траяна в Херсонесе. В той церкви позже похоронят и самого Владимира – в мраморном саркофаге, вывезенном им когда-то из завоеванной Корсуни, рядом с женой Анной. Если учесть, что в Хер-сонесе (Корсуни) Константин-философ некогда впервые ввел в оборот русские письмена, понятно исключительное значение города одновременно византийской и русской славы.
В.И. Верещагин. Закладка Десятинной церкви в Киеве
Как относились к восприятию культуры наши люди? В различные времена по-разному. Русская народная духовность с первых шагов продемонстрировала несомненную тягу к мировой культуре, хотя тут была своя специфика – мы с известным недоверием относились к ученой схоластике. А.В. Юдин в книге «Русская традиционная народная духовность» отмечал, что с классической ученостью на Руси, как правило, дело обстояло неважно. Сохранялось крепко усвоенное недоверие к «западной» науке, которую на вооружение взяла католическо-протестантская церковь. Но ведь без научного метода не могла развиваться серьезная богословская, а затем и научная мысль. Отсутствие классического наследия на Руси не дало сформироваться и кругу его потребителей. В результате у нас долгое время не могла возникнуть оригинальная художественная литература, зато энергичными оказались взлет и подъем церковной архитектуры, иконописи, литургического пения и летописания. Русский летописец был не просто хронистом, но философом и историософом, объясняя современникам смысл истории. Быстрого расцвета достигли специфические литературные жанры – «слова», «поучения», появился писаный свод законов. Русская культура обретала все признаки культуры европейского типа. «Слово о законе и благодати» Илариона – на уровне лучших образцов мировой литературы. «Наша Начальная летопись хорошо знает народное единство всех славянских племен, населявших Россию. Мало того, она хорошо знает единство всех славянских племен, хотя они были и за пределами Русского государства… Наша Начальная летопись есть поистине величественный памятник славянского и русского сознания и в то же время памятник, несомненно, богатых задатков европейской цивилизации русского народа» (М. Коялович). Хотя культура усваивалась народом не сразу.
Киево-Печерская лавра
Храм Божий изначально рассматривался русским народом как своего рода духовно-просветительский центр. Уже то, что в первый период христианизации в одном только Киеве явились 600 церквей и 14 монастырей, говорит о многом (даже если это были совсем скромные и простые домашние молельни). В домонгольскую эру в Киеве было 14 монастырей, в Новгороде – до 20, а всего – около 50. Монастыри являлись первыми училищами веры, равно как и распространителями книжного учения на Руси. То были, по выражению Нестора, «светила, сиявшия на всю Русь». Их обитатели-насельники проводили время в трудах праведных – в молитвах, в «книжном почитании» и, конечно же, в заботах о хлебе насущном. Поистине древние монастыри, говоря словами Н. Погодина, «представляли лучшую, светлую сторону русской жизни и дорогое достояние отечественной истории».
Особенно же в то время славилась Пе-черская обитель Киева. Начало Киево-Печерскому монастырю положил преподобный Антоний, «первоначальник иноков русских» (1051). Митрополит Макарий пишет, что поставлен сей монастырь был «не от богатства, а слезами, лощением, молитвою, бдением». Однако одними слезами да бдением всенощным монастыря не построишь. А посему нужен «металл презренный». Золото и серебро лилось рекой. Ярополк Изяславич, князь Владимира Волынского, подражая отцу своему Изяславу в любви к Печерской обители, передал ей все свое достояние (1086), волости Небольскую, Деревскую, Лучскую и земли около Киева. В собственность переходили села с их обитателями. Хотя обитель не раз подвергалась разорению и разграблению (половцами, тюрками, берендеями, татарами), она выжила. Из Печерского монастыря «разносилось образование по областям русским с епископами, назначаемыми из иноков, и всякая новая епархия делалась новым учебным округом, новый монастырь – гимназией, новая церковь – народным училищем». Все это будет развиваться постепенно, не сразу, но фактом стало то, что исторически монастырь стал для русского человека и приютом, и крепостью, и школой, и убежищем в годину бед. В этой связи понятен и интерес к ним князей, как и пожертвования в их адрес. Дело ведь не столько во внешних признаках религиозности или благочестия, сколь в необходимости заполучить некий источник информации, общения со Всевышним, т. е. веры. Особенностью русской православной идеологии становится и ее морально-этический пафос (справедливость, патриотизм, святость, благородство, любовь к ближнему). Не случайно на Руси в большой цене иноческий подвиг. Известная пословица гласила: «Не стоять Руси без праведников!» Киево-Пе-черская лавра дала 50 знаменитых архиреев, выполнявших роли воспитателей народа. Святая проповедь велась и в монастырях, в этих благодатных просветительских центрах. «В этих монастырях библиотеки были наполнены книгами библейскими, богослужебными и отеческими, в особенности последними. Здесь, по руководству великих святых иноков. читались поучения братии к народу. Отсюда рассылались учительские послания в города, к вельможам, народу и вообще к православным русским людям». Все это постепенно оказывало влияние на народ, хотя имелись и проблемы при усвоении византийского наследия. Негативным моментом было то, что средь отброшенных «эллинских прелестей» оказалась светская школа. Д. Була-нин пишет: «В это время строгой цензуре подвергся круг переводов с греческого, и – что особенно важно – отказались от переноса на славянскую почву школы византийского типа».
Вход в дальние пещеры Киево-Печерской лавры
Велось и строительство: в Киеве с княжеским двором возник, по выражению историка, «собственный новый Кор-сунь». Строили греческие мастера, «ка-меносечцы», «зиждители палат каменных», которых Владимир пригласил из греческой земли. Украшали храмы греческие живописцы, хотя в строительстве, видимо, участвовали и русские. Одновременно Владимир выступил как духовный отец и «родитель нашей национальной культуры». Возник пример для подражания, явились новые возможности для обучения, чтения книг.
Наша культура в ту эпоху предстает, в основном, в религиозных одеждах. При всех трудностях и сложностях процесса вхождения в христианство и православие другого пути у Руси не было. Кстати, это общераспространенное явление. Большинство мировых культур, по замечанию П. Флоренского, начинали свой путь с «прорастания зерен религии». Во многом благодаря усилиям церкви на земле Отечества «и грамоте гораздых было много, и писцы, и певцы, и чтецы славны были по всей земле». Да и кто бы еще тогда вразумил темного отрока, у которого отсутствовала первоначальная потребность в просвещении и духовном становлении. Если древние греки были, по словам Аристотеля, животными политическими, то византийских греков можно было назвать церковными животными. Чтобы верно уяснить себе роль священнослужителя как духовного пастыря народа, упомянем вновь имя преподобного Илариона (с 1051 г.). Об авторе «Слова о законе и благодати» источники говорят, что он «муж благ, книжен и постник» (Повесть временных лет). Г. Федотов говорил о нем: «его следует признать неким гением» Руси.
В. Перов. Первые христиане в Киеве. 1880 г.
О художественно-полемическом даре Илариона можно судить хотя бы на основании трех дошедших до наших дней произведений этого писателя – «Слова о законе и благодати», «Молитвы» и «Исповедания веры». В наиболее известном из них, в «Слове», он сравнил русский народ с новыми мехами, которые и предстоит наполнить «вином христианства» – духовными лидерами и сильными правителями. Князь Владимир был им уподоблен христианским апостолам по мудрости; по величию и славе – римскому императору Константину.
Преподобный Иларион Великий
Тут же Иларионом дано и одно из первых идейных обоснований нравственной идеи правления и мироустройства. История делится Иларионом на три периода: языческий («идольский мрак»); иудейский («Иудейство от той поры пало, и Закон (их) после того, как вечерняя заря, погас. И рассеяны были иудеи по странам – да не вкупе злое пребывает! Ибо пришел спаситель, не принят был израильтянами»); христианский («Утверждение истины и благодати»). О Руси и князе Владимире Святом Иларион говорил с глубочайшим уважением и любовью:
- Все страны, и грады, и люди
- чтут и славят каждый – их учителя,
- что научил их православной вере.
- Похвалим же и мы, по силе нашей,
- малыми похвалами великое и дивное
- сотворившего
- нашего учителя и наставника,
- великого государя
- нашей земли Владимира, внука
- старого Игоря,
- сына же славного Святослава.
- Те в лета своего владычества
- мужеством и храбростью
- прославились
- в странах многих,
- и победами, и крепостью поминаются
- ныне и прославляются.
- Ибо не в худой и неведомой земле
- владычествовали, но в Русской,
- что ведома и слышима
- всеми четырьмя концами земли.
- Сей славный – от славных родился,
- благородный – от благородных,
- каган наш Владимир.
- И возрос и окреп – от детской
- младости
- вполне возмужав,
- крепостью и силою совершенствуясь,
- в мужестве и силе преуспевая.
- И единодержцем будучи земли своей,
- покорил под себя окрестные страны,
- те миром, а непокорные мечом…
Голос Илариона, яко кимвал звенящий, слышен всюду. Он не просто сочинял проповеди «от себя», а говорил от имени и во имя всех русичей («От всея земли нашия»). Русский народ впервые был поднят до уровня народа вселенского, народа, уже явно «слышимого» в мире. Такой глас особо нужен России во дни смуты и бед народных. Важно и то, что Иларион, бывший духовником князя Владимира, стал и первым русским митрополитом. Думы и размышления свои он доносил до народа в только что отстроенном Софийском соборе, в присутствии всей семьи Ярослава Мудрого. В его словах находим ощущение понимания им высокой миссии церкви, как и превосходства новой веры над старой. «Уже не зовемся более идоло-служителями, но христианами», «мы более уже не безнадежники», «не строим более капищ, но зиждем церкви Христовы; не закалаем бесам друг друга.». Однако не в этом главное содержание «Слова». Ведь он писал уже «не к неведущим людям, но к насытившимся сладости книжные», к князю Ярославу. Как бы мы ни подходили к факту восприятия христианства Русью, при любых оценках, в любом случае это явление замечательное, явление поистине вселенского масштаба. Однако что означало оно для Руси? Обретение общего языка верующих не только с Богом, а прежде всего с культурой, насчитывавшей пять тысяч лет. Это позволило Руси перенять важную часть мирового опыта цивилизации. Религия оказалась тем самым волшебным ковчегом, в котором был собран если и не весь, то самый нужный (на тот момент) инструментарий для государственного, общественного, индивидуального «строительства». Во многом именно церковь сплотила «тело нации». К тому же православная религия самым органичным образом может быть сопряжена как с Западом, так и с Востоком, что подтверждается усилиями нашей церкви.
Храм Христа Спасителя в Москве. Патриарх Алексий и митрополиты всея Руси
Велика и международная составляющая миссии церкви, призванной упорядочить мир, воссоздать его по образу и подобию Божьему. Хотя эта задача и выглядит невыполнимой, но стремиться к ее решению надо. На практике это означало многотрудную, тяжкую работу по воспитанию и научению рода человеческого. Великая задача, которой каждая по-своему служили и служат православная, католическая, мусульманская, иудейская, буддийская веры, соединяя начала духовные и мирские («дольнее с горним»), пытаясь достичь необходимого равновесия в жизни. Павел Флоренский полагал, что лишь две эти церкви (Восточная и Западная), признавая основные моменты церковной организации, хотя и с разной степенью сознательности, «тем самым не выпали из идеи церкви, почему и заслуживают в той или другой степени, к тому же различной в разные времена их исторической жизни, имя Церкви». Правда, Восточная и Западная церкви, как известно, долгое время не могли найти путей к сближению. Попытка сделать это в 1234 г. кончилась неудачей. Стороны, греки и паписты, обвиняли друг друга в «схизме» (расколе). На Лионском соборе 1245 г. Папа Иннокентий IV обвинил греческую церковь в том, что она «высокомерно и безумно оторвалась и отвернулась от лона своей матери, как от мачехи». В основе конфликта лежали религиозные и экономико-политические причины, старая вражда греков и Рима, который их некогда поработил. «Два государства, – писал А. Люшер, – две религии, две расы, всегда глубоко отделенные друг от друга, сохраняли в отношении друг друга то же положение вражды и недоверия». Эти глубокие разногласия еще более усилились после того, как сначала в 1204 г. крестоносцы взяли Константинополь, а затем в 1261 г. император Михаил, его отряды без выстрела вновь взяли столицу. «Латинский позор стал достоянием прошлого», – писал немецкий историк. Но «позор» противостояния христианских церквей разросся еще более. Тем не менее цивилизаторская миссия церкви сохраняла значение. Православная церковь была для русского человека школой, крепостью, ризницей духовной, целителем нравственных и душевных недугов, врачевателем сердца и ваятелем ума. Воспитательно-образовательная функция ее выдвигается на передний план и надо было преодолевать отставание от Византии и Европы, чтобы укрепить свое положение.
Священнослужители из братских православных церквей
Обратим внимание на такой момент, как интернациональный состав русского иночества. Русь изначально пребывала среди собратьев-славян, в славянском духовном «училище». Духовный подвиг Кирилла и Мефодия известен. Высоко ценился древнерусскими книжниками и сказителями и сербский просветитель Пахо-мий. По количеству и масштабам распространения его трудов и литературных произведений Пахомия относят к едва ли не самым плодовитым писателям Древней Руси. Придя из Афона на Русь в 1460 г., он поселился в Новгороде. Афонская, или Святая Гора была в то время главным средоточием греко-славянской образованности. Пахомия читала не только монашеская, но и вообще пишущая братия, многие усиленно старались ему подражать. Труды Пахомия послужат для русских агиобиографов образцами, по ним с конца XV в. учились искусству описания жизни святых.
Св. Пахомий Великий
Его называли совершенным в писании и философии, превзошедшим всех известных книжников разумом и мудростью. В. Ключевский отмечал: «Такой человек был нужен на Руси в XV веке, и потому, когда он явился здесь, великий князь и митрополит с Собором, новгородский владыка и игумен монастыря обращались к нему с просьбами и поручениями написать о том или другом святом. Достаточно пересчитать творения Пахомия, приведенные в известность, чтобы видеть, для чего, собственно, было нужно на Руси его перо и что нового внесло оно в русскую письменность. Пахомий написал не менее 18 канонов и 3 или 4 похвальных слова святым, 6 отдельных сказаний и 10 житий; из последних только 3 можно считать оригинальными произведениями; остальные – новые редакции или переложения прежде написанных биографий. Запас русских церковных воспоминаний, накопившийся к половине XV века, надобно было ввести в церковную практику и в состав душеполезного чтения, обращавшегося в ограниченном кругу грамотного русского общества. Для этого надобно было облечь эти воспоминания в форму церковной службы, слова и жития, в те формы, в каких только и могли они привлечь внимание читающего общества, когда последнее еще не видело в них предмета не только для научного знания, но и для простого исторического любопытства».
Иоанн Златоуст (347–404 гг.)
Наряду со всеми грамотная часть русского общества (она была тогда невелика) пыталась овладеть литературой, в первую очередь нравственной и духовной. Русские проявляли интерес к разного рода книгам, внимали нравоучениям. В том нет ничего удивительного. Духовная и просветительская жизнь народов в эпоху Средневековья формировалась так или иначе вокруг монастырей и школ. Почему же это стало возможным? Очевидно, в тогдашних деяниях церковных мужей были своя правда, истина, красота. В проповедях святых отцов, мудрых старцев (Леонида, Макария, Амвросия, Иоанна Златоуста и др.) ощущались великая сила, искусство, вдохновение, ученость, каковых, пожалуй, в лекциях иных ныне известных профессоров не встретишь. Так, упомянутый Иоанн Златоуст (350–407 гг.) вел свои проповеди в яркой изустной форме. Жители Антиохии, где он проживал, даже удивлялись тому, как он это делал. Никто так ранее не проповедовал Слово Божие, без книги и тетради. Поучения его, казалось, исполнены некой волшебной силы, слушавшие не могли вдосталь ими насладиться. Скорописцы записывали проповеди, затем передавали другим прозелитам. Поучения читались всем миром – в школах, дома, за трапезами, на площадях. Иоанн Златоуст стал любимым учителем многих. Такого оратора едва ли можно было найти в Византии. Все желали послушать его беседы и поучения. Позже имя его стало широко известно и на Руси. Иоанн Златоуст родился и вырос в Антиохии Сирийской, где изучал Писание и нес служение в сане диакона. Во время пасторства в Антиохии он обучал людей и писал комментарии к «Писанию». Затем Иоанн стал архиепископом Константинопольским, где и проповедовал в течение шести лет (398). Он смело клеймил грехи и пороки, невзирая на титулы. В результате императрица Евдокия отправила его в изгнание, заявив, что ее оскорбила его проповедь. Правда, вскоре его вернули, но Златоуст по-прежнему являл собой пример непримиримости к греху, продолжая свои бескомпромиссные проповеди, не останавливаясь даже перед осуждением властей, т. е. сильных мира сего. Его выслали вторично, в пустыню, где он и умер. Тридцать лет спустя его кости были перенесены в Константинополь и сожжены торжественно в погребальном обряде – в знак признания обществом его достойной и благочестивой жизни. Благодаря яркому ораторскому искусству его и стали называть Златоустом.
Антиохия
Вот отрывок из беседы Иоанна о воспитании: «Часто многие из отцов делают все и принимают все меры, чтобы у сына был хороший конь, великолепный дом или дорогое поместье, а о том, чтобы у него была хорошая душа и благочестивое настроение, нисколько не заботятся. Это и расстраивает всю вселенную, то, что мы не радеем о своих детях, заботимся об их богатстве, а душою пренебрегаем, допуская крайне безумное дело. Ибо, хотя бы и велики и драгоценны богатства, но если человек не способен распоряжаться ими добродетельно, то все погибнет и исчезнет вместе с ним и причинит владельцу крайний вред, а если душа его будет благородна и любомудра, то хотя бы у него не было собрано ничего, он будет в состоянии свободно распоряжаться имуществом всех. Итак, нужно смотреть не на то, чтобы сделать детей богатыми серебром и золотом и тому подобным, но чтобы они были богаче всех благочестием, любомудрием и другими добродетелями, чтобы не нуждались во многом, чтобы не увлекались житейскими предметами (всякой мишурой)». Согласимся: подобное наставление не грех было бы прочитать и нашей молодежи. Или же взять беседу Иоанна Златоуста, где сказано о необходимости родителей заботиться о целомудрии своих детей. Иоанн пишет: «Не узнавший блуда не будет знать и прелюбодеяния; а осквернившийся с блудницами скоро дойдет и до прелюбодеяния. Итак, чтобы отсечь самые корни зла, пусть те, которые имеют детей, находящихся в юношеском возрасте, и намереваются ввести их в мирскую жизнь, скорее соединяют их узами брака, потому что еще в юности возмущают их страстные пожелания. Итак, когда сын твой возрастет, то, прежде чем вступить в воинское звание или другой род жизни, позаботься о его супружестве. И если он будет уверен, что ты скоро приведешь ему невесту и что уже немного остается времени до брака, то в состоянии будет терпеливо переносить пламень страсти. Если же узнает, что ты не радеешь о сем и медлишь, выжидаешь, когда он будет получать большие доходы, дабы женить его, то, пришедши в отчаяние от долгого ожидания, легко устремится к блуду. Но увы! И здесь корень зла составляет сребролюбие!»
Смертные грехи человека и наказание за них
«Утвердить веру на знании и знание на вере» (в России!) – вот, если угодно, ключевая и главная задача, которой должны были бы мы следовать, но по ряду причин не следовали. Поэтому никак не можем разделить благостный взгляд тех ученых и церковников, которые говорят: Крещение Руси сразу превратило варваров в просвещенных людей. Это не так, хотя доказано, что русы и в язычестве не были такими «безнадежными варварами», как о них порой говорят; до князя Владимира они имели успехи в «нарочитом просвещении». Изменение культурного уровня, нравов, тем более мировоззрения народа требует долгих воспитательных и образовательных усилий. «Для сего не довольно одного крещения, – подчеркивал историк И.Н. Болтин, – но потребны (еще) учение, просвещение, примеры и попечения государя и начальников, мно-гия труды и немалое время». Надо было идти иной дорогой – утверждать знание и силу духа на вере. Но сделать это, как показала наша история, оказалось весьма трудно. Поскольку школа в Византии, как и в Западной Европе, оставалась языческой, для славянских неофитов она казалась опасной, и вплоть до XVI в. во всем славянском православном мире, включая и Русь, этот вопрос больше и не пересматривался. Отсюда и печальные последствия для становления русского ума.
Г.В. Федотов (1886–1951)
Вспомним и русского мыслителя Г. Федотова, который в «Трагедии интеллигенции» писал об источниках незнания и неприятия Рима и римской культуры Русью (при всех прочих моментах): «И все же именно в Киеве заложено зерно будущего трагического раскола в русской культуре. Смысл этого факта до сих пор, кажется, ускользал от внимания историков. Более того, в нем всегда видели наше великое национальное преимущество, залог как раз органичности нашей культуры. Я имею в виду славянскую Библию и славянский литургический язык. В этом наше коренное отличие в самом исходном пункте от латинского Запада. На первый взгляд как будто славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции(курсив авт. – Ред.). Великолепный Киев XI–XII веков, восхищавший иноземцев своим блеском и нас изумляющий останками былой красоты, Киев создавался на византийской почве. Это, в конце концов, греческая окраина. Но за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция Греции отсутствует. Переводы, наводнившие древнерусскую письменность, конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди, жития святых, аскетика. Даже богословская мысль древней церкви осталась почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе в самые темные века его (VI–VIII) монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать свой стиль. Стоило овладеть этим чудесным ключом – латынью, чтобы им отворились все двери. В брожении языческих и христианских элементов складывалась могучая средневековая культура – задолго до Возрождения. И мы могли бы читать Гомера, философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской мыслью к самым истокам эллинского духа и получить как дар («а прочее приложится») научную традицию древности. Провидение судило иначе. Мы получили в дар одну книгу, величайшую из книг (Библию. – Ред.), без труда и заслуги открытую всем. Но зато эта книга должна была остаться единственной. В грязном и бедном Париже XII века гремели битвы схоластов, рождался университет – в «золотом» (же) Киеве, сиявшем мозаиками своих храмов, – ничего, кроме подвига печерских иноков, слагавших летописи и патерики. Правда, такой летописи не знал Запад да, может быть, и таких патериков тоже. Когда думаешь о необозримых последствиях этого первого акта нашей истории, поражаешься, как много он уясняет в ней». Тут есть преувеличения, но, в основном, все так, и суть схвачена верно. Это та данность, в рамках которой на протяжении тысячелетия и жила Россия. Слова Г. Федотова болезненны, но верны, хотя и частично. Кто же будет спорить, что лучше было бы знать все наследие античности, Запада, а еще вдобавок и наследие Востока! Потери от такого однобокого развития, конечно, велики. Но дело в том, что Русь, как и другие страны, существовала не в безвоздушном пространстве. Шли-то к нам не только с латинским словом, но и с латинским или исламским мечом! И православная вера (и тогда, и сейчас) защищала Русь словом и мечом! Взять тех же иноков на поле Куликовом!
Школа XIV в. Миниатюра из «Жития Сергия Радонежского»
Тормозящим фактором развития станет отсутствие в образовании на Руси школы как специального института с регулярным, повторяющимся, построенным на античных традициях циклом обучения, что есть закономерное следствие ориентации на греческую монастырскую культуру. Ломоносов отмечал это с нескрываемой печалью и сожалением, говоря: «Некоторое неудовольствие в народе, особливо ж у женского полу, произошло, когда Владимир повелел учредить школы для научения малых детей грамоте, но матерние слезы и негодование благоразумными увещеваниями, учительские излишние строгости добрыми установлениями прекратил рачительный первосвященник». Скажем прямо, не очень-то горазды к учебе были наши соотечественники поначалу. Недорослей и боярских оболтусов-переростков даже Петр не мог побудить к учению. В то же время в той же Византии учеба школьников начиналась рано, нередко с 5—7-летнего возраста. Давала себя знать и давняя греко-римская традиция. Византийский историограф Пселл, вышедший из семьи обычного чиновника, ставший впоследствии известным писателем, вспоминал, что обучение в школе шло «не только легко, но и сладостно». Конечно, речь в данном случае шла о талантливом юноше, но и средний уровень образования в Византии был достаточно высок.
В Древней Руси в VI–IX вв. были определенные идеалы, в которых присутствовали и культурно-образовательные темы. В основе идеалов массы общинников лежал труд как ценность, а также уровень благосостояния и обеспеченности. Образование в этой системе если и играет, то подчиненную роль. Отношение народа к обучению на Руси долгое время было прохладным и даже весьма настороженным. Уже говорилось, что в открытые князем Владимиром школы родители отправляли детей с горькими рыданиями, как если бы те шли на казнь. Даже по прошествии века-двух отношение к знаниям, увы, признаем неудовлетворительным. В «Слове о твари» (XII в.) сказано, к примеру: многие ленятся слушать чтение божественных книг и при этом даже не содрогнутся. Не очень-то жаждут направлять свои стопы и в церкви: «Не хотять прити на поученье, леняться». Совсем иное отношение к зрелищам и развлечениям. Тут уж никаких призывов и калачей не надобно. Если скрипачи или танцоры «позовут на игрище иль на сборище идольское» – побегут все, побросав труды и дела домашние. Не только безобразия и забавы с радостью лицезреют, но весь день (и ночь) готовы торчать на сборище «позорьству-юще тамо». Грамотность для широких слоев населения и для государства не являлась в то время вопросом первой необходимости. Главное внимание обращали на житейские проблемы: строение души, мирское и хозяйственное. Это требовало больше трудолюбия и покорности, нежели ума. В каком-то смысле можно понять Бердяева. Признавая в «Русской идее» одаренность русских, их способность воспринимать высшую культуру, он не упускает случая выпятить русскую отсталость, безграмотность, буквально мешая допетровскую Русь с ее «безмыслием и безмолвием» с грязью. Достается от него и Византии, которая оставила нам в наследство, якобы, одни пороки. На наш же взгляд, рассуждения о полной «безграмотности народной массы» – как раз и есть признак того полуневежества, которое нередко встречается, угрожая России (не только ей). Хотя просчеты в обучении были (у нас и в XX в. много неграмотных). Все это, конечно, не могло не сказаться на темпах культурно-исторического развития Руси, а затем России.
Икона. Божественное дитя
И все же возражение вызывает то, что в исторической науке с начала XX в., а точнее, с 1917 г., утвердился несколько пренебрежительный взгляд на древнюю историю. Ничуть не лучше позиции ряда нынешних писателей, претендующих на раскрытие «тысячелетней загадки России», утверждающих, что Крещение на Руси хотя и принесло нам толику просвещенности, культуры и благочестия, но оно же повергло нас «в темень догм, в статичность мышления, отбросило к младенчеству – и законсервировало в этом состоянии, в состоянии почти рабского послушания, ум и волю». Подобные авторы видят в христианстве лишь неудачную попытку идеологизации общества (А. Ананьев). Вряд ли можно согласиться с этой посылкой и с утверждениями, что монастыри – не что иное, как «хозяйственные предприятия эксплуататорского характера», а смысл деятельности церквей – в обеспечении «благополучия и сытой жизни клирикам». Такая оценка – «идеологическая презерватива», столь же однобокая, как и слова, что свет знаний шел лишь через клир. Во всяком случае, церковь в нравственном смысле выглядела и выглядит гораздо лучше, чем иные помпезные и широко рекламируемые достижения массовой культуры.
Чада греховные… «Схожахуся на игрища, на плясание и на все бесовская пения»
Выводы таковы. Во-первых, русские в этническо-культурном плане и на первоначальном этапе истории выглядят как синкретический многонациональный этнос, влияние которого выходит далеко за границы его географического пребывания. Во-вторых, уровень познаний древнерусских элит киевского периода был все же достаточно высок, не уступая уровню иных европейских правителей (Ольга, Владимир, Ярослав Мудрый, Евфросинья Суздальская, Иларион), чего не скажешь, конечно, о всем народе. В-третьих, христианство сыграло роль объединительного центра для тех, кто стремился к единству и консолидации русских людей. Славяне расселились по Восточной, Южной Европе, обосновавшись там всерьез и надолго. К VII в. н. э. фактически весь Балканский полуостров оказался в их руках. Историк М.Н. Тихомиров отмечал: «Произошло великое историческое событие. Самый большой полуостров Южной Европы сделался славянским». Византийский император Константин Багрянородный, живший в X в., вынужден был признать, что при нем Балканский полуостров «ославянился». Это означало, что все более заметную, а в ряде случаев даже и определяющую роль в делах региона начинали играть славяне. Историк Б. Греков писал: «Древнерусское государство при Владимире (980—1015) и Ярославе (1036–1054), объединившее восточнославянские племена, предстало в глазах многих самым обширным и сильным государством Европы. Князья киевские Владимир Святославович, Ярослав Владимирович да и другие пользовались большим весом в международной политике». Византия стала для нас хотя и важным, но далеко не единственным очагом культуры. Это обстоятельство отметим особо, ибо без учета этого трудно понять сложные пути движения России. Тем более что и Византия – не икона, на которую следует слепо молиться. Среди цветков ее культуры были и шипы.
ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ ХАРАКТЕР УРОКОВ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Византийская империя была центром западного мира. Во главе страны стоял царь, помазанник божий, имевший огромную власть. Будучи наследницей Рима, Византия могла сказать о себе словами Анны Комнин: «По самой своей природе – она владычица всех народов». Поэтому естественным представляется интерес, который проявляла к ней Русь. Византия была важнее для Руси, нежели Русь для Византии, ибо та, скажем прямо, не была главным объектом ее интересов. Писатель Лев Диакон даже не упоминает о принятии христианства Русью. Среди византийских источников о владимирской Руси говорится мало или вообще умалчивается. Князь Владимир упомянут только четыре раза в двух византийских хрониках XI–XII вв., а ведь это имя и вопрос принятия христианства для Руси – наиважнейшие.
Император в Византии – наместник Христа на земле. Правильнее было бы сказать, что он земной бог, имеющий исключительную власть. В зале заседаний Государственного совета стоял трон с постоянно раскрытым Евангелием, прямо над троном императора находилась мозаика с изображением Христа и надписью: «Царь во Христе». Он, заметим, получал свой трон не по наследству (такое бывало лишь во времена македонской династии), а как вольный избранник армии и сената (с одобрения всего народа), сохраняя римский принцип. С одной стороны он признавал, что Христос есть истинный владыка государства, с другой – правил почти единолично. Д.Т. Райс в книге «Византийцы. Наследники Рима» пишет: «С одной стороны, император был почти божественным, с другой – он назначался народом. Ему надлежало блюсти высочайшие принципы поведения. Он обязан был быть сдержанным и умеренным в желаниях, чутким и благодетельным. Он должен был скрупулезно соблюдать законы. и мог быть отлучен от церкви. Но также признавалось, что он человек со слабостями, и поэтому, а также по милосердию Божьему его прегрешения, часто чрезмерные, следовало прощать. Однако поддержка народа полагалась не его персоне, но его званию и Божьему его одобрению. Так что население было верно ему, лишь пока эти два условия совпадали. С того момента, как его должность переходила к другому, верность автоматически переходила за нею вслед. Слова «Король умер, да здравствует король!» буквально отражали византийскую ситуацию, пусть даже трон был захвачен самым нечестным способом. Чтобы правильно понимать историю Византии, следует всегда помнить об их своеобразном подходе к императорской власти». Эти правила русские усвоили почти буквально. Они готовы преклоняться перед новым правителем, но, как не раз показывала история, без малейшего колебания или сожаления готовы бросить его в случае поражения или гибели. Поэтому столь часты насильственные ниспровержения царей в российской истории. Бесспорны негативные стороны этого наследия, железной пятой поправшие русскую историю. При таком положении царь нередко оказывался полностью в руках бюрократии и войска, отсюда появление самозванцев и жуткая коррупция среди высшего слоя управленческого аппарата.
Византия. Император Юстиниан со свитой
Однако византийской власти были присущи немалые культурно-правовые достижения. Юстиниан собрал и кодифицировал действовавшее римское право (Согрш juris civilis). Но во что на деле вылилась «совокупность гражданских прав», показывает автор «Тайной истории» Про-копий Кесарийский. Во имя получения сверхприбыли Юстиниан отдал сбор налогов и торговлю в руки самых беспринципных, подлых и алчных людей. Те получили возможность продавать товары монопольно – только по им угодным ценам. Люди, «покупая самое необходимое, были вынуждены платить втридорога, и пожаловаться на это было некому. Урон от таких порядков был огромен, ибо в то время, как казна получала лишь часть этого дохода, приставленный к этому архонт стремился обогатить самого себя». Затем император учредил множество так называемых монополий. «Сам он, получив плату за такую сделку, устранялся от этого дела, предоставив тем, кто дал ему деньги, возможность заправлять делом так, как им заблагорассудится. Столь же откровенно он творил злоупотребления и в отношении всех прочих должностей. Ибо, поскольку василевс всегда получал небольшую долю награбленного от архонтов, они и те, кто был приставлен ко всякому делу, совсем безбоязненно грабили тех, кто им попадался». Юстиниан отобрал по всей Римской державе, т. е. по всей Византии, «негоднейших людей» и за полученное от них золото предоставил этим вымогателям «возможность делать с подданными все, что им заблагорассудится». «Тем самым им было суждено разорить все земли (отданные под их управление) вместе с их населением, с тем чтобы самим в дальнейшем оказаться богачами». В итоге такой политики дело «дошло до того, что само название убийцы и грабителя стало обозначать у них предприимчивого человека». Потом, узнав, что тот или иной из «олигархов» уж очень разбогател, он «отбирал полностью все их деньги». Торговля должностями в государстве шла открыто, без малейшего стыда, и «не в закоулке, а публично, на агоре»; те же, кто покупал должности, грабили «пуще прежнего».
Византийские монеты
Деньги утекали из страны, в том числе на оплату наемных войск. Цена такого благополучия знати была очень высока. Эпоха Юстиниана I, императора Восточной Римской империи в 527–565 гг., несмотря на временные успехи по ряду направлений, вела к росту налогов, всевластию бюрократии, обнищанию населения. Это вылилось в восстание, известное как «Ника» (532 г.). После смерти Юстиниана его преемник Юстин II сказал: «Мы нашли казну разоренной долгами и доведенной до крайней нищеты и армию, до такой степени расстроенной, что государство предоставлено беспрерывным нашествиям и набегам варваров». Юстин не выдержал развала экономики и сошел с ума. Впрочем, бывали времена, когда Византии «везло» и во главе ее оказывались достойные руководители. Таков император Ни-кейской империи Иоанн Ватац (XIII век). Одной из главных целей своего правления он сделал достижение страной процветания, для чего поднял земледелие, виноградарство, скотоводство и птицеводство. По словам историков, «уже через короткое время амбары у всех оказались переполненными плодами: дороги, улицы, все хлевы и загороди оказались наполненными скотом и стадами домашних птиц». В соседнем, Румийском султанате в то время случился голод, и это заставило турок толпами устремляться в никей-ские владения и покупать за высокую цену жизненно необходимое пропитание. Автор «Истории Византийской империи» А.А. Васильев писал: «Турецкое золото, серебро, восточные ткани, различные драгоценности и другие предметы роскоши обильно потекли в руки никейских греков и наполнили государственную казну». Ватацу удалось путем уменьшения налогов добиться экономического процветания империи. В голодные годы большие запасы зерна, собранные в хранилищах, раздавались народу. Имея в своем распоряжении большое количество денег, Ва-тац воздвиг по всей стране крепости, а также госпитали, богадельни и приюты. Иоанн Ватац стремился к тому, «чтобы каждый, имея у себя дома все, что нужно, не имел побуждения налагать корыстолюбивую руку на людей простых и неимущих и чтобы таким образом государство ромеев совершенно очистилось от неправды». Эти счастливые царствования для Византии можно считать скорее исключением, чем правилом (как и для Руси). Неоднозначно выглядела византийская судебная система. Хотя государство вроде бы и провозгласило принципы всеобщего равенства перед судом и всеобщей справедливости (по крайней мере официально), на деле Византия никогда не была «правовым государством». В империи не только сохранялось, а и играло главенствующую роль право власти и денег. «Нормы права» тут отражали социальную направленность, отчетливо выражая классовые предпочтения судей и судов: «Господин и судья, богач и бедняк несли разные наказания за одни и те же преступления. Определенными привилегиями перед судом пользовались сановники высокого ранга, их служебные преступления не рассматривались как уголовные, и, даже уличенные в убийстве или составлении заговора, они не карались смертной казнью, поскольку считалось, что чин дает им преимущество перед остальными гражданами». Взяточничество стало нормой поведения византийских чиновников. Сама система их оплаты, по сути, стимулировала взимание взяток. «Так, византийский суд был платным, и стороны должны были вносить судье так называемую эктаги, размеры которой не были ничем не ограничены; естественно, что большая сумма эктаги делала судью, как правило, более внимательным к подателю жалобы». Надо ли говорить, что подобное «наследие» никак не отнесешь к достоинствам системы, перенятой Российской империей.
Варда Фока и император
Византия унаследовала от Рима и другие, не лучшие его качества – авторитарность, жестокость, коварство, распущенность, пьянство. Во главе империи мог встать авантюрист, невежда или убийца, если его поддерживала вооруженная толпа, армия. Таковым, к примеру, был византийский император Фока (602–610 гг.). Происхождение его неизвестно, говорят, что он служил сотником в Дунайской армии, был маленького роста, рыжий, с безобразной фигурой и уродливым шрамом на щеке. Когда солдаты выбрали его депутатом, он прибыл в Константинополь с жалобой на главнокомандующего и на Тайном совете грубо говорил с императором. Но, когда тремя годами позже дунайские легионы подняли мятеж, они провозгласили его своим командиром. В итоге тот захватил власть и стал императором. Время его правления отмечено необузданным террором: приняв бразды правления, Фока приказал обезглавить императора Маврикия. Вместе с ним были казнены все пять его сыновей, в том числе грудной младенец. Затем Фока уничтожил ближайшее окружение правителя: были зверски убиты стратег Коментиол, ипостратег Георгий, доместик Пресентин, отрубили голову брату императора Петру, погибли многие другие приближенные, безжалостно был умертвлен патрикий Герман с дочкой. Но и этого ему показалось мало, и Фока казнил жену Маврикия, Константину, с тремя ее дочерьми. В последние годы правления он погубил даже тех, кто, собственно, и привел его к власти. Казнили и блестящего полководца Нерсеса, перед которым трепетали все враги Византии. Террор нанес невосполнимые потери стране… Итог – поражения ромеев от персов, которые ограбили Сирию, Палестину, Финикию, взяли огромное число пленных, завладели Арменией, Пафлагонией, Галатией. Фока проиграл все, что можно было проиграть, и даже константинопольская чернь отвернулась от кровавого временщика. Во время игр ему из толпы кричали: «Опять ты выпил свою чашу и смысл потерял!» Пьяница велел схватить смутьянов. Одним он приказал отрубить головы, других – утопить в море, тела третьих – развесить на столбах ипподрома. Императора не хотели защищать ни народ, ни армия. В 609 г. против него восстал экзарх Африки Ираклий, в 610 г. флот подошел к столице. Фока остался один. Его схватили, скрутили ему руки, закутали в черные одежды и передали Ираклию. Узрев Фоку, тот воскликнул: «Так-то, несчастный, ты правил государством?!» Плешивому выскочке отрубили голову, затем отсекли конечности, окровавленное тело протащили по форуму и предали сожжению. Казнили и ряд сподвижников народного демагога. Жестокие правила, сопутствовавшие безграничной власти одних, неизбежно влекли за собой жестокие способы борьбы с нею. Неограниченная власть монарха, невозможность убрать его демократическим путем, тем более отдать под суд – все это вызывало потрясения. Отсюда и конфискация собственности императоров и крупных чиновников Византии. Правда, эти действия зачастую совершались насильственно и вопреки закону, более походя на грабеж. В 1042 г. у Константина, дяди свергнутого императора Михаила V Кала-фата, конфисковали 53 кентинария золота (огромное количество золота), в 1043 г. император Мономах конфисковал 180 тысяч номисм из имущества умершего патриарха Алексея Студита.
Казнь четвертованием
Кстати, у той же Византии переняли мы жестокие законы, введенные Владимиром в судебную практику. К нему явились епископы-греки и предложили вершить судопроизводство по канонам византийского уголовного законодательства. Жестокие способы казни применяла в Византии как светская, так и церковная власть. Историки приводят в качестве примера перечень византийских наказаний, отмечая, что членовредительные наказания «были не столько юридическими наказаниями, сколько, скорее, мерами политической безопасности». Например, ослепление в Византии рассматривалось как способ лишения дееспособности, применяемый в отношении важных политических фигур, свергнутых императоров, военнопленных и т. д. Сей способ расправы был освоен киевскими князьями, церковными иерархами. Как видим, те действовали отнюдь не только словами любви и увещевания. Известно имя ростовского епископа Феодора (Федорца), который, как гласит летопись, был немилостивый мучитель и не только ослеплял, но и резал головы и бороды, распинал и т. д. За эти бесчеловечные действия митрополит Константин II велел в 1169 г. урезать Федорцу язык, отсечь руку и «очи ему вынати» (ПСРЛ, I. Стб. 356). При этом представляется знаменательным, что прежде всего духовенство, т. е. основной носитель византийской цивилизации (как известно, все епископы и митрополиты на Руси поначалу являлись из Византии), особо настаивало на применении византийских законов. В самом раннем русском каноническом памятнике, в Канонических ответах митрополита Иоанна II 1080–1089 гг., говорится: «Прилежи паче закону, нежели обычаю земли». Ясно, что и действовали все они в таких случаях строго по византийским правилам. В 1053 г. новгородский епископ Лука Жидята приказал урезать своему рабу нос и обе руки. Гражданское же население, изначально привыкшее на Руси к гораздо более мягким и гуманным законам, безусловно, не разделяло такой византийской свирепости и лютости. Все общество нередко выражало свой протест. Так, когда в 1227 г. в Новгород явились волхвы и церковный суд осудил их на смертную казнь, «се мужи княже Ярославли въступишася о нихъ». По поводу данного случая М. Бенеманский писал в 1917 г.: «Что особенно для нас характерно. так это осуждение волхвов на смертную казнь при архиепископском дворе и просьба пришедших на сей двор бояр князя Ярослава избавить осужденных от смертной казни. Здесь, значит, столкнулись два воззрения: местное, самобытно русское, и заносное – византийское, – и два права: гражданское и церковное. Последнее возобладало над первым.
Византийский император и его воины
Но, можно думать, возобладало лишь потому, что защитники его на этот раз были «господами положения». В ином случае волхвов, которые порой губили невинных людей, казнили по народным языческим обычаям (Ян Вышатич). Нередко их убивали родственники тех, кто ранее, в свою очередь, стали жертвами волхвов. Их жестокое правление заслуживает названия «кровожадного византизма». Как известно, за 1122 года существования византийской империи сменилось до 90 ва-силевсов, причем половина из них были физически уничтожены. Или же вспомним о жестокой расправе над пленными болгарами императора Василия Болгаро-бойцы (1014), когда по его приказу были ослеплены 15 тысяч человек. Лишь одному из каждой сотни был оставлен один глаз, чтобы он мог стать для этих несчастных поводырем. По приказу того же императора – во время его войны с Грузией – путь его войск был устлан горами отрубленных голов.
Византийские нравы
Также поступили византийцы и с русскими пленными после того, как те потерпели поражение в 1046 г., – каждому отрубили руку. Русские, тем не менее, приглашались на службу в Византию, что было чрезвычайно важно для государства, которое постоянно вело войны – то с печенегами, то с болгарами и арабами или вынуждено было гасить пламя гражданской войны. Принцесса Анна Комни-на, говоря о битве против печенегов, описывала события минувших лет: «В тот день произошло нечто необычайное. погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах. По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: «Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая». На закате, когда все скифы (о них она говорит как о «варварах». – Ред.), включая женщин и детей, стали добычей меча и многие из них были взяты в плен, император приказал сыграть сигнал отхода и вернулся в свой лагерь. Здесь должна кончить свой рассказ о скифах, хотя из многочисленных событий я коснулась лишь немногих и, можно сказать, погрузила только кончики пальцев в воды Адриатического моря. Ведь о блестящих победах самодержца, о поражениях его врагов, о собственных подвигах Алексея, о всех случившихся в то время событиях и о том, как император всегда умел приспособиться к обстоятельствам и тем или иным способом выпутаться из тяжелого положения, – обо всем этом не смогли бы рассказать ни новый Демосфен, ни весь сонм ораторов, ни Академия вместе со Стоей, если бы они даже сочли своей первой задачей восхваление деяний Алексея». Так или иначе, а русы занимали заметное место в военных и геополитических расчетах Византии. Для Византийской империи в условиях растущей военной угрозы было крайне важно заполучить в союзники столь храбрый и сильный народ, как русские.
Помощь столь мощного военного союзника, каковым уже в то время была Русь, имела огромное военно-политическое значение. Византия переживала острейшую гражданскую войну, военачальники Вар-да Фока и Варда Склир оспаривали власть византийских царей, Василия и Константина. Положение осложнилось тем страшным поражением, которое терпят от болгар их войска 17 августа 986 г. Большая часть войска перебита, казна, обоз императора попали в руки врагов. Византийская империя окружена противником со всех сторон. Нависла угроза над жизнью самодержца, под вопросом судьба империи, которую уже поделили на две части. И тогда император Василий II Болгаробой-ца, как отмечает Яхья Антиохийский в «Истории», видя, что его богатства истощились, войско ослабло, решил обратиться за помощью к русским («И побудила его нужда послать к царю русов, а они – его враги, чтобы просить их помочь ему в настоящем положении»). Пришлось Василию заключать договор о сватовстве и женитьбе русского царя на сестре византийского императора. Условием было одно – чтоб русские крестились. Вот как писал об этой интереснейшей странице истории В.В. Мав-родин. Положение Василия II было критическим. «И стало опасным дело его, был озабочен им царь Василий по причине силы его войск и победы его над собой.
Византийские воины
И истощились его богатства, и побудила его нужда послать к царю русов – а они его враги, – чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении; и согласился тот на это. И заключили они между собой договор о сватовстве и женитьбе царя русов на сестре царя Василия, после того как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его страны, а они – народ великий. И не причисляли себя русы тогда ни к какому закону и не признавали никакой веры. И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов, а те окрестили царя и всех, кого обнимали его земли, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране русов…» Итак, в конце 987 г. или в самом начале 988 г. завязывающиеся между Русью и Византией отношения вылились в договор исключительной важности – Владимир организует и посылает на помощь Василию большое войско, а за это император выдает замуж за русского князя свою порфирородную сестру и обязуется ввести на Руси христианство. Нужно сказать, что подобного рода договор был большой дипломатической победой Владимира и обусловливался тем катастрофическим положением, в котором оказался Василий. В самом деле, Владимир обещал только набрать и послать в Византию отряд воинов, что вообще не было чем-либо новым, так как воины по договорам Руси с Византией все время отправлялись на службу императору. Византия же в лице своего императора гораздо большим поступалась в пользу Руси. В самом деле, «мужественный правитель Севера», к которому все же Византия обратилась как к простому князю, тогда как при обращении к хазарскому князю употреблялись эпитеты «наиблагороднейший и наиславнейший», становился мужем «порфирородной», честь, в которой за год до этого отказали императору Оттону Великому, сватавшему за своего сына дочь Романа II, заявив, «неслыханная вещь, чтобы порфирородная, (т. е. дочь рожденного в пурпуре, рожденная в пурпуре. – В.М.) вступала в брак с варваром». Это было свидетельством критического положения Византии, могущества Руси и дипломатической победой Владимира одновременно». Когда же дело о браке Владимира было решено (на словах), прибыли войска ру-сов и соединились с войсками греков. В конце концов значительные русские силы явились в Константинополь и в кровопролитной битве сумели разбить войска узурпатора Фоки. Громкая слава о воинах из Руси шла по миру. Восточный автор Абу Шоджа, визирь багдадского халифа аль Муктади, писал с превеликим уважением о предках наших, отмечая их воинский дух: «Все они были большой силы и отваги». Налицо взаимный интерес.
Русские воины
Князья Руси стали активно вмешиваться в дела Византии. Вмешательство в чужие дела – обычный способ реализации политико-экономических целей в любую эпоху. Так поступали и русы в соседних с Русью землях (Византия, Норвегия, Польша, Венгрия). «В духе князя Ярослава Владимировича было бы вмешаться во внутренние дела Византийской империи и поспособствовать восшествию на престол того претендента на власть, чья политика представляла для него наибольшую выгоду». Так, когда в 1043 г. в Византии вспыхнул мятеж воина-исполина Маниака (Бешеного), известного победами в Сирии, Сицилии, Италии (он и объявил себя императором), князь Ярослав решил вмешаться, отдав приказ сыну Владимиру возглавить поход. Византийский хронист XI в. И. Скилица пишет, что до этого росы и ромеи были друзьями, «живя с ними в мире, без страха и встречались друг с другом, и купцов друг к другу посылали». В войсках претендента на престол Византии сражались немало русских. Что бы ни было причиной вмешательства (тогда еще византийский Крым или что-то иное), но вторжение состоялось. Часто у Византии не было другого выхода: приходилось биться на нескольких фронтах, отражая набеги или подавляя восстания в провинциях. В 1200–1201 гг. она изнемогала в борьбе с болгарами и половцами. Византия могла погибнуть, «если бы не христианнейший народ русский», пишет Никита Хониат. Тогда на выручку Византии по просьбе императора Алексея III пришел га-лицкий князь Роман, имея и тут свой интерес.
Византийцы не заблуждались в намерениях воинственных русов. Историограф Михаил Пселл, близкий к императору и «первому министру», современник тех событий, писал о походе русских на Константинополь в 1043 г. Большое количество русских кораблей тогда прорвалось в При-понтиду. «Это варварское племя (говорит Пселл о русских. – Ред.) все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами. Скрытно проникнув в Пропонтиду, они прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статиров на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе как на одном из их кораблей. Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия, ища благовидный предлог для войны». И хотя в качестве причин этой войны ряд источников называют ссору купцов в Константинополе и убийство знатного русского, очевидно наличие политико-экономических интересов у киевской стороны, в противном случае вряд ли князь Ярослав Мудрый и его старший сын Владимир Ярославич стали бы собирать столь большую армию и направлять ее в Византию. В том походе приняли участие около 20 000 воинов, причем наряду с русскими воинами, вероятно, участвовали и варяги-норманны.
Бой византийца и славянина
О политических целях похода судить затруднительно, ибо точных данных нет, но корыстно-экономический расчет налицо: варяги и русы шли в бой, понятное дело, не «за туманом», а за золотом («Они отважно уехали далеко за золотом и на востоке кормили орлов»). Но почему подрядились в поход русы? Кормить воронов?! Увы, и тут в основе вожделений все то же презренное золото. Византийцы, прослышав о приближении угрозы, дважды посылали к русам мирное посольство. Ответ Владимир Ярославича был надменен и груб. По словам Скилицы, василевс отправил снова послов для переговоров о мире, но «варвар опять с бесчестием отослал их, заявив, что требует за мир у василевса по три литры золота (литра – 288 грамм) на каждый имеющийся у него отряд». Правда, названная сумма была не так велика и равнялась годовому жалованью наемника на византийской службе. Возможно, русы только хотели получить оговоренную с Византией сумму. Пселл считает, что инициаторами мирных переговоров были русы. После долгих ожиданий началась битва между ромеями и русами, которая закончилась разгромом войска Владимира; опять-таки, якобы, виной всему был «жидкий огонь, выбрасываемый греками через сифоны».
Правда, многие критики высказывают вполне резонные сомнения относительно самого факта наличия подобного «чудо-оружия» у Византии в средние века. Д. Николаев в статье «Оружие, которое не спасло Византии» пишет: «Не меньше загадок оставляет и бой Владимира Ярославича с флотом ро-меев в 1043 г. На этот раз ромеи огонь уже не «пущаху из труб», он не спускался с неба, как молнии». Пселл так описал подготовку к бою византийских кораблей: «Копьеносцы и камнеметатели подняли страшный военный крик, а метатели огня построились в порядке, удобном для сбрасывания его». Автор не делает акцента на эффективности греческого огня, напротив, примечательно, что, по его словам, русы не обращали никакого внимания на «сбрасываемый огонь», а до боя вообще дело не дошло, так как налетевшая буря разметала русские суда, которые, за исключением выброшенных бурей на берег, вернулись на Русь. Да и в дальнейших битвах ничего об употреблении «огня» не говорится. Это же забвение грозного оружия увидим в последний час Византийской империи, когда турки-османы брали штурмом Константинополь (1453 г.). В боях за столицу империи дело до применения «живого огня» византийцами не дойдет.
Куда более надежным оружием, нежели «греческий огонь», были умело применяемые ромеями последние достижения военной мысли, подготовленные квалифицированные военные кадры, четкая организация войска и хорошее управление. Военный историк Дж. Хелдон пишет: «Одной из очевидных причин успехов Восточной Римской империи является тот факт, что военное администрирование, в особенности представленное централизованной финансовой системой и государственным контролем за материальными и трудовыми ресурсами, дало византийскому правительству преимущество, о котором ни один из его противников не мог даже мечтать». Эти драгоценные дары с успехом были унаследованы Русью, а затем и Россией, принеся нашему государству немало громких и славных побед.
«Греческий огонь»
Воздадим должное и дипломатическому искусству ромеев. В поговорку даже вошло изречение – «византийское коварство». Профессор С.П. Карпов пишет: «В современном французском языке «византинизм» имеет еще и другое значение – это синоним коварства, двуличия, обмана. Это имело историческую основу: византийцы проводили политику в своих интересах и по отношению к другим вели себя своекорыстно. Использовали дипломатический обман, разного рода ловушки. Это делали все государства, но византийцы делали это более изощренно, тонко и коварно. Это восприятие византийства закрепилось в мире, в том числе и на Руси. Особенно после Флорентийской унии 1439 года, когда Византия, бывшая многие века источником света, впала в нечестие. В русских летописях говорится не раз, что греки коварны и двуличны. Ведь они часто приезжали на Русь за милостыней, которую буквально выжимали из князей». Но вспомним же и другое – на Руси трудились Максим Грек и Феофан Грек, многие наши подвижники учились у афонских монахов. Следует различать поверхностное видение «византинизма» с оттенком консервативности и более глубокое видение византийской цивилизации, обогатившей мировую культуру. Хотя имело место и коварство. И вот еще один пример. Владимир выполнил обещание послать корпус на помощь императору Василию, который вел бескомпромиссную схватку за трон с Вардой Фокой. В итоге благодаря русским победа досталась Василию. Однако дочь императора Анна тогда в стане русского жениха так и не объявилась. Василий II и Константин VIII, сохранив короны, также не сочли нужным исполнять свои обещания, данные «какому-то варвару». Историк А.В. Ткачев пишет в этой связи: «Принято обличать их в коварстве и вероломстве, но это не совсем так: братья-василевсы следовали традиционной византийской политике в отношении варваров». Константин Порфи-рогенет, их дед, откровенно писал в трактате «Об управлении империей», что «варварам» не только можно, но и должно лгать, когда это отвечает интересам империи; такая ложь не грех, а богоугодное деяние, ибо служит укреплению империи, а все, что империю укрепляет, – угодно Богу». Коварство было присуще всем, без исключения, народам.
Блудница
В международных связях Византия меняла партнеров и союзников подобно дамам римского лупанария, меняющих своих клиентов в зависимости от содержимого их кошельков. Некоторые сравнивали Ромейскую державу с «блудницей». Никита Хониат восклицал с явной иронией: «Кому ты только не отдавалась!» Но это издержки имперского мировосприятия. Византия хотела отвести Древней Руси роль «обслуги», ведь и русская церковь находилась в зависимости от патриарха Константинополя, и высшее духовное лицо в России, киевский митрополит, назначался (по сути, до самого татарского нашествия) из Константинополя. Когда же русские попытались (в 1051 и 1147 гг.) сами себе назначать митрополитов, собором русских епископов в Киеве, ромеи их не утвердили. «Нет того в законе, – доказывали они Киеву, – чтобы епископы ставили митрополита без патриарха. Патриарх ставит епископов». В итоге киевляне вынуждены были признать его власть. Взаимное соперничество патриархов, их непомерное честолюбие и корыстолюбие, как и их гордыня, вызывали междоусобия. Но даже самый совершеннейший в мире религиозный закон, как и любой закон вообще, где бы то ни было, невозможно проводить в жизнь без наличия денег.
Митрополит Киприан
Вскоре стало ясно: получить высокий церковный пост в Константинополе без хорошей взятки почти невозможно. М.Н. Тихомиров писал о том, как митрополит Пимен прибыл в Константинополь (1376). И «для поставления в митрополиты Пимену понадобились большие деньги, чтобы оплатить все расходы и все взятки, связанные с его поставлением на русскую митрополию. Деньги он взял у фряг и бессермен, т. е. у итальянцев и турок». К таким же действиям прибегнул соперник Пимена – митрополит Киприан, дав греческим купцам с ростовским архиепископом Феодором заемный документ (кабалу) на тысячу новгородских старых рублей (громадную сумму). Кабалу отдали в Константинополе банкиру Николаву Диорминефтру. «Главным обеспечением этого документа должны были явиться меха (хорошие белки по 5 рублей за тысячу)… Кабала была воистину кабалой, что по-русски обозначает невыгодное обещание или просто закрепощение человека путем долговых обязательств, так как Киприан обещал греческим купцам заботиться об их путешествии и оплачивать все их расходы и даже прокормление во время путешествия до реки Буга». По ней взимать долг можно было со всякого русского, оказавшегося в то или иное время в Кафе, в греческой или татарской землях. Давая такое соизволение греческим ростовщикам, митрополит Киприан тем самым ухудшал положение русских.
Византия. Иван II Комнин. 1118–1143 гг.
Следующая история характеризует византийскую церковь. Князь Андрей Бо-голюбский обратился в Царьград к патриарху с просьбой об учреждении особой митрополии для Северо-Восточной Руси и направил в Византию с княжеской грамотой избранного князем кандидата в митрополиты – суздальского архимандрита Феодора. Патриарх Лука Хризоверг согласился посвятить Феодора, но не в митрополита, а лишь в епископа Владимирского, почтив епископа Феодора правом ношения белого клобука. На Руси это отличительный признак церковной автономии. В 1167 г., когда умер в Киеве св. Ростислав, двоюродный брат Андрея, умевший вносить умиротворение в сложную политическую и церковную жизнь того времени, из Царьграда был прислан новый митрополит, Константин II. Новый митрополит потребовал, чтобы епископ Феодор явился к нему для утверждения. Святой Андрей вновь обратился в Царь-град за подтверждением самостоятельности Владимирской епархии и с просьбой об отдельной митрополии. Сохранилась ответная грамота патриарха Луки Хризо-верга, содержащая категорический отказ в устроении митрополии, требование подчиниться киевскому митрополиту. Но, исполняя долг церковного послушания, Андрей убедил епископа Феодора с покаянием поехать в Киев для восстановления канонических отношений с митрополитом. Покаяние епископа Феодора не было принято. Без соборного разбирательства митрополит Константин в соответствии с византийскими нравами осудил его на страшную казнь: Феодору отрезали язык, отрубили правую руку, выкололи глаза. После этого он был утоплен слугами митрополита (или же, по другой версии, вскоре умер в темнице).
Следовало бы задать вопрос о том, кто же они, наши первые церковные учителя? Русь была для греков Византийской империи своего рода ссылкой, «скифской Сибирью». Сюда и отправляли, как в ссылку. В.О. Ключевский писал: «В далекую и темную скифскую митрополию шли не лучшие греки. Они были равнодушны к местным нуждам и заботились о том, чтобы высылать на родину побольше денег, чем мимоходом кольнул им глаза новгородский владыка XII в. Иоанн в поучении своему духовенству. Уже в то время слово «грек» имело у нас недоброе значение – плута: таил он в себе обман, потому что был он грек, замечает летопись об одном русском архиерее». Подобные «учителя», разумеется, обучали клир в соответствии с собственными предпочтениями и наклонностями. Много позже русский художник В.И. Суриков скажет в адрес такой церкви: «Там фальшиво все». Поэтому на порядки в Византии многие смотрели настороженно. Г.В.Ф. Гегель писал: «Византийское государство является великим примером того, как христианская религия может оставаться абстрактною у просвещенного народа, если вся организация государства и законов не перестроена по ее принципу». Гегель не скрывал своего откровенно враждебного отношения к Византийскому государству. Истинный сын Германии, идеолог тевтонского превосходства, конечно, он не мог быть другом православия, как не всегда другом ему выступала и выступает Европа. Отсюда злобные утверждения по поводу того, что в Византии «христианство попало в руки подонков и необузданной черни». Как будто католическо-протестантский мир не знал своих религиозных подонков, убийц и негодяев! Хотя некоторые его мысли в отношении христианства не лишены оснований и наблюдательности.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель
Он утверждал, что догматический характер византийского православия обрекал людей на бесплодные споры вокруг тех или иных форм богослужения. Действительно, это имело место. Напомним, что Византия строила церковь как внешнюю силу, находившуюся в услужении императора. Сути религии она не понимала и не ценила, к своим интеллектуалам относилась с небрежностью и равнодушием, граничащими с презрением, а ученых-монахов высший клир Византии побаивался. О своей интеллектуальной школе они и не думали. Правда, порой патриархами оказывались личности типа Иоанна Златоуста, выходца из Сирии, но то была, скорее, прихоть императора. Златоуст ведь так и не прижился среди «выродившихся христиан», а его недруг, патриарх Феофил, выступил инициатором сожжения в 391 г. знаменитой Александрийской библиотеки с бесценными античными рукописями. В XVII в. Антиохийский патриарх Макарий, касаясь истории Византии, писал, что греческие правители «терзали патриархов, архиреев и весь церковный клир вместе с праведниками и святыми аскетами хуже, чем поступали идолопоклонники». Все это указывает на то, что в византийском опыте (как в светском, так и в религиозном) действительно были черты, не приемлемые многими народами Европы и Азии. Патриарх Макарий отмечал, что «вследствие. недостатков и пороков греков, кои всегда и везде они обнаруживают, мы решительно нигде не находим людей, им симпатизирующим». Перечисляя их преступления против веры, он продолжал: «Если так действовали в древности их цари, то нечего удивляться теперь их низким поступкам всюду, где бы они и их архиреи ни находились». Конечно, эти слабости можно найти в любой иной церкви, особенно если та не в союзе с наукой и культурой, императоры и иерархи, как в Византии, – из «погонщиков ослов и конопатчиков кораблей», а императрицы – бывшие содержанки. Не все упреки беспочвенны. Но такие же картины мы видели и в Древнем Риме. Яростная религиозная ретивость и безудержная алчность, воинственный мессианизм и нетерпимость к инакомыслию, не говоря о прочем, порой оказывали далеко не лучшее воздействие на нравы русского народа, внося в его душу разлад и смятение. Но ведь молодая Русь, восприняв византийское наследие с жаром неофита, не зная древнегреческих и римских сокровищ, не ведая блестящей природы эллинизма, взирала на Византию несколько идеалистично, как на живую Богоматерь, слепо ища в ней веру и опору.
Философ Вл. Соловьев
Серьезный упрек высказал в адрес Византии русский философ и мыслитель Вл. Соловьев. В работе «Россия и Вселенская церковь» он подчеркнул: «История судила Византию и произнесла над ней свой приговор. Она не только не сумела выполнить своей миссии – основать христианское государство, – но приложила все старания к тому, чтобы подорвать историческое дело Иисуса Христа. Когда ей не удалось подделать православную догму, она свела ее на мертвую букву; она хотела подрыть самую основу здания христианского мира, напав на центральную власть вселенской церкви; она подменила в общественной жизни закон Евангелия традициями языческого государства. Византийцы полагали, что для того чтобы быть воистину христианином, достаточно соблюдать догму и священные обряды православия, нимало не заботясь о том, чтобы придать политической и общественной жизни христианский характер; они считали дозволенным и похвальным замыкать христианство в храме, предоставляя всю общественность языческим началам». Имели место и другие негативные явления – распри из-за икон (иконоборчество), повлекшие за собой пролитие крови. Процветало иконоборчество при императоре из Исаврийской династии Константине V (719–775). Проводя политику в интересах провинциальной знати, тот подавил в 743 г. восстание столичной знати (во главе с Артаваздом), усилил военную мощь Византии, упорядочил структуру и организацию империи, одержал блестящие победы над арабами (в 746 г. и 752 г.), болгарами (у Анхиала в 763 г.), укрепил экономическое положение Византии (оживил внутреннюю торговлю, поднял ремесленное производство столицы путем переселения ремесленников из провинции), хотя усилил налоговый гнет. Рьяный проводник иконоборчества, Константин V добился осуждения церковным Собором 754 г. иконопочитания, начал борьбу против оппозиционного монашества, закрывал монастыри, конфискуя их богатства. Терпимость Константина к ересям, в том числе к павликианству, рождала ненависть к нему иконопочитателей, что отразилось на трактовке его деятельности в иных сочинениях.
Иконоборцы. Псалтырь, 850–875 гг.
В книге Ж. Ломбара «Византия» дан спор противников и сторонников иконо-почитания. Противники считали, что иконы заменили идолов в сердцах православных и подобны мерзостям языческим, а потому должны быть уничтожены. Нельзя, чтобы паства повергалась на колени перед деревом, камнем, металлом, нарисованным, высеченным, выделанным. Глашатаи иконопочитания, напротив, утверждали, что, если лишить люд икон православных, тот «отвернется от Иисуса».
Иконописец
Ломбар пишет: «…входили и выходили православные. Их смиренные, жалостные лица отражали смуты по-прежнему бушевавшего иконоборства. Разрушены были все наружные иконы. Вседержате-ли, восседающие на золотых престолах, Спасители, стоящие с простертою рукой, Приснодевы с челом в сияющих венцах, апостолы с властными жестами, облаченные в голубые и красные одеяния, архангелы и ангелы с пальмовыми ветвями, улетающие в небеса; избранники, пламенно устремляющиеся навстречу пыткам, олицетворяемые демонами, мужами страшного вида, изрыгающими пламя, – все, что обожал и чему поклонялся народ, что неподвижно запечатлевалось на стенах монастырей, храмов, часовен, все было сорвано, соскоблено, разрушено. И утратила с этих пор Византия свою сияющую красоту, свой внешний облик, выражавший искусства человеческие, продолжающие жизнь». Это решение императора лежало прежде всего в плоскости политической – с целью принизить Грецию и возвеличить Азию. Это была «политика расы».
Одигитрия. Византия. XIII в.
И опять-таки в отношениии византийцев к иконам чувствуется деловой и утилитарный подход. От иконы как потенциальной вершительницы чуда народ требовал обязательного выполнения ею «работы». Когда в VII в. на столицу надвигались арабы и ее падение казалось уже неминуемым, на стену города внесли икону Богоматери-покровительницы и с нею обошли вокруг всей крепости. Арабы вскоре отступили, и столица была спасена. Икона, можно сказать, «сработала» по всем правилам искусства и по всем канонам церковного жанра. Нечто похожее случилось в 865 г. когда к Константинополю подошел флот русичей. Тогда образ Богоматери «вызвал» страшный шторм, разметавший корабли неприятеля. Уж не это ли обстоятельство явилось решающим фактором, который убедил русичей в великой силе христианства?! Д. Райс пишет о требованиях, предъявляемых к иконам: «…византийцы рассматривали помощь чуда почти как свое право, и, если икона какого-либо святого не обеспечивала ожидаемой поддержки, ее выбрасывали и заказывали новую икону, другого святого». Автор обоснованно призывает увидеть за этим некие важные особенности психологии человека эпохи, что объясняют многие страницы в истории Византии. Это же мы вправе сказать и об отношении русских к религии и церкви. Впоследствии отголоски этих настроений проявятся и после 1917 г. Если сам Бог не уберег Русь, ставшую жертвой революции, а иконы не спасли церковь, зачем они нужны? Однако не эти «житейские грехи» составляли уязвимое звено христианской религии. Негативным моментом было не только это стремление утвердить церковное главенство, но и то, что Византия, наследница расколовшейся Римской империи, перенесла раскол и в дела церкви. Российский историк П.Н. Милюков утверждал, что это Византия сама воспитала нас в ненависти к западной церкви.
Русский мыслитель К.Н. Леонтьев
Это по ее внушению «нельзя было даже есть и пить из одних сосудов с латинянами». И хотя византийцы пытались предпринять усилия по объединению церквей и вер, все эти попытки ни к чему не привели, ибо, по словам Э. Гиббона, автора известной «Истории упадка и крушения Римской империи», «национальная рознь между греками и латинами постоянно усиливалась вследствие различия нравов, интересов и даже религии». Те же настроения раскола частью унаследует Русь.
Иона – первый русский митрополит
Потому сборы митрополита Исидора в Италию показались русским «новы, и чужды, и неприятны». Когда тот вернулся из Флоренции с именем Папы на устах и провозгласил унию восточной и западной церквей, «митрополит-гуманист был признан «зловредным хитрецом и златолюб-цем», арестован и осужден Собором русского духовенства. «Он бежал в Рим. Вместо него был выбран Собором же свой митрополит – из русских, Иона, давнишний кандидат великого князя Василия, и заготовлена объяснительная грамота в Византию». Автор не скрывает возмущения действиями русских князей и церкви. Позиция его станет понятней позже, когда мы увидим г-на П.Н. Милюкова среди главных действующих лиц событий 1917 г. А ведь вопрос был совершенно ясен и тогда. Понятно, что с вхождением Польши и Литвы в лоно католической церкви конкуренты, противники Руси, у коих были серьезные планы и шансы на подчинение земель всей западной России, получали исключительные прерогативы в деле ее покорения. Если рассматривать вопрос вероисповедания не только в теологическом плане, а как проблему геополитики (как он на самом деле всеми и рассматривался), подозрения и опасения очень обоснованны. Правда, Византия передала человечеству, по словам историка О. Тьерри, «совершеннейший в мире религиозный закон – христианство. Византия распространила христианство; она дала ему единство и силу». «И между гражданами Византийской империи, – продолжает тот, – были люди, которыми могли бы гордиться все эпохи, всякое общество!» Известный философ Константин Леонтьев, приводя эти слова, замечает, что условия созревания семян византизма для православного царизма были еще выгоднее, чем для Ви-зантиии, что пережила на тысячу лет старый Рим. «Византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Россию. Византизм дал нам силу перенести татарский погром и долгое данничество. Византийский образ Спаса осенял на великокняжеском знамени верующие войска Дмитрия на том бранном поле, где мы впервые показали татарам, что Русь Московская уже не прежняя раздробленная, растерзанная Русь! Византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и с Турцией. Под его знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы.» С этим – натиском Европы и Азии – Русь еще встретится.
Ослабил Византию и церковный разрыв 1054 г., который был предварен и предопределен политическим разрывом 800 г., когда Римский Папа провозгласил римским императором Карла Великого. Папский посол в Константинополе, кардинал Гумберт положил буллу с анафемой византийского патриарха и его последователей на алтарь храма Святой Софии (1054). Собор осудил легатов Папы. Однако давление с Запада на Византию нарастало. Для отражения этой западной опасности цареградское правительство вынуждено было заключить договор с Венецианской республикой, с тогдашним «пионером капитализма». Венеция получила на территории империи очень большие привилегии, что нанесло ущерб византийской экономике и торговле.
Разграбление крестоносцами Иерусалима. 1440 г.
Но все это частности. Византии не помогли ни Запад (Венеция), ни передовые капиталистические отношения, ни продажные наемники при обороне от усилившейся мощи турок. Не имея достаточных сил, потеряв все территории, сжавшись до Константинополя и кучки островов, ромеи лишились возможности противостоять туркам и исламу.
Фр. Айец (1791–1882). Крестоносцы, страдающие от жажды под Иерусалимом
Спор вер, как это не раз бывало и еще будет в истории, переходил в плоскость спора армий и оружия. К Византии стали подступаться крестоносцы, рассчитывая погреть руки на огромных богатствах империи. Во всем видна «воля Божья» – воля Истории. Рыцари из Европы, блокировав Константинополь с моря и суши, взяли его, потеряв при этом лишь одного рыцаря (1204). В том же году крестоносцы основали Латинскую империю со столицей в Константинополе. Только в 1261 г. Михаил VIII Палеолог вновь занял город и Латинская империя пала.
Посадка рыцарей на корабли. Миниатюра XIV в.
Падение от рук крестоносцев Константинопольской патриархии имело между народное значение. Так, например, Русь лишилась важной идейной и религиозной опоры, о чем говорится в повести «О взятии Цареграда крестоносцами». Судя по тому, как русский автор отреагировал на это событие, оно вызвало всеобщее возмущение на Руси, как и разграбление «святым воинством» святого Иерусалима. Автор справедливо обличает все бесчинства крестоносцев: «А наутро, с восходом солнца, ворвались фря-ги в Святую Софию, и ободрали двери, и разбили их, и амвон, весь окованный серебром, и двенадцать столпов серебряных и четыре киотных; и тябло разрубили, и двенадцать крестов, находившихся под алтарем. и стену алтарную между столпами, и все это было серебряное. И ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг, а сам неведомо куда дели. И похитили сорок сосудов больших, что стояли перед алтарем, и паникадила, и светильники серебряные, которых нам и не перечислить, и бесценные праздничные сосуды. И служебное Евангелие, и кресты черные, и иконы бесценные – все ободрали. И под трапезой нашли тайник, а в нем до сорока бочонков чистого золота, а на полатях, и в стенах, и в сосудохранильни-це – не счесть, сколько золота, и серебра, и драгоценных сосудов. А прочие церкви в городе и вне города и монастыри в городе и вне города все разграбили, и не можем ни их перечесть, ни рассказать о красоте их. Монахов и монахинь и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города». Как видим, вера не удерживает вояк от грабежей, особенно крестоносцев, самых отъявленных грабителей и разбойников Средневековья. И хотя вскоре никейский император М. Палео-лог сумел изгнать крестоносцев из Константинополя и восстановить империю (1261), к тому времени уже многим было ясно: Византия не может выполнять функцию политического и культурно-духовного лидера православного мира, ибо не обладает серьезной военной силой. В этом мире народы внимают лишь сильным и богатым, даже если у народов когда-то были немалые достижения в науках, образовании, культуре, литературе, этого еще недостаточно в суровые века битв цивилизаций: все или почти все решают сила оружия, мощь воинов, воля. По словам Ф. Тиннефельда, Византия так и не оправилась от удара 1204 г. С этого времени ее судьба тесно связана с Западной Европой. Увы, связь оказалась разрушительной и роковой для ее экономики. В XIV в. западноевропейская торговля впала в состояние депрессии. К тому же прокатились две страшные волны чумы (с Востока на Запад и с Запада на Восток). Треть населения Византийской империи погибла от чумы и голода. Все это, вместе взятое, окончательно и подкосило силы Византии, ориентированной на Европу.
Потир и сосуд для вина – золото, алмазы, самоцветы
И все же скажем слова признательности Византии. «Веками стояла империя на мировом перекрестке, – писал протоирей В. Асмус, – на пути из Европы в Азию и из Средиземного моря в Черное, питая духовно и православный и даже в какой-то мере инославный мир, защищая христиан по мере ее возможностей от азиатских завоевателей с юга (уже самим фактом своего существования). Теперь же ее господству приходил конец.» К 1300 г. турки завоевали большие и богатые владения Византии в Малой Азии, кроме немногих городов, которые будут захвачены ими на протяжении XIV века. В середине века турки шагнули и в Европу. К концу XIV в. турки уничтожат Болгарию, затем нанесут смертельный удар Сербии на Косовом поле (1389). Для сербов, находившихся в «фазе разброда и шатания», Косовская битва была подобием Куликовской битвы на Руси. (Сегодня трагедия Косово повторяется – при полнейшей поддержке лицемерной Европы и американской империи!) Турки захватили большую часть европейских владений империи, включая Фессалоники. Перед нами типичный случай конфликта цивилизаций. Сталкивались не только веры, но и мировосприятия, философии, ну и, разумеется, экономические и геополитические интересы сторон. И не было места ни христианскому смирению, ни заповедям Божьим, побеждал тот, кто сильнее и наглее, ему и доставались все плоды победы! Победа любой ценой – это были главный и единственный закон и порядок.
Последняя битва ромеев-византийцев
Возможно, многие не поймут всех причин того конфликта. Казалось бы, Византия создала величайшую культуру, выросшую на античной почве, но культура – еще не аргумент, когда речь идет о битве не на жизнь, а на смерть. Греки были культурнее римлян, римляне – уж тем более культурнее готов или гуннов, однако это не спасло ни тех, ни других от покорения более сильными в военном отношении, хотя и, бесспорно, более грубыми племенами. Русская земля тогда переживала одну из самых тяжелых годин истории (междоусобицы, монголотатарское иго, битва за выживание) и, конечно, не могла серьезно помочь Византийской империи, хотя митрополит Кирилл в 1395–1396 гг. отправил в Царьград 20 тысяч рублей на нужды обороны. Русь и сама была на грани уничтожения монгольскими ратями.
И как тут не вспомнить поистине роковые решения, принятые в самом начале V века Константинополем, решившим строить мощь империи на «чистой расовой основе». Византию обеспокоило тогда упрочение католического мира. И тут философ Синесий, будущий епископ Пто-лемаиды, представил императору Византии доклад «Oratio de regno» («Речь о царстве»), где пытался выстроить идею торжества греко-христианской веры и организации. Высказывалась вроде бы здравая мысль о необходимости создания национальной милиции, о привлечении в нее отрядов от всех народов Византии. Но в то же время это стало началом атаки на «варваров», на всех тех, кто не стоит на позициях христианской религии. Рисовалось ужасное положение страны, «чья армия целиком состоит из варваров». Хотя в «Речи о царстве» («Об императорской власти») и были здравые мысли; с отдельными из призывов Синесия согласиться нельзя. Он взывал: «Прежде всего надо устранить иноземцев от всех начальственных должностей и лишить их сенаторских званий, так как то, что в древности у римлян казалось и было почетным, сделалось благодаря им позором. Государю надлежит очистить от них войска, как кучу пшеницы, из которой мы отделяем мякину и все то, что, произрастая, вредит настоящему зерну». Чистой воды шовинизм.
Сын императора Феодосия I, Аркадий (377–408) после смерти отца и раздела Римской империи сделался первым императором на Востоке, а брат его, Гоно-рий, получил Запад. Владения Византии простирались от Адриатического моря до Тигра и от Дуная до Нила. Император бездумно воспринял идею греческого епископа и устроил «резню варваров», как назовут это событие потомки. Это была своего рода Варфоломеевская ночь для «неверных». М. Аджи в своей книге «Тюрки и мир: сокровенная история» пишет:
Византийцы
«Бойня развернулась в Константинополе и своим сценарием повторила те, что не раз случались в Риме. Проще говоря, греки, как могли, стравливали тюрков, а потом казнили их десятками и сотнями за нарушение закона. Ответом был бунт («неверных». – Авт.), слепой и безумный, попытка государственного переворота не удалась, захватить Константинополь в июле 400 года восставшие не смогли. Начались волнения в колониях». «Одну из арианских церквей, где собрались искавшие убежища варвары с семьями, озверевшие горожане сожгли со всеми, кто там находился», – писал о тех событиях очевидец. Крови пролилось много, но она мало что дала. Религия не утверждалась! В отличие от католиков греки искали обострений в обществе и не мешкая, шли на них. В действиях эллинов не было римской мягкости и дипломатичности, им было важно обвинить «варваров» в арианстве, чтобы ненависть этническую, которая жила в Византии со дня прихода сюда первого тюрка, приумножить религиозным отвращением». К счастью, Русь пойдет иным путем. Хотя ее схватки с Востоком будут кровавыми, но она не встанет на путь жестоких религиозных гонений.
Опыт Византии ныне востребован как никогда. И причин тому немало. Одна из них (важнейшая) очевидна: мы – живые участники и свидетели судьбоносной трансформации мира, времени распада одних империй, перегруппировки других и образования третьих. Отсюда повышенный интерес к фильму настоятеля Сретенского монастыря о. Тихона «Гибель империи. Византийский урок» (30.01.2008, ТВ «Россия»). Византия стала колыбелью Европы и России, стала «вместилищем смыслов». Европа и Россия, имея одного учителя, взяли у него разные сушности. Запад и Европа унаследовали прежде всего дух капиталистической наживы. Европа ненавидела в Византии то, что было привлекательно для нас – Руси (божественное начало, державная идеология). Особенно важна мысль о том, что Византию погубили собственные олигархи и «интеллектуалы». То же может случиться и с современной Россией, в которой алчность, эгоизм и тупость различных лиц ставят преграды на пути великого будущего. Всегда помните: космополитичес-ко-олигархический клан некогда предал Византию… Фильм сей – «знамение Божье», и означает он, что РПЦ встает на позиции бойца за Святую Русь.
История Византийской империи отсчитывала последние часы. Бесчисленные толпы турок (120 000) сжимали осаду вокруг Константинополя, продолжавшуюся около 2 месяцев. А тут еще, когда тучи и без того сгустились, в самый напряженный момент битвы начались распри между антиуниатами и униатами. Принятие унии в 1452 г. вызвало в Константинополе народные беспорядки. Георгий Схола-рий, глава ортодоксальной партии, бросил в народ клич: «Не надо нам ни помощи латинян, ни единения с ними!» Вот они, «прелести» религиозной нетерпимости и непримиримости: по любому поводу в монахе оживает фанатик. Представьте на мгновение: в разгар жестокой битвы с фашизмом под Ленинградом, Москвой, Сталинградом и Курском в России вдруг начали бы выяснять отношения атеисты и верующие, сталинисты и антисталинисты, а русские стали бы спорить с англичанами и янки о том, чей строй лучше! Правда, греки сражались отчаянно и нанесли туркам поражение на море в ходе битве с флотом, несмотря на подавляющее их превосходство (5 византийских кораблей против 150 турецких). Вновь помог «греческий огонь»: потери турок – масса кораблей и 12 тысяч матросов. Но волевой и неустрашимый Мехмед II Фатих («Завоеватель») был умным дипломатом и грозным воином. Он знал несколько языков, увлекался философией и наукой, будучи при этом безмерно жесток. Он вел воинов в бой, несмотря на огромные потери и убивая отступавших. Наконец турки все же ворвались в город. Смертный бой закипел повсюду. Император Константин XI Палеолог бросился с горсткой храбрецов в самую гущу схватки. Он сражался до последнего и пал под ударом ятагана. Турки долго искали его труп средь мертвых тел – обнаружили только по пурпурным сапожкам с золотыми орлами. Мехмед повелел отрубить голову ва-силевсу и выставить ее на высокой колонне в центре города – на обозрение. Остатки войск византийцев были перебиты, лишь часть итальянцев смогла бежать из города на кораблях. Так Константинополь пал – пал во второй раз.
Дж. Беллини. Портрет султана Мехмеда II
Три дня и три ночи длился страшный разгром. Константинопольские дворцы и храмы, дома богачей были частью сожжены, частью разграблены. Многие прекраснейшие памятники искусства и бесценные манускрипты погибли в пламени пожаров. Св. София была превращена в мечеть. Константинополь стал столицей Османской империи, отныне называвшейся Истамбулом. Грабежи турок ничуть не отличались от поведения грабивших «Новый Рим» западных варваров-крестоносцев. Автор книги «Крестоносцы на Востоке» (1980) М.А. Заборов писал: «В разрушительных оргиях погибли… замечательные произведения античных художников и скульпторов, сотни лет хранившиеся в Константинополе. Варвары-крестоносцы ничего не смыслили в искусстве. Они умели ценить только металл. Мрамор, дерево, кость, из которых были некогда сооружены архитектурные и скульптурные памятники, подвергались полному уничтожению. Впрочем, и металл получил у них своеобразную оценку. Для того чтобы удобнее было определить стоимость добычи, крестоносцы превратили в слитки массу расхищенных ими художественных изделий из металла. Такая участь постигла, например, великолепную бронзовую статую богини Геры Самос-ской. Был сброшен с постамента и разбит гигантский бронзовый Геркулес, творение гениального Лисиппа (придворного художника Александра Македонского). Западных вандалов не остановили ни статуя волчицы, вскармливавшей Ро-мула и Рема. ни даже изваяние Девы
Осада Константинополя турками в 1453 г.
Марии, находившееся в центре города… В 1204 г. западные варвары… уничтожили не только памятники искусства. В пепел были обращены богатейшие константинопольские книгохранилища. произведения древних философов и писателей, религиозные тексты, иллюминированные евангелия. Они жгли их запросто, как и все прочее. Византийская столица никогда уже не смогла оправиться от последствий нашествия латинских крестоносцев». Нельзя не признать, что в основе этого варварства лежат некие извечные пороки рода человеческого – будь то Запад или Восток.
Победа турок
Великая страна без могучей армии – утлое суденышко во власти стихии. Пока в среднем армии побеждали (на каждые 100 лет жизни ромеев приходилось 80 лет войны), Византия держалась. Автор «Скифской истории» А. Лызлов писал (в XVII в.): «Причиной гибели Византии во многом стали «мужи благородные и нарочитые».
Казнь пленников
Они вкупе с другими богатеями стали «губителями сущими своего Отечества». Все империи, попавшие в руки спекулянтов и ростовщиков, рано или поздно погибают. В Византии «сами греки вконец объюродеша: изволиша с сокровищами вкупе погибнути, в землю их закопываю-щи, нежели истощити их на оборону свою и имети жен и детей и прочее стяжание во всякой свободе». Чего же добились византийские правители и купцы, ростовщики и олигархи в результате многовекового накопления золота в подвалах дворцов и тайниках? Победившие войска завоевателей ворвались в город, не оставляя в живых никого, вырезали весь правящий класс – жадный, подлый, трусливый. Султан Мех-мед, который въехал в Святую Софию на коне буквально по трупам, скажет обреченным на казнь константинопольским вельможам: «О народе безумный! Где ваш прежде бывший разум? Ибо сим сокровищем не только мне, но и любому иному могли бы не токмо отпор учинити, но и одо-лети». Так погибла великая страна с тысячелетней историей… Погибла в том числе потому, что ее политическая и финансовая элита была неспособна понять геополитический и военный расклад тогдашнего мира, внять голосу рассудка и необходимости. Она не нашла в себе достаточной твердости, не обуздала жадность, не привлекла на свою сторону большинства населения Византийской империи. Не рассчитывая более на свои силы, Византия не смогла толково распорядиться ни армией, ни золотом. Прав историк А. Широкорад, говоря: «Падение Византии было закономерным, ее граждане уже разучились держать в руках оружие, полагаясь полностью на хитрую дипломатию, подкуп противника и в крайнем случае на наемников. На Западе же много говорили о помощи Византии, но практически ничего не делали». Верить словам Запада по меньшей мере глупо.
Вывод из падения Византии ясен. В века жестоких битв надеяться на золото и на чужих солдат означает одно – неминуемо приближать гибель отечества.
Важные причины гибели Византии назвал и известный византолог, проф. С.П. Карпов. Среди причин он отметил необходимость битвы на два фронта. Византии приходилось отбивать натиск с Востока и Запада, и даже с трех направлений (учитывая набеги Руси на Византию с Севера). Имело большое значение и отставание византийского ремесла и торговли от западного уровня, что вполне актуально для нынешней России. Негативную роль в судьбе сыграла гражданская война середины XIV в., которая расколола византийское общество, как в свое время и нашу страну. Естественно, что в этих условиях произошел неизбежный цивилизационный слом. В обществе воцарился пессимизм, люди утратили силу духа и волю к сопротивлению. «Государство, которое не хочет сберечь себя само, спастись не может». Взятие Константинополя и разграбление его крестоносцами в 1204 г. породили трагический раскол между важнейшими ветвями христианства. «После этого объединение Церкви и признание папского примата православным народом было уже невозможно». Европа всегда руководствовалась своими интересами. Не надо забывать и то, что часть земель Европы входила в империю ромеев, как некогда Польша входила в Российскую империю, и как русские земли еще раньше входили в Великое Княжество Польско-Литовское. Конкуренция здесь жесточайшая, эмоции при определении победителя совершенно не к месту. Европа была обескровлена, ибо только завершилась Столетняя война между Англией и Францией. И вообще дело спасения Империи – в первую очередь и даже исключительно дело рук, умов, капиталов, армий, воли ее обитателей. И если «многие богатые жители Константинополя и провинции отказывались финансировать оборону столицы и в 1204-м, и в 1453 годах», кого винить?! Некого винить в своей гибели, если мы столь глупы, что позволяем сосредоточить богатства и рули управления страной в эгоистичном клане!
Профессор С. П. Карпов
Кроме того, нельзя не сказать, что тогда наступило время победоносного вторжения ислама. Мусульмане сокрушали одного соперника за другим. С ордами Чингисхана, а затем и воинами султана Азия наступала по всем фронтам, и казалось, что нет на свете той силы, которая сумеет остановить и отбросить свирепый вал азиатского воинства. Но явилась на арене истории Киевская Русь. Хотя не столько она, а Русь Московская, ставшая прообразом будущей империи, прологом могучей «степной Византии», сумеет свершить небывалое, соединив в одном государстве сотни народов и десяток вер, даже не знавших порой о существовании друг друга. Л.Н. Гумилев, говоря о Византии, писал: «Может оказаться, что Византия – это Восточная Римская империя, реликт былого величия, на протяжении тысячи лет катившийся к упадку. Так понимали термин «Византия» Владимир Соловьев, Гиббон, Лебо, называвшие это государство – Bas-Empire. Может быть, под этим термином подразумевается греческое царство, возникшее как антитеза выродившейся античности, имевшее свои собственные ритмы развития, свои светлые и теневые стороны. Такой видели Византию Успенский, Кулаковский и Шарль Диль. А может быть, Византия – просто огромный город, средоточие торговли и образованности, воздвигшийся на берегах голубого моря и окруженный выжженными горами, где полудикое население веками пасло коз и собирало оливки и виноград. Это тоже закономерное понимание термина, но мы в нашей работе хотим использовать его четвертое значение: Византия – культура, неповторимая и многообразная, выплеснувшаяся далеко за государственные границы Константинопольской империи. Брызги ее золотого сияния застывали на зеленых равнинах Ирландии (Иоанн Скотт Эригена), в дремучих лесах Заволжья (Нил Сорский и нестяжатели), в тропических нагорьях вокруг озера Цана (Аксум) и в Великой Евразийской степи, о которой и пойдет речь» («В поисках вымышленного царства»). Наследницей Византийской империи станет Российская империя, хотя Руси понадобятся время и невероятные усилия, чтобы реализовать великий замысел истории.
«ЗОЛОТОЙ ВЕК» КИЕВСКОЙ РУСИ: ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ И ВЛАДИМИР МОНОМАХ
Важнейшим периодом в жизни Киевской Руси было правление Ярослава (980—1054). Именно Ярославу принадлежит заслуга в деле создания наиболее благоприятных условий для распространения просвещения на Руси и дальнейшего укрепления христианства. Он оставил о себе память у потомков «делами внутреннего устроения». Войдя в Киев в 1016 г., Ярослав сразу столкнулся с рядом острых проблем: продолжалась война с братом Святополком, а в 1017 г. на город напали печенеги. Тогда случился пожар («…погоре град Киев, церкви многи и домов до 700»). В память о сокрушении печенегов была создана церковь Св. Софии в Киеве; говорят, на том самом месте, где происходила самая жестокая сеча с врагом. Княжение Ярослава выделяет его в ряду других, ему удалось-таки внести некий покой, порядок в управление государством. К тому же Русь уже являла собой некое единство, «словенеск язык в Руси».
Памятник Ярославу Мудрому
Видимо, не зря все или многие современники именовали Ярослава либо каганом, либо царем (или цесарем). Так на Руси величали только василевса – императора Византийской империи. Заметим и то, что при нем значительно расширились связи Руси с европейскими дворами: три дочери и внучка его выходят замуж за королей французского, венгерского, норвежского, императора германского. Укрепилась и расширилась и вера христианская. Помня о той страшной смуте, которую он пережил, Ярослав оставил детям завещание («ряд»). Правда, В.О. Ключевский писал, что оно «скудно политическим содержанием».
Дочери Ярослава Мудрого
Но, если внимательнее вглядеться, не таким уж и скудным было оно для Киева и Руси… Напротив, именно при Ярославе Мудром Киевская Русь предстала единым государством, а мы – единым народом, русскими. Это при нем создалось подобие восточнославянской империи, в сферу влияния которой входили не только собственно русские княжества, но и балтийские и финноугорские племена, части Скандинавии, Польши, Венгрии, немалые районы Кавказа. При нем устанавливаются теснейшие связи и с монархами Европы.
Самой заметной акцией дипломатии стала женитьба уже немолодого французского короля Генриха I (1031–1060) на 16-летней дочери Ярослава – Анне (1048). Ранее им был заключен брак еще одной дочери, Анастасии, с венгерским наследником престола, будущим королем Андреем (1046). Сватовство и свадьба Анны Ярославны состоялись в 1050 г., когда той было 18 лет. Послы овдовевшего Генриха I, короля Франции, направились в Киев за невестой. Кроме послов, в обозе были многочисленные повозки с припасами на долгий путь и богатые дары. Князю Ярославу Мудрому предназначались великолепные заморские сукна, боевые мечи, драгоценные серебряные чаши. Перед Золотыми Воротами столицы Древней Руси французы остановились с чувством удивления и даже восторга. Встречал послов брат Анны, Всеволод Ярославич, легко объясняясь с ними на латыни. Столь же торжественно обставят и прибытие Анны Ярославны на землю Франции. Генрих выехал встречать невесту в старинный город Реймс, где с давних времен короновали французских королей. В сорок с лишним лет король был тучен и хмур, но улыбнулся, увидев Анну. Русская княжна свободно владела греческим языком и быстро выучила французский. На брачном контракте Анна пишет свое имя, супруг-король вместо подписи поставил крестик. Анне оказана особая честь: церемония ее коронации состоялась в церкви Святого Креста. Во Франции Анна Ярославна совершила и некий гражданский подвиг: проявив настойчивость, она отказалась присягать на латинской Библии, дав клятву на славянском Евангелии, которое и привезла с собой. (Под влиянием обстоятельств Анна затем примет католичество, и в этом дочь Ярослава проявит мудрость – и как французская королева, и как мать будущего короля Франции, Филиппа Первого). А пока на голову Анны была возложена золотая корона, она стала королевой Франции. Возможно, особой радости она при этом, любви не испытала, но свою миссию и роль королевы выполнила достойно.
Анна Ярославна – королева Франции
К дочери князя Ярослава, Елизавете, сватался и норвежец Гаральд Смелый (1043–1044). При этом особо отметим искренность чувств норвежского искателя руки русской княжны Эллисив. Гаральд даже посвятил ей стихи: «Я владею разными искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонность. Кроме того, ни женщина, ни девушка не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах (Гардарика – это Русь. – Ред.) чувствовать ко мне склонность…» Так писал автор саги. Брак между ними состоялся в Киеве, а затем молодые перебрались в Новгород. Но и тут великий князь Ярослав не прогадал. Он взял на хранение богатства зятя, но при этом дал в приданое конунгу, как положено, «много золота». Га-ральд стал-таки правителем Норвегии, войдя в ее историю как Суровый Правитель. Он стремился присоединить к Норвегии Данию и даже предпринял попытку захвата Англии. Этому герою посвятил стихи поэт К. Батюшков («Песнь Гаральда Смелого») на мотив той саги:
- Мы, други, летали по бурным морям,
- От родины милой летали далеко!
- На суше, на море мы бились жестоко;
- И море и суша покорствуют нам!
- О други! Как сердце у смелых кипело,
- Когда мы, содвинув стеной корабли,
- Как птицы неслися станицей веселой
- Вкруг пажитей тучных Сиканской
- земли!..
- А дева русская Гаральда презирает…
Если обобщить итоги курса международной политики Ярослава, то очевидно, что он сумел проявить завидную мудрость, находя решение ряда сложных вопросов (исключая неудачный поход против ромеев). Он упрочил геополитическое положение Киевской державы, в том числе и с помощью браков с видными царствующими домами Европы. Впрочем, этим бракам должна была радоваться, скорее, Европа. О том, что представляла собой та в сравнении с Киевской Русью при Ярославе, частично можно судить и по письму Анны, королевы Франции. «В какую варварскую страну ты меня послал (пишет она из Франции отцу. – Ред.), здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны», – сетует дочь. Правда, источником является некий памфлет или роман, а не действительное письмо. Во всяком случае, образованность Анны отнюдь не была легендой. Ведь даже Папа Римский Николай II писал ей восхищенное письмо, где называл ее «восхитительной девой» (1059).
А.Д. Кившенко. Ярослав Мудрый. Чтение «Русской Правды» народу в 1036 г.
При Ярославе была создана София – единственное сохранившееся в целости здание XI в., строил он и другие церкви и монастыри, в том числе Золотые Ворота с церковью Благовещения. Первоначально храм Св. Софии был деревянным, лишь спустя несколько лет Ярослав возвел на его месте монументальный храм из камня. Софийский собор – главный религиозный, общественно-политический и культурный центр Древнерусского государства и, кроме того, эталон красоты, во многом остававшийся непревзойденным веками. Первый русский митрополит Ила-рион, видимо, при освящении собора сказал: «Церковь дивна и славна всем окружным странам, яко же иной не найдется во всех землях от востока до запада». И даже уже в XVII в. известный путешественник Павел Аллепский, увидев Киевскую Софию, изрек: «Ум человеческий не в силах ее обнять». В соборе происходили церемонии «посажения» великих киевских князей, у стен храма собиралось киевское вече, велось летописание, размещалась первая на Руси библиотека. В Повести временных лет сказано, что Ярослав любил книги, много их написал, положив в храм Святой Софии (как считают некоторые исследователи, эта библиотека до сих пор хранится где-то в подземельях). На внутренней стороне храма сохранилось около 300 граффити, т. е. надписей и рисунков XI–XIII вв., на них видны сцены из жизни Киевской Руси той эпохи.
Граффити в Киевской Софии
В Софии находятся могилы великих киевских князей (Всеволода Ярославича, Ростислава Всеволодовича, Владимира Мономаха и самого Ярослава Мудрого). Проект храма был разработан неизвестным архитектором-гением, который, вероятно, еще ранее побывал в Константинополе. Это монументальное строение (первоначально 55 метров в длину и 37 в ширину, без апсид) производило на всех неизгладимое впечатление. К сожалению, храм не раз подвергался разорению. Так, в 1169 г. князь Мстислав, сын Андрея Бо-голюбского, взяв Киев, ограбил ризницу собора и вывез драгоценные иконы, ризы, книги, снял колокола. В 1204 г. князь Рюрик Ростиславич Смоленский содрал оклады с икон, похитил драгоценную утварь собора, книги, даже одеяния древних киевских князей. В 1240 г. грабежи повторились, но уже татарами, что «искали сокровищ не только в кладовых, но и в стенах церквей и в самых гробах князей». Как видим, грабежи церквей и храмов – историческая и многовековая, хотя и варварская традиция всюду.
Гробница Ярослава в Киевской Софии
Итоги княжения Ярослава Мудрого на Руси впечатляющи. Русь, которая и ранее была в Европе (автохтонность славян), заняла там одно из ведущих, если не ведущее место среди только еще укреплявшихся европейских государств. Поэтому вопрос, «пускать или не пускать русских в Европу», идти туда или нет, в любом плане может означать лишь невежество тех господ, которые не знают некоторых общеизвестных фактов русской да и мировой истории. Ярослав добился и того, что вопрос назначения митрополита решался отныне на Руси. Он самочинно назначил митрополита Илариона, без указаний и изъявления воли Царьграда. Князь свел воедино устный «закон русский», существовавший с X в. и используемый в княжеских судах, известный как «Русская Правда». Ярослав добавил туда две статьи, которые его дети присоединили к «Краткой» «Правде» (об обязанностях общин содержать княжеских сборщиков вир и об оплате труда ремесленников, мостивших город). Совместно с Иларионом он утвердил Церковный устав, который и послужит основой церковного судопроизводства на Руси многие века. Активно велось при князе и строительство в Киеве (храмы и монастыри – Св. Ирины и Св. Георгия). Однако, возможно, главное, что было им сделано, это открытие для Руси путей к знаниям и наукам. При нем София Киевская стала не только церковью, но и первой русской библиотекой. Он же собрал многих писцов и дал им указание делать переводы с греческого и других языков (латынь, еврейский, сирийский, армянский). Книги – «реки, напоя-ющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими ведь в печали утешаемся; они – узда воздержанию». Летописец образно сравнивал князя с сеятелем, плодами трудов которого воспользуются другие поколения. Однако, хотя боги и не во всем были благосклонны к князю (в расцвете сил умер его сын, первенец Владимир, когда ему было 32 года), Ярослав все же успел сделать много полезного за жизнь.
Ярослав Мудрый и Мономах
И, уходя в мир иной, взывал к собравшимся пяти сыновьям: «Вот, сыновья мои, отхожу я со света сего. Храните между собой любовь, потому что вы же братья, от одних отца и матери. Ведь если будете в любви между собою, Бог будет в вас, покорит вам противников, и жить будете мирно. Если же жить будете в ненависти, в распрях живя и усобицах, то погибнете сами и землю отцов своих и дедов опустошите, которую они собрали трудом великим. Так пребывайте мирно, слушая брат брата». Право слово, не случайно история, летописцы закрепили за князем имя Мудрый. По его воле собрали по Руси детей старост, попов и отдали «учиться книгам» (повеле «собрать у старост и священников детей (300 человек) и учить их книгам»). Он первым издал «законы письменные на языке славянском», хотя это было тогда довольно трудно. Невелико было еще число просветителей на Руси, и, в основном, эти первые учителя – из числа заезжих греков и болгар.
Время Ярослава было относительно спокойным. История любит тех, кто не ввергает страны в кровавые бойни, строит дома, храмы, библиотеки. В летописях для обозначения времен, когда на земле не было войн, набегов и конфликтов, употреблялись такие слова, как «мир», «тишина», «любовь». Все эти значения слова «мир» есть в договорах Руси с Византией. В 944 г. князья поручили послам восстановить прежний мир, что был нарушен по воле дьявола («И от тех заповедано обно-вити ветъхый мир, ненавидящего добра и враждолюбца дьявола разоренный от мног лет»). Упоминаются тут и многочисленные выражения: «мир творити», «мир имети», «мир докончати», «мир дати», «мир взяти», «идти на мир», «прияти в мир», «мир держати» и т. д. Однако, хотя на словах князья и уверяли братьев-князей, что «хотя ти добра и тишины земли Русскые», уверяли даже и врагов (слова князя Даниила Галицкого к половецкому хану Ко-тяну: «…отче, измяти (прекрати) войну ею, приими мя в любовь собе»), на деле же они разрешали спорные вопросы кровавыми битвами и сражениями. Бывали и исключения. Юрий Долгорукий и Владимир Галицкий, раз договорившись, «сотворили любовь между собою великую».
И. Билибин. Суд во времена «Русской Правды»
Государство становится таковым, когда оно устанавливает законы и живет согласно оным законам. Уже в Повести временных лет авторы, давая описание договоров между Русью и Византией, заключенных в 911, 944, 971 гг., уделяют внимание не только вопросам регулирования торговых отношений между странами, но и тем моментам, которые сопутствуют жизни, деятельности торговых людей (смерть купца, гибель товара, телесные повреждения и т. д. и т. п.). Текст сих документов указывает на наличие у сторон права и их готовности применять его при возникновении разного рода споров и коллизий. Можно сказать, тут действует смешанное византийско-славян-ское право. Введение в обиход квалификации разных преступлений, создание системы наказаний указывают на наличие сформировавшихся судебных органов. В древнерусской истории слово «суд» впервые упоминается в Уставе князя Владимира Святославовича. Точная дата принятия Устава не определена, вероятно, первые годы XI в. Свод регулировал лишь малую долю отношений в сфере гражданских обязательств и деликтов. То был первый этап, где административные и судебные функции еще не были разграничены и судебные полномочия сосредоточены в органах управления всех уровней. Исключением следует признать упоминание суда 12 человек (в статье 15 древнейшей «Русской Правды») – прообраза современных судов присяжных. Судебное производство тогда называлось тяжебным и начиналось с «поклепа», т. е. жалобы со стороны истца, истец обязан был доказывать и правоту своего иска. В числе доказательств использовались испытания водой и железом. Таким образом, в «Русской Правде» получило нормативное выражение не только материальное и процессуальное, но и «железное» право.
«Русскую Правду» называют по праву одним из основополагающих документов права того периода. Профессор С. Юшков писал: «Достаточно сказать, что такие вопросы, как вопрос о юридическом положении отдельных социальных групп Древней Руси, вопрос о наследственном праве, многие вопросы уголовного права не могут быть сколько-нибудь исчерпывающим образом расширены, если не будет восстановлен первоначальный текст основных редакций, а это можно будет сделать тогда, когда перед глазами исследователей будут по возможности все дошедшие до нас списки…» Но сделать это было не просто, ибо полагали, что количество известных списков «Русской Правды» доходит до трехсот. Но изучение, обследование рукописей, которые могли содержать «Русскую Правду», привело в конце концов к убеждению, что общее количество списков не превышает и ста.
«Русская Правда» по Синоидальному списку. 1282 г.
«Русская Правда», по словам Ключевского, может быть названа «уложением о капитале» или «кодексом капитала». По мере того как натуральное хозяйство заменялось денежным, менялись тип жизни и нравы наших предков. Характерно, что и само гражданское лицо рассматривалось в данном документе не столько как член общества, сколько как владетель или производитель капитала. В этой связи те, кто оного не имел и не способен был произвести, как бы терял все права свободного или полноправного человека. Такая значимость капитала придавала «Русской Правде», как подчеркивал историк, «черствый мещанский характер». Документ выработан в рамках большого торгового города, вовсе не села, подтверждая тем самым в первую очередь интересы и отношения состоятельных городских классов (холопско-владельческого, торгово-промышленного мира). Поскольку в основе лежала охрана феодальной собственности князей, бояр и владык церкви, то и имущество охранялось самым наистрожайшим образом (не только от возможных краж, но и от умышленного истребления оного крестьянами). Особое значение имела охрана жизни знати. Жизнь одних (княжеских мужей) охранялась штрафом в 80 гривен (в 16 раз выше штрафа за лишение жизни крестьянина!); других (мечников и т. п.) – штрафом в 40 гривен; третьих (тиунов сельских, ра-тайных) – в 12 гривен. Положение крестьян было различным. Свободный смерд подлежал вотчинному суду феодала и имел «право» платить князю штрафы самостоятельно; крестьянин – «закуп» был более бесправен (в случае бегства становился полным холопом). Еще хуже было положение холопов. Их можно было и убить, ибо «в холопе и в робе (рабе) виры нетуть». Феодалы не считали холопов людьми, и упоминались они обычно вместе со скотом. Но церковь («Правосудие митрополичье») освящала такой порядок волей Господа: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубьства, но вина есть ему от Бога». Так холоп перед господином был лишен ее поддержки. Хотя Мономах считал, что лучше «не губить души», даже если кто и виновен.
Наказание кнутом восставших смердов
Однако такие князья на Руси – большая редкость. Гораздо чаще бывало так, что князья предпочитали поступать не по закону, а по собственному произволу. Понятно, что простой народ особенно ненавидел этих князей и их чиновников (дворецких, стольников, тиунов, мечников, вирников), порой даже больше, чем лютых разбойников, не видя между ними большой разницы. Лютую ненависть вызывали у народа повирники (т. е. сборщики штрафов и поборов) и тиуны. Пятая часть собранных с населения сумм по «закону» шла им в карман. Даже князья иногда признавали, что их тиуны (судебные) – жулики и мерзавцы. Полоцкий князь Константин Безрукий открыто заявлял епископу (вторая половина XIII в.): «Тиун неправо судит, мъзду емлет, зло деет.» Сохранилось немало описаний их действий. В Житии преподобного Никиты (XII в.), столпника Переяславского, что был прежде мытарем, говорится о его жизни. Он «прилежа градскымь судиямь и мног мятеж и пакости творяше человеком непра-веднаго ради мьздоимания, тем питаше себе и подружие свое (супругу)». «Русская Правда» указывала и размеры полагающегося вознаграждения тем, кто собирал дань и штрафы (сколько продуктов, скота, корма и т. д.), но те сплошь и рядом устанавливали собственные правила, возлагая мзду на тех, кто был в их власти. И не случайно знаменитый Даниил Заточник писал: «Не имей себе двора близ царева двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его – акти огнь, трепети-цею накладен, и рядовичи (слуги) его – аки искры. Аще от огня устережешися, но от искор не можеши устеречися». Однако моральные сентенции на чиновную Русь во все времена – не влияли. Преподобный Никита Переяславский в конце жизни осознал-таки свою греховность, глубоко раскаялся и даже стал на путь раскаяния и монашества. Но это исключение, а в целом система действовала исправно, давая в руки князей и их слуг огромные богатства, которые те выжимали из народа. Поэтому в правовой обиход Иларионом и были введены такие понятия, как: судить «в правду», дела рассматривать «по правде», «судить в правду по государеву Указу». По той же причине А. Поляков подчеркнул значение термина «суд праведный», который возник на Руси с давних времен: «Не случайно у нас родилось, кроме «истины», еще отдельное и почти не переводимое слово «правда»: тут и истина; тут – и личная нравственность; тут – и общественная справедливость». Развитие права на Руси традиционно было связано с грамотами князей, в которых решались проблемы законодательства, судоустройства и судопроизводства. Особо велика была их роль в период феодальной раздробленности, к их числу можно было бы отнести и Договорные грамоты князей с Великим Новгородом, содержащие условия договора между республикой Новгород и князем (с 1136 г.).
Сборщики налогов, штрафов и поборов на Руси
В тех случаях, когда договорные отношения между народом, князьями и боярами все же нарушались, у русского народа испокон веков было самое надежное средство достижения справедливости. Везде это достигалось по-разному, но всеобщий его характер не вызывал сомнений. Способ доходчив и понятен: он требовал лишения жизни особо ненавистных притеснителей народа (в крайнем случае). В других же случаях князей, бояр, посадских, ростовщиков просто изгоняли из города и княжества, а земли, богатства конфисковывали. Очень древняя и почтенная традиция. Виднейшие специалисты-историки из Петербурга И. Фроянов и Ю. Юдин подчеркивают в этой связи значение воли общества: «Так или иначе, тут сказалось и влияние общественных интересов. Начнем с того, что княжеское богатство складывалось преимущественно за счет публичных поступлений – всевозможных платежей за отправление князьями общественно полезных функций. Вот почему люди Древней Руси воспринимали собственность князей как отчасти преобразованную или временно оккупированную общинную собственность, подлежащую в конце концов возврату общине. Именно этим объясняется тот факт, что устранение от власти того или иного правителя сопровождалось часто изъятием у него богатств, добытых посредством этой власти. Имущество изымалось посредством так называемых грабежей, которые нередко возникали стихийно, а иногда и в организованном порядке с разделом «награбленного» внутри общины поровну». Распространенный в древнерусском обществе взгляд на княжеское имущество как на достояние народа ставил известные границы, возлагал определенную узду на не знающие границ аппетиты «князей». В случае военной опасности те должны были снабжать народное ополчение оружием и конями.