Убийства в «Маленькой Японии» Лансет Барри

Глава тридцатая

В воскресенье мы с Джорджем погрузились в его «вайпер» с опущенной крышей и через два часа, нарушив все ограничения скорости, уже находились более чем в двухстах милях к западу от Токио. Мы мчались по шоссе в сторону деревни, где бесследно исчез наш лингвист.

– Ты – совладелец «Броуди секьюрити», – внушал мне Джордж, перекрикивая рев мощного мотора спортивной машины. – И совершенно не обязан терпеть его выходки. На твоем месте я бы вообще уволил его.

– Ты с ума сошел! Это ведь Ноде удалось установить происхождение кандзи всего за один день.

– Но он подрывает твой авторитет. Представь, как это выглядит со стороны.

– У тебя слишком живое воображение. И вообще он наш лучший сыщик.

Несмотря на активное сопротивление Ноды, Джордж сумел все-таки войти в группу, занимавшуюся расследованием убийств в «Маленькой Японии», использовав мягкий характер Наразаки. Но пока летнее солнце играло на гладких обводах ярко-красного корпуса «вайпера», постепенно накаляя черную кожу его внутренней отделки, я погрузился в размышления по поводу тревожного разговора, который состоялся у меня с главным детективом в соба-ресторане, на первом этаже нашего здания.

Расположившись за столом из покрытых лаком сосновых досок, Нода кивком пригласил меня сесть на скамью напротив себя, обмакнул горсть соба в соус и отправил в рот. Шоколадного оттенка лапша с такой скоростью совершала путешествие от тарелки к соуснику и затем к губам едока, с какой поедать это блюдо умели только японцы. Ресторан «Соба Мураты» официально открывался ближе к полудню, но если хозяин и шеф-повар Наоки Мурата был на месте, Ноду там могли обслужить в любое время дня и ночи.

Я занял место за столом и обратился к Ноде с вопросом, не дававшим мне покоя всю ночь:

– Почему ты не все сказал во время вчерашней встречи?

Но прежде чем он ответил, открылась дверь кухни и в зал влетел владелец заведения. Мурата был в безукоризненно белом поварском облачении, его фигуру туго обтягивали у пояса тесемки фартука. На округлом добродушном лице проступала усталость, прятавшаяся в морщинах уголков глаз и в складках рта.

– О, это вы, Броуди-сан, – сказал он. – Не хотите ли заглянуть ко мне на кухню? Утром там никого нет. В такое время у нас появляются только поставщики продуктов и Нода.

Имя сыщика он произнес с неожиданной теплотой в голосе.

– Как поживает Джунко? – спросил я.

– У нее все хорошо. Будущей весной заканчивает курсы зубных техников. – Он расплылся в улыбке. – Вам принести что-нибудь?

– Спасибо, не надо.

– Вы уверены? Для меня всегда в радость обслужить вас.

– В следующий раз непременно.

– Позовите, если передумаете. Я буду в кухне готовиться к наплыву клиентов в обед.

Он поправил фартук и удалился через ту же дверь. Через несколько секунд до нас донесся мягкий и размеренный скрежет огромных жерновов домашней мельницы, перемалывавшей зерно для ручного приготовления лапши.

Нода оказался пожизненно обеспеченным ежедневной порцией собы после того, как Джунко, дочь Мураты, решила познакомиться с темной стороной токийской действительности и чуть не поплатилась за это. Она нанялась на работу в службу телефонных знакомств и стала получать почти тысячу долларов в месяц за то, что несколько часов в день проводила в обществе престарелых одиноких мужчин. «Это все не более чем пустые слова!» – так отзывалась о новой работе она сама. Потом ей пообещали значительную прибавку, если она усовершенствует свой гардероб, и Джунко заняла для этого денег у хозяина агентства, который сам рекомендовал ей туалеты от Шанель, Диора, Версаче. Сначала по одной вещи в неделю, затем по две, и постепенно у нее выработалось пристрастие к модным вещам. Вскоре хозяин предложил в дополнение к изысканной одежде приобрести кое-какие вещицы из золота с жемчугами, и дурочка без раздумий взяла у него еще одну толстую пачку хрустящих купюр. Потом ему взбрело в голову подарить ей современный и очень дорогой мобильный телефон самого последнего поколения с монограммой, чтобы она выглядела сногсшибательно, когда будет звонить друзьям из очередного ночного клуба. Красота и умение зазывно улыбаться позволяли Джунко зарабатывать приличные деньги, вот только счетов за роскошь, какой она себя окружила, накапливалось все больше.

Однажды Джунко разбудил громкий стук в дверь. Как выяснилось, лишь проценты по ее долгу составили эквивалент примерно девяти тысяч долларов. Хозяин эскортного агентства перестал с ней играть и прямо предложил сделку: либо она соглашается на единственную встречу с его приятелем из якудзы, который обожал резать молодые красивые лица бритвой, либо ей арендуют уютную квартиру в окрестностях Гиндзы, где она будет развлекать стареющих сластолюбцев уже не только словесно. Не смея признаться в своем позоре родителям, Джунко предпочла стать частью процветающей индустрии сексуальных услуг японской столицы. Потеряв связь с дочерью, Мурата обратился за помощью к Ноде. В Большом Токио насчитывалось не менее тридцати пяти миллионов обитателей, однако через пять недель Нода сумел разыскать Джунко, схлестнулся с ее сутенером, спалил квартиру и вернул девушку домой уже свободной от всяких обязательств перед преступниками.

С тех пор у Ноды появился шрам на брови, и с того времени его просто боготворил владелец «Соба Мураты».

Когда хозяин оставил нас вдвоем, я повторил вопрос:

– Почему ты не рассказал всем то, о чем знаю я? Почему не предупредил, что мы имеем дело с серьезной угрозой?

– Не хотел их пугать.

– Но ведь они – профессионалы.

– В данном случае их профессионализма недостаточно.

– То есть?

– Им никогда не приходилось сталкиваться с подобными опасностями прежде.

– А тебе?

Он покачал головой:

– Я тоже лишь слышал о подобных группировках.

– Полагаешь, это те же люди?

– Если только кто-либо другой не пытается заставить нас так думать.

– Но выяснить это мы сможем после поездки туда и непосредственной встречи с ними?

– Боюсь, что так.

Одним ловким движением Нода подцепил палочками горсть собы, обмакнул в соус и отправил в рот.

– Чем может обернуться встреча для нас?

– Ясно, что не дискотекой.

Немногословный сыщик снова о чем-то пытался умолчать.

– Выкладывай все, что знаешь.

– Однажды мои друзья попали там в крупную переделку.

– Когда это произошло?

– Лет пять назад.

– И с чем они там столкнулись?

– С темнотой.

– То есть все закончилось очень плохо?

Он вгляделся в мое лицо.

– Shinshutsu-kibotsu.

У меня заныло сердце. Нода употребил выражение, которое приблизительно переводилось так: «Только при появлении Бога бесы прячутся по углам». В свойственной японцам иносказательной манере Нода имел в виду фантомов. Невидимых, неуловимых существ. Как те, что устроили бойню в «Маленькой Японии» и заставили поверить в потусторонние силы даже трезвомыслящих полицейских из Сан-Франциско.

– Насколько плохо? – уточнил я.

Гримаса боли мелькнула на его лице. Я сразу многое понял.

– Не потому ли ты возражал против участия в этом Джорджа?

Он усмехнулся.

– Только потому, что не хочешь прикрывать еще и его задницу?

– Одной вполне достаточно, – проворчал Нода.

Не приходилось сомневаться: он имеет в виду меня. Что ж, мне действительно многого не хватало, чтобы стать ровней Джейку. Подростком я жадно впитывал все, что узнавал в «Броуди секьюрити», и меня это по-настоящему увлекало. Я прошел хорошую школу, и хотя в последнее время мне остро не хватало практики, случившееся в «Маленькой Японии» придало мне новый импульс для совершенствования, какими бы тяжелыми ни оказались уроки.

Впрочем, следовало смотреть фактам в глаза. Лучший работник моего отца только что прямо высказал сомнение в моих способностях, правда, у меня складывалось впечатление, что он тем не менее склоняется к тому, чтобы рискнуть и дать мне шанс. Нельзя было только давить на него.

– Но ведь Джордж сумел уговорить тебя? – спросил я.

Нода покачал головой:

– Не меня. Шига. Но я все равно буду держать Джорджа как прикрытие во второй машине.

– А какова моя роль?

– В зрелые годы Джейк был самым лучшим. Я не встречал никого, кто превосходил бы его.

– Лучше тебя самого?

– Да.

– В чем же?

– Острый ум, отличный боец. Очень стремительный и проворный.

– И какое отношение это имеет ко мне?

– Ты тоже хороший уличный боец и быстр, как Джейк.

– Значит, во мне ты проблемы не видишь?

– Вижу, но беседу ты провел умело.

– Что в этом такого ценного?

Нода пожал плечами:

– Ты контролировал ситуацию. Хорошо владел собой. А излишние эмоции в неподходящий момент могут стоить жизни.

– Наразаки я тоже сумел убедить?

– Нет.

– Но как же?

– Здесь свое слово сказал я. Это твое расследование. И дело пойдет тебе на пользу. Как проверка на прочность.

Его слова не облегчили мне душу.

– Нам пора, – произнес Нода.

Он резко поднялся из-за стола и отвернулся, но я все же успел заметить, как боль снова исказила черты его лица. Старший детектив «Броуди секьюрити» относился к породе самых закаленных и бесстрашных стоиков. Вот почему, вновь заметив гримасу боли на его лице, я ощутил беспокойство. Он умолчал о чем-то еще. И я должен был узнать, о чем именно.

– Ты уверен, что не преувеличиваешь опасность? – спросил я.

– Хотел бы надеяться, что преувеличиваю.

– Но не может все быть так уж скверно. Твои друзья вернулись?

Шрам на его брови побагровел.

– Вернулся только один. Двое остались там навечно.

Глава тридцать первая

На длинном прямом участке шоссе в двух милях от Сога-джуджо Джордж повернул руль «вайпера» и встал на обочине, вплотную прижавшись к уже припаркованному там «ниссану-блюберд». В салоне взятой напрокат машины комфортно расположился Нода, листавший свежий номер «Иомиури ньюс». Когда сыщик опустил стекло, сквозь оба автомобиля пронесся приятный порыв прохладного ветра.

– Мы на месте? – спросил Джордж.

Нода кивнул:

– Деревня по ту сторону горы.

Джордж осмотрелся по сторонам. Рисовые поля окружали нас повсюду. В пятидесяти ярдах ниже вдоль дороги виднелся одинокий крестьянский дом с островерхой крышей, перед ним стоял комбайн для уборки риса. Ни у дома, ни в окрестных полях не было видно ни одной живой души.

– Я бы сказал, что глушь здесь страшная, – заметил Джордж. – Все очень простонародно и тихо, но никакой угрозы в воздухе не витает. Если только ты не ожидаешь, что за тем комбайном нас подстерегает засада.

– Уговор был, что ты носа не высовываешь из машины.

– И я покорно подчиняюсь. А вам предлагаю принять мой жест доброй воли и въехать в деревню на «вайпере». Вы там произведете фурор.

– Мне безразлично, – пожал плечами Нода, – при условии, что ты не сдвинешься с места.

– Почему?

– С наступлением темноты ты нам можешь понадобиться именно здесь, рядом с рекой.

В двухстах ярдах ниже шоссе, вдоль берегов, поросших стройными соснами и мощными кедрами, в лучах заходящего солнца поблескивал водный поток. На картах было показано, что река протекает вдоль глубокого ущелья, протянувшегося до начала долины Сога. Автомобилям приходилось делать крюк, огибая гору, но река тянулась мимо деревни по прямой.

– Договорились. Ждете проблем?

– Nen ni wan en o ireyo, – ответил Нода японской пословицей, которая почти в точности переводилась как «Береженого Бог бережет».

Глаза Джорджа сверкнули.

– А мне придется действовать?

– Только если нам не повезет, – хмуро промолвил Нода.

– Что ж, я готов ко всему.

– Едва ли, – возразил Нода. – Если нам сильно не повезет, ты даже не успеешь заметить, кто нанесет тебе смертельный удар.

Через двадцать минут мы с Нодой объехали гору и оказались в непосредственной близости от деревни. С возвышенного участка дороги нам открылся вид на затерянный поселок в отдаленной долине почти забытой Богом и людьми префектуры. По одну сторону от дороги тесно лепились традиционные деревянные домики с крытыми симпатичной синей черепицей крышами, а по другую – сверкали яркой зеленью многочисленные квадраты рисовых полей, протянувшиеся на всю длину плодородного участка земли.

Включив пониженную передачу, чтобы начать неспешный спуск, я ощутил, как защемило у меня в груди. Мне невольно подумалось о страшной и невидимой силе, обитавшей где-то здесь, за тысячи миль от Сан-Франциско, руки которой оказались достаточно длинны, чтобы дотянуться туда и уничтожить целую семью. И та же сила принудила меня оторвать свою дочь от школы, от друзей и от привычного ей жизненного уклада. Еще четыре дня назад я пребывал в неведении о существовании такой силы. А сейчас, стоило соединить несколько точек в головоломке, и я оказался в глуши, где она, очевидно, обитала. Мне было особенно тревожно, потому что я ни разу не поговорил с Дженни по телефону, а Ренна и ФБР не могли согласовать между собой протокол, который бы сделал наше общение безопасным.

По мере того как по извилистой дороге мы спускались в низину, на поверхности асфальта все чаще попадались тушки раздавленных ночных животных, в основном змей. Объезжая их, я спросил:

– Как думаешь, мы разыщем лингвиста?

Нода скривился, словно получил удар под дых. Я догадывался, о чем он подумал. Вероятно, наш юный гений языкознания был мертв. Он пренебрег предупреждением Ноды воздержаться от поездки. Наверное, мы никогда не узнаем, профессиональные амбиции или энтузиазм молодости заставили его пренебречь советом опытного детектива, но факт останется фактом: по моей просьбе Нода указал Ихиро Мори дорогу, которая вела в один конец. И сейчас на нее вступили мы сами.

Чувствуя необходимость что-то сказать в наше оправдание, я добавил:

– Я просто подумал, что он, может…

– Ага, а наш мир слеплен из рисовых фрикаделек и мисо, приготовленного мамочкой, – оборвал меня Нода.

Остаток пути мы провели в молчании. В самом начале долины дорога упиралась в перекресток. Прямо от него начиналась главная улица деревни, которая уже в тридцати ярдах от нас оказалась перегорожена козлами для пилки дров и полосатыми тентами. Позади этой импровизированной баррикады сновали женские фигуры в сине-белых кимоно. Детишки пели, играли, прыгали через скакалки. А вскоре вверху загорелись гирлянды красных и желтых бумажных фонарей.

Деревня встречала Обон – праздник мертвых.

Глава тридцать вторая

– Irasshaimase, – буквально пропела встретившая нас у входа Оками-сан, хозяйка гостиницы, когда мы вышли из машины. – Добро пожаловать! Вы мистер Джонсон, а вы – господин Курода, тот, кто мне звонил?

Она была в зеленовато-голубом кимоно, волосы с небрежной элегантностью стянуты заколкой на затылке. За порогом хозяйка плавными жестами показала нам, где можно сменить уличную обувь на удобные мягкие тапочки.

Меня сразу же стали одолевать сомнения. Оками-сан выглядела слишком хорошенькой и совершенно безвредной, чтобы подобное создание могло жить бок о бок с жестокими убийцами, у которых на совести бойня в «Маленькой Японии».

– Мы всегда рады зарубежным гостям, хотя я не говорю ни на одном иностранном языке, – произнесла она. – Вы понимаете по-японски?

– Немного, – ответил я.

– Какой у вас примечательный акцент, словно вы из Токио.

Нода стал с преувеличенным интересом изучать стены постройки – сплетенные из прутьев и оштукатуренные сверху панели. Хозяйка правильно восприняла это как намек и, еще раз радушно улыбнувшись, проводила нас в номер – просторную комнату с бумажными жалюзи на окне и задвинутым в угол приземистым столиком. Сквозь открытые жалюзи виднелась бамбуковая роща за задним двором гостиницы. До нас доносилось едва слышное журчание воды среды камней.

Подоткнув полы кимоно, Оками-сан встала коленями на одну из лжавших рядом со столиком подушечек и налила нам чаю, а потом достала из складок кимоно авторучку и регистрационные карточки. Поставив наши сумки в противоположный угол, мы с Нодой присоединились к ней.

Заполнив карточку, я передал ее через стол вместе с фотографией лингвиста и его жены.

– Не сочтите за труд посмотреть на этот снимок.

– Koko ni tomatta no wa watterun da, – сказал Нода своим обычным ровным, но неизменно несколько ворчливым тоном. «Он останавливался у вас. Это нам точно известно».

Женщина всмотрелась в фото, но никаких эмоций на ее лице не отразилось.

– Помню его. Это господин Мори. Тоже из Токио.

– Он рассказывал, зачем приехал сюда? – спросил Нода.

– Нет.

– Упоминал какие-нибудь имена?

– Нет.

– А вы не могли бы порекомендовать, с кем лучше поговорить о нем?

– Простите, ничем не могу помочь.

– И вам нечего больше нам сообщить? – произнес Нода уже гораздо резче.

Я снова показал ей снимок.

– Рядом с ним – его жена. Ей двадцать три.

– Мне очень жаль.

Сожаление и бессилие действительно звучали в ее голосе, словно она извинялась за поведение своего непутевого родственника.

– Он вернулся в гостиницу?

– Нет.

С каждым отрицательным ответом ее голова клонилась все ниже, а у меня исчезала надежда на лучшее. Мне теперь не было видно полностью ее лица, но у кромки волос кожа стала бледнее, а глаза напряженно прищурились. Она явно что-то скрывала.

– У вас прежде происходило нечто подобное? – спросил я.

Избегая встречаться со мной взглядом, Оками-сан снова посмотрела на снимок.

– Его жена действительно такая добрая, какой кажется на фотографии?

– Она – воплощенная доброта, – сказал я. – Но вы, кроме того, видите перед собой новобрачную и будущую мать.

– Это заметно.

Хозяйка потянулась за чайником – белым глиняным сосудом с нанесенным кобальтом рисунком в виде хижины, окруженной зарослями бамбука, и вновь наполнила наши чашки. Она сделала это машинально. Ее мысли витали где-то далеко.

– Вам повезло, что вы приехали к нам в Обон, – произнесла Оками-сан после паузы. – Почему бы вам не прогуляться по деревне?

– Насколько я понимаю, люди у вас пропадают уже не в первый раз.

Она поставила чайник на стол, поклонилась, поднялась и направилась к выходу из номера. Пряча регистрационные карточки в складках кимоно, хозяйка привычным жестом открыла раздвижную дверь, вышла за порог, еще раз нам поклонилась и сказала, прежде чем удалиться:

– Отправляйтесь на праздник. Там сегодня будут все.

Глава тридцать третья

Как и по всей стране, в Сога-джуджо шли приготовления к поминовению покойников.

Японцы верят, что души усопших предков и недавно умерших членов семьи продолжают наблюдать за живущими, неведомыми способами руководят их судьбами, а в середине каждого лета ненадолго возвращаются на землю. К Обону могилы близких приводят в порядок и украшают свежими гирляндами цветов. А с наступлением вечера делают все, чтобы порадовать явившихся домой духов. Торжественные церемонии с песнями и танцами проходят повсюду. Звучит музыка, царит веселье, спиртное льется рекой.

Такая же атмосфера царила этим вечером и в Сога-джуджо. Вступив на главную торговую улицу деревни, мы оказались среди моря потемневших от загара лиц. Повсюду можно было видеть простых, но добродушных с виду деревенских людей. И только когда их взгляды случайно встречались с нашими, они мгновенно делались настороженными и глаза отводились в сторону.

От этого веяло холодом. Ничего похожего на обычаи этой страны. Японцы от природы – народ застенчивый, однако когда доходит до праздничного веселья, сдержанность изменяет им, и они с радостью приветствуют любого гостя. Традиции гостеприимства не схожи в разных регионах, но в самом худшем случае я бы ожидал сдержанного, однако вежливого обращения с церемонными поклонами и смущенными улыбками. Здесь же нас встречали словно прокаженных – обитатели деревни смотрели на нас с беспокойством, подозрительностью, почти враждебно.

– Ты тоже это чувствуешь? – обратился я к Ноде.

– Конечно.

– Значит, они тут?

– Вероятно.

– Ты уже кого-нибудь заметил?

– Нет.

– Я тоже.

Толпа становилась все гуще. Впереди раздались глухие и ритмичные удары в барабаны таико. По обе стороны улицы торговцы из временных палаток бойко продавали собу с гриля, жареных кальмаров и игрушки для детей.

Нас увлек за собой общий поток. Посреди всеобщего веселья люди натыкались друг на друга, но беззлобно смеялись, громко приветствовали, вступали в оживленные разговоры. Но меня не покидало ощущение клаустрофобии и уязвимости. Прокладывая себе путь сквозь толпу плечами, мы слышали, как к звукам барабанов присоединились трели бамбуковых флейт. Раздался гонг, и в отдалении полилась мелодия песни во славу будущего урожая.

Мы с Нодой продолжали идти, осматривая толпу, но пока не различая ничего примечательного. Вот трое мужчин в длинных белых летних накидках хаппи и с головными повязками с пуговицами-застежками наблюдают за нашим приближением сквозь прищуренные глаза. Передавая друг другу бутылку саке на специях, троица пристроилась в дверях закрытой сейчас мастерской деревенского краснодеревщика.

– Gaijin da, – произнес один из них, стряхивая пепел с сигареты под ноги. «Иностранец».

– Большой и сильный.

– И недурен собой. Спрячь от него свою дочь.

– Интересно, откуда он?

– Однажды я видел русских моряков-краболовов. На них не похож.

– Наверное, американец или англичанин.

– Ты заметил его приятеля? Вот с таким я бы точно не стал связываться.

– Этого с бульдожьей мордой? Чем он тебя так напугал?

Трое крестьян беседовали между собой беззастенчиво громко, словно принадлежали к некому закрытому клубу и их не могли слышать не принятые в число избранных.

– Повстречай такого ночью в Осаке и по-другому запоешь.

– Он ничем не страшнее типа, которого мы отделали той ночью. Помнишь? Сколько мы тогда взяли? Пять «штук»?

– Тот был гораздо старше. А эти двое тебе быстро яйца открутят.