Убийства в «Маленькой Японии» Лансет Барри
– И да, и нет… понимаете, что я имею в виду? Я любила ее. Мне сейчас очень не хватает их с Кеном, но мы все же вели такой несхожий образ жизни.
– Когда вы разговаривали с ней в последний раз?
– О, это было лет сто назад.
– Не могли бы вы все же немного сузить диапазон?
– Ну, наверное, недель шесть или даже восемь назад.
– Сестра была чем-то встревожена или испугана?
– Вы имеете в виду… Она бы непременно поделилась со мной. По крайней мере я ожидала бы этого от нее. А что, если нет? Как такое могло случиться? Вдруг она все же…
И Лизза снова впала в отчаяние, закрыв лицо руками. Ее плечи трясло сильнее, чем прежде. Эберс бросил на меня укоризненный взгляд. Я жестом показал ему, что ничего не могу поделать. Мне необходимо узнать, что известно Лиззе. Эберс нежно погладил ее по плечу.
– Ничего, детка, – сказал мой мудрый помощник. – Иногда бывает полезно выплакаться.
– Мы можем на время отложить разговор, – предложил я.
Лизза подняла голову и произнесла:
– Нет, продолжим сейчас. Только дайте мне еще минуту.
Из миниатюрной сумочки она извлекла компактный набор косметики и, не смущаясь нашим присутствием, подправила свой макияж. Закончив, убрала набор, щелкнула замком сумки и одарила меня улыбкой.
– Я готова.
Я постарался продолжить очень деликатно:
– Давайте побеседуем о вашем зяте. Он мог быть связан с чем-либо опасным?
– Вряд ли. Он был добрейшим созданием. За что сестра и полюбила его. Полная противоположность нашему отцу. Милый, спокойный. Торговал обувью. То есть ею торговала его компания. Он, конечно же, возглавлял дело. Но подумайте сами – продавать мужские ботинки! Признайтесь, что и вам при всей вашей фантазии не придумать более скучного занятия.
Я был склонен с ней согласиться.
– Расскажите мне о телохранителе отца, – попросил я. – Он всегда имел личного охранника?
– Нет, не всегда.
– Значит, завел недавно?
– Месяца три назад. С тех пор как закрутилась кутерьма вокруг «Тек Кью-Экс».
– Что это?
– Тайваньская компания, производящая микрочипы, которую ему захотелось купить.
– А чем она знаменита?
– Я в этом ничего не понимаю. Знаю только, что поднялся большой шум, вот и все.
– И причина вам не известна?
– Нет, разумеется.
Мне следовало сменить тему разговора. Я понимал, что могу получить у экспансивной Лиззы лишь ограниченный объем информации. И перевел разговор в прежнее русло:
– Давайте вернемся к вашей сестре. Как вы считаете, могла она или ее муж оказаться втянутыми в нечто, из-за чего их жизни подверглись опасности?
– Моя сестра? Никогда! Вы не там ищете авантюристов. В нашей семье рискуем только мы с папой. А Хироши и Эйко никогда ни во что не вмешивались.
– Видимо, ваш отец ошибался, предполагая, что я смогу узнать у вас нечто полезное, – заметил я, уже не скрывая разочарования.
Лизза восприняла это по-своему. Остатки легкомысленной прожигательницы жизни улетучились. И она заговорила совсем тихо:
– Не всегда легко догадаться, что у папы на уме. Вам это следовало понять с самого начала.
– Ах вот как!
– Да. Но это не повод для беспокойства. Поступайте, как я. Не обращайте на него особого внимания, и вы прекрасно поладите.
– Очень ценный совет, спасибо.
Лизза вдруг посмотрела на меня пристально и серьезно.
– Скажите, Джим-сан, у вас уже есть подозрения, что же на самом деле произошло?
– Я только начал расследование, но полон решимости довести его до конца. И полиция тоже. Они бросили на это большие силы.
– Хорошо. Но не забывайте, что папа избрал именно вас. А если он в чем-то по-настоящему разбирается, так это в людях. Отец рассчитывает, что вы найдете убийцу, и я в вас тоже верю.
А затем неожиданно наш разговор закончился. Вполне в духе своего отца Лизза внезапно поднялась и протянула мне правую руку для пожатия, держа большой палец оттопыренным, а ладонь дощечкой, как делают многие женщины, когда хотят выглядеть настроенными по-деловому.
Мы с Эберсом тоже встали, по очереди пожали ее руку и проводили к выходу из магазина.
Увидев ожидавшую ее машину, Лизза замерла.
– Знаете, я, наверное, уже никогда не смогу сесть в этот лимузин и не вспомнить тот день, который мы провели на пляже с сестрой и ее детьми.
И опять закапали слезы, и снова защелкали фотоаппараты. Но надо отдать ей должное, на сей раз Лизза не стала заигрывать с прессой, а с гордо поднятой головой быстро приблизилась к автомобилю и села на заднее сиденье.
Когда огромный лимузин влился в поток транспорта, мной вдруг овладело тревожное чувство, что я слишком быстро отпустил ее. Было упущено нечто важное. Или хуже того – она сама не позволила мне добраться до некой сути, поспешно завершив беседу.
Лизза прибыла ко мне, преследуемая сворой репортерских гончих. А я отправил электронное письмо Ноде, чтобы направить по ее следу гончих другой породы.
Ответ от Ноды не заставил себя ждать. От него мне снова сделалось не по себе, хотя и по иной причине.
Глава двадцатая
Около полуночи я стоял у окна и смотрел на мост «Золотые Ворота», чей силуэт был ясно виден даже сквозь пелену тумана, когда зазвонил телефон. У меня вообще вошло в привычку подолгу любоваться мостом. Он сделался важной частью моей жизни. При виде него какие-то струны начинали вибрировать во мне, вызывая смутные, необъяснимые ожидания. Именно поэтому я и снял эту квартиру, несмотря на тесноту и явно завышенную арендную плату.
Телефон продолжал звонить. Дженни ночевала наверху, и я не беспокоился, что шум разбудит ее.
– Броуди слушает.
– У меня есть новости, – произнес Нода по-японски.
Кунио Нода неизменно разговаривал, используя короткие рубленые фразы. Даже по телефону чувствовалось, что главный сыщик «Броуди секьюрити» полон энергии и решимости хорошо натасканного бойцового пса. Обаяния в нем было не больше, чем в булыжнике, а неразговорчивость граничила с нелюдимостью. У него было плоское лицо, пронзительный взгляд и широченная грудь при росте в пять футов шесть дюймов, и люди машинально уступали этой бочкообразной фигуре дорогу, встретившись с ней на узком тротуаре. Под широким, вечно нахмуренным лбом одна из бровей почти полностью отсутствовала, став жертвой ножа сутенера из якудзы, совершившего когда-то тщетную попытку порезать детективу лицо. Понятно, что шрам не добавлял Ноде внешней привлекательности, и он мог легко сойти за бандита, если бы не глаза, по выражению которых внимательный наблюдатель мог заключить, что человек этот, в сущности, добрый.
– Какие новости? – спросил я. – Что-то о Лиззе?
Он усмехнулся:
– Нет, возникла проблема.
– Выкладывай.
– Наш лингвист исчез, – сообщил Нода и замолчал, словно ему приходилось платить звонкой монетой за каждое сказанное слово. Если этот жесткий человек произносил больше двенадцати слов подряд, это означало, что у него редкий период хорошего настроения.
Исчез? Я почувствовал легкий озноб.
– Ты имеешь в виду того молодого ученого, у которого в базе данных обнаружился наш кандзи?
– Да.
– А куда он отправился?
– В Сога-джуджо.
В деревню, каким-то образом связанную с кандзи.
– Разве ты не предупреждал, чтобы он держался подальше от этого места?
– Разумеется, предупреждал, но упрямец поехал туда все равно.
– Он кому-нибудь звонил после того, как добрался туда?
– Один раз жене.
– Когда?
– Вчера после обеда.
– С мобильного?
– Нет, из риокана – то есть из местной гостиницы. Как только заселился.
– Ты с ними связывался?
– Естественно.
– Ну и?.. – Порой вытягивать из Ноды ответы оказывалось сложнее, чем выгнать крота из норы на солнечный свет.
– Ушел на прогулку и не вернулся.
Я хватался за последнюю соломинку:
– Ты уверен, что у него неприятности? Он же лингвист, а это совершенно безвредная профессия.
– Да.
– Но мы говорим всего лишь о профессоре университета Васеда, черт побери!
– Да, о профессоре, который задает всем вопросы о кандзи, напрямую связанным с групповым убийством в Сан-Франциско.
Когда мой лучший сыщик все-таки использовал немного красноречия, спорить с ним становилось затруднительно. И сейчас он подразумевал то, чего я и сам уже начал опасаться: преступление в «Маленькой Японии» было совершено слишком жестоко и четко, чтобы оказаться единичным случаем.
– Да, вероятно, ты прав.
– Наверняка. – Я слышал, как он шуршит бумагами.
Дело становилось все запутаннее с каждым часом. У полиции Сан-Франциско не было ничего. У меня не было ничего. Даже среди уличных бандитов никто ничего не знал. Лингвист из провинциального университета находит для кандзи географическую привязку, за мной следит человек не из нашего города, потом лингвист отправляется в Сога-джуджо и почти сразу пропадает без вести, но при этом дает нам в руки еще одну нить для дальнейшего расследования.
И кандзи, и исчезнувший лингвист указывали, где следовало искать разгадку. В Японии.
Нода все громче шуршал бумагами на своем рабочем столе.
– Мне придется лететь к вам, – произнес я. – Сейчас позвоню в авиакомпанию.
– Уже сделано. Вы летите рейсом «Джапан эйрлайнс» в девять утра.
– Все-таки полезно иметь дело с настоящим профи, – усмехнулся я.
– У меня где-то здесь записан номер подтверждения брони авиабилета. – Снова шуршание бумаги. – У вас есть для меня что-нибудь новое?
Я кратко посвятил его в содержание моих разговоров с Харой, Лиззой и Ренной, а потом попросил по возможности отследить все перемещения магната с тех пор, как он проявил заинтересованность в электронной фирме «Тек Кью-Экс». Немного поразмыслив, я счел целесообразным добавить ко всему этому историю своего преследователя и его таинственного исчезновения.
Нода заметно оживился:
– Этот переулок… Вы сами бывали там?
– Неоднократно.
– Опишите мне его.
Я дал ему описание тупика, окруженного тремя викторианскими домами. Нода мрачно усмехнулся:
– У вас есть пистолет?
– Да, а что?
– Вам лучше всегда иметь его при себе.
– Я легко могу обойтись без оружия, как тебе известно.
– Да, Броуди, вы хороший боец. Но не пренебрегайте пистолетом. Однажды он может спасти вам жизнь.
У меня похолодело в груди.
– Не хочешь объяснить подробнее, что имеешь в виду?
– Объясню, когда доберетесь до нас. Если только доберетесь.
– Что значит «если»?
– Не изображайте героя. Они умеют подкрадываться к людям незаметно.
Меня начало слегка потряхивать. Я осознавал справедливость слов сыщика, пусть и не до конца понимая, в чем она состоит.
– Прилетайте в Токио как можно скорее, Броуди. Они не убивают у себя на заднем дворе.
– У тебя есть какая-то версия?
– Да, и если она верна, мы все можем погибнуть. Прилетайте в Токио. Если сумеете благополучно оказаться здесь, мы поговорим подробнее.
И он отключил связь.
Глава двадцать первая
Сотовый телефон Оги завибрировал. Он сидел дома, попивая саке десятилетней выдержки из Нары. Поправив воротник темно-синего самуэ – традиционной японской мужской одежды с верхом, напоминающим кимоно, и свободного покроя брюками из той же ткани, он протянул руку к трубке. На столике в углу комнаты стояли три огромных бутылки «Шато Марго» 1900 года, добытых в Швейцарии. Уже скоро он уложит их в ячейки своего винного погреба, но пока ему все еще хотелось насладиться мягкой игрой света, отраженного старым бутылочным стеклом. Оги нажал кнопку, активировавшую систему кодировки разговора.
– Слушаю, – произнес он по-японски.
– Настало время ликвидировать Броуди.
Это Дермотт снова жаждал крови. Потерев пальцем переносицу, Оги ответил:
– Сомневаюсь. А что случилось?
Мускулистый и стремительный до неудержимости, Дермотт являл собой великолепную боевую машину, однако его умственные способности были далеки от такого же совершенства. Оги допустил ошибку, позволив ему возглавить небольшую тактическую группу, но больше он ее не повторит. Хороший солдат далеко не всегда становился хорошим командиром.
Но на сей раз его лучший боец сообщил уже вторую неприятную новость за два дня:
– Этот старьевщик сумел напасть на наш след. Он знает, что я приставил Гэса присматривать за ним.
Идиоты! Сколько раз нужно повторять, что терпение прежде всего?! Терпение и осторожность!
На их общей родине в Сога-джуджо Гэс Харпер носил имя Хидео Хаттори. Это был опытный специалист слежки за людьми, прошедший по специальной договоренности с «МОССАД» курс обучения у них. Обычно никто не замечал его присутствия, как никто не мог противостоять в схватке Дермотту – лучшему стрелку и рукопашному бойцу, который, по мнению Оги, уступал в этом лишь Лоренсу Кейси. Однако после того как целый набор подслушивающей аппаратуры был задействован у Броуди дома и в магазине, Оги распорядился свести личную слежку к минимуму. Где только возможно, он предпочитал полагаться на технические приспособления. К примеру, это отлично сработало, когда Броуди встречался с лейтенантом полиции в ресторане «Эм энд Эм». Микрофон с параболической антенной, установленный в пустующем соседнем офисе, позволил им записать разговор до последнего слова. Значит, кто-то допустил промашку, если Броуди удалось засечь Гэса.
– И кого мне винить в этом? – спросил Оги.
– Никого. Броуди слишком опытен и умен. Гэс даже не догадывался, что раскрыт, пока не появились копы.
Оги был одновременно и рассержен, и заинтригован. Вероятно, так оно и есть, подумал он, учитывая наследственность антиквара. Яблоко от яблони недалеко падает. Сын Джейка Броуди унаследовал отцовский талант, которым не пользовался в полной мере при своем нынешнем занятии. Если только антикварный магазин не являлся обыкновенным прикрытием. Возможно ли это? Нет, едва ли. Он унаследовал половину фирмы отца и работал на два фронта. Конечно, не поленился повесить небольшую бронзовую вывеску при входе в свой магазин, но специальной подготовки не прошел.
Как ни сдерживался Оги, его злость прорвалась наружу:
– Не смей нарушать приказ! Держись от него на дистанции!
– Хорошо, если вам так угодно. Но только здесь сейчас поднялась суматоха, как в святилище Мейджи в канун Нового года, мой господин. Полиция, Лизза Хара, японская пресса, звонки из Токио.
Лизза Хара? Токио? Вот это нуждалось в проверке. Но позже. На сегодня важнее всего было сохранять спокойствие и терпеть, а терпения у Оги было более чем достаточно, чтобы сдерживать любые неразумные порывы Дермотта. Вот почему столь немногие мужчины годились на роль подлинных лидеров. Большинство имели склонность к излишней панике или чрезмерной реакции на события. При правильной мотивации полные энергии молодые люди легко воспитывались как идеальные машины для убийства, но руководство… Здесь все обстояло иначе. Отец Оги начал готовить его к роли вождя с десятилетнего возраста, а отца точно так же воспитывал дед. За четырнадцать поколений, сменявших друг друга триста лет со времен самого генерала, клан Оги превратился в невидимую правящую династию, потому что навыки лидеров его мужчинам прививались с юности. Их предками были закаленные самураи. Они умели при необходимости становиться лишь тенью от тени. Клан Оги воспитывал мужчин-стратегов, наделенных даром предвидения, умевших покорять своих подчиненных, делая их преданными себе душой и телом. Они знали, когда проявить мягкость, а когда становиться беспощадными. Только несколько чужаков за всю историю Соги сумели проникнуть внутрь круга, но каждый из них бесследно исчезал, когда для этого возникали условия. Дермотт проявлял совершенно преждевременную и вредную инициативу, и это было еще мягко сказано.
– Броуди действует по просьбе своего друга из полиции, – сказал Оги. – Привлечь к делу консультантов из Японии? Это свидетельствует о том, что лейтенант сообразительнее остальных копов. Но что с того? Полицейские отработают все версии, а результат окажется нулевым. Приятеля Броуди понизят в звании и переведут на другую работу, а сам Броуди снова вернется к своим картинкам и старым горшкам.
– Боюсь, он еще долго останется для нас занозой в заднице. Броуди летит в Токио.
– Почему ты так считаешь?
– Ему позвонили и предупредили о нас.
И Дермотт изложил суть телефонного разговора о пропавшем лингвисте. Оги слушал, но не испытывал ни страха, ни удивления. У Броуди хватало знаний, чтобы обратиться к нужным людям, и потому рано или поздно кто-нибудь из них мог неожиданно подсказать ему источник происхождения кандзи. Оги умел признавать чужие таланты, и в этом тоже заключалась его сила. Вероятно, им все-таки придется разделаться с Броуди. Но на данный момент важнее всего сохранить статус-кво.
– Им почти ничего не известно, но я все равно обо всем сообщу в деревню, – произнес Оги.
– Проще разрешить мне устранить его.
– Нет. Только не в Сан-Франциско. Полиция вновь переполошится, а нашему клиенту лишняя шумиха ни к чему.
– Тогда в Токио? Я мог бы улететь туда более ранним рейсом.
Оги сдержал раздражение, напомнив себе, что рвение – именно та черта характера, которую он стремился развивать в своих подчиненных.
– Ты же знаешь, что Токио – табу.
– Как вы думаете, он отправится в деревню?
– Этого я пока не знаю.
– Так, может, я хотя бы…
– Нет. Твоя задача сейчас – наблюдать. И между прочим, ты мог бы уже нащупать его уязвимые места. Времени прошло достаточно.
Находившийся от Оги в трех тысячах миль Дермотт впервые улыбнулся:
– Такое место есть, сэр. Это его дочь.
По тону, каким была произнесена фраза, Оги понял, что его солдат доволен, и решил, что и сам, пожалуй, разделяет его чувства.
– Отлично! Ничего лучше и быть не может.
Глава двадцать вторая
«Прилетайте в Токио как можно скорее, Броуди. Они не убивают у себя на заднем дворе».
В ту ночь я никак не мог заснуть. Что узнал Нода? И кто такие, черт возьми, эти «они»? У меня возникло искушение позвонить детективу еще раз, но я знал, что в своей предыдущей инкарнации Нода, должно быть, обучал упрямству ослов. Он теперь ничего не скажет, пока я не прилечу в японскую столицу. Но более всего меня встревожил его голос. Под профессионально спокойными интонациями я уловил нотки страха. Не за себя. За меня. Нода знал свое дело. Если он настаивал, что мне необходимо позаботиться о своей безопасности, только глупец проигнорировал бы его совет.
«Не изображайте героя. Они умеют подкрадываться к людям незаметно». Что же это за люди, которые умеют быть невидимыми? Реплику Ноды вызвала история слежки за мной, а потому напрашивался первый вывод: наши враги обладали способностью исчезать там, где, казалось бы, вообще негде спрятаться. И они могли расстрелять целую семью, не оставив следа, если не считать таинственного знака, смысла которого никто не в состоянии постигнуть.
Безотчетная тревога все больше овладевала мной. Насколько велика грозящая мне опасность? Или Ренне? И приведет ли меня это расследование в итоге к убийцам моей жены?
Я подошел к окну. Моросящий дождь полупрозрачным занавесом стоял между мной и городом. Мост выглядел величественно и гордо – окрашенные в абрикосово-оранжевые тона металлические конструкции отчетливо вырисовывались даже сквозь пелену дождя, вот только его успокаивающее магическое воздействие сейчас не ощущалось.
Тревога не только не унималась, но и усиливалась. Они где-то там. В этом не приходилось сомневаться. Мои бесплодные метания по Азии после смерти Миеко, отсутствие результатов в полицейском расследовании преступления в «Маленькой Японии» – у меня накопилось столько вопросов, на которые не было ответов, что это становилось просто непереносимым. Но больше всего раздражало то, как я стоял и бесцельно смотрел в окно, хотя каждый нерв, каждая клетка моего тела взывали к действию. Какому угодно, но действию. Я мысленно вернулся к основному событию последних дней. «Маленькая Япония». Может, это неплохая идея еще раз все там осмотреть, прежде чем я улечу в Токио?
Сунув в карман пиджака свой «браунинг», я накинул ветровку и поехал к месту, где все так трагически началось.
Под змеино-холодным то серым, то голубым светом луны лежала совершенно пустынная в этот час «Маленькая Япония». Мне мерещилось, будто древний кандзи, подобно огромному пауку, ползет по темным стеклам витрин магазинов. Сожалея, что камни не умеют говорить, я прошел вдоль пешеходной улицы к месту, где встретила смерть целая семья. Вокруг царила траурная тишина, словно город замер в минуте молчания по семейству Накамура.
«Всех пятерых уложили в течение буквально нескольких секунд. Пяти, шести. Семи – максимум. Отличная кучность. Ни одного промаха. Но всегда можно определить очередность…»
Пока я сюда ехал, ветер изменил направление, разогнал дождевые тучи, и теперь у меня над головой быстро перемещались лишь редкие облака. Но сырость пронизала воздух, а на улице попадались лужи.
С тех пор как с мостовой отскребли кровь, лишь по немногим приметам можно было определить точное место преступления. Стоя на почтительном удалении, я смотрел на аккуратный узор кирпичей и уже скоро вспомнил те места, где кровь затекла в щели, сделав цементные швы чуть более темными и оставив едва заметные смутные очертания.
«Едва заметные смутные очертания». Эта фраза вместила в себя квинтэссенцию убийства в «Маленькой Японии» и результатов его расследования на сегодняшний день. Полиция Сан-Франциско охотилась на эти смутные очертания и что получала? Новые смутные очертания. Тени теней. Если разложить дело на составляющие, то мы имели только пять трупов и листок бумаги с кандзи. Ни отпечатков пальцев. Ни отчетливых следов. Ни свидетелей. Ни подозреваемых. Мы узнали имена жертв, а кандзи вывел на языковеда из Японии, преподававшего в университете города, более провинциального и далекого, чем горные деревушки в Аппалачах.
В общем, мы не имели ничего.
Вздохнув от неизбежности столь печального вывода, я прошелся по пешеходной улице, протянувшейся ровно на один квартал. На участке в сто пятьдесят ярдов от кафе «Деннис» до отеля я насчитал с дюжину темных дверных проемов, достаточно глубоких, чтобы в них спрятаться. Но проулок, избранный убийцей, все равно оставался наиболее подходящим укрытием. Он был погружен во мрак. Туда не проникал свет уличных фонарей, от луны загораживал сверху балкон, а в стенах по обеим сторонам не оказалось ничего, способного сыграть роль отражателя.
И совершенно безопасный днем, ночью этот проход между домами превращался в идеальное убежище для поджидавшего своих жертв убийцы.
Я прошел проулок насквозь. Он выводил к автостоянке позади магазинов. Справа на небольшом возвышении располагались крытые пластиком под черепицу коттеджи. Несколько окон светились в них даже в столь поздний час. Справа среди почти полной черноты угадывались прямоугольники задних дворов магазинов, выходивших фасадами на Пост-стрит.
Отличное убежище и превосходный путь отхода к почти пустынной тогда стоянке. Я попытался представить, как все случилось…
Только что перевалило за полночь, и семья медленно идет вдоль улицы, довольная хорошо проведенным днем. Но поскольку разница во времени еще ощущается и спать никто не хочет, они решают заглянуть в «Деннис», работающий круглосуточно. Они делали это уже дважды. Почти традиция или по крайней мере повторяющееся из вечера в вечер действие.
Когда семья снова направляется в «Деннис», преступник уже готов действовать. Он мог все спланировать четко, потому что следил за ними предыдущие дни. Взяв оружие из машины, он прячется в темноте проулка и выжидает. Он уверен в себе и полон решимости. Его автомат тщательно смазан и снаряжен. Путь к отступлению проверен и надежен.
И ни одного свидетеля? Ни одного.
На стрелке темная одежда. Нет, можно смело предположить, что он вообще во всем черном, включая обувь. Притаившись в укрытии, он натягивает на голову черную вязаную шапочку с прорезями для глаз. Раньше он не мог этого сделать, чтобы не привлечь внимания. Но стоило ему ступить во мрак, как он полностью растворился в нем.
«Волокна старые, и едва ли их оставил здесь убийца».
Естественно, никаких волокон и быть не могло. Она из особо прочного материала, не исключено, что даже сшита по спецзаказу.
«Мы обнаружили отпечатки подошв в том боковом проходе вдоль ресторана. Какая-то обувь на резиновом ходу или мягкие мокасины, что-то бесшумное».
Такой и должна быть обувь убийцы. Тщательно подобранная, мягкая, не оставляющая четких отпечатков.
Превосходная позиция, безупречное снаряжение. Цель – экзекуция. Да, но в чем смысл? Чего ради?
Между тем в «Деннисе» Накамура наслаждаются десертами и мороженым. Беззаботно болтают. У преступника достаточно времени, чтобы еще раз проверить оружие, экипировку, маршрут отхода. После полуночи прохожих на улице мало. Может, парочка влюбленных прошла мимо, держась за руки. Но они его не видели. Потом группа подвыпивших японских бизнесменов вывалилась из бара чуть выше по улице, огласив ее громкими возгласами. Но и они не могли подозревать о его присутствии.
Наконец Накамура расплачиваются и выходят наружу. Они сворачивают по пешеходной улице в сторону «Мияко-инн». Дети перевозбуждены от сладкого, их тонкие голоски эхом отражаются от опущенных на ночь металлических жалюзи, прикрывающих магазинные витрины. Они подшучивают друг над другом и хохочут. Убийца слышит их заразительный смех. Вывеска отеля видна как на ладони. До него две минуты неспешной ходьбы. Все довольны и чувствуют себя в полнейшей безопасности. Прохладный ветер напоминает членам семьи о том, что всего в двух шагах их ждут теплые постели. Родственник устремляется вперед. За ним скачут детишки. Родители замыкают шествие.
Время пришло! Стрелок выходит из темноты у них за спинами. От мужчин его отделяет достаточная дистанция, чтобы те не успели отреагировать. Они даже не слышат выстрелов, обрывающих их жизни. Преступник поднимает ствол, удобно пристроенный в руке. Берет на мушку более крупного мужчину, спускает курок. Его первая цель валится на мостовую. Он ведет ствол слева направо. Выпускает короткую очередь, и сражены родители детишек. Сначала муж, следом – жена. Кровь хлещет из ран, тела падают друг на друга. А стрелок уже вошел в раж, ему нравится ритм собственной работы. Плавное нажатие на спуск, точность выстрелов. Ни секунды не потеряно зря. Ни один патрон не пущен в «молоко». Он делает шаг назад и прицеливается в детей. Все под контролем. Они в его полной власти.
Максимум семь секунд, и все они мертвы. Это был сумасшедший? Или местный бандит, обкурившийся до одури? Свихнувшийся любитель оружия? Или бывший солдат, у которого снесло крышу?
Но ведь в первую очередь он расправился с мужчинами, значит, соображал, что делал. Скорее всего заранее все спланировал и действовал методично, хладнокровно. Хотя это все не исключало человека с тем или иным отклонением от психической нормы. А может, прав тот старик из Японии, и мы имеем дело с серийным убийцей? Ведь если верить газетным публикациям, некоторые из них всегда следуют четкой, заранее обдуманной схеме. Причем в отдельных случаях поблизости присутствует и сообщник.
А если это все же обезумевший маньяк, зацикленный на огнестрельном оружии? Или бывший солдат, страдающий фронтовым синдромом? Некто ущербный с комплексом неполноценности, который ему необходимо чем-то компенсировать? Нет. Хорошо обученный бывший военнослужащий или невротик, считающий себя непризнанным героем и желающий, чтобы о нем узнал весь мир, – они избрали бы для себя более трудную цель, нежели семья туристов. «Наш» убийца не страдает легкой формой психического расстройства. Он либо абсолютно сумасшедший, либо находится в совершенно здравом уме.
Не было ли преступление совершено на расовой почве? Интересный вопрос. Но все подобные преступления, с которыми я сталкивался в Южном Централе, имели подоплекой укоренившуюся ненависть или откровенное проявление неуважения. Из-за этого представители различных рас устраивали массовые драки или убивали друг друга. Белые – черных, черные – белых, выходцы из Латинской Америки – азиатов… Но в нашем деле ни о каком оскорблении расовых чувств речи быть не могло, и только кандзи связывал убийство с Японией.
Тогда почему же были избраны столь странные жертвы? Совершенно беззащитная семья ни для кого не представляла угрозы… Если только… Если только преступник не сам выбрал жертв. Если это было заказное убийство. А в таком случае устраняют всех без разбору. Что и было выполнено, причем профессионально. Первыми обезвреживаются те, кто может оказать хоть какое-то сопротивление.
Означает ли это, что психопатов можно вообще не принимать в расчет? Нет. Доказывает ли это хоть что-нибудь? Очень мало. Нужно еще раз взглянуть на способ отхода.
Убийца прячет оружие в какую-то сумку. Тоже темную или черную в тон одежде. Сумка должна быть достаточно объемистой, чтобы в ней не угадывались даже очертания автомата. Он снова возвращается в переулок и выходит на стоянку позади торгового центра. Сворачивает влево и двигается во мраке вдоль задних стен магазинов пешеходной зоны, а затем тех, что выходят на Пост-стрит. Идет быстро, но не бежит, чтобы не привлечь внимания случайного пешехода или кого-то, кто смотрит в одно из окон коттеджей на возвышенности.
Часы отсчитывают время.
Уже через десять секунд преступник минует парковку, то есть оказывается почти в квартале от места расстрела. Там ждет машина. Где-то на улице. И несомненно, что оставил он ее под деревом – естественным навесом, скрывающим ее от любопытных глаз жильцов домов и от света уличных фонарей. Он садится за руль затемненного автомобиля – внутреннее освещение кабины заблаговременно отключено. Тихо начинает урчать мотор. Убийца включает передачу и отъезжает с темными фарами до тех пор, пока не сворачивает за угол.
Прошло всего двадцать секунд, не более. Он уже в двух кварталах, потом в трех. Когда истекает минута, преступник оказывается так далеко от места убийства, что его уже ничто не связывает с ним, и лишь луна остается безмолвным свидетелем его появления на пешеходной улице.
Да, именно так все и произошло в «Маленькой Японии». Иными могли оказаться только мелкие подробности.
Но все же преступником мог быть и умалишенный, не так ли? Нет! На меня словно нисходит озарение: вот же она – подсказка! Полное отсутствие улик красноречивее всего остального.
На «Маленькую Японию» выходят окна десятков квартир и нескольких реконструированных викторианских коттеджей. Достаточно было одного беглого взгляда за штору, могла залаять собака, которую выгуливал хозяин, мог появиться загулявший прохожий. Но мы не знали ни о чем подобном. У нас не было ничего.
Не требовалось особых талантов, чтобы найти укрытие и разработать путь отхода. Но уложить пятерых человек и уйти, никем не замеченным, не оставив ни одного признака своего присутствия, – на это требовался не просто профессионализм. Это был профессионализм самой высокой пробы.
Ни отпечатков пальцев, ни следов, ни свидетелей.
И это в самом сердце густонаселенного городского квартала!
Это не мог быть псих, потому что манера исполнения свидетельствовала не только о мастерстве владения оружием. Каждая деталь говорила о специальной подготовке, об отточенном умении маскироваться, планировать свои действия и точно рассчитывать время. Расстрел не мог быть делом рук любителя, пусть и наделенного определенными способностями. Или одурманенного наркотой бандита. Или свихнувшегося от сложностей гражданской жизни бывшего солдата. Здесь сработал человек иной породы. Таких специально готовят к тайным операциям. Спецназовец или кто-то подобный. Боец самой высокой квалификации.
Мы с Ренной не туда смотрели. Первой и самой важной уликой в данном деле следовало признать факт, что мы не нашли вообще никаких улик. Я продолжил размышлять в этом направлении, вспомнив все, что последовало за жестоким убийством в «Маленькой Японии»: мнимый «китаец», проникновение в мой магазин, которого как бы и не было, мой преследователь, упущенный растяпами из полиции…
Три события произошли за тридцать шесть часов. Все три внешне выглядели случайностями. Но роднило их одно – элементы профессионализма. Они взаимосвязаны. Но как?
Читать бесплатно другие книги:
