Русская драматургия ХХ века: хрестоматия Коллектив авторов

Пшеницына. У него удар!

Сцена десятая

В кресле сидит Обломов. Движения его ограничены – последствия апоплексического удара. Входит доктор Аркадий Михайлович. Он очень изменился, теперь это уверенный в себе человек.

Обломов. Доктор! Вот уж не ждал! Спасибо, что вспомнили!

Аркадий. Да я к вам на минуточку! Дела, знаете ли… Закрутился совсем. Обширная практика, веду самый широкий прием… Волчком кручусь, дня не хватает! <…>

Обломов. Как поживает ваш Сивка? Проверенный в бою деревянный конь?

Аркадий. Редко мы с ним теперь видимся, все времени не хватает. Пылится в шкапу. (Помолчав.) Я, собственно говоря, вот по какой причине к вам заехал, Илья Ильич… Ведь я нашел название вашей болезни!

Обломов. Да ну? И как же ее звать? Эники-беники?

Аркадий. Да ведь я серьезно! Теперь я с полной ответственностью говорю вам, что готов назвать вашу болезнь по имени!

Обломов. Зачем? Не все ли равно, как она называется? Да я сам могу вам сто болезней выдумать. Вот, извольте, – жмырь и голядка! Можно и порошки к ним выдумать, только лечи, – деньги рекой! Всяк у себя жмырь найдет, и голядка у каждого второго. Можно клинику открыть!

Аркадий. Полно вам, я серьезно!

Обломов. Я не верю больше в слова, доктор. И в названия тоже. Вот один философ недавно сказал, что – Бог, мол, умер… И что с того? Ведь это одни слова, никто немчуренку не поверил! А я, в свою очередь, возьму да скажу – человек умер! И что с того? Вон их сколько на улице, никак не переведутся.

Аркадий. Ваша болезнь называется – TOTUS.

Обломов. Что это значит?

Аркадий. Это редкая болезнь, с нею уж никого почти не осталось. Наверное, вы один и есть. Все остальные – pele-mele, tutti-frutti, смесь, ни то ни се. Но это и позволяет им выжить. Я должен сказать вам прямо, ведь мы с вами старые друзья. Мужайтесь, Илья Ильич. Ваш диагноз несовместим с жизнью, и прогноз практически нулевой. Вы скоро умрете.

Пауза.

Обломов. Как, вы говорите, она называется? Эта болезнь? Totus? Заморочили вы меня своей латынью… Непонятно мне. Что есть – Totus?

Аркадий. Целый. Целый человек. Такой жить не может.

Обломов (после паузы). Понятно. Спасибо. Хорошо, что не врете. Так лучше. И эти глупости с врачебной тайной. Хорошо, что не соблюдаете. Тоже спасибо. (Пауза. Усмехнулся.) Значит, Pele-mele – жить будет? И Tutti-frutti – тоже? Пол-человека, четверть-человека, осьмушка и одна шестнадцатая – все живы. А бедный Totus – нет?

Аркадий. Нет.

Обломов. Я же говорил – человек умер… (Дрогнувшим голосом). Ну и ладно.

Пауза.

(Громко.) Не хотите ли чаю? (Кричит.) Захар! Чаю неси! У нас гости! Агафья Матвеевна! Пирогов несите! И водки! Ваня! Маша! Идите сюда! Где вы все?

Пшеницына, дети и Захар появляются на пороге.

Аркадий (пятясь к двери). Нет-нет. Спасибо. В следующий раз. Некогда. Всего хорошего. Еще увидимся. Все будет хорошо. Заеду как-нибудь. Не забывайте.

Быстро выходит из комнаты.

Сцена одиннадцатая

Штольц, Аркадий и Захар. Во время всей сцены Штольц и Аркадий сидят неподвижно, словно каменные.

Захар. Опять помянул его сегодня, царство ему небесное! Этакого барина отнял Господь! На радость людям жил, жить бы ему сто лет. Вот сегодня на могилке у него был. На Охтинском кладбище, между кустов лежит, в самом затишье. Как приду, сяду да и сижу; слезы так и текут… Этак-то иногда задумаюсь, притихнет все, и почудится, как будто кличет: «Захар! Захар!» Инда мурашки по спине побегут! Господи, храни его душеньку! Никто не видал, как умер, и стона предсмертного не слыхали. Без мучений. Удар, говорят. Ел мало, из кресла не вставал, все молчал, а то вдруг заплачет. Чувствовал смерть. Утром Агафья Матвеевна принесла ему кофе, глядь – а его уж и нет! Только руку успел прижать к сердцу. Видно, болело. Ваня – хороший мальчик, закончил курс наук, на службу теперь ходит. Маша пошла замуж за смотрителя казенного дома. Хороший муж, строгий. Место-то нынче трудно найти. Один барин попался такой неугодливый – Бог с ним! Раз только и увидал клопа, растопался, раскричался, словно я выдумал клопов! Когда без клопа хозяйство бывает? И отказал. Такой, право!.. Все не то теперь, не по-прежнему, хуже стало. В лакеи только грамотных берут. Сапоги сами снимают с себя. Все какие-то фермы, аренды, акции. Что за акции такие, я не разберу? Это все мошенники выдумывают! Нужны им деньги, так и пустят в продажу бумажки по пятисот рублей, а олухи накупят. Тут все и лопнет. Одни бумажки останутся, а денег нет. Где деньги? – спросишь. Нету – учредитель бежал, все с собой унес. Вот они, акции-то!

Аркадий поднял руки над головой, сделал ладони углом, – он «в домике».

2002