Спецслужбы России за 1000 лет Линдер Иосиф

Сталинский курс на возрождение великой державы, названный Троцким «национал-социализмом», автоматически отодвигал Коминтерн на второй план, подчиняя интересы зарубежных компартий интересам СССР. Готовить кадры для работы в новых условиях должны были люди, поддерживающие новый курс. Уже летом 1936 г. началась ликвидация специальных школ ИККИ, к 1938 г. в СССР были официально закрыты все учебные заведения Коминтерна, в том числе и готовившие специалистов для нелегальной военной работы.

В этот период в РККА, НКВД, Коминтерне и большинстве иностранных компартий уничтожили едва ли не каждого первого из тех, кто имел отношение к подготовке партизан и специальных кадров (литера «А»)[1069], и тех, кто составлял агентурную основу большинства нелегальных резидентур РУ РККА и ИНО НКВД. Эффективно опережать и встречать возможные действия серьезного и сильного противника на дальних и ближних подступах стало практически некому. Тем не менее подготовка национальных и международных кадров по различным направлениям политической и военной разведывательной деятельности продолжалась, будучи скрытой, под вывесками различных государственных и общественных организаций.

«Партийная война» 1936–1939 гг. смела все, что «старая гвардия» десятилетиями собирала и накапливала по крупицам. Многократная смена партийной верхушки, репрессии и чистки ветеранов партии и военспецов, сотрудничавших с нелегальными партийными структурами задолго до событий октября – ноября 1917 г., ликвидировали профессиональную основу для широкомасштабной целенаправленной конспиративной деятельности на большинстве направлений.

Революция в очередной раз «пожрала» собственных «детей». Уцелели немногие: часть перешедших в состав Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД, воздушно-десантные войска или находившиеся за границей по большей части на нелегальном положении. Часть подготовленных кадров удалось «спрятать» в некоторых партийных структурах. Специальные структуры, создававшиеся под флагом Коминтерна и (или) родственных ему организаций, были ликвидированы либо перешли на нелегальное положение в условиях собственной страны. Подверглись репрессиям коммунисты из 31 страны. Наибольшие потери понесли компартии Болгарии, Венгрии, Германии, Италии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Югославии.

Борьба с «вредителями, диверсантами, террористами и шпионами», проводимая в силовых структурах с одобрения высшего политического руководства СССР, не усилила, а ослабила потенциал государства в военной и военно-специальной областях. Анафеме была предана сама мысль о возможности ведения войны на своей территории в случае внезапной агрессии противника – создававшаяся свыше десяти лет соответствующая инфраструктура была разрушена. В 1937–1938 гг. расформировали саперно-маскировочные взводы, закрыли учебные центры по подготовке диверсантов и специалистов партизанской войны, ликвидировали базы на территории сопредельных государств. Демонтажу подверглись минно-взрывные заграждения в полосе обеспечения всех укрепленных районов, расположенных на западной границе. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем!»

Негативным результатом «партийной войны» стало резкое ухудшение деятельности нелегальных резидентур ИККИ, НКВД и РУ РККА. Многие агентурные сети так и не были восстановлены, а в 1938 г. из ИНО НКВД в адрес руководства страны в течение 127 дней (вопиюще уникальный случай в истории разведки!!!) вообще не поступало никакой информации. Иностранные спецслужбы, в первую очередь германские, японские, английские, используя благоприятную ситуацию, наносили нелегальным структурам за рубежом удар за ударом.

28 марта 1938 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) утверждена новая структура НКВД СССР с упразднением Главного управления государственной безопасности. В новой структуре было три основных оперативных управления и три самостоятельных оперативных отдела. Самостоятельными отделами, которые с июня 1938 г. назывались специальными, являлись: Отдел оперативного учета, регистрации и статистики – 1-й специальный отдел (начальник – И. И. Шапиро; 28 марта – 29 сентября 1938 г.); Отдел оперативной техники – 2-й специальный отдел (М. С. Алехин; 9 июня – 13 сентября 1938 г.; Е. П. Лапшин; 15–29 сентября 1938 г.); Секретно-шифровальный отдел – 3-й специальный отдел (А. Д. Баламутов; 28 марта – 29 сентября 1938 г.).

Оперативными управлениями являлись: I – Управление государственной безопасности (начальники – М. П. Фриновский, 28 марта – 8 сентября 1938 г.; и Л. П. Берия; 8–29 сентября 1938 г.; заместитель начальника – Н. Г. Николаев-Журид, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); II – Управление особых отделов (начальники – Л. М. Заковский, 28 марта – 20 апреля 1938 г.; и Н. Н. Федоров, 28 мая – 29 сентября 1938 г.; заместители начальника – Н. Н. Федоров, 28 марта – 28 мая 1938 г.; Н. Е. Шапиро; 28 марта – 14 апреля 1938 г.; Н. Г. Николаев-Журид, 20 апреля – 9 июня 1938 г.; и М. К. Шляхтенко, 10 июля – 29 сентября 1938 г.); III – Управление транспорта и связи (начальники – Л. Н. Бельский, 28 марта – 8 апреля 1938 г.; И. М. Леплевский, 8–26 апреля 1938 г.; и Б. Д. Берман, 22 мая – 24 сентября 1938 г.; заместитель начальника – И. М. Леплевский, 28 марта – 8 апреля 1938 г.).

Структура I Управления: 1-й отдел – Отдел охраны (начальник – И. Я. Дагин, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 2-й – Оперативный отдел (начальник – И. П. Попашенко, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 3-й – Контрразведывательный отдел (начальник – Н. Г. Николаев-Журид, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 4-й – Секретно-политический отдел (начальники – В. Е. Цесарский, 28 марта – 28 мая 1938 г.; А. С. Журбенко, 28 мая – 15 сентября 1938 г.; Б. З. Кобулов, 15–29 сентября 1938 г.); 5-й – Иностранный отдел (начальник – З. И. Пассов, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 6-й – Отдел наблюдения за милицией, Осоавиахимом, пожарной охраной, райвоенкоматами, спортивными обществами и т. п. (начальник – И. Д. Морозов, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 7-й – Отдел наблюдения за оборонной промышленностью (начальник – Л. И. Рейхман, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 8-й – Отдел наблюдения за всей промышленностью (начальники – А. М. Минаев-Цикановский, 28 марта – 10 июля 1938 г.; В. Ф. Григорьев, 10 июля – 29 сентября 1938 г.); 9-й – Отдел наблюдения за торговлей, заготовками и сельским хозяйством (начальник – Л. Б. Залин, 28 марта – 7 июня 1938 г.).

Структура II Управления: 1-й отдел – Отдел наблюдения за авиацией, с 20 сентября 1938 г. – за штабной службой, противовоздушной обороной, связью, Разведывательным управлением РККА, снабжением и финансами РККА (начальники – Б. В. Рогачев, 28 марта – 20 августа 1938 г.; В. С. Агас, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 2-й – Отдел наблюдения за автобронетанковыми и техническими войсками, с 20 сентября 1938 г. – за авиацией (начальники – И. Я. Бабич, 28 марта – 20 августа 1938 г.; Б. В. Рогачев, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 3-й – Отдел наблюдения за пехотой, кавалерией, артиллерией, с 20 сентября 1938 г. – за автобронетанковыми и техническими войсками (начальники – М. С. Ямницкий, 28 марта – 13 июня 1938 г.; И. Я. Бабич, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 4-й – Отдел наблюдения за Военно-морским флотом, с 20 сентября 1938 г. – за пехотой, кавалерией, артиллерией (начальники – Н. Н. Федоров, 28 марта – 28 мая 1938 г.; Ратнер, 28 мая – 10 июля 1938 г.; М. К. Шляхтенко, 10 июля – 20 августа 1938 г.; М. К. Шляхтенко, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 5-й – Отдел наблюдения за штабной службой, противовоздушной обороной, связью, Разведывательным управлением РККА, снабжением и финансами РККА, с 20 сентября 1938 г. – наблюдение за Военно-морским флотом (начальники – Н. Е. Шапиро, 28 марта – 14 апреля 1938 г.; В. С. Агас, 14 апреля – 20 августа 1938 г.; М. К. Шляхтенко, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 6-й – Оперативный отдел – аресты, обыски, наружное наблюдение и установка, с 20 сентября 1938 – наблюдение за пограничными, внутренними и железнодорожными войсками (начальники – В. С. Агас, 28 марта – апрель 1938 г.; М. Б. Спектор, июль – 20 августа 1938 г.; Казакевич, 20 августа – 29 сентября 1938 г.); 7-й – Оперативный отдел (начальник – М. Б. Спектор, 20 августа – 29 сентября 1938 г.).

Структура III Управления: 1-й отдел – железнодорожный транспорт (начальники – И. М. Леплевский, 28 марта – 26 апреля 1938 г.; Б. Д. Берман, 22 мая – 24 сентября 1938 г.); 2-й – водный транспорт (начальник – М. Л. Андреев, 28 марта – 29 сентября 1938 г.); 3-й – гражданский воздушный флот, связь и шоссейно-дорожное строительство (начальник – А. П. Радзивилловский, 28 марта – 13 сентября 1938 г.); 4-й – оперативный (начальник – Н. Т. Приходько, 28 марта – 30 апреля 1938 г.).

В канун празднования 21-й годовщины Октябрьской революции в Москве по указанию 1-го заместителя наркома внутренних дел Л. П. Берия была арестована группа руководящих работников Отдела правительственной охраны: И. Я. Дагин, И. Р. Баркан, Б. А. Комаров, В. А. Павлов, Д. В. Усов, В. М. Тихомиров и др. 19 ноября на заседании Политбюро Н. И. Ежов заявил, что наиболее серьезным упущением с его стороны являлась обстановка в Отделе охраны членов ЦК и Политбюро, где находились не разоблаченные ставленники Паукера, Курского и Дагина. А поскольку Курский и Дагин были учениками соратника Дзержинского Е. Г. Евдокимова, арестовали и последнего. 25 ноября Ежов был снят с поста наркома НКВД. При Берия по «делу Евдокимова» были арестованы и расстреляны три десятка руководителей областных, краевых и республиканских управлений НКВД. Большинству из них инкриминировалось, в числе других дел, участие в заговорах с целью убийства представителей высшего руководства страны.

В ноябре 1938 г., после ареста З. И. Пассова (22 октября) и С. М. Шпигельглаза (2 ноября), к временному исполнению обязанностей начальника Иностранного отдела приступил П. А. Судоплатов.

«За три недели своего пребывания в качестве исполняющего обязанности начальника отдела, – вспоминает он, – я смог узнать структуру и организацию проведения разведывательных операций за рубежом. В рамках НКВД существовали два подразделения, занимавшиеся разведкой за рубежом. Это Иностранный отдел, которым руководили сначала Трилиссер, потом Артузов, Слуцкий и Пассов. Задача отдела – собирать для Центра разведданные, добытые как по легальным (через наших сотрудников, имевших дипломатическое прикрытие или работавших в торговых представительствах за рубежом), так и по нелегальным каналам. Особо важными были сведения о деятельности правительств и частных корпораций, тайно финансирующих подрывную деятельность русских эмигрантов и белогвардейских офицеров в странах Европы и в Китае, направленную против Советского Союза. Иностранный отдел был разбит на отделения по географическому принципу и включал подразделения, занимавшиеся сбором научно-технических и экономических разведданных. Эти отделения обобщали материалы, поступавшие от наших резидентур за границей – как легальных, так и нелегальных. Приоритет нелегальных каналов был вполне естествен, поскольку за рубежом тогда было не так много советских дипломатических и торговых миссий. Вот почему нелегальные каналы для получения интересовавших нас разведданных были столь важны.

В то же время существовала и другая разведывательная служба – Особая группа при наркоме внутренних дел, непосредственно находящаяся в его подчинении и глубоко законспирированная. В ее задачу входило создание резервной сети нелегалов для проведения диверсионных операций в тылах противника в Западной Европе, на Ближнем Востоке, Китае и США в случае войны. Учитывая характер работы, Особая группа не имела своих сотрудников в дипломатических и торговых миссиях за рубежом. Ее аппарат состоял из двадцати оперработников, отвечавших за координирование деятельности закордонной агентуры. Все остальные сотрудники работали за рубежом в качестве нелегалов. В то время, о котором я веду речь, число таких нелегалов составляло около шестидесяти человек. Вскоре мне стало ясно, что руководство НКВД могло по своему выбору использовать силы и средства Иностранного отдела и Особой группы для проведения особо важных операций, в том числе диверсий и ликвидации противников СССР за рубежом.

Особая группа иногда именовалась „группа Яши“, потому что более десяти с лишним лет возглавлялась Яковом Серебрянским. Именно его люди организовали в 1930 г. похищение главы белогвардейского РОВС в Париже генерала Кутепова. До революции Серебрянский был членом партии эсеров. Он принимал личное участие в ликвидации чинов охранки, организовавших еврейские погромы в Могилеве (Белоруссия). „Группа Яши“ создала мощную агентурную сеть в 20–30-х гг. во Франции, Германии, Палестине, США и Скандинавии. Агентов они вербовали из коминтерновского подполья – тех, кто не участвовал в пропагандистских мероприятиях и чье членство в национальных компартиях держалось в секрете»[1070].

На 1 января 1939 г. в структуре НКВД произошли очередные изменения. Следственную часть НКВД возглавил Б. З. Кобулов (22 декабря 1938 г. – 4 сентября 1939 г.), ГУГБ (восстановлено 23 сентября 1938 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) за номером П64/82) – В. Н. Меркулов. Его заместителем стал В. Г. Деканозов. ГУГБ включало отделы: 1-й – Отдел охраны (начальник – Н. С. Власик); 2-й – Секретно-политический отдел (начальник – Б. З. Кобулов); 3-й – Контрразведывательный отдел (начальник – В. Г. Деканозов); 4-й – Особый отдел (начальник – В. М. Бочков); 5-й – Иностранный отдел (начальник – В. Г. Деканозов); 6-й – Отдел наблюдения за милицией, пожарной охраной, Осоавиахимом, райвоенкоматами и спортивными обществами (расформирован 28 декабря 1938 г. с передачей задач во 2-й и 4-й отделы); 7-й – Специальный отдел (начальник – А. Д. Баламутов).

Главное экономическое управление НКВД СССР образовано из 7, 8 и 9-го отделов I Управления НКВД 29 сентября 1938 г. Его куратором, а с 4 сентября 1939 г. – начальником стал Б. З. Кобулов, заместителями Кобулова были Г. П. Андреев и В. Г. Наседкин. В структуре Управления имелись следующие отделы: 1-й – оборонная промышленность (начальник – Г. П. Андреев); 2-й – тяжелая промышленность и машиностроение (начальник – В. Ф. Григорьев); 3-й – легкая, пищевая, лесная и местная промышленность (начальник – С. Г. Решетников); 4-й – сельское хозяйство и заготовки (начальник – М. Л. Гатов); 5-й – торговля, кооперация и финансы (начальник – А. В. Шахов).

Самостоятельные (специальные) оперативные отделы НКВД возглавили: 1-й (Оперативный учет, регистрация и статистика) – Г. А. Петров; 2-й (Применение оперативной техники) – Е. П. Лапшин; 3-й (Оперативный – обыски, аресты, наружное наблюдение) – А. С. Панюшкин; 4-й (Особое конструкторское бюро – использование труда заключенных специалистов и ученых) – М. А. Давыдов. Комендантом Московского Кремля стал Н. К. Спиридонов, ранее возглавлявший 3-й Специальный отдел НКВД. 20 января 1939 г. приказом наркома внутренних дел № 0066 утверждено совершенно секретное «Положение о Комендатуре Московского Кремля» (вы ознакомитесь с ним в конце главы).

Как видно из «Положения», в 1939 г. для обеспечения безопасности высшего политического руководства СССР привлекались значительные силы и средства НКВД. При этом между руководителями различных специальных структур существовали непростые отношения. А. Т. Рыбин в мемуарах писал, что в охране Сталина противоборствовали две группировки: просталинская и пробериевская. О противостоянии руководителей охранных подразделений и Берии вспоминал и Н. С. Власик: «Для ясности я должен сказать, что Берия был настроен против меня еще с 1940 года, когда по указанию т. Сталина были сняты с работы два моих зама, ставленники Берия ([А. П.] Каранадзе и [В. Н.] Гульст). Они оба претендовали на мою должность и, собирая сплетни о моей личной жизни, докладывали об этом Берия, который, в свою очередь, докладывал Сталину. Сталин сам проверил эти сведения и, убедившись в их лживости, дал распоряжение о снятии их с работы»[1071].

М. С. Докучаев: «…Нужно сказать, что в первые годы работы в Москве Берия проявлял рьяную активность в обеспечении его охраны. Он окружил Сталина подобранными им и верными ему грузинами, которые щедро награждались орденами и медалями и наделялись генеральскими званиями. Как правило, они составляли обслугу Сталина (повара, снабженцы, коменданты, горничные и т. п.), претендовали на приоритет в его обслуживании и тем самым были не в ладах со службой охраны. В конце концов Сталин увидел в этом опеку и контроль над собой, опасность даже со стороны Берии и приказал выпроводить всех грузин с дачи и из Кремля»[1072].

Для проверки компрометирующих сведений на тех или иных руководителей, обеспечивавших личную безопасность Сталина, последний использовал возможности личной службы безопасности, надежно замаскированной в структуре аппарата ЦК ВКП (б). В большинстве мемуаров лиц, тесно общавшихся со Сталиным, отмечается поразительная информированность «вождя народов». Он руководствовался принципом «Разделяй и властвуй!», не давая чрезмерно усилиться ни одному из конкурирующих ведомств. Структура НКВД, утверждавшаяся решением Политбюро, также контролировалась Сталиным и помимо народного комиссара внутренних дел. Комендатура НКВД СССР находилась в подчинении 1-го отдела ГУГБ, а комендант (начальник Комендантского отдела НКВД) В. М. Блохин (10 июля 1934 г. – 13 августа 1941 г.), вероятно, был одним из доверенных лиц Сталина.

27 января 1939 г. было опубликовано сообщение ТАСС: «25 января погранвойска Грузинской ССР уничтожили трех человек, пытавшихся перейти границу со стороны Турции. Эти трое – троцкисты, пользовавшиеся поддержкой фашистов. У убитых найдены пистолеты, ручные гранаты и подробные карты местности. Целью преступной группы было убийство Иосифа Виссарионовича Сталина, находящегося в Сочи. Однако пограничники заблаговременно узнали о преступном плане и истребили злоумышленников»[1073]. Сообщение не несло никакой информации об истинных организаторах и исполнителях террористического акта, возможно, потому, что использовалось как дезинформация о группе «троцкистов» для введения в заблуждение истинных организаторов покушения. Противником в таком случае выступали специальные службы Японии, спланировавшие эту спецоперацию с помощью бывшего высокопоставленного сотрудника госбезопасности Люшкова, бежавшего из СССР и предложившего свои услуги спецслужбам Страны восходящего солнца, оккупировавшей к тому времени Маньчжурию.

Начальник управления НКВД по Дальнему Востоку Г. С. Люшков, ушедший в Маньчжурию 13 июня 1938 г., был одним из доверенных лиц Ежова. Он участвовал в следствии по делу об убийстве Кирова, а также в расследовании нескольких «заговоров» против Сталина. Его побег нанес серьезнейший урон органам государственной безопасности СССР. Люшков сообщил японской разведке совершенно секретные сведения об обороноспособности нашей страны на Дальнем Востоке, в Крыму и на Кавказе, раскрыл известные ему данные о советской агентуре, перевербованных агентах противника и многое другое. Кроме того, служивший в августе 1936 г. – июле 1937 г. начальником Управления НКВД Азово-Черноморского края, Люшков обладал секретными сведениями об организации охраны Сталина во время его пребывания на отдыхе в Сочи и прилегающих районах.

После поражения у озера Хасан (29 июля – 11 августа 1938 г.) японские спецслужбы начали готовить операцию по ликвидации Сталина, получившую кодовое наименование «Медведь». Осуществить покушение силами небольшой (до 10 человек) диверсионной группы путем открытого нападения было практически невозможно. Во внутренней охране состояло около 200 сотрудников, в том числе с пистолетами-пулеметами ППД образца 1934 г. Внешнюю охрану в лесной местности осуществлял отряд пограничников. Хвостовая группа сопровождения также была вооружена автоматами. За три часа до приезда Сталина проверке подвергались все объекты, вплоть до коммуникаций. Территория Мацесты и прилегающий к ней лес прочесывались. Все подозрительные лица проверялись и при необходимости задерживались.

Повторим, расчеты японских спецслужб строились на показаниях Люшкова, который хорошо знал систему охраны Сталина в Мацесте, поскольку принимал участие в ее разработке. В результате рассмотрения различных вариантов покушения приняли следующий план. Ночью боевики должны были проникнуть в подвальное помещение водолечебницы по трубе большого диаметра, снабжавшей лечебницу минеральной водой. В ночное время напор воды уменьшался, и труба заполнялась водой наполовину. По трубе можно было добраться до водосборника и ожидать там приезда Сталина, после чего через люк выйти в помещение операторов, регулировавших подачу и температуру воды. Ликвидировав операторов, боевики могли проникнуть в смежную комнату – склад инвентаря для уборки помещений. Дверь ее выходила в коридор, где находилось несколько охранников. Они были последним препятствием перед ванной комнатой Сталина.

Операция готовилась скрупулезно. Были составлены подробные планы Мацесты и здания водолечебницы. На секретной базе в Чанчуне по этим планам в натуральную величину построили здание водолечебницы. Боевиков из числа белоэмигрантов тщательно отбирали и проверяли по каналам японских и эмигрантских спецслужб.

В их арсенал вошло самое современное автоматическое оружие того времени, снабженное разрывными пулями. По некоторым данным, на вооружении группы находился гранатомет особой конструкции в достаточно компактном исполнении (оружие такого типа гитлеровцы разработали и пытались использовать в покушении на Сталина лишь в 1944 г.). Тренировки продолжались несколько месяцев: из 10 контрольных попыток 9 оказались успешными. Отход боевиков планом операции не предусматривался: отойти против тока воды, находившейся в трубе под давлением, или прорваться через несколько колец внешней охраны было невозможно. Боевики сознательно обрекали себя на смерть.

На пароходе «Азия-мару» они прибыли в Неаполь. Во время плавания режим секретности обеспечивали сотрудники японской разведки. Пищу боевикам подавали в каюты, на стоянках окна кают были зашторены. В Неаполе вся группа тайно перешла на пароход «Талес», следовавший в Стамбул, а там сразу же на катере направилась в граничащий с СССР район Турции.

24 января 1939 г. боевики под видом научной экспедиции сошли на берег. Известны следующие (возможно, оперативные) имена боевиков: Люшков, Борис Безыменский, Исаак Зеленин, Николай Лебеденко, Леонид Малхак, Виталий Смирнов, Михаил Сурков. После перехода границы группа двигалась по ущелью вглубь СССР и неожиданно попала в засаду. Несмотря на подготовленность, на месте были убиты Лебеденко, Малхак и Сурков, остальным удалось уйти.

Как оказалось впоследствии, органы государственной безопасности СССР были проинформированы о возможном покушении на Сталина советским агентом, работавшим под псевдонимом Лео. Японский историк Х. Есиаки в книге «Японские планы покушения на Сталина» предполагает, что им являлся переводчик МИД Маньчжоу-Го Борис Бжеманский.

Советской разведкой была получена информация и о подготовке другой диверсионной группы – для взрыва бомбы на Красной площади во время демонстрации 1 мая 1939 г. Мы не вправе раскрывать истинные имена сотрудников, внедренных в секретные службы Японии. Можем констатировать только то, что источники советских спецслужб имелись в различных структурах военных и политических организаций этой страны, что позволяло быть в курсе сверхсекретных даже для большинства высокопоставленных японских чиновников событий и планов… Особенность нелегальной работы такова, что даже через много десятилетий (а порой и веков) истинные имена специалистов тайной войны остаются засекреченными.

К концу 1939 г. в составе 1-го отдела ГУГБ имелись 24 отделения, свои политотдел и специальная школа боевой подготовки; отделу подчинялись комендатуры ЦК ВКП (б) и НКВД СССР. Подготовка сотрудников 1-го отдела осуществлялась по программе, включавшей элементы, характерные для подготовки бойцов современного спецназа. В декабре 1939 г. Полк специального назначения переформировали: он стал состоять из трех стрелковых батальонов.

7 сентября 1939 г., через неделю после начала Второй мировой войны, состоялась встреча Г. Димитрова с И. В. Сталиным, В. М. Молотовым и А. А. Ждановым. В отношении Польши, которая пала первой, Сталин заявил, что уничтожение этого государства означает только: одним буржуазным государством стало меньше. В результате разгрома Польши СССР может распространить социалистическую систему на новые территории и население. Что же касается войны вообще, он сказал: «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, подрывает капиталистическую систему»[1074]. По мнению Сталина, во время войны существовавшее ранее деление империалистических стран на фашистские и демократические теряет прежний смысл. В новых политических условиях Советский Союз получает возможность маневрировать и подталкивать воюющих противников. В свою очередь, коммунисты капиталистических стран должны выступить как против войны, так и против своих правительств. Официальный отказ Сталина от идеи мировой революции на деле оборачивался стремлением к распространению своего влияния на иностранные государства при условии безоговорочного принятия только его, Сталина, линии и концепции развития мирового порядка…

Раздел Польши в сентябре 1939 г. между Германией и СССР, в результате которого к Советскому Союзу были присоединены Западная Белоруссия и Западная Украина, произошел практически без участия военных специалистов Коминтерна. Вероятно, именно в этот период у Сталина и его ближайшего окружения начало складываться убеждение, что для экспансии мировой революции вполне достаточно Красной армии. Особенный интерес руководства ВКП (б) в этой области вызывали Прибалтийские страны. В секретном дополнительном протоколе о разграничении сфер интересов Третьего рейха и Советского Союза в Восточной Европе было зафиксировано: «1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы относительно Виленской области признаются обеими сторонами»[1075]. В период с 28 сентября по 10 октября 1939 г. с правительствами Латвии, Литвы и Эстонии были заключены договоры о взаимопомощи. В договорах предусматривалось размещение на территории этих стран советских военных баз.

Во второй половине октября 1939 г. финские войска были частично отмобилизованы. Впоследствии выяснилось, что деятельность КПФ была парализована финской полицией и контрразведкой, поэтому реальной поддержки Красной армии коммунисты не оказали.

В то же время активную помощь Финляндии по части организации секретных операций оказывали абверовцы из КО «Финляндия» («Бюро А. Целлариуса»).

С разведкой Германии многие финские офицеры сотрудничали еще с 1914 г., когда в составе кайзеровской армии воевали против Российской империи. Именно КО «Финляндия» первой получила сведения о боевых возможностях советских разведывательных, диверсионных и по граничных подразделений в условиях советско-финской «незнаменитой» зимней войны 1939–1940 гг.

Поскольку правительство Финляндии отказалось от подписания договора с СССР по типу договоров с Прибалтийскими странами, подготовка к «освободительной» войне с Финляндией в Советском Союзе вступила в завершающую стадию. Не последнюю роль в окончательном решении руководства ВКП (б) начать очередной «освободительный поход» сыграли победа советских войск на реке Халхин-Гол в сентябре 1939 г. и быстрый разгром польской армии. Тем более что войска Красной армии имели многократное численное превосходство над противником в районе возможного театра военных действий: в людях – в 1,7 раза, в артиллерии – в 3 раза, в авиации – в 10 раз, в танках – в 80 раз.

В свою очередь финское командование готовилось компенсировать подавляющее численное превосходство Красной армии высокой боевой выучкой своих военнослужащих, их стойкостью и умением вести бои на сильно пересеченной местности в условиях зимы. На Карельском перешейке планировалась жесткая оборона на «линии Маннергейма», которая считалась непроходимой. Предполье между государственной границей и главной оборонительной линией составляло от 12 километров в восточной части Карельского перешейка до 65 километров в его западной части. По плану обороны в предполье должны были действовать небольшие финские разведывательно-диверсионные группы (РДГ).

Севернее Ладожского озера финны планировали вести маневренную оборону. Здесь их расчеты строились не только на нанесении местных контрударов по прорвавшимся советским частям, но и на действиях на флангах и в тылу частей Красной армии. Силы прикрытия на этом направлении состояли из частей пограничной охраны, нескольких батальонов егерей, отдельных кавалерийских отрядов и частей местной самообороны.

Хорошее знание местности, прекрасная лыжная и стрелковая подготовка, а также правильно выбранная тактика позволили финским войскам на этом направлении перехватить инициативу у советских войск и на некоторых участках удерживать ее вплоть до конца войны.

Начавшаяся 30 ноября 1939 г. советско-финляндская война потребовала активной работы в тылу противника военной разведки Красной армии. На практике эта заранее спланированная работа обернулась почти полным провалом. На совещании начальствующего состава РККА, прошедшем 14–17 апреля 1940 г. в ЦК ВКП (б), начальник Разведупра И. И. Проскуров, в частности, говорил:

«Разведотдел допустил большую ошибку. Рассчитывали, что движение войск будет похоже на то, которое было во время западной кампании, и посылали туда агентов, давали явку не на нашу территорию, а на пункты, находящиеся на территории противника. Через 10 дней, мол, придем в такой-то пункт, и доложишь материал. А выхода наших частей в эти пункты не состоялось»[1076].

Помощь со стороны Коминтерна военной разведке была совсем не той, какой могла бы быть. В первую очередь это объясняется разгромом сетей Военной организации КП Финляндии. А кадры, способные эти сети восстановить, были к тому времени практически полностью уничтожены в результате «партийных войн». За несколькими исключениями разведгруппы создавали в экстренном порядке и забрасывали на территорию противника без соответствующей подготовки и обеспечения, поэтому большинство из них выполнить задания не смогли, а многие погибли. После окончания войны во время опросов работниками НКВД военнопленных красноармейцев выяснилось, что они встречали в плену от 20 до 25 советских разведчиков, одетых в финскую военную форму.

Ранее подготовленные кадры в Разведупре были, но они, так же как и их коллеги из Коминтерна и ИНО НКВД, «сгорели» в пламени «партийных войн». К началу советско-финляндской войны были расстреляны четыре начальника РУ РККА: Я. К. Берзин, С. П. Урицкий, С. Г. Гендин и А. Г. Орлов. Счет репрессированных достаточно высокого уровня шел на сотни. Кроме того, с началом войны разведотдел Ленинградского военного округа со всем личным составом был передан в 7-ю армию. Остальные армии не получили из округа никого и, по свидетельству И. И. Проскурова, стали набирать в свои разведотделы «кого попало». При этом подготовленных командиров разведки в штабах армий было всего по 1–2 человека. По этой причине некоторые армии налаживали работу своей разведки в течение двух месяцев. Эти справедливые признания о допущенных недостатках стоили Проскурову вначале поста, а в последующем и жизни.

Полностью провалились и военно-политические мероприятию по созданию «народного правительства» и «народной армии» Финляндии. Как следовало из заявления ТАСС, вечером 1 декабря 1939 г. в городе Териоки (ныне г. Зеленогорск Ленинградской обл.) восставшие солдаты финской армии и члены левых партий Финляндии провозгласили создание Финляндской Демократической Республики (ФДР). Они же сформировали Народное правительство (НП), главой которого стал член Президиума и Секретариата ИККИ Отто Куусинен, министром обороны – Аксел Анттила, а министром внутренних дел – Тууре Лехен. 2 декабря правительства СССР и ФДР заключили Договор о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой.

С этого момента политические установки Коминтерна были направлены на организацию поддержки НП ФДР со стороны европейских компартий и недопущение оказания помощи Финляндии со стороны Англии и Франции. Но реализовать эти установки европейским компартиям на практике не удалось, и Советский Союз как страна-агрессор был исключен из Лиги Наций.

Не была доведена до конца и попытка создания Финляндской народной армии (ФНА). 23 ноября 1939 г. в Петрозаводске началось формирование особого горнострелкового корпуса, позже переименованного в 1-й горнострелковый корпус ФНА. Набор личного состава (призывников и резервистов до 40 лет) осуществлялся в Карельской АССР и Ленинградской области. Командиром корпуса, затем командующим ФНА стал комдив А. Анттила, бывший помощник начальника штаба Карельской егерской бригады. Финнов, карелов и ингерманландцев для укомплектования частей не хватало, поэтому в корпусе служили и люди других национальностей, которым для маскировки давали финские фамилии. Некоторые части ФНА участвовали в локальных боях, но ни военной, ни политической (парад в Хельсинки) задач Народная армия не выполнила и весной 1940 г. была расформирована.

К началу войны с Советским Союзом финская разведка располагала подготовленным кадровым аппаратом, способным решать сложные задачи. Кроме того, в течение нескольких лет активно готовились резервисты для работы с карелами и ингерманландцами. На специальных курсах военной разведки обучались активисты Карельского академического общества. Летом 1939 г. для разведки были определены три уровня задач: в мирное время, в кризисный период и в условиях войны. Основными направлениями разведдеятельности были: на Карельском перешейке в глубину до Ленинграда, в Карелии и на Кольском полуострове – до Мурманской железной дороги. В период с 10 июня по 17 ноября 1939 г. рованиемским разведотделением было направлено в Мурманскую область и Карельскую АССР 18 разведгрупп, которые провели там в общей сложности 126 дней. А последняя разведгруппа из состава сортавальского разведотделения с боем прорвалась в Финляндию 28 ноября.

14 октября 1939 г. в Генштабе на базе Иностранного отдела создается Управление военной разведки и призываются резервисты. В этом же месяце финская радиоразведка получила первые данные о подготовке СССР к нападению на Финляндию. 9 ноября оперативный отдел Генштаба поставил перед агентурной разведкой специальную задачу: в случае начала военных действий развернуть диверсионную деятельность в Восточной Карелии. В качестве первоочередных объектов диверсий были определены электростанции, крупные предприятия промышленности и связи, продовольственные склады, южная часть Мурманской железной дороги. Также было принято решение о создании партизанского (разведывательно-диверсионного) батальона, состоящего из жителей Восточной Карелии и Ингерманландии, эмигрировавших в Финляндию после Гражданской войны.

Стратегия и тактика действий финских войск при отходе к «линии Маннергейма» была очень похожа на ту, которую планировали применить в случае агрессии репрессированные советские военачальники. Во-первых, финны первыми во Второй мировой войне использовали тактику «выжженной земли»: все гражданское население с оставляемой территории эвакуировалось, а дома и постройки сжигались, чтобы в них не могли разместиться советские войска. Во-вторых, противник с первых дней боев широко применял мины и мины-ловушки. Лишение красноармейцев мест для ночлега в тепле и минная война были первыми этапами финской маневренной оборонительной стратегии. Затем в дело вступили финские разведывательно-диверсионные группы.

Эти группы действовали в тылу советских войск эффективно: сказалась специальная военная подготовка. «В первой половине декабря 1939 г. на участке Карельского пограничного округа, – отмечается в современном труде по истории пограничных войск России, – развернулись ожесточенные бои. <…> Здесь диверсионные группы и отряды финнов не только нападали на тыловые учреждения действующей армии, но и нарушали государственную границу, совершали налеты на пограничные подразделения, пытались вести разведку нашей территории и т. п.»[1077].

Основной тактический прием финских диверсионных групп («пластичный контакт») был отработан до совершенства.

Большие потери в личном составе советские войска понесли и от огня снайперов, прозванных нашими солдатами «кукушками». Всего в финской армии насчитывалось около двухсот стрелков, имевших винтовки с оптическим прицелом. Интересным фактом явилось то, что из них мало кто погиб и никто (!) не был взят в плен. Финские снайперы тактически грамотно и инициативно действовали в одиночку на заранее подготовленных позициях либо в составе небольших мобильных диверсионных групп. По уровню индивидуальной подготовки и они, и финские егеря являлись едва ли не лучшими специалистами своего времени.

Случалось, что в засаду попадал и старший командный состав Красной армии. Так, на Карельском перешейке 6 декабря 1939 г. в засаду попала 6-я рота 168-го полка 24-й стрелковой дивизии. В бою с финскими диверсантами был убит командир этой дивизии комбриг П. Е. Вещев. В Заполярье 28 декабря 1939 г. финскими диверсантами была уничтожена ехавшая без охраны штабная автомашина, погибли начальник автобронетанкового управления 14-й армии полковник А. В. Ворсин и воентехник 2-го ранга З. Д. Левинзон. А по воспоминаниям ветеранов 163-й стрелковой дивизии, воевавших на ухтинском направлении, в одну из финских засад попал даже Л. З. Мехлис! И только благодаря умелым действиям охраны нападение было отбито, а начальник Главного политического управления РККА остался жив.

После «незнаменитой войны» возникла долгоживущая легенда, что финские снайперы обычно занимали позиции на деревьях – потому и назывались «кукушками». Эта легенда не соответствует действительности. В воспоминаниях участников боевых действий, с которыми нам удалось ознакомиться в ходе работы над книгой, имеется множество упоминаний о стрелках, ведущих прицельный огонь с деревьев, но не из снайперских винтовок, а из ручных пулеметов или пистолетов-пулеметов. В действительности финские снайперы часто использовали прием маскировки, названный впоследствии «финским сугробом».

Участник боев в Финляндии Герой Советского Союза лейтенант Н. Толмачев так писал об этой тактике:

«Любопытно, что и после того, как фланги наших соединений и частей сошлись вплотную, все же наблюдалось, хотя и не в такой степени, просачивание мелких снайперских групп белофиннов в наши тылы. Где они могли проходить, оставалось неизвестным до тех пор, пока мы не обнаружили под снегом норы, в которые при подходе наших частей зарывались белофинские снайперы. Они сидели там, пока наши части не продвигались вперед, а потом открывали огонь с тыла»[1078].

На вооружении финнов находились модернизированные под русский патрон 7,62 54R в 1927 г. и позднее винтовки Мосина («М-27» – «М-39»). Оптические прицелы типа CIGEE (Берлин) устанавливались над стволом слева, что позволяло заряжать винтовку из обоймы. Рукоятка затвора у всех снайперских винтовок была отогнутой, на прикладе имелась деревянная двусторонняя «щека».

Эффективным оказалось и противотанковое ружье VKT, сконструированное на основе авиационной пушки. Оно имело массу 42 килограмма, калибр 20 миллиметров, магазин на 10 патронов, прицельную дальность 1400 метров, начальную скорость пули 825 м/сек, на дистанции 175 метров пробивало 30-миллиметровую броню. Его можно считать прообразом современных крупнокалиберных винтовок (калибра 12,7 миллиметров и более), предназначенных для точной стрельбы на дистанциях свыше 1 километра.

Советско-финляндская война наглядно продемонстрировала возможности компактного автоматического оружия, которого бойцам РККА и НКВД, особенно разведчикам и диверсантам, не хватало. В условиях дефицита автоматического оружия (пистолетов-пулеметов ППД) были извлечены со складов и поставлены на вооружение автоматы Федорова. Советские разведчики и диверсанты использовали трофейные пистолеты-пулеметы «суоми» и пистолеты «маузер». Соответствующие зимнее обмундирование и снаряжение (особенно маскхалаты и лыжи) появились у наших войск также с большим опозданием.

Эффективность обычных пехотных подразделений в борьбе с финскими РДГ была низкой: иногда при уничтожении одного снайпера погибало до взвода пехоты. Только понеся значительные потери (от 1: 3 до 1: 10) и осознав порочность подобной тактики, командование Красной армии стало создавать мобильные оперативные (лыжные) отряды из добровольцев. В них набирали пограничников, спортсменов и избежавших репрессий специалистов по ведению «малой войны».

Одним из таких специалистов был С. А. Ваупшасов, который впоследствии писал: «Умный и коварный противник оставлял на занятой нами земле многочисленные подразделения стрелков и автоматчиков, целые лыжные батальоны с задачей дезорганизовать функционирование войсковых тылов, рвать коммуникации, нападать на госпитали, штабы, склады. Легкие, подвижные группы шюцкоровцев[1079] были мастерами такой вот „малой войны“ и доставляли нашему командованию много хлопот»[1080].

На указанном совещании начсостава РККА в ЦК ВКП (б) Х.-У. Д. Мамсуров докладывал о своем диверсионном отряде: «Я имел человек 10 лейтенантов из Тамбовского училища. Должен сказать, что эти люди не были командирами. Они даже бойцами не могли быть. <…> Хотя они были хорошо вымуштрованы, добровольцам – ленинградским физкультурникам – далеко было до них, но в боевой обстановке они даже не знали хорошо компаса, не знали карты. В бою они боялись, а в тылу были хорошими командирами…

Послали группу в 50 человек восточнее Кухмониеми на помощь 54-й дивизии. Эта группа в 50 человек погибла, причем должен сказать, что эта группа была целиком из красноармейцев»[1081]. Весь отряд Мамсурова (300 человек) был обмундирован в форму финской армии, что являлось нарушением Конвенции о правилах ведения сухопутной войны. Одетых таким образом диверсантов финны в плен обычно не брали.

После понесенных потерь в тактическом и оперативном звене РККА началось тщательное изучение тактики противника. Изобретенные финскими снайперами тактические приемы («финский сугроб», «тюлевый эффект», заглушающий выстрел пиропатрон) вошли в арсенал советских снайперов. К сожалению, опыт войны адекватно оценил только тот командный состав, который испытал все «прелести» егерской тактики на себе. Однако специальные подразделения егерского типа, способные действовать в особых климатическо-географических условиях, в составе РККА созданы не были.

Летом 1940 г. в результате политических маневров и силового давления, предпринятого высшим руководством ВКП (б), в состав СССР вошли Бессарабия, Буковина, Латвия, Литва и Эстония.

Присоединение территорий бывшей Российской империи вновь осуществлено без использования специальных структур Коминтерна. Красная армия десантировала 201-ю и 204-ю воздушно-десантные бригады в районе Болграда и Измаила. С этого момента именно воздушно-десантным войскам отводилась роль подразделений, в случае войны обеспечивающих блокирование коммуникаций противника. Как оказалось впоследствии, это было ошибкой.

После присоединения к СССР новых территорий с враждебно настроенным населением наибольшая нагрузка легла на плечи пограничников и сотрудников органов контрразведки. Членов антисоветских националистических организаций, ушедших в подполье, использовали спецслужбы Германии для проведения разведывательной, агитационно-политической и диверсионной работы против нашей страны. Советским органам безопасности в предвоенный период не удалось полностью парализовать деятельность подпольных организаций. В начальный период Великой Отечественной войны боевики национальных нелегальных организаций оказали существенную поддержку немецкой армии.

К середине 1940 г. руководству ВКП (б), и в первую очередь Сталину, стало понятно, что надежды на затяжную войну Германии с западными странами не оправдались. После быстрого разгрома Германией войск союзников, оккупации Франции и появившейся возможности перемирия Германии с Англией наиболее неблагоприятным вариантом для СССР представлялась война с Третьим рейхом один на один. В этих условиях приобретение военно-политических союзников стало для руководства СССР приоритетной задачей.

20 августа 1940 г. на своей вилле в Мексике был убит самый сильный и непримиримый противник И. Сталина – Л. Троцкий (Броншейн). За операцию по ликвидации лидера IV Интернационала отвечал лично П. А. Судоплатов. Согласно воспоминаниям Судоплатова, его участие в операции началось в 1939 г. на встрече со Сталиным. Тот сказал: «В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена. <…> Без устранения Троцкого мы не можем быть уверены, в случае нападения на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну»[1082].

Как известно, Троцкого убил Рамон дель Рио Меркадер. Однако первоначально ликвидация некогда, по словам В. И. Ленина, «самого выдающегося и способного человека в составе ЦК» поручалась группе боевиков под руководством ветерана испанских интербригад Д. А. Сикейроса. Нападение группы Сикейроса на виллу Троцкого оказалось неудачным. Не имея достаточной подготовки в организации терактв, никто из боевиков лично не удостоверился в смерти Троцкого после массированного обстрела его комнаты из автоматического оружия. После провала операции Сталин заявил Судоплатову: «Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана…»[1083]. План был осуществлен.

3 февраля 1941 г. указом Президиума Верховного Совета НКВД был разделен на два комиссариата: внутренних дел и государственной безопасности. Последний (НКГБ) возглавил В. Н. Меркулов, его заместителями стали И. А. Серов (1-й заместитель), Б. З. Кобулов и М. В. Грибов. Следственную часть возглавил Л. Е. Влодзимирский. В составе НКГБ было три оперативных управления, пять отделов и Комендатура Кремля: I Управление – внешняя разведка (руководитель – П. М. Фитин); II Управление – контрразведка (руководитель – П. В. Федотов); III Управление – секретно-политическое (руководитель – С. Р. Мильштейн); 1-й отдел НКГБ – охрана правительства (начальник – Н. С. Власик); 2-й – учетно-статистический (начальник – Л. Ф. Баштаков); 3-й – обыски, аресты, наружное наблюдение (начальник – Д. Н. Шадрин); 4-й – оперативной техники (начальник – Е. П. Лапшин); 5-й отдел – шифровальный (начальник – А. И. Копытцев); Управление коменданта Московского Кремля (руководитель – Н. К. Спиридонов). Особый отдел Главного управления госбезопасности НКВД расформировали. Вместо него для оперативной работы в войсках созданы: III Управление Народного комиссариата обороны (руководитель – А. И. Михеев); III Управление Народного комиссариата Военно-морского флота (руководитель – А. И. Петров); 3-й отдел НКВД (руководитель – А. М. Белянов).

Мы уже упоминали, что в 1939–1940 гг. у высшего военно-политического руководства СССР окрепла уверенность в возможности войны исключительно на чужой территории. В этих условиях альтернативные предложения не рассматривались, их авторы подвергались репрессиям. Тем не менее находились люди, которые высказывали точку зрения, отличную от мнения большинства. Одним из них был комдив Г. С. Иссерсон, с 1939 г. – начальник кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба.

В опубликованной в 1940 г. книге «Новые формы борьбы. (Опыт исследования современных войн)» он дал анализ боевых действий в Испании и Польше.

Иссерсон считал, что «мобилизация и сосредоточение войск вероятного противника будут осуществляться постепенно и скрытно: нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишен материальной возможности организовать свою оборону… Иными словами, вступление в войну должно приобрести характер оглушительного подавляющего удара. <…> В тех или иных размерах о сосредоточении становится известно. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготовляется ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал – и война сразу разражается в своем полном масштабе»[1084].

На совещании высшего командного состава РККА в Москве 23–31 декабря 1940 г. книга Иссерсона была подвергнута критике, сам он понижен в звании до полковника и уволен из армии, 10 июня 1941 г. арестован, получил 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.

После окончания Второй мировой войны маршал Г. К. Жуков написал: «Внезапный переход в наступление <…> сразу всеми имеющимися и притом заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами… нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники – Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков – и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов…»[1085].

В составе НКГБ специальное разведывательно-диверсионное подразделение, вновь названное Особой группой, начало воссоздаваться только 17 июня 1941 г. по личному распоряжению Л. П. Берии. Этому предшествовала встреча Меркулова и Фитина со Сталиным. Нынешнему поколению, живущему в условиях постоянного оболванивания средствами массовой информации, трудно понять позицию высшего военно-политического руководства Советского Союза в предвоенный период. Об этом времени с высоты прожитых лет беспристрастно и со знанием дела нам рассказывают руководители внешней разведки СССР.

«16 июня 1941 года, – вспоминает П. М. Фитин, – из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 г. Эти данные тотчас были доложены в соответствующие инстанции.

Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И. В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом. <…>

Несмотря на нашу осведомленность и твердое намерение отстаивать свою точку зрения на материалы, полученные Управлением, мы еще пребывали в состоянии определенной возбужденности. Это был вождь партии и страны с непререкаемым авторитетом. А ведь могло случиться и так, что Сталину что-то не понравится или в чем-то он усмотрит промах с нашей стороны, и тогда любой из нас может оказаться в весьма незавидном положении. <…>

С такими мыслями мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. <…>

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ, И. В. Сталин не поднимая головы сказал:

– Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

– Что за человек, сообщивший эти сведения? Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в Министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

– Дезинформация! Можете быть свободны. Мы ушли встревоженные. Многое пришлось передумать, напряженное состояние не покидало ни на минуту. А вдруг наш агент ошибся? А ведь я от имени Управления внешней разведки заверил И. В. Сталина в том, что информация не вызывает сомнений»[1086].

«В тот день, когда Фитин вернулся из Кремля, – продолжает рассказ П. А. Судоплатов, – Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 г., когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии. <…>

Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах. Военный опыт Эйтингона был значительно больше моего, и поэтому в этом вопросе я в значительной степени полагался на его оценки – именно он выступал связующим звеном между нашей группой и военным командованием. Вместе с ним мы составляли планы уничтожения складов с горючим, снабжавших немецкие моторизованные танковые части, которые уже начали сосредоточиваться у наших границ.

20 июня 1941 г. Эйтингон сказал мне, что на него произвел неприятное впечатление разговор с генералом Павловым, командующим Белорусским военным округом. Поскольку они с Эйтингоном знали друг друга по Испании, он попросил дружеского совета у Павлова, на какие пограничные районы, по его мнению, следовало бы обратить особое внимание, где возможны провокации со стороны немцев. В ответ Павлов заявил нечто, по мнению Эйтингона, невразумительное, он, казалось, совсем ничего не понимал в вопросах координации действий различных служб в современной войне. Павлов считал, что никаких особых проблем не возникнет даже в случае, если врагу удастся в самом начале перехватить инициативу на границе, поскольку у него достаточно сил в резерве, чтобы противостоять любому крупному прорыву. Одним словом, Павлов не видел ни малейшей нужды в подрывных операциях для дезорганизации тыла войск противника»[1087]. До войны с Германией оставался один день.

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. заставило руководство СССР и Коминтерна действовать в условиях, навязанных противником. В день нападения в 7 часов утра Г. Димитров был вызван в Кремль к Сталину. Сталин заявил Димитрову, что «Коминтерн пока не должен выступать открыто. Партии на местах развертывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведет Отечественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о разгроме фашизма, поработившего ряд народов и стремящегося поработить и другие народы»[1088]. Таким образом, официальной задачей становилось не организация «мировой революции», а содействие СССР в борьбе против немецко-фашистских захватчиков.

23 июня Димитров провел совещание с группой болгарских революционеров-эмигрантов. На этом совещании генеральный секретарь ИККИ сообщил, что он предложил советскому правительству сформировать специальную бригаду из политэмигрантов (испанцев, немцев, поляков, итальянцев, французов и др.) численностью около тысячи человек.

«Часть товарищей, – говорил Димитров, – я думаю, надо включить в состав интернациональной бригады для непосредственного участия в военных операциях на фронте, другую – использовать в глубоком тылу немецко-фашистских войск в качестве бойцов так называемого „тихого“ фронта»[1089].

Разведывательно-боевая деятельность Особой группы при наркоме внутренних дел СССР, в последующем IV Управления НКВД – НКГБ СССР в 1941–1945 гг., лишь в последние десять лет стала находить достойное освещение в отечественной и зарубежной историко-публицистической литературе. В первую очередь это обусловлено тем, что до недавнего времени большинство материалов по данной теме имело грифы «особой важности» или «совершенно секретно». Даже сейчас, спустя более шести десятилетий после окончания войны, часть этих материалов засекречена[1090].

К сожалению, работа специальных структур Коминтерна по организации партизанского движения в странах Европы после 22 июня 1941 г. во многом строилась на импровизации. Создававшаяся с 1926 г. и существовавшая на случай войны западных стран с СССР партизанская и диверсионная сеть в сопредельных государствах после 1936 г. была разрушена практически до основания. Перебросить разведывательно-диверсионные группы (а также оружие, снаряжение, продовольствие, питание для рации и т. п.) в тыл противника гораздо сложнее, чем активизировать заранее подготовленные группы, имеющие на секретных базах необходимые запасы.

Такая же ситуация с организацией партизанского движения складывалась в западных областях СССР.

При организации партизанского движения на оккупированных территориях СССР и в странах Восточной Европы руководители Советского Союза и Коминтерна были вынуждены пользоваться методом проб и ошибок, расплачиваясь за «разрушенное до основания» сотнями тысяч человеческих жизней.

Партизанская война в Югославии – убедительный пример тому, что даже после оккупации страны захватчикам не удалось установить полный контроль над территорией. Наличие подготовленных кадров, владевших тактикой партизанских действий, позволило руководству югославской компартии в течение 1941–1942 гг. сковать на территории страны 32 итальянские, болгарские и немецкие дивизии, не считая войск правительства А. Павелича.

Говоря о работе советской разведки во время Великой Отечественной войны, нельзя не упомянуть о «Красной капелле». Этим термином немецкие спецслужбы именовали несколько разведывательных сетей в Бельгии, Германии, Голландии, Франции, Швейцарии и других странах Европы, работавших на СССР. Ведущими руководителями большинства этих сетей были высококлассные коминтерновские нелегалы. А. Шнеэ[1091](Гарри, Робинсон) погиб в 1944 г. Однако его коллеги по Коминтерну Ш. Радо[1092] (Альберт, Дора) и Л. Треппер[1093] (Лео, Отто) сумели не только организовать эффективную работу разведсетей, но и победили в борьбе с немецкими спецслужбами. После войны Радо и Треппер были арестованы как предатели уже советскими спецслужбами. В 1956 г. после почти десятилетнего пребывания в советских лагерях их реабилитировали. Мы полагаем, что именно коминтерновский опыт позволил этим людям не только отменно выполнить свою работу, но и выжить в борьбе с контрразведками Германии и СССР.

В ходе войны одной из задач спецслужб Третьего рейха являлось уничтожение военно-политического руководства СССР, в первую очередь Сталина. С началом войны Полк специального назначения был развернут по штатам военного времени и включен в состав действующих внутренних войск НКВД СССР. В 1941 г. в составе гарнизона Московского Кремля находились: Полк специального назначения, Отдельный офицерский батальон, Отдельная рота специального назначения, Отдельный автотранспортный батальон и Военно-строительный батальон.

20 июля 1941 г. указом Президиума Верховного Совета СССР НКВД и НКГБ были объединены в единый Народный комиссариат внутренних дел. Народным комиссаром внутренних дел СССР остался Л. П. Берия, нарком госбезопасности В. Н. Меркулов стал его 1-м заместителем; заместителями назначены С. Н. Круглов, В. С. Абакумов, И. А. Серов, Б. З. Кобулов, В. В. Чернышев, И. И. Масленников, А. П. Завенягин, Л. Б. Сафразьян и Б. П. Обручников. Начальником 1-го отдела НКВД (охрана руководителей партии и правительства) вновь стал Власик, его заместителем назначен Д. Н. Шадрин, в 1939–1941 гг. бывший начальником 3-го спецотдела НКВД СССР. К 1942 г. в состав 1-го отдела входили: секретариат; группа дежурных по отделу; группа дежурных следователей; контрольно-оперативная группа; 24 отделения; комендатуры ЦК ВКП (б), Народного комиссариата обороны, Народного комиссариата иностранных дел, а также комендатура по охране спецобъекта № 1 (Мавзолея Ленина); лаборатория; школа подготовки кадров. Всего по штату – 354 человека.

Летом – осенью 1941 г. противник забросил в окрестности Москвы несколько диверсионных групп и агентов с целью организации покушений на членов Государственного комитета обороны. У боевиков существовало два основных варианта нападения: на путях следования в Кремль – из Кремля и на дачу Сталина, где по вечерам собирались члены Политбюро и ГКО. Боевики знали основные маршруты движения руководства СССР: Спасские ворота – ул. Куйбышева (Ильинка); Кутафья башня – ул. Калинина (Воздвиженка) – Арбат; Боровицкие ворота – ул. Фрунзе (Знаменка) – Арбат. Они располагали описаниями автомашин членов ГКО, а также местонахождением дачи Сталина в Кунцеве.

Однако литерные трассы находились под постоянным контролем сотрудников милиции и оперативников службы наружного наблюдения, особенно Арбат, Кутузовский проспект и далее до дачи Сталина. На крышах некоторых домов дежурили снайперы, улицы контролировались группами сотрудников, имевших постоянную связь с наблюдателями. Работа охранных подразделений правительственных трасс координировалась специальным штабом. Мероприятия по обеспечению безопасности высших руководителей государства при их передвижении по правительственным трассам тщательно маскировались. Военнослужащие Полка специального назначения в 1942–1943 гг. проходили боевую практику в действующей армии. В этот период на Волховский и Западный фронты были отправлены четыре группы снайперов «кремлевского полка», которые уничтожили свыше 1200 вражеских солдат и офицеров.

Со второй половины 1930-х гг. Сталин и члены Политбюро пользовались американскими автомобилями марки «паккард» с бронированным корпусом и пуленепробиваемыми стеклами. В сентябре 1942 г. Гараж особого назначения пополнился и отечественными бронированными автомобилями «ЗиС-110». Есть сведения, что автомобиль Сталина имел систему распыления отравляющего газа. Спецавтомобили при массе до 7 тонн не имели внешних отличительных признаков. Правительственные машины обычно ездили группой, при движении часто меняли место в колонне, поэтому определить, в какой из них – «объект охраны», а где только охранники, было трудно. Район дачи охраняли не только сотрудники 1-го отдела, бойцы Полка специального назначения и войска НКВД, но и подразделения Красной армии, в том числе танковые. Для отражения атак с воздуха вокруг дачи размещались несколько батарей зенитной артиллерии, при необходимости они могли вести огонь и по наземным целям. Истребительная авиация прикрытия базировалась на Внуковском и Кубинском аэродромах. М. С. Докучаев писал, что в годы войны «…личная охрана Сталина насчитывала 26 человек, которые работали через сутки, то есть по двенадцать человек ежедневно, плюс один-два на подмену»[1094].

Несмотря на столь серьезные меры безопасности, 6 ноября 1942 г. покушение на автомобиль, в котором находился А. И. Микоян, совершил военнослужащий С. Дмитриев. Вот как об этом рассказывает М. С. Докучаев: «В 1942 году террорист несколько дней осуществлял наблюдение на Красной площади за работой сотрудников службы безопасности при проезде из Кремля и по улице Куйбышева автомашин с руководителями партии и правительства. Он примелькался службе охраны, и его стали принимать за своего сотрудника. 6 ноября его привезли на Красную площадь на автомашине с оружием, и он представился сотрудником безопасности как назначенный на этот участок для усиления охраны в предпраздничные дни. Когда из Кремля вышла машина с А. И. Микояном, этот террорист вскочил внутрь Лобного места и открыл оттуда огонь по автомашине. Он стрелял метко и расчетливо, но пули его отскакивали от брони автомобиля. Водитель, почувствовав удары по стеклам, быстро свернул к Васильевскому спуску и ушел от обстрела. В борьбу с террористом вступили чекисты: майор госбезопасности Л. А. Степин, капитан Цыба и сержант [Е. А.] Вагин. В перестрелке был тяжело ранен в ногу майор Степин… Однако капитан Цыба успел метнуть гранату вовнутрь Лобного места и тяжело ранил бандита. Цыба и Вагин бросились туда и схватили его»[1095].

Вероятно, это покушение стало причиной кадровых перестановок в руководстве правительственной охраны. 19 ноября 1942 г. начальником 1-го отдела (по совместительству) назначен заместитель народного комиссара внутренних дел В. Н. Меркулов. Власик был понижен в должности до 1-го заместителя начальника 1-го отдела.

14 апреля 1943 г. указом Президиума Верховного Совета СССР образован Народный комиссариат государственной безопасности СССР. НКГБ вновь возглавил В. Н. Меркулов, его 1-м заместителем являлся Б. З. Кобулов. В составе НКГБ создано шесть оперативных управлений, три отдела и Комендатура Кремля: I Управление – разведка (руководитель – П. М. Фитин); II Управление – контрразведка (сформировано на базе 2-го, 3-го, экономического управлений и 3-го спецотдела; руководитель – П. В. Федотов); III Управление – транспортное (руководитель – С. Р. Мильштейн); IV Управление – зафронтовое, террор и диверсии в тылу противника (руководитель – П. А. Судоплатов); V Управление – шифровальное (руководитель – И. Г. Шевелев); VI Управление – охрана правительства (руководитель – Н. С. Власик); отдел «А» – учетно-статистический (начальник – А. Я. Герцовский); отдел «Б» – оперативной техники (начальник – Е. П. Лапшин); отдел «В» – цензура (начальник – В. Т. Смородинский); Управление коменданта Московского Кремля (руководитель – Н. К. Спиридонов).

19 апреля 1943 г. Управление особых отделов НКВД СССР было передано в военные ведомства. Военная контрразведка стала именоваться СМЕРШ («Смерть шпионам!»). По одной из версий, автором названия был сам Сталин. Главное управление контрразведки СМЕРШ Народного комиссариата обороны возглавил В. С. Абакумов. В составе Народного комиссариата Военно-морского флота аналогичные функции выполняло Управление контрразведки СМЕРШ (начальник – П. А. Гладков), в составе НКВД – Отдел контрразведки СМЕРШ (начальник – С. П. Юхимович).

С точки зрения обеспечения личной безопасности высших должностных лиц, и в первую очередь Сталина, создание НКГБ и Главного управления контрразведки СМЕРШ преследовало две цели. Во-первых, оно ослабляло ведомство Берия, ставшее к весне 1943 г. «государством в государстве», и уменьшало степень влияния народного комиссара внутренних дел на членов Политбюро. Обе вновь созданные структуры становились для Берия не только конкурентами в снабжении руководства страны оперативной и разведывательной информацией, но и силовым противовесом. Во-вторых, Главное управление контрразведки СМЕРШ и НКГБ контролировали деятельность командного состава Красной армии, в первую очередь высшего, в действующей армии и в тылу. Руководство СМЕРШ докладывало лично «самому», минуя руководителей соответствующих ведомств, что усиливало внутреннюю конкуренцию и создавало атмосферу скрытого недоверия и перекрестных проверок руководителей специальных ведомств. Все специальные службы, включая НКВД, находились под неусыпным наблюдением сотрудников политотделов и Особого сектора ЦК.

VI Управление (охрана правительства), формально находившееся в составе НКГБ, фактически подчинялось лично Сталину. Первоначально возглавивший его Власик 9 августа 1943 г. был переведен на должность заместителя начальника VI Управления и начальника 1-го отдела (охрана и обслуживание Сталина). Еще одним заместителем начальника управления и начальником 2-го отдела назначен Н. Д. Шадрин.

Осенью 1943 г. на специальные службы и подразделения СССР возложена задача обеспечения безопасности встречи лидеров антигитлеровской коалиции Ф. Рузвельта, И. Сталина и У. Черчилля в Тегеране. До этого Сталин за границу не выезжал, опыта работы в иностранных государствах сотрудники правительственной охраны не имели, поэтому кроме подразделений VI Управления в обеспечении безопасности «Большой тройки» были задействованы силы и средства I и IV управлений НКГБ, Главного управления контрразведки СМЕРШ и Пограничные войска НКВД.

Подготовка к проведению Тегеранской конференции велась задолго до ее начала. В ноябре 1942 г. в Бабушкине под Москвой приступили к формированию 131-го мотострелкового полка пограничных войск НКВД (командир – Герой Советского Союза, подполковник, затем полковник Н. Ф. Кайманов, заместители командира – Герои Советского Союза подполковник Н. М. Руденко и капитан И. Д. Чернопятко). Полк формировался под личным контролем Л. П. Берия. Сюда направлялись лучшие военнослужащие НКВД. Бойцов, не имевших боевого опыта, направляли для его получения в действующую армию. С февраля по октябрь 1943 г. в боевых действиях приняли участие 153 снайпера и лучших стрелка. По штату в 131-м полку к моменту отправки в Иран насчитывалось 1750 человек. В штат полка введен Отдельный батальон из состава Комендатуры Московского Кремля (320 человек).

15 октября 1943 г. 131-й мотострелковый полк прибыл в Тегеран. Полковник Кайманов был назначен начальником гарнизона советских войск в Тегеране (кроме 131-го полка в обеспечении безопасности конференции принимали участие другие воинские формирования). В число подлежавших охране объектов входили советские посольство, консульство, торгпредство и комендатура, дворец шаха, почта, телеграф, военные склады, аэродром. В Тегеране установлено 100 постов по 2–3 бойца на каждом, в боевой готовности находились три резервных взвода.

Охрану советского посольства осуществляли 120 бойцов. Полку был придан танковый батальон. Для сопровождения членов советской делегации сформированы мобильные группы, оснащенные автомобилями и мотоциклами.

В. Васильев – один из офицеров, непосредственно участвовавших в охране «Большой тройки», – вспоминал: «В 1943 году, после двух лет фронта, меня послали на офицерские курсы, где готовили разведчиков. Там обучали основам топографии, радиоделу, умению ориентироваться на местности, маскироваться. И конечно же, обращению с динамитом, минами, приемам самбо. К окончанию курсов мы должны были в совершенстве владеть самыми различными видами оружия: ножом, пистолетом, револьвером, автоматом. Проучились мы всего несколько месяцев, как вдруг пришел приказ направить сто курсантов для охраны участников Тегеранской конференции. Контрразведка располагала данными, что там действует фашистская диверсионная группа, которая готовит покушения на лидеров стран-союзниц. Инструктаж был коротким. Нас переодели в гражданское платье, выдали оружие – и на самолеты»[1096].

Черчилль в мемуарах отмечал: «Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ярдов были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой.

Американская служба безопасности более умно обеспечила защиту президента. Президентская машина проследовала в сопровождении усиленного эскорта бронемашин. В то же время самолет президента приземлился в неизвестном месте, и президент отправился без всякой охраны в американскую миссию по улицам и переулкам, где его никто не ждал.

Здание английской миссии и окружающие его сады почти примыкают к советскому посольству, и поскольку англо-индийская бригада, которой было поручено нас охранять, поддерживала прямую связь с еще более многочисленными русскими войсками, окружавшими их владение, то вскоре они объединились, и мы, таким образом, оказались в изолированном районе, в котором соблюдались все меры предосторожности военного времени. Американская миссия, которая охранялась американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что в течение всего периода конференции либо президенту, либо Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улицам Тегерана. К тому же Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор, имевший целью убийство одного или более членов „большой тройки“, как нас называли, и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу. <…> Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом <…> переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение. Таким образом, мы все оказались внутри одного круга и могли спокойно, без помех, обсуждать проблемы мировой войны»[1097].

Во время проведения Тегеранской конференции специальные службы и подразделения СССР, Великобритании и США надежно обеспечили безопасность своих лидеров. Операция «Дальний прыжок», разрабатывавшаяся по линии военной разведки Третьего рейха – абвера (руководитель – В. Канарис) и Главного имперского управления безопасности (РСХА; Э. Кальтенбруннер) была сорвана.

Следующая попытка покушения на Сталина была предпринята германскими спецслужбами в 1944 г. 5 сентября были задержаны немецкие агенты Таврин и Шилова. Таврин являлся специально подготовленным боевиком, который должен был осуществить террористические акты против руководства СССР. На его вооружении находились самые современные на тот момент диверсионные средства. Из показаний Таврина: «Совершение террористического акта было поручено мне лично. Для этой цели <…> я был снабжен <…> пистолетами с комплектом отравленных и разрывных пуль, специальным аппаратом под названием „Панцеркнакке“[1098] и бронебойно-зажигательными снарядами к нему. <…> Перед переброской <…> я тренировался в стрельбе. <…> При этом снаряды пробивали бронированные плиты толщиной 45 мм. <…> „Панцеркнакке“ я должен был применить в том случае, если бы мне представилась возможность совершить террористический акт на улице во время прохождения правительственной машины. <…> Я должен был выяснить места пребывания руководителей советского правительства, маршруты движения правительственных машин, а также установить, когда и где должны происходить торжественные заседания с участием руководителей советского правительства. <…> Проникнув на торжественное заседание, я должен был, в зависимости от обстановки, приблизиться к И. В. Сталину и стрелять в него отравленными и разрывными пуля ми. <…> Мне было также указано, что, если представится возможность, я должен совершить террористический акт и против других членов советского правительства <…> В. М. Молотова, Л. П. Берии и Л. М. Кагановича»[1099].

Во время проведения Потсдамской конференции (17 июля – 2 августа 1945 г.; операция «Пальма») ответственными за обеспечение безопасности «Большой тройки» Сталин назначил заместителя наркома внутренних дел С. Н. Круглова и заместителя начальника VI Управления НКГБ Н. С. Власика. Следовало восстановить железнодорожное сообщение с Берлином и найти подходящие помещения для участников конференции. В качестве рабочего здания решили использовать дворец германского кронпринца Цецилиенхоф в Потсдаме, для размещения членов делегаций избран район Бабельсберг. 6 июня Берия подписал приказ «Об обеспечении специальных мероприятий по объектам „Пальма“». На расчистку дорог и восстановление мостов в районе проведения конференции направили саперные части Красной армии и местное население. 2 июля были отремонтированы и пущены электростанции в Бабельсберге и Потсдаме, восстановлены гаражи и аэродромы Дальгов и Кладов.

В. Васильев: «В мае 1945-го вместе с несколькими моими товарищами меня направили в Потсдам. Мы должны были подготовить город к приему участников конференции стран-победительниц. Я отвечал за виллу Трумэна. Приводили в порядок дома, парки, а главное – следили, чтобы не случилось диверсий или провокаций. Работа была несложная, тем не менее все мы вздохнули с облегчением, когда передали объект американцам. Однако из Потсдама меня не отпустили. Последовал новый приказ: меня переводили в личную охрану Сталина. И с этого момента я находился рядом с ним до последнего дня его жизни»[1100].

Помещения, предназначенные для размещения делегаций союзников, были отремонтированы и обеспечены всем необходимым, включая скрытые микрофоны. Обслуживающий персонал (официанты, истопники, швейцары, горничные) был привезен из Москвы. Их отбирали из сотрудников «Интуриста» оперативники II Управления НКГБ, курировал отбор начальник управления П. Федотов.

15 июня к Потсдаму и Бабельсбергу были переброшены 7 полков НКВД и 1500 опытных оперативных работников. Район, где проходила конференция, охраняли свыше 2000 солдат и офицеров войск НКВД. Во дворце кронпринца Цецилиенхоф находились 1000 солдат и 150 оперативников НКВД и НКГБ. Мероприятиями руководил заместитель наркома внутренних дел Серов. Всех бойцов войск НКВД тщательно проверила контрразведка. IV Управление НКГБ под руководством П. Судоплатова обеспечило «очистку от враждебного элемента» района проведения конференции и 40-километровой зоны вдоль железной дороги. Кроме советской охраны, безопасность конференции обеспечивали американские и британские специальные службы, их войсковые и специальные подразделения.

Железнодорожная колея от границы СССР до Потсдама была «перешита» по советскому стандарту, в рамках подготовки провели пробную поездку спецпоезда в Потсдам. Для поездки Сталина сформировали три специальных (литерных) состава. Первым двигался контрольный состав с 40 оперативниками из VI Управления. Поезд Сталина охраняли 90 офицеров, машинисты также были офицерами госбезопасности. В поезде ехал нарком путей сообщения генерал-лейтенант И. В. Ковалев. Замыкающим шел поезд с 70 сотрудниками охраны. На каждой станции находились усиленные милицейские наряды и сотрудники НКГБ. Для охраны железной дороги привлечены 17 140 бойцов войск НКВД: от Москвы до Бреста – по 4–6 солдат на каждый километр, на территории Польши и Германии – до 10 человек на километр пути. Оперативные работники НКВД и НКГБ обеспечивали агентурно-оперативные мероприятия в полосе отчуждения. На самых опасных, с точки зрения охраны, участках железной дороги курсировали бронепоезда.

10 января 1946 г. Л. П. Берия был освобожден от должности наркома внутренних дел, на его место назначен С. Н. Круглов. 15 марта постановлением Верховного Совета СССР наркоматы преобразованы в министерства. Приказом министра госбезопасности № 00134 от 15 апреля 1946 г. на базе 1-го отдела VI Управления Министерства госбезопасности СССР создано Управление охраны № 1 (охрана Сталина, руководитель – Н. С. Власик), на базе 2-го отдела – Управление охраны № 2 (охрана членов Политбюро и правительства, Д. Н. Шадрин). 4 мая министром госбезопасности вместо В. Н. Меркулова назначен В. С. Абакумов, а Главное управление контрразведки СМЕРШ реорганизовано в III Главное управление контрразведки Министерства госбезопасности. Приказом министра госбезопасности № 00558 от 25 декабря 1946 г. на базе управлений охраны № 1 и № 2 и Управления коменданта Московского Кремля создано Главное управление охраны МГБ СССР под руководством Власика.

В. Васильев: «Девять человек <…> постоянно находились около Сталина: семь телохранителей, начальник группы и шофер – тоже первоклассный разведчик. Естественно, оберегавших вождя людей было намного больше. Только телохранителей человек 35. А еще наружная охрана, тоже многочисленная. В общей сложности набиралось человек 200. В нашу обязанность входило сопровождать Сталина, куда бы он ни направлялся. Даже когда он гулял у себя по саду, за ним постоянно следовали 3–4 телохранителя. <…>

Наверное, по сложности и изощренности охраны ее (дачи в Кунцеве. – Примеч. авт.) можно было сравнить с резиденцией Гитлера. Единственную дорогу, которая вела на дачу, днем и ночью патрулировали милицейские наряды: публика солидная, плечистая, все в звании капитанов и майоров, хотя погоны носили старшинские. Лес, окружавший дачу, был густо заплетен спиралями Бруно. Если человеку даже удалось бы через них пробраться, то я бы ему не позавидовал. На него набросились бы немецкие овчарки, бегавшие вдоль проволоки, натянутой между столбами. Следующая линия охраны состояла из фотоблоков, вывезенных из Германии. Идущие параллельно два луча надежно перекрывали „границу“. Стоило, скажем, зайцу проскочить через них, как на пульте у дежурного загоралась лампочка, указывавшая, в каком секторе находится „нарушитель“. Дальше стоял пятиметровый забор из толстенных досок с окошками-амбразурами, у которых находились посты вооруженной охраны. Затем – второй забор, немного пониже. Между заборами размещались морские сигнальные прожекторы. А около самого дома дежурила личная охрана – „девятка“. <…>

Маршрут у него не менялся – до Кремля и обратно. Вдоль всей трассы постоянно дежурили милиционеры и агенты наружного наблюдения. Прогуливаться посторонним рядом с „правительственной дорогой“ было небезопасно. Немало рассказывали случаев, когда людей, назначавших неподалеку от нее свидание, препровождали в отделение милиции для выяснения личности, а затем еще некоторое время следили за ними. Что касается нас, то мы сопровождали Сталина на двух машинах прикрытия. Лимузины были американского производства, бронированные. Стекла мы держали постоянно опущенными, чтобы в любой момент можно было открыть огонь. Как только Сталин заходил в кабинет, мы занимали пост у его двери. <…>

Во время таких переездов (на юг. – Примеч. авт.) мобилизовывались все силы. Станции по маршруту прохождения поезда закрывались, народ разгоняли. Вдоль железной дороги через каждый километр стоял чекист. Впереди правительственного поезда шел контрольный состав с охраной. На нем же перевозили и автомобили. Сзади – поезд прикрытия. Вагоны на вид выглядели как обычные, хотя были сделаны по специальному заказу и укреплены бронированными щитами. Незащищенной оставалась только крыша. Это доставляло нам немало хлопот: при прохождении под каждым мостом мы должны были быть особо внимательными – считалось, что с моста может быть сброшена бомба. В таких поездках участвовало почти две трети личного состава охраны, не считая телохранителей членов правительства. Правда, в отличие от нас, носивших форму, остальные охранники ходили в гражданском, а автоматы носили в скрипичных футлярах. <…>

Тогда чрезвычайные меры предосторожности казались естественными. Нас все время знакомили с ориентировками по тем или иным „диверсионным группам“, которые якобы охотились за Сталиным. Созданию этой атмосферы подозрительности и шпиономании немало способствовал Берия: он то и дело появлялся на даче, устраивал проверки, проводил инструктаж. В результате вполне, быть может, разумные меры предосторожности доводились до полного абсурда. Например, во время торжественных заседаний, которые проходили в Большом театре, помимо охраны вокруг здания, у входов и выходов, за кулисами, зал буквально наводняли сотрудниками органов безопасности. Порядок был такой: три приглашенных – один агент. Не доверяли никому. Подобная же картина была и во время правительственных приемов. Мы изображали либо гостей, либо официантов. <…>

У нас были хорошие спортивные инструкторы, они нас ежедневно тренировали. Помимо различных физических упражнений, много времени отдавали борьбе, искусству обращения с холодным оружием и, конечно, огневой подготовке. Били и навскидку, и с двух рук, и в темноте на голос. Кстати, вооружены мы были до зубов и оружие носили, не скрывая: автомат, „наган“, „кольт“ и длинный норвежский нож. <…> Надо сказать, что ребята у нас в „девятке“ работали хорошие. Хотя все мы были в разных званиях – от лейтенанта до полковника, – на чины внимания не обращали, относились друг к другу по-дружески. Народ был, в общем, молодой, образование – школа, фронт и офицерские курсы. Даже наш начальник – генерал-лейтенант Власик, который находился рядом со Сталиным чуть ли не со времен Гражданской войны, – сумел обойтись без высшего образования. По всей видимости, считалось, что диплом может снизить нашу боеспособность, уменьшить нашу преданность „вождю“»[1101].

12 июля 1951 г. был арестован министр государственной безопасности B. C. Абакумов, 9 августа министром назначен С. Д. Игнатьев. 23 мая 1952 г. Главное управление охраны реорганизовано в Управление, его штаты сокращены с 14 000 до 3000 человек, упразднены все хозяйственные структуры и отделы, ведавшие обеспечением безопасности зданий ЦК, Совета министров, Генштаба, МИД, правительственных залов на железнодорожных вокзалах, правительственных трасс. 29 мая Власик был снят с работы и переведен заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря в г. Асбест (Свердловская область). Управление охраны МГБ поручили возглавить министру госбезопасности Игнатьеву.

Инициатором удаления Власика – одного из самых преданных Сталину людей – был Берия. В ноябре 1952 г., также по инициативе Берия, снят с должности Поскребышев (мотивировка – возможно, связан с «делом врачей»). 16 декабря Власика арестовали, он был обвинен в «потакательстве врачам-вредителям», злоупотреблении служебным положением и т. п. В числе серьезных служебных упущений следует отметить ненадлежащее хранение Власиком совершенно секретных документов, в том числе топографических карт Подмосковья и Потсдама. Существует версия, согласно которой Поскребышев и Власик были удалены Берия с целью последующей организации убийства Сталина (путем заговора или неоказания помощи) в марте 1953 г. Полной реабилитации Власика его дочери удалось добиться только уже в XXI в.

М. С. Докучаев: «После обнаружения Сталина 2 марта утром, лежащим на полу, начальник личной охраны полковник Старостин немедленно сообщил об этом своему руководству. В ответ последовал звонок от Берия, который предупредил, чтобы о состоянии Сталина никуда больше не звонить и никому не сообщать. Маленков и Берия не замедлили прибыть на дачу. Они вошли в кабинет, где лежал Сталин на диване. В это время Сталин сильно захрапел, из чего Берия сделал вывод, что Сталин спит, и они уехали. Врачи были вызваны к Сталину с большим запозданием, лишь к полудню 2 марта, т. е. спустя примерно тринадцать часов после наступления болезни»[1102]. Сталин скончался вечером 5 марта 1953 г.

Начиналась эпоха ядерного противостояния, в которой спецслужбам отводилось играть значимую и, как всегда, конспиративную роль.

Мы рассказали вам о работе российских – и не только – спецслужб, история которых растянута во времени. Однако многое осталось за кадром – и по сей день некоторые структуры остаются закрытыми даже для специалистов. Остается набраться терпения и подождать. Несомненно одно – вас, дорогие читатели, еще ждут захватывающие сюжеты о бойцах незримого фронта…

ПОЛОЖЕНИЕ О КОМЕНДАТУРЕ МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ

I. Общие положения

Назначение

1. Комендатура Московского Кремля имеет своим назначением: организацию и осуществление охраны членов ЦК ВКП (б), членов правительства, членов Президиума Верховных Советов СССР и РСФСР при их нахождении на территории Кремля, а также при нахождении их на Красной площади во время парадов, демонстраций и т. п.; организацию и осуществление охраны правительственных учреждений, помещающихся в Кремле; организацию и поддержание порядка на территории Кремля.

2. Комендатура возглавляется комендантом Московского Кремля и военным комиссаром Московского Кремля, назначаемыми народным комиссаром внутренних дел Союза ССР.

Комендант является начальником гарнизона Кремля.

Организация

3. Комендатура Московского Кремля состоит из:

а) Управления коменданта Московского Кремля.

б) Политического отдела.

в) Полка специального назначения.

г) Отдельного батальона ГУГБ НКВД.

д) Военной пожарной команды.

е) Комендатуры Мавзолея В. И. Ленина.

ж) Комендатуры здания рабоче-крестьянского правительства.

з) Комендатуры Большого Кремлевского дворца. и) Комендатуры Оружейной палаты.

4. Полк специального назначения, отдельный батальон ГУГБ и военная пожарная команда составляют гарнизон Кремля.

II. Комендант

5. Комендант Московского Кремля подчиняется непосредственно народному комиссару внутренних дел Союза ССР.

6. Комендант Кремля персонально отвечает за безопасность членов ЦК ВКП (б) и правительства при их нахождении на территории Кремля.

7. На коменданта возлагается:

а) организация, руководство и повседневный контроль всех видов охраны Кремля и правительственных учреждений, помещающихся в нем (войсковая, противопожарная, противохимическая охрана);

б) организация и осуществление режима пропусков;

в) организация, руководство и наблюдение за работой всех средств связи в Кремле;

г) организация и руководство войсковой охраной приемов, съездов и совещаний, проводимых в Кремле, и осуществление связанных с ними хозяйственных мероприятий;

д) организация и руководство хозяйственными мероприятиями, осуществляемыми хозяйственным управлением Кремля.

8. Коменданту предоставляется право по управлению Комендатурой Кремля:

а) принимать и увольнять лиц технического и обслуживающего состава, не имеющих военных званий;

б) представлять к назначению, перемещению и увольнению лиц командного и начальствующего состава.

Эти назначения, перемещения и увольнения производятся через Отдел кадров НКВД приказом народного комиссара внутренних дел Союза ССР;

в) применять взыскания и поощрения к подчиненным в объеме прав, предоставленных командиру корпуса.

9. Комендант имеет трех заместителей. Один из них, первый заместитель, освобожденный.

III. Управление коменданта

10. Управление коменданта состоит из отделов службы, пропусков, подготовки, связи, кадров, финансового, материально-технического обеспечения, санитарного, экспедиции, аппарата дежурных помощников и секретариата.

11. Руководство работой отделов службы, пропусков, подготовки, связи и руководство работой экспедиции и архива комендант осуществляет через своего второго заместителя.

Отдел службы

12. На начальника Отдела службы возлагается:

а) разработка вопросов организации, несения службы и взаимодействия войсковой, противопожарной и противохимической охраны, разработка планов и инструкций по ПВО и ПВХО Кремля;

б) разработка инструкций, табелей постов и положений по войсковой охране;

в) разработка планов охраны приемов, съездов и совещаний;

г) изучение опыта несения службы и составление специальных инструкций о действиях охраны в различных случаях;

д) проверка, с санкции коменданта или его заместителя, состояния охраны и исправности несения службы;

е) практическая помощь командованию полка, батальона и военной пожарной команды в организации и несении службы;

ж) составление ежедневного приказа по гарнизону, по охране.

13. Отдел службы состоит из двух отделений: первое отделение ведает вопросами организации общей войсковой охраны и второе отделение – вопросами противопожарной и противохимической охраны и ПВО.

Отдел пропусков

4. На начальника Отдела пропусков возлагается:

а) прописка паспортов лиц, постоянно или временно проживающих на территории Кремля;

б) проверка лиц, для которых испрашиваются постоянные или временные пропуска, и выдача этих пропусков;

в) изготовление и выдача пропусков личному составу Управления коменданта, Политического отдела, частей гарнизона Кремля и Хозяйственного управления;

г) выдача разовых пропусков;

д) изготовление и выдача пропусков на съезды, конференции и т. п., происходящие в Кремле;

е) учет выданных пропусков.

15. Отдел пропусков состоит из двух отделений.

Первое отделение ведает: изготовлением, выдачей и учетом постоянных пропусков; предварительной проверкой лиц, которым эти пропуска выдаются; изготовлением, выдачей и учетом пропусков на съезды, сессии Верховного Совета СССР и РСФСР, конференции и т. п.; пропиской паспортов лиц, постоянно или временно проживающих в Кремле.

Второе отделение ведает: изготовлением, выдачей и учетом разовых пропусков; учетом лиц, посещающих Кремль по разовым пропускам; изготовлением и выдачей пропусков на ввоз и вывоз грузов; оформлением допуска на территорию Кремля строительных рабочих.

В состав отделения входят бюро пропусков Спасских, Никольских и Троицких ворот.

Отдел подготовки

16. На начальника Отдела подготовки возлагается:

а) разработка программ, расписаний и указаний по всем видам подготовки в соответствии с программами и указаниями, установленными для внутренних войск НКВД;

б) разработка, на основе опыта несения службы, программ по специальной подготовке;

Страницы: «« « ... 2223242526272829 » »»