Земля ягуара Кириллов Кирилл
Ромка взглянул в спокойные льдистые глаза воина и понял, что перечить бесполезно. Ему оставалось только смотреть, как отходят от кораблей лодки, наполненные беспокойными солдатами.
Выше по течению река делала небольшой поворот, и вскоре корма последней лодки скрылась за ним. Ромка зыркнул на мнимого слугу и отправился на корму полировать задом уже осточертевший табурет. Не успел он толком присесть и плеснуть себе теплой воды из кувшина, который никто не додумался убрать с солнцепека, как на носу раздались крики. Он вскочил и со всех ног бросился обратно.
Едва успев затормозить около бушприта, он с удивлением уставился на реку. Юноша не верил своим глазам. Лодки возвращались. Одна за другой появлялись они из-за поворота и, обходя толстые мангровые стволы, двигались к кораблям. Солдаты с мрачными лицами нервно озирались по сторонам, поводя заряженными арбалетами. Гребцы налегали на весла.
Наконец нос одной лодки ткнулся в крутой бок каравеллы. Эскаланте первым взобрался по веревочному трапу.
Опустив плечи и пряча глаза, он подошел к мрачно взирающему на него Кортесу и тусклым голосом доложил:
– Пристать к берегу нет никакой возможности. За каждым кустом по индейцу, все в боевой раскраске, в доспехах. Вооружены. При попытке пристать к берегу машут копьями, кричат, грозят убить.
С каждым словом Кортес мрачнел.
– Можно? – робко вставил слово де Агильяр. – Кажется, я знаю, в чем причина такого отношения.
Кортес обернулся к нему и кивнул, поощряя.
– Я не очень понимаю местный диалект, но они кричали: «Если высадитесь, всех перебьем!»
– Это ясно и без слов, – заметил де Эскаланте.
Кортес сделал успокаивающий жест и кивком велел де Агильяру продолжать.
– Один из вождей кричал, что остальные племена глубоко возмущены дружелюбным приемом, который был оказан в этих местах Грихальве. Жители Табаско заслужили репутацию изменников и корыстолюбцев. Перед богами и людьми они поклялись искупить свой позор. Если белолицые появятся снова, то они готовы встретить их так, как надлежит встречать завоевателей.
– Вот, значит, как! – проговорил Кортес сквозь стиснутые зубы. – Ну ладно! Альварадо! – Кортес достал из-за раструба перчатки карту Грихальвы. – Вот тут обозначена дорога за тем холмом. – Он указал пальцем на берег. – Спустите с кораблей десяток лошадей и всадников и отправляйтесь вот сюда. – Он ткнул пальцем в какую-то точку, чуть не прорвав пергамент. – Когда услышите выстрелы с реки, идите на звук в боевом порядке, только заходите по берегу от устья, чтоб под свой огонь не попасть. Задача ясна?
– Так точно!
– Тогда действуйте. У вас есть полчаса.
Молодой офицер щелкнул пальцами по полям шлема и бросился к борту, на ходу раздавая приказы.
– Дон Рамон! – Кортес обернулся к Ромке. – Пойдете со мной вторым офицером. А вы останетесь. – Он ткнул пальцем в блестящий нагрудник Эскаланте, тоже повернувшегося было к лодкам. – Трусы мне не нужны.
На выдубленных солнцем и ветром щеках старого вояки проступили красные пятна, рука потянулась к рукояти меча, но он сдержался, снял с седеющей головы каскетку и поплелся к кормовой надстройке. Команда проводила его взглядом, в котором в равных долях смешались жалость и презрение.
– А мы помолимся. Падре, прочтите подобающую случаю молитву, – обратился адмирал к Бартоломео де Ольмедо.
Священник важно кивнул, достал из складок сутаны требник, задумчиво полистал засаленные страницы, распрямил плечи, выпятил живот и склонил голову. Все стоящие на палубе, даже рабы-язычники, стянули головные уборы, опустились на колени и замерли, устремив взгляды внутрь своего сердца, отыскивая там огонек силы и доблести. Над волнами, над золотыми песками, над лесом полетел латинский распев.
Ромка тоже снял с головы легкий кожаный шлем, найденный для него в оружейных запасах, пристроил его на сгибе руки и сделал благочестивое лицо. Ему не было близко католичество. Православным он себя тоже не считал, но твердо помнил урок князя Андрея – если не хочешь нажить смертельного врага, уважай то, во что он верит.
Молитва кончилась. Солдаты с просветленными и решительными лицами расходились по лодкам, остающиеся хлопали их по плечам, пожимали руки и смотрели в глаза. Наконец все расселись и караван двинулся навстречу мутному течению реки.
Бартоломе де Ольмедо устроился на носу головной шлюпки, прямо перед Кортесом, с большим латунным крестом в тонких руках. За спиной адмирала сидел Агильяр в индейских латах поверх сутаны. Ромку отправили на нос второй шлюпки. Мирослав в небольшом нагруднике с кавалерийским палашом на боку пристроился ближе к корме. Солдаты одобрительно кивали. Осанка и манера держаться выдавали в нем воинскую косточку, а в бою такие люди лишними не бывают.
Караван растянулся. Первая лодка уже скрылась за поворотом, а вторая еще несколько десятков саженей не дошла до непролазных мангровых зарослей на излучине. Ромка приказал подналечь, и лодка птицей вылетела за поворот.
Солдаты замерли, разинув рты. Гребцы, почуяв неладное, опустили весла и обернулись. Ромка привстал с выпученными от удивления глазами. Мирослав остался каменно спокоен, только рука его крепче сжала эфес палаша.
Реку перегораживала сплошная цепь пирог, частью сделанных из обмазанного глиной тростника, частью из шкур, натянутых на легкие каркасы. Узкие суденышки до отказа были забиты воинами в причудливых головных уборах из перьев, стеганых панцирях, с мотками бус на тонких шеях и пудами охряной краски на лицах. На полуденном солнце поблескивали наконечники из вулканического стекла и дубинки, отполированные о чужие головы, некоторые сжимали в руках круглые легкие щиты.
Из-за поворота выплыла еще одна шлюпка с испанцами и стала забирать левее, обходя образовавшийся затор. За ней подтягивались остальные. Опытные рулевые ставили лодки борт в борт. Скоро на реке образовалась широкая полоса воды, разделявшая шлюпки испанцев, вставшие в линию, и беспорядочное столпотворение пирог.
Индейцы молчали. Испанцы, ошарашенные видом их армии, тоже не издавали ни звука. Над рекой повисла давящая тишина, в которой явственно чувствовалось напряжение предстоящей битвы.
Ромка оглянулся на Кортеса. Его лицо было бесстрастно, как у статуи бога, привезенного князю Андрею из-за великой стены, и только глаза быстро и внимательно скользили по окрестностям, измеряя расстояния, прикидывая углы атаки и пути отхода. Адмирал готовился к битве.
Медленно, словно на охоте, Эрнан Кортес взял из рук сидящего рядом стрелка взведенный арбалет, приложил к плечу, неторопливо прицелился и нажал на спуск. Свистнула в воздухе толстая короткая стрела. Индеец, чей плюмаж возвышался над остальными на добрый локоть, схватился за грудь и, не сгибаясь, повалился в воду.
Над рекой разнесся дикий крик. Повинуясь ему, все туземные лодки одновременно сорвались с места. Сталкиваясь бортами и наскакивая друг на друга, они неслись на испанцев сплошной стеной, ощетинившейся наконечниками копий.
Навстречу им раздался громовой залп аркебуз. Крупная картечь вырвала из строя несколько десятков индейцев, разметав в стороны тела и перья. В воздух взлетели ошметки пирог, разносимых в лоскуты.
Но индейцы не испугались, не остановились, не повернули. Лента реки стремительно убегала под острые носы их лодок.
Второй залп дали арбалетчики. Он произвел в первых рядах противника не менее страшные опустошения. Каждый болт насаживал на себя по несколько человек.
Индейцы были уже совсем близко.
Залп аркебуз! Почти в упор. Перед конкистадорами расцвели огромные кроваво-красные цветы. Лицо Ромки забрызгало теплым. Он сжал челюсти и выставил шпагу.
Лодки столкнулись. Затрещали прогибающиеся доски, захлопала рвущаяся кожа, захрустел ломающийся тростник. Индейцы вопящими демонами посыпались на испанцев. Бросив аркебузы и арбалеты на дно лодок, те вскинули длинные мечи и короткие копья. Серпами заблестели лезвия алебард. Отточенная сталь пошла гулять по телам, едва защищенным примитивными доспехами.
На голову вскочившего перед Ромкой конкистадора опустилась тяжелая дубинка с острыми осколками обсидиана, вставленными в древесину. Шлем выдержал, но испанец покачнулся и начал крениться назад. Дубинка взлетела снова. Ромка коротко кольнул индейца и почувствовал сопротивление клинка, входящего в живое человеческое тело. Дубинка скользнула по плечу солдата и исчезла. Юноша крутанул кистью, как учили, и дернул клинок на себя. Тот вышел с неприятным чавкающим звуком. Кавалерийский палаш легко срубил наконечник копья, чуть не угодившего парню в лицо. Темная тень Мирослава мелькнула за плечом. Палаш засвистел над ухом, выписывая в воздухе замысловатые восьмерки, знаки бесконечности смерти и вечного разрушения.
На Ромку навалился огромный индеец. Перекошенное лицо под слоем боевой раскраски, шрамы на лбу и щеках, глаза, горящие дикой злобой. Юноша рубанул наотмашь. Эфес провернулся во вспотевшей ладони, поэтому удар получился плашмя, но оказался достаточно сильным. Угли глаз потухли, и туземный воин, колыхнувшись осенним листом, мягко завалился назад, в пенящуюся красным воду.
Несколько щитов сомкнулись над головой юного графа, принимая на себя наконечники десятка копий. Рявкнула аркебуза, опалив ухо горячим, зазвенели тетивы, отсылая смерть в сторону туземцев, барахтающихся в воде. На реке не осталось ни одной целой пироги. От берега до берега по воде плыли доски, обрывки кожи, перья, тряпки. Ручейки бурой крови мешались с желтоватой мутью. Среди мусора виднелись черные головы индейцев с обрывками перьев и потеками краски. Теперь их можно было перебить по одному. Победа?!
Дно шлюпки пришло в движение, закачалось под ногами и взлетело вверх. Туземные воины поднырнули под днище. Не устояв на ногах, Ромка головой вниз ухнул в воду. Ноздри забили частички ила, в легкие полилась теплая густая жижа. Ослепленный и оглушенный, он заметался в непроглядной мути, пытаясь понять, где дно, где поверхность.
Чей-то тяжелый сапог наступил ему на спину. Ромка с трудом вывернулся из-под подошвы. Кашляя и отфыркиваясь, поднимая вокруг себя фонтаны брызг, он вылетел из-под воды почти по пояс. Ботфорты утонули в мягком податливом дне, волна плеснулась в нагрудник, но выше не пошла. Река в этом месте оказалась глубиной всего-то пару локтей.
Легконогие индейцы атаковали. Дико крича, размахивая копьями, они бросались на сомкнувших ряды испанцев, пытаясь оттеснить их от берега на глубину. Те, обученные действовать в строю, собрались в подобие двойной подковы, отбивались скупо и умело. Один удар – одна жизнь. Накатывающиеся волны туземцев разбивались о строй конкистадоров. Стрелки собрались за «подковой». Они стояли по шею в воде, подняв над головами арбалеты, аркебузы и бандольеры с зарядами. Несмотря на выучку и вооружение, испанцам приходилось нелегко. Многие были ранены. В большинстве своем это были царапины, но в таком количестве они могли обескровить бойца за десять минут.
Понимал это и Кортес, отчаянно рубившийся в самом центре строя. Рядом с ним Ромка заметил мускулистую фигуру Мирослава, методично орудующего палашом.
Оскальзываясь и с трудом выдирая ботфорты из донной грязи, он бросился туда, протиснулся меж двух здоровяков из второго ряда, с бешеной скоростью орудующих длинными копьями, и пристроился рядом с Мирославом. Справа от него оказался немолодой солдат, с головы которого индейская дубинка сбила шлем. Кровь заливала его лицо, но привычный к битвам ветеран не обращал на нее никакого внимания, лишь иногда встряхивая коротко стриженной головой. Во все стороны летели горячие капли.
Испанец шагнул в сторону, освобождая место новому бойцу. Ромка заступил вперед, и сразу же несколько копий ударили в его кирасу. Один из обсидиановых наконечников с треском раскололся, и злые осколки впились в подбородок. Юношу отбросило назад. Кто-то из второго ряда поддержал его и толкнул обратно.
Он выпрямился и оказался лицом к лицу с индейцем, обеими руками заносящим дубину над его головой. Инстинкты, привитые учителями в русском лагере, сработали сами. Заблокировав левой рукой запястья туземца, правой он из-под воды ударил в незащищенный бок. Враг увернулся. Острие шпаги скользнуло по гладкой коже, слегка ее оцарапав. Дубинка вывернулась из рук врага и отлетела в сторону. Ромка нацелился ударить снова, но кто-то навалился на клинок, придавив его к телу индейца. Тот ухватился за запястье крепкими пальцами, и они затоптались в вязком иле, дергаясь и давя друг на друга, чтобы освободиться или погрузить голову врага под воду.
Индеец был старше и сильнее. Он наваливался сверху. Неокрепшие Ромкины мышцы стали поддаваться, позвоночник гнулся, как ствол молодого деревца. К лицу юноши приблизился перекошенный рот с парой куриных косточек в нижней губе.
Рот прихлопнула рука в потертой перчатке, дернула в сторону, с мясом вырывая украшения, опрокинула туземца назад. Ромка с трудом распрямился и поднял шпагу на уровень груди.
– Расстояние держи, – раздался над ухом голос Мирослава.
На Ромку тут же налетел еще один туземец. Понимая, что вздернуть шпагу уже не успеет, парень сорвал с головы шлем и острым гребнем дважды ударил нападающего между глаз. Рассеченная окровавленная голова скрылась под водой, но на парня наскочили еще несколько индейских воинов. Копье одного из них царапнуло по нагруднику. Дубинка опустилась на плечо, соскользнула и выбила из воды фонтан брызг. Боли не было, но левая рука повисла плетью. Ромка отмахнулся шпагой, сделал выпад, почувствовал, что достал, и отвалился назад, принимая на опасно гнущееся лезвие еще один удар. Вода плеснулась у подбородка, что-то зацепило и обожгло ногу. Еще одна царапина?!
Черт, еще пяток таких, и он изойдет кровью. Юноша снова бросился в первый ряд. «Продержаться бы! – думал он, почти вслепую, на удачу, орудуя шпагой. – Близко бы не подпустить! – С каждым взмахом рука, облепленная рукавом промокшей куртки, становилась все тяжелее. – Эдак они нас на измор возьмут».
Об этом подумал и Кортес. Наверное, он отдал какой-то приказ – Ромка не разобрал, ему пришлось нырнуть, чтоб избежать удара в не прикрытую шлемом голову, но подкова стала постепенно вытягиваться в клин, на манер построения конников тевтонского ордена. Этот клин медленно двинулся к берегу, раздвигая орущую и размахивающую копьями толпу туземцев.
Вынырнув, он оказался между двумя высокими меченосцами, поднимающими и опускающими длинные клинки с расчетливостью и силой опытных молотобойцев. Теперь можно немного отдохнуть, все равно ближайший враг при таком прикрытии только случайно мог оказаться на дистанции, доступной его шпажке.
Сначала острие клина венчала сухощавая фигура Кортеса, но после нескольких особо сильных ударов по кирасе и мариону он сместился чуть назад, а вперед выдвинулся Мирослав.
Дело пошло быстрее. Русский воин бил с такой скоростью, что лезвие его палаша то выписывало сияющие лунные круги, то виделось темным полумесяцем. Оно легко срубало наконечники, руки, ноги и головы, оказавшиеся в его досягаемости. Скоро перед русичем образовался полукруг, в который никто не решался сунуться. Отступая от разящей стали, индейцы оскальзывались, падали, давили и топили соратников.
Испанцы один за другим выбирались на берег. Стрелки, стоя по колено в воде, ожесточенно заталкивали пыжи и пули в жерла аркебуз. Арбалетчики судорожно меняли подмокшие тетивы.
– Абахо!!![18] – пронеслось над строем.
Меченосцы и копейщики опустились на колено и пригнули головы. Ромка в последний момент успел последовать их примеру.
Грянуло! Окрестности заволокло кислым пороховым дымом. Свинцовые кругляки впились в обнаженные или едва прикрытые стегаными панцирями тела.
– Аделанте!!![19]
В едином порыве конкистадоры поднялись на ноги и сделали шаг вперед, выравнивая линию иссеченных кирас.
– Абахо!!! – Испанцы припали на колено.
Некоторые индейцы последовали их примеру, но многие не успели избежать картечи.
– Аделанте!!! – снова серия длинных игольчатых выпадов.
– Абахо!!!
Над Ромкиным ухом взвизгнуло несколько болтов – арбалетчикам удалось привести в порядок свои адские машины. Индейцы отпрянули.
– Аделанте!!! – смертным приговором понеслось им вслед.
Глухой рокот разнесся над берегом, заваленным мертвыми телами. Как топот коней всадников апокалипсиса, он надвигался со стороны океана, креп, рос, становился громче.
– Атрас!!![20]
Конкистадоры отступили, сомкнув ряды.
Проламываясь сквозь кусты, на берег один за другим вылетали всадники. Песок и брызги летели из-под копыт рослых коней. Блестели в лучах закатного солнца солеты[21] и легкие панцири. Склонялись остриями к земле лансы[22] с перьевыми султанами под наконечниками, поднимались, защищая левую часть груди, круглые щиты.
Не сбавляя хода, кавалеристы сгруппировались в таранную колону.
Даже для Ромки, не раз видевшего, как строится перед атакой кавалерия, зрелище было пугающим. У индейцев, никогда не видевших до этого коней, оно вызвало священный трепет и оцепенение. Полуголые люди замерли там, где их застало появление первого всадника, и во все глаза уставились на приближающуюся смерть.
Удар кавалерии был страшен. Всадники скользнули по фронту индейского воинства, десятками срезая тонкие стебельки языческих жизней. Те, кто не пал под ударами копий, были отброшены телами коней или смяты копытами.
Конники развернулись и строем пошли в новую атаку, целя на этот раз в задние ряды. Индейцы дрогнули. Медленно, потом все быстрее и быстрее они стали отходить к зарослям и вскоре побежали.
– Абахо!!! – пронеслось над строем.
Ромка рухнул на колено.
Совмещенный залп арбалетов и аркебуз в спину бегущим разметал левый край, в правый врезалась конница. Десятки туземцев, не успевших скрыться под густой сенью тропической растительности, остались лежать на песке в неестественных, изломанных позах. Еще один залп, еще одно движение пик, насаживающих и сбрасывающих бронзовые тела, и убивать стало больше некого.
Ромка попытался подняться, но не смог. Усталые ноги отказывались подчиняться его воле. Примерно так же чувствовали себя и другие конкистадоры, но не Кортес. Стремительно встав с колена, он подозвал к себе двух человек из тех, что крепче держались на ногах, что-то им сказал и махнул рукой в сторону пальм. Те заковыляли к зарослям. Остальные без сил повалились на землю, некоторые занялись своими ранами, некоторые, изнуренные боем, умудрились тут же заснуть.
К Ромке подошел Мирослав:
– Как ты?
– Ничего, – ответил тот и почувствовал, как ходит ходуном нижняя челюсть. – Пить только хочется.
– На. – Воин протянул ему выдолбленную тыкву, заткнутую деревянной пробкой. – Только не все. Когда еще вернемся.
Ромка выдернул пробку и приник к горлышку. В рот полилась горьковатая вода. Мнимый слуга быстро осмотрел его раны, ту, что на руке, стянул тряпицей прямо поверх мокрого рукава, на остальные не обратил внимания.
Солдаты, посланные к лесу, вернулись, ведя на веревке раненого туземца. Кортес подозвал к себе мокрого, трясущегося де Агильяра и учинил допрос. Несколько раз он повышал голос, ударил несчастного сапогом прямо по раненой ноге, несколько раз указал на всадников, потом достал кинжал и одним движением перерезал пленному горло. Агильяр ахнул, Ромка вздрогнул, остальные остались совершенно безучастны. Двое солдат, которые привели туземца, взяли тело за ноги и бросили поверх горы трупов, остывающих неподалеку.
– Офицеры к командиру, – разнеслось по пляжу.
Несколько человек неохотно поднялись с песка и на заплетающихся ногах двинулись к камню, на котором восседал адмирал.
– Тебя зовут, – толкнул Ромку в бок Мирослав.
– Меня? А, точно, – спохватился Ромка, и вскочил с песка. – Я же теперь капитан.
Воин улыбнулся ему вслед.
– Кабальерос! – обратился к собравшимся Кортес. – В часе пути отсюда есть город. Насколько мы поняли, это столица племени табасков. Город начали обносить высокой стеной, но не закончили. Прознав про нашу высадку, они спешно его укрепляют, заделывают бреши, перегораживают улицы завалами. Когда закончат, проникнуть за стены будет очень трудно, поэтому мы атакуем сейчас. – Он посмотрел на солнце, медленно скатывающееся к горизонту. – До темноты.
– То есть на доставку пушек времени нет? – спросил Альварадо.
Кортес грустно, но с достоинством покачал головой.
– Значит, пятнадцать минут на сборы, час на переход, пока развернемся… – прикинул капитан. – На штурм два часа всего? Хватит ли?
– Тут-то за пятнадцать минут управились, – ответил ему молодой офицер в помятом шлеме, обведя рукой берег, заваленный трупами.
«Пятнадцать минут, – удивился Ромка. – Всего?!» Ему-то казалось, что битва длилась несколько часов. Ну да, судя по солнцу, где-то так.
– Значит, и с городом разберемся, – начал Кортес. – План таков…
Высокий человек сидел на плетеном кресле под грот-мачтой, закинув ноги на прикрученный к палубе рундук. Проходящий мимо боцман в очередной раз удивился, как это ему удается все время держаться так, чтоб его плащ был наглухо запахнут, но долго думать не стал. Не боцманское это дело.
Прибежавший в кубрик юнга с выпученными глазами нес какую-то ахинею, и предстояло самому разобраться, в чем там дело.
Очередной мягкий удар сотряс корпус корабля, словно они на большой скорости наскочили на дельфина или крупную рыбу какую. Боцман прибавил ходу. Вскарабкавшись на бушприт, он понял, что юнга говорил правду и, более того, совсем не преувеличил ужаса происходящего.
Выносившая свои воды далеко в океан река несла из устья человеческие тела. Десятки. Сотни. Голые, с перекошенными лицами, в разорванных панцирях, в окружении кровавых разводов плыли они непрерывным потоком. Акулы наскакивали сбоку, оттуда, где вода оставалась соленой, и как собаки рвали добычу, утаскивая обратно огромные куски человечины.
«Господи, что же здесь произошло?!» – подумал боцман и перекрестился.
– Знатная была битва, – раздался у него над ухом голос огромного мускулистого человека с раскосыми глазами, путешествующего вместе с «плащом». – А ты вот что, – обратился он к боцману на ломаном испанском. – Беги к рулевому, скажи, пусть правее забирает. За мыс. Понял?
Боцман лишь кивнул в ответ. Кого другого он, может, и вытянул бы за такое обращение линьком пониже спины, но спорить с этим громилой, который умудрился насмерть перепугать капитана и навигатора, не было никакого желания.
Мускулистый подошел к плащу и присел рядом, прямо на палубу.
– Ну что, наконец-то дело? – проговорил он, сжимая и разжимая пудовые кулаки.
– Все б тебе кровь проливать, – поморщился худой.
– Ну не правда, – обиделся мускулистый, – я зазря никого не убиваю. Только за деньги, – осклабился он.
– Или за страх?
Громила недоуменно взглянул в льдистые глаза худого и ничего не ответил.
К столице они подошли к вечеру. Солнце уже почти касалось крон могучих деревьев. Вопреки ожиданиям многих, это действительно был город. По склону холма ровными рядами сбегали двух– и трехэтажные домики с плоскими кровлями. На самой вершине стоял большой храм в виде усеченной пирамиды. К достроенным, но еще обнесенным лесами воротам подходила дорога, мощенная камнем. А стены подкачали. Что делалось с другой стороны холма, видно не было, но восточная, обращенная к отряду часть укреплений зияла многочисленными прорехами, охраняемыми двумя-тремя воинами. Вокруг города тянулись полоски обработанной земли. Да, пленный воин перед смертью рассказал Кортесу все, что нужно было знать для победы.
Из леса доносились ругань, звуки ударов и скрип колес. Кубинские рабы, исходя потом и скрипя зубами, волокли через бурелом восемь больших и четыре малых фальконета, составлявших основу огневой мощи отряда. Несколько артиллеристов брели рядом с колонной, иногда подталкивая индейцев банниками в истекающие потом спины. Десяток человек хрипя волокли несколько носилок с порохом, каменными ядрами и пачками с картечью.
А вот и всадники. Десять человек на разгоряченных конях подъехали к воротам и остановились вне зоны досягаемости пращей и копий защитников. Да, несмотря на то что большинство конкистадоров были искателями приключений всех мастей и охотниками за сокровищами, дисциплина в армии была поставлена как надо.
В крепости зазвучали трубы, послышались крики и барабанный бой. Башни у ворот густо облепили черные головы, украшенные разноцветными перьями. Даже если у проломов остались охранники, их внимание было полностью занято кавалеристами.
Солдаты заставили рабов развернуть орудия, пропустили канаты через специальные ушки в лафетах, накинули на деревья, чтоб погасить отдачу, и принялись заряжать.
Капитан артиллеристов Меса подошел к Ромке:
– Думаю, стрелять будем вон туда, где до сих пор корзины ставят.
Рядом появился Мирослав, ободряюще улыбнулся, а потом нагнулся к уху и прошипел:
– Ты еще в обморок свались, маменькин сынок.
Ромка вздрогнул. Кровь отлила от сердца и бросилась в лицо, попутно прочистив сведенное горло. Вскинувшись как петух, он хотел было ответить, но Мирослав, не стирая с лица улыбки, спокойно глядел ему в глаза, и Ромка понял: тот просто хотел привести его в чувство. Получилось.
– Не растягиваться, в кучу не сбиваться. Друг друга прикрывать, – прокричал он, пустив петуха только под конец фразы. – За мной! – И, не оглядываясь, потрусил прямо через поля, ухватив за ножны бьющую по бедру шпагу и стараясь не поскользнуться в засеянных бороздах.
Краем глаза он видел, как из леса появляются вторая и третья колонны. Теперь дело за артиллеристами. Только не подведи, бог войны! Только не сними горячим круглым ядром головы своим солдатам!
До намеченного пролома оставалось полверсты. Не пора ли? Пушки молчали. Треть версты. Ромка почувствовал, что ноги помимо его воли замедляют ход. Сто пятьдесят саженей. Сто!
За спиной грохнуло, послышался густой нарастающий рев. Каменные шары врезались в баррикаду. К небу взметнулись комья земли и изломанные остовы корзин. Еще залп. Еще. Ядра перемалывали в щепу то, что уцелело после первых выстрелов. Проход был расчищен. Ромка выхватил шпагу и поперхнулся.
В горячке атаки он чуть не закричал традиционное русское «ура», но вовремя спохватился.
– Сантьяго! – издал он клич конкистадоров не очень громко и не очень уверенно.
– Сантьяго! – мощно подхватили за его спиной десятки глоток.
– Сантьяго! – уже в полный голос заорал Ромка, подбегая к проходу.
Снова послышался рев пушечных снарядов. «Да как же это! Да нас же сейчас здесь всех повалят!» – мелькнуло у него в голове, но на этот раз артиллеристы взяли гораздо выше. Ядра ударили по верхушке стены, снося глинобитные башенки с засевшими в них караульными. Огромные куски спрессованной глины улетели во двор, проход накрыло волной серой пыли.
– Ай да пушкарь, сукин сын! – послышался восхищенный голос Мирослава. – Теперь главное друг друга не проткнуть.
– Не рассыпаться! – оценил Ромка военную мысль своего мнимого слуги. – По теням не садить, бить наверняка.
Он услышал, как зазвякали друг о друга панцири теснее смыкающихся солдат. Стены сотряс еще один залп, в воздух взлетели новые клубы пыли. Едва видимый за ними Мирослав выдвинулся и заскользил вперед, петляя между обломков. Ромка, невольно залюбовавшись спорой походкой воина, повел отряд за ним. Несколько раз воин исчезал из виду, но почти сразу же появлялся снова. Врага не было, сработал отвлекающий маневр кавалерии.
Облако пыли начало редеть. Кашляя и чихая, конкистадоры выскочили на перекресток улиц, настолько широких, что на них вполне могли разъехаться две телеги. Ромка улыбнулся – на свету драться гораздо легче, чем в пыльной тьме, – махнул рукой, призывая отряд за собой, и первым двинулся вверх по улице. На военном совете они договорились, что все колонны встречаются на холме у храма.
– Может, артиллерию подождем? – спросил Мирослав.
– Зачем?
– А вдруг засада там? Чем в лоб брать, лучше издали ударить.
– Да какая засада-то? – отмахнулся от него Ромка. – И тут-то никого.
– Это меня и беспокоит, – проговорил в густую бороду Мирослав.
Отряд быстро продвигался вверх. Мечники до ломоты в пальцах сжимали длинные рукояти. Поблескивали головки болтов на ложах взведенных арбалетов. Аркебузиры поддували тлеющие фитили. Врага не было. Не было и жителей.
«А вот и враг!» – с некоторой даже радостью подумал Ромка, завидев поперек улицы баррикаду. На гребень молча поднялся один человек, второй, третий, и скоро уже весь верх баррикады пестрел боевой раскраской и перьями.
Испанцы остановились. Один из индейцев, судя по пышности одеяния, вождь или военачальник, поднял руку с копьем и резко опустил ее. Улицу заполнили дикие крики, в воздух взвились сотни копий. Полетели камни размером с кулак.
Конкистадоры подняли щиты, принимая на них лавину метательных снарядов. Стрелки ответили залпом, который смел с гребня несколько десятков туземных воинов, остальные юркнули вниз. Еще залп! Теперь стреляли только аркебузы. С близкой дистанции они разлохмачивали стволы и разрывали корзины не хуже фальконетов.
Еще залп! Еще! Конкистадоры, выставив вперед копья и мечи, приближались к завалу. Когда до нее оставалось шагов десять, индейцы не выдержали и бросились в атаку. С криками выскакивая на гребень, они бросались вниз, намереваясь смести захватчиков сплошным людским потоком, но налетали на новые залпы и острия длинных копий. Через минуту те, кто выжил, дрогнули и откатились обратно.
Испанцы двинулись вперед, перебрались через остатки завала и вытянулись в цепь поперек улицы. В центре стрелки, по бокам мечники.
Новый перекресток, за ним новый завал, выше и крепче предыдущего. Верхняя часть, как горохом, усыпана головами индейцев. Обе улицы завалены корзинами с землей, обрубками древесных стволов и обломками мебели. Жители выбрасывали из окон все, что было под рукой.
Что делать? Отходить – значит подставить спины под камни и копья противника. Обойти – никак нельзя, и неизвестно, сколько врагов за боковыми завалами.
Стоп! Что-то не так! Ромка смотрел на завал и чувствовал подвох. Давешняя баррикада стояла вровень со стенами домов, а нынешняя отнесена на двадцать саженей вверх по улице. Ловушка? Каменный мешок?
– Стой! – закричал он и поднял руку. – Стрелки, приготовиться!
Цепь остановилась на перекрестке, меченосцы припали на одно колено, сдвинулись и подняли щиты. Стрелки взяли оружие на изготовку.
Прошла минута. Поняв, что ловушка не удалась, воины, залегшие на крыше с камнями и заостренными чурками в руках, поднялись на ноги.
– Да их тут сотни! – раздался чей-то хриплый голос.
– И что? – оборвал его другой, тонкий и надтреснутый от горячки боя. – Бивали и больше!
Мысли в Ромкиной голове гонялись одна за другой и никак не могли соединиться в логическую цепь. Скомандовать «пли»? Первый залп сметет пару десятков индейцев, но перезарядить оружие стрелки не успеют, остальные накроют их как волной. Броситься вперед – увязнуть, сломать строй, пропасть по одному. А если туземцы догадаются обойти и ударить в тыл? Что делать? Ромка с ужасом понимал, что командир из него никакой.
Из-за левого уха парня послышался нарастающий вой. На высокой ноте он надрывал барабанные перепонки, но для конкистадоров звучал как музыка победы. Прежде чем до перекрестка долетел звук отдаленного пушечного залпа, заряды картечи роями злых ос пронеслись над головами, сметая с крыш всех, кто там находился. Крики, стоны, стук падающих тел и треск стен, вспарываемых свинцом, слились в симфонию боли и разрушения.
Несколько ядер второго залпа сбоку, по касательной ударили в верхний край баррикады. Как нож сквозь масло прошли они через землю и деревья, выбивая из них длинные султаны бурой взвеси, в которую превращали все на своем пути. Солдаты подняли щиты, прикрываясь от обломков. Третий залп! Визжащая картечь и захлебывающиеся крики умирающих. Снова ядра, вспарывающие остатки укреплений и расчищающие проход.
Ромка, завороженный этим зрелищем, наконец нашел в себе силы стряхнуть оцепенение и обернуться. Изнемогающие рабы на руках внесли орудия на крышу одного из домов, а опытным артиллеристам не составило большого труда расстрелять завал прямой наводкой.
Ромка помахал им, мол, все в порядке, и медленно повел свой отряд по улице. Конкистадоры шагали, нервно оглядываясь по сторонам и ежесекундно ожидая нападения. Но его все не было, казалось, индейцы просто убежали. Далеко ли? Следующий перекресток. Завалов нет, врагов тоже. Следующий перекресток. Опять никого. В городе начались пожары. Откуда-то справа ветер принес жирный темный дым, который не рассеивался, а стелился по земле, как туша большого черного змея. А что там за пеленой? Пустота оставленных улиц? Притаившийся враг? В любом случае надо двигаться вперед, вверх, к пирамиде.
Сзади слышался лязг пушек, тащимых по мощеным мостовым, кашель и ругань канониров.
– Всем стоять! – скомандовал Ромка. – Ждем артиллерию. Прижиматься к стенам, вверх смотреть внимательно!
По военным книгам он знал, что, когда ворвался в город, останавливаться нельзя. Надо двигаться, несмотря ни на что, иначе враг подтянет силы и ударит во фланг или тыл. Но оставить канониров – значит отдать их на растерзание врагу.
Солдаты знали эту воинскую премудрость, но в их глазах читалось одобрение. Своих бросать – последнее дело.
Пушки? Слава богу!
– Вы и вы! – приказал он. – Помочь тянуть!
Солдаты вздернули подбородки с аккуратно подстриженными бородками. От стены отделился Мирослав. Подскочив к одной из лямок, он вцепился в нее и, упираясь ногами в мостовую, почти согнувшись пополам, налег так, что за ним поехал не только лафет, но и рабы-кубинцы. Солдаты выбрали себе по веревке и тоже впряглись. К ним присоединились и пушкари, отдав свои ведра, багры и банники двум самым хлипким из своей братии. Теперь орудия могли двигаться с той же скоростью, что и пехота.
Наверху показалась невысокая храмовая стена. Теперь медленно. Совсем медленно. Не горячиться. Не нарваться в самом конце такого тяжелого рейда. Стена все ближе. А что за ней? Скорее всего, там окопались те, кто бежал под натиском испанских колонн. Значит, еще один приступ? Последний на сегодня?
Ромка посмотрел на своих солдат, на их красные потные лица, ввалившиеся щеки, на лбы, прорезанные глубокими морщинами. Сдвинутые на затылок шлемы и запыленные кирасы, украшенные вмятинами от попаданий копий и камней. Некоторые прихрамывают, многие придерживают отбитые камнями руки, у большинства по одежде расплылись бурые пятна крови. Но люди держатся отлично, хотя большинству из них пришлось повоевать еще на берегу.
До стены осталось совсем немного. Криков не слышно, копья и камни не летят. Затаились? Выжидают? Чего? Они дикари, но не дураки, силу артиллерии изведали на собственных шкурах и наверняка могут сообразить, что конкистадоры не задумываясь применят ее вновь, а стены из известняка не намного крепче, чем глинобитные. Послать разведку или сразу открыть огонь? Слишком уж тихо.
Слева по улице поднимался еще один отряд. Ромка с удивлением наблюдал, как грязные, прокопченные лица солдат расцветают улыбками по мере того, как они подходят к стене храма. Что же они там увидели? «Ворота с их стороны, наверное, там уже свои! – осенило юношу. – Значит, последний рубеж взят! Третьей колонной? А какая разница, главное, что больше не придется убивать и подставлять голову под индейские камни и дубинки».
От радости Ромка сорвал с головы шлем и замахал им. Солдаты, тут же смекнув, что к чему, дружно грянули: «Виктория!», потом не так стройно: «Триумфо!» – и бросились к воротам.
Ромка ворвался во двор в числе первых. Под раскидистым деревом неизвестной ему породы горел небольшой костерок. Вокруг него сидели кавалеристы, кони мирно паслись рядом, обирая мягкими губами редкую, порядком потоптанную траву. Рядом, но чуть в стороне, как бы показывая свой особый статус, примостились капеллан эскадры и королевский нотариус, неизвестно для какой цели взятый с собой в эту опасную экспедицию.
На почетном возвышении восседал сам Кортес с гордым и счастливым видом. Судя по его помятому панцирю и запекшейся крови на рассеченной брови, в ворота этого храма он въехал не во главе парадной кавалькады.
Увидев ободранных и окровавленных бойцов, адмирал величественно поднялся и подошел к ним:
– Друзья мои, мы совершили великое дело, захватили туземный город и завтра на рассвете закрепим право нашего короля на эти земли. После мы обследуем храм и поделим все ценное, что там найдем, выделив пятину великому королю Карлосу. Сейчас те, кому нужно, могут отправиться к лекарю. Кто здоров или в состоянии перевязать свои раны сам, может отдыхать. Кабальерос, подойдите ко мне.
Всадники поднялись со своих мест и отошли подальше, к лошадям. Альварадо, Ромка и капитан, командовавший второй колонной, собрались в тесный кружок.
– Обстановка не простая, – начал Кортес. – Индейцы ушли из города. Их отход более всего напоминал организованное отступление, значит, они могут в любой момент вернуться. Почти стемнело, считается, что ночью они не воюют, но как знать? Разбейте своих людей на пары и поставьте в караул самых крепких, через два часа смена. Первой сменой командует дон Педро, потом Пуэрто Карреро, потом де Вилья. Остальным спать. Если кого ночью увижу около, а тем более внутри храма, повешу своими руками. Это всех касается, – повысил голос адмирал, хотя каждое его слово и без того гулко отдавалось в небольшом храмовом дворе. – Если придут какие заблудшие овцы… – продолжал Кортес. – А вот, кстати, и они.
Ромка слышал, как во двор тяжелой поступью входят заплутавшие в городских улицах конкистадоры третьей колоны, но уже не видел этого. Его глаза сомкнул глухой сон. Мирослав тенью пристроился рядом, подложив под голову кулак, в котором спрятался небольшой нож.
Глава девятая
– Сеньор Вилья! Сеньор Вилья, вставайте!
Ромка с трудом разлепил глаза и зевнул до хруста в челюстях.
– Что, в караул пора? – спросил он у молодого воина, мертвой хваткой вцепившегося в его плечо. – Да не тряси так!
Солдат отпустил рукав куртки с ватным подбоем и вытянулся в струнку, вращая глазами и дергая большим кадыком, на котором кустиками пробивалась первая борода.
– Да что случилось-то?
– Туземцы! Армия! Огромная! На подходе! – пуча глаза, проорал он.
Сон мгновенно слетел с юного графа. Он резво вскочил на ноги и чуть не упал. Тело болело, как у вьючной лошади после многих верст, пройденных без остановки. И немудрено. Солнце только начало золотить верхушку усеченной пирамиды, значит, он проспал всего часа четыре. При нормальном раскладе сейчас была бы его очередь заступать в дозор. Не довелось.
Ромка заметил, что Кортес стоит рядом с Пуэрто-Карреро и Месой и что-то рассматривает в оптическую трубу. От коновязи через двор спешил к ним явно не выспавшийся Альварадо. Ромка помчался к капитанам, ибо дело намечалось серьезное. Вслед за доном Педро, пахнущим со сна прокисшим молоком, он взобрался по приставной лесенке на небольшую площадку и попытался вникнуть в разговор.
– …перегородить с той стороны, и можно будет обстреливать все поле, – говорил артиллерист.
– Тогда конница во фланг не зайдет. Вы так своих перестреляете.
– А если ждать на прямой наводке, то мы не успеем всех пострелять. Они до нас доберутся.
– Да они побегут при первых залпах, – увещевал Кортес. – А мы поставим усиленное прикрытие. И всех стрелков – на стены.
– А если не побегут? – горячился Меса. – Если не успеем всех?..
Ромка взглянул на просторы, раскинувшиеся за недостроенными городскими стенами, и похолодел. Там плескалось человеческое море – армия табасков, пришедшая с рассветом. Она двигалась, бурлила, жила. В неверном утреннем свете можно было рассмотреть мелькающие тут и там штандарты с перьями и черепами разных зверей. Испанцы казалась муравьями, вздумавшими потягаться силой с океанским приливом, который смоет их в одно мгновение.
Кортеса, казалось, не особо волновало такое соотношение сил. Определившись с позицией батареи, он принялся объяснять капитанам задачу, а потом велел трубить общий сбор.
Альварадо подозвал горниста и передал ему распоряжение Кортеса. Тот приложил к губам мундштук и издал пару заливистых трелей, будя тех немногих, кто еще похрапывал в теньке.
Повинуясь сигналу, конкистадоры построились в каре вокруг раскидистого дерева, росшего в большой кадке прямо посереди двора. Три стороны заняли сформированные вчера колонны, четвертую замыкал Кортес, гордый как король, рядом с которым стояли капитаны, священники и толстый нотариус.
Подойдя к дереву, адмирал достал из ножен узкий меч, поднял его над головой и трижды ударил по стволу, оставляя на коре глубокие зарубки.
– Отныне и на веки вечные объявляю эти земли собственностью великого короля Карла Пятого. Этим мечом, щитом и всей мощью испанской армии я буду защищать новые владения против всякого, кто будет оспаривать право монарха.
– Сантьяго! Сантьяго! – ответил ему рев двух сотен глоток.
– Клянетесь ли вы отстаивать новые испанские владения и помогать мне всегда и всюду?