Пьяная вишня Лазорева Ольга
Затем направился в спальню. Поставив квадратную кожаную сумку на кровать, стал проверять, все ли туда положил. Вначале открыл коробочку с тростями, достал ту, которую собирался сегодня использовать, и, с силой дунув в нее, посмотрел камыш на свет.
«Н-да, трость ничего, только немного кривая. Странно, что она вообще играет, – подумал Антон с усмешкой. – У Сашки все трости кривые. Вечно он их в пьяном виде делает».
Гобойные трости – это особая забота музыкантов. Можно быть хоть суперпрофессионалом и иметь самый лучший инструмент, но без хороших тростей игры не получится. Есть, конечно, готовые трости, которые продаются в магазинах, но профессионал никогда ими пользоваться не станет. Ведь звук зависит от многого: качества камыша, из которого выточена трость, зазора между двумя камышовыми пластинами, куда, собственно, и дует музыкант, пробковой втулки, куда вставляются эти пластины, и даже того, как они закрепляются или «навязываются», как говорят музыканты. У Антона по причине неважного зрения хорошие трости редко получались, поэтому он заказывал их или мастерам, или своим друзьям-музыкантам, которые умели их делать. Одним из них являлся Саша. Он играл на английском рожке или, как в шутку он говорил, на возбужденном гобое.
Антон достал из шкафа черный смокинг и белую рубашку.
«Но как ни странно, хоть все трости у него косые-кривые, – думал он, – но всегда играют. А я, сколько ни пробовал, лишь камыш зря перевожу, когда сам точу. А рубашка-то не очень чистая, пора бы и постирать».
Антон вздохнул и внимательно осмотрел воротник. Но потом все-таки надел.
«Сойдет и эта! – решил он. – Еще раз в ней отыграю, никто и не заметит под смокингом».
Одевшись и сунув в карман черный галстук-бабочку, Антон подошел к большому зеркалу в спальне. Повертелся перед ним, оглядывая свою невысокую фигуру. Приблизив лицо, заглянул в выразительные темно-синие глаза с темными пушистыми ресницами, поправил еще раз челку и надел очки в тонкой металлической оправе. Потом отошел и еще раз глянул на свое отражение.
«Бог мой! Не иначе я снова набрал лишний вес, – испуганно подумал Антон, изучая свой слегка выпирающий живот. – Не мешало бы попить чай для похудания и жрать поменьше»
Антон выглянул в окно и замер, раздумывая.
«Нет, куртку брать не буду, – решил он. – Погода теплая. Обойдусь без нее. Да, май в этом году хороший. Пора бы и на шашлыки выбраться».
Антон взял с пианино флакон с туалетной водой и брызнул на волосы и за расстегнутый ворот рубашки. Тонкий, горьковатый аромат разлился по комнате. Антон расплылся в довольной улыбке.
«Классную воду мне Олька подарила! И какую дорогую! Она вообще баба щедрая. Повезло мне с ней», – подумал он и глянул на настенные часы.
И тут же почувствовал, что волнение, которое не отпускало его все это время, просто немного утихло, вдруг снова резко усилилось. Кровь прилила к голове, в висках застучало, ладони вспотели.
«Нужно покурить, – подумал Антон и пошел на кухню. – Все спокойнее будет».
Он налил в чашку остатки кофе, не присаживаясь, выпил его и выкурил сигарету. Потом подхватил сумку с гобоем и быстро вышел из квартиры.
Концерт был в здании Пушкинского музея. Антон доехал до метро «Кропоткинская», вышел на улицу и торопливо отправился по Пречистенке упругой подпрыгивающей походкой. Подойдя к музею, заметил небольшую группу музыкантов, курящих у входа. Он постарался спрятать волнение за широкой улыбкой, радостно со всеми поздоровался и достал пачку сигарет.
За минуту до начала Антон был внутренне собран и внешне невозмутим. Глядя на него, никто бы не подумал, что этот подтянутый элегантный молодой человек с задумчивым взглядом широко раскрытых синих глаз и обаятельной улыбкой испытывает в этот момент жесточайшее волнение, сжигающее его изнутри. И вот уже дирижер вышел на сцену, подождал, пока в зале стихнут аплодисменты, взмахнул палочкой, и оркестр, повинуясь ему, начал свою обычную работу.
Антону в этот раз сразу все удалось. Он являлся первым гобоем этого оркестра и всегда чувствовал свою ответственность. В первом же соло он удачно взял ноту и великолепно строил с флейтой, наслаждаясь воспроизводимой гармонией. Затем у гобоя была сложная развернутая партия, и Антон исполнил ее безукоризненно. Он снова поймал это фантастическое ощущение слияния со своим инструментом и уже не понимал, где кончается он и начинается гобой. Они превратились в одно целое и самозабвенно пели единой, разрывающейся от бури эмоций душой. Звук получился настолько объемным, сильным и красочным, что Антон плавно поднял гобой, давая простор льющейся мелодии. И в этот миг, когда казалось, что его душа превратилась в звук и устремилась в вышину, он увидел сквозь стеклянную крышу музея, как стайка белых голубей взмыла вверх и полетела в розовеющее закатное небо. Ему показалось, что это звуки гобоя превратились в птиц и разлетаются в небесном пространстве. Антон впал в состояние, схожее с экстазом. Он перестал ощущать себя земным существом и полностью растворился в запредельном восторге, опаляющем душу.
В перерыве музыканты вышли на улицу.
– Ну ты, Антоха, сегодня засаживал! – сказал Виктор, игравший в оркестре на кларнете.
Тень зависти мелькнула в его глазах. Антон только молча улыбнулся в ответ. Его пальцы, держащие сигарету, немного подрагивали, взгляд был отсутствующим. Пик волнения уже начал спадать, но Антон все еще был возбужден и с облегчением думал о том, что во втором отделении у первого гобоя нет развернутых сольных партий.
Сезон в этом году оказался тяжелым, и к его окончанию Антон чувствовал себя вымотанным до предела. Работая в двух оркестрах, выезжая на гастроли и в промежутках не упуская ни одной халтуры, он работал с сентября по май без какого-либо перерыва. И ему все труднее удавалось достичь таких высот, как на сегодняшнем выступлении. Впрочем, и весь оркестр был не в лучшей форме. Антон отметил, что почти все музыканты, включая женщин, неважно выглядят. Лица были одутловатыми, с землистым оттенком, глаза потухшими.
«Жизнь у нас собачья», – подумал Антон и усмехнулся, вспомнив, как один из его друзей любил повторять: «Тяжела и неказиста жизнь Антохи-гобоиста».
Он бросил окурок в урну и вернулся в зал.
Второе отделение прошло ровно. Все играли на одном уровне – среднем. Антон к концу настолько устал, что выезжал только на мастерстве. Его пальцы, словно самостоятельные существа, нажимали нужные клавиши. Правда, его друг Паша, который играл на втором гобое и сидел слева, во время короткого соляка Антона решил пошутить. Мелодия была жалобной. Антон прилежно играл и неожиданно услышал какой-то звон. Он скосил глаза и увидел, как в раскрытый футляр, стоящий возле его ног, падают монетки. С трудом сдержав смех, он повел свою партию дальше, и вновь мелочь полетела в футляр. Антона распирало от хохота, но он благополучно закончил соло и опустил гобой. Повернув голову к Паше, он сделал ему «зверское лицо». Тот сидел красный от едва сдерживаемого смеха. Это как-то встряхнуло Антона, и работать стало веселее.
И вот палочка дирижера на несколько секунд застыла в воздухе, наступила мертвая тишина. И через мгновение зал взорвался аплодисментами. Дирижер раскланялся, пожал руку первой скрипке, поднял Антона, а за ним и остальных солистов. Кто-то из публики неуверенно крикнул: «Браво!» Антон вскинул подбородок и заученно улыбнулся. Аплодисменты все нарастали. На их пике дирижер взял цветы и удалился с отстраненным видом. Концерт закончился, публика начала расходиться, оживленно переговариваясь.
Антон опустился на стул. Невероятное утомление навалилось на него. Ему казалось, что из него буквально высосали все соки и что у него не хватит сил даже на то, чтобы подняться со стула. Он вяло перебрасывался замечаниями с уходившими музыкантами и все сидел, чувствуя, как обмякает тело. Побыв в таком расслабленном состоянии несколько минут и немного придя в себя, он поднял гобой с колен, аккуратно вынул трость, разобрал гобой и бережно уложил его в футляр. Потом вытер сильно вспотевшее лицо носовым платком, стянул «бабочку» с шеи и сунул ее в карман.
«Слава тебе, господи! – с облегчением думал он. – На сегодня все!»
Когда Антон вышел на улицу, его окликнул валторнист.
– Пошли пиво пить! – предложил он. – Наши уже к метро двинулись.
– Само собой! – тут же оживился Антон.
Они ускорили шаг, стараясь догнать группу видневшихся далеко впереди музыкантов. Настигли их у перехода, дождались зеленого света и вместе двинулись к метро. Там взяли пиво и чипсы. Вначале пили молча. Потом начали курить и возбужденно переговариваться, обсуждая сегодняшнее выступление. Антон, не отрываясь, выпил полбутылки и, удовлетворенно рыгнув, закурил.
– Нет, ребята, «дерево» сегодня махал хуже некуда! – сказал он и заливисто расхохотался. – Я на него вообще старался не смотреть, а то такого бы наиграл, что мама не горюй!
– И не говори! – раздались дружные голоса.
И все тоже засмеялись. Потом допили пиво.
– Еще по одной возьмем? – живо спросил Антон, ставя пустую бутылку на асфальт и чувствуя прилив сил даже от такой маленькой дозы алкоголя.
– Я пас, – тут же ответил валторнист. – У меня еще ночная запись.
Он кивнул и быстро двинулся к метро.
– Запись у него, – ехидно проговорил Антон. – Он, кстати, тоже отличился. Во втором отделении срал, как конь. Все мимо нот, просто уши завяли. А Пашка вообще меня чуть до инфаркта не довел.
И Антон начал рассказывать про шутку с монетами. Посмеявшись, многие попрощались и побрели к метро.
– Паш, – начал Антон, – давай еще по пивасику возьмем! А то жажда совсем замучила!
Паша задумчиво посмотрел на него, потом молча кивнул и пошел к палатке. Выпив еще по бутылке, они отправились к метро.
– У меня ведь тоже сегодня запись, – сказал Паша.
– И где? – заинтересовался Антон.
– В БЗК, – ответил тот.
– Слушай, я тогда с тобой поеду, – заулыбался Антон. – Надо в «Дары моря» зайти. С Сашкой договорился там встретиться.
Саша, его друг, работал в «Геликон-опере», играл на английском рожке.
– Знаешь, а он мне классную трость сделал! – торопливо начал говорить Антон, идя вслед за Пашей в метро. – Она хоть и кривая, но играла, что надо. Твои, конечно, тоже хороши! У тебя, кстати, есть?
– Так ведь я тебе недавно несколько штук давал, – удивился Паша.
– Работы много, – вздохнул Антон. – К тому же запас карман не тянет.
– Что-то было, – ответил Паша. – Надо посмотреть.
– Посмотри, посмотри, – обрадовался Антон.
Паша поехал до «Арбатской», а Антон до «Чеховской». Круглосуточный магазин «Дары моря» находился на Тверской улице, и в нем постоянно тусовались музыканты после концертов. Кафетерий там был дешевый, к тому же в нем всегда продавали пиво в розлив. Можно было взять и более крепкие напитки. Антон с порога заметил группу музыкантов, столпившихся в углу возле маленьких круглых столиков. Он возбужденно хохотнул, увидев, что Саша уже здесь. Подлетев к нему, он повис на нем и начал целовать. Потом поздоровался с остальными. Почти всех присутствующих Антон знал по всевозможным халтурам, на которых они периодически встречались. Как говорили музыканты, в Москве есть всего один симфонический оркестр, только он работает под разными названиями и с разными дирижерами, а состав исполнителей все один и тот же.
Антон понял, что ребята уже сильно пьяны, и, купив бутылку водки, открыл ее и налил себе в пластиковый стаканчик доверху. Он сделал большой глоток, с наслаждением ощущая будоражащий вкус спирта, обжигающего глотку. Через полчаса Антон был пьян, возбужден до предела и необычайно деятелен. Он говорил без умолку, громко хохотал над неприличными анекдотами, цеплялся к каждой женщине, заходившей в магазин, умилялся красоте продавщицы кафетерия и расточал ей немыслимые комплименты, обнимал и целовал уже плохо соображающего Сашку и клялся ему в вечной любви. Опьянение не вызывало у него сонливости или заторможенности. Наоборот, чем больше Антон пьянел, тем становился активнее, деятельнее и жаждал любого общения.
Раздался звонок сотового, и Антон, приложив палец к губам и цыкнув галдящим музыкантам, достал из сумки телефон.
– Алло, слушаю, – сказал он, тщательно выговаривая слова.
Это была его подруга Оля. Их отношения длились несколько месяцев, она искренне относилась к Антону и всегда волновалась, если он задерживался после концерта. Антон по-своему любил ее и старался огорчать как можно меньше.
– Зайка, лапочка, – продолжил он и подмигнул притихшим друзьям. – Как хорошо, что ты позвонила! Что ты, зая! Мы тут чисто с друзьями отдыхаем после программы. Нет, скоро буду. Что ты, лапуль? Какие на хрен бабы?!
Он дурашливо покрутил пальцем у виска и пьяно ухмыльнулся. Музыканты захихикали.
– Лапочка, я так соскучился, – продолжил он. – А ты где? – строго спросил он. – Ах, у меня? Мы так договорились? Правда?! – заулыбался он. – Короче, зая, жарь курицу, через пятьдесят минут буду. Я соскучился, лапуль. Ну, покедова! Веди себя хорошо и жди меня.
Антон кинул телефон в сумку и повернулся к музыкантам.
– Ну что, еще по одной? – бодро спросил он.
Его глаза ярко блестели, зрачки были сильно расширены.
– Сашке уже хватит, – сообщил Рома, самый молодой из присутствующих и на данный момент самый трезвый.
Он работал вместе с Сашей в «Геликон-опере».
– Сашок сейчас отрубится, – добавил он. – Ему бы домой.
– Я его к метро отведу, – заботливо проговорил Антон. – Вы тут еще долго зависать будете?
– Долго, – кивнул Рома. – Ты потом, Антох, сюда приходи.
– Само собой! – широко заулыбался Антон. – Ночь только начинается! А падшие обычно после полуночи тут тусуются, сладенькое кушают, кофеёчки распивают и за жизнь базарят, – умильно залепетал он. – Ох, и люблю с падшими поговорить!
– Дались тебе эти шлюхи! – вдруг пробормотал молчавший до этого Саша.
– Ага, друг! – обрадовался Антон. – Ты очухался! Пошли-ка!
Он подхватил его за талию и повел к выходу.
– Мы куда? – заплетающимся языком поинтересовался Саша, наваливаясь на него. – К шлюхам?
– Размечтался! – хохотнул Антон. – Домой сейчас поедешь, в кроватку и бай.
Медленно, но они все-таки дошли до входа в метро. Антон не поленился, спустился в вестибюль и проследил, чтобы Саша сел в нужный ему вагон. Потом, облегченно вздохнув, вышел из метро и направился в сторону «Даров моря». Но скоро его шаг замедлился.
«Олька меня дома ждет, – размышлял Антон. – Уже и курицу наверняка в духовку поставила».
Голова гудела от выпитой водки, сердце колотилось, ноги слегка заплетались. Но Антон старался рассуждать логически.
«Олька меня точно ждет! – говорил он сам себе. – Если сейчас вернусь к ребятам, то все это затянется до утра. Олька меня убьет! А курицу-то как жалко! Горяченькая, зажаристая, чесночком сдобренная!»
Чтобы оттянуть время и пока не принимать решение, Антон свернул в какой-то переулок. Настроение у него было превосходным, но он разрывался между желаниями поехать домой к жареной курице или остаться с ребятами и продолжать пить. И то и то казалось ему одинаково привлекательным, и он никак не мог выбрать.
– Сейчас решу, – сказал вслух Антон, продолжая медленно идти по переулку и стараясь сосредоточиться.
Погода стояла отличная, и, несмотря на ночное время, на улице было по-летнему тепло, хотя был еще лишь май. Антон ощутил сладкий, веющий откуда-то аромат цветущей сирени и с удовольствием втянул носом воздух. Перевозбуждение, вызванное недавним выступлением, все еще до конца не прошло, хотя и было немного снято выпивкой.
«Но почему я должен что-то обязательно выбирать? – с легкой досадой подумал Антон. – А нельзя сразу получить все?! По-дурацки жизнь устроена!»
Тут он представил, как приглашает музыкантов и они заваливаются к нему домой. И мгновенно увидел гневное лицо Ольги, причем так ясно, что невольно вздрогнул. Настроение его несколько померкло, а досада стала усиливаться.
Подул ветерок, и сладкий запах сирени отчего-то сменился сильной вонью. Антон машинально повернул голову. В боковом переулочке стоял большой, доверху заполненный помойный бак. Наверху, на куче отходов, сидела черная кошка и что-то смачно пожирала. Антон зачем-то свернул к мусорке, и кошка, сверкнув на него круглыми желтыми глазами, спрыгнула на асфальт и мгновенно исчезла, словно ее и не было. Вслед за ней с бака с гулким стуком упала пустая консервная банка. Антон с силой пнул ее ногой и, наклонив голову, прислушался, как она громыхает, подскакивая на асфальте.
– Ти-та, ти-та, ти-та-та, – пропел Антон и довольно захихикал. – Музыка мусора.
– Какого черта?! – раздался в этот момент хриплый тихий голос.
Антон вздрогнул от неожиданности, осмотрелся и подошел к чему-то непонятному, лежащему у стены дома за мусорным баком. Тусклый фонарь, стоящий неподалеку, освещал это неровным желтоватым светом. Антон склонился и вгляделся. То, что он поначалу принял за кучу тряпья, оказалось живым существом. Антон достал из кармана очки, нацепил на нос и наклонился еще ниже. Это была женщина неопределенного возраста, с испитым лицом, синяком под заплывшим глазом и расцарапанной в кровь щекой. Она была необычайно грязной, едва прикрытой рваными тряпками. Ее запухшие глаза поблескивали, изучая Антона. Но она тут же отключилась и, тихо всхрапнув, уронила голову на асфальт.
Антон смотрел на нее во все глаза. Он ощущал такое сильное физическое возбуждение, что у него буквально свербило внизу живота. Антон тронул женщину носком туфли, но она лишь что-то невнятно буркнула и вновь захрапела. Он воровато огляделся по сторонам. Время было уже за полночь, и переулок выглядел безлюдным. Антон отошел к небольшому газончику, поросшему еще короткой, но густой первой травкой, и бережно опустил на нее сумку с гобоем. Затем вернулся к женщине, на ходу расстегивая ширинку брюк. Возбуждение уже ударило ему в голову не хуже водки, и он себя не контролировал. Перевернув женщину ногой, словно большую тряпичную куклу, он закинул подол ей на спину и стянул что-то, напоминающие трусы. В нос ударил запах, заставивший содрогнуться от отвращения. Но вид мягкого пухлого тела лишил остатков разума.
После Антон брезгливо вытерся носовым платком, бросил его на неподвижно лежащую женщину, которая продолжала спать, изредка всхрапывая и посвистывая, и глубоко, удовлетворенно вздохнул. Он застегнул брюки, поправил рубашку, потом взял сумку с гобоем и торопливо направился в сторону метро. От только что полученной встряски и выброса адреналина опьянение начало проходить. Антон ощутил спад настроения и купил в палатке возле метро банку какого-то слабоалкогольного сладкого коктейля. Когда подходил к своему дому, то был снова прилично пьян, так как по пути выпил еще банку коктейля. И уже возле дома зашел в круглосуточный магазин и взял бутылку водки и две банки пива. Когда он позвонил в дверь, то постарался стоять прямо и не шататься.
Оля сразу открыла ему. Она была в коротком ярком халатике, оживленная, раскрасневшаяся и явно расстроенная долгим ожиданием. Ее светлые волосы мягко блестели под светом лампы, и Антон почему-то упорно смотрел на них, избегая взгляда Оли.
– Где ты так долго задержался? – сурово спросила она, беря сумку с гобоем.
– Ну, лапуля, ты же знаешь, – приторным голосом начал Антон, стараясь не дышать на нее, – мы там с друзьями, моими товарищами и коллегами…
Он заулыбался и прижал ее к себе. Но она тут же отстранилась и зло прищурила глаза.
– Стресс необходимо было снять, – продолжил Антон, снимая обувь и стараясь не упасть. – Ну ты же все знаешь, чего я тебе тут рассказываю? Концерт тяжело мне дался, очень тяжело. С трудом до конца выдержал. Устал как собака.
Антон наконец снял туфли, выпрямился и начал стягивать рубашку.
– Сашка к тому же упился, – усмехнулся он и кинул рубашку на пол. – Пришлось к метро его тащить буквально на себе. А что делать? А кому легко?
– Все как всегда, – нахмурилась Оля. – Надеюсь, обошлось без падений на асфальт и ползания на четвереньках… Ты зачем белую рубаху на пол кидаешь? – возмутилась Оля.
– Ну, зая, она уже несвежая, ее постирать нужно. Да, любимая, постираешь? – заговорил он умоляющим тоном и дурашливо захлопал глазами. – Ты же умница у меня и красавица! И я так тебя люблю!
Антон направился в ванную, сказав, что купил пиво для нее.
– Бог мой! Не хочу я никакого пива! – проворчала Оля и пошла на кухню. – Давай там побыстрее, а то все давно остыло.
– Хорошо, – крикнул Антон, закрыл дверь на задвижку и пустил воду.
Потом снял брюки и внимательно уставился на свой член. Тщательно промыв, обработал антисептическим средством.
«Ну не дурак ли я? – сокрушался он, вспоминая свое приключение возле помойного бака. – Вечно вляпаюсь в какое-нибудь дерьмо! Ладно, может, пронесет и на этот раз. Недели через две узнаю. Но Ольке лучше ничего не говорить».
Антон вытерся, потом еще раз зачем-то тщательно помыл руки. Надев старенький застиранный махровый халат, он вышел из ванной и направился в кухню. Оля ждала его за накрытым столом. Антон сел, радостно потирая руки и оглядывая жареную курицу и тарелку с салатом. Но есть он почему-то не стал. Открыв пиво, начал курить. И сразу стал торопливо рассказывать о сегодняшнем выступлении. Он без конца возвращался к своему удивительно удавшемуся соло, к плохо «махавшему» дирижеру, подробно разбирал игру коллег. Через пару часов Антон внимательно посмотрел в побледневшее осунувшееся лицо Оли и сказал:
– А ты устала, лапуля. Я тебя вновь сильно загрузил. Но ты же знаешь, как я тяжело отхожу после программ. Ты иди, ложись. Я скоро.
Оля глянула на него осоловевшими глазами, молча кивнула и ушла в спальню. Антон сидел еще около часа и без конца курил. Постепенно душевное равновесие начало восстанавливаться. Антон ощутил внутреннее опустошение и пришедшую вслед за ним неимоверную усталость. Он выкурил еще одну сигарету, допил пиво, потом тщательно почистил зубы. Зайдя в темную спальню, Антон забрался под одеяло и прижался к теплому боку спящей Оли. Он обнял ее одной рукой, легко потерся щекой об ее голое плечо, устраиваясь удобнее, и уже через секунду спал, чему-то безмятежно улыбаясь…
Часть третья
Мы на удивление благополучно и быстро добрались до места. Пробок практически не было, и Лена, когда выехала за МКАД, погнала с непозволительной скоростью. На въезде оказалось два поста охраны. Один как бы внешний, а второй уже непосредственно возле ворот территории особняка. Лена на первом посту озвучила, к кому мы едем, и нас мгновенно пропустили. А на втором даже не выясняли. Ворота медленно отъехали, и джип двинулся по широкой и казавшейся бесконечной подъездной аллее. Мы перестали разговаривать и с любопытством смотрели в окна. Вдоль аллеи стояли фонари, в глубине парка мы заметили какие-то освещенные беседки, увитые зеленью, фонтан с переливающимися разноцветными струями, смутно белеющие статуи.
– Версаль, мать вашу! – неожиданно с чувством заметила Ириска.
И мы, включая Лену, дружно расхохотались. Это помогло снять напряжение. Лена остановила джип, мы вышли и машинально подняли головы. Особняк выглядел как высокий белый дворец с широкой лестницей, ведущей к монументальной двери. По бокам лестницы находились скульптуры – весьма традиционные на вид львы с кудрявыми гривами. Дверь раскрылась, к нам начал спускаться высокий стройный мужчина в обычном на вид синем спортивном костюме.
– Слава богу, – пробормотала Ириска, – выглядит как нормальный человек. А то я боялась, что он будет во фраке и со слугами по бокам.
Я прыснула и толкнула ее локтем в бок. Мужчина белозубо улыбался.
– Здравствуйте, милые сударыни! – вполне искренне проговорил он. – Что ж вы стоите? Поднимайтесь! Леночка, джип отгонит мой механик в гараж, не беспокойся.
Мы взяли сумки из машины, Лена закрыла дверцы. Потом представила нас спустившемуся наконец с длиннющей лестницы Алексу. Он пожал каждой руку. Его пальцы были сухими и прохладными.
– Проходите в дом, – пригласил он.
Когда мы поднялись, дверь плавно перед нами раскрылась. Мы вошли и оказались в огромной гостиной. У порога стоял высокий подтянутый молодой человек.
– Владимир, мой дворецкий, – представил его Алекс. – Он вас проводит в ваши комнаты. Уже поздно, но если хотите, то легкий ужин вас ждет.
– Ну что, девчонки? – повернулась к нам Лена. – Есть будем?
– Так уже второй час ночи! – улыбнулась Ириска. – Какой там ужин? Быстрее бы в кровать! Извините! – отчего-то смутилась она и глянула на улыбающегося Алекса.
– Конечно, идите отдыхайте, – сказал он. – Доброй ночи!
Владимир отвел нас на второй этаж и показал каждой комнату. Хорошо, что они оказались рядом. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
Я закрыла дверь и огляделась. В комнате имелось все необходимое. Большая кровать, платяной шкаф, пара кресел, столик между ними с букетом розовых роз. Пол устилал пушистый ковер. Необычным казалось то, что все в комнате было выдержано в бело-розовых тонах. Мебель была белой, ковер, покрывало на кровати, обивка кресел, портьеры – розовыми разных оттенков. Основной мотив – розы. Мне показалось, что в комнате пахнет розовым маслом. Увидев еще одну дверь, я открыла ее и оказалась в ванной. Естественно, она была тоже в розовых тонах. Только ванна, раковина и унитаз жемчужно-перламутровыми. На вешалке я заметила махровый бледно-розовый халат. Приняв душ, я надела его и вышла в спальню. Тут раздался тихий стук в дверь. Это была Ириска. Когда она вошла, я засмеялась, потому что на ней был тоже махровый, но сиреневого оттенка халат.
– Ты не представляешь, Оль, вся моя комната напоминает один большой ирис! И даже букет ирисов на столе! Я в шоке!
Она огляделась по сторонам.
– А ты, смотрю, вся в розах, – заметила она. – Но как красиво! И как все продумано!
– Интересно, Злата в какую комнату попала? – спросила я.
– Я ей стучала, – сказала Ириска, – но она, видимо, уже спит, так как не прореагировала.
Утром выяснилось, что Злате досталась золотая комната. Основным мотивом были желтые хризантемы.
Завтракали мы на улице в одной из беседок. Невозмутимый Владимир отвел нас туда и пригласил за накрытый стол. Белые мраморные колонны беседки увивали резные листья винограда. Солнце просвечивало сквозь их сочную зелень, пятнало пол колышущимися узорными тенями. На белоснежной скатерти сияли золотые фарфоровые чашки, гладкие бока фруктов поблескивали в большом фарфоровом блюде. Алекс и Лена уже ждали нас. Они выглядели счастливыми и явно влюбленными. Алекс был в светлых льняных брюках и серой футболке. Я внимательно глянула на него. Светло-серые глаза, прямой небольшой нос, мягкие, немного пухлые губы, русые коротко подстриженные волосы, загорелое, в меру подкачанное тело выглядели обычно. Передо мной сидел обычный мужчина средних лет, здоровый, ухоженный и жизнерадостный. Он мило общался с нами, шутил, делал ненавязчивые комплименты каждой из нас. Лена сияла, не сводя с него глаз. Выпив кофе, Алекс встал, извинился и сказал, что должен уехать. Но обещал к вечеру непременно вернуться.
– Отдыхайте, сударыни, – добавил он. – Лена позаботится обо всем. Да, дорогая? – улыбнулся он.
– Конечно, – улыбнулась она в ответ.
Алекс положил на край стола небольшую рацию, которую я вначале приняла за сотовый телефон.
– Связь со всеми, кто тебе понадобится, – пояснил Алекс. – Я, кстати, распорядился, чтобы мой механик посмотрел твой джип. Профилактика еще никому не повредила.
– Спасибо, дорогой, – ответила Лена и слегка покраснела.
Алекс кивнул нам и направился к дому.
– Ну, Ленка, ты и затусовалась! – выдохнула Злата, когда он скрылся из виду. – А тебя не напрягает такой уровень?
– А он всегда такой простой и любезный? – перебила ее Ириска. – Или перед нами притворялся, как перед твоими ближайшими подругами?
– Да? – не удержалась я. – Все-таки миллионер, если не миллиардер!
– Девочки! – расхохоталась Лена. – Вы думаете, что миллионеры – это обязательно люди, лишенные каких-либо человеческих чувств, этакие машины для производства денег? Поймите, у Алекса капитал. И уже капитал работает на него, если, конечно, все правильно организовано. И Алекс всегда такой. Он умный, милый, воспитанный. Ему незачем что-то из себя строить. Поймите, человек, у которого такой уровень жизни, все уже себе доказал!
– Это да, – вздохнула Ириска, помешивая золотой ложечкой чай. – Надеюсь, все у вас будет хорошо. А то я никогда не верила в сказку о Золушке.
– Я не загадываю и не строю планы на будущее, – после паузы ответила Лена. – И к тому же я вовсе не бедная замарашка! И тоже чего-то стою в этой жизни.
Она зачем-то оторвала листочек винограда и начала мять его в пальцах. Потом бросила на пол и устремила взгляд в даль.
– Но стать хозяйкой всего этого разве не заманчиво? – предположила Злата.
– Он, кстати, женат-то хоть раз был?
– Да, давно. И дочка имеется, – сообщила Лена.
– Вот-вот, – сказала Ириска. – Тебе тоже пора подумать! А то тридцать три! Пора, сама знаешь! А то поздно будет.
– Да равнодушна я к детям, – отмахнулась Лена, – сами знаете! Сколько можно вам повторять? Не умею я с ними ни общаться, ни играть, ни воспитывать! К тому же, как моя работа? Я не могу себе позволить даже на короткий срок выйти из дела.
– Девчонки, ну чего вы пристали? – мягко заметила я. – Пусть они сами решают. День-то какой! Давайте лучше отдыхать, раз представилась такая возможность.
– Вот именно! – обрадовалась Лена. – За домом имеется нехилый бассейн.
– Что ж ты молчишь?! – тут же встрепенулась Злата. – Я загорать! А вы как хотите! Я и купальник прихватила на всякий случай.
– А я не подумала! – огорчилась Ириска.
– Знаете, Алекс наверняка все предусмотрел, – улыбнулась Лена. – Идите в комнаты и загляните в шкафы. Встречаемся у бассейна. А я позвоню дворецкому и скажу, что мы желаем на обед.
– Ну-ну! – расхохоталась Злата. – А что, кстати, мы желаем?
– Вот вы мне и скажете! – подмигнула нам Лена и взяла рацию.
– Значит, так, – серьезно начала Злата, – мне устрицы с лимонным соком, трюфеля, салат из спаржи, олений окорок, запеченный в красном вине, лесная земляника со сливками и какое-нибудь бордо тридцатилетней выдержки.
Вначале мы онемели, а потом дружно расхохотались. Лена, держа рацию в руке, посмотрела на Злату, продолжая улыбаться. Потом стала серьезной и сказала:
– Шутки шутками, но все это запросто, уверяю вас.
– Иди ты! – не поверила Ириска.
– Вы не представляете размеры кладовой и количество холодильников и морозильников, – ответила Лена. – Там, я уверена, и не такое найдется! А повар тут замечательный, готовит отлично.
– В общем, закажи что-нибудь на твой вкус, – предложила я. – Ты же знаешь, что мы любим. Согласны? – повернулась я к Злате.
– Да, – с легкой обидой сказала она, – а как же мой олений окорок?
– Загорать пошли, окорок! – засмеялась Ириска. – А то солнце вон какое!
Лена оказалась права. Алекс предусмотрел все мелочи, и в наших шкафах оказались купальники, причем нескольких фасонов на выбор. Мне понравился ярко-бирюзовый, гладкий и без всяких украшений. К нему было парео такого же цвета, только в белых полосах и цветах. Ириска зашла ко мне, когда я уже облачилась в этот купальник и завязывала парео на бедрах.
– Классно! – восхитилась она. – А посмотри на мой наряд!
Ириска распахнула халатик и продемонстрировала мне золотой, плотно обтягивающий ее фигуру купальник.
– Знаешь, Лена мне как-то говорила, что этим летом модно носить купальники с обычной одеждой. Скажем, с юбкой или брюками. Или лифчик надевать под сильно декольтированную кофточку. Вот смотри, этот золотой запросто может сойти за вечерний топ, – сказала она, вертясь передо мной.
– Да, интересно, – заметила я. – А Златка где?
– Не знаю, – пожала плечами Ириска. – Не отвечает на стук.
Мы пошли к бассейну. Злата была уже там. Она надела микроскопические трусики, лифчик лежал на шезлонге. И Злата загорала топлес. Лена плавала в нереально чистой и синей на вид воде. Бассейн оказался огромным и закругленным. Его дно пестрело яркой разноцветной плиткой. С одной стороны был натянут тент, под ним располагались банкетки, пара кресел-качалок и низкий стол, на котором стояли стаканы с соком и блюдо с фруктами. Несколько шезлонгов находились на солнечном месте. Мы подошли к ним. Ириска сняла халатик и аккуратно сложила его. Я сбросила парео на шезлонг и спустилась в воду. Она была вполне прогретой и, как ни странно, пахла морем. Я поплыла к Лене. Ириска с визгом прыгнула в бассейн и бросилась за мной. Капли попали мне на лицо, губы, я машинально слизнула и почувствовала вкус соли.
– Слышь, Лен, а вода-то соленая, – с удивлением заметила я, когда подплыла к Лене.
Она в этот момент выбралась из бассейна и сидела на краю, побалтывая ногами.
– Точно, – подтвердила Ириска, подплывая к нам.
– Это морская вода, – невозмутимо ответила Лена. – Но я не выясняла, каким образом она здесь оказалась.
– В смысле? – засмеялась я.
– А кто ж их знает, этих миллионеров, – лукаво проговорила Лена. – Может, из какого-нибудь океана доставляют на специальном самолете.
– Иди ты! – округлила глаза Ириска.
Но Лена начала смеяться. Потом сказала, что вообще-то морская соль продается в пакетах, и сделать такую воду без проблем, что есть специальные люди, которые занимаются бассейнами и всем, что с ними связано.
– Ах так! – грозно сказала Ириска. – Ты еще и издеваешься?! Мочить проклятых капиталистов, пьющих кровь у мирового пролетариата!
Она стянула Лену за ноги в воду.
– Это ты-то пролетариат?! – хохотала та, отбиваясь. – Ты ж у нас нынче менеджер! Да еще и иностранной компании. Это Златка пролетариат! Но она, как видишь, лежит себе тихо-мирно и наслаждается солнцем.
– Долго вы орать будете? – подала голос Злата, поднимая голову. – Расслабиться не даете.
Кончилось тем, что мы и ее стащили в воду. А потом долго плавали вместе.
Обед был вкусным и разнообразным. Несколько первых, вторых блюд на выбор, десятки закусок и салатов, десерты на любой вкус. Обошлось, правда, без оленьего окорока. После обеда мы разбрелись по своим комнатам. Я упала в кровать, стала лениво разглядывать многочисленные вариации из роз на обоях, портьерах, плафонах светильников и уже начала погружаться в сон, как зазвонил мой сотовый. Это был, конечно, Антон.
– Я завтра вернусь, – сказала я, когда он начал ныть, что я так надолго его бросила. – И приеду к тебе.
– И останешься на несколько дней! – не терпящим возражений голосом заявил он.
– Хорошо, – согласилась я.
– Оля, пойми, – неожиданно серьезно сказал Антон, – я к тебе очень нежно и даже трепетно отношусь. Мне реально плохо без тебя. Может, я уже люблю тебя!
Он проговорил это убедительно и страстно. Мне стало необычайно тепло на душе и даже выступили невольные слезы, сама не знаю отчего.
– Надеюсь, я тоже тебе небезразличен, – продолжил он после паузы. – Ты не представляешь, насколько я одинок! Отец умер несколько лет назад. А я был к нему необычайно сильно привязан, очень сильно. И я был единственным сыном. Мать жива, но давно ушла в себя. Оба они были музыкантами.
– Но почему у тебя нет детей? – осторожно поинтересовалась я.
– У меня есть сынишка от первого брака, – признался Антон. – Но я видел его последний раз, когда ему было полгода. А сейчас ему пятнадцать! Понимаешь, – начал он торопливо объяснять, – первая жена тоже была музыкантшей, играла на арфе. Мы поженились, нам по восемнадцать всего было. Какой тут брак! Я еще в консе учился, и она там же. Но сына решила родить. Но какой из меня отец в девятнадцать лет? Начали ругаться, потом она ушла. А потом познакомилась с каким-то немцем. И уже много лет живет под Берлином. Сюда, по-моему, вообще не приезжает. Как я могу сына увидеть, подумай сама? Ни разу с тех пор и не видел!
Антон всхлипнул. Потом начал извиняться и торопливо распрощался. Мой сон как рукой сняло. Я чувствовала щемящую жалость к нему и решила, что как только вернусь в Москву, так сразу поеду и побуду с ним подольше.
Вернемся еще раз к любви-зависимости. Как же она возникает? Мы уже разбирали опасные стереотипы, касающиеся любви. И если хотя бы часть из них заложена в подсознание, то это является благоприятной почвой для развития любви-зависимости. Конечно, вариантов множество, но есть вполне определенная жесткая схема. Разберем пример зависимости женщины, потому что это встречается довольно часто. В начале отношений мужчины, как правило, показывают себя с наилучшей стороны, потому что стремятся завоевать. Женщины более эмоциональны и восприимчивы, и слушая все те ласковые, нежные слова, бесконечные уверения в любви, наблюдая, как мужчина окружает заботой, вниманием, дарит цветы, настаивает на свиданиях, во время которых без конца рассказывает о совместном безоблачном будущем, они мгновенно обретают непоколебимую уверенность в душе, что, наконец, встретили ЕГО, свою вторую половинку. И уверившись в этом, теряют контроль, ведь впереди все ясно, впереди жизнь с любимым, единственным, самым лучшим и к тому же бесконечно преданным и любящим мужчиной.
«Я столько страдала, – думает женщина, – перенесла столько разочарований, практически разуверилась в мужчинах и даже в самой Любви, и вот Бог вознаградил меня за все мои муки!»
И когда контроль утерян, ориентиры смещены, то женщина безоглядно бросается в чувство. Она без стеснения выражает свои эмоции, по сто раз на дню признается в любви, названивает на работу, уже сама выступает инициатором свиданий и секса. Мужчины на самом деле не выносят такой тип отношений. Это их вначале обескураживает, потом расхолаживает, а затем и отталкивает. Но женщина в эйфории своей необыкновенной любви ничего не замечает и продолжает с тем же рвением выстраивать, как ей кажется, идеальную пару. И в какой-то момент мужчина просто сбегает. Он исчезает с ее горизонта, не отвечает на звонки, не звонит сам. И с этого момента бурная влюбленность переходит в любовь-зависимость. Все ее попытки объяснить или оправдать его поведение, вернуть, улучшить отношения ни к чему хорошему не приводят. Мужчина часто возвращается через какое-то время. Но отныне ее настроение и состояние зависит от того, как складываются их отношения. Как правило, в таких случаях женщина становится еще более активной и навязчивой. Она продолжает названивать, даже следит за ним, подкарауливает возле работы, подсылает подруг, чтобы они что-нибудь узнали о ее любимом. И этим еще больше ему надоедает. В результате он начинает ее избегать, а она еще сильнее сходит с ума. В конце концов или он окончательно рвет с ней, или она, если вовремя понимает, что происходит, уходит сама. Но потом длительное время восстанавливается после таких сильных негативных эмоций.
Горький опыт не проходит бесследно. Кто-то всю жизнь страдает от любовных зависимостей, тратя на каждую из них годы, попадая в зависимость то от одного, то от другого человека. И чаще всего это женщины, они продолжают жить в надеждах и иллюзиях, «наступая на одни и те же грабли».
А кто-то, испытав подобные муки один раз, разочаровывается в любви. И, боясь новых мучений, запрещает себе любить, оправдывая себя тем, что любви нет вообще, что ее придумали поэты-романтики. Как правило, это мужчины. Если они когда-то «обожглись», то стараются не только не повторять подобный опыт, а даже использовать приобретенное знание, чтобы манипулировать женщинами. Они неосознанно мстят им, влюбляя в себя, приручая, а потом неожиданно бросают или играют со своей жертвой, используют ее. Они отлично знают, что если внезапно, в разгар романтических отношений, вдруг исчезнуть, то женщина «сядет на эту иглу», станет зависимой. А потом можно снова появиться, попользоваться и вновь пропасть. Такое поведение постепенно становится привычным для них. Мужчины, которые имеют много партнерш или долгое время находятся в поиске, наверняка в свое время пережили эту трагедию.
Но самое плохое во всей этой ситуации то, что, пройдя хотя бы раз через любовь-зависимость, другой любви, спокойной и счастливой, мы уже не признаем. В радостном, спокойном чувстве нам не хватает страданий, острых ощущений, напряжения. И когда мы встречаем истинную Любовь, мы проходим мимо, даже не заметив ее.
Иногда, чтобы освободиться от зависимости, достаточно просто осознать, что это чувство – не любовь, а болезнь. Ведь очень многое зависит от того, что мы думаем. Наше мышление определяет наши чувства и поступки. Если мы думаем, что это – любовь, что любви без страданий не бывает, то мы и будем продолжать страдать, приносить себя в жертву. Если мы думаем, знаем, что это – НЕ любовь, а зависимость, болезнь, то мы и будем чувствовать, поступать в соответствии со своими мыслями. И подсознание выдаст нам нужные способы избавиться от этого. А избавляться необходимо, ведь в результате всех этих страданий во имя несуществующей любви у человека утрачивается жизненная энергия. Он становится опустошенным. А опустошенному, измученному, разочарованному человеку сложно привлечь в свою жизнь новое чувство, тем более истинную любовь, сложно привлечь в свою жизнь энергичного, жизнерадостного, удачливого во всем партнера. Мы всегда притягиваем к себе равных по энергетике, по эмоциональному плану людей. Раненая птица никогда не притянет к себе сильного здорового самца.
Читать бесплатно другие книги:
