Мир Амбрэ Старк Экси

Всю первую половину дня мы нежились на солнце и купались в бассейне. О завтраке спорить не пришлось — мы заказали его прямо к бассейну. Когда официанты приносили еду, то за вышколенными лицами было заметно удивление от ее количества.

Когда солнце стояло высоко в голубом небе, а стрелки часов подходили к половине третьего, мы засобирались в дорогу. Наш самолет вылетал в семь часов вечера. Нит с Джорданой скрылись в дверях своего номера, а мы пошли паковать свои вещи.

Я удовлетворенно упала на кровать, раскинув руки.

— Это было невероятное путешествие, — проговорила я, улыбаясь сама себе.

Илай плюхнулся на бок и подпер рукой голову.

— Одно из многих. Мы будем очень много путешествовать.

Я подтянулась, и майка подскочила вверх, оголяя живот.

— Ты меня дразнишь?

Он поцеловал меня в него, распространяя по коже горячее дыхание, и я захихикала — стало щекотно. Ему понравилась моя реакция, и он повторил; я засмеялась еще раз, подзадоривая его на новые поцелуи.

Мой радостный смех разносился по дому звонким колокольчиком, я пыталась увернуться, а Илай щекотно целовал меня в живот, поднимаясь выше, к шее, и стал сопеть мне в ухо. Я сжалась в калачик и, сотрясаясь от безудержного хохота, попробовала выскочить из-под него. Он поддался, и я оказалась сверху, вытирая слезы.

— Больше так не делай! — сказала я, пытаясь состроить серьезное лицо, но кончики губ невольно подпрыгивали вверх, как только я смотрела в его озорные глаза. Он нежно и страстно накрыл мой рот своим. Это был не просто поцелуй, который говорил: я люблю тебя, это был поцелуй, кричащий: я не могу без тебя жить! Жгучий, глубокий и пьянящий, полный восхитительных прикосновений и возбуждающих звуков. Мои пальцы вонзились в его обнаженную спину, внутри разгорелся огонь. Его глаза пылали безумно, необузданно.

— Если не выйдем прямо сейчас, то опоздаем на самолет, — раздался голос Нита за дверью.

Время неумолимо бежало вперед, и нам пришлось опять прерваться на самом интересным моменте.

Глава восемнадцатая
Осколки снега

В раю не ждут, в аду нет мест, деваться некуда — я здесь!

Дорожное полотно черной атласной лентой блестело в свете фар машин, быстро едущих друг за другом. Совсем недавно здесь шел дождь. Воздух пах сыростью и грозой. Тяжелый, влажный, с примесью плесени. Непроходимые леса, окружавшие город, казалось, впали в транс, не издавая ни одного живого звука. Даже листва на деревьях замерла, словно кто-то остановил время.

Перед домом мисс Хоггинс затормозили две машины. Двери хлопнули, словно взрывая неестественную тишину, и мы, медленно подтягиваясь, выбрались наружу. Дом, окруженный темнотой ночного леса, угрюмо смотрел пустыми окнами. На подъездной дорожке стояла моя «Ауди». Это невозможно, ее не могли доставить сюда за сутки!

— Как она оказалась тут?

— Волшебство! — ответил Нит, потягиваясь.

Длинные мускулистые руки поползли вверх, к черневшему небосводу, оголяя низ живота. Если бы не мой аналитический ум, который пытался получить ответы на все вопросы, то я, возможно, спустила бы это на тормозах. Но любопытство раздирало меня.

— Как?!

— В Венеции я взял точно такую же машину напрокат, а твою пригнали сюда вчера, — пояснил Нит.

Всё волшебство оказалось зеленым и шелестящим на ощупь.

Мы зашли в пустой дом. Тоска сковала меня, когда я вспомнила, что Потро больше не будет встречать, валить меня на пол и пачкать слюнями. Казалось, что я слышу, как возится в кресле черный пес, сонно вытягивая лапы…

Я зажгла свет в гостиной и застыла на месте. Звуки мне не померещились. В кресле небрежно расселась совершенно незнакомая девушка. Она была такая маленькая и худенькая, что поначалу я приняла ее за ребенка. Но у детей не бывает такого взгляда — хищного и пронзительного. Ее светло-голубые, как кубики льда, глаза смотрели на меня с открытым отвращением. Затем она медленно поднялась, подошла к камину и села на его край. Внутри вспыхнуло пламя.

Я в оцепенении таращилась на ее узкую костлявую спину. Лопатки на ней выпирали, словно подрезанные крылья.

— Ну давай же, спроси меня. Неужели неинтересно, кто я? — промурлыкала она, оборачиваясь.

Плавные неспешные движения, томный взгляд глаз, слишком светлых и холодных, чтобы назвать их приятными. Ее черные волосы были коротко острижены сзади, а длинная челка падала на маленькое лицо. Она поднялась и вонзила в меня свои глаза-льдинки. Еубы слегка дрогнули в насмешливой улыбке.

В комнату вошли Илай и Нит. Они, эмоционально жестикулируя, обсуждали дальнейшие планы.

Выражение их лиц сменилось на враждебное. Во взгляде девушки мелькнул страх. Мы стояли друг напротив друга, я видела, как она побелела, когда Илай произнес ее имя, словно сплюнул на землю.

— Рита, — сказал он.

Она по-кошачьи выгнула спину, но, казалось, сделала это, желая скрыть напряжение.

— Ты не рад видеть своего давнего друга? — Рита наигранно надула губы. «Оскара» бы я ей за это не дала.

— Разве мы были друзьями? — усмехнулся он брезгливо.

Она провела пальцами по волосам. Что-то в ее облике было знакомо, но вот что — я никак не могла понять.

В комнату впорхнула Джо, держа в руках стакан с водой, и, увидев Риту, поперхнулась.

— Вот хрень!!! — воскликнула она, скривившись.

— Собственной персоной, — Илай встал рядом со мной. — Переходи к сути!

— Ульманас хочет ее видеть, — она надменно окинула меня взглядом и достала из кармана скомканную бежевую картонку, затем небрежно бросила ее на стол. — Прости, я немного ее испачкала.

— Еще бы! — отбрила Джо. — Зная, как обрадуется тебе Илай, ты наверняка обделалась, пока ждала нас, а эта бумажка — первое, что попалось под руку для подтирки.

— Брось свой плоский юмор, Ноулз! Я не тот туат, кого ты хочешь видеть в списке своих врагов!

— Ты мерзкая гадина, способная разве только запалить огонь в камине, не ставь меня в один ряд с собой! — рассвирепела Джо.

— Что в письме? — деловито поинтересовался Илай.

Рита развернула письмо.

— Бла, бла, бла… всякая муть, приветствие почетного туата… Вот! Лила должна завтра к девяти часам утра явиться к Ульманасу.

Сердце, как обезумевшее, выскакивало из груди.

— В Амбре? — сорвалось с моих губ.

Рита полоснула меня ненавидящим взглядом.

— Нет, детка, на Гавайях! Ты такая же приблажная, как твоя мамаша, которая пыталась всех примерить!

Рита злила меня, и я, как могла, старалась побороть себя, но грязные слова о моей маме отключили всё. Весь свой гнев, горячий и опасный, как раскаленная магма, я выплеснула на нее. Мои пальцы мелко дрожали от злости, затмившей рассудок. Рита пронзительно закричала и схватилась за голову, а я не могла оторваться от нее, желая убить ее.

Из носа поползла бордовая нитка крови. Ее стоны больше напоминали хрипы, в которых я едва уловила мольбу о том, чтобы я становилась. Но я не могла. Визуализировав свой гнев, как гранату, я мысленно взорвала ее. Осколки разлетались в разные стороны, она пронзительно крикнула и отпрянула назад, вытирая кровь. Дыхание Риты напоминало прерывистые всхлипы.

— Ты ненормальная!!! — закричала она на меня.

— Проваливая отсюда и передай Ульмансу, что завтра мы будем у него, — грозно сказал Илай.

Рита окинув нас диким взглядом, пошатываясь, поднялась и стряхнула кровь с пальцев на ковер. Напоследок она обернулась и сказала:

— Ты такая же больная, как и он! — ткнула она в Илая пальцем. — Надеюсь, что один из вас укокошит другого в скором времени, — затем быстро скрылась в дверях.

Я обессиленно осела на кресло. Илай погладил меня по спине.

— Всё будет хорошо, Лила, ты уже готова.

* * *

Меня всю ночь била нервная дрожь. Не в силах уснуть, я считала тусклые столбики лунного света, что просачивались сквозь щели в занавесках. Воспоминания, как осколки цветных стекол калейдоскопа, сменяли друг друга. Рита, Кай, Адларик, Коул, Макс, Марина и Ульманас Грей. Я думала о встрече с ним, о том, что будет со мной и с Илаем, попытается ли он завершить начатое? Что-то внутри меня ощущалось надломленно и пусто.

Сухость в горле раздражала не меньше бессонницы. Я пошла на кухню, открыла бутылку минералки и села на стол. Смотрела в окно. На чернильное пятно. На ночь. На тишину. Такую тишину что даже собственное дыхание казалось тяжелым свистом. Вдруг сзади мелькнула тень, совсем бесшумно. Показалось?! Я резко обернулась. Вроде бы никого, но в душе поселилось неприятное леденящее чувство. Я становлюсь параноиком.

Спрыгнув со стола, я вернулась в спальню. Сегодня была безветренная ночь, и деревья за окном стояли неподвижно, словно на картине, выполненной в граттажной технике. Тени кусками выгрызали части гостиной, погружая во тьму. Гладкий пол казался холодным и скользким, словно лед.

Здесь спал Илай… Но был кто-то еще. Тень. Темная, длинная, худая, костлявой спиной гнувшаяся над его неподвижным телом. Я слышала, как тень шумно втянула воздух. Вспомнились гроллы. Длинные спутанные космы, словно щупальца, тянулись к Илаю. Он лежал неподвижный и бледный, словно восковая фигура. Глаза прикрыты, грудь неподвижна. Он не дышал?

Твердый, холодный пол моментально превратился в жидкое, горячее суфле. В висках ударил колокол. Справа на высоком журнальном столике стоял бронзовый борец сумо. Свесив жирный живот, он подпирал массивными руками колени. Уродливая была вещица. Она всегда казалась мне неэстетичной, бесполезной. До этого момента.

Силуэт скрывался в темноте, прицелиться точно времени не было. Резко схватив статуэтку, я запустила ее в тень. Не теряя ни секунды, пока бронзовый уродец даже не успел долететь, я метнулась к силуэту. За секунду до того, как я сбила его с ног, послышался сдавленный стон, похожий на уханье филина. Сумоист достиг цели, а затем и я врезалась в нее что было сил. Мы кубарем покатились по полу и ударились о зеркальные двери шкафа. Стекла разбились и осыпались на нас дождем. Я схватила большой осколок, стиснула его и прижала к горлу врага. Наверное, стиснула слишком сильно, потому что по запястью потекла кровь. Но боли я не чувствовала, только внутреннюю мольбу, чтобы Илай остался жив.

— Вижу, мой подарок тебе не понравился? — простонал знакомый хрипловатый голос.

Я сосредоточила взгляд.

— Джаред! — ахнула я, опуская руку с орудием. — Никогда бы не подумала, что так обрадуюсь тебе.

Я схватила его, обняла крепко-крепко и, всхлипывая, уткнулась в его рыжие волосы:

— Это всего лишь ты!!!

— Всего лишь ты! — язвительно передразнил он. — Слазь с меня!

— Прости, Джей! — я принялась стряхивала с него осколки.

Илай подхватил меня за плечи и развернул к себе. Сонный, встревоженный, он выискивал на мне повреждения.

— Я в порядке, — сказала я, пряча руку за спину, чувствуя, как по пальцам стекает липкая кровь.

— Что ты здесь делаешь, Джей? — Илай выглядел очень настороженно.

— Ну вот, а говорил, что всегда рад меня видеть! — Джаред изогнул одну бровь.

Илай протянул Джареду руку, помогая встать на ноги.

Я включила свет. Ну и погром! Повсюду осколки, кровь. Моя кровь. На Джареде оказалось лишь несколько мелких порезов. Он стряхнул с себя серебристое крошево и ухмыльнулся. Илай кинул взгляд на старинные напольные часы, показывающие без четверти три, и вопросительно посмотрел на друга.

— Что случилось? — устало спросил он, усаживаясь на кровать. Джаред многозначительно окинул нас взглядом зеленых глаз.

— Пока что ничего, и если будете слушать меня, то ничего не случится!

* * *

Школьный день прошел как в тумане. Когда в половине четвертого мы поехали домой, я еле шевелила ногами.

— Ты готова? — спросил Илай, когда стрелки часов подбирались к четырем.

Нет. Я не была готова, не знала, как себя вести с Ульманасом и что ему говорить. Я вообще не знача, чего ждать от этой встречи. Только нечто внутри меня кричало, что как только я переступлю черту между двумя мирами — моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Мы сели в машину и помчали на запад. Я молча смотрела, как солнечные блики расчерчивали серое полотно дороги, как деревья раскачивались от ветра, и гадала — увижу ли я их снова? Вскоре «Lamborghini» свернула со старой асфальтной дороги и углубилась в чашу леса, в незнакомом направлении. Земля вперемежку с мелким гравием тревожно шуршала под колесами. Мы долго ехали молча, каждый — погружённый в свои мысли. Илай изредка подбадривал меня шутками, смысл которых я перестала понимать.

Деревья стали редеть, теперь мы двигались на юг по прогалине промеж редкого леса с сухими, корявыми стволами, которые торчали из земли, словно обглоданные кости. Вот за резким поворотом показались скалы с заснеженными верхушками, а между ними — узкое ущелье. Резко похолодало.

— Еще далеко? — спросила я.

— Почти приехали.

Рука Илая легла на мое колено. Он посмотрел на меня с обнадеживающей улыбкой.

— Я буду с тобой, каждую минуту. Всё будет хорошо.

Может, ночное происшествие так отразилась на нем или близкая встреча с Греем, но вид у него был уставший.

Все будет хорошо. Эти слова я твердила, как мантры, пока машина въехала в узкое ущелье, едва способное ее вместить. Казалось, что каменные скалы, как тиски, вот-вот раздавят нас. Ущелье извивалось, словно живой угорь, петляло из стороны в сторону, уходя резко вверх. Сложный серпантин заставил мой желудок судорожно сжиматься.

— Хочешь остановиться? — заботливо сжимая мою холодную ладонь, спросил Илай. Он старался ехать как можно аккуратнее, чтобы меня не вывернуло наизнанку.

— Нет. Я в порядке.

Вскоре мы выехали из ущелья и снова очутились в лесу, разросшемся на вершине горы. Дорога шла сквозь густой частокол гигантских сосен, как через туннель. Впереди показался необъятный в длину двухэтажный дом из цельных бревен. Он выглядел случайным гостем в непроходимой чаще.

«Lamborghini» притормозила, дожидаясь, пока поднимутся гаражные ворота. Зажегся желтый свет. Здесь стояло несколько незнакомых машин, с краю был припаркован «Porsche» Нита.

— Чьи это машины? — я оглядывалась по сторонам.

— Все разных туатов.

— Это и есть проход в Амбре? — Он выглядел полуразрушенным, заброшенным. Слои мохнатой пыли на пустых полках. Воняет сыростью и очень холодно. Так бывает с доме, в котором давным-давно никто не живет.

— Да. В каждом городе есть свой вход, в некоторых — даже несколько.

Вот так просто, посередине леса стоит дом, настолько случайно, что кажется заброшенным из другого измерения. И потом, теоретически, в него может зайти кто угодно.

— А если туристы случайно набредут на него?

— Для людей это не более чем полуразвалившийся барак. Человек не может попасть в Амбре. Это невозможно.

В гараже пахло плесенью. С потолка свисали шматки из посеревшей паутины. В углу пирамидой возвышались картонные коробки, рядом стоял плетеный сундук с проржавевшими петлями. Илай пошел вперед к двери, выкрашенной белым. От сырости краска местами облупилась и встала шкурой. Он открыл ее, приглашая меня зайти внутрь.

Я шагнула в огромную комнату. По правую руку стоял старинный китайский буфет. В его пыльных стеклах виднелись наши с Илаем отражения. Далекие и размытые. Одна ножка буфета подломилась, и он, словно хромой старик, запрокинулся набок. Свет сочился тусклыми нитями сквозь большое окно. Снаружи виднелось несколько досок. Наверное, раньше окно было заколочено. Некоторые доски всё еще оставались прибитыми к раме, а другие — безвольно болтались на одном гвозде. От штор остались истлевшие, бесцветные ошметки. Ткань колыхалась от сквозняка, словно дрожала. Мебели здесь почти не было, а ту, что сохранилась, покрывали белые простыни. Они, как безмолвные призраки, хранили тайны этого дома.

Илай сделал несколько шагов вперед и остановился, дожидаясь меня, протягивая мне руку. Я взялась за нее, словно за спасительный канат. Половицы при каждом шаге скрипуче стонали, как если бы жаловались на сырость и одиночество. Мы остановились у массивной дубовой двери с латунными ручками.

— Готова? — его глаза были ясными, а лицо серьезным.

— Да, — изо всех сил храбрилась я.

Илай потянул за ручку и шагнул в темноту.

Глава девятнадцатая
Амбре

Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами…

(Данте Алигьери)

Темный коридор, куда не попадает ни один лучик света. Дышать становилось всё трудней и трудней. Не было здесь и звуков. Наши шаги не отстукивали по полу, словно мы шли по воздуху. Густому, тягучему, серебристому, как отблески слюды в недрах пещеры. А потом мне показалось, что я с каждым шагом всё больше и больше погружаюсь во что-то мягкое и вязкое, как торф. Голова кружилась. Я полностью потерялась в пространстве. Илай сильней сжал мою руку, громко позвал меня по имени. Я промычала в ответ что-то невнятное и провалилась в темноту.

Ритмичный стук сердца. Четкий, уверенный. Так тепло. Я прижалась щекой к чему-то мягкому и попыталась открыть глаза. Мир поплыл в сторону, и я снова их захлопнула.

— Илай, — позвала я шепотом, тихо-тихо. Даже с закрытыми глазами всё заворачивалось вокруг. Меня мутило.

— Я здесь, — он убрал с покрытого испариной лба прилипшие пряди.

— Мы в Амбре?

— Да, — ответил он и сильней прижал к себе. Я улыбнулась. Стук стал резче.

— Ты потеряла сознание при переходе.

— Так всегда бывает? — я представила, как буду выхватывать тошнотики, каждый раз ныряя туда-сюда.

— Нет. Думаю, — сказал он менее уверено, — наверное, это из-за того, что ты воспользовалась им впервые спустя многие годы.

— Надеюсь, в следующий раз будет легче.

— Так и будет, — сказал он.

Я снова попробовала открыть глаза. Золотистый свет. Белые высокие потолки. Я сидела у него на руках полулежа, прижавшись щекой к груди. Серый ангорский свитер приятно щекотал кожу.

— Это и есть Амбре? — в моем голосе звучало разочарование.

Илай засмеялся.

— Мы в паркинге. Дальше пока не пробрались.

Я подняла на него взгляд. Глаза Илая были единственным, что я видела. И в них — столько всего, от восторга до растерянности. Стук его сердца говорил — «доверься мне», удар за ударом прибавляя мне сил. На седьмом он придвинулся ко мне ближе, наклонил голову, так что наши губы оказались на одной линии.

— Позволь мне? — прошептал он тихо, бархатисто.

Я подалась к нему.

Илай, подобно ангелу, объял меня руками, словно крыльями. Его глаза казались бездонными, настолько глубокими, что хотелось в них нырнуть с головой, погружаться сквозь черные, как ночь, ресницы. Хотелось в них утонуть.

Он нежно прикоснулся губами к моей щеке. Я потянулась к его волосам, позволяя пальцам запутаться в их шелковистых волнах. Илай еще раз заглянул ко мне в глаза и раскрыл мой рот своим. Я невольно застонала, когда по мне разлилась теплая волна. Это уже было нечто новое. Я ощутила нас единым целым. Словно я и он были одним существом и вокруг — только чистая энергия. Безграничная сила и свобода.

Этот поцелуй тоже не походил на прежние. Как будто он был всего лишь вкусной пенкой на бодрящем капучино. Но руки Илая так и продолжали нежно держать меня, словно в колыбели. Когда мои ладони скользнули по его рукам, плечам, я почувствовала, как расслаблен он был, полностью погружён в себя. Затем Илай немного подался назад, не разрывая зрительного контакта. От новых чувств, энергии, бьющей через край, у меня дрожали пальцы, а голова шла кругом.

Сердце колотилось очень быстро, казалось, еще немного — и оно пробьет дыру в груди. Зрачки Илая расширились, закрыв собой почти всё пространство радужки, которая обрамляла их, словно горящий обруч. Если бы я не знала причину, можно было бы подумать, что он принял сильнодействующий наркотик. Все мои признаки недомогания бесследно испарились. Я чувствовала себя так бодро и счастливо, как никогда прежде, словно слопала упаковку энергетика или еще чего-то посильнее. Все страхи, опасения, неуверенности бесследно испарились.

— Я знаю, что будет у меня на завтрак вместо кофе, — возбужденно улыбался Илай.

— Мы думаем об одном и том же, — сказала я, поднимаясь.

Паркинг имел овальную форму. Середина, окруженная стеклянным ограждением, оставалась полой, словно шахта гигантского лифта. Мы находились почти на самом верху, отсюда виднелись десятки ярусов, уходящие вниз, окаймленные нитями золотистого света. Илай потянул меня за руку, уверенно лавируя между бесконечными рядами машин. Шаги гулко отстукивали от стен, разносясь мелодичным эхом в необъятном пространстве, напоминающем улей.

И вот он остановился у черного мотоцикла, опасно блестевшего раздутыми крыльями. Мускулистые формы кричали о его сверхмощи. Он был похож на монстра, покрытого хитиновой броней. Матовые черные трубы вились по нему, как щупальца. На широких колесах был начертан геометрический рисунок, напоминающий следы от удара кнутом. Илай оседлал его привычным движением. Мотор обрадованно зарычал, поприветствовав хозяина, шины восторженно визгнули, оставляя позади место своего заключения.

Мы заехали на металлическую платформу в центре и стали опускаться вниз ярус за ярусом, пока лифт не остановился. Илай повернулся в пол-оборота, игриво подмигнул мне и сказал:

— Держись!

Он рванул с места, выскакивая из паркинга на ярко освещенную улицу, битком набитую туатами.

Это оказалось совсем не то, что я ожидала увидеть. Мне представлялась райская долина, залитая солнечным светом, небольшие уютные домики с черепичными крышами и цветными ставнями. Откуда я взяла этот образ? Не знаю, может, из сказок или фильмов. Мне казалось, что божества природы должны жить в единении с ней. Этот же город напоминал Токио.

Огромные небоскребы, освещенные миллионами цветных огней, устремлялись в кобальтовое небо, усыпанное неправдоподобно яркими звездами. Мы мчались вдоль улицы, заключенной в объятия стеклянных зданий, пестреющих рекламными вывесками. Они сверкали одна ярче другой, переманивая внимание прохожих. Никогда не видела столько пешеходов, туаты просто гуляли по улицам. Подростки, словно стайки райской танагры, одетые во что-то невообразимо яркое, дурачились и громко смеялись. Розовые парики, пластиковые юбки в сочетании с высокими гольфами и очками с подсветкой. Я будто попала в мультик.

Широкая восьмиполосная улица была битком набита машинами, которых я раньше никогда не видела. Амбре оказался совсем другим миром, другим измерением. От огромного количества иллюминации, отражающейся от мокрого черного асфальта, как от ночного моря, глаза разбегались в разные стороны, не зная, за что уцепиться. Мотоцикл ехал так быстро, что мне казалось, меня вот-вот снесет порывом ветра. Впереди показался гигантский мост, пролегающий через длинный пролив. Мост был воплощением разгулявшейся фантазии архитектора. Ему не было видно конца. Кружевные металлические конструкции лежали на изящно изогнутых столбах, подсвеченных голубым светом, струившимся откуда-то из глубин спокойных вод.

Вскоре пейзаж из зеркальных небоскребов сменился. Здания стали меньше, но роскошней. Дорогие особняки и виллы, отгороженные искусно подсвеченными зелеными изгородями, оспаривали первенство.

Мы подъехали к высоким кованым воротам с гербом. На гербе изображались вставшие на задние лапы ирбис и лошадь, по обе стороны от башни. Над их головами сияли месяц и солнце, а под ногами расстилалась мандрагора. В самом центре рос дуб, а на нем — знак из переплетения трех волнистых линий. Он мне что-то напомнил, но я не успела рассмотреть его хорошо; ворота разъехались в стороны, пропуская нас внутрь переднего двора. Посередине раскинулся римский фонтан. Выложенная мелкой плиткой дорога вела вокруг него прямо к мраморным ступеням парадного входа.

Ясно, Ульманас не из числа скромников. Всё здесь кричало о его богатстве и высоком положении. Илай заглушил мотор, спрыгнул с мотоцикла, подавая мне руку. Вот оно. Я стояла перед дверями логова чудовища, которое, возможно, убило моих родителей, и оставалось лишь гадать, что приготовило для меня.

Всё, на что я была способна, — это дышать. Держась за руки, мы поднялись к двойным высоким дверям. Звонок остро пиликнул, словно иголкой ткнули, дверь почти сразу открыл дворецкий. Он был совсем невысоким, ниже меня, и худым, как подросток, с маленькими ступнями и ладонями. Этот человек напоминал гномика — с добрым лицом, серыми глазами и лучиками морщин, отходящих от них. Он скользнул по мне взглядом, мне показалось — как-то испуганно. Наверное, я сама слишком сильно переживаю.

— Привет, Эдвард, — Илай хлопнул его по плечу, и я удивилась, как такой маленький человек уверенно держался на ногах.

— Добрый вечер, — поприветствовал он нас. — Джаред просил передать, — обратился он к Илаю, — что ожидает тебя у себя в комнате.

Если бы не рука Илая, крепко сжимавшая меня, я бы ту же секунду развернулась и бросилась бы отсюда прочь со всей силы. Стиснув его пальцы, я последовала за ним через холл, обставленный в лучших традициях величественного ампира. Высоко вверху красовалась многоярусная позолоченная люстра со сверкающими шандальерами. Полы из дорогих пород дерева образовывали изысканный витиеватый рисунок, подводящий к мраморной лестнице. Мы поднялись наверх, повернули в правое крыло и оказались в коридоре.

На стенах висели портреты мужчин и женщин. По их одежде можно было определенно сказать, что они из разных столетий. Но всех объединяла общая черта: глаза золотисто-фисташкового цвета. Я засмотрелась и не заметила, что Илай уже остановился у дверей, в результате врезалась прямо в него.

— Родственнички, — ухмыльнулся Илай, указывая на картины.

— Что? — пробормотала я, выходя из странного транса.

— Я говорю, родственнички Грея.

Почему ком застрял в горле, словно грязная пакля? Нечто в этом доме, картинах и даже немного — во взгляде дворецкого вселяло в меня неприятное чувство, если не ужас.

Я перевела взгляд с Илая на двойные двери из темного дерева. Он потянулся к ручке.

— Дальше я сама, — остановила я его.

Илай скривился, но убрал пальцы с ручки.

«Как договаривались», — произнесла я мысленно. Он не отпускал меня взглядом, не желая уходить.

— Давай же, иди, — шепнула я. — Всё будет хорошо.

По крайней мере, так нас уверил Джаред.

— Я загляну к Джею, — сказал Илай и нехотя выпустил мою руку. Он напоследок окинул меня тревожным взглядом и скрылся в левом крыле.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула. Всего-то — повернуть дверную ручку да зайти внутрь. Нет же, это оказалось непосильной задачей. Как смотреть ему в глаза? Смогу ли притвориться, что ни о чем не догадываюсь? Джаред сказал, что нападения на нас не связаны с Греем, но я в это не верила. Ульманас попросту не посвящал своего отпрыска во все планы, а может… Впрочем, какое значение это имеет сейчас?! Я уже здесь. К черту! Еще один глубокий вдох, я толкнула дверь и шагнула внутрь.

Это был кабинет. Большой, просторный, с арочным окном, белой лепниной на высоких потолках и резной деревянной мебелью. Справа стоял большой письменный стол, библиотека, сплошь заставленная книгами, посередине на полках расположилась коллекция статуэток лошадей. Грей, по всей видимости, был ценителем старины, в комнате повсюду стояли антикварные вещи: вазы, картины и мебель. Всё — изысканное и дорогое.

Свет в кабинете исходил от огня в камине и пары зажженных торшеров, но этого явно не хватало для такого помещения. Здесь царил полумрак. В резном кресле с высокой спинкой, напротив камина, сидел Ульманас Грей. Наверное, он пребывал в глубоких раздумьях, не заметив меня. Он смотрел на огонь и вертел в пальцах круглый предмет.

Я остановилась позади, рассматривая его. Высокий, широкоплечий. Темные волосы с легкой серебристой проседью на висках. Царственный профиль и благородный нос с небольшой горбинкой, словно с него чеканили древнеримские селиквы.

— Добрый вечер, мистер Грей, — произнесла я негромко, давая о себе знать.

Из его рук, от неожиданности, выпал кусок янтаря и подкатился к моим ногам. Я наклонилась за ним, а когда поднялась, встретилась с его изумленным взглядом, от которого по спине пробежал холодок. Он смотрел на меня так, словно увидел призрак.

— Вот, — я протянула ему камень, сглатывая горечь.

— Да, спасибо, — он натянул улыбку на шокированное лицо и добавил: — Лила.

Грей говорил с едва заметным акцентом, делавшим его речь мягче. Мое имя Ульманас произнес необычно.

— Присаживайся, — он указал на кресло напротив. — Могу я что-нибудь предложить? Чаю?

— Я пожалуй, откажусь, — в моем голосе сквозила вьюга, холод, который пробирал меня до костей.

Он откинулся на спинку и сложил руки вместе.

— Я рад, что ты вернулась.

Видимо, он заметил испуг в моих глазах, и милостиво улыбнулся.

— Ты в полной безопасности, я даю тебе слово, — он еще раз указал на кресло. Оно оказалось настолько мягким, что я неожиданно провалилась в него, как в перину.

Грей наблюдал за моими действиями, пока я пыталась найти удобное положение в этом чертовом пыльнике. Наконец я села на край, сложила руки на коленях и застыла в неприятном предчувствии. Уж очень странно он на меня смотрел.

Он отвел взгляд и стал рассматривать песчинки, застывшие в янтаре. Свет огня проходил сквозь камень, оттого он сиял в руках Ульманаса, будто маленькое солнце.

— Ты очень похожа на свою мать. Такое впечатление, что я снова вижу ее много лет спустя.

Меня словно полоснули острым лезвием. Я так нуждалась в ней все эти годы, нуждалась и сейчас. Но даже не могла вспомнить цвет ее глаз или голос. Ничего. Я видела, как плескалась печаль в его взгляде, как бы он ни пытался ее замаскировать. Так и хотелось выплюнуть ему в лицо слова, зудевшие на языке: «Теперь ты рад?! Ее нет. Сделало это тебя хоть немного счастливей?! Не думаю!»

Он выглядел разбитым, измотанным. Конечно, нелегко жить с таким грузом, а тем более — практически смотреть в глаза своей жертве.

Сейчас я могла хорошо его рассмотреть. На лбу — две глубоких морщины, вокруг глаз — фиолетовые круги. Я не могла определить цвет глаз, только предполагала, что он такой же, как и у всех Греев, как у Джареда — нежно-зеленый с золотистыми вкраплениями, но сейчас у них был цвет пожухлой зелени.

— Мне очень жаль, что ты потеряла своих родителей, Лила. Конечно, не вовремя, но я хочу, чтобы ты знала. Я очень скорблю о них. Прими мои соболезнования.

И это он серьезно?! Врет, не моргнет!!! Я просто закипела от злости.

— Так я для этого здесь?! Принять ваши искренние соболезнования?!

Он удивленно вскинул бровь. Затем поднялся из кресла. Я заметно напряглась. Он оказался выше и больше, чем казалось на первый взгляд. Ульманас подошел к библиотеке.

— Элис была моей близкой знакомой, можно сказать — мы дружили.

— Не сомневаюсь в этом! — прыснула ядом я, не в силах себя сдерживать. Знала, что нужно, но не могла.

Он застыл, как статуя, спиной ко мне, сжимая в руках толстую книгу.

— Мы работали в одной команде, — тяжело произнес он, но я уже не прислушивалась к нему, потому что книга в его руках была похожа на… старый альбом. Конечно! Это он и был.

Я вскочила с места, быстро, почти бегом, подошла к нему. Смогу ли я узнать ее лицо? Конечно, смогу. Он сказал, я очень на нее похожа. А папа, каким он был? Досталось ли мне что-нибудь от него? Я захлебывалась в чувствах, вопросах. Впервые за всё это время у меня появилась возможность увидеть маму. Я миллионы раз пыталась представить ее, но так и не смогла. Она была в моем воображении словно размытое облако.

Я положила альбом на гладкий стол, провела ладонью по пыльной шершавой обложке и открыла его. В нос ударил запах пыли и старой бумаги. Грей терпеливо стоял рядом, пока я листала страницы в поисках знакомого лица. Разные снимки, некоторые черно-белые, но многие — уже цветные. Размытые, выцветшие фотографии показывали мне целую жизнь. Я переворачивала листы один за одним, пробегаясь по лицам, и уже отчаялась узнать ее, как вдруг, на мутном старом снимке — увидела ее. Это была школьная фотография, возможно, выпускного класса. Она стояла неподалеку от Грея, его я тоже узнала без труда, он почти не изменился. Высокий, плечистый, он выделялся среди сверстников. Элис, одетая в белое платье, улыбалась — живой, озорной взгляд, темные волнистые волосы. Мы были удивительно похожи, только глаза у нее были золотисто-карие, цвета жженого сахара.

— Она восхитительна, — прошептала я, проводя пальцами по ее лицу, словно пыталась почувствовать хоть толику ее тепла.

Грей кивнул. На страницу, прямо на мамино лицо, капнула слеза. Я сразу стерла ее, не желая портить драгоценный снимок, но за ней капнула еще одна и еще. Слезы полились без остановки, пощипывая щеки.

— Мне жаль, — сказал Грей, положив руку на плечо.

Сердце громко ухнуло, я вздрогнула, словно кто-то дернул стоп-кран на движущемся поезде. Я развернулась к нему, резко стерла плечом слезы, сцепила зубы и прошипела сквозь них:

— Не делайте вид, что вам жаль!!! Это омерзительно! — крикнула я, мой подбородок дрожал. От злости, обиды, страха.

Я сжала кулаки, хотелось влепить со всей силы по его наглой морде.

Ульманас смотрел на меня абсолютно потерянно, даже испуганно. Его глаза болезненно блестели. Нет, этого не может быть, такой человек не способен к любви и состраданию. Он жестокий убийца и диктатор.

— Мне действительно жаль, — произнес Грей так, что я разжала кулаки.

Или он гениальный актер, или я гениальный идиот. Я ему поверила. Сейчас как загнанный зверь выглядел именно он. Затравленно, жалко, измученно. Я уже видела этот взгляд, словно дежа вю. Он протянул руку и стер со щеки слезы.