Тупой панк-рок для интеллектуалов Спирин Дмитрий

4. I just walkin’ with myself

Мы начали потихоньку приходить в себя и оглядываться по сторонам лишь к осени 1994 года. Сцена кардинально изменилась, и не было ясно, есть ли для нас место на ней. Во-первых, открылось множество новых клубов. Кроме «Секстона», «Бункера» и поменявшего свое месторасположение «Не бей копытом» появились места, о которых мы ничего не знали, и, что самое главное, в них ничего не знали о нас.

«Алябьефф», «Улица Радио», «А-клуб» (теперь в этом месте клуб «Табула раса») и другие места предоставляли свои сцены совсем другим музыкантам, людям, о которых не было даже слышно всего год назад. Во-вторых, московскую индепендент-сцену захватила музыка, которую все поначалу называли почему-то «хардкор», потом – «альтернатива», потом «рэп-кор» (или «металлический хип-хоп»), короче – «мазафака». Сейчас чуть модернизированная и несколько приглаженная разновидность этой музыки называется на МТВ «ню-металом». Откуда ни возьмись появилась новая мода: длинные широкие шорты, клетчатые фланелевые рубахи (они, правда, появились чуть раньше, мы носили такие еще года полтора назад), абсолютно мудацкие бородки и квадратные бейсболки с крупным лого какой-нибудь американской бейсбольной команды, какие мы всегда считали слишком дешевыми. Найдите где-нибудь ранние фотки IFK, и вам сразу все станет ясно.

Таких групп отчего-то стало очень много, и откуда они взялись в таких количествах, было неясно. Насколько я знаю, первыми и поначалу наиболее популярными из групп этой волны были «Консоль». A IFK, Crocodile TX, Chikatillo Bulls и им подобные появились позже. Эта музыка быстро стала приобретать большую популярность в клубах, и уже через год у нее была настолько большая фэнская база, что фестиваль для таких групп пришлось проводить в течение двух дней в ДК Горбунова. Их кумирами были банды, которые мы также слушали годом ранее: Bodycount, Rage Against the Machine, Clawfinger, Infectious Grooves, Primus, Dog Eat Dog, Beastie Boys и Suicidal Tendencies. Также в моде были Faith no More и грандж-группы: Alice in Chains, Stone Temple Pilots, Pearl Jam, Spin Doctors, а после самоубийства Кобейна вдруг резко подскочила популярность Nirvana. Все «новые» группы составляли монолитную тусовку, их публика также была единым организмом.

Все панки удивительным образом куда-то пропали, не было ни новых групп, ни фэнов. С весны 1995-го, когда мы начали первые концерты в обновленном составе, нам стало ясно, что придется все начинать сначала.

Наше время было безвозвратно упущено, нас воспринимали как новую группу, а ставшие вдруг востребованными «козлинобородые» бейсболочники нас в хуй не ставили.

Панк тоже успел измениться. По крайней мере, пока меня не было, парни открыли для себя множество незнакомых до той поры групп. В топе были NoFX (с альбомами White Trash, Two Heebs & a Been и Punk in Drublic), Bad Religion (особенно No Control и Against the Grain), Offspring (Smash), короче, то, что чуть позже получило обобщенное название «эпитафщина». Чуть позже Green Day взмыли в поднебесье со своим Dookie и тут же на какое-то время стали нашими любимчиками. Также все фанатели от Toy Dolls, Die Toten Hosen, Misfits, Hanson Brothers, Social Distortion и Rancid.

Весной и летом 1994-го, отозвавшись на призыв Ланы Ельчаниновой, мы начали ездить на Ленинский проспект помогать (в числе прочих музыкантов из панк-тусни) ремонтировать старый заброшенный подвал. В подвале Лана планировала со временем сделать небольшой панк-клуб.

Как именно может работать панк-клуб в подвале жилого густозаселенного дома, к тому же в столь «жирном» московском районе, как Ленинский, было непонятно. Однако все с воодушевлением ломали старые стены, строили новые, красили потолки и устанавливали унитазы. Мы подогревали себя надеждой на то, что в новом клубе найдется время и место для наших репетиций. После того как клуб заработал (сдвинутая на всяких революционерах и прогрессивных лидерах, Лана назвала свое новое место именем Джерри Рубина), мы дали там пару концертов совместно с Apple Core и «Азъ». Репетировать там не получилось: клуб то закрывался, то начинал работать снова. Это место с грехом пополам дожило и до сегодняшних дней. Сейчас «Клуб им. Джерри Рубина» – оплот «честной» DIY-хардкор-сцены и, как говорят, глубоко законспирирован. Блин, может, дать адресок?

Мы начали собираться на репетиции более или менее стабильно под конец 1994 года. После трехлетнего перерыва нам снова пришлось использовать платную базу. Однако репы втроем, без вокалиста, быстро настоебывали и, соответственно, проходили без должного энтузиазма. Нам был нужен певец, нужен во что бы то ни стало. Парень, девка, белый, черный – похую. В процессе этих грустных репетиций я гундел что-то в микрофон просто так, отмечая места песен для ориентирования. На одной из реп Рубан снова повторил свою мысль о том, что нефигово было бы мне попробовать петь. Я не был готов к такому повороту, честно говоря. Мне нравилось играть на басу, это было то, с чем я мог худо-бедно справляться. Пение пугало меня своей неизведанностью и очевидными проблемами, с которыми мне (человеку, никогда не певшему даже бэк-вокалы) придется столкнуться. Людям, далеким от панк-музыки, видимо, кажется, что быть вокалистом в этом жанре просто – знай дери себе глотку. Не спорю, в некоторых группах так оно и есть. Но послушайте Joey Ramone, Glen Danzig или Greg Graffin – эти люди могут дать фору любому певцу классического рока. Мы были мелодичной группой и планировали оставаться таковой всегда. Мы не могли себе позволить маловразумительные эксперименты, типа наивовского Dehumanized States of America. Поп-панк – вот что мы любили. А в этой музыке петь надо уметь.

Так я снова оказался в «Красном химике», в том месте, дорогу куда забыл пять лет назад. Только сейчас мне было нужно в экстренном порядке овладеть певческими навыками, понять принцип, разработать дыхание и усвоить пару основных приемов.

Не могу сказать, что после трех месяцев уроков я вдруг запел как Billy Joe (я, в общем-то, и сейчас иногда сомневаюсь в своих вокальных способностях), но кое-что для себя я вынес.

Сочетать пение и игру на басу мне тогда было не под силу, и это причина, почему в группе снова оказался Пэп. Пэп, или Потапыч, или Санек Потапов, уже играл когда-то в этой группе на бас-гитаре еще во времена «К. П.», потом сделал собственный проект, который к этому времени давно загнулся. Санек всегда оставался поблизости и тусовал с группой все время. Он (так же как и Ленин) учился в одной школе с Рубаном и был его близким другом. Пэп жил на Кутузовском, 26, в легендарном доме, на котором до сих пор висят мемориальные доски, возвещающие о том, что «в таких-то годах здесь жили Л. И. Брежнев и Ю. В. Андропов». Пэповский дед занимал видный пост в брежневском кабинете министров, их квартира имела семь (!) комнат и огромный коридор, по которому мелкий брат Санька катался на велике. Потапыч – крайне веселый и забавный пассажир, особенно в пьяном виде.

Его любимый прикол в подпитии – приставать к окружающим с одной и той же телегой: «Ну дай, дай я тебя облобызаю!» Пэп долго и нудно учился непонятно зачем в Ветеринарной академии, где большее время только бухал и откуда водил домой «продолжать банкет» всяких региональных «Юриков» и «Олегов». Пэп стал басистом, но тут начал вскрывать мозг наш «бауманский» Димон. Его первоначальные странности, усугубленные хмурыми возлияниями с гоп-братвой на районе, встали в полный рост. Он всегда был немногословным парнем, а тут вдруг совсем закрылся в себе. Выудить из него хотя бы словечко и понять, что же его не устраивает, не представлялось возможным. Он пропустил пару репетиций, не подходил к телефону, когда мы звонили, и в конце концов не приехал на первый после столь долгого перерыва концерт. Ловить его и базарить было без мазы, нужно было срочно искать нового человека, так как у нас были заряжены несколько концертов по старым связям.

Мы экстренно обзвонили всех друзей, и тот же Сучок присоветовал нам обратить внимание на еще одного парня из Давыдкова – Вову Родионова.

Вован снял всю нашу концертную программу по демо и «живым» записям с Петуховым, и после единственной прогонки ее у меня дома (только голос и гитара) мы с относительным успехом отыграли все заряженные даты.

Вован никогда не играл панк, мало того, он не играл никакой жесткий рок. Однако среди его любимых групп были Pixies, он практиковался в блюзовой группе и еще одной смешной банде, названия которой я сейчас не припомню. Его гитарный стиль был тотально другим, нежели у Самхарадзе или Воробья. Никакого металла, никаких риффов и соло. Его приемы игры на ритм-гитаре более всего напоминали манеру самых первых бунтарских рок-групп типа Rolling Stones и The Who. Классический английский гитарный рок – вот что Родя любил по-настоящему. Он играл просто, но с удивительным вкусом. Не очень жестко, но изобретательно, используя либо изобретенные им самим ходы, либо талантливо позаимствованные штуки. Много полных аккордов на легком перегрузе, мелкие блюзовые виньетки и мягкая атака – вот в чем состоял тогда Родин стиль.

Итак, вместе с Вованом мы взялись за постоянные репетиции. К весне 1995-го мы сыграли множество концертов в основном в местах, которые были нам знакомы ранее. Во всех новых клубах мы получали от ворот поворот. Люди не хотели видеть панк-группы у себя, и этот процесс растянулся на долгие годы. Если бы не внезапный всплеск популярности поп-панка в последнее время, это продолжалось бы до сих пор. «Нет, мы не делаем панк-концерты». «Как-как? “Четыре таракана”? Ну, вы оставьте телефончик, мы вам, может быть, перезвоним». «Что играете? Панк-рок? Нет, спасибо, нам неинтересно».

Для нашей музыки настали хуевые времена. Нам оставалось тусоваться с такими же лузерами, как и мы сами, играть в дурацких местах с дурацкими группами.

Мы вписывались в рокабилльные тусы, тусы с глэмерами (однажды даже играли концерт с Lady’s Man) и тому подобные мероприятия. Иногда «НАИВ» делали в «Секстоне» тусовку под названием «Панк-утренник» (панк-рок переехал с жирного вечернего времени на дневное, концерты начинались в 16:00, а в 21:00 в клубе уже начиналось выступление какого-нибудь «Морального кодекса»). В таких мини-фестах обычно участвовали сами «НАИВ», мы, Les Primitives, «Консоль» и Apple Core, причем две последние группы можно было назвать панк-группами с очень большой натяжкой.

Мы начали готовиться к новой записи. У нас было много вещей, оставшихся еще от Пита и Самхарадзе, еще несколько сочинил Вован, несколько я, несколько – мы с ним в соавторстве. Мы искали финансирование и дешевую студию. Студия нашлась так. Однажды рано утром (я еще спал) мне позвонила Лана Ельчанинова. Лана в числе прочих своих DIY-забот занималась продвижением в Москве и отруливанием маз для олдовых питерских панк-легенд «АУ». На этот раз она писала им новый альбом где-то в Подмосковье, в районе аэропорта Внуково. Лана спросила, не могу ли я подъехать на эту студию. Певцу «АУ», культовому пассажиру Свинье, вдруг понадобился бэк-вокалист для записи. Я не знал ни единой песни «АУ». К сожалению, мы тогда находились в плену глупого стереотипа. Все, что шло из Питера, ассоциировалось с одним-единственным понятием – «говнорок». Я, конечно же, слышал о Свинье. До нас доходили какие-то легенды о его диких выходках и беспределе, но все это было на уровне канонических сказаний и не имело ничего общего с живым человеком, а уж тем более с его музыкой. Я честно предупредил о своей полной некомпетентности в репертуаре группы, однако Лана заверила, что это не проблема. ОК, я поехал на студию. Она оказалась в нереальных ебенях, дорога заняла почти два часа. Андрей Панов, или Свин, оказался вполне вменяемым, веселым и, я бы даже сказал, интеллигентным парнем в годах. Было видно, что этот человек крепко и давно бухает. Его лицо имело характерные для алкоголиков опухлость, помятость и цвет. На студии он не бухал, мало того – производил впечатление человека, который прекрасно знает, чего он хочет и как этого добиться. Андрей знал материал отлично, и проблем с записью основных вокальных партий почти не было. Его партнер по группе, тоже Андрей, но только Чернов, записал всю музыку. Они использовали барабанные партии, забитые дома в «драм-машину» вместо «живых» барабанов, Чернов писал все гитарные и басовые партии. Мне предстояло спеть бэки в нескольких песнях, таких как «Прогресс», «Утренничек», и еще в паре вещей поучаствовать в общих хорах. Все это оказалось делом несложным, я справился. Мы много общались с Андреем и в процессе, как мне кажется, понравились друг другу. В конце того дня мы договорились о паре совместных концертов «Четырех тараканов» и «АУ». Первый из них брался организовать в Москве я, вторым должен был стать концерт «Пятнадцатилетие АУ» в том самом питерском «Там-Таме». Я сделал московский концерт в новом месте, клубе под названием Mad Max в Беляеве. Клуб представлял собой децел переоборудованную студенческую столовку со сценкой, аппаратом и пластмассовой мебелью в зале. Это был чуть ли не первый раз в моей жизни, когда я делал весь концерт сам, от договоренности с хозяевами и дизайна афиш до встречи иногородних гостей и разрула порядка сценических сетов. Это был фестиваль из множества групп, играли Les Primitives, Apple Core, «Идиоты» (новая группа моего приятеля Прохора), «Четыре таракана», «П. З. О.» (так звалась тогда «Фантастика»), еще кто-то и, конечно, «АУ». Сет «АУ» прошел на удивление гладко. Как мне рассказывали люди опытные, каждая вторая попытка устроить концерт «АУ» в Москве, как правило, обламывалась из-за невозможности артистов выйти на сцену. Свинья упивался в жопу и петь не мог. Он, конечно же, был в подпитии. На фестиваль пришло достаточно много народу, олдового и молодого. Люди повытаскивали на свет свои балахоны с Sid Vicious и старые майки с Dead Kennedys и рубились, как раньше. Это помогло нам верно сориентироваться в создавшейся ситуации. Стало ясно, что если действовать направленно, постоянно бить в одну точку, то сцену можно будет поднять и публика на концертах появится снова и будет ходить стабильно. Для этого требовалось только одно – постоянная работа в одном направлении, причем было очевидно, что за нас ее никто делать не будет. Так, пресловутый DIY-снова напомнил о себе.

Мы провели в этом клубе еще пару подобных вечерин (с переменным успехом), занимаясь всем лично, контролируя весь процесс. Мы делали черно-белые афиши формата А4, особенное внимание уделяя их дизайну, с которым нам помогал еще один давыдковский чел, Илюха «Ватсон» Казаков. Всеми правдами и неправдами мы добивались печати максимального количества афиш, пользуясь аппаратами, стоявшими на работе у друзей и их родителей, и сами их клеили на Арбате, бульварах, рок-магазинах, около магазинов электроинструментов. Мы звонили в каждую (!) программу по заявкам на FM-станциях и, вместо того чтобы заказать какую-нибудь тухлую песню, успевали проанонсировать свой концерт, пока нас не уводили из эфира. В то время танцевальные (или «кислотные», как их тогда называли) клубы и промоутеры начали печатать красивые цветные приглашения на свои мероприятия, которые назывались «флаеры». Мы также переняли у них этот способ раскрутки концертов, делая дешевые ксероксные флаеры и впаривая их людям повсеместно. Насколько я знаю, мы были первыми на рок-сцене, кто начал применять флаеры для промоушена акций. Программы концертов, которые мы мутили сами, как правило, включали в себя группы, дружественные друг другу (и, соответственно, имевшие совпадающие тусовки приятелей и телок поддержки), или банды в похожем стиле. Так мы начали потихоньку возвращать себе людей в залы, напоминать старым фэнам, что мы живы, и вербовать новых. Ответный концерт, организованный «АУ» в «Там-Таме», оказался нашими самыми первыми в жизни гастролями. До той поры мы ни разу не получали предложений выезжать с концертами из Москвы.

«15-летие Автоматических удовлетворителей» прошло в «Там-Таме» при скоплении большого количества публики. Однако собравшиеся так и не увидели Панова на сцене. Случилось то самое, о чем рассказывали люди бывалые, – Свин немыслимо накидался водки в компании собственной мамы и своей московской подружки певицы Олеси Троянской (вскоре умершей от рака). Он даже не смог выехать из дома в клуб, где его ждали Чернов и остальные парни из группы. Не помню уже, как мы играли на том концерте, мы вообще долгое время играли не заебись, зато нам «посчастливилось» впервые столкнуться лично с тем, что тогда представляла собой т. н. «питерская панк-публика». Представьте себе абсолютно озверевших, агрессивных чуваков типа тех, кого сейчас называют «говнопанки». Внешне – мудацкий микс бомжей и скинхедов.

Имея весьма и весьма своеобразное представление о том, как надо круто отрываться на панк-концертах, эти люди моментально захаркали всю сцену. Те, кому удавалось залезть на нее, тут же начинали дико вращать глазами и в каком-то псевдо хип-хоп стиле жестикулировать руками.

Эта удивительная манера «выражать себя» сохранилась у некоторых питерских посетителей панк-концертов до сих пор. Те, кто видел ранние видеоконцертники «КиШ», знают, о чем я.

Во время звучания песен люди неистово рубились в пого, но в паузах начинали снова закидывать сцену всяким калом и заплевывать нас, выкрикивая оскорбительные (по их мнению) вещи, типа «Прилетели к нам грачи, пидорасы-москвичи», «культурная столица», хуйли вы хотели! Мы неоднократно останавливали сет, отбиваясь от наиболее назойливых «любителей рока».

Ничего подобного мы не встречали на концертах никогда ранее и, что самое интересное, никогда потом (за исключением редких выступлений в Санкт-Петербурге). «АУ» все-таки сыграли все свои песни, вместо Панова в качестве лидер-вокалистов выступили Чернов и все, кто хотел. Люди перли и перли из зала на сцену просто для того, чтобы проорать в микрофон что-то невменяемое и, повращав глазами, по-хозяйски упасть на зрителей в первом ряду.

Начиная с этого первого в нашей жизни концерта в СПб мы в течение нескольких лет предпринимали множество поездок в Северную Пальмиру, сами заряжая себе клубные мини-туры. Как правило, это было 4–5 выступлений в неделю в таких местах, как «Там-Там», «Гора», «Полигон», старый Fish fabrique, Ten и других. Не имея друзей и приятелей в этом стремном и чужом городе, мы пользовались гостеприимством Севы Гаккеля, директора и хозяина «Там-Тама» (и экс-виолончелиста «Аквариума»), который вписывал нас в гостевую комнату своего клуба на все время нашего пребывания в СПб. Мы почти не зарабатывали денег этими поездками, но тем не менее старались заряжаться на таких условиях, чтобы поднять какой-то прайс на ж/д расходы.

Наши гонорары (как проценты от дверей) составляли тогда от 10 до 30 долларов на группу, иногда наш обед состоял из двух куриных кубиков, честно распиленных пополам, на четверых.

Тусуясь раз в два-три месяца по питерским клубам в течение трех лет, так и не получив там хоть какой-то популярности, мы обрели множество отличных знакомых, многие из которых с течением времени стали нашими близкими друзьями.

Первыми, с кем мы познакомились, были Markscheider Kunst и Dr.I-Bo Leet, чуть позже – «Пауки», «Маррадеры», и Strawberry Jam. В 1996 году среди наших знакомых оказались «Джан Ку», «Кирпичи», которые поначалу звались Bricks are Heavy, как пластинка L7, Spitfire и другие.

В одну из таких поездок (было это в начале 1996-го) к нам с Рубаном перед концертом в «Горе» подошли двое чуваков. Один, в рыжей бороде и длинных волосах, собранных в хвост, назвался Дмитрием. Второй, с практически отсутствующими передними зубами на верхней челюсти, оказался Михаилом. С места в карьер чуваки быстро и популярно в двух словах объяснили нам расклад: «Вы думаете, что здесь “Текила” и “Кирпичи” у людей популярны?» – «Да мы… че-то не особо задумывались на этот счет. Ну да, вроде бы в Москве и те, и другие известны людям». – «На самом деле, чуваки, мы здесь главные. И скоро будем главнее, чем кто-либо». – «Ебать, да кто же вы такие?» – «Группа наша называется “Король и Шут”. Я – директор. Миха, вон, певец».

Чуваки хотели играть в Москве и обещали нам за совместный концерт в столице ответное выступление в Питере. Чуть позже такой обмен состоялся, и к этому я еще вернусь.

А пока на дворе стояла весна 1995-го, и мы начинали записывать Best Before… на той самой студии во Внукове, где несколькими месяцами ранее я писал бэки для «АУ». Бюджет составил 300 долларов. Двести из них дала рубановская подружка (как же ее звали?), умная дочь мелкомасштабного олигарха. Уже по тогдашним меркам 200 долларов были небольшими деньгами, девушка же эта просаживала в магазинах и кабаках намного более. Нам было грустно смотреть на это дело, в итоге она ссудила денег безвозмездно. Еще сотку одолжил на неопределенный срок брательник моей дамы сердца. Писались втроем. Родя взялся писать бас сам, не доверив это дело Нэпу. Было решено в третий раз перезаписать Freedom. Кроме того, в альбом планировалось включить еще несколько старых песен, например Farewell Majority, Welcome to the Party, I left it once и Don’t Come.

Остальные вещи (кроме кавера боевика «Машины времени» «Поворот») были собственного сочинения. Вот они: Runaway, Walking with myself, Oh, you know, Baby I love you, Remember when… и Journey to Ramonialand. Несмотря на то что мы пытались записать все вещи в настолько жестком звуке, насколько это возможно, результат оказался неожиданным. Студия была оснащена только цифровым оборудованием. В акустическом помещении имелась живая ударная установка, но она могла использоваться на записи исключительно как электронные барабаны. Ударные точки этой псевдоживой установки не подзвучивались микрофонами, а «снимались» датчиками, которые фиксировали удар. Таким образом, на месте этих барабанов могли оказаться любые поверхности (мебель, например) – результат был бы тем же. Он также был бы тем же, а может быть, и еще лучше, если бы мы просто тупо «забили» барабанные треки в драм-машину, как это делали «АУ». Студия не имела подходящего бэк-лайна, гитарных и басовых комбов, а те, что были, не перегружались до нужного нам уровня. Синтетические барабаны, гитарист, записывающий бас, телка (подружка Роди) на бэк-вокалах, вокалист-неумеха, малоопытность и старперский упырь за пультом – вот вам рецепт, как записать альбом панк-группы со звуком в лучших традициях Status Quo. Несмотря на возможность цифровой редактуры барабанных партий, Рубан писался очень долго. Сказалась его тотальная нелюбовь к метроному. Большая часть его битов оказывалась неровной в плане темпов, он пробовал еще и еще, и в конце концов мы просто брали и правили его партии с помощью какой-то компьютерной машины. Вокалы также не давались.

Не имея до этого никакого опыта записи голоса, я старался петь агрессивно, с панк-подачей, но в этих случаях я, как правило, не попадал в нужные ноты, а иной раз промахивался мимо правильных тональностей.

Когда же ставилась задача спеть ту или иную мелодию точно – это, как правило, получалось, но, фокусируясь на «попадании», я упускал верные интонации, тембр и атаку. Такие места звучат на альбоме наиболее неуверенно. С грехом пополам мы закончили эту запись, самую неудачную в нашей дискографии и менее всего отражающую то, чем мы на самом деле были тогда.

С выпуском альбома проблем почти не возникло. «НАИВ», а вернее Саша Иванов и Андрей Павлов, объявили об открытии ими рекорд-лейбла. Лейбл был зарегистрирован в Регистрационной палате как ООО, имел название S.O.S. music, собственную печать и одну позицию в каталоге: альбом группы «НАИВ» Dehumanized states of America, выпущенный на кассетах тиражом 1000 экземпляров. Офис, оргтехника, персонал, бухгалтерия, склады и партнеры у нового лейбла отсутствовали. Парни были готовы выпустить также и наш новый альбом. На деле громкое слово «выпустить» означало лишь то, что альбом будет растиражирован на деньги лейбла на профессиональной кассетной фабрике, где профессиональные засовывальщики вкладок профессионально засунут в них вкладки, отпечатанные в профессиональной типографии.

Считалось, что лейбл будет сам заниматься дистрибуцией альбома (тираж – 500 кассет), однако выяснилось, что Саша и Андрей как люди занятые на серьезных работах не имеют достаточного времени на то, чтобы лазать по Москве с рюкзаками кассет за спиной. Именно поэтому заниматься распространением пришлось мне. Мест, в которые можно было попробовать сунуть кассеты с нашим альбомом, к тому времени стало больше. Кроме «Давай-давай» открылась «Рок-культура», помимо того, существовало несколько магазинов на окраинах, кое-какие ларьки (в том числе пара ларьков, которые держали бывшие хозяева культовой теперь «Рок-галереи Зиг-Заг» Эмма и Аркадий). 500 кассет разошлись где-то за год. Я старался постоянно поддерживать наличие альбома во всех имевшихся точках, кроме того, мы активно распространяли его на собственных концертах. К лету 1995-го сгорел Sexton, закрылось еще несколько недавно работавших мест, но в Зеленом театре ЦПКиО открылся новый клуб. Клуб располагался прямо на сцене Зеленого театра, сцена же самого клуба была оборудована в левом торце «большой». Из подручных средств была выстроена стена, отделяющая клуб от открытого зала Зеленого театра. Новое место устраивало концерты 3–4 раза в неделю. Это были в основном концерты индепендент-групп, много «мазафака-альтернативы», группы, традиционно любимые байкерами (этот клуб, как и Sexton, контролировали центровые московские мотоциклисты), типа «Монгол Шуудан», «Бахыт Компот», «ЭСТ», «Черный обелиск». Также частенько там проводились концерты, в которых участвовали и «Четыре таракана». Нами потихоньку стали интересоваться новые люди, на концертах появилось много незнакомых. Мы съездили на первое байк-шоу, организованное теми же Night Wolves, и отыграли еще парочку концертов до конца лета. Зеленый театр работал до наступления холодов и закрылся в начале октября. Как раз на октябрь мы задумали презентацию Best Before…, но ни один стабильно работавший в Москве клуб не захотел подписываться под нашу акцию. Таким образом, почти через пять лет после первого концерта мы пришли к тому, что нам пришлось арендовать площадку за деньги.

Презентация прошла в клубе «Вояж» в Алтуфьеве, почти в том самом месте, где за четыре года до этого заработала «Отрыжка». Кроме нас самих в концерте были заявлены Apple Core и «НАИВ» как спецгости.

Рискуя собственным прайсом, вложенным в аренду помещения, мы сделали все для того, чтобы максимально раскрутить концерт. Ксерокопированными афишами (мы перешли на формат A3) была убита вся Москва. Мы получили поддержку в программе Сани Скляра «Учитесь плавать» на радио «Максимум», в рамках которой мы дали первое в нашей жизни радиоинтервью, после этой программы Скляру позвонил Михаил Козырев, тогда программный директор «Максимума». Миша интересовался, что это за группа была у Скляра в эфире, ему понравилась одна наша вещь, которую он захотел поставить в ротацию станции. Farewell Majority действительно некоторое время крутилась на волне «Максимума». Нечасто, в основном ночью, но, насколько я знаю, это был первый подобный случай с какой бы то ни было панк-группой в России. Также появился кое-какой интерес и у ТВ. Анонс выхода Best Before… и концерта-презентации показали в музыкальных новостях ТВ-6 и «Программе А», которая до той поры упорно нас игнорировала. Там же прошли эфиры самодельного клипа на песню Don’t Come, который абсолютно без бюджета, из подручных средств снял приятель Роди. Также большое интервью со мной сделала весьма популярная в то время у молодежи передача «До 16 и старше». Этот сюжет им отчего-то так полюбился, что его повторы я видел даже через три года после первого эфира. На презентацию Best Before… мы собрали рекордное для нас тогда количество публики, что-то типа 350 человек. Перед тем концертом обратная, неизвестная тогда нам сторона DIY-медали раскрылась в полный рост. Люди, ничем не помогавшие нам, даже пальцем не пошевелившие для того, чтобы этот концерт стал возможным, были уверены, что их всех огромной кодлой бесплатно запустят вовнутрь. Знакомые и не очень, друзья друзей и просто прихлебатели, какие-то девки и прочая туса активно не желали покупать билеты на входе. «Вы пустите нас за так, иначе вы мудаки!» – вот что было написано на их лицах. Они не хотели ничего понимать, они не хотели слушать наши рассказы о вложенном в концерт личном бабле. «Отдавать свои деньги? Кому? Этим обсосам Сиду и Рубану?» Они хотели все получить на халяву, ленивые безразличные твари. Мы послали на хуй всех, в итоге отбили вложенное и заработали небольшой прайс в личном плане. Это был практически первый случай, когда мы подняли что-то на карман (думаю, в районе 150–200 долларов на группу). До этого мы зарабатывали деньги всего только один раз. Наш самый последний концерт в Sexton’e мы сдуру подписались играть на условиях распространения билетов. Продав практически все, мы приехали играть. Но, как оказалось, тот менеджер, что выдавал нам билеты, днем раньше был уволен за пьянство. Мы ждали, что кто-то спросит у нас прайс до начала выступления, во время и после. Однако… никто к нам так и не подошел. Деньги были поделены по-братски.

Вообще, тема платы за выступления начала потихоньку подниматься именно в тот период. До этого клубы даже и не думали башлять музыкантам. «Отрыжкинская» практика «проставов» была надежно забыта, а платить живые деньги клубы не желали. Мы знали, что «Ва-Банкъ» и «Ногу свело!» (большие группы) спрашивали за свои выступления фиксированные гонорары, т. н. «гарантию». «НАИВ» настаивали на определенном проценте от входа, как правило 50 %. Мы также начали спрашивать проценты, хотя стандартными условиями тогда для групп нашего уровня была оплата по «меченым флаерам». Группы брали на себя распространение флаеров, каждая банда метила свои определенным образом и раздавала. После концерта количество флаеров подсчитывалось, и таким образом организатор «определял», сколько человек «пришло» на конкретную группу. Эта практика (продолжающаяся до сих пор в некоторых клубах) ущербна, так как не дает истинного представления о том, на кого же все-таки пришла публика, а показывает только, кто активнее других заморачивался на раздачу бумажек. Мы не принимали подобных условий, и это стало причиной небольшого количества наших выступлений некоторое время.

На том последнем концерте в Sextone я, кстати, познакомился с двумя юными панками – родными братьями из подмосковной Истры. Они работали в клубе кем-то вроде уборщиков. Парни, бывшие фанаты «ГО», совсем недавно подсели на реальное музло. Увидев на мне майку Ramones, подаренную подружкой, они доебались с расспросами, где такую же взять им. Чуваков звали Чуп и Грузин, и в то время они грезили собственной группой. Через некоторое время они действительно организовали бэнд и, назвавшись The Fun, приступили к репетициям. Ролевой моделью для группы они избрали своих кумиров – англичан Toy Dolls. Мы подружились, и до некоторых пор они были единственной «новой» панк-группой не из старой тусы.

К тому моменту в «Четырех тараканах» уже был новый басист. Пэп очевидно не тянул, стало ясно, что мы поспешили с «призывом» его в группу. Новым басистом стал Сергей Золотарев по кличке Джек, приятель хозяина нашей тогдашней базы. Серега имел крутой инструмент, роскошную гриву рыжих волос, джазовую школу, но… в группе также долго не продержался, проиграв с нами всего несколько месяцев. Имел место кошмарный инцидент, который сказался на столь непродолжительном участии Сереги в «Четырех тараканах». В одну из наших поездок в СПб с Рубаном, который сильно и беспредельно выпивал, в плацкартном вагоне случилась белая горячка. Денис доебывался к бухим солдатам-срочникам, ехавшим целой ротой и занимавшим полвагона. Солдатам Денис, очевидно, не нравился, и они по-человечески просили нас «забрать своего волосатика». Он начинал орать и петь песни в ночи, абсолютно не контролируя себя. Проводник, который заебался делать нам (!) замечания (с Рубаном напрямую общаться проводник не желал), пообещал, что на ближайшей станции к вагону подъедет ментовский наряд и никакого Питера нам не видать. В конце концов Рубан начал конкретно беспредельничать, не узнавать братву и лезть в драку.

Проводник выдал нам пластмассовый шнур, из тех, которыми закрепляют картонные коробки с только что купленными теликами, и порекомендовал Дениса этим шнуром связать. Нам ничего не оставалось делать, как воспользоваться его советом.

Вязать Дениса было непростым делом, мы с Родей не могли справиться вдвоем. Рубан орал, вырывался, делал попытки сунуть нам в ебач, обзывал фашистами и брыкался. Тут-то и вступил в дело Серега. Обладая достаточно мощным телосложением, он, навалившись на буяна, пару раз сунул тому в табло и быстренько связал его по рукам и ногам. Связанный Рубан тут же начал плакать и выть, разыгрывая безвинную жертву, жаловаться на немыслимую боль во всех связанных членах и просить развязать его, клянясь и божась, что более он беспредельничать не будет. Сжалившись, мы на свою беду начали распутывать шнур. Однако, как только его руки оказались свободны, Денис тут же предпринял новую попытку достать наши ебальнички, причем на этот раз Серега не успел увернуться. Не увернувшийся Джек рассвирепел, адекватно ответил Денису и связал его снова. Для Рубана этот случай оказался достаточной причиной, чтобы начать постоянно и целенаправленно гнобить басиста и настаивать на его замене. Ко мне и Роде у него претензий не было. Денис вообще имел несколько странные взгляды на вещи.

В итоге Джеку пришлось уйти. Мы снова проклеили объявы на улицах, и, на наше счастье, первый человек, откликнувшийся на них, был Леха Соловьев – супермузыкант, талантливый автор и отличный парень. Второй человек (кроме меня) из тех, что встречались вам на страницах книги до этого места, играющий в группе до сих пор. Уже семь с половиной лет. Леха приехал на прослушивание, заявил, что знает наизусть все эти наши «панк-роки», с ходу сыграл пару вещей с Best Before… и был без разговоров принят в группу. Родя, который желал не ограничиваться прослушиванием одного чела, назвал Леху «потенциальным» басистом, тем самым придумав ему на некоторое время новую кликуху. Леха Потенциальный – вот как стали называть его некоторые люди, даже тогда, когда он давно перестал быть потенциальным. Первым концертом Алексея в составе «Четырех тараканов» стало выступление в маленьком домашнем клубике в Москве под названием «3-й путь» в начале января 1996 года.

До «Четырех тараканов» Алексей играл в группе Дмитрия Якомульского, брата Антона из «Ногу свело!». Банда эта являлась логическим продолжением бывшей группы Дмитрия, «Рукастый перец», которая была достаточно известна в конце 1980-х – начале 1990-х на андеграундной сцене. В этой же группе вместе с Соловьевым играл Леха Сахаров, будущий барабанщик «Ульев».

С новым басистом мы продолжили сочинение и репетиции наших новых вещей. Сразу после записи Best Before… Родя настоял на том, что нам необходимо иметь в репертуаре часть вещей на русском (весьма здравая мысль!). Сочинение всей или хотя бы части лирики на русском языке стало насущной необходимостью. Россия так и не стала частью мирового рок-сообщества. Большинство русских групп, игравших нерусский рок в начале 1990-х и сочинявших тексты на английском в ожидании скорого прорыва на Запад, к 1996 году либо распались, либо похоронили свои мечты. Многие (и мы в том числе) находились в плену ложного представления о русских текстах как о факторе, способствующем к скатыванию в «совчину» и в ненавистный русский рок.

Как тогда, так и сейчас доля музыки на русском языке в наших личных фонотеках составляла лишь мизерную часть. Казалось, что русский язык и есть то главное, что отличает «фирму» от «совка». На самом же деле все было совсем не так. Делать настоящий РОК на русском, конечно же, намного сложнее, чем на английском, однако возможно. Достаточно по-прежнему уделять основное внимание музыке, аранжировкам, чувственному наполнению и драйвовому исполнению. Если не «растекаться мыслью по древу» и не начать использовать песни как полигон для демонстрации своих нереальных поэтических способностей, то результат может получиться вполне сносный. Не забывай о РОКе, а язык дело десятое!

Такой подход позже вызвал массу нареканий со стороны любителей «изящной словесности», облаченной в нелепые и нудные песни, называемые «русским роком». Эти люди, никогда ранее не слышавшие все эти экс-англоязычные банды, попытались применить к ним свои представления о том, каков должен быть текст в рок-песне. Понятно, на какой музыке были основаны эти их представления!

Нам тоже досталось от таких «специалистов». Наш первоначальный стандарт (второй куплет такой же, как и первый, и припев из четырех строчек) казался им свидетельством чуть ли не слабоумия! Все они обвиняли нас в том, что у нас «плохие стихи». Прошло уже достаточно времени с тех пор, и культурные представления людей в России вроде бы должны были достаточно расшириться за эти годы.

Но и сейчас можно нередко услышать, как люди говорят о песнях, как о стихах. «Чуваки! Я тут сочинил 20 песен. Может, что-нибудь из этого вам подойдет», – пишет нам фэн и присылает целую тетрадь нелепых стишков, с приписками к четверостишиям: «1-й куплет», «Припев», «2-й куплет».

В любом случае мы не собирались становиться русским роком и, смею думать, смогли найти верный баланс между катастрофически не роково звучащим языком и исполняемой музыкой. Вовану также отчего-то перестала нравиться практика совместного сочинения. Он предложил каждому члену банды приносить на репы готовые от начала до конца песни (музыка и тексты).

Я сделал When She Was a Punk Girl, «Все, что мне надо, – это ты» и «Она больше не любит меня». Родя принес «Весна», «Ночь-день-ночь», «Украл? Выпил?! В Тюрьму!!!» и в основном сочинил «Я пил». Он, очевидно, делал над собой усилия для того, чтобы сочинять песни в нашем стиле. Многие его произведения вызывали ожесточенные споры на репетициях, они были слишком «авторские» и не лезли, как нам тогда казалось, в концепцию группы. Я дико обламывался от некоторых его вещей, например песня «Кубик-рубик» по моим понятиям была абсолютно неприемлема для «Четырех тараканов». Особенно меня в ней раздражала строчка: «Кто-то / все время крутит меня / словно кубик-рубик». Я пытался объяснить Роде, что говорить, а уж тем более петь «кубик-рубик» – неграмотно. Что так прозвали знаменитую игрушку советские лохи, и на самом деле она называется «кубик Рубика». Родя не хотел ничего слушать, настаивал на авторском видении, говорил что-то про особый стиль и творческую свободу. Я был готов принять все его аргументы, но петь «кубик-рубик», при всем уважении, просто не поворачивался язык. Я ничего не мог с собой поделать. В итоге песня была снята с повестки. Также мы репетировали еще одну вещь Вована – «Валидол» и песню Лехи Архипа, которая у автора имела название «Красное солнце», мы же ее прозвали просто: «Песня Архипа».

В апреле 1996-го в новом клубе под названием «Форт Росс» мы организовали большой концерт в честь собственного пятилетия. Мы снова сделали огромное количество ч/б афиш формата А4 со смешным коллажем и юмористической шапкой «Пятидесятилетие группы “Четыре таракана”». Майк Полещук познакомил меня с Таней Романенко, студенткой последнего курса журфака МГУ. Она вела программу «Зеленый коридор» на «Биз ТВ». Таня, или Тутта Ларсен, как она известна теперь, была женой Макса Галстяна, гитариста IFK, и как могла поддерживала тогда независимую сцену в своей программе. Она несколько раз проанонсировала наше мероприятие. Также нас очень поддержала анонсами и постсобытийным сюжетом наша подружка Галя Коперник, ведущая музыкальных новостей ТВ-6, будущая певица «8-й Марты». Специальными гостями на концерте были заявлены «Идиоты» и «Мэд Дог», новая панк(?) – группа бывшей ритм секции Lady’s Man. На барабанах в этой группе играл (и играет до сих пор) Снейк, старый глэм-фэн, экс-участник наиболее раскрученной в начале 1990-х глэм-группы «Янг Ганз».

Снейк внезапно запарился на собственную группу, ушел от Ленина и увел с собой бас-гитариста и певца Боба. Взяв в ансамбль гитаристку из девчачьей группы «Бингер», они втроем сделали отличную поп-панк-банду, сильно ориентированную на Green Day. Green Day недавно выпустили свой бестселлер Dookie, их видео даже показывали по российскому ТВ, и все продвинутые пацаны и девчонки некоторое время торчали на них. Как показало время, «Мэд Дог» оказались не настоящей панк-группой. Уже через год после первого концерта они полностью сменили ориентацию. Теперь грандж стал их коньком. Еще через какое-то время модными артистами из телевизора стали группы сорта Republica, Garbage и Foo Fighters – «Мэд Дог» начали играть «альтернативный поп». Появление Placebo внесло новые коррективы в видение музыкантами «Мэд Дог» своей музыки.

«Пятилетие “Четырех тараканов”» прошло отлично. Мы собрали почти 500 человек зрителей, панки тусовали у входа уже за 3 часа до начала, огромное количество новых фэнов тоже были здесь. Клево выглядящие панк-телки на крутом мейк-апе и прикиде, чуваки в разноцветных волосах и на DIY-стаффе – отчего-то сейчас очень малая часть панк-фэнов парятся на то, чтобы выглядеть оригинально и круто. Теперь люди ограничиваются магазинными ширпотреб-лох-майками, но тогда, в 1996-м, большинство выглядело просто заебись!

Примерно в это же время нам поступило предложение записать песню для второй части сборника «Учитесь плавать». «УП» были модной тушей, радиопрограмма Скляра разрослась до серии фестивалей и сборников. Поначалу формат «УП» не был ориентирован на панк-банды, их интересовал исключительно «хардкор-мазафака», ну и, быть может, еще «НАИВ» с их «дегуманизированными» песнями. Публикой фестиваля была в основном бейсболочно-козлинобородочная молодежь, которая активно нас не принимала, то ли считая за лохов, то ли в принципе относясь к панкам с брезгливостью. Себя они максимально дистанционировали от панк-тусни, хотя многие из них достаточно скоро подсели на все наши NOFX’ы и Bad Religion’ы. На вторую часть сборника его продюсеры планировали также включить и группы в других стилистиках.

Мы решили отдать на «УП-2» нашу новую вещь – «Я пил». Песня была записана на студии в Гнесинском училище, снова с помощью Майка Полещука. Майк превзошел сам себя. Он писал гитары через басовый комб, коммутируя несколько гитарных комбов в тех или иных комбинациях, пробовал писать бас через гитарный комб, короче, изгалялся, как мог. В итоге мы получили отличную запись.

«Я пил» на сборнике «УП-2» звучит сытно и ярко. Этот сборник стал первым СД-носителем, на котором оказалась наша песня.

Также его выход стал поводом для знакомства с нашим будущим лейблом – «Фили-рекордз», компанией, выпускавшей сборники «УП».

В мае 1996-го мы зарядились во вторую в нашей жизни гастроль – поездку с «НАИВом» в Тверь. Концерт организовывал московский промоутер, он подогнал пассажирскую «Газель», и обе группы отправились в поездку. На концерт двух московских групп в Твери было продано 30 билетов, и если «НАИВы» сыграли более или менее нормально, то мы облажались по полной. Разбор полетов и взаимные обвинения друг друга на обратном пути привели к тому, что Родя заявил об уходе из группы. Через несколько дней после возвращения из Твери мы все собрались на стрелку. Вован подтвердил свое желание уйти, чтобы сделать собственную группу. Он также сообщил о том, что собирается использовать некоторые вещи своего сочинения в новой группе. Главной причиной ухода Вована была потеря взаимопонимания между нами. Он не понимал, почему мы все чаще и чаще подвергаем критике его песни, мы не могли понять, как такое возможно исполнять со сцены группе под названием «Четыре таракана». Вовановы песни были слишком «Вовановыми песнями». Чуваку с таким сочинительским стилем нечего делать в группе с устоявшимся пониманием вещей, имиджем и звуком. Такому чуваку также нечего делать в группе с небольшой ориентацией на тексты и огромной любовью к традиционно западным формам рока.

Такому чуваку надо делать свой проект, где он был бы главным, а остальные просто делали бы то, что он говорит. Этой группой стали «Ульи», стартовавшие осенью того же года. Каждый из вас может купить их первый альбом «Шоу-бизнес в бреду». Как раз на нем и записаны те самые песни, которые при другом раскладе рисковали стать частью нового альбома «Четырех тараканов».

Сейчас я люблю слушать эту запись «Ульев». Отличные песни, все заебись. Но только не для нас. Тогдашних, по крайней мере. Впоследствии Родя также начал принимать участие еще в нескольких ансамблях. Весьма активную роль он сыграл в становлении группы «8-я Марта». Он также был или остается участником групп «Амударья», Dub TV, «Шашки» и некоторых других.

Недолгое время (всего несколько концертов) он выступал в качестве второго гитариста группы «НАИВ», когда тем зачем-то понадобился второй гитарист. «Четыре таракана» – просто кузница кадров для некоторых групп, не находите?

ОК, кто же будет гитаристом? Нам нужен был пацан без «оригинальничания», как Родя, уважающий наш стафф, ништяк играющий и нормально выглядящий (у Вована в последнее время уже начались его фирменные ульевские заебы, типа: «А давайте все выйдем на сцену в трениках с оттянутыми коленками»). Мы сделали предложение Роме Шахновскому, экс-гитаристу распавшихся незадолго до этого Les Primitives. Шахно сидел без дела и предложение принял.

Рома много тусовал в Давыдкове, учился в давыдковской французской школе вместе с Родей, Ступиным и многими другими достойными людьми. Он сидел на том же музле, что и мы, кое-что сочинял и мог играть на рок-гитаре не очень технично, но нам этого было вполне достаточно.

Мы продолжили репы, теперь уже с Шахновским на гитаре. Были сделаны еще несколько песен, среди них кавер «Плохой погоды» (из кинофильма «Мэри Поппинс, до свиданья») – наш будущий первый радиохит.

Однажды я тусовал по «Горбухе», покупал какие-то пластинки. В ДК им. Горбунова тогда располагался офис «Фили-рекордз», рядом с ним я повстречал Игоря Тонких, генерального директора «Фили». Игорь и до этого проявлял некоторый интерес к нашим полуподпольным делам, например он был одним из тех немногих, кто по достоинству оценил юмор афиши «Пятидесятилетие “Четырех тараканов”». Игорь кое-что знал о нас, по его просьбе я как-то завез ему наше новое демо, записанное еще с Родей. В эту нашу встречу Тонких впервые сформулировал предложение, которое потом будет формулироваться не раз и не два и выльется в некий результат только через несколько лет. Звучало это примерно так: «А что если я предложу контракт?» Игорь – весьма нетипичный для этой индустрии и этой страны бизнесмен. Давление на группы, попытки корректировать творческие вопросы или применение других, более жестких мер влияния на артистов – не его стиль работы. Как правило, «Фили» предлагают контракты тем группам, которые им реально нравятся, не только (и не всегда) в плане коммерческого потенциала, а именно в личном плане. Игорь может ходить вокруг да около весьма продолжительное время, присматриваясь к группе, оценивая ее, анализируя те вещи, которые банда делает. Иногда действительно талантливые группы или группы, просто пахнущие будущими деньгами, вдруг резко перестают его интересовать (как это было с «Король и Шут» или Земфирой, например) просто потому, что это не его любимая музыка.

К лету 1996-го «Фили» были быстро развивающейся независимой фирмой, специализирующейся в основном на некоммерческом индепендент-роке. У них выпускались «Ва-Банкъ», также совсем недавно они подписали «Текилу» и IFK. В их каталоге была масса наименований, интересовавших, по большому счету, лишь весьма узкий круг ценителей. Всякие странные группы сорта «Вежливый отказ» или «Не ждали», а также «Колибри» и некоторые альбомы «Аквариума». У «Филей» было несколько метких попаданий. Например, в самом начале своей деятельности они подписали никому не известную группу из Екатеринбурга под названием «Чайф», которая весьма быстро стала мощным хит-мейкером. Также фирма дистрибутировала пластинки некоторых западных лейблов, в основном английских, среди которых были записи Depeche Mode, Nick Cave, Prodigy и нескольких других групп с массовой известностью в России. Еще они организовывали концерты огромного количества западных звезд: от радикальных панков MDC и Exploited до Smashing Pumpkins и Nick Cave. Контракт с таким лейбаком не сулил миллиона долларов в ближайшие три года, но зато не казался опасным для группы. Пока мы договорились о переиздании на «Филях» массовым тиражом альбома Best before…

Я также спросил о возможности работы на «Филях» в штате фирмы. Оказалось, что решить вопрос с моей вечной безработицей было весьма несложно. Буквально со следующей недели я уже ходил в контору, хотя представлял свои обязанности весьма смутно. «Менеджер по специальным проектам с элементами легкого курьерства и небольшой долей офисной работы» – примерно так можно было описать мою должность. Весь штат конторы, состоявший тогда человек из десяти, трудился примерно по этой схеме. Каждый из нас в течение дня мог метнуться на другой конец города с 5000-долларовым кэшем на кармане в метро, вернувшись, разгрузить машину с пластинками и напоследок протусовать часик с Генри Роллинзом в бэкстейдже «Горбушки».

За те несколько лет, что я провел в качестве сотрудника фирмы, я научился огромному количеству различных вещей, которые весьма пригодились мне тогда и бывают полезны до сих пор. Полиграфический процесс и видеомонтаж, продюсирование аудиосборников и пиар, медиапартнерство и технология изготовления CD, сокрытие доходов и уход от налогов, черный нал и расчленение трупов, копрофагия и содомия, куннилингус и мастеринг – вот лишь малая часть этого бесценного опыта. Но «Фили» были не только школой. Мы имели множество кайфов, дополнительно к небольшой зарплате. Я провожал в аэропорт Rage Against the Machine и видел сиськи басистки из Smashing Pumpkins, тусовал с Олга из Toy Dolls и выпивал водку с Ником Кэйвом. Я записывал таракановские демо на кассеты, затирая фонограммы готовых альбомов никому не известных групп «Мумий Тролль» и «Би-2», присланных в контору в надежде получить контракт. Веселье и беспредел, короче.

OK. Летом 1996-го мы впервые после «Фестиваля Надежд» пятилетней давности снова вышли на сцену «Горбухи». Это был «Учитесь плавать-2», и проводился он в течение двух дней. День первый: Rage Against the Machine и пара «мазафакерских» банд, день второй: множество русских групп с «Ва-Банком» в качестве предводителей. Выглядели и звучали мы, прямо скажем, не особо убедительно, однако фестиваль собрал много зрителей, кому-то из них мы, возможно, понравились. На осень был заряжен еще один фест в «Горбушке» – на этот раз чисто панковский. Планировались «НАИВ», «Четыре таракана», «Егор и бомбометатели» (сольная банда теперь уже экс-гитариста «Ва-Банка» Егора Никонова), «Дистемпер» (уже с дудками) и… NOFX! Переговоры с группой «Фэт» Майка поначалу вел Саша Иванов при помощи американского «наивовца» Макса Кочеткова, чуть позже подключились «Фили». Максу удалось «сбить» гонорар NOFX до такой степени, что они должны были играть в Москве почти бесплатно. Работая на «Филях», я имел возможность ознакомиться с бытовым райдером (списком требований к организаторам) американских панк-героев. Райдер был составлен с изрядным чувством юмора (чем NOFX вообще славны), это отличало его от подобных документов других артистов. Особенно потрясло меня место, касающееся еды: «Еда должна быть ЕДОЙ!!! Никаких ебаных чипсов или типа того! Хорошая еда – хорошее шоу. Плохая еда – никакого шоу!»

Намного позже, когда «Тараканы!» начали сами выдвигаться в первые продолжительные гастроли, мы на собственной шкуре прочувствовали справедливость всех этих восклицательных знаков.

Хотя мне, честно говоря, не верится, что где-то еще (кроме России) организаторы считают возможным называть пару пакетов орешков «обедом».

Настал день фестиваля. Мы уже были в «Горбухе» на саундчеке, когда пришли плохие новости: NOFX на фесте не будет. Как оказалось, калифорнийские отморозки не заморочились получить российские въездные визы. Удивительным способом проникнув в самолет (людей без виз обычно на борт не допускают), они самым натуральным образом не прошли паспортный контроль в Шереметьеве-2. Все наши попытки разрулить ситуацию (подкуп, взятки, угрозы, звонки в консульство и тому подобное) не возымели успеха. На ближайшем обратном рейсе парни были депортированы. The real professional punkers! Тем не менее фестиваль состоялся. Всем собравшимся в зале было объявлено, что заграничный хедлайнер выступать не будет. Людям было предложено сдать билеты, однако воспользовались такой возможностью лишь некоторые. Все русские группы отлично отыграли, мы тоже прозвучали неплохо. Публика знала «Я пил», некоторые песни с Best before… Кроме того, наши новые вещи были несложны и ложились в уши достаточно быстро. Остается лишь добавить, что в октябре 1996-го мегагалактические американские панк-звезды NOFX могли рассчитывать в Москве лишь на 800 человек зрителей. Именно столько билетов было продано в «Горбуху» на момент получения грустного известия.

Под Новый год мне позвонил Олег из группы «Азъ». Он пропадал из поля зрения на несколько лет и, объявившись, сообщил, что группа его в порядке, они пишутся и выступают, а он сам работает на КТР. Олег рассказал также, что он задумал проект «Панк-революция». Он долго и восторженно рассказывал мне о необходимости свершения некоей революции, что настало время для настоящего манифеста, взрыва, бла-бла-бла… Я, честно говоря, всегда с подозрением относился к подобным телегам. Не думаю, что Ramones в 1974-м грезили революцией. Делай то, что нравится – вот и вся революция, не так ли? Но так как, по словам Олега, наше персональное участие в «революционной деятельности» могло быть ограничено разрешением использовать таракановскую песню на одноименном сборнике, мы решили в этом все-таки поучаствовать.

КТР, давняя контора Паука из «Коррозии металла», в скором времени приобрела стремную репутацию. На тот же момент Паук не был замечен в особых тусовках с фашней, занимался выпуском различного металла и начал проявлять интерес к панкоте. Как я понял, Олег как раз и был главным панк-консультантом на КТР. Мы отдали какую-то вещь с Duty Free Songs на первую часть «Революции», а также отыграли на одноименном фестивале, организованном Олегом в «Форт Россе». Этот фестиваль оказался одним из самых неприятных выступлений в нашей жизни. «Форт Росс» недавно начал пользоваться услугами наци-группировок в охране клуба. Бритоголовые с подозрением относились к нам. Весь сет охрана сцены провела, повернувшись к нам лицом, с правыми руками, вытянутыми в «зиг хайле», и с мутными выражениями ебальников. После того концерта мы более не имели дел с «Форт Россом», который вскоре умер из-за отсутствия публики. Мы познакомились с Пауком, который сделал нам предложение издать Duty Free Songs у него целиком. Сергей производил впечатление вполне вменяемого человека, просто на своеобразном чувстве юмора. Не всегда было понятно, гонит он или говорит серьезно. Создавалось впечатление, будто он оказался жертвой когда-то им самим придуманного шутейного стиля общения, завязнув в нем и потеряв всякую возможность «выходить из образа». Как в фильме «Эд Вуд», где Бела Лугоши, всю жизнь игравший доктора Франкенштайна, вне съемочной площадки все норовил состроить вампирскую рожу, так и Паук постоянно был «тем самым Пауком», из «кроваво-могильного угарного секс-трэш-шоу “Коррозии металла”». Когда я вижу сейчас в телевизионных новостях очередной сюжет о митинге «коричневых», где показывают Сергея, вещающего нацистский бред, я не могу поверить своим глазам. С ним явно что-то случилось. Он не был таким, я знаю точно.

Контракт на издание Duty Free Songs нам было предложено подписать на обратной стороне не использованных после президентских выборов 1996-го агитационных листовках «короля анальгина» Брынцалова, при этом Сергей настаивал на том, чтобы скрепить контракт кровью.

Он, видя нашу явную антипатию к «правым», пообещал разместить на будущем дизайне обложки нашего альбома «маленькую свастичку». Тогда он еще всего лишь юморил на эти темы.

В конце 1996-го у нас случился еще один выезд за пределы МКАД, на этот раз в Брянск. Несколько брянских активистов альтернативной музыки проводили у себя в городе традиционное мероприятие Grand Freak Show, подписывая на него массу своих групп, банд из близлежащих городов и приглашая московские группы. На этот раз они захотели видеть у себя «Консоль», Epilepsy Bout и «Четыре таракана». Мы были немного знакомы с этими группами, но, так как они были из «мазафакерской» тусни, относились к ним настороженно. В поезде после распития небольшого количества бухашки мы все немедленно забратались. Пацаны оказались отличными людьми, веселыми и на весьма оригинальных приколах. Epilepsy Bout немного играли в таких «чуваков из гетто» типа «русских Biohazard». Они обращались друг с другом подчеркнуто грубо, то и дело завязывая шутейные, но достаточно крепкие полупизделки. На самом деле они были простыми окраинными парнями в хоккейных майках, очень простодушными и дружелюбными. Чика Ди из «Консоль» и Тихон из «Джазлобстер» (оба, кстати, будущие вокалисты IFK) ехали в Брянск, чтобы ко всему прочему еще и показать свой совместный шутейный проект. Что-то типа пары МС, читающих под электронный подклад смешные псевдорэпаки. Тихон, которого я встретил впервые, поражал всех просто фантастическими шутками. Этот человек умеет юморить без остановки, делает это остроумно и ярко. Он на ходу придумывает комические куплеты, читает смешнейшие рэпаки собственного сочинения, отпускает сатирические замечания и вообще бодрится не по-детски.

По приезде в Брянск обстановка несколько накалилась. Организаторы решили не предоставлять нам место для отдыха (приехали мы в пять утра), предложив всем размещаться на бетонном полу фойе кинотеатра, в котором вечером должен был состояться концерт. Спать на полу было нереально, поэтому все продолжили выпивать. Шахновский отчего-то накидался больше остальных и начал включать «крутого Рому из Давыдкова». Отчасти это напоминало эпизод с Рубановым в поезде на Ленинград, однако на этот раз не было проводников, грозящих ссадить с поезда вместе с ментами, и бухих срочников. Вместо них были бухие Epilepsy Bout – парни хоть и приятные, но шуток не понимающие. Рома решил конкретно доебаться к их компании (мы в это время безуспешно пытались заснуть в фойе), плотно сел на уши чувакам и ни на какие уговоры оставить их в покое не велся. В итоге случилась некрасивая сцена. Рома в процессе базара абсолютно перестал контролировать себя и попытался сунуть в ебач басисту «эпилептиков».

Басист моментально сунул Роме в ответку. «Эпилептики» все как на подбор были крепкими чуваками, этот парень не оказался исключением. Шахно крепко обиделся, растолкал нас ногами и сообщил, что его тут пиздят и он немедленно уезжает домой. «Где тут московская дорога? Меня не ебет! В какую сторону Москва? Я в рот ебал такие гастроли!» Нам стоило огромных трудов отговорить его от поездки домой и заставить извиниться перед пацанами. В последнее время Роман то и дело включал беспредельщика, и на определенном этапе он мог дать фору в этом деле даже Рубану. Нам становилось с ним все тяжелее и тяжелее, кроме того, его уровень игры всегда оставлял желать лучшего. В конце концов Шахно объявил, что в ближайшие полгода собирается уехать жить во Францию.

У нас опять были проблемы с составом. Новый альбом был почти готов, нам оставалось только наконец подписаться с «Филями» и идти на студию, и гитарист нам был нужен срочно. На самом деле нам был нужен человек, который просто смог бы технично играть то, что ему говорят. Мы с Лехой написали достаточно песен, и на том этапе креативная фигура нам была не обязательна.

Дима Андрианов, тогдашний гитарист «Мэд Дог», посоветовал нам прослушать одного своего знакомого, молодого, но подающего надежды парня. Чувак, которого звали Максим Беляев, приехал на базу в полушубке на меху и в высокой мужицкой шапке-ушанке. Пока мы все шли от метро, Рубан шипел мне на ухо: «На хуй мы идем на базу? Ведь ясно, что мы не возьмем его. Посмотри, этот лупень просто гопник какой-то». Макс действительно был плотным и жопастым малым, коренастым, с круглым и ушастым лицом. Представить его на сцене в составе панк-группы было крайне сложно. Однако оказалось, что он все отлично снял, играет с мощной и техничной подачей и теоретически нам подходит. Я спросил его, может ли он что-нибудь сделать со своим внешним видом. Максим был готов на все. Я порекомендовал ему купить высокие ботинки на шнуровке, коротко подстричься (при его телосложении ему бы пошел очень короткий ежик). Ему была подарена пара панк-маек. В итоге Макс стал условно похож на человека.

К лету 1997-го у нас были готовы все песни для будущего альбома. К некоторым вещам, оставшимся по наследству от Роди, прибавились наши совместные с Лехой песни: «Пиво на вино» и «Панк-рок-песня». Я сочинил «Дурную башку» и Do you wanna be punk. Мы решили записать еще одну кавер-песенку «Фильм, фильм, фильм» из одноименного мультика и переписать «Крысу».

Мы много играли и стабильно собирали небольшие, но лояльные аудитории. Нам по-прежнему приходилось все делать самим, клубы не желали вкладываться в промо наших концертов, предоставляя нам самим заботиться о рекламе акций. При этом они также не давали нам «хороших» дней для концертов и душили мизерным процентом в качестве гонораров. Мы тратили слишком много времени, средств и энергии на изготовление афиш и флаеров, их распространение и расклейку. Мы зарабатывали гроши, еле отбивая средства, потраченные на промо. Они высчитывались из нашей доли «дверных» денег. Процент клубу уходил безо всяких вычетов. «Четыре таракана» уже не были неизвестной группой, поэтому в некоторых случаях картина меня, приклеивающего на стену в рок-магазе афишу с собственным лого, выглядела просто неприлично. Я также заебывался от поездок по магазинам с кассетами. Уставал от постоянных терок с клубными менеджерами, которые пытались опускать нас по понятиям и на условия. В общем, уставал от всей этой мелкой суеты, которая дико не кайфова. Мы НИКОГДА не относились к DIY как к религии и НИКОГДА не клялись в верности «идеалам». «Сделай Это Сам» – было единственно возможным способом оставаться на плаву в течение долгих лет или просто существовать. Мы делали это от безысходки, а не потому, что нам так уж это хотелось делать. Мы всегда с иронией относились к идеологическим и мифологическим составляющим DIY и, тиражируя кассеты, оставляли право попиздеть за идеологами.

Рассуждения о «несвободе» «контрактных» групп и давлении лейблов всегда воспринимались нами как пустопорожнее пиздобольство. Никто и никогда не сможет сделать из нас то, чем сами не захотим стать. А это и есть свобода, не так ли?

Короче, нам был нужен контракт и менеджер.

5. Песни с минимумом слов

Весной 1997-го мы решили отметить свой очередной день рождения. Дата была некруглая, и мутить масштабную акцию не хотелось. К тому моменту основной площадкой для концертов групп нашего плана стало новое место – «Р-клуб». Рокешное заведение на ст. м. «Волгоградский проспект» работало уже около года. С понедельника по среду там играли солянки из молодых групп на условиях выкупа билетов, по четвергам и воскресеньям – банды нашего уровня. В «хорошие дни» – группы типа «Мастера» или «Монгол Шуудан». Вскоре и мы стали претендовать на пятницы и субботы, и, немного покобенившись, клубное начальство стало давать нам эти дни. В основном мы играли с «Мэд Дог». С ними, несмотря на их стилистическую неустойчивость, мы имели отличные отношения. Снейк брал на себя основные заботы по промо, вокруг него постоянно тусили какие-то полуграндж-полуготик-девицы, которые, собственно, и занимались всей грязной работой. Также мы частенько подписывали «Смех», «Идиотов», Apple Core, Am I Sexy (первое название «8-й Марты»), «П. З. О.», «Радио 1», «Ульев» и только начинавшую делать свои первые шаги «Червону рутту».

На свое шестилетие мы решили пригласить наших новых питерских знакомых «Король и Шут».

Этот концерт должен был стать их первым визитом в Москву и частью концертного обмена, о котором мы договорились незадолго до этого в Питере. Полгода назад они выпустили на кассетах свой блестящий альбом «Камнем по голове», звучавший свежо и оригинально и при этом по-настоящему роково. У них были отличные мелодии и очень продуманные аранжировки. В некоторых местах они даже пытались играть в ска-манере, а комичный в «Эдуард Хиль-стиле» тембр голоса Горшка вообще валил наповал. Они очень заморачивались на хорошую игру живьем, по всей видимости, много репетировали и звучали достаточно убедительно. Сами по себе парни были очень простые, если не сказать простоватые. Горшок производил впечатление импульсивного и эмоционального чувака, которому просто мучительно не хватало элементарного образования. Князь оказался основным поэтом в группе, хотя внешне выглядел еще комичнее Горшка. Я могу ошибаться, но иногда мне кажется, что глубоко внутри Андрея запрятано удивительно оригинальное чувство юмора, которое вылезает наружу крайне редко, отчего невозможно сказать, осмысленно он пошутил сейчас или просто случайно попал в цель. Леха иногда вспоминает, как в один из наших приездов в Питер они отправились с Князем к тому домой, и Андрей решил приготовить еды. «Прикиньте, он сварил сосиски в пленке и в ту же воду, не вынимая сосисок, кинул вариться макароны! Типа, так будет вкуснее. Нормальный чел?»

Балу просто приятный малый, Яша – чувак «себе на уме», с неплохими менеджерскими задатками (он даже рулил группой какое-то время, пока «КиШ» не обрели нормальный менеджмент). Поручик также производил приятное впечатление. Дима Журавлев по кличке Шумный, их тогдашний менеджер, был одним из первых людей в этой стране, понявших, что в лице «КиШ» он имеет дело с потенциально ОЧЕНЬ БОЛЬШИМИ ЗВЕЗДАМИ. Насколько я знаю, Шумный был с группой еще с «там-тамовских» времен, и львиная доля их успеха на предварительном этапе, перед рывком к вершинам, заслуга именно Шумного. Я не уверен, что «КиШомания» развивалась бы в стране с той же скоростью, не будь с ними Шумного, зато знаю, кто вложил первый камень в фундамент этого «проклятого дома». Работая на питерском ТВ (у Димона была собственная рок-программа «Лестница в небо»), Шумный отрулил группе целый документальный фильм, частями которого стали малобюджетные клипы на пять или шесть песен с «Камнем по голове» из предыдущего их альбома. Это кино несколько раз показывали по «питерскому каналу» (так тогда называли «пятую кнопку», то место ТВ-эфира, где сейчас «Культура»). Два или три показа фильма вызвали в Москве такую мощную волну интереса, какую не вызвали бы и 200 эфиров в неделю нашего Don’t Come.

Первый концерт «КиШ» в Москве, на шестилетии «Четырех тараканов» в «Р-клубе», оказался также первым и последним нашим с ними выступлением, когда мы играли ПОСЛЕ «КиШ». Никогда потом такого с нами не случалось. Клуб был забит до отказа. Людей, знавших что-то о «Король и Шут», пришло всего несколько десятков, но они с таким жаром поддерживали парней, что их энтузиазм легко передавался остальным. Уже тогда была заметна странная вещь – те, кто пришел на «КиШ», не выглядели как панки. Мало того, часть этих людей была одета в майки «Арии», которая тогда была далеко не в таком шоколаде, как последние несколько лет. Первыми московскими фэнами «Король и Шут» на самом деле были чудики из Нескучного сада, волосатики-толкиенисты, по четвергам сражавшиеся на своих картонных мечах. Было весьма забавно наблюдать, как массовая известность и народная любовь распространяется на «КиШ».

Группа, о которой никто не знал в апреле 1997-го, уже в июне имела перед сценой сотню фэнов в самодельных майках.

Еще через полгода их сольный концерт в «Р-клубе» не смог вместить всех желающих, и была назначена дополнительная дата на следующий день – случай беспрецедентный для московской рок-сцены. Еще через год, в самом начале посткризисного 1999-го, они играли сольник в «Горбушке».

Прошло еще немного времени, и обычными площадками для них стали стадионы.

В конце весны 1997 года вышла очередная часть сборника «Учитесь плавать», третья на этот раз.

С некоторых пор заморочки по составлению сборника и его продюсированию «Фили» возложили на меня. Скляр, плотно занятый в собственной группе, практически самоустранился от увлекательного процесса прослушивания сотен фонограмм со всей страны. Таким образом, я получил уникальную возможность для лоббирования в проект всех дружеских панк-банд. Так на «УП» попали «Пауки», «КиШ», «Ульи», «Мэд Дог» и другие. На третьей части в числе прочих оказались «НАИВ» с песней «Героин» (они только-только записали и выпустили на «Филях» спродюсированные Биллом Гоулдом из Faith No More «Посталкогольные страхи»). Там были «КиШ» с «Блуждают тени» и «Четыре таракана» с «Непогодой». Ее мы записали как демо на гнесинской студии. Случайно попав в роль человека, от которого что-то зависит, я был поражен тем фактом, что люди были готовы унижаться передо мной, лишь бы их песня была рассмотрена как кандидат на попадание в очередную часть «УП». На самом деле это было противно, смешно и любопытно одновременно. В первую очередь это касалось молодой генерации хардкор-альтернативщиков. Тех самых: с бородами, в бейсболках и «дерьмом на морде» (пирсингом, если одним словом).

Кроме шуток: известные сейчас в узких хардкор-кругах деятели приходили в контору, выдергивали меня во двор, покупали пивчаги (будущие стрейт-эйджеры!), называли «Сидушкой» (пидорасы!!!) и ласково объясняли, почему их песня должна быть на «УП». Представляю себе, что чувствовали при этом все эти Against the Butthead, Beavis and Stream tendencies, Sepulhadora и как там еще они называли себя. Подумать только! Карьера нереальных мажоров на жирном модном стаффе «зависела» от панк-обсоса из нелепой группы с глупым названием. В реале же от меня ничего особо не зависело. Окончательные решения все равно принимало руководство, и я, кстати, честно всегда в этом признавался. Но к руководству им было не пробиться, и они считали необходимым полизать жопу мне. Некоторые даже предлагали прайс, смущаясь. До людей, видимо, доходили слухи о том, что некоторые создатели сборников брали за участие в них с групп деньги (КТР, например). Когда я рассказал о паре таких попыток Тонких, тот шутейно порекомендовал деньги брать, но не забывать отсылать ему долю. Шоу-бизнесмен, чего вы хотели?

Я никогда не был в восторге от этой несуразной музыки, которая представляется мне бессмысленным набором риффов и нелепой попыткой искусственным образом вдохнуть эмоции туда, где они сроду не водились. Мертвяк, только очень громкий. Мне были неприятны все эти люди на гнутых пальцах, опускающие свои гитары в «ре» и «грозно» орущие речитативы.

Настоящих талантливых пацанов в этой среде было крайне мало. «Кирпичи» и «Текила», «Швах» и IFK – вот и все, хотя, наверное, относить их к этой тусе было бы неверно.

Весной мы также съездили в очередную гастроль в красивейший город Смоленск. Поездку зарядил мой давнишний приятель Санек Мелешкин. Меломан и коллекционер панк-рока, хардкора и индепендента (все на «родных» CD и виниле!), Санек к тому моменту занялся менеджментом для «Ульев» (Вован также был его хорошим приятелем). Удивительным образом Санек смог получить у смоленских организаторов гарантированный гонорар для нас, целых 100 долларов (!!!). Как видите, за шесть лет мы смогли вырасти до таких запредельных гонораров!

В начале лета «Фили» зарядили новый панк-фест в два дня. В первый день играли английские легенды Stranglers, «Король и Шут», «НАИВ» и «Егор и Бомбометатели». На второй день – Toy Dolls, «Четыре таракана», «АУ» и кто-то еще. Фест прошел отлично, все изрядно повеселились. Концерт Toy Dolls долгое время оставался для многих лучшим КОГДА-ЛИБО виденным рок-зрелищем. Чуваки действительно показали такой уровень, что все просто тихо охуевали. Искрометный и мощный рок в исполнении трио, отточенные бэк-вокалы, масса инструментальных трюков и шоу-штук, стриптиз, «Танец с саблями» Хачатуряна, исполненный на мандолине и акустической гитаре.

Я до сих пор мечтаю привезти Toy Dolls в Россию еще разок, сейчас мы в паре могли бы собрать намного большую аудиторию, чем те 1100 человек в 1997-м.

«Король и Шут» были пролоббированы на фестиваль мной, именно поэтому мне пришлось взять на себя ответственность по ночному размещению пацанов. Мы все вписались в съемной двушке на «Молодежной», где я тогда проживал со своей девушкой. Была весьма веселая ночь, после которой у тогдашней моей дамы и еще одной милой девушки, жившей с нами, возникла стойкая антипатия к ленинградским артистам и ко мне тоже (ко мне, правда, ненадолго).

Вскоре «КиШ» организовали нам ответный визит. Это также был концерт – день рождения, правда, на этот раз – семилетие «Король и Шут». Проводили они его в старом клубе «Полигон» на Лиговке и, несмотря на несезон (дело было в июле), собрали весьма внушительную аудиторию. Было видно, что группа пользуется стойкой любовью публики, сорт которой было нелегко обозначить. Здесь были т. н. «алисоманы» (насколько я знаю, в Москве «алисоманы» очень немногочисленны, по крайней мере, в 1997-м видеть массу людей в красно-черном нам было странно), всякие русско-рокерские упыри в тельняшках, грандж-парни и девки, панки и скинхеды, металлисты (тогда люди в майках «Арии» считались металлистами) и такие… э-э-э… просто студенты.

Сейчас все чаще и чаще слыша от тинейджеров слово «нефоры», я понимаю, откуда вообще взялось такое понятие. «КиШ» объединили всех, и разные молодежные тусы, бывшие тогда разобщенными, нашли для себя единственную точку соприкосновения в песнях «Король и Шут». Все они стали просто «нефорами». Объединение нивелировало их сущности, уничтожило индивидуальность, приведя всех к общему знаменателю. Когда же в эти ряды влились новые люди, только подросшие для того, чтобы интересоваться роком и ходить на концерты, они уже не знали, что бывает по-другому.

Концерт прошел заебись, публика принимала нас достаточно тепло, та реакция на разогревающие группы, которая позже стала типичной для «КиШ» армии, тогда еще была не в моде. Сбор был большой, парни смогли не только отбить нам дорогу, но и прислать небольшой гонорар.

В ответ на московский панк-фест Шумный попробовал пристроить нас на шевчуковский фестиваль «Наполним небо добротой». Так называемый «Театр ДДТ» второй год устраивал большие фестивали на стадионе «Юбилейный». Шевчук и компания были не в восторге от идеи нашего участия в их фесте. Насколько я понимаю, эта тусовка вообще испытывает стойкий антагонизм в отношении групп из Москвы. Так, в трех (!) днях фестиваля, в каждом из которых участвовало по паре десятков банд, из Москвы были только мы, «Тайм-Аут» и «Ва-Банкъ».

Шумный и парни из «Текиладжаз» пообещали организаторам, что «откусят» для нас время от своих сетов, и только после этого мы оказались в списке выступающих.

В моей съемной квартире я случайно познакомился с парой личностей, ставших вскоре большими российскими рок-звездами. Девушка, снимавшая вместе с нами одну из двух комнат, дружила с питерским чуваком по имени Саша.

Саша этот частенько приезжал в Москву и останавливался на ночлег у нас. Он пел в малоизвестной группе под названием «Сплин». С этим Сашей мы пару раз жарили пельмени и запивали их водкой.

Простой и веселый парень, достаточно общительный для человека из СПб. В один из моих отъездов Наташа (так звали девушку) по просьбе парня дала ему мою раздолбанную акустику, которую я использовал для сочинения песен. На гитаре была всего пара струн, мне этого всегда было достаточно. Оказалось, что этого достаточно было и Саше. Его, по всей видимости, достали в Москве питерские музы, и он сочинил в нашей квартире пару новых вещей для своей банды. Одна заунывная мудянка была про колесо. Вторая была про Натаху, которая в тот момент готовилась к сессии на заочном.

Эта песня под названием «Орбит без сахара» вскоре была записана и пошла по всем без исключения радиостанциям, принеся «Сплин» первый массовый успех. Больше я Сашу не видел.

Еще один прикольный чувак теперь поет в группе моего детства, хотя тогда, в 1997-м, Артур Беркут, наверное, и не помышлял о том, что все так обернется. Не помню, как именно он попал на нашу кухню, была мощная туса. Человек двадцать или около того. Я знал о нем как об экс-вокалисте в принципе пиздатой старой группы «Автограф». Слышал я также и о том, что последние несколько лет Артур провел в Калифорнии, играя в группах. Беркут нереально крутой певец на всех модных темах. Американский альбом его тамошней группы «ZoooM», где Артур пел и играл на гитаре, а два стейтса составляли ритм-секцию, звучит очень панк-рокерски. Чем-то по манере и мелодиям напоминает первый альбом Intruders. Сейчас Артур в «Арии», пока узнает меня и с радостью здоровается.

Между тем мы продолжали репетировать, готовясь к новой записи. «Фили» были готовы финансировать студийное время и выпускать альбом, правда, не подписывая при этом контракт, ограничиваясь устными договоренностями. К тому моменту Игорь Тонких, по всей видимости, все-таки решился работать с нами. «Филями» были уже оплачены запись «Непогоды» для «УП-3» и наша первая в жизни профессиональная фотосессия, сделанная суперским фотографом, автором 90 % наших фотоизображений, Колей Орловым.

Мы нашли крутую и недорогую студию. Совсем новую, правда, в Санкт-Петербурге. В качестве саунд-продюсера мы планировали подписать Мишу Кольчугина, писавшего «Камнем по голове» «КиШ». Сессии на «Добролете» (так называлась студия) были запланированы на август.

Мы договорились с Шумным, что на время записи остановимся у него. Бюджет был небольшой, нам было нужно уложиться в восемь десятичасовых смен, которые были отпущены и на запись, и на сведение. У Шумного мы все вчетвером занимали одну комнату, Димон и его огромная московская сторожевая собака Бяша проживали в другой.

Записывались мы по ночам. На многих студиях, и «Добролет» не исключение, ночные смены стоили намного дешевле, чем дневные.

Миша Кольчугин оказался милым парнем, опытным звукорежиссером, но тем не менее ему пришлось немало помучиться с нами. Если в исполнительском плане мы были более или менее готовы к записи, то в техническом – нет. Максовская гитара фонила и давала песок вместо уверенного и плотного перегруза. На «Добролете» не было своих комбов, и во всех последующих случаях (нами было записано там еще три пластинки) мы брали недостающий бэк-лайн в аренду отдельно. На этот раз другой инструмент мы добыли у Яши Цвиркунова из «КиШ» и добились правильного гитарного звука, скоммутировав имевшийся на студии малюсенький фендеровский комб с басовым комбом и перегрузив сигнал дополнительно через Яшин же процессор.

Лехин бас тоже был не фонтан, однако это мы смогли побороть малой кровью. Мы снова имели конкретное мозгоебство с барабанами и вокалом. «Добролет» не оборудован всеми этими новомодными японскими цифровыми приборами, позволяющими редактировать запись компьютерными программами, и все неровняки, лажи и плавающие темпы так и остались на альбоме. С вокалами мне очень помог Пит, приезжавший к нам на запись из Москвы на несколько дней. Денис записал все бэк-вокалы, которые на этот раз были неотделимой частью аранжировок песен, а не просто подпевками. Кроме этого он показывал мне, как справиться с наиболее трудными в вокальном плане местами, а один кусок в «Непогоде» («Кто-то ищет тебя / среди дождя-а-а-а»), который мне тотально не давался, спел сам.

Главной нашей целью на «Добролете» было не допустить такого же позорного результата, как в случае с записью Best before… Мы максимально перегрузили гитару, писали множество дабл-треков, пытались добиться тяжелого звука барабанов и отрулили модный (Green Day style) рокочущий бас. Во время сведения (30 часов на 15 песен, две из которых потом стали радиохитами!) мы зорко следили за тем, чтобы баланс вокала и инструментов был в пользу последних. Вокал вперед выдвигают не рокеры, а поэты. Бочка, ведущий барабан и гитара были на первом плане. Бас – чуть за ними, вокал притоплен, короче, все как у Ramones. «Че-то у вас нихуя слов не разобрать» – так некоторые, не привыкшие к РОКу слушатели называют такой тип баланса. Для всех них существует стандартный ответ: «Хотите разбирать слова? Купите пластинку группы “Чайф”».

Новые песни также предопределяли другой подход к звуку. Некоторые из них уже не были столь в Ramones-стиле, мы много слушали современный американский поп-панк. «Панк-рок песня» и «Пиво на вино», например, имели совсем иную структуру, нежели наши старые вещи. Они были построены на гармониях другого сорта. Важной частью их стал басовый рифф – элемент аранжировки, который мы до того почти не использовали. Гармонические интервалы в припевах и других частях новых песен стали важной частью звучания, так делали многие наши любимые группы, а значит, так надо было делать и нам.

Записываясь, мы не думали о том, что делаем продукт, который, возможно, подтолкнет группу наверх. Мы очень надеялись на то, что, будучи выпущенным на лейбле, а не DIY, альбом получит дистрибуцию по всей стране и каждый панк в любом городе России сможет позволить себе купить его. Попадание на радио было маловозможным, мы писали конкретную жесткотню, ничего подобного на здешних FM-станциях тогда не крутили. Договор с «Филями» не подразумевал масштабного промо для группы, только рецензии на альбом в прессе. Никаких клипов, рекламных роликов – ничего. В процессе записи мы пытались сами для себя определить те вещи, которые теоретически могли бы пойти на радио. Таковыми нам отчего-то казались «Ночь-день-ночь» и «Непогода». Ну, еще «Панк-рок песня», но она была слишком на «малодоступную» для масс тему.

Когда мастер-диск был привезен в Москву и «Фили» ознакомились с его содержанием, альбому была спрогнозирована долгая жизнь с массой переизданий. Я знаю, что он действительно худо-бедно продается до сих пор. Последнее, третье переиздание с бонусами случилось не так давно.

Игорь Тонких отнес материал на «Максимум» Козыреву. Михаил выделил «Непогоду» (кто бы сомневался) и… «Дурную башку», чего мы никак не ожидали. Он также пообещал не только включить обе вещи по очереди в плей-лист станции, но и всестороннюю поддержку выхода альбома. Все это было настолько нереально, что даже не верилось, что это происходит с нами.

Мы – на радио! Круто. Интересно, как мы будем звучать из бытовых «мыльниц»? А из приемников в такси? Казалось, что еще немного, и мы вылезем из болота. Прощайте раздача флаеров и клейстер, здравствуйте компакт-диски и большие красивые афиши!

«Фили» испытывали в отношении нас определенный энтузиазм, пластинка, возможно, могла стать реальным прорывом для группы. Все опять шло слишком хорошо. В нашем случае это, как правило, означает, что вот-вот настанет жопа. Пиздец подкрался, по своему обыкновению, незаметно, хотя и был результатом некоторых незаметных постороннему наблюдателю процессов.

Через несколько дней после возвращения со студии в Москву Леха забил со мной стрелу.

В течение недолгого спича (когда надо, Леха может быть весьма жестким и конкретным) он объяснил мне, почему группа не может существовать дальше в том виде, в котором существует.

Основная причина была в Рубане. На протяжении нескольких последних лет Денис выпивал и делал это с пугающей активностью. Пребывая в жопу, он становился просто неприятен, назойлив и агрессивен. Общение с ним было невозможно, и это послужило причиной некоторого охлаждения наших с ним отношений. Плодотворно заниматься музыкой с ним в составе становилось все сложнее и сложнее, в один момент стало ясно, что это вовсе невозможно. Мы больше не были развлекающимися подростками. Группа потихоньку вырастала в ДЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ, а при таком раскладе иметь рядом с собой вменяемых партнеров важнее, чем невменяемых старых приятелей. Но была и еще одна причина, поважнее бухалова.

Несмотря на определенные старания, опыт, накопленный за почти семь лет активного участия в рок-группе, «студию джазовой импровизации «Замоскворечье», которую Денис посещал несколько лет, ему так и не удалось вывести свою игру на новый уровень. Конечно же, он играл намного лучше, чем пять лет назад, но тем не менее. Еще Родионов уделял огромное количество времени на репетициях занятиям с Денисом. Он пытался объяснять ему конкретные места песен, где ритмика отличалась от стандартных «тум-ПАМ, тум-тум-ПАМ», учил с ним синкопы, расставляя их в нужных местах, как того требовала мелодика песен и чего сам Рубан тотально был не в состоянии чувствовать. Родя постоянно настаивал на игре под метроном, что всегда осуществлялось с немыслимым напрягом и сопротивлением со стороны Дениса.

Однако Денис либо прикладывал мало старания и усидчивости, либо от природы имел небольшие способности к чувствованию ритмики. Дело почти не двигалось с места. Ко всему прочему, процесс усугублялся немыслимым самомнением Рубана. «Я барабанщик и играю семь лет! Кто вы такие, чтобы говорить мне, как и что делать? Вы что, все охуенные музыканты? Родя, иди, поучись на гитаре играть!»

Не то что мы совсем хуево звучали, нет, так тоже сказать нельзя. На примере множества групп, где все музыканты имеют одинаково низкий исполнительский уровень, можно видеть, что некоторые такие банды могут играть более или менее монолитно.

Если люди много репетируют друг с другом, то в конце концов они заучивают наизусть все кривости и неровняки друг друга и в нужных местах играют с одинаковыми ошибками.

Эта практика дает на некоторое время видимость относительно стабильной, ровной игры. Как правило, лажу у таких групп слышат только другие музыканты. Публике все это не особенно заметно. И тем не менее, если группа планирует развиваться, долго так продолжаться не может.

Видя, что все его старания имеют весьма слабый результат (или вообще никакого результата), Вован не раз и не два пытался говорить со мной о возможной смене барабанщика. Еще за полтора года до записи «Украл…» Родя говорил мне все то, что потом сказал Леха.

Я не видел путей, как это можно сделать. Рубан всегда был неотделимой частью группы, стоял у истоков, был в составе еще до меня. Ситуацию, при которой мне (или кому-то еще) пришлось бы объявить Денису, что он больше не в группе, невозможно было даже представить. В последнее время, приняв на грудь, он любил поразглагольствовать о своем высоком статусе в банде. Все чаще и чаще он договаривался до телег вроде: «Эта группа – моя. Название мое, я его придумал (?!). Песни тоже мои». Он со странным пренебрежением относился ко всем «некоренным» участникам ансамбля, когда-либо игравшим в нем. Люди, формировавшие репертуар, – настоящие, а не самозваные авторы песен, парни, определявшие звук группы, ее лицо, ходили у Рубана чуть ли не в сессионщиках! Денис не мог и, по всей видимости, никогда не пытался избавиться от абсолютно бессмысленного позиционирования себя в качестве «РУБАНА из “Четырех тараканов”». Весьма сомнительный статус для тех дней. Особенно если ты пытаешься навязать окружающим видимость его значимости пьяными ударами себя в грудь и прокручиванием по десятому разу за день кассеты с «Украл…» тотально охуевшим от этого дела гостям.

Несмотря на весь подобный кал, я всегда отвечал Роде, что тому следует забыть о своих намерениях.

Я никогда не был МУЗЫКАНТОМ, и все те вещи, что пытался внушить Родя, мне не были очевидны. Другими словами, мне казалось, что если мы будем больше заниматься ритмикой на репах и накручивать Рубана на занятия с метрономом дома, то все у нас будет хорошо. Вован же понимал, что такой мазы нет и все эти мероприятия в случае с Денисом просто впустую потраченные время и энергия. Он устал быть непрошеным сенсеем, объясняющим взрослому парню элементарные вещи, вместо того чтобы в свое удовольствие хуярить в группе. А кто захочет оставаться без кайфа в группе, которая приносит одно напряжение?

Как признался мне Вован через несколько лет после своего ухода, причиной того было еще и то, что ситуация с Рубаном оказалась неразрешимой.

После того как Родя покинул банду, заморочки с барабанщиком взял на себя Леха. Он оказался намного терпеливее и мягче и, будучи неплохим психологом, прекрасно понимал все тонкости непростого рубановского характера. Леха не взрывался на репах, не орал, не кидал инструмент на пол. Небольшими шагами, ласково и ненапряжно показывая Денису все сложные для него места, преподнося это как только что пришедшую ему в голову новую аранжировочную идею, он смог подготовить группу к записи «Украл…». Но после того как альбом был готов, Леха также перестал видеть пути для продолжения игры в прежнем составе. Не знаю, что послужило для него последней каплей. Может быть, напряги с записью барабанов на студии, может быть, некий личный момент в общении с Денисом.

Суть его телеги сводилась к следующему: мне предлагалось выбрать из двух вариантов. Либо мы с ним ищем двух (!) музыкантов в группу (с Максом продолжать также не имело смысла, правда, по другим причинам) и, возможно, начинаем все сначала. Либо он, Леха, просто соскакивает из «Четырех тараканов». В первом случае мы рисковали потерять все, что было накоплено группой к тому моменту. Не было никаких сомнений в том, что, попытайся мы сохранить старое название для нового состава, мы напоремся на такое яростное сопротивление со стороны Дениса, что просто наживем себе кровного врага. В отношении репертуара тоже было не все так просто. И если с песнями моего или Лехиного авторства все было ясно, то со старыми вещами, Родиными например, могли возникнуть проблемы. Рубан неоднократно провозглашал себя единоличным собственником всего репертуара группы безо всякого на то основания. Наш альбом выходил под маркой «Четыре таракана», и все те кайфы, которые его выход сулил группе, теперь оказывались бесполезными. Что толку нам от того, что «Дурная башка» станет чемпионом эфира, если диджей будет объявлять ее как песню группы «Четыре таракана»? Помимо всех этих проблем мы еще дико подставляли лейбл. «Фили», несколько лет раздумывая над тем, подписывать нас или нет, вложив в итоге в нас немалую сумму, получали альбом несуществующей группы. То-то радости будет Тонких!

Мы теряли фэнов, полученных несколькими годами титанического труда и постоянных выступлений. Нам снова предстояло искать музыкантов, причем не полусессионщиков, таких как Макс, а парней, способных стать настоящей частью ансамбля. Единомышленников.

Мы понимали, что даже если мы как-то изъебнемся и нам удастся задекларировать преемственность между нашей новой группой и группой «Четыре таракана», мы потеряем массу времени на поиск новых людей и репетиции с ними.

Страницы: «« « 12345678 » »»