Дважды невезучие Устименко Татьяна
Тот состроил брезгливую моську и оскорбленно отвернулся.
– Ну и ладушки, мне больше достанется. – Я показала ему язык, дожевала огрызок, подхватила валяющиеся на полу сабли и поспешно ретировалась из шатра, осторожно переступая через вповалку лежащих на полу друзей. Главное – никого не задеть и не разбудить, а то ведь обязательно за мной увяжутся. А затеянное мною дело лучше проворачивать в одиночку…
Небо – голубело, белые кучерявые тучки прыткими барашками скакали в вышине над моей головой, а ветер перекатывал под ногами бескрайнее море ковыля. Красотища! Я шагала через широкий луг, вичкой попутно сшибая желтые головки лютиков, и беззвучно восхищалась безудержным полетом фантазии Тгира. Задал же он мне задачку!.. По словам мудрого орка, в полудне ходьбы от Летнего Стана располагалась небольшая человеческая деревушка, носящая романтическое название Лысые Горки. Тгир не знал, по какой причине деревню назвали именно так, зато поделился со мной другой ценной информацией. В Лысых Горках проживала известная на весь остров травница, а точнее – старая ведьма, нравом весьма вредная и склочная. Годков этой травнице стукнуло уже немало, а посему она давно утратила резвость ног, остроту зрения и вежливость, да и память ее подводила. Но зато в арсенале этой травницы имелся рецепт некоего сильнейшего приворотного зелья, способного влюбить королеву Бину не только в довольно симпатичного Бальдура, но даже в гоблина лысого! И вот за этим-то зельем Тгир и отправил невезучую меня, аргументировав свою идею тем, что мне, как избраннице богов, любая миссия по плечу! Даже самая невыполнимая. Например такая, как вытянуть из старой карги рецепт ее наиболее засекреченного варева, скрываемый от всего мира. Ничего себе задачка, ага?..
Я добралась до Лысых Горок уже под вечер, немного заблудившись по пути. Не мудрствуя лукаво нахально перелезла через низкий покосившийся плетень, короткими перебежками преодолела чей-то порядком запущенный огород, буйно заросший бурьяном, и гордо вступила на главную деревенскую улицу. Ладошками почистила куртку от пыли и грязи, этими же не шибко чистыми руками пригладила волосы, чихнула и важно зашагала вдоль палисадников. Поди-ка теперь угадай – кто я такая и откуда заявилась. Надеюсь, никто не заподозрит меня ни в чем плохом… Топая по улице, вертела головой налево и направо, разыскивая указанный мне Тгиром дом травницы. Дом тот приметный, на коньке его двухскатной крыши поставлен красный деревянный петух, сжимающий в клюве крупную ромашку. Оп-па, кажется, вижу что-то похожее… Зайду с озабоченным видом, пожалуюсь, будто ищу лекарство от ревматизма для приболевшего дедушки, а дальше – как покатит, сориентируюсь по обстоятельствам. И надеюсь, никто меня не выгонит…
– Ой, мамо родная, и на кого же ты нас покидаешь? – внезапно долетело до моих ушей.
Я аж на месте подпрыгнула от неожиданности. Что значит – покидаешь? Так я ведь только пришла!.. Поэтому оный крик скорее всего относится совсем не ко мне, да и голосят что-то слишком уж истошно. А ну, пойдем поглядим!
Крайне заинтересованная событиями, происходящими сейчас в Лысых Горках и, судя по едва не оглушившему меня воплю, являющимися отнюдь не ординарными, я завернула в ближайший проулок и очутилась точнехонько перед домом под красным петухом. Орали здесь. Причем орали так душевно и самозабвенно, как голосят только в самых исключительных случаях, например при родинах или на поминках. Боясь поверить собственной догадке и проклиная свое всегдашнее невезение, я поднялась на крыльцо, взялась за кольцо, толкнула дверь, прошла через сени и попала в горницу, щедро освещенную лучами закатного солнца, свободно проникающими в три настежь распахнутых окна избы.
– А не сироти ты нас, детушек малолетних, мамо! – Очередной мощный вопль едва не вынес меня обратно в сени.
Я вцепилась в дверной косяк и внимательнее присмотрелась к разворачивающемуся передо мной зрелищу…
Источником оглушительных причитаний оказался здоровенный мужик впечатляющего телосложения, на коленях стоящий посреди комнаты – возле лавки, на которой лежала сухая как лучина и махонькая словно наперсток старуха, укрытая пестрым лоскутным одеялом. «Малолетний детушка», а вернее – детинушка под два метра ростом, со щедро посеребренными сединой висками и бородой лопатой во всю грудь, самозабвенно бился лбом о край лавки и ревел, как племенной бык. Подозреваю, если бабка еще не отдала богам душу от подобного сотрясения, то неминуемо должна была оглохнуть. Я зажала уши руками и робкими шажками приблизилась к лавке…
– И чего же ты на свете так мало пожила, мамо?! – продолжал немузыкально голосить мужик.
Бум! – и он непонятно в какой раз гулко приложился головой о лавку. Судя по красующимся на его лбу синякам и шишкам, оному действу скорбящий селянин предавался давно и со смаком.
Я заинтересованно глянула на старуху. Принимая во внимание ее беззубый рот, растянутый в благостно-бессмысленной улыбке человека, доживающего свои последние минуты, три скудных волоска, венчающие лысый череп, бельма на обоих глазах, тощую шею и худые пальцы-косточки, судорожно цепляющиеся за край одеяла, – жалоба мужика не имела под собой никаких реальных оснований. Умирающая выглядела так, словно прожила по крайней мере лет пятьсот. Я печально вздохнула. Не оставалось сомнений, что эта дышащая на ладан старушка и являлась нужной мне травницей. И я лишилась единственной возможности получить требуемое мне приворотное зелье…
– Оставляешь ты нас с голоду помирать, мамо! – между тем не умолкал мужик, не забывая ритмично бухать лбом о лавку.
Я огляделась. Судя по богато обставленной комнате, голодная смерть «детушкам малолетним» точно не грозила.
– Не передала никому своего искусства!
«А вот это уже печально!» – подумала я.
– Родню всю перед смертью не повидала! Не благословила на прощанье! Грехи наши нам не простила… – скороговоркой перечислял скорбящий детина.
– Да, внушительный же список претензий у вас к ней накопился! – не выдержала я.
Мужик поднял залитое слезами лицо с толстыми свекольно-яркими щеками и носом картошкой, удивленно воззрился на меня и внезапно тоненько спросил:
– Чего? Ты кто еще такая?
– Вну… – начала я, но тут вдруг умирающая беспокойно пошевелилась, отлепила пальцы от одеяла и вцепилась ими в мое запястье. Хватка у нее оказалась неожиданно крепкой и осознанной.
– Вну… – еле слышно прошамкала старуха. – Внучка! Так ты приехала?
– Ага! – торопливо подтвердила я, наклоняясь и нежно целуя старую травницу в лоб. – Успела-таки! – Я врала с чистой совестью, ибо почему бы не порадовать умирающую?
– Внучка? Маришка, так это ты! – обомлел мужик, со всего маху хлопаясь на пол и робко взирая на меня снизу вверх…
Я сидела на лавке, держала на коленях голову травницы и платком утирала предсмертный пот, скатывающийся по ее вискам.
– Внучка! – монотонно бубнила бабка, так и не выпуская моей руки. – Кровинушка!
– Так, значит, помер Евсей, твой батька и мой младший беглый братуха! Немало же он по миру поскитался! – Мужик, представившийся местным старостой, сын травницы Абросим, а по совместительству и мой дядя, расхаживал по комнате, задумчиво заложив руки за спину.
– Ага! – однообразно отвечала я, поняв, что ничего рассказывать мне не придется, Абросим сам все разболтает. А мое дело – знай успевай поддакивать. – А матушку свою я вообще не помню… – Это, кстати, было чистой правдой.
– Сиротка ты, значит, Маришка! – опять зашмыгал носом староста. – Ну да я тебя не брошу, на улицу не выгоню. Я ведь теперь в семье за старшего остаюсь!
– Ага! – благодарно вякнула я.
Дядя гордо приосанился, примеряя на себя почетную роль будущего главы и защитника.
– Внучка! – упрямо твердила ничего не видящая и почти ничего не слышащая старуха.
– Попрощаться приехала? – кивнул на умирающую Абросим.
– Ага! – Я не стала разнообразить репертуар.
– Поди, хотела чего у бабки спросить перед смертью? – выказал проницательность староста. – Тогда спрашивай, вдруг да повезет тебе больше, чем мне. А то ведь она немало кровушки у меня при жизни попила, так я из-за нее и не женился, деток не завел. То одна девка ей не нравится, то другая… – Староста горестно вздохнул. – Похоже, так и умру бобылем[4]. А теперь, видно, еще и после смерти мать надо мной поиздеваться хочет. Я вот так и не узнал, куда она горшок с золотом спрятала, да куда положила долговую расписку от мельника, и где изумрудный кулон ее матери…
– Бабушка, – мягко начала я, поглаживая умирающую по лысой голове, – мы вот узнать у тебя хотели…
– На чердаке ваш горшок, – вдруг четко и даже с какой-то бравадой в голосе выдала бабка. – Под крайней справа балкой в опилках прикопан.
– А расписка? – Я решила ковать железо, пока горячо.
– В сундуке. В крышку под подкладку зашита, – расщедрилась умирающая. – А как помру, вы меня не хороните, а сожгите и пепел рассыпьте вот тут, во дворе…
– Ну уж нет, мамо! – разом растерял всю свою показную скорбь староста. – Это, значит, чуть ветерок подует – и ты опять в избе…
– Ах так, тогда тьфу на тебя… – обиженно прошамкала старуха и мстительно замолчала.
– А кулон? – жалобно вякнул Абросим, запоздало поняв, чего он натворил.
Но бабка молчала.
«Значит, кулон можно считать потерянным!» – мысленно хихикнула я.
Староста сердито крякнул и вышел из комнаты.
Я снова склонилась над умирающей травницей.
– Бабушка, а рецепт приворотного зелья ты мне не раскроешь ли? – осторожно попросила я.
Травница шокированно ахнула, ее глаза широко распахнулись, и в незрячих бельмах промелькнуло осмысленное выражение.
– Ты – не Маришка! – вдруг твердо и категорично заявила старуха, поняв, что ее обманывают. – Кто ты такая и зачем пришла?
– Чужая я! – повинилась я. – Рецепт зелья мне нужен…
– Ну и ну, – с досадой проскрипела старуха. – Сбылся, значит, сон мой давний…
– Какой сон? – не поняла я.
– Богами данный, – пояснила травница. – Дескать, придет ко мне чужестранка и попросит открыть тайну приворотного питья. А я ей тут же рассказать все должна…
– Так откройте мне секрет, – просияла радостной улыбкой я. – Раз сами боги так повелели!
– А вот фигу им с маслом! – не менее радостно прошамкала старуха. – Все жизнь я их приказы выполняла, а сейчас по-своему поступлю. Ничего я тебе не расскажу…
Я разочарованно вздохнула. Теперь ясно, почему Тгир так плохо отзывался о травнице из Лысых Горок.
– Воля ваша, – покорно, стараясь не выказывать своего раздражения, ответила я. – Грех на умирающего обижаться, придумаю какой-нибудь иной выход.
В бельмах травницы промелькнуло нечто похожее на уважение и восхищение.
– А ты – сильная и смелая, – соизволила похвалить меня старуха. – Пойди в темный угол во дворе, туда, где земля рыхлая. Посиди там, подумай, может, чего и высидишь…
– Это еще зачем? – удивилась я, но старая карга вдруг запрокинула голову и захрипела, ее бельма закатились под лоб, но на губах сохранилась прежняя хитрая ухмылка…
– Абросим, дядя! – громко закричала я, решив не раскрывать старосте своего настоящего имени. – Беги скорее сюда, кажется, бабушка умерла!..
В полдень следующего дня я сидела точно в указанном травницей месте и злилась – в основном на себя, конечно. Бабушку, вернее – не мою бабушку, похоронили нынешним утром. Со всеми положенными в этом случае процедурами и обрядами. На деревенском кладбище. Повязав голову подаренным дядей платком и сняв сабли, я успешно играла роль внучки и даже немного поплакала – скорее от разочарования, чем от горя. Жаль, конечно, старуху, но пожила она немало, да и все мы в свое время там будем. Кстати, бабка как была стервозной каргой, такой и осталась, устроив напоследок подлянку практически ни в чем не повинной мне. Видимо, так, чисто из вредности и собственного удовольствия. И вот теперь по ее милости я занималась сущими глупостями – сидела в тенечке на рыхлой земле и высиживала невесть чего, мысленно напоминая себе, что так не бывает. Не случится никакого чуда. Это только курицы яйца высиживают. А чего, спрашивается, высиживаю я? Не иначе как свою глупость…
Дождавшись, пока солнце начнет закатываться, а несущиеся из избы пьяные выкрики поминающих бабку селян малость поутихнут, я поднялась. Отсиделась в тиши да одиночестве – и то ладно, не имею ни малейшего желания принимать участие в поминках, быстро перешедших в банальную пьянку. Отсюда слышно, как дядя Абросим мать хоронит – с песнями да гульбой. Не иначе как три баяна уже на радостях порвал, что все материно имущество теперь ему досталось… Отряхнула штаны от налипшей земли, случайно бросила взгляд на покинутое мной удобное место и оторопела… Среди рыхлых комьев чернозема виднелось несколько зеленых росточков. Я наклонилась ниже и поковыряла росточки пальцем. Хм… а ведь и правда, получается – высидела-таки нечто интересное!
Тонких прямых стебельков, увенчанных нежными листочками, оказалось ровно десять. Я бережно извлекла их из земли и теперь растерянно баюкала в ладони. И чего с ними дальше делать прикажете? Может, усопшая травница, столь необычно надо мной подшутившая, подскажет? Ай спасибо тебе, бабушка, подкинула очередную загадку – удружила, ничего не скажешь… Я выжидательно подняла глаза к темнеющим небесам, но никакого ответа не дождалась… Значит, опять придется импровизировать! Сушить, толочь или варить нужно эти росточки? Я крепко призадумалась, продолжая разглядывать свою находку. Хм, по виду настоящая мокрица… А мокрядь – это вода. Нет, негоже воду водой разводить… Помнится, на столе в кухне я заприметила склянку с чистейшим спиртом, и если его на поминках не вылакали…
Склянка нашлась там же, где и стояла прежде. Небольшая, аккуратная посудинка с плотно притертой пробкой. Такие явно не для пития предназначаются, а для каких-то лекарских дел. А внутри посудины плескалось несколько глотков чистого как слеза самогона. Словно для меня кто приготовил. Я вторично поблагодарила скончавшуюся травницу и опустила ростки в склянку. Они мгновенно растворились в крепком самогоне, а жидкость приобрела нежно-изумрудный цвет. Как бы теперь еще узнать, обладает моя настойка нужными свойствами или нет? Я оценивающе покачивала склянку на ладони, а в моей голове зрел проказливый план, заставивший меня вполголоса захихикать. А ну, интересно, как тут в Лысых Горках с любовью обстоит?
Проверим…
Глава 9
Так миновало пять дней. Я благополучно проживала в доме дяди Абросима, потихоньку вливаясь в размеренный быт Лысых Горок. К моему величайшему изумлению, лысогоркинцы почему-то самостийно зачислили меня в преемницы скончавшейся травницы и регулярно наведывались в избу под красным петухом, испрашивая моего совета по всяческим заковыристым поводам или даже без оных. Перерыв весь дом вдоль и поперек, я все-таки отыскала некоторые записи вредной травницы, теперь здорово мне помогающие. Я научилась изготавливать настойки из произрастающих на огороде мяты, валерианы и мать-и-мачехи и поэтому махом излечивала незамысловатые хвори типа головной боли, расстроенных нервов и ушибов. Слава богам, с более каверзными проблемами мне пока столкнуться не пришлось. Зато следовало признать – находясь в Лысых Горках, по части образования я достигла куда больших успехов, чем в Нарронской академии благородных девиц.
Кстати, роясь в бумагах покойной травницы, я нашла замшевый мешочек, в коем обнаружился пресловутый изумрудный кулон, чем бесконечно обрадовала дядю Абросима. Теперь я не зря ела его хлеб, хотя, честно говоря, уже не нуждалась в дядюшкиной милости, ибо в моих карманах тоже завелась некоторая сумма медяками, заработанная на оказании неотложной медицинской помощи доверчивым селянам. Поэтому через пять дней меня в Лысых Горках почитали за свою и ничего не скрывали, посвящая как в подробности личной жизни самого завидного деревенского жениха – кузнеца Данилы или первой красавицы Юлишки, так и в вечные злоключения беспробудного выпивохи деда Митрохи и его жены, зловредной бабы Хиври. Таким образом, прикрыв тылы и освоившись с ролью внучки травницы, я проанализировала всю доступную мне информацию да взялась за воплощение заветного плана – испытание самодельного приворотного зелья. А еще спустя три дня спокойной жизни Лысых Горок пришел конец. Но лучше уж обо всем по порядку…
Мы с дядей спокойно завтракали под навесом во дворе, когда в калитку постучали.
– Входите! – дружно, на два голоса закричали мы с Абросимом, а потом с подозрением уставились на ввалившегося во двор соседа – старика Дормидонта, растрепанного, седого как лунь, но еще крепкого и кряжистого.
– Ты чего заявился ни свет ни заря, да еще в таком непотребном виде? – напуская на себя толику суровости, вопросил староста. – Поди, пил всю ночь без просыху, а сейчас пришел огуречного рассолу на опохмел просить?
– Какой там рассол! – возмутился Дормидонт. – Вы про безобразия, вытворяемые моей соседкой Агафьей, слышали?
– А то! – кивнул Абросим, заговорщицки мне подмигивая.
Дело в том, что о проделках оной бабы в деревне с недавних пор ходили самые противоречивые слухи, кои староста старательно собирал, пытаясь соединить воедино и докопаться до истины. Подобного скандала в Лысых Горках еще никогда не приключалось. Злополучную Агафью обвиняли во множестве грехов, разом записав в ведьмы. Я же, осознавая свою причастность к творившимся в деревне безобразиям, предпочитала опасливо помалкивать.
– Так ты можешь нам о ней что-то новенькое рассказать? – между тем спросил староста, выводя меня из задумчивого состояния.
– За тем и пришел! – Дед смущенно помял в руках войлочную шапку. – Могу, все могу!
Мы со старостой довольно кивнули.
– Поначалу ответьте мне на один вопрос, – хитро прищурился болтливый Дормидонт. – Солнце, оно что делает?
– Светит! – опешил Абросим.
– Не-а, – недовольно отмахнулся старик.
– Греет! – выдвинул вторую версию староста.
– Встает! – тонко улыбнулась я.
– Вот-вот, – заметно обрадовался дед. – Так вот, у Агашкиного муженька солнце уже давненько, года три как… – Он смущенно замялся.
– Окончательно закатилось, – со смешком подсказала я.
– Поэтому и живут Агашка с мужем как два голубка! – с намеком сообщил сосед.
– Понятно, – рассмеялась я. – Дерутся. То он в окошко вылетит, то она…
Дормидонт согласно затряс патлами:
– Только Агафья-стерва никак успокоиться не желает. Вот, видно, поэтому и купила она где-то зелье нужное, приворотное…
Я виновато кашлянула, вспомнив закутанную в платок бабу, которой я отдала пузырек с тремя ложками воды, в коих растворила три капли того самого заветного зелья…
– Откуда знаешь, что купила? Дорого? – излишне напрягся староста, выдавая обуревающий его личный интерес.
– Так она у меня десятку серебрушками занимала, – пояснил Дормидонт. – А мы с женой той десяткой знаете как дорожили…
Я хмыкнула, поразившись ушлости бабы. Я-то ведь с нее, как с подопытного экземпляра, никаких денег не брала…
– Так вот, Агафья баба недоверчивая, – продолжал вещать дед. – Она даже когда обед варит и тот не пробует. Поэтому решила она добытое зелье сначала на скотине проверить…
– Опыты над животными запрещены законом! – скривилась я.
– А над мужиками, значит, не запрещены?! – взвился староста.
Я замолчала.
– Так вот, напоила проклятая ведьма тем зельем своего кота Мурзика для начала… – обстоятельно излагал сосед.
– Сам видел? – не поверил Абросим.
– Нет, догадался, когда ейный кот стрижом перемахнул через забор и всласть поизмывался над нашей кошкой Муркой, бараном и собакой…
– А вы что в это время делали? – нахмурился староста.
– А мы с женой спрятались в избе и по тому, с каким видом котяра начал похаживать вокруг дома и поглядывать на окна, поняли, что живыми он нас не выпустит. К счастью, тут примчалась она, – дед пальцем показал на меня, – и прогнала кота.
– И что дальше? – нетерпеливо допытывался дядя теперь уже у меня.
– Да ничего, а только он пропал, будто сквозь землю провалился, – пожала плечами я. – Я думала, что кот просто взбесился. А тут вона чего, значит… – В моей душе начинала волной вздыматься гордость за собственноручно изготовленное зелье, но об этом я, естественно, решила умолчать. – Но поговаривают, будто в соседней деревне объявился свирепый маньяк… – задумчиво продолжила я, начиная осознавать дальнейшую судьбу несчастного котяры.
– Потом Агафья напоила этим снадобьем своего петуха, – продолжил повествовать Дормидонт. – И поначалу все хорошо у нее складывалось, курицы неслись целыми десятками яиц… И утки, и индюшки тоже… Но когда над деревней даже вороны летать перестали… петуха выбросили в лес.
– И чего? – шокированно округлил глаза дядя.
– Да ничего, но поговаривают, будто в лесу появились кукарекающие кабаны… – выдал сосед.
– Вранье! – торопливо брякнула я, припоминая, как вчера, прогуливаясь по опушке ближайшего перелеска, слышала нечто подозрительно похожее.
– Тьфу на тебя, болтун! – рассердился староста, взашей выталкивая соседа с нашего двора. – Сам схожу проверю… – Глаза у него заинтересованно горели, а руки тряслись от нетерпения.
– И сходи, дядя, ты у нас самый умный! – льстиво поддакнула я, размышляя, не посоветовать ли ему прихватить с собой топор…
Но Абросим уже отодвинул от себя тарелку с недоеденной яичницей, обрадованно ругнулся и, словно молодой, опрометью выбежал за ворота.
Печально поглядев ему вслед (хоть он мне и не дядя на самом деле, но все-таки я к нему уже привязалась), я торопливо бросилась в дом, связала в узелок свои немудреные пожитки, надела перевязь с саблями и попутно отлила несколько капель зелья в бутылек с водой, поставив его на видное место. Абросим не дурак, думаю, догадается – чего это такое и как применяется… Совершив оное доброе дело, я спрятала за пазуху склянку с остатками приворотного зелья, коими, наверное, можно еще всю Ледницу перевлюблять, и крадучись выбралась за околицу Лысых Горок. Как говорится, пора и честь знать, а то меня в Летнем Стане заждались. Авось селяне и без меня справятся с мяукающими сексуальными маньяками и кукарекающими кабанами…
Позднее, правда, мне довелось услышать занятную байку о том, что староста Абросим на старости лет женился на самой завидной деревенской невесте – юной красавице Юлишке, и прижил с нею пятнадцать детей, а также о невиданном буме рождаемости среди птиц и зверья в здешних лесах. Подозреваю, что все это приключилось отнюдь не без моего посильного участия…
Все дальнейшее происходило подозрительно гладко и ладно, словно по заранее отрепетированному сценарию, что, впрочем, изрядно меня насторожило. Не иначе как выдумщица-судьба усыпляла таким образом мою бдительность, готовясь подложить какую-нибудь новую подлянку… Я вернулась в Летний Стан, и на устроенном в мою честь ужине незаметно подлила приворотное зелье в бокалы Бальдура и Бины. На следующее утро эту парочку было не узнать: они нежно держались за руки, заглядывали друг другу в глаза и почти непрерывно целовались, умоляя поскорее их поженить. Поэтому клан «ухорезов» начал форсированно готовиться к свадьбе, а я тем временем отсыпалась в королевском шатре, ощущая себя полностью опустошенной, как морально, так и физически.
День свадьбы наступил так быстро, что еще не совсем восстановившаяся я провела его как в тумане и, честно говоря, мало что восприняла из творящихся вокруг меня веселья и суеты. Гостей на свадьбу собралась тьма-тьмущая, ведь Бина и Бальдур пригласили всех кого смогли: людей из окрестных деревень, проходящих мимо паломников, орков из соседних кланов. Я уступила Кайре и Витке оказанную мне честь – сыграть роль подружек невесты, сославшись на до сих пор побаливающую челюсть. Долгая и муторная церемония бракосочетания, проведенная жрецом клана, произвела на меня тягостное впечатление. И вот этого-то заунывного пения, клятв, вывалянного в грязи подола белого платья – девушки ждут всю жизнь? Мечтают о ломящихся от выпивки столах, заставленных тарелками с жирной кабанятиной, о вдрызг пьяных гостях, распивающих все что горит и распевающих похабные песенки, о громко рыгающих в ближайших кустах друзьях жениха? Не-а, да ну их к гоблинам, такие розовые мечты! Лучше до смерти оставаться незамужней, чем пережить подобное шоу!
Правда, нынешняя свадьба все-таки прошла не совсем банально благодаря усилиям моей команды. Во-первых, принц Тай умудрился подменить обычные чернила на исчезающие через тридцать минут после написания, и посему все брачные документы пришлось переписывать заново, после того как отпоили моей валерьянкой чуть не схватившего инфаркт жреца и успокоили дружно гогочущих от восторга гостей. Ясное дело, смущенным жениху и невесте пришлось во второй раз принести все уже данные обеты и попутно выслушать реплики гостей на тему: «Повторение – мать учения». Во-вторых, Зорган заранее накормил слабительным выпускаемых в небо белых голубей… После этой сцены, отсмеявшись и отругавшись, большая часть гостей попросила сделать паузу для переодевания… Третьей отличилась Кайра, привязавшая к букету невесты тонкую, эластичную и растягивающуюся веревочку из конского волоса. Прежде чем орки поняли причину возвращения брачного раритета в руки невесты, Бина успела бросить его пять раз – а девицы на выданье чуть не заработали вывихи и растяжения, прыгая за неуловимым букетом…
Братья Бальдура украли невесту, потеряли ее сами и долго обещали завтра заменить на почти такую же, даже лучше… Они же привезли с собой уникального музыканта-гитариста Лиама (он же тамада), немало украсившего своей одиозной персоной эти свадебные торжества. Лиам вдобавок оказался (если выпьет, а он выпил, не сомневайтесь – еще как выпил) и поющим стриптизером. Впрочем, за стриптиз ему никто не заплатил, потому что на следующий день он все равно ничего не помнил.
Как водится, свадьба завершилась тотальной потасовкой всех против всех, ибо какая же свадьба без драки? Почему орки подрались – так и не поняли ни мы, ни сами орки… Но зато на второй день свадьбы мои друзья с удовольствием рассказывали всем прочим гостям подробности второй половины первого дня свадьбы, уточняя: кто кого и за что, кто с кем и где, кто оказался прав и почему… В общем, в итоге все пришли к единодушному мнению – королевская свадьба удалась на славу! Много лет спустя я читала о ней в написанных Бальдуром хрониках и, клянусь, даже тогда снова смеялась ничуть не меньше!
А еще через два дня, рано поутру, мы с Тгиром сидели на лесной полянке, густо заросшей земляникой, ели сладкие ягоды и вели неспешную беседу. Вернее, землянику ела я, а Тгир кряхтел, стонал и мучился жуткой головной болью, расплачиваясь за безответную и порочную любовь к горячительным напиткам. Летний Стан еще спал, отходя от недавних свадебных торжеств, поэтому никто не нарушал царящей вокруг нас тишины и благодати.
– Классный самогон, – откровенничал Тгир, отхлебывая огуречного рассола из деревянной баклажки и ладонью жамкая свое и без того помятое лицо, – выпил его вчера, и как заново родился…
– В смысле? – не поняла я.
– Ну, утром в капусте нашли! – лукаво ухмыльнулся пожилой воин, показывая дырку на месте выбитого в свадебной драке зуба.
– Так вы вчера опять пили? – искренне ужаснулась я. – Вот не понимаю, как можно столько пить?!
– Сколько раз тебя просил, не рассуждай о том, чего не понимаешь! – упрекнул меня Тгир. – Давай лучше поговорим о твоем дальнейшем пути к Храму Смерти… – Он потер висок и громко сглотнул. – Если, конечно, я сумею избавиться от похмелья.
– Давай сниму! – с сочувствием предложила я, опуская руку в карман куртки.
– Голову? – испугался Тгир, отшатываясь от меня так, словно я полезла в карман за ножом.
– Боль! – рассмеялась я, извлекая бутылочку с настойкой мяты. – На, выпей, полегчает…
Я с удовольствием понаблюдала за опустошившим бутылочку орком, за его перекошенным лицом и вылезшими на лоб глазами – настойка у меня получилась уж очень крепкой…
– Если похмелье не лечить, оно проходит за один день, – насмешливо сообщила я своему собеседнику. – А если лечить – то за три!
– Спасибо, утешила! – буркнул орк. – Зато теперь я не буду чувствовать себя очень виноватым, ибо…
– Ибо? – настороженно повторила я, предчувствуя приближение очередной неудачи. – Хочешь сказать, что дорога к храму тебе неизвестна?
– Ну не совсем… – с неопределенными интонациями протянул Тгир. – Извини, если я тебя разочаровал, но, по мнению богов, раздавать точные инструкции к действию – слишком просто и неинтересно…
– Еще бы, понимаю! – сердито хмыкнула я. – Здесь каждый так и норовит развлечься за наш счет. Наверное, нечто подобное я и ожидала услышать, а точнее – уже привыкла к постоянным подковыркам и секретам этого острова. Полагаю, твоя обязанность заключается в том, чтобы подкинуть мне очередную задачку с заковыристым решением? Ну и чего ты молчишь? Подкидывай давай, не стесняйся!
– Извини. – Орк сконфуженно откашлялся. – Клянусь остатками здоровья, ты и есть та самая избранница богов, призванная спасти весь мир, ибо лишь такая неординарная девушка может спокойно принимать новые проблемы, непрерывно сваливающиеся на ее голову…
– Не переживай, голова у меня крепкая, выдержит, – обнадеживающе рассмеялась я. – Итак?..
– Ступай в Мертвый лес, – торжественно возвестил воин, вытянутой рукой посылая меня… хм, вернее – ориентируя в нужном направлении. – Там ты встретишь того, кого хочешь увидеть, и узнаешь то, чего достойна!
– Оп-па! – шокированно пробормотала я, выслушав столь невнятную инструкцию. – Аж в Мертвый! Да там, поди, покойников столько, что не протолкнешься… И кого же я там встретить-то хочу? Да вроде – никого…
Тгир осуждающе нахмурился.
– Не спорь с богами, девушка. Иди туда, куда тебя посла… прости, направили! – Орк не на шутку разволновался, досадуя на мою бестолковость и упрямство.
– Да не нервничай ты так. – Я поспешила успокоить пожилого воина, опасаясь, что после общения со мной ему уже будет совсем нечем клясться. – Пойду, куда же я денусь-то… Я так понимаю, с этого острова невозможно ни выбраться своими силами, ни сбежать. Видимо, выход отсюда только один – через Храм Смерти. Причем, подозреваю, в большинстве случаев это происходит вперед ногами. А меня такой способ транспортировки категорически не устраивает. Поэтому…
– Поэтому придется тебе безропотно проходить все уготованные испытания! – понимающе подхватил Тгир. – Умри или пройди – третьего не дано, девочка! Смирись, ты просто обязана благодарно целовать богам руки и во всем следовать их инструкциям.
– Ну, с безропотностью ты, на мой взгляд, переборщил, – проказливо усмехнулась я и завернула на редкость недетскую фразу насчет поцелуев, после которой мой собеседник смущенно покраснел, осуждающе качая головой…
Впрочем, думаю, что в глубине души он был со мною согласен: это только место клизмы изменить нельзя, а место для поцелуев всегда варьируется в весьма широких пределах!
Гедрон лла-Аррастиг распахнул оконные створки и выставил руку наружу, пытаясь поймать хрупкие снежинки, кружащиеся в воздухе. Чернокнижник выглядел постаревшим и бесконечно усталым. Его и без того худое лицо осунулось еще больше, а в редких волосах, плохо скрывающих бугристый череп, заметно добавилось седины. И причиной тому стала отнюдь не затяжная война, охватившая эльфийские земли, и даже не ранняя зима, принесшая с собой холод, слякоть да перемежающийся снегопадами дождь. Нет, жестокосердного чернокнижника угнетали лишь собственные неудачи и острое чувство бессилия, ранящее сильнее любого другого оружия.
Уже несколько недель он не предпринимал никаких новых действий, либо безучастно сидя в любимом кресле, либо столь же безучастно взирая на видения, являющиеся ему в волшебном котле. Проклятая княжна столь успешно преодолевала расставленные судьбой ловушки, что Гедрон погрузился в абсолютное уныние, почти равнодушно наблюдая за победами вредной девчонки. С натравленными на нее Охотниками она расправилась почти играючи, и с той злополучной поры фантазия Гедрона впала в апатию, отказываясь рождать новые идеи. Гранд-мастер тоже не приходил, игнорируя многочисленные вызовы чернокнижника и не обращая ни малейшего внимания на жертвуемую ему кровь. Видимо, или полностью разочаровался в своем протеже, или же был предельно занят собственными проблемами. Поэтому погрузившемуся в меланхолию колдуну не оставалось ничего иного, как проводить дни в полудреме, отстраненно наблюдая за сыплющимся с небес снегом. Отныне снег стал его единственным другом и спутником, никуда не исчезающим, все понимающим и ничего не требующим взамен… Снег стал неотъемлемой частью жизни Гедрона…
Внезапно чернокнижник встрепенулся, потрясенный простотой и гениальностью спонтанно пришедшей идеи, способной стать решением всех его проблем. И как же он раньше не догадался… Снег! Ну конечно, ему поможет снег!
Не разбирая дороги, рискуя споткнуться, упасть и свернуть шею, Гедрон бегом спустился по крутой лестнице, перепрыгивая через три, а то и через четыре ступеньки сразу. Снег… Пока он еще свеж, чуть подтаял, хрустко поскрипывает под ногами и ослепительно сияет под лучами солнца… Только бы успеть, только бы не опоздать, пока наст еще не превратился в противную серую кашу…
И лла-Арр успел. Он выскочил во двор башни, схватил прислоненную к стене лопату куда-то отлучившегося дворника и начал в бешеном темпе сгребать в кучу тонкий слой снега, усыпавшего каменную брусчатку. А потом, не жалея свои замерзшие, плохо гнущиеся пальцы, он спешно лепил из снега нечто странное, худое и угловатое, вполголоса напевая нужное заклинание…
В этот же самый миг, далеко от чернокнижника, за землями и морями, на острове Ледница – точно такой же снег, покорный воле колдуна, неожиданно взметнулся и взвихрился, стягиваясь в тугой кокон… А когда Гедрон замолчал, устало обтирая вспотевшее от усилий лицо, снежный кокон вдруг рассыпался, выпуская из своих недр некую высокую фигуру, уверенно шагнувшую на обширное поле, покрытое пожухлой травой…
Снег плотным покрывалом укутал землю, окончательно утвердив над нею власть зимы. Двое суток бушевала метель, и кое-где намело высокие сугробы, в которых, не обладая высоким ростом, запросто можно было утонуть. Сейчас неподвижные белые барханы, искрясь в лунном свете, угрожающе нависали над узкой тропкой, проложенной идущими впереди меня друзьями. Мы цепочкой пробирались сквозь сугробы, а ноги то и дело увязали в рыхлом снегу, ухудшая наше и без того нерадостное настроение…
Покинув Летний Стан, мы снова очутились в царстве зимы. Остров не переставая радовал нас своими аномальными погодными перепадами. Подумать только, ведь в окружающих Летний Стан деревнях лето стояло в разгаре, а тут… Чудеса, да и только! Сегодня мы целый день брели через бескрайнее поле, а вокруг нас бесновалась вьюга. Завывала голодной нечистью, бросала в наши лица полные пригоршни колючего снега, скребла по капюшонам плащей невидимой жесткой метлой. Плотная снежная пелена надежно отрезала поле от окружающего мира, и казалось, что за его пределами существуют лишь сугробы и низкое белесое небо, сыплющее нескончаемой ледяной крупой. Я шла последней в веренице, состоящей из усталых, пошатывающихся от изнеможения фигур, стараясь не выпускать из виду нашего слепца, опирающегося на плечо Михася. Кайра, идущая передо мной, то и дело сердито фыркала, пытаясь избавиться от попадающих в нос снежинок, мгновенно превращающихся в капли ледяной влаги. Ну и погода, забери ее гоблины! А тут еще не покидающие голову мысли о необходимости как можно скорее, пока мы все не замерзли до смерти, попасть в Мертвый лес! Интересно, почему он Мертвый? Возможно – заснеженный и тоже вдрызг замерзший?..
Вскоре, устав бороздить снежную целину, мы остановились передохнуть.
– Я же предупреждала, что лето кончится, как только мы покинем территорию орков! Права оказалась, словно копчиком чувствовала, – напомнила я, отвечая на невысказанный вопрос Витки, так и светящийся в ее умоляющем взоре. – Погрелись на халяву, и хватит.
Слепой стрелок что-то неразборчиво буркнул, комментируя мои слова. Ага, знаю, мужчины все-таки признают наличие интуиции у женщин, по-своему называя ее обидным термином «накаркала».
– Вот и сглазила! – не смолчал аналогично мыслящий Зорган. – Рогнеда, может, стоило погостить у орков подольше? Глядишь, весна наступила бы и в этих местах…
– Ага, жди! – усмехнулась я. – Это ведь не природа, а хитроумные боги вставляют нам палки в колеса, с небес потешаясь над нашими злоключениями…
– Как же я мечтаю поскорее добраться до Храма Смерти! – неожиданно перебила меня Кайра.
– Зачем? – жалобно пискнула по уши закутанная в меховой плащ Витка. – Жить надоело?
– Не терпится сорвать маски с богов и увидеть их истинные подлые лица! – мстительно скаля зубы, пояснила отважная мечница.
– Поостерегись совершать непоправимые поступки. А вдруг эти маски окажутся намордниками? – поддел ее Зорган.
– Молчи лучше, болтун, вечно ты мне настроение портишь! – сразу же взвилась не отличающаяся терпением эльфийка. – Когда-нибудь я тебя придушу собственными руками!
– И пообещали боги мужчинам, что добрую, умную и красивую женщину можно будет найти на каждом углу… – напевно, подчеркнуто добродушным тоном продекламировал эмпир, отвешивая Кайре галантный поклон.
– И сделали Землю круглой! – с удовольствием закончил Слепой стрелок, не пропустивший мимо ушей ни единого слова из нашей беседы.
Кайра покраснела от негодования, но промолчала, решив не вступать в перебранку с калечным оппонентом. Все равно из такого спора не выйдет никакого толку.
– Лучше бы вы берегли силы про запас, а не расходовали их на бессмысленные споры, – посоветовала я, плотнее заворачиваясь в плащ и тем самым пытаясь укрыться от колючего снега. Бесполезно, ибо этот снег оказался вездесущим, проникая под одежду и набиваясь в обувь. Нерадостная перспектива замерзнуть до смерти становилась все более реальной.
– А я и не трачу, – парировал Стрелок с нотками превосходства в голосе, – ибо в отличие от вас не теряю бдительности с момента выхода из Летнего Стана и могу с уверенностью констатировать: за нами кто-то идет. Причем идет уже давно…
– Ты его увидел? – съязвила Кайра, привыкшая никому и ни в чем не уступать.
– Услышал! – не обращая внимания на ее сарказм, поправил слепец. – Мой слух намного острее вашего. Я слышу скрип снега под его сапогами и могу определить – он отстает от нас на пару часов…
– Его? – насторожился Зорган, хватаясь за меч. – А ты уверен, что нас преследует именно мужчина?
– Уверен, – убежденно кивнул наш Не знающий промаха проводник. – Он молод и обладает субтильным телосложением, но его походка все равно слишком тяжела для женщины. Это мужчина, вернее – молодой парень…
– Враг? – кровожадно усмехнулась Кайра, показывая острые зубки. – Давайте его убьем!
– Для вас все – враги! – осуждающе буркнул дракон, высовывая нос из кармана моей куртки. – Брр, холодрыга! – Он мгновенно спрятался обратно. – Злые вы… – неразборчиво донеслось до нас.
Мы переглянулись и дружно рассмеялись.
– И как поступим? – с виноватыми интонациями спросила Кайра, пристыженная репликой Трея.
– Здраво и вместе с тем – закономерно для сложившейся ситуации, – приняла логичное решение я. – Устроим засаду и выясним, кто это такой любопытный идет по нашим следам и зачем он это делает.
Мы укрылись за невысоким кустарником, обильно припорошенным все тем же вездесущим снегом. Ждали долго, мысленно поругиваясь, дуя на озябшие пальцы, то теряя веру в предостережение слепца, то снова проникаясь доверием к его специфическим способностям. Переговаривались вполголоса, опасаясь вспугнуть неведомого преследователя.
– Втянули девушек в новую авантюру… – хмуро ворчал Тай, наблюдая за болезненно шмыгающей носом Виткой. – Надо было сначала их куда-то в тепло пристроить, а уж потом в соглядатаев играть… Как бы плохо не стало…
– Кому, нам? – не расслышала его воркотню Кайра, в просвет между ветками куста пристально наблюдающая за раскинувшимся перед нами пустынным полем.
– Нет, нам! – огрызнулся принц. – Без вас.
– Плохо без девушек – это еще хорошо! – с обычной подначкой рассмеялся Зорган. – А вот когда парням хорошо без девушек – это уже плохо и очень серьезно…
– Ну и намеки у тебя, брат, – скривился недовольный таким своеобразным юмором Вольдемар. – Хотя еще немного на таком зверском морозе, и о любви к девушкам я смогу забыть до конца своих дней.
– Вот и я об этом же думаю… – подал голос Михась. – А ежели…
– Тихо! – требовательно шикнул на них слепец. – Приготовьтесь, он идет!
Все замолчали, напряженно всматриваясь в сгущающиеся сумерки, из-за обильного снегопада ставшие не серыми, а какими-то молочно-белыми. Но ничего не происходило… Время шло, а вместе с ним иссякало и наше терпение… И вот, в тот самый момент, когда мы уже намеревались взбунтоваться и высмеять паранойю слепца, из снежной завесы вынырнула медленно продвигающаяся вперед фигура, до самой макушки закутанная в толстый суконный плащ. Судя по соотношению ширины плеч и бедер – определенно мужчина, пусть даже не очень высокий и довольно худощавый. Наш преследователь довольно уверенно шел по полю, наклонив голову и, без сомнения, вглядываясь в наши еще не совсем заметенные снегом следы.
– Ну, сейчас я ему покажу, – свирепым шепотом сообщил Зорган, приподнимаясь и вытягивая из ножен кинжал. – Раз и навсегда отучу гоняться за честными путниками…
– Стой! Куда?.. – еще успела вскрикнуть я, но, не обращая внимания на мой окрик, виконт выпрыгнул из укрытия, обрушился на бредущего по полю мужчину и повалил его в снег…
– А-а-а! – сдавленно, но скорее удивленно, чем напуганно, донеслось до нас.
Уже не таясь, мы кучно выкатились из укрытия, наваливаясь на барахтающихся в снегу Зоргана и незнакомца. Кайра цапнула эмпира за пояс, оттаскивая в сторону, а Тай ухватился за капюшон нашего преследователя, откинул его с головы и…
– Ну ничего себе! – хрипло хохотнул виконт, разглядев свою добычу.
– Чегось там такое? – Предельно заинтригованный дракон едва не выпал из моего кармана.
– Знала бы, не сидела бы ради тебя в кустах, зарабатывая обморожение мочевого пузыря… – хмыкнула Кайра.
– Новобрачный, ты зачем за нами увязался? – напрямую спросила я у виновато хлопающего ресницами Бальдура…
Разжечь костер нам не удавалось очень долго, не помогал даже магический огонек, созданный Лиззи. Но наконец наши усилия увенчались успехом, робкие язычки пламени заплясали на собранных ветках, нехотя пожирая мертвый, насквозь промерзший можжевельник. Мы сгрудились вокруг огня, протягивая к нему заледеневшие руки.
– И чего тебе не сиделось под теплым боком жены? – удивлялся Зорган, осторожно растирая мои онемевшие щеки. – На кой ляд за нами поперся?
– Совесть заела, – несколько пафосно, но зато предельно искренне повинился Бальдур. – Долг платежом красен, а я вам должен слишком много. И после того, как Тгир рассказал мне о том, что вы отправились на поиски Мертвого леса, я…
– Понятно, – иронично хмыкнул Тай, – позавидовал маячащей нам славе героев и решил примазаться к грядущим подвигам?
– Ну, типа того! – Бальдур виновато шмыгнул носом. – Жена может и подождать, а приключения ждать не станут…
– Болтун твой Тгир! – неразборчиво пробурчала я, обрывая со своих косичек наросшие на них сосульки. – Ну вот скажи мне, каким же надо быть дураком, чтобы сознательно искать неприятности на свою пятую точку?
– Каким-каким… – прищурился Бальдур. – Да таким же, как и ты!