Зависть как повод для нежности Маховская Ольга

Есть же черный юмор.

Должен быть и черный секс.

– Это тоже твой проект? Мужу нравится?

– Да ему все равно. У него нет вкуса. У него и слуха нет. Когда я сажусь за рояль, он надевает наушники. Слушает всякую ерунду. Но я его приучаю. И сына тоже. Такова участь женщины – отвечать за эстетику.

– Это точно.

– Ничего, я вот открою свою компанию, всю Америку облагорожу. Они же неразвитые. Некрасивые. И дома у них простые, без фантазии. Покрасят все в белый цвет, и довольны*.

*Комментарий психолога

Наш человек все описывает и оценивает в национальных масштабах. Нам недостаточно свой угол прибрать, нам нужно сначала на планете порядок навести.

– У нас в селе тоже хатки белые стоят.

– Вот именно. Как в селе. А мы им тут Европу.

– А разве Красноярск – это Европа?

– При чем тут Красноярск?

– Я подумала, ты в Красноярске училась музыке и всему такому, эстетическому.

– Искусство у нас в крови. Все русские дети здесь или поют, или ходят в балетную студию, или в шахматы играют. Хочешь, я тебя познакомлю с чемпионкой мира по шахматам? Она живет в Сиэтле!

Чемпионка мира по шахматам из бывшего СССР вышла замуж за своего фаната-американца. Он продал все, чтобы оплатить ее участие в панамериканском чемпионате, но она проиграла. Объясняла своим друзьям резонно: «Я, советская грузинка, не могу выигрывать на стороне врага, да еще за их американские деньги». После этого она бросила американского мужа, тем более что у него из имущества остался только спальный мешок. Лично для него приготовила программное объяснение: «Это из-за вегетарианской еды. Не может женщина, которой дают на завтрак, обед и ужин только проросшие зерна, стать лучшей шахматисткой Америки!» Она знала, что вегетарианство для него дороже женщины, а мясоедство – повод для развода. Экс-чемпионка СССР, ныне гражданка США тут же выписала себе русского грузина и сразу перешла на шашлыки. В эмиграции все люди из бывшего СССР – русские. Даже поляков и чехов называют русскими. Для американца это логично: они же – переселенцы со всего мира. Какая разница, с какой его части? Важно не то, кем ты был, важно, кем будешь.

– Да нет, я шахматами не интересуюсь, – засмеялась Галя.

– Ты видишь, тут собрался культурный цвет России.

– Я не очень хорошо образована. Язык пока чисто технический, понимаю все, что нужно, читаю. Особенно руководства. А так, чтобы в элиту… Я дома элитой не была, что же мне тут из себя корчить? Я, как говорится, парвеню.

– Дура ты. Кто же про себя так говорит? В Америке себя все только хвалят.

– Так я себя хвалю. Родилась в провинции, получила образование, работаю, можно сказать, по всему миру. Учусь постоянно, потому что все так быстро меняется… Замуж хочу за приличного человека.

– Говори, что ты прима-балерина, которую по политическим мотивам уволили из Большого театра. Они и поверят.

– И много прим в Сиэтле? Что им тут делать?

– Я к примеру. Ты же могла работать в фольклорном ансамбле, петь, плясать?

– Плясать я, конечно, могу. Но могу и не плясать – я хороший веб-дизайнер.

– Да знаешь, сколько дизайнеров со всего мира у них работает в «Майкрософте»?! Простые работяги, компьютерный пролетариат. Офисные рабы.

Надя закурила. От собственного всемогущества у нее поднялся уровень тестостерона, глаза стали круглыми, как у кошки, которая почуяла запах валерьянки.

– А хочешь, я позвоню кое-кому и тебя устроят работать в «Майкрософт»? Только не жалей потом.

– Ну, если можно.

Галя с восхищением посмотрела на Надю, но как-то не очень поверила в искренность ее намерений. Или она очень хитрая, или – добрый гений, вроде Полины. Но встречать добрых гениев на каждом повороте судьбы Гале казалось маловероятным.

– Гусенька, – заворковала Надя по телефону, – у меня к тебе дело на миллион долларов. Проси, что хочешь. Люблю, люблю, люблю. Тут одна девочка приехала из России, говорит, что она дизайнер интерфейсов. Ты не можешь ее куда-нибудь пристроить? Ну, «Майкрософт», наверное, слишком. Но чтобы на жизнь хватало. Спасибо, пусенька.

Надины глазки сияли.

– Это мой любовник. Ну, знаешь, муж у меня не очень. Нагрузки сказываются на потенции.

«В такой спальне можно лишиться дара речи, не то что потенции…»

– А почему мы не попросили помощи у мужа?

– Муж не будет этим заниматься. По идеологическим соображениям.

– Не любит русских?

– Особенно женщин.

– А как же?..

– Любовь правит миром, – перебила ее Надя. – Не полюбишь, не поедешь. Ты не в его вкусе.

«Хороша же ее любовь, если напрямую зависит от качества жизни. Как это ей удается?» Как это у богемы получается и не работать, и жить по-королевски? Как бы так научиться у них любить, по-особенному, чтобы миром править? Неужели эта Надя, такая манерная, не очень умная, с дурным вкусом, лучше ее, Галки, в которой все – натура?

Надя изо всех сил изображала участливость.

– Ну вот, он что-то выяснит и тебе позвонит.

– Спасибо, Наденька. Если получится с работой, я тебе буду по гроб жизни обязана.

– А пока ты месяц поработаешь у меня няней. Или хотя бы две недели. Понимаешь, мы хотим полететь на Карибы, отдохнуть. Не брать же с собой Сему? А у вас с ним контакт. Ты опытная. Справишься?

Тут Галя обратила внимание на то, что Семы уже нет в гостиной.

– Спит, наверное.

Надя перегнулась через диван.

– Вот он.

Галя заглянула туда же. Семен как был в верхней куртке, так и спал на голом полу, держа в руках машинку.

– А! Пол с подогревом. Он всегда, когда нагуляется, спит.

– Давай его перенесем в спальню? Ему же неудобно…

– Зачем? Пусть спит, как хочет, я сторонница естественного воспитания.

– Он даже не поел…

– Захочет, попросит. Тут же не голодная Африка, еды много, в любое время можно перекусить.

У Гали мурашки забегали по спине от страха за мальчика.

– Хорошо, я побуду с ним, пока вы слетаете на свои Тортилы, или как там, только не откладывайте, у меня мало времени, хорошо?

Надя надменно пожала плечами: мол, чудная, тебе такое счастье упало на голову, а ты еще условия ставишь.

Уже в автомобиле она предупредила:

– Я тебе не сказала, у Семки есть одна особенность.

Галя насторожилась.

– Не бойся, приятная. Ты, наверное, обратила внимание: он не разговаривает.

– Как? Он же кричал!

– Кричать умеет. Но пока не говорит.

– Сколько же ему лет?

– Четыре. С половиной. Врач сказал, что так бывает. Дислексия или что-то вроде. Как у Эйнштейна. Проблема одаренных детей. Ты же понимаешь, родители – не простые. В Америке к этому относятся с уважением. Придет время, и все встанет на свои места.

– Как же я буду с ним разговаривать?

– А что тут сложного? Ставь тарелку поесть. Выводи гулять, запихивай в ванную мыться. Это просто. Только скучно.

– А книжки ты ему читаешь?

– Какие книжки в век высоких технологий? Ему свой «Майкрософт» создавать, а не романы писать.

До таких вершин педагогики даже Галя не додумалась. Тут все живут и думают как инопланетяне? Галя остро ощутила себя сельской девушкой, как когда приехала учиться в славный город Харьков и стала покупать себе для бутербродов ливерную колбасу, самую дешевую, чтобы сэкономить. Пока одна абитуриентка, из харьковских, не сказала, глядя, как Галя выкладывает кусочки колбасы на хлеб:

– У нас эта колбаса «собачьей радостью» называется. Мы ее для собак покупаем. Люди такую не едят. Может, ты не знаешь?

Галя поперхнулась, доела, отбившись:

– А мне доктор прописал. Тут витамин есть особый.

Но больше эту колбасу не только не покупала, но даже старалась не замечать на прилавке. Училась вести себя как принято в городе.

Полина в вечерней переписке пояснила секреты Надиного успеха:

«Либидо универсально, оно способно реагировать на что угодно – на запах, на цвет, на запах и цвет купюр… От купюр до от кутюр…Ты же знаешь, мужчинам важна упаковка. А упаковке – хорошая цена. Вот твоя упаковка и продвигает себя как может».

Галя не успокаивалась:

«Но ведь у нее муж зарабатывает не меньше, чем любовник…»

Поля предположила:

«У любовника есть одно важное преимущество: его ты любить не обязана. Видимость свободы выбора – хочу с тем, хочу с этим, а на самом деле ни с кем. Никому она не нужна в полной мере, даже себе самой, вот и ищет, на кого бы себя повесить».

А потом:

«Было бы хорошо, если бы хоть в одной стране мира люди жили с тем, кого любят».

«Так, может, она любит обоих?»

«Галя, ты сама знаешь, что так не бывает. Скорее уж, ни того ни другого».

«Меня она нанимает няней. Пока ищу работу, хочу подзаработать. Вот судьба – своя дочка дома, а я тут с чужим буду сидеть. Макаренко из меня все равно не получится, но ты все-таки посоветуй. Нормально ли, что мальчик четырех с половиной лет не разговаривает? Вообще. Кричит громко, звуки всякие издает, а говорить не может. И вообще странный. Лег и уснул на полу. Мать говорит, что у него дислексия, как у гения. Я поняла: тут все или сами гении, или родители гениев, или дети гениев. И книжек детям не читают, представляешь? Считается, что все теперь в компьютере, только кнопки нажимай. Может, я Светочку перегрузила? Она много говорит, не подумав. А этот Сема, наверное, много думает, а потом будет говорить только по делу».

Полина ответила:

«Галя, на расстоянии, не видя ребенка, что я могу ответить? Может, у Семы олигофрения в тяжелой форме, а маму не расстраивают. А может, просто педагогическая запущенность? Попробуй с ним поиграть вместе, обрати внимание, смотрит он тебе в глаза или нет? Если нет зрительного контакта, он не обращает внимания на твои знаки, не отличает строгого взгляда от веселого, не отвечает тем же, то это может быть и аутизм. Но я надеюсь, что с ним просто мало занимались. Или у него особенности развития. Не дислексия, а диссинхрония. Речевой центр отстает от других функций головного мозга. У мальчиков такие нарушения встречаются чаще, чем у девочек.Сравнивать со Светочкой не нужно. Она и говорит, и рассуждает как взрослая. Но не исключено, что лет через пять Семен проявит какие-нибудь способности. В шахматах, например».

Галя:

«Точно, тут есть одна чемпионка мира по шахматам, нужно попросить ее заниматься с мальчиком!»

Полина:

«Для начала поиграй с ним в то, что ему нравится. Покатайся на велосипеде, например, пособирай конструктор… Думаю, книжки детям читать все-таки надо. Но не руководства для компьютерщиков, как вы с Сергеем, а сказки. Это нужно и для воображения, и для эмоциональной сферы, и для социализации, роли всякие придется играть в жизни, пусть пока тренируется на ежиках и зайчиках…»

«Поля, ты гений!»

«По-моему, ты заболеваешь эмигрантской болезнью. Мне уже кажется, что ты туда поехала всех спасать. По-моему, они пытаются мимикрировать под миф о русском гении в эмиграции. А на деле – обыкновенные тщеславные люди, которые посчитали, что их гениальность не раскрылась только потому, что они не встретили достойных людей. Я не верю в то, что гениям нужно помогать, а бездарности пробьются сами. Мой любимый преподаватель Александр Анатольевич говорил: талант нельзя закопать. Талант – это мания*.Он всегда прорвется, пробьется, не даст спать спокойно своему хозяину».

*Комментарий психолога

Не все талантливые люди – маньяки, и не все маньяки гениальны. Кому-то нужно помогать, а кого-то нужно сдерживать. Сегодня, в рамках новейших подходов, талант рассматривается как очень сложная конструкция, включающая в себя как способности человека, так и способы их рыночного продвижения. Во второй, не такой очевидной и признанной, части таланта, человек может вести себя невротично, зависимо, а может, наоборот, – занять наступательную позицию.

Галя:

«И правда, я ведь сюда не матерью Терезой приехала. Мне самой помощь нужна. Вот устроюсь на работу, тогда и буду помогать. Я, может, сама гений, раз на месте не сидится. Маньячка. Если это неизлечимо, то нужно отдаться этому пороку с головой».

Полина подумала, но не написала:

«Ты не маньячка, ты жадная. Тебе все нужно потрогать, перебрать, присвоить. Бывают такие люди, на которых все сыплется с неба, и они этим всем стараются карманы набить. А нужно-то раздавать, делиться, ведь и другим может потребоваться». Если бы Полине досталась хоть десятая часть Галиной простоты и наглости, может, и в ее жизни стало бы происходить что-то необыкновенное.

Пока деньги были, но тратились они быстро, и у Галки от этого портилось настроение. Она хотела снять квартирку в центре, студию, долларов за 400 в месяц, присмотрела в местной газете. Но теперь появился этот Сема. Ведь нужно будет жить у них в доме, зачем же снимать?

Галя испытывала что-то вроде комплекса неполноценности перед теми, кто уже устроил свою жизнь, перед женщинами, которые удачно вышли замуж. Почему ей так не повезло? Ведь и ее муж вполне мог бы работать в «Майкрософте», если бы не ленился и думал о будущем семьи. И она бы как-нибудь пристроилась. А теперь болтается тут одна, ребенок – там, муж злой, толку никакого.

В первое время после своего ухода она надеялась на перемены к лучшему, что Сергей опомнится, испугается, что-то предпримет, чтобы удивить ее и удержать. Ведь рассказывали же, что некоторые мужчины засыпали ванну цветами, украшали комнату мягкими игрушками, чтобы привлечь жену. Кто-то подгонял к дому белый лимузин и катал свою любимую всю ночь. Сергей даже не собирался устраивать что-то подобное. Напротив, он считал, что нужно силой загнать Галю домой, насильно же заставить исполнять супружеский долг и материнские обязанности. Жену, которая разрушила семью, нужно наказать. А Галя, такая терпеливая и неприхотливая, вдруг поняла, что больше ни дня, ни секунды не может быть в заключении, все, срок ожидания чуда истек, оптимизм кончился, теперь только развод.

Надин возлюбленный не позвонил ни вечером, ни на другой день. Зато позвонила Надя с заверениями, что все в порядке. Можно переезжать, привыкать, потому что ей помощница по хозяйству нужна в любом случае. Поколебавшись, собрала вещи, взяла такси и поехала на остров. Все равно ничего другого судьба пока не предлагала. На разосланные во всевозможные места резюме никто не отвечал. Галя даже на сайты знакомств писала с просьбой помочь с работой. Но в ответ приходили предложения определенного свойства, с намеками или откровенными фотографиями. Великая Америка поворачивалась не лучшей своей стороной, как избушка: к лесу, может, и передом, а к ней… нет, не задом, конечно, но как-то бочком. Невнятно.

Надя выделила Гале дальнюю темную комнату:

– Только одно условие: мужу я скажу, что лечу с подругой Аленкой, он ее знает, ее я предупредила. Так что ни слова, хорошо? Я, может, и вправду с подругой полечу. Отдохнуть же надо. Уже все равно с кем.

– А как же с моей дизайнерской работой?

– Он думает. Не все сразу. Не гони лошадей. Помоги мне лучше маникюр обновить.

Маникюршей Галя еще не была, ну да ладно… Надя воображала из себя английскую аристократку, получалось манерно и высокомерно. Галина излишеств не любила, ее даже передергивало от некоторых Надиных интонаций. Скучно им тут, наверное, денег и времени много, а что с этим делать, неясно. Вот и учатся на светских хрониках. Простая семейная жизнь, кажется, удавалась, но не ценилась. Брак по любви был только вывеской, обманкой для наблюдателей. А ценным считалось количество удовольствий, весело проведенных дней в объятиях любовников. Тогда зачем нужна эта семья?

– Муж нужен для финансовой стабильности и положения в обществе. Любовник для бодрости, здоровья, тонуса. С мужем я не чувствую себя женщиной. Только домохозяйкой. Послушай, как это звучит мерзко: до-мо-хо-зяй-ка. Разве домохозяйки занимаются любовью? Они же веником пол подметаюти туалеты драят. Такую женщину никто не хочет.

«Может, такую и нет, а какую-то другую захочет… При чем тут веники?» К веникам у Сергея претензий никогда не было. Наоборот, хозяйственность предполагалась у нормальной супруги.

– Кстати, а где веник и все такое? Убирать же мне? И где Семен?

– Поищешь его на втором этаже. Был в своей комнате, но мог куда-то спрятаться. Однажды он уснул в шкафу с одеждой. Наверное, замерз. У нас бывает сыро, ты заметила уже.

– Он еще чем-то болеет?

– Ничем, я же говорю: воспитываю его в естественной манере. У таких детей хороший иммунитет. А веника нет. Есть швабра немецкая. Веники и метлы остались в деревне, дорогая.

«Вот зараза, не смогла удержаться», – усмехнулась про себя Галя.

Семен нашелся там, где его, видимо, и оставили – на ковре в детской. Он тупо нажимал на джойстик какой-то компьютерной игры. Сколько он мог так еще сидеть? Час, два, пока не вымотается и не уснет?

Она села рядом с ним, обняла за плечи. Он замер – значит, среагировал. Он не только замер, но перестал играть. Насторожился, как зверек.

Погладила мальчика по плечу, стараясь не испугать.

– А-а-а! А-а-а! – почему-то стала баюкать его, как младенца, качаясь в такт и слегка раскачивая Семена.

– А! – четко произнес мальчик. Когда Галя остановилась, он сделал по инерции пару качающихся движений.

Первый контакт состоялся.

«Да он нормальный мальчишка».

Наклонившись к нему, шепнула на ухо:

– Ты – хороший.

Семен утвердительно кивнул.

«Точно, гений. Пусть Поля что угодно говорит. Есть же дети индиго. Он наверняка из таких. И комп вон гоняет как продвинутый юзер. Может, тут женщин специально облучают во время беременности, чтобы дети были выдающимися?»

– Что же нам делать? Во что бы нам сыграть?

Галя с пионерским энтузиазмом зарылась в ящик с игрушками. А когда обернулась, Семен уже увлеченно играл на компьютере, не обращая на нее внимания.

В тот же вечер Галя познакомилась с главой семейства – Антоном Рискиным. Он оказался настоящим красавцем, без преувеличения. Высокий, прекрасного сложения, гренадер. Среди программистов таких не водится. Обычно они мельче, красотой не блещут – им-то это зачем? Программисты гордятся мозгом, а не торсом.А этот – топ-модель. Если бы его работодатель выпускал одежду для офисных работников, Антон легко взял бы титул Мистера Майкрософт.

Выдающаяся внешность мужа сама по себе могла служить стопроцентным алиби для Надежды: кто же станет изменять такому роскошному мужчине? Галя даже смутилась и, едва поздоровавшись, поспешила уйти на второй этаж. Но дверь за собой не закрыла, чтобы слышать, о чем будут говорить внизу. Нужно держать ухо востро.

– Она простовата, но Семен с нею не плачет. Это уже прогресс. Не знаю, как насчет аккуратности, думаю, не очень, но опыт у нее есть, своя дочка в Москве. Да и деваться ей пока некуда.

– Ты ей только скажи, чтобы, когда я дома, не высовывалась. Мне нужно отдыхать. О чем мне с ней говорить?

– Ну, мы же не гейшу, а няню нанимаем. Это всего пару недель.

– А потом?

– Потом ей надо бы что-то подобрать. Но если она останется в помощницах, я не буду против.

– А что она умеет?

– Говорит, что занимается дизайном интерфейсов. Но ты же знаешь, как наши люди иногда это делают – потом десять индусов не разберутся.

– Я не про интерфейсы, я про хозяйство. Она пельменей может налепить? Три года прошу пельменей.

– Сможет, обязательно слепит. А ты не нервничай, а поезжай лучше в русский ресторан, закажи пельменей и наешься до отвала.

–  Пельмени не в ресторанах едят, а дома, в своем халате и тапочках. И чтобы челядь пресмыкалась.

«Ага, посмотрим! За две недели я тут всю Америку на уши подниму, а работу найду. Выписывайте себе бабушку из России. Чудак! Жена ему лапшу про отдых на уши вешает, а он спокоен как удав. Сам с усами, что ли? Один налево, другой направо. Новая русская аристократия с пельменями. Я пельмени сроду не лепила. Обойдется варениками с сыром». Галя терпеть не могла, когда ей давали команды, не спрашивая, хочет ли она что-то делать. Кровь прилила к лицу от негодования. Ей стало нехорошо, и она побежала в туалет умыться холодной водой.

«Тошнит меня от этой Америки!»

Всегда так, из-за панкреатита. Как только эмоциональная нагрузка, стресс, возникают ком в горле, рези в животе.

Когда Надя поднялась наверх и заглянула к Гале в комнату, та объявила, что спать будет в одной комнате с Семеном. Объяснила это так:

– Я хочу просыпаться вместе с ним. И ночью быть рядом, может, он в туалет захочет или заплачет, приснится что-нибудь, я успокою. Мне нужно к нему как-то приладиться. Он ведь мальчик особенный.

– Он уже три года спит один. Совершенно самостоятельный ребенок.

– Пожалуйста, – настаивала Галя.

А куда Надя денется? Теперь от того, согласится ли Галина побыть с Семеном, зависел ее отпуск и успех любовной авантюры.

– Но не перетаскивать же нам кровать?

– Не надо. Я на матрасе. На полу. Я люблю на полу, так свободнее.

– Странная ты. Ну, давай. Только первую ночь, – Надя вяло напомнила, кто в доме хозяйка, хотя было понятно, что как только она покинет дом, так и думать забудет о том, кто, где и с кем спит.

Галя сгребла постель и с радостью пошла отбывать све право первой ночи для няни.

Сема с удивлением смотрел на Галю, которая устраивалась спать на полу. Чтобы успокоить его, Галя присела к нему на край кровати, обняла.

– Золото ты мое, ласточка, голубушка, как же я по тебе скучаю. Светочка-рассветочка. Семушка-дремушка, дай-ка я тебя поцелую в твою умную головушку, нежность ты моя, серденько, мий соловейко…

В приступах нежности Галя всегда переходила на украинский, не находя в русском языке аналогов*.Так приговаривала ее бабушка. Как начнет иногда, откуда только слова берутся? Не поймешь, радуется она или грустит, готовая сорваться на плач. А ясно было, что любит она свою внучку сильно-сильно, до слез.

*Комментарий психолога

Конечно, в русском языке очень много ласковых слов. Психологи даже относят русский к так называемым женским языкам, как раз из-за обилия в нем прилагательных. Но когда мы хотим быть искренними, мелодика языка становится чрезвычайно важной. Пожалуй, только народные песни отражают сентиментальность человека, воспитанную в детстве.

– Ну, лягай, дитка, лягай, а я тоби щось цикавэ роскажу.

– А! – подсказал ей Сема.

– А-а! А-а! А-а, – стала баюкать и ласкать Галя чужого мальчика, утирая слезы. Так она соскучилась по своей Светочке-веточке, ласочке, голубоньке, зореньке ясной, красунечке, рыбоньке, пташечке, козочке, любочке, ягодке, доце-донечке…

Как все люди с твердым характером и силой воли, Галя впадала в сентиментальность и испытывала чувство вины перед теми, кто слабее, за то, что ничем не может им помочь.

«Поля, Америка – твоя страна. Тут все нуждаются в психологе или даже психиатре. А больше всего жаль детей. Если их всех растят как Маугли, не разговаривают с ними и не кормят три раза в день, то новые американцы будут еще тупее предыдущих. Хорошо, что вырождение нашей нации происходит за границами ее территории».

«Галя, тебе пока не везет, потому что у тебя слабый язык и ты – хорошая добыча для людей не очень приличных или нездоровых, для которых новичок – шанс попользоваться, взятку взять за новую информацию и помощь. Двигайся вперед. Рано после двух-трех знакомств делать выводы. Посмотри, что в университете интересного происходит. Образованная русская публика не сидит дома, она обязательно чем-то занята.Среди профессоров ищи. Знакомься с американцами, которые с пониманием отнесутся к твоим проблемам с языком. И учи, учи язык. Телевизор смотри, радио слушай. Давай, детка, не расслабляйся, но и не отчаивайся».

«Какая же ты умная. Ты одна за меня болеешь, Полечка…»

Все истории любви у женщин заканчиваются на детях.Как только в жизни женщины появляется ребенок, она дает сильное крещендо, сюжет отклоняется в сторону. По своей природе женщина, если в ней есть хотя бы зачаточное чувство материнства, если она хотя бы однажды взяла на руки ребенка, пусть чужого, но доверчивого и наивного, не сможет остаться равнодушной к детскому крику о помощи. Легко и естественно находя подход даже к чужим детям, женщина обнаруживает, как сильно отличаются такие отношения от натужных, болезненных, разочаровывающих отношений с мужчинами. И с этой минуты она уже четко понимает, что цель – все-таки ребенок, а не мужчина, который все равно никогда не станет своим, родным, отзывчивым и нежным. Никогда мужчина не признается, что ты для него – все. А ребенок напомнит об этом десяток раз за день.

Две одинокие женщины маялись по разные стороны океана с чужими и в то же время такими родными детьми, убеждая себя в том, что, если в их жизни войдет тот самый мужчина, ничто его не остановит, тем более несмышленыш, которому так мало нужно – немного любви, немного еды и одежды, зато радости от него до неба!

Полина надеялась, что Галя Светочку не заберет, выйдет замуж, родит еще двоих-троих. Ничего страшного, если одна дочка вырастет в московской семье, вполне обеспеченной и благополучной. Поля готова была создавать только благополучную семью, иначе зачем вообще ее создавать? Зачем помнить так остро о своем детском горе, если не для того, чтобы избежать повторения роковых ошибок собственных родителей? Но теперь задача была совершенно четкая – искать отца для девочки. А то влюбляются в кого попало, а потом оказывается, что он – плохой отец.

Светочка однозначно оправдывала Полино одиночество, то, что она, как говорят в народе, засиделась в девках, замуж не вышла и детей не родила. Ей нравилось одевать «дочку» вместе с другими родителями в детсадовской раздевалке, выслушивать ее щебет, нахваливать чужих деток, которые еще днем были у нее на коррекционных занятиях. Она была не просто хорошей мамой, а мамой уважаемой, образованной, компетентной, самой просвещенной мамой во всем детском саду. И самой любящей. Она ни за что не оставила бы ребенка, чтобы улететь в Америку в поисках приключений. Поля ведь не знала, от какой жизни бежала Галка, какими страхами была гонима эта дизайнерша из Полтавской губернии. А живя в столице, легко быть моралисткой,учить жить тех, кто ни дня не знал спокойствия и благополучия, не радовался будущему, не гулял неспешно по бульварам, как у себя дома, а шмыгал, чужой и приезжий, чтобы не раздражать своим видом старых степенных горожан.

Детей в садик приводили из разных семей. И Поля видела, с каким азартом некоторые дети мигрантов глядят вокруг, что бы такого украсть. Все для них новое, необычное, все они хотят руками потрогать, ноготками поцарапать. А ведь пройдет немного времени, и эти дети станут самыми обычными взрослыми москвичами. Конечно, это было несправедливо. Что получалось? Что вот она, москвичка в сто первом поколении, для которой Москва – родина предков, а не просто шесть вокзалов, три аэропорта, метро в разные стороны,училась для того, чтобы не своих детей растить, а чужих, которым ничего здесь не жаль, ничего не дорого…

Она смотрела на Свету и понимала, что та как раз еще впишется в город, сойдет за свою, если ей поправить немного речь и научить хорошим манерам. Это единственный способ прижиться здесь. Иначе Москва забракует, отвергнет вульгарные попытки жить по-своему – как было принято в селе, ауле, маленьком заштатном городишке или даже столице бывшей союзной республики. Она всегда оттенит контрастную фигуру чужака.И в какую бы щель он ни забивался, обнаружит и заморит, как таракана.

В метро было совсем тоскливо. Именно здесь по утрам толпились приезжие – и те, кто только что прибыл с вокзала, с баулами, сумками, рюкзаками и ящиками, и те, кто уже нашел работу и ехал отбывать повинность, отказывая себе во всем – в еде, одежде, проезде в транспорте, в мороженом и даже хлебе. Откладывая копейку за копейкой, они отправляли деньги домой, родне, тешась фантазиями о благодарных родственниках. Это потом, когда связь с родиной ослабнет, приезжий погрузится в тоску.А пока счастье оттого, что можно порадовать близких, оставленных в ожидании посылок и переводов, еще бьется у него в виске. И он точно знает: он человек хороший, потому что с утра до вечера работает для тех, кто не смог или испугался отправиться на заработки.

Мигранты – очень сильные люди.Только самые сильные и отчаянные срываются с мест, полагаясь лишь на веру – в себя и в Бога. Их сила не в статусе, как у москвича, который имеет и образование, и прописку, и связи. Сила их заключается в невероятной жизнеспособности. В этом они превзойдут даже военных или космонавтов – тех, кто знает, что при любых обстоятельствах главное – выжить. А все остальное приложится.

Проведя под землей полтора часа, они со Светочкой выныривали из метро на свет и свежий воздух. Окраины Москвы еще не так густо застроены, как центр и окрестности. Поэтому кажется, что здесь ярче светит солнце. А еще вокруг лес. И в дождливую погоду пахнет свежей хвоей, как перед Новым годом.

Поля общалась со всеми в детском саду ровно, спокойно, старалась соблюдать дистанцию, чтобы поддержать свой авторитет. И это ей удавалось. Всего через год работы ей выделили огромный кабинет, который она постепенно заполняла стеллажами с методичками и пособиями, развивающими играми, яркими игрушками, специальными столиками для занятий… Дети ее любили, коллеги ценили, и это подбадривало.

Родители приезжали отовсюду. Приезжали вместе с детьми и работали за право водить их в детский сад – кто нянечками, кто, с образованием, воспитателями или даже методистами. Поля была на особом положении, потому что ставка психолога была вдвое выше воспитательской, а Поля занимала и честно отрабатывала целых две ставки.

С тех пор как Светочку приняли в садик, Полина особенно старалась держать планку. Она на себе почувствовала, что значит быть матерью-одиночкой, когда любая провинность или болезнь ребенка делает тебя беспомощной и незащищенной.

С девочкой была одна беда. Нет, она не болела, даже когда в группе объявляли карантин, не дралась и не ссорилась с другими детьми. Она просто командовала. И своим поведением подтверждала теорию о врожденном лидерстве у некоторых детей*.В точном соответствии с этой теорией мешала воспитательному процессу, перебивая, поправляя взрослых. Ей казалось, что она помогает организовывать детей, которые не слушались. Хотя бы потому, что не все хорошо говорили и понимали по-русски.

*Комментарий психолога

Лидерство, несмотря на то что существует большое количество тренингов лидерских качеств, не только врожденно, но и передается по наследству. Света вся в маму. Таким нужно много людей, в парах им скучно.

А Светочка все понимала без слов. И тут же начинала переводить детям просьбы или указания старших.

– Вася, ты будешь кушать и вырастешь большим, – обнимала она мальчика, которому только что было сказано: «Если не будешь есть, тебя привяжут к кровати и накормят из трубочки!»

– Давайте сядем рядом, нам будут читать что-то очень интересное! – агитировала Светочка, как только замечала, что воспитательница брала книжку, раздумывая, почитать детям или занять их рисованием.

– Ты такая красивая, Лена, будешь у нас Снегурочкой на Новый год. Обязательно скажи маме, чтобы она сшила тебе платьице и шапочку голубенькую.

И Лена передавала маме эти указания с таким серьезным видом, что та ни минуты не сомневалась, что ее дочь выбрали Снегурочкой, и заказывала самое лучшее платье у портнихи.

Обман обнаруживался уже ближе к делу, когда мама начинала волноваться: почему же до Нового года осталось всего-ничего, а Леночке не дают учить слова.

– Да кто вам сказал, что она будет Снегурочкой?! – изумлялась такой наглости воспитательница.

– Лена. Дочка, тебе говорили, чтобы ты шила платье? Кто?

– Света, – честно отвечала Леночка.

– Все ясно, – злилась воспитательница.

И что оставалось? Снегурочкой назначали таджикскую девочку с русским именем Лена и раскосыми черными глазками.Для красоты ей заплетали косички в два ряда. А девочки с голубыми и серыми глазками кружили вокруг нее снежинками.

У Светы было свое представление о справедливости, с которым Поля не могла не согласиться. В жизни должны сбываться только самые волшебные желания. И они обязательно сбудутся, если их правильно обозначить.Кажется, у девочки был дар слышать тайные желания других, быстро оценивать возможности в пользу того, кто нуждался в помощи и понимании. На нее можно было оставить всю группу, и когда она приходила на занятия к Полине, та позволяла ей руководить, рассаживать, приглашать к игре, подбадривать во время занятий, задавать вопросы вслух. Светочка была атмосферным человеком – из тех, кто своим присутствием окрашивает все вокруг в яркое многоцветье и наполняет радостью.

Дома она скучала, потому что не о ком было заботиться и некем командовать.

Этнический вопрос в детском саду стоял очень остро.Игнорировать его не удавалось, потому что еще до того, как дети понимали, что делятся на мальчиков и девочек, им были видны различия в цвете кожи. А если они не успевали это заметить сами, то родители непременно подскажут.

Найти работу было непросто. Конкуренцию составляли не только местные жители, но и другие приезжие. Времена пролетарского интернационализма остались далеко позади. На первый план вышли этнические стереотипы и биологические инстинкты. Когда законы относительны, а социальные гарантии и вовсе отсутствуют, уровень жизни зависит от крепости нервной системы.В Москву, как и в Нью-Йорк, а также в другие мегаполисы едут самые сильные и устойчивые. Или романтики. Романтики – это те, кто верит в мечту, а не в людей.

Реалисты не ждут от жизни ничего особенного,на «слабо» их точно не возьмешь. Они понимают, что трудности и лишения неизбежны, и оценивают все с точки зрения выживания. Логика до печального проста: если не удастся выжить, то все остальное бессмысленно. Реалист – очень скучное создание, его прогнозы обоснованы, проверены, прозаичны. Его не интересуют яркие солнечные дни, а только ненастья и холода, потому что именно они создают угрозу выживанию. А это, согласитесь, приземляет, сужает горизонт. То ли дело ожидания романтика – всегда многообещающие и прекрасные. Слушая романтика, хочется петь и танцевать от восторга. Слушая же реалиста, можно умереть от скуки. Крылатые создания, словно мотыльки, летят на свет, но это не свет больших городов, а свет их собственных мечтаний, напоминающий скорее сияние телеэкрана – голубое и рассеянное от нереальности изображений*.

*Комментарий психолога

Но кроме реалистов и романтиков есть еще одна категория людей – фанатики. Их не тревожат фантазии и мечты, с которыми другие люди живут и умирают. Их интересуют лишь принципы и идеи. Они заранее знают, что человек по природе своей слаб, малодушен и никчемен. Ставить на них нельзя – подведут. Верить можно только себе и полагаться только на свои силы и слабости. Последний, кто сдаст человека, это он сам. Зато есть вечные ценности, круг идей и принципов, к которым должно было бы стремиться человечество, если бы состояло из настоящих людей. Такой подход безупречен. Но именно этой безупречности лишена жизнь. Поэтому романтики и фанатики живут грезами. И те и другие склонны разочаровываться, мучиться, досадовать, впадать в депрессию, которая у одних напоминает легкий сплин, а у других – страшную тоску.

Колебания реалиста незначительны. Кто не очаровывается, тот не может и разочароваться.

Романтик легче и чаще меняет свои убеждения, это позволяет ему жить дальше, сохраняя присутствие духа. А реалиста вообще не интересуют убеждения, его интересуют люди.

Так что разделение на расы, масти и тому подобное – это только внешняя сторона дела. Не стоит на нее так остро реагировать. Есть различия фундаментальные. Это как пол человека. Как «плюс» и «минус» в математике. И эти различия в большей мере определяют судьбу отношений, чем внешнее сходство или несходство. Например, люди из, казалось бы, разных миров, культур, социальных классов и географических зон могут себя прекрасно чувствовать вместе.

Что-то подобное происходило между Полиной и отцом шестилетнего Осхана. Интеллигентная девушка, коренная москвичка, и, извините, таджик из аула, красивый, конечно, с большими голубыми глазами, но не ровня!

Почему-то за мальчиком всегда приходил отец, и всегда последним, с извинениями и обещаниями поторопиться в следующий раз. Полина однажды поинтересовалась, не из многодетной ли семьи ребенок? Возможно, мать сидит с выводком малышей и не может отвлекаться на воспитание старшего?

– Да, – сказала заведующая, – он из многодетной семьи. Но мама осталась дома. Побоялась ехать, ждет, пока подрастут остальные. А отца отправила на заработки.