Золотое сечение Иуды Ламзов Валерий
– И что из этого? – спросил Огурцов, заерзав в кресле.
– Из этого ничего не вытекает. Я думаю, страна наша не захлебнулась бы в горестном сопливом стоне, если бы месяцем раньше Леонида Огурцова сменил какой-нибудь его сподвижник или близкий друг.
– И что, это могло быть реально? – с тревогой в голосе спросил лидер Народного левого движения.
– Абсолютно.
– И что этому помещало?
– Помешало то, что первой жертвой они выбрали меня и обломали себе зубы. А потом провалили порученное старшими товарищами дело. А это не прощается.
– Понятно, – горестно вздохнул Огурцов. – Но, как я понимаю, Вы пригласили меня не только для того, чтобы испортить мне настроение столь неприятными новостями. Я слышал, Вы – большой мастер сюрпризов. Разве не так?
– Ну, это преувеличение, мой друг, – кокетливо возразил Ванин. – Конечно, я не без греха, однако, сюрпризы действительно люблю делать тем, кого уважаю и с кем хочу иметь дело.
– Мне бы было приятно осознавать, что Вы меня к таким относите, – в тон ему ответил Огурцов, заискивающе поглядывая в глаза Ванину.
Между тем Сергей Арнольдович как-то преобразился, погладил свою лысину так, будто на ней была копна волос, встал, подошел к краю картины Леонардо и, артистично жестикулируя, толкнул речь:
– Видите ли, Леонид, великий Маркс обосновал необходимость создания партии, которая является главным орудием класса, ее породившего. Но Маркс ничего не сказал о внутрипартийной борьбе, а это самый главный тормоз, особенно, если эта партия пришла к власти. Я общался с очень умными людьми и пришел к выводу, что создание партии – это не для нас с Вами. Нет класса – нет и партии. Одно название. Фундамента нет, концепции нет, и потом люди живут в таком мощном информационном поле, что объединить их может только какая-то суперидея или национальная трагедия. Но эта ниша занята государством. Оно лучше любой организации занимается укреплением государственности и всех его атрибутов от культуры до социальной жизни. Нам здесь места нет и, слава богу, от трагедий оберегает. Согласны?
– Ну, допустим, – промычал Огурцов, еще не понимая, о чем идет речь.
– Я хочу до Вас донести мысль о том, что время партий уходит в прошлое. Сейчас пришло время личности и движений. Будет личность – будет движение, не будет личности и организация не состоится и никакого движения не будет.
– Что Вы хотите этим сказать? – снова спросил Огурцов. Он никак не мог понять, к чему клонит его собеседник.
– Я хочу на базе твоего Народного Левого движения создать движение «Чистые руки». Пусть это будет такое рабочее, ну, скажем, условное название. Мы откроем страничку в Интернете. Нет, зачем страничку? Мы сделаем сайт. У нас будет своя радиопередача, будет своя рубрика в эфире. Мы создадим свои программы на телевидении.
– Это здорово! Но зачем? – воскликнул Огурцов, пораженный масштабами планов олигарха.
– А все это, мой милый друг, для того, чтобы поднимать авторитет твоего Народного левого движения – главного борца с коррупцией. У тебя будет такая программа, которая поможет добывать компромат на крупных чиновников, олигархов, политиков, депутатов, короче, на людей с большими деньгами. Наши люди, в том случае, если объекты нашего внимания не будут идти нам на встречу, то есть давать откаты, решать вопросы, иными словами, если эти господа не будут работать на нас, мы начинаем их душить в средствах массовой информации. Смешивая компромат с откровенной ложью, мы сумеем этих молодцов загнать в угол. И тогда будем требовать через общественность их отставки, возбуждения уголовных дел, иными словами, будем полоскать их в средствах массовой информации, не гнушаясь ничем: от взяток до педофилии, от счетов в швейцарских банках до предательства интересов государства.
Огурцов вскочил с кресла:
– И получается, – воскликнул он, – от одних мы имеем серьезные деньги, а на других зарабатываем политический капитал. Вот это работа!
– Ты все понял правильно. Молодец!
– А что будете иметь Вы во всем этом проекте?
– Я? – переспросил Ванин и после некоторой паузы добавил: – Я приобрету серьезного партнера, который не будет оккупировать фонтаны и раздавать ящиками водку прохожим, затягивая их на митинги, а будет заниматься полезной работой и повышать свой рейтинг как настоящий политик российского масштаба, мыслящий современно, дерзко.
– Ну, а Вам-то это для чего? – не унимался Огурцов.
– Придет время, и ты сам сделаешь мне предложение, от которого невозможно будет отказаться, – ответил Сергей Арнольдович и посмотрел на часы. – Послушайте, Леонид, – обратился он к Огурцову. – Через 10 минут у меня будет Шубин Борис Михайлович. Он мне рассказывает о партийном строительстве, о жизни в высших эшелонах власти, о политике. Хотите вместе со мной послушать? Это очень интересный человек. Я Вас познакомлю.
– Если это удобно, я не возражаю. Кстати, я как-то раз его видел у Трешкина.
– Возможно, – согласился Ванин, – но мне он нужен для других дел.
Борис Михайлович в сопровождении охранника Ванина вошел в зал. Сергей Арнольдович представил ему Огурцова.
– Знаю, знаю, наслышан о ваших революционных шабашах. Но как говорят: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Вам сколько годков сейчас? – спросил он Огурцова.
– Тридцать пять, – ответил тот, смущенный и покрасневший как помидор от стыда и злости.
Бестактность Шубина деморализовала Огурцова.
– Я не заслуживаю такого к себе панибратского отношения и грубости! – заявил он, гордо вздернув подбородок и выпятив грудь.
– Да, будет, Вам, обижаться, – пробасил Борис Михайлович. На обиженных воду возят. А вы, революционеры, должны быть просты, скромны и хладнокровны, как булыжник на мостовой, главное орудие пролетариата. Извините меня, Леонид Васильевич, – заулыбался он. – Я шучу. Что еще остается делать на старости лет пенсионеру? Вы мне понравились, Вы – настоящий.
У Огурцова отлегло.
– Рад встрече, – процедил он сквозь зубы.
– Взаимно, – ответил Шубин, протягивая руку Леониду.
Ванин пригласил всех в рабочий кабинет.
– Ну-с, с чего начнем? – обратился Шубин к обоим своим слушателям.
– Начнем с Ленина, – попросил Ванин. – Интересно, как он жил со своими соратниками на самом деле? Как все было в реальности?
– Должен Вам сказать, – начал свой рассказ Шубин, – что несмотря на гигантское количество материалов о Владимире Ильиче, о Великой Октябрьской социалистической революции, о гражданской войне, мы имеем дело только с той частью информации, которая была удобна победителю. Я имею в виду большевиков. Самый известный документ – письмо к съезду, написанное Лениным и содержащее характеристики на соратников – и тот был доведен до членов ЦК в части, касающейся. О его существовании, широкая общественность до XX съезда партии не знала вообще. Хотя там не было ничего такого, из чего можно было бы делать тайну. Во времена Горбачева этот документ снова вытащили на свет божий, и опять ничего не сказали определенного. Почему я Вам это говорю? Я хочу, чтобы Вы поняли, что начиная с Октябрьского переворота, положившего начало государственному нигилизму, когда целесообразность ставилась выше закона, и политическая кухня верховной власти стала абсолютной тайной, Вы меня спросите, откуда это явление взялось? И я отвечу – из недр внутрипартийной борьбы из-за стремления провести свое решение любой ценой вопреки существующей практике.
Ленин, безусловно, великий человек, великий политик с трагической судьбой и несчастный человек. Когда большевистская партия была в подполье и вела борьбу за власть, рядом с Лениным нельзя было поставить никого. Ему просто не было равных. А когда революция свершилась, а надо сказать, что товарищи по партии и по центральному комитету стремились всячески отстранить Ленина от управления государством, а между нами говоря, и от революции тоже…
– Это клевета, – возразил Огурцов, – Ленин был признанным вождем революции. Вы это можете прочитать где угодно. Зачем же так фальсифицировать историю?
– Ваша правда, товарищ Огурцов, – согласился с ним Борис Михайлович. – С точки зрения той толстой серой книжки под названием «История КПСС» Вы абсолютно правы. Но с точки зрения фактологии это так, как я Вам говорю. И чтобы развеять Ваши сомнения, остановлюсь на этой теме подробнее. Так вот, – продолжал Шубин, – одно дело бороться за власть, другое – захватив ее, управлять государством. Ленин не был государственником, у него не было никакого опыта государственного строительства, как и у ближайших сподвижников, но у него и команды был опыт революционной борьбы, опыт разрушения. Захватив власть, большевики вели себя, как слон в посудной лавке. Они, как черт ладана, боялись населения бывшей империи. И нет ничего удивительного в том, что отдельные социальные слои общества открыто объявлялись врагами революции, а любое протестное движение подавлялось с неимоверной жестокостью. Вы спросите меня – почему? Страх!
Каждый из участников этого революционного переворота в глубине души осознавал себя преступником. На людях они, конечно же, были революционными борцами, преподнося жаждущей крови и грабежей толпе свои кровавые деяния как величайшее благо.
Захватив власть, большевики столкнулись с проблемой, которую боялись не меньше народа. Это борьба за власть внутри самой власти.
Здесь начинала срабатывать известная истина – революционные идеи рождаются в головах гениев. Совершают революции одурманенные идеями фанатики, а пользуются плодами революций хладнокровные подлецы.
И надо было решать непростую задачу. Как сохранить эту самую власть, и как уцелеть самому.
В этом отношении у Ленина был самый настоящий монстр. Его звали Яков Михайлович Свердлов, первый председатель ВЦИК Советской республики, фактически – глава государства. История скрыла от нас точную дату знакомства Ленина и Свердлова. Одни считают, что это произошло в апреле 1917 года на конференции, другие – в октябре непосредственно перед Октябрьским вооруженным восстанием. Существует одна единственная записка, адресованная Лениным Свердлову 23 октября 1917 года, то есть за два дня до переворота или революции, если Вам угодно. Ленин пишет: «Только вчера узнал, что Зиновьев отрицает свое участие в выступлении Каменева в «Новой жизни». Как же это Вы мне ничего не присылаете?» – Вы знаете, что здесь речь идет о предательстве, а именно, Каменев и Зиновьев изложили в прессе свое несогласие с курсом на вооруженное восстание и указали дату его начала. Это, так называемый, «ближний круг» Владимира Ильича.
А где же Ленин? Его Свердлов вначале отправил в шалаш в заливе, а затем и вовсе в Финляндию, в изоляцию под предлогом реальной угрозы жизни вождя. Информацию о событиях Ильич получал по своему каналу, через Сталина. Неужели в Петрограде невозможно было найти конспиративную квартиру? Можно. Тогда для чего все это? Этот маскарад. Ленина просто-напросто запугали. Борьба за власть. Уже была очень близко эта вожделенная мечта многих из его окружения. Не виртуальная, настоящая. И что Вы думаете? Через два дня после Октябрьского переворота, как я Вам уже говорил, предатель Каменев вопреки указаниям Ленина при поддержке Свердлова назначается председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, то есть главой Советской республики. Но в связи с дезорганизаторской деятельностью Каменева через одиннадцать дней освобождают, и председателем становится Свердлов. Кстати, рекомендовал его на этот пост Владимир Ильич Ленин, уже вернувшись в Питер из Финляндии. Чувствуете, как все непросто. Трудно Ильичу было. Вы только вдумайтесь – речь идет о назначении первого лица в государстве! И такая неразбериха.
Все это называется политической борьбой. Свердлов был у власти 1 год и 4 месяца. В этот период он лично причастен к разгону Учредительного собрания, 5 января 1918 года, которого ждала вся Россия. Когда он взошел на трибуну и заявил, что Исполнительный комитет рабочих и крестьянских депутатов поручил ему открыть заседание Учредительного собрания, из зала стали кричать: «У вас руки в крови! Довольно крови!». Короче говоря, Учредительное собрание, призванное воцарить мир, по злой воле Свердлова было разогнано. Более того, он явился инициатором разжигания гражданской войны, он же спровоцировал расстрел царской семьи в своем любимом Екатеринбурге, причем расстрел был произведен на основании постановления Уральского областного совета ставленниками «черного демона революции», как в народе называли Свердлова. Телеграмму о казни на заседании Совета Народных комиссаров зачитал сам Свердлов в присутствии Ленина, можно сказать, поставил Правительство и вождя перед фактом. Поговаривают, что он лично организовал и покушение на Ленина. Но последствия оказались более ощутимыми, чем он ожидал. Почему возникли такие подозрения? Дело в том, что как при расстреле царской семьи, так и при покушении на Ленина мелькали одни и те же лица товарищей Якова Михайловича по Екатеринбургу. После покушения на Ленина он же провел решение на начало «красного террора». Мало кто знает, но Свердлов, кроме всего прочего, был фактически и главой партии большевиков.
– Не может быть! – удивился Ванин.
– Может, – возразил Шубин. – Всей организационной работой в Центральном Комитете занималось оргбюро. Его решения были обязательны для всех в промежутках между Пленумами. Так вот, 24 января 1919 года была подписана директива, в которой говорилось: «Провести массовый террор против всех белых казаков и истребить их поголовно. Провести вообще без пощады массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью» и т. д. и т. п. Согласитесь, друзья мои, – обратился Шубин к слушателям, – хочется добавить после слов «с Советской властью» «с моей властью». – А какой стиль! Робьеспьер и только!
– Господи, неужели это правда? – почти простонал Огурцов.
– Самая настоящая правда жизни, – заключил Борис Михайлович. – Как вы понимаете, Пленум ЦК не мог выносить такие решения. Это была личная инициатива Свердлова. Уже 16 марта 1919 года, в день его смерти, Пленум Центрального Комитета отменил эту директиву, но уже было поздно. Маховик террора заработал, начались поголовные истребления казачества.
– А как же Ленин? Почему молчал он? – спросил Ванин.
Борис Михайлович помолчал и затем сказал:
– В день похорон Свердлова открылась VIII партийная конференция, на которой Ильич сказал буквально следующее: «Я не в состоянии даже на сотую долю заменить его, потому что в этой работе мы вынуждены были всецело полагаться, и имели полное основание полагаться, на товарища Свердлова, который сплошь и рядом выносил единоличные решения».
– Да, – вздохнул Огурцов, – «моя хата с краю, ничего не знаю». Так выходит?
– А как он умер? Что с ним случилось? – спросил Ванин. – Он же молодой был?
– Да, молодой. Но нечеловеческой силы духа личность. Дьявольской силы, – заключил свою мысль Шубин и продолжил: – Одни говорят, умер он от испанки, то есть от острой формы гриппа. Другие утверждают, что его избили рабочие в Орле. Тайна за семью замками. Знаю лишь одно, когда он лежал в больнице, у его постели дежурил сам Ленин и ждал, когда тот придет в сознание: что-то хотел спросить. А на связи с ним постоянно находился Сталин. И когда Свердлов испустил дух, Ленин тут же позвонил Сталину и сказал буквально следующее: «Коба, он ушел, не приходя в сознание».
– Странно, – сказал Ванин. – Если он болел испанкой, если это острая форма гриппа, как врачи допустили к нему Ленина? Да еще разрешили сидеть около постели больного?
– Делайте выводы, господа, – хитро улыбнувшись, сказал им Шубин. – Так что жизнь в партии, партийное строительство – это тяжелый и нередко грязный труд. И опасный, если есть хоть немного власти.
– Да, несладко жилось Ильичу со своими соратниками.
– Но самое интересное не это, – продолжал Шубин.
– А что? Может, Свердлов еще золотой эшелон украл, который до сих пор ищут, прибрал к рукам? И все тут, – с иронией в голосе спросил Огурцов.
Шубин не обратил внимание на реплику и продолжил:
– После смерти Свердлова его квартира была опечатана, и личные вещи, сейф, часть мебели сдали на склад в Кремле и поместили в отдельное место. В суматохе текущих дел про все это быстро забыли. И вот в 1936 году Ягода, тогдашний Народный комиссар НКВД, проводил ревизию хранящегося на складах изъятого имущества, в ходе которого и был обнаружен сейф дорогого Якова Михайловича.
– И что там было? – спросил снова Ванин. – Скорее всего досье на членов ЦК?
– Проще надо быть, дорогой Сергей Арнольдович, – ответил Шубин. – В сейфе оказалось 750 тыс. рублей золотом, 600 тыс. в швейцарских франках и английских фунтах, 6 загранпаспортов с его фотографией на вымышленные имена, а также девять чистых бланков. И кроме того, в сейфе оказались драгоценности и именные украшения, снятые с убиенных тел членов царской семьи: нательные крестики, кольца, серьги и т. д. Это добро ему привезли екатеринбургские товарищи, его ближайшие соратники. Вот такие вот дела, други мои, – закончил Борис Михайлович.
Затем посыпались вопросы про Сталина, Хрущева, Горбачева, про современность. Заканчивая, Шубин сказал:
– У каждого большого политика всегда найдется свой Иуда, готовый наградить смертельным поцелуем своего учителя. Но кто есть кто – вот вопрос.
Вошла Анна.
– Великолепна, как само обаяние! – воскликнул Шубин. Встал и поцеловал ей руку.
– Ну что Вы, Борис Михайлович. Сколько можно? Вы меня смущаете.
– Я буду говорить Вам столько комплиментов, сколько раз буду Вас видеть. Вы удивительно красивая женщина. Не побоюсь ревности вашего мужа, скажу – ему несказанно повезло иметь такую умную и очаровательную жену.
Анна покраснела.
– Я приглашаю всех к столу. Пообедаем вместе.
Обед закончили ближе к вечеру. Разгоряченный вином Шубин постоянно шутил и балагурил, чего нельзя было сказать об Огурцове. Он смущался, почти не пил, боялся расслабиться, и Ванин знал, почему. Выпивший «Огурец» был дурак дураком. Он боялся потерять лицо.
Когда гости разошлись, Ванин вернулся в свой кабинет поработать с бумагами.
– Я смотрю, ты серьезно работаешь над своей идеей, – прозвучало в ушах, как раскаты грома.
Ванин обернулся и вскрикнул от ужаса:
– О, боже!
Перед ним стоял невысокого роста худощавый брюнет в черной блестящей кожаной одежде, в пенсне, на ногах хромовые мягкие сапоги, пиджак со стойкой был расстегнут, обнажив белую сорочку с черным галстуком.
– Иуда, ты? – узнал он приятеля. – Ну и напугал, зараза. Чего это ты сегодня вырядился? Побрился! Бородку аккуратную завел.
– Может поздороваешься для начала? – заявил Иуда серьезно. – Я не привык к таким фамильярностям граждан.
– Ну, ладно. Здравствуй, дорогой. Только не переигрывай. Тут дел невпроворот, а ты со своими шуточками.
– Что? – заорал Иуда каким-то громовым голосом. – Ты как разговариваешь с Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета рабочих и крестьянских депутатов? Ты что, недобиток буржуйский, не знаешь «черного демона революции»? Так я тебе сейчас…
Иуда наклонился над Сергеем Арнольдовичем и поднял руку, чтобы ударить его по голове кулаком. И тут Ванин с ужасом увидел, что кулак-то весь в крови, не в чужой, нет, в его, Ванина, крови.
– Господи, Яков Михайлович, – залепетал он, – простите, ради Бога. Я ошибся, думал, это друг мой Иуда!
– У буржуазных элементов не может быть друзей. У них есть только интерес к наживе. Вы не люди. Вы антинародный элемент. Ишь чего захотел. Правду ему подавай. Что тебе легче будет, если я скажу, что мной организовано было покушение на Ильича. Что это мои люди подобрали революционную фанатичку Фани Каплан, люто ненавидившую Ленина. И что мои ребята сожгли ее быстренько в бочке из под смолы в Александровском саду? Да! Заметали следы. Но сегодня кому нужна эта правда? Правда это не всегда хорошо или правильно. Надо действовать в строгом соответствии с железной логикой бытия. Понял дурак?
– Я понял, понял я все, Яков Михайлович, – залепетал Ванин, весь дрожа от страха и покрывшись липким потом.
– И этот ваш проклятый Сталин! Я никогда не забуду, как мы с ним в Таруханске в ссылке срок мотали. Поиздевался он там надо мной. Даже собаку свою моим именем назвал «Яшка». Если бы не этот проклятый грузин – все было бы по-другому.
«Черный демон» революции говорил так громко и отрывисто, что Сергей Арнольдович весь сьежился и закрыл голову руками, за письменным столом его было почти не видно. Но «демон» не успокаивался. – Если бы не он, никто бы не связывал имя Ленина с Великой революцией. Да и жизнь после смерти тоже он ему подарил – сволочь.
– Уведите и расстреляйте этого толстосума!
– За что? За что, Яков Михайлович? Я же против Вас ничего не имею.
В дверь постучали. «Черный демон» исчез. Анна не вошла, она просочилась словно приведение в кабинет, окутанная шелками, и обвила Ванина своими руками, дыхнув на него запахами молодого и сильного тела с легким прикосновением дорогого парфюма.
– Какой же ты у меня умный, Сережа. Я тебя так люблю.
Ванин обмяк, пустил слезу и провалился в ее объятия.
Часть седьмая
Почти у цели
Ванин, несмотря на разницу в возрасте с Огурцовым, в отличие от Трешкина и Исмаилова, бывших спонсоров Леонида «Огурца», построил деловые отношения на коммерческой основе. Молодой политик без согласования с Сергеем Арнольдовичем не мог сделать и шага. Огурцову очень симпатизировало, что при Ванине работала группа юристов и аналитиков под руководством Георгия Ивановича Сургучева, которая заботилась о том, чтобы Огурцов и его команда ежедневно мелькали на экранах телевизора, в прессе с разоблачительными материалами, чтобы у его «потрошителей наволочек» была постоянная работа.
Огурцов стал знаменем борьбы с коррупцией, символом справедливости и честности в политике. На телевидении сделали передачу, на которую еженедельно приглашался лидер Народного левого движения и пудрил не без таланта мозги телезрителям. Иногда вместе с ним в программе участвовал и Сергей Арнольдович в качестве эксперта или сочувствующего бизнесмена. И никто не знал, что за всей бурной деятельностью этого молодого политика и его команды стоит тихий и скромный человек по фамилии Ванин.
Надо сказать, что Леонид Васильевич Огурцов был фанатом своего движения и нисколько не хотел с кем-то объединяться, создавать фронты, опасаясь конфронтации с партнерами. С Ваниным было другое дело. С ним он чувствовал себя спокойно. Его политическая борьба стала приобретать характер хорошо организованного бизнеса. Из тех денег, которые они вышибали из проворовавшихся политиков, чиновников, предпринимателей, ворующих бюджетные деньги, под предлогом борьбы с коррупцией ему в Народное левое движение перепадало 70 %. Ванин себе брал мизер. Для него было важно, чтобы это левое движение превращалось в реальную силу, в которой он отводил себе роль тайного кардинала, пока.
У Сергея Арнольдовича была договоренность с Огурцовым – если будут приходить инвесторы, то они должны общаться с Ваниным. Он – мозг. Огурцов – его душа.
На улице стояла осень 2017 года. Недавно скромно отметили 100-летие Великой октябрьской социалистической революции. Причем мало кто и заметил это историческое событие. На март следующего 2018 года были назначены президентские выборы. Но пока до них никому не было дела. Разумеется, кроме тех, кто собирался стать президентом. Страна жила своей жизнью. Уже мало кого интересовал непрекращающийся мировой финансовый кризис. Давно запретили хождение наличных североамериканских долларов. На стройках столицы все чаще можно было увидеть гастробайтеров из Евросоюза. Москва хорошела на глазах.
Жизнь шла своим чередом. Сергей Арнольдович еще больше поседел, полысел, но тело держал в тонусе. И еще стремился как можно короче подстригать волосы, оставшиеся на голове. Эта новая фишка придавала ему некую мужественность и, как говорила Анна, сексуальность. Юлечка работала у отца в банке, собиралась замуж. Маша и Владислав на следующий год готовились сдавать ЕГЭ. Никаких особенных перемен за исключением одной – Сергей Арнольдович был выдвинут кандидатом в Президенты Российской Федерации от Народного левого движения. Ему доставляло огромное удовольствие, проносясь по Ленинскому проспекту, рассматривать плакаты со своим изображением, на котором были написаны слова: «Россия – это все, что у меня есть!»
Теперь на Садовом кольце у него был свой избирательный штаб, которым руководили Огурцов и известный журналист-политолог Кудюкин. Заходя в здание штаба, Ванин непременно доставал из внутреннего кармана пиджака удостоверение личности кандидата в Президенты Российской Федерации, выписанное Центральной избирательной комиссией, хотя никто от него этого не требовал. Но ему было приятно.
Виктор Андреевич Хрунов, обязанный своим спасением в свое время господину Ванину, и став Президентом корпорации, изыскал возможность профинансировать избирательную компанию Ванина нелегально. Хорошо поработал и Огурцов, ведь в случае победы его ждала должность премьера. Во всяком случае так ему было обещано.
Никогда Сергей Арнольдович не ощущал себя так значимо, так весомо как сейчас. Смущало только одно обстоятельство – публичность, постоянные встречи с избирателями. Больше всего его напрягали телевизионные дебаты в прямом эфире. Уж больно это было нервное дело, и вопросы наглые. Не знаешь, что отвечать. Но, слава богу, есть помощники, которые говорят тебе в наушник, какие ответы необходимо давать, но все равно тяжело в этом проклятом прямом эфире.
Отпраздновав встречу Нового года, страна закончила гулять только 23 января. Наступила самая жаркая предвыборная пора. Сплошные дебаты, компроматы. Из семи кандидатов на финишную прямую с большим отрывом выходило четверо, Ванин среди них.
На субботу была запланирована телевизионная дуэль с кандидатом от коммунистов Иваном Ивановичем Зипуновым.
Этому палец в рот не клади. Пришлось готовиться серьезно. Поначалу все шло хорошо. Оба кандидата выступали со своими программами. Затем перешли к ответам на вопросы, причем на заданный вопрос каждый из кандидатов давал ответ с точки зрения своей политической платформы. Ведущий Владимир Пузырев очень культурно и грамотно организовал работу, и вопросы были корректными и несложными.
– Сергей Арнольдович, к Вам обращается Ядов Александр Иванович из города Лесосибирска Красноярского края с вопросом: как Вы, если станете президентом, будете решать проблему дорог? Это же, Вы знаете, известная проблема России – дураки и дороги.
– Ну что скажете, Сергей Арнольдович? – обратился к нему Пузырев.
В наушниках помощники стали диктовать ответ. Но тут появился Иуда:
– Быстро расскажи им анекдот про водку. Давай, начинай.
Сергей Арнольдович начал:
– Знаете, есть такой анекдот. Заходит мужик в гастроном. «Дайте, – говорит, – мне две бутылки водки, только свежей, пожалуйста». «Ты что, мужик, с ума сошел? – возмущается продавщица. – Водка всегда свежая». «Не скажите, – отвечает тот. – Вчера вот выпил три бутылочки, так вырвало».
Наступила гробовая тишина. На лысине Пузырева, ведущего, осталось три волоска, и те стали колом от услышанного. Затем присутствующие в студии разразились таким диким хохотом, что сказать что-либо было невозможно. Ничего не подозревающие зрители и присутствующие в студии восприняли анекдот Ванина как очень тонкий юмор. Помощники переглянулись: «Чудит, шеф». А ведущий показал им кулак.
– Ваш ответ очень понравился товарищу Ядову из Лесосибирска, – начал свою речь ведущий, и когда шум в студии утих, обратился вновь к Сергею Арнольдовичу:
– А вот жительница Санкт-Петербурга Кукина Светлана очень интересуется вашим отношением к однополым бракам и нетрадиционным сексуальным меньшинствам.
– Я с удовольствием отвечу Кукиной Светлане на ее вопрос, – начал свой ответ Ванин. Но тут опять вмешался Иуда:
– Расскажи им анекдот про Олимпийские игры, помнишь?
– Какой?
– Ну, про магазин.
Ведущий заметил, что с кандидатом в президенты что-то не так, но было поздно.
– Когда в Москве – начал Сергей Арнольдович, – проходили Олимпийские игры, сверху было дано указание: «Всем продавцам проявлять исключительную вежливость по отношению к покупателям». И вот заходит молодой человек в магазин и спрашивает: «У вас есть перчатки?» «А Вам какие? – интересуется продавец, – кожаные, замшевые, лайковые или шерстяные, или из искусственной кожи?» «Мне, – говорит покупатель, – кожаные». «А цвет какой, изволите? Может быть черный, коричневый, синий, голубой? Или, может быть, вас больше интересуют полутона?» «Нет, мне, пожалуйста, черный». «А размерчик какой изволите носить? Может третий, может четвертый? Может пятый? Или, может быть, у Вас какой-то особенный размер?» «Нет. Вы знаете, наверное, надо померить». Тут к мужчине обращается стоящая сзади пожилая женщина и говорит: «Не верьте им. Ничего у них нет. Я вот вчера целый день потратила: и унитаз им приносила, и задницу им показывала, а туалетной бумаги у них как не было так и нет».
Присутствующие в зале, а вместе с ними и телезрители всей страны покатились со смеху. Ведущий в ужасе. Как только смех поутих, слово, не медля, передали другому кандидату. Но в дебатах победил Ванин.
Все периодические издания, перебивая друг друга, писали о применении новых технологий, нового вида агитации, о действенности образного мышления и о непреходящем воздействии в деле пропаганды анекдота и народного словца. Всем было смешно. Не смеялся только Ефим Петрович Дратс. Наблюдая за Ваниным по телевизору он посмотрел грустно на Цуцу, и сказал:
– Началось!
Дратс позвонил Анне и строго настрого предупредил:
– Не показывать вида ни в коем случае. Только хвалить, только поощрять. Я привезу лекарства.
В пятницу было назначено очередное заседание в избирательном штабе с приглашением доверенных лиц. С утра Сергей Арнольдович направился на работу, а оттуда собирался прямиком отправиться в штаб.
На крыше избирательного штаба в это время кипела работа. Монтажники устанавливали новые мощные антенны и приемо-передающие устройства. Работалось тяжело. Крыша была скользкая, постоянно дул холодный ветер. Бригадир монтажников Алексей Иванович Кутепов считался признанным мастером своего дела. Вместе с двумя помощниками-практикантами – он уже третий день трудился на крыше здания, демонтируя старое и устанавливая новое оборудование для избирательной компании. Работа подходила к концу. Практиканты подкручивали крепления, и Алексей Иванович устроился поудобнее на чердаке, достал термос с горячим кофе и налил себе в пластиковый стакан, чтобы согреться.
Прошло двадцать лет как не стало его любимой жены Лизочки, а он по-прежнему каждый месяц ходит к ней на кладбище. Ну, то, что развелись, считал он, это не главное. Правда, он после этого еще два раза женился, но оказалось все не то. Потому она одна-единственная, других нет. «Пока я живу, и она со мной. Завтра суббота. Схожу к ней поболтаем»…
– Алексей Иванович, все закончили. Можно спускаться. – Услышал он голос практиканта.
Кутепов высунулся из чердака и увидел, что на нижней балке несущей стойки торчит не вбитый штырь, который должен быть в гнезде и удерживать основание несущей конструкции.
– Никита, отнеси Витьке кувалдочку. Пусть палец вобьет и зашплинтует. – Попросил он второго помощника.
Никита взяв кувалдочку, осторожно ступая по фальцевой кровле, начал движение в сторону товарища. Неожиданно сигарета, которая дымилась у него во рту, отлепилась от губы и затерялась за пазухой между рубашкой и спецовкой. Поначалу все было ничего, и Никита остороожно ступая по кровле двигался к антеннам, подвязанный страховочным поясом. Но злосчастный окурок прожог рубашку и добрался до тела. От нестерпимой боли Никита заорал благим матом, вскинул руки вверх и упал на крышу. Чего нельзя было сказать о кувалдочке. Она продолжала лететь вверх, необычно сияя и переливаясь всеми цветами радуги в лучах яркого весеннего солнца. И вдруг на мгновение замерла прямо в центре солнечного диска. Лучи врассыпную ударили в лицо Кутепова слепящим светом. И Алексею Ивановичу почудилось, что с небес на него улыбаясь смотрит Лиза. Он встал и замер, боясь спугнуть видение.
Между тем кувалдочка уже камнем неслась вниз. Казалось, что мгновенная остановка ей была нужна только для выбора цели. Но Кутепову это было не интересно. Он смотрел на Лизу, а она на него, и он никак не хотел прерывать этого невероятного сеанса связи. Но все было разрушено диким воплем снизу. Алексей Иванович все понял. Кувалда нашла свою цель. Этой целью оказалась голова Сергея Арнольдовича Ванина, который в это время прямиком из своей машины двигался к дверям избирательного штаба на встречу с доверенными лицами. Не дойдя одного метра до спасительного навеса крыльца, он на мгновенье замер, оглушенный ударом неимоверной силы, услышав внутри себя неприятный треск, а потом плашмя, словно столб, рухнул лицом вниз на асфальт. Какое-то время он не видел ничего, только чувствовал, что трудно дышать, и слышал дикие крики и визги людей. Тело Сергея Арнольдовича лежало на тротуаре, окруженное толпой зевак и его помощников. По проломанному черепу и разбросанной мозговой массе на асфальте было ясно, здесь уже не поможешь. Кого-то рвало.
Между тем Сергей Арнольдович заметил маленькую светлую точку, которая быстро приближалась к нему, превращаясь в яркий неоновый свет, из которого вышел Иуда, ведя за собой за руку другого высокого человека. Оба они светились так, что было больно в голове и в глазах.
– Ну что, закончил путь свой земной? – спросил его Иуда.
– Как закончил? – возмутился Ванин. – Я не могу. У меня выборы через три недели.
– Ты не спеши. Это не самое главное. Ты теперь абсолютно свободный. Ты получил свою свободу.
– Как не самое главное? – возмутился Ванин. – Я ничего не получил. – Я только у цели.
– Правильно, брат мой. Ты у цели, только цель эта называется смерть.
– Как? Я не могу, я не должен, – закричал Сергей Арнольдович.
Но его никто не услышал. Только стоящие около тела люди заметили, как оно вздрогнуло, и дернулась нога.
– Ну, прощай, – сказал Иуда и протянул ему руку.
Ванин поднялся: – Как? Этого не должно быть. Я не хочу!
– Возьмите меня с собой.
– Нельзя, – ответил Иуда, указывая поворотом головы на своего спутника. – Встретимся в суде.
Ванин опустил голову.
– Да, я понимаю, – сказал он. – Кстати, Иуда, я отгадал твою загадку. Ты же – казначей! Леонардо и нарисовал потому тебя с деньгами в руках с кошельком. Правильно, Иуда?
– Правильно, – ответил тот, – улыбаясь себе в бороду.
– Послушай, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос: а моих Он любит? Не обидит?
– Не сомневайся.
Иисус услышал его слова и, улыбнувшись, поднял руку на прощание.
– Видишь, – сказал Иуда, – Он и сейчас тебя любит. – Он, Иисус, только того и ждет, чтобы простить вам людям ваши грехи земные. Любить людей это крест его, который он сам взял на себя. И простить он жаждет всякого. Надо только покаяться.
Сергей Арнольдович хотел это сделать, но не знал как. Он уже открыл рот. Но не успел. Он умер.
Его душа с трудом покинула некчемное тело, остановилась на мгновение внизу, с любопытством рассматривая случившееся, и затем быстро устремилась вверх, растворившись в прозрачном воздухе. Правда, это уже никто не видел, кроме большого рыжего кота гревшегося на солнце на подоконнике окна в доме напротив.
Пролог
Прошло два года. Анна Павловна в очередной раз прилетела в Лондон по делам. Теперь она была хозяйкой всего огромного бизнеса, созданного когда-то ее покойным мужем. Со своей давней приятельницей Вероникой они вышли из Чайного дома и отправились на встречу с друзьями.
Вечерело. С Темзы дул холодный ветер. Начало ноября в Лондоне промозглый и холодный. Они шли по тротуару, разглядывая витрины магазинов, возле дверей которых на воздушных обогревательных решетках устраивались на ночлег бездомные.
– Несчастные люди, – сказала Анна. – Нет ничего страшнее, когда у человека нет крыши над головой, нет семьи.
– Ты знаешь, мы здесь уже к этому привыкли. Каждый день видишь это, начинаешь не замечать.
– Анна Павловна? – услышали они мужской простуженный голос.
У дверей магазина на картоне сидел взрослый мужчина лет сорока пяти, небритый. Рядом с ним лежала стопка газет и светился экран маленького телевизора. Мужчина кашлял.
– Костя? Скворцов? – вскрикнула Анна Павловна. – Что ты здесь делаешь? Господи, поседел и какой худой.
– Да, вот. Прогорел, теперь живу тут, – деловито разъяснил свое положение Константин Матвеевич.
– Горе-то какое, – в сердцах сказала Анна Павловна. – Чем я могу тебе помочь?
– Мне ничего не надо. Я заслужил то, что имею. Не волнуйтесь, я еще поднимусь. Я смогу. Господь меня любит, он поможет, – Костя посмотрел с надеждой на маленькую иконку Иисуса, стоящую здесь же, у стенки.
Анна глазами, полными сострадания, смотрела на полулежащего, так хорошо знакомого ей Костика и к ужасу своему увидела, что ботинки его практически без подошвы, стерты и одеты на что-то металлическое.
– Что с твоими ногами? – испуганно просила она.
– Оттяпали, – спокойно ответил Костя. – Вот, ниже колен, – и задрал штаны. – В позапрошлом году отморозил, так здешние врачи и лечить не стали, дорого. Раз, и нет. Теперь пособие платят.
От этих слов Анна Павловна застыла как вкопанная. В горле стоял ком. Затем она собралась с духом, пошарила у себя в сумочке, достала кошелек, извлекла из него несколько пятидесятифунтовых купюр и протянула их Константину Матвеевичу.
– Возьми, пожалуйста, купи себе чего-нибудь. Пригодится.
– Спасибо Вам, Анна Павловна. Вы всегда были добры ко мне, – Скворцов взял деньги и быстро спрятал их во внутренний карман, боязливо оглядываясь по сторонам. Прочитав удивление на лице Анны, он пояснил: – Наших здесь таких как я, полно. Увидят – деньги отберут и побить могут. Да и к Вам приставать начнут – соотечественники, все-таки. Ни к чему Вам это. Уходите, уходите, пожалуйста.
Вероника схватила подругу под руку и отвела ее в сторону от бедолаги. Достав зеркальце, Анна вытерла глаза, припудрила носик.
– Как я? – обратилась она к Веронике.
– Очень хорошо. Пошли отсюда.
Потянув Анну за руку, Вероника увлекла ее за собой.
Глядя вслед удаляющимся дамам, Скворцов схватил свою инвалидную палку и принялся колотить ею по тому, что осталось от его ступней. Он тихо выл, выкрикивая в чужую жизнь красивого города уже известными здесь всякому англичанину русские матерные слова.
– Ну, подруга, у тебя и связи. Можно сказать, во всех социальных слоях общества, – заметила ей Вероника.
– Это не связь, – жестко ответила Анна. – Это сын моего покойного мужа Сергея Арнольдовича, который хотел его убить. А что касается связей, то они у меня, в основном, ограничиваются социальными меньшинствами.
– А кто это? – спросила вконец растерянная Вероника от свалившейся на ее голову информации.
– Это наши олигархи.
Вероника весело расхохоталась.
– Какая же ты у меня умная, Анна! Обалдеть! Ну, пошли, пошли. Познакомлю тебя с нашими, а то, небось, заждались.
«Какая ты умная», – задумалась Анна. – Я это уже слышала или говорила кому сама? Ерунда какая-то».
– Пошли, подруга.
И они двинулись походкой дам, не терпящих возражений, в сторону «Dorchester hotel», подбадривая друг друга кокетливыми взглядами.
Сопровождающий их охранник еле поспевал за ними, неловко пытаясь пристроить над дамами большой черный зонт, защищая их от начинающего покрапывать дождя.
– Все хочу тебя спросить – неожиданно обратилась к подруге Вероника. – Откуда все-таки появилась в твоем доме эта картина «Тайная вечеря»?
Анна как будто ждала этого вопроса.
– Лука ее нарисовал. Это пациент доктора Дратса. Он художник. Свихнулся, изучая творчество Леонардо да Винчи. «Тайная вечеря» – это для него было что-то вроде божества. Ефим Петрович прислал к нам Луку, чтобы тот нарисовал эту картинку, когда много лет назад узнал от меня об увлечениях Ванина и первых его странностях. Это был мой ему тайный подарок. Но он об этом так и не узнал.
– Подруга! – возмущенно воскликнула Вероника. – Так от такого подарка можно с ума сойти, если не знать, как он появился!
– Возможно! – невозмутимо ответила Анна. Но передо мной эта картина открыла весь мир.
Читать бесплатно другие книги:
