Золотое сечение Иуды Ламзов Валерий
– А как же великие мира сего? – спросил Ванин. – Помазанники божьи. Или как? Никаких помазанников не существует?
– Это ритуал, придуманный церковной властью для того, чтобы придать значимость правителям. Чтобы они, в понятии народа, были как бы ближе к Богу, чем остальные люди. Но вы же понимаете, что такого просто не может быть. Другое дело – получение благословения от духовного лица церкви. Это своего рода индульгенция со стороны церкви в том, что избранник будет блюсти христианские заповеди.
– Так почему же тогда помазанники божьи грешили? – спросил Ванин, думая о чем-то своем.
– Потому что они люди, – ответил Иуда, – а люди, как известно, без греха не живут. Вот взять, к примеру, тебя.
Ванин насторожился и замер. Иуда продолжал:
– Ты, брат мой, очень умный человек. Целью твоей жизни является богатство. Не просто богатство, а создание гигантского состояния. Правильно?
Он пристально посмотрел на Сергея Арнольдовича, который заерзал на своем стуле, скромно потупив голубые глаза.
– Ну, допустим, – тихо признался он.
– Цель вроде как цель, – продолжал Иуда. – Но какими способами и методами ты, брат мой, ее добиваешься? Сколько людей ты угробил? Сколько семей своих соотечественников сделал несчастными и обездоленными?
Ванин не выдержал упреков и громко крикнул:
– Я этого не делал.
– Стоп-стоп-стоп, – остановил его Иуда. – У меня все ходы записаны.
Он засунул руку под пижаму, откуда чудесным образом достал потертый блокнот в кожаном переплете.
– Читаем, – продолжил Иуда. – Август 95-го года. Начало серьезного бизнеса господина Ванина «Создание инвестиционной компании «Росфин», юридического бюро «КонсалтИнвест».
Через эти две структуры под предлогом акционирования совместно с руководством предприятий было произведено их последующее банкротство. Таким образом, с 1995 по 1998 год господином Ваниным было приобретено в Московской области 3500 га земли, 4 предприятия обрабатывающей промышленности, 6 шахт, 2 угольных разреза в Кузбассе, в Приморье, на Дальнем Востоке приобретено 2 крупнейшие в стране судоходные компании.
– Ну и что? – возразил Ванин. – Все так делали, у кого была такая возможность.
– А люди? – поинтересовался Иуда.
– Что люди? Люди не могут быть одинаковыми. Всех счастливыми не сделаешь. Я не Бог.
– Но запомни и «заруби себе на носу» – так у вас, кажется, говорят, – возразил ему Иуда. – Бог с каждым из тех, кого ты обидел. А у тебя он только на стене висит. И тебе должно быть только поэтому страшно. Да-а, ты, действительно, не бог, – согласился с ним Иуда. – Но в результате твоего стремления к богатству, – Иуда поднял указательный палец вверх, – слушай внимательно, 250 000 человек оказались без работы, и больше половины из них съехали с насиженных годами мест, потеряли жилье, а два директора умерли от инфаркта по причине юридических козней твоих помощников. Один бухгалтер повесился, а сколько стало пьяницами? Сколько семей развалилось? Большенство из них до сих пор даже не подозревают, что горе в их дом принес разлюбимейший уважаемый Сергей Арнольдович, который в трудную минуту всегда оказывался рядом и хоть чем-то помогал.
– Ну все, хватит – остановил Иуду Ванин. – Я не хочу больше этого слушать. Такие люди, как я, необходимы государству. Если бы не мы, страна бы рухнула. Прежняя беззубая власть все бросила на самотек: и экономику, и финансы, и производство. Я и мне подобные спасли страну от катастрофы.
– Нет, – захохотал Иуда, – вы не страну спасли от катастрофы, вы народ избавили от собственности. Красиво подарили людям их же собственную недвижимость, положив в карман все остальное, что оказалось за окнами их дома.
Ванин смотрел на Иуду с нескрываемым недоумением. «Откуда ему все это известно? Господи, этот проклятый сон когда-нибудь кончится? Я скоро сойду с ума».
А Иуда, между тем, уже спокойно обращаясь к Сергею Арнольдовичу, говорил:
– Брат мой, Сергей! Я на тебя не обижаюсь и не упрекаю в делах твоих и поступках, совершенных тобою. За все в вашем мире платится по счетам. Но ты жив и здоров, дело твое процветает. Гляди, – он опять открыл свой талмуд, – в швейцарском «Кредитшвиссе» два миллиарда швейцарских франков спрятано. Деньги не работают, просто лежат бальзамом на сердце твоем. Далее, в оффшорах зарыто на Кипре, например…
– Стойте! – почти криком остановил Иуду Ванин. – Откуда у Вас это? Кто еще знает? – Ванин был в панике. – Нет!
Его охватил ужас. Как же, его сокровенная тайна? А вдруг этот бес все узнал. Этого просто не может быть.
– Может. Все может быть, брат мой. И главное, обратите внимание, за все грехи ваши, Вам ничего нет – никакого наказания. В мое бы время Вас, уважаемый Сергей Арнольдович, распяли на кресте заживо. И никто бы не оказал Вам милость, ткнув копьем под ребро. Помирали бы долгой мучительной смертью.
От этих слов тело Сергея Арнольдовича покрылось липким потом. Он со страхом стал рассматривать свои ладони и спрятал их быстро за спину:
– Я ничего не могу с собой поделать. Я такой уродился. Иногда я понимаю, что поступаю бесчестно, подло, грязно, но я делаю это так аккуратно, чтобы никому и в голову не пришла мысль о том, что это делаю я. Мне это нравится почему-то, – произнося эти слова, Ванин как-то жеманно улыбался, продолжая держать руки за спиной.
– Скажите, Сергей, брат мой, у Вас родители есть? – обратился Иуда к Ванину.
Этот вопрос застал его врасплох:
– Дело в том, – начал он, – что меня воспитывал отчим. Отца я никогда не видел, а когда мать вышла замуж, мне было уже 5 лет. Детей у них больше, кроме меня, не было.
– Затем Москва, институт, – продолжил за Ванина собеседник.
– Да, – подтвердил Ванин. – Потом мать померла от какой-то болезни.
– Правильно, – подтвердил Иуда. – Рак у нее был по женской части. На похороны Вы не поехали, хотя однокурсники всем курсом собрали деньги Вам на дорогу. Вы их в Сбербанк на счет положили.
– А вы откуда все это знаете? – воскликнул Ванин. И сдулся как воздушный шарик. – Ах, да, Вы все про меня знаете. Но что делать? Вот такое я дерьмо в ваших глазах, – заключил он горько.
– А в своих глазах? – поинтересовался Иуда.
– Что в своих? В своих глазах я действовал по правилам логики здравого смысла.
– То есть? – заинтересовался Иуда.
– Мать умерла, ей уже не поможешь. Слезы, сопли, эмоции – это не для меня. И ни о чем это не говорит, кроме слабости людей, – заключил Ванин. – Мертвому, ему же ведь все равно.
– А как на счет отца? – не унимался Иуда.
– Вы отчима имеет в виду? – уточнил Ванин.
– Да, конечно. Он же Вам заменил отца. И воспитывал Вас, одевал, обувал, кормил.
– Да, конечно, – согласился Сергей Арнольдович. – Однако время, знаете ли, было какое? Особенно не поешь, особенно не оденешься. Ничего такого не было, что можно купить сейчас.
– Вы, брат мой, хотите сказать, что отчим ваш не заслуживает того, чтобы пасынок его поддержал хотя бы на похоронах матери вашей?
Ванин ничего не ответил. Но Иуда не унимался:
– Где сейчас Ваш отец?
– Помер 5 лет назад. Я послал человека в Краснодар, чтобы все сделали как надо. – Ванин сбился, и вдруг громко, как бы оправдываясь, заговорил, глядя на Иуду глазами, полными страха: – Не могу, понимаете? Не могу я на покойников смотреть. Я все время себя в гробу вижу, представляю. Мне страшно. Я вообще на похороны не хожу.
Ванин плакал. Непонятно было, то ли это были слезы угрызения, то ли жалости к самому себе, оказавшемуся в нелепой ситуации.
– Вот видишь, – успокоил его Иуда. – Странные метаморфозы получаются. Мы уже знаем, что ты вор, причем даже с молчаливого согласия властей, но сейчас еще и выясняется, что ты просто подлец.
– Но это уж слишком, – возмутился Сергей Арнольдович.
– Я к чему это говорю, – продолжал Иуда, делая вид, что пропустил мимо ушей возмущение Ванина. – На тебе, брат мой, грехов больше, чем на дворовой собаке вшей. А тебе ничего. Никто тебя не покарал, никто тебя не наказал, никто тебя не осудил. Ты живешь, как ни в чем не бывало.
– А может Бог не знает о моем существовании? – с надеждой в голосе спросил Сергей Арнольдович.
– Вопрос интересный, – ответил ему Иуда, – и заслуживает, чтобы ему уделили самое пристальное внимание. Начну с того, что само явление человека – явление божественное. И господь, словно лучиком света, освещает дорогу, по которой надо человеку идти. Проблема наша с тобой, брат мой, в другом. Не каждому дано следовать этим путем и видеть этот лучик. По мере того как человек взрослеет, на пути его возникает масса соблазнов. Не стоит также забывать, что любимцы сатаны – корысть, гордыня, зависть, – они живут и строят свои замки по обочине этой дороги. И далеко не каждый может следовать прямым курсом, не заглянув в гости к этим господам. Каждое мгновенье, каждый час кто-то на земле сходит с дороги и попадает в цепкие лапы порока. А кто-то идет дальше. Поэтому Иисус и говорил, что дорогу к храму преодолевает только идущий. Но, к сожалению, не всякая из этих дорог приводит к храму. Так что будь спокоен, куда бы ни вела тебя твоя дорога, Бог о тебе знает.
– И я понесу наказание? – взволнованно с дрожью в голосе спросил Ванин. – Пусть со мной делают что угодно, только Анну и детишек моих чтобы не трогали. А?
Иуда сделал вид, что не услышал этих слов Сергея Арнольдовича. Он посмотрел в окно. Светает.
– Но, – говорит он хозяину, – пора и честь знать. До завтра.
– До завтра, – ответил ему расстроенный Ванин, удивленно глядя на то, как ловко Иуда взобрался по стене на свое место за столом. – Господи, – взмолился Сергей Арнольдович, – делай со мной что хочешь. Виноват я перед тобой и перед людьми. Только прошу тебя: детишек моих и Анну не трогай.
Ванин с мольбой и надеждой смотрел на печальное лицо Иисуса и увидел, к своем ужасу, как веки мессии приподнялись, и большие карие глаза, полные сострадания и укора, посмотрели с высоты полотна на стене на его полнеющую фигуру в полосатой пижаме и ночном колпаке. Сергей Арнольдович провалился в темноту.
На следующий день Иуда пришел пораньше. Лишь только стрелки часов пробили 12 ночи, как он уже сидел у камина на маленькой табуретке, заготовленной специально для него, чтобы удобнее было взбираться на картину, и подбрасывал в огонь поленья дров.
– Брат мой, – обратился к нему Сергей Арнольдович, начисто забывший вчерашний разговор с Иудой. – Есть у меня такое предчувствие, что не договариваете Вы мне все таинства, связанные с «Тайной вечерей».
– Благодарю Вас за проницательность, – отвечал ему Иуда. – Это правда. Я и сам был в раздумии, рассказывать Вам эту часть истории написания картины или нет. Но раз уж Вы сами проявили инициативу, то мне и отвечать проще. Дело в том, – начал свой рассказ Иуда, – что в руки Леонардо да Винчи попали переводы манускриптов древних коптов, те самые, о которых я Вам рассказывал ранее, из Ватикана. Так вот из них, из этих манускриптов, Леонардо сделал открытие, которое ставило с ног на голову прежнее представление об истоках зарождения христианского движения. Вам может не понравиться это словосочетание – христианское движение, но исторически наша вера родилась именно как движение.
Ванин внимательно слушал, пытаясь запомнить буквально все.
– Но я, пожалуй, опять начну с «Тайной вечери», – продолжал Иуда. – Помните, я Вам рассказывал, что это единственная из «вечерь», где никто из образов, отображенных на ней, не смотрит на зрителя. Это завораживает, и с художественной точки зрения скорее всего находка автора. Так думает большинство. Но на самом деле Леонардо имел в виду не стремление очаровать зрителя необычностью сюжета, а совсем другое.
Иуда интригующе посмотрел на Ванина.
– И что же он имел в виду? – спросил он.
– Как я Вам уже говорил, апостолы понимали, что никаких преференций и теплых местечек у трона Иисуса-царя они уже не получат. Иисус прямо им заявил, что не собирается быть царем на земле. В их глазах он становится пустым проповедником, далеким от реальной жизни. Иными словами, если я, Иуда из Кариот, пошел на предательство Учителя своего Иисуса по его поручению и моему согласию ради дела святого, то они, апостолы, кроме Марии Магдалены и Матфея, уже были готовы распрощаться с ним и в душе своей предали его давно. Я-то знаю точно, потому что был свидетелем того разговора, когда апостолы призывали Иисуса возглавить восстание и сесть на трон Давида. Хорошего в этом разговоре было мало.
– Извините меня, – остановил Иуду Ванин. Так значит, Дэн Браун был прав, когда писал в своей книге, что… Иуда не стал слушать дальше?
– Я Дэна Брауна знаю, и считаю, что если кто-то что-то пишет, тем более на такую тему, значит, у него есть для этого какие-то причины. Но на все воля божья. Человек часто может видеть только то, что он хочет видеть. В этом и счастье его, и несчастье. Когда Иисуса арестовали, – продолжал Иуда, – апостолы разбежались кто куда, а Петр кричал: «Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь от тебя!». Что же касается Марии Магдалены, то для Иисуса это был не только лучший ученик, она была ангелом-хранителем его, женой-мироносицей его она была. Некоторые из апостолов за это ее просто ненавидели. Узнав про это из свитков, Леонардо апостолов возненавидел. И как я понимаю теперь, Ватикан он тоже не жаловал. По сути, эта фреска явилась как бы его личным мщением и апостолам, предавшим Христа, и католической церкви, утаившей правду о Магдалене.
Анна по-прежнему сладко спала на кушетке, укрывшись шерстяным пледом. Иуда долго смотрел на нее, а затем продолжил свой рассказ.
– У женщины в то время было совсем другое положение в обществе, чем сейчас, особенно, если она была незамужняя или сирота, или, не дай бог, безродна. Так вот самая главная особенность этой картины, ее исключительность в том, что на ней впервые среди апостолов рядом с Иисусом появляется женщина – Мария Магдалена. Но Леонардо скрывал это. Он говорил, что это самый молодой ученик Иисуса Иоанн, иначе бы картины просто не было бы.
– Это, конечно, сенсация, – сказал Сергей Арнольдович, – можно сказать детектив настоящий.
Иуда продолжал:
– «Тайная вечеря» Леонардо – это сплошные загадки. И скрытый смысл, и намеки – это кладезь информации даже сейчас, когда от оригинала, можно сказать, ничего не осталось. Он увлекался математикой и придавал цифрам магическое значение. Эти увлечения преследовались Ватиканом, но Леонардо удалось одурачить всех. Обратите внимание на картину, – продолжал Иуда, увлеченный своим рассказом.
Ванин заметил, что ему очень нравится вникать в детали, и про себя подумал: «Какой дотошный мужик! С таким реально можно дело делать». И тут же осекся, вспомнив, что Иуда читает мысли. Но тот продолжал, не останавливая свое повествование:
– Слева и справа от Иисуса Леонардо разместил по шесть человек или, как он сам мне говорил, «два по три». Я думаю, что Вы понимаете, на картине могло быть сколько угодно персонажей: и десять, и семь, и двадцать. Скажу честно, он у меня спрашивал – кто из них и где сидел. Но что я мог ему сказать? Всякий раз сидели по-разному. Мест для постоянных сборов не было. Единственное, что было всегда неизбежно, постоянно – Иисус находился в центре. Это и понятно. Справа всегда была Мария, остальные расположились по принципу «кто к кому ближе». Кроме того, всегда были приглашенные из числа последователей. Правда, не в этот раз.
Иуда задумался.
– Но это не важно, главное в том, что по замыслу Леонардо, если по обеим сторонам сидит по шесть человек, то получается число 66. Это означает сытость и довольство. Здесь возразить трудно. Так оно и было. Если же рассматривать как «три плюс три», а это очень четко видно на картине, то в данном случае число означает святую троицу, а связанные тройки вместе означают цикл «рождение, жизнь и смерть». А вот «12 плюс 1» – это смерть, добровольно принятая как жертва. Эти числовые символы и смыслы образов были понятны только людям, увлекающимся нумерологией, наукой о магии цифр.
Иуда внимательно посмотрел на Сергея Арнольдовича:
– Вы понимаете, о чем я Вам говорю?
– Конечно, понимаю, – ответил ему Ванин. – Я не понимаю другого, сколько же надо знать, какой объем информации надо держать в голове, если только в одной работе заключить столько данных. По сути, это не картина, а письмо потомкам, нам. Это, если говорить языком современников, флешка, накаченная информацией.
– Абсолютно правильно, – обрадованно воскликнул Иуда. – Вы совершенно правы. Вы, как и я, самостоятельно дошли до этого открытия. Как это Вы говорите, «руководствуясь логикой здравого смысла»? Чудесно, молодец. Действительно, – продолжал Иуда, – Леонардо писал эту картину, как послание потомкам, и все секретные информационные файлы были адресованы именно вам, сегодняшним людям. Мало кто из его современников мог бы прочитать все это.
Сергей Арнольдович был приятно польщен и чувствовал, что самое интересное еще впереди. И потому неотрывно ждал от Иуды информации и слушал.
– Кроме того, – продолжал Иуда, – число три – число главной языческой богини, которая одновременно олицетворяет в себе и девушку, и мать, и старуху. Здесь речь идет о совершенно откровенном намеке на Марию Магдалену.
– Да, – воскликнул Ванин, – теперь я понимаю, какой же был великий этот человек. Но у меня почему-то появилось ощущение какой-то сопричастности к этой картине. Я, конечно, извиняюсь за нескромность, но что есть – то есть.
– Не надо извиняться, – успокоил его Иуда. – Вы, действительно, причастны к картине и, естественно, к тому, что с Вами сейчас происходит. Если бы ни Вы, если бы, как говорит ваша очаровательная супруга, «не ваш сон в руку», у Вас на стене не было бы этой прекрасной фрески, пусть даже копии, к созданию которой я, кстати, тоже приложил руку.
Сказав это, Иуда рассмеялся:
– И Ваш Иисус с похожим на оригинал изображением лица тоже никогда не появился бы на свет. Посмотрите сами.
Ванин поднялся и подошел к фреске.
– Вы знаете, брат мой, Иуда, – начал он, – у меня складывается впечатление, что тайный замысел Леонардо – его желание сделать картину посланием потомкам, – Вам был известен.
– Нет, что Вы, нет, – воскликнул Иуда, – я не столь проницателен, чтобы видеть так далеко. Я только уточнял детали, интересующие его. Он большего от меня и не требовал. Для меня, – продолжал Иуда, – было важно другое. Я помогал осуществить его идею – показать миру мгновение жизни Иисуса Христа не как бога, а как человека, значение личности которого столь велико и столь огромно, как человека страдающего, размышляющего, человека гениального и великого, который ошибался в людях, но все равно помогал и верил им, человека по воле Божьей ставшего Богом для нас, людей. Леонардо дает понять, что жизнь Иисуса в сто крат интереснее и ярче, намного грандиознее, чем то жалкое, плаксивое описание, которое в свое время создала католическая церковь в угоду римской власти. Удивлены? – спросил он Ванина, так и продолжавшего стоять возле картины с выражением лица человека, ошарашенного новостью.
– Удивлен – это значит ничего не сказать, – ответил Сергей Арнольдович. – У меня такое ощущение, что мое представление о мире перевернулось, хотя я, в общем, никогда не задумывался, что он собой представляет. Жил и все.
Произнося эти слова, Сергей Арнольдович странно двигал руками, будто ощупывал стекло.
– Я вообще не понимаю, что со мною происходит.
– Скажу Вам откровенно, – перебил его рассуждения Иуда из Кариот, – я не собирался рассказывать Вам всего этого. Но после общения с Вами, понимаю, что это было бы непростительной ошибкой.
– Почему это? – спросил его Ванин. – Я настолько безнадежен?
– Нет, речь идет не о вашей безнадежности и не совсем о Вас, – ответил Иуда. – Я хочу сказать о том, что удивительные вещи происходят на земле с участием Иисуса Христа. Люди, не считающие себя глубоко верующими, а лишь причисляющие себя к христианскому миру по национальному признаку, вот как вы, например, русские, или те, кто называет себя русскими, все хотят как можно больше узнать о вере Христовой не через Библию, не через церковно-религиозные отношения, не через призму сотворенных им чудес из жизнеописания Иисуса. Нет. Все больше людей хотят знать о жизни его как человека, ставшего Богом. Избранного Богом.
– Вы можете себе представить, – обратился Иуда к Ванину, – это каким надо быть человеком, чтобы стать Богом? Вы, русские, почему-то хотите знать о Боге больше как о человеке. Вас он интересует не как божество, вас он интересует как великий человек. Это потрясающе! И почему это так? – обратился он к Ванину.
– Я не знаю. Я никогда об этом не думал, – отвечал Сергей Арнольдович.
– А я Вам скажу. Нужно иметь колоссальную силу духа, духа праведного. Надо людей любить больше жизни своей. Доверяться надо Богу. И он тебя выберет и протянет руку, он ведь, знаешь, какой!
– Какой? – спросил Ванин, заглядывая Иуде прямо в глаза.
– Он только и ждет повода простить человека, отпустить его грехи. Дать шанс исправиться…
– И что, он прощает всех? – снова спросил Сергей Арнольдович.
– Всех! – ответил Иуда. – Можешь не сомневаться. Он единственный под этим солнцем, кто может и жаждет простить всех детей своих. Если бы не было этого божественного прощения, то не было бы и раскаяния. Без раскаяния человек превращается в зверя. Грешить и каяться – это человеческая слабость и сила. Без Бога, как ты понимаешь, нет греха и нет раскаяния. Без Бога грех становится бытом.
Оба молчали. Осмысливая сказанное, Иуда предложил:
– Я думаю, он там, на небе, сейчас радуется за вас, людей, брат мой, Сергей.
– А Он точно там? – спросил Ванин.
– Вы не сомневайтесь, – улыбнулся Иуда. – Неужели я на вас столько времени зря потратил?
– Нет, ну все-таки?
Иуда его остановил:
– Вы хотите сказать, что вот если бы увидеть?
– Да, – ответил Сергей Арнольдович, как бы стыдясь своих слов.
– А меня Вам, значит, мало?
– Нет-нет, что Вы! – возразил Ванин. – Вы меня неправильно поняли. Просто после всего услышанного хотелось бы…
– Посмотрите направо, – строго сказал ему Иуда. Ванин в страхе повернул голову. Там, на стене висела его картина с изображением Иисуса Христа с посохом в руках, идущим в гору. Лицо Бога было счастливое и доброе. Он шел навстречу к людям.
– И Вы мне хотите сказать, что никогда его не видели? – с издевкой переспросил его Иуда.
Оба молча смотрели на работу Ванина.
– Смотрю я на Вас, Сергей Арнольдович, и на вашу работу, и прихожу к выводу, что не такой уж Вы безнадежный человек, если Вам иногда хочется Бога рисовать. Видимо, Вы ему нужны.
Ванина такая постановка смутила. Ему стало неловко и приятно одновременно. Он опустил глаза.
– А Он Вам нужен? – поинтересовался Иуда.
– Я не знаю ни одной молитвы, – ответил Сергей Арнольдович.
– Но это не самый страшный грех, тем более, что молитва от греха не спасает. Незнание молитвы к греху не приведет. И не каждый молящийся живет в согласии с Богом и христианскими заповедями.
– А что же тогда надо знать, чтобы верить?
– Вы уже знаете намного больше других, но не верите.
– Я верю, – остановил его Ванин. – Я, правда, сейчас уже верю.
– Э-э, брат мой, знать и верить – это совсем разные вещи, – возразил ему Иуда. – Чтобы верить, знать необязательно.
– Вы меня совсем запутали, – возмутился Сергей Арнольдович. – Я уже и не знаю, что правильно, что неправильно.
А про себя подумал: «Скорей бы этот проклятый сон закончился. Господи, я уже не могу». Он дотронулся рукой до лба. Лоб был мокрый. По щекам текли струйки пота. Глаза резала соль.
– Важно, брат мой, – ответил ему Иуда, – чтобы Бог жил у тебя в душе. Если душа твоя – это храм чистых помыслов и благородных дел, значит, Бог в ней живет. Если нет, молитвами его туда не затащишь.
– Это не про меня, – пробормотал Ванин. – Я – великий грешник. Мне прощенья нет.
– Не переживай, – успокоил его Иуда. – У Господа таких, как ты, много. Некоторые исправляются. Не убивать же вас? Вы же все – дети его. Бывает паршивые, но дети. А на счет незнания молитвы не переживай, – успокоил Ванина Иуда. – Жизнь по башке долбанет, и молитва тебя найдет.
– Ну, спасибо. Успокоили, – ответил ему Ванин с сарказмом.
– Так уж повелось у вас, людей, – продолжал Иуда, – что обращаетесь чаще всего к Богу после того, когда сильно прижмет. Но тут ничего не поделаешь, так устроен человек. Создатель сделал нас такими, значит для чего-то ему это было надо. Это, как говорят моряки, не моя вахта.
– Но Вы что-то еще хотели рассказать про Леонардо? – спросил его Ванин, которому не хотелось на такой грустной ноте заканчивать эту встречу.
– А я Вам еще не надоел? Вы все время со мной да со мной. Света божьего не видите. Не расхворались бы.
– Да что Вы, брат мой, – успокоил его Сергей Арнольдович, – только благодаря нашим с вами разговорам я и начал потихоньку отходить от болезни. Знаете, – продолжил он, увидев участие в глазах Иуды, – я никогда до этого так сильно не болел. Нервы, знаете ли, стали сдавать. Организм, наверное, ослаб и, конечно, годы, – заключил он. – А при моей работе, как Вы понимаете, здоровье надо иметь бычье.
– Не волнуйся, брат мой, – успокоил его Иуда. – Завтра утром, нет, уже сегодня утром встанешь как огурец. Все будет хорошо.
– Спасибо, обрадовали, – радостно ответил Ванин, еще не понимая, что через несколько часов его ночные кошмары закончатся.
– А на счет работы, скажу Вам следующее, – продолжил Иуда. – Если работа мучает, радости труд не приносит, значит это не твоя работа. Найди дело по душе.
– Да как же я могу? – возмутился Сергей Арнольдович. – Я жизнь на нее положил. Моя работа – это все, что у меня есть.
– Успокойся, – остановил его Иуда. – Утро вечера мудренее, – так, кажется, у вас говорят. Ты спросил, я ответил.
– У нас еще есть время до утра, – обратился к нему Ванин. – И вы хотели еще один секрет картины открыть. Может, успеете?
– Ну, да. Ладно, – согласился Иуда. – Часа полтора у нас имеется. Взгляни на картину, – начал он. – Обрати внимание на фигуру Иисуса Христа. Что можно про него сказать, кроме того, что лицо было писано с автора.
Сергей Арнольдович пригляделся и ответил:
– Крепкий, плечистый, рослый мужчина.
– Абсолютно правильно, – согласился с ним Иуда. – Не похож он на тщедушного проповедника, сидящего на хлебе и воде. И я тебе это подтверждаю, брат мой, как свидетель. Иисус кого угодно мог скрутить в бараний рог, если надо было. Сейчас бы сказали, что у него хорошая наследственность.
– Да, – согласился Ванин, – мужчина он видный.
– Леонардо прекрасно знал из моих рассказов и из тех таинственных коптских свитков, что это была абсолютная правда. Но это далеко не все.
Иуда отошел от камина, у которого грелся все это время, и наклонился к лежащему возле ножки дивана кожаному мешку. Развязал его и достал небольшой глиняный кувшин, залитый сверху воском.
– Прежде чем приступить к рассказу, который, несомненно, вызовет у вас удивление, я хочу угостить Вас, брат мой, вином из моего и Его, Господа Бога, времени. Оно кашерное, можете не бояться. Я думаю, это, с одной стороны, поможет Вам понять, прочувствовать вкус нашего времени, так сказать, эпоху, а во-вторых, именно это вино сегодня поставит Вас на ноги. И оно же стояло на этом столе во время «Тайной вечери».
– С удовольствием попробую этот дар из прошлого, – согласился Сергей Арнольдович и направился за бокалами.
Иуда со знанием дела откупорил пробку и не спеша стал разливать вино по бокалам. Оно было темно-бордового цвета и одновременно удивительно прозрачной чистоты. Поверхность бокалов заполнилась мелкими пузырьками, и когда они полопались, по комнате распространился чудесный аромат виноградного напитка с привкусом запаха то ли малины, то ли манго, одним словом, неповторимый, незабываемый запах.
– Предлагаю выпить за ваше выздоровление, – предложил Иуда и сделал несколько глотков вина.
– Спасибо, – поблагодарил Ванин, касаясь губами напитка и также делая несколько глотков. – Это какое-то чудо! – воскликнул он, обращаясь к своему гостю. – Как Вы его сохранили?
Иуда усмехнулся:
– А Вас не удивляет, как я вообще оказался здесь?
– Ну, да, конечно, – смутился Ванин своему дурацкому вопросу.
Допив свой бокал вина, Иуда довольно причмокнул губами:
– Чувствуете разницу между вашими современными напитками и этим шедевром виноделия?
– Ну как не заметить, – согласился Сергей Арнольдович. – Нам, простым смертным, такое недоступно. У нас общепит – враг народа.
– Все абсолютно натуральное, – довольно ответил Иуда. – Никакой химии и все сделано руками. История семьи Иисуса Христа, – продолжал свой рассказ Иуда, – не так проста, как пишут в библейских писаниях. Я бы даже сказал, что она вообще никакого отношения не имеет к реальной жизни этого человека. Они жили, как и многие еврейские семьи того времени, вернувшись из Сирии в Иудею во времена правления Архилая. Одного из наследников царя-ирода, между которыми римский кесарь разделил имущество и власть. Но Архилай не имел никакого авторитета у еврейского народа, поэтому, когда в 10-м году от рождения Христова на Рим обрушились потоки жалоб от иудеев, обвиняющих Архилая в жестокости и тирании, император Август не простил ему этого. Хотя надо честно признать, что если бы на его месте в то время оказался Ирод, то дело наверняка спустили бы на тормозах. Тот мир ведь мало чем отличался от современного мира. Короче говоря, Архилая отстранили от власти, а затем и территории, находящиеся под его управлением, опять отдали Сирии. Такие изменения предполагали проведение инвентаризации, иными словами, перепись населения и имущества иудеев. Таков был порядок в те времена.
– И что это означало для евреев? – спросил Ванин.
– Это означало усиление налогового бремени, – продолжал Иуда. – То есть как у вас сегодня, люди не хотят платить налоги государству, то же самое было и тогда, после вот этой переписи сумма налогового взноса или сумма налогового обременения стала бы выше. И иудейское население, несмотря на мощное протестное настроение, все-таки не решилось на открытое выступление и разрешило провести эту беспрецедентную оценку своего имущества римским властям. И вот на фоне этих страстей, которые накалили до предела политическую обстановку среди населения, на сцене появляется мой тезка. Его звали тоже Иуда, но Иуда Галилеянин и его сподвижник Фарисей Садук. В то время я был совсем пацаном. Если сказать честно, как раз тогда-то меня и вылечили. Я знал Иисуса, как говорили «по улице», но не был еще с ним знаком близко. Мы подражали этим героям, хотели быть похожими на них, хотя никогда не видели в глаза. Иуда Галилеянин создал в то время так называемую четвертую философскую школу, а ее приверженцы называли себя зинотами. На вашем языке это звучало бы как непримиримые. Римские власти назвали их экстремистами или экстремистским крылом фарисеев. А иногда просто бунтовщиками, террористами.
Сергей Арнольдович вынужден был прервать рассказ Иуды:
– Простите меня, брат мой, но у меня складывается такое впечатление, что я слушаю не исторический рассказ, а новости программы «Время» с Ближнего Востока.
– Правильно, брат мой Сергей, я с Вами согласен, потому и утверждаю – мало что изменилось в этом мире с тех пор. Слава богу, что Вы и сами это видите. Значит выздоравливаете. У этих людей, – продолжал Иуда, – была ничем не сдерживаемая жажда свободы. Единственным своим владыкой они считали своего Бога. Как Вы понимаете, это был еще не Иисус. Это был Яхва.
Ванин кивнул головой в знак согласия.
– Идти на смерть эти люди считали сущим пустяком, равно как и смерть друзей и родственников, только бы не признавать над собой власти другого человека. Их идеологией была Тора. Вольнодумство и призывы к свободе сделали зинотов и Иуду Галилеянина очень популярными среди народа. И, в конце концов, они организовали сопротивление переписи, которое с полным основанием можно назвать началом борьбы евреев за свою национальную независимость от римских оккупантов.
Иуда из Кариот умолк, разлил остатки вина из глиняного кувшина, сделал глоток и обратился к Ванину:
– Извините, что я пытаюсь на ваш лад излагать эти события, потому как если я буду говорить языком того времени, Вы ничего не поймете.
– Я понимаю, – согласился с ним Сергей Арнольдович и вдруг неожиданно для себя подумал: «Интересно, а сколько лет прожил сам Иуда на земле после казни Иисуса?» И испугался этой мысли.
– Девяносто шесть лет, – ответил Иуда, – и умер своей смертью. Устал жить.
Ванин извинился: ему было страшно неудобно за так некстати возникший в его голове вопрос. Он стал очень опасаться, что встреча с Иудой и эти беседы добром не кончатся. «И вообще, почему это происходит именно со мной? Почему холодно?» – закричал Сергей Арнольдович. – Федор, Федор! Где Федор? Анна! Почему здесь только Вы и я? Почему все время ночь?» – Ванин хотел встать, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Иуда положил ему на затылок как лед холодную руку, и ему стало сразу значительно легче.
– Отпейте до конца, – Иуда одной рукой придерживал ему голову, а другой подносил бокал ко рту. – Ну вот и молодец, – сказал он, когда Ванин осушил до дна свой бокал.
Затем Иуда подбросил дров в камин. Они вспыхнули как порох. Снова стало тепло и уютно. Сергей Арнольдович поудобнее прилег на диване и, успокоившись, приготовился слушать.
– Короче, – продолжал Иуда. – Восстание мой тезка поднял, но оно было обречено на провал, потому что другие провинции его не поддержали. За участниками восстания началась охота. Их семьи вынуждены были спасаться бегством. Иуда Галилеянин погиб. Мария, жена Иуды, осталась вдовой с двумя детьми на руках и в ожидании третьего. Надо признаться, что я однажды видел, как Иисуса ночью один знатный мужчина, воин, катал на коне. Потом Иисус сам несколько раз промчался мимо нас на этой лошади. Но спрашивать было не принято, потому что в округе никто не знал, кто отец этого божественного ребенка и его никто не видел. Жили они очень большой семьей. Да мне и не до этого было. А ситуация складывалась таким образом, что Мария, то бишь жена Иуды Галилеянина, вместе с детьми вынуждена была бежать. Но двигаться в путь одной в неизвестность, да еще на последних сроках беременности она решиться не могла. Да и близкие ее родственники не могли этого допустить. Именно тогда в ее жизни появляется Иосиф. Кто он был такой? Сподвижник Иуды Галилеянина? Друг его, взявший на себя бремя ответственности за его семью? Я долгое время не знал. Не знал до тех пор, пока однажды, когда мы вновь встретились с Иисусом, когда он уже был раввином и проповедовал и собирал в храмах тысячи прихожан.
А проповедовать в то время можно было только после того, как тебе исполнится тридцать лет и ты получишь соответствующее образование. Иисус был воспитан на Торе и к заповедям Моисея относился с трепетом. Он понимал их глубинный смысл. И открыто выступал против тех раввинов, которые пытались из его живого учения сделать тупые догмы. Он видел в заповедях Моисея глубокий нравственный смысл, что было недоступно другим. Это и явилось причиной его раздора с церковными догматиками.
После одной из его проповедей, потрясенный его речью, я спросил Иисуса, откуда у него такое глубокое понимание нашего мира и этой жизни. Почему в его устах заповеди Моисея звучат так притягательно, словно открытие.
– И что он тебе ответил? – спросил Ванин.
– Он открыл мне тайну, что отцом по крови его был Иуда Галилеянин, а по вере Фарисей Иосиф, давший знания и понимание Торы. Мать Мария подарила любовь к Господу и указала путь к нему, но об этом никто не знал. Не знал даже самый известный евангелист Лука, считавшийся экспертом в истории христианства и одним из биографов Иисуса. Правда, в своем труде «Деяние апостола» он подтверждает тот факт, что Мария бежала с детьми во время переписи, что называется, в самое неподходящее для нее время. Несмотря на опасность Иосиф и Мария соблюли все необходимые условия свадебного ритуала, на что потребовалось определенное время. До места сбора беженцев в Бей-пахала они добрались позже других и там не смогли найти себе места в постоялых дворах и вынуждены были ночевать в хлеве вместе с овцами. Остальное уже общеизвестно.
Иуда из Кариот замолчал и, присев на корточки у камина, то и дело подбрасывал в камин поленья дров. Яркий красный свет освещал его так быстро постаревшее лицо, на котором все явственнее прорисовывались следы страданий, душевных мук, бед и обид.
Чувство тревоги, которое вдруг охватило Сергея Арнольдовича, покинуло его так же внезапно, как и появилось. И только сейчас Ванин заметил, что Иуда вновь облачен в свое тряпье, затхлую одежду и сверху наброшен коричневатый плащ.
– Вы собираетесь уходить? – спросил он Иуду.
– Время пришло, – не поворачивая головы и продолжая поправлять поленья дров, ответил Иуда из Кариот. – Мне пора.
– А как же теперь понимать, кто Иисус? – спохватился Ванин. – Тот мальчик на коне – ваш товарищ? Или тот, который родился в хлеве?
Иуда ответил вопросом на вопрос:
– А в каком году началось восстание под предводительством Иуды Галилеянина?
– В 10-м году от Рождества Христова, – ответил Ванин.
– Ну и вот, – сказал Иуда. – Что тут непонятного?
Он подошел к Сергею Арнольдовичу, сел рядом, положил руку на его плечо и сказал:
– Сегодня Пасха?
– А что делать мне? – спросил его Ванин голосом полным тревоги и смятения.
– Бросай свой бизнес и иди в политику. Тебя там ждут.
Ванин хотел возразить, но Иуда остановил его:
– Я не прощаюсь. Еще поговорим, – и поставив табуретку поудобнее, ловко заскочил на картину, не спеша, с достоинством сел на свое место.
Сергей Арнольдович остался в комнате один. Стало пусто и неуютно. Ванин решил проведать Анну. Она спала сладким сном. Он положил руку на ее ладонь. Анна мгновенно открыла глаза:
– Сережа? – удивленно спросила она.
– Спи, спи, – сказал ей Ванин.
Но Анна с любопытством стала смотреть по сторонам, словно хотела кого-то найти.
– Куда исчез Иуда? – спросила она.