Рассудку вопреки Невилл Миранда

Глава 9

Заключение брака по специальной лицензии проходило в гостиной Вандерлин-Хауса. Ни одна из сторон не пожелала устраивать пышного события. Горстка друзей и родственников с обеих сторон присутствовала на заключении союза, в который вступали Артур Уильям Геррит Вандерлин, маркиз Блейкни, холостяк, и Минерва Маргарет Монтроуз, девица, дочь Уильяма Монтроуза, владельца Мандевиль-Уоллоп в Шропшире.

Все присутствующие согласились, что молодые представляют собой восхитительную пару, в которой красота золотоволосой и голубоглазой невесты великолепно сочеталась с лучшим образчиком английского аристократа. Невеста была одета в простое, но элегантное утреннее платье из желтого муслина. Единственными ее украшениями стали золотой крестик и цепочка. Она выглядела спокойной и уверенной в себе, что вызывало восхищение, поскольку эта девятнадцатилетняя девушка явилась обладательницей самого большого брачного приза десятилетия.

По внешнему виду жениха любой знающий его человек мог бы решить, что накануне маркиз слишком много выпил.

Они собирались выехать пораньше, чтобы успеть на пакетбот в Кале, отправлявшийся от Тауэрской пристани. Новоиспеченную леди Блейкни окружили дамы, старавшиеся в эти последние перед отъездом минуты дать Минерве как можно больше советов, касавшихся семейной жизни. Ее супруг стоял чуть поодаль вместе с Джеймсом Лэмтоном, которого Блейк пригласил на роль шафера, невзирая на то что отчасти именно этот джентльмен был повинен в библиотечном инциденте.

Он завидовал Минерве, которую поддерживали братья и сестры. На свадьбе присутствовала его старшая сестра Мария вместе со своим мужем Гидеоном Лоутером, но Блейк с сестрой никогда не были близки. Аманда, младшая из семейства, находилась в Эдинбурге в гостях у средней сестры Анны и ее мужа, шотландского графа. Из всех многочисленных поздравительных писем и пожеланий счастья он прочитал лишь письмо Аманды. В своем, к счастью, коротком послании, написанном аккуратными прописными буквами, она выражала свою любовь и желала брату всяческого счастья.

Только двое знали о его постыдной тайне, но доверял он только Аманде. Блейк очень скучал по ней, но то, что сестра не приехала, было даже к лучшему. Она наверняка прониклась бы к его молодой жене самыми нежными чувствами, несмотря на то что они с Анной, несомненно, узнали от герцогини всю правду. Аманда всегда хранила тайну брата, хотя и уговаривала открыться отцу, и, конечно, захотела бы поведать Минерве его секрет.

Минерва, маркиза Блейкни, воспринимает супруга лишь как средство утверждения в высшем обществе. Если же она узнает о его ущербности, то начнет презирать еще больше.

— Блейк, можно тебя на пару слов. — К ним со значительным видом подошел Гидеон Лоутер, впрочем, для зятя Блейкни такой вид был вполне обычен.

— Ты направляешься в Париж, — начал он, отводя Блейка в сторону. — Чем ты собираешься там заниматься?

— Не знаю, поскольку мне не доводилось там бывать. Думаю, разберусь на месте.

— Мария всегда говорила мне, что портнихи там не чета лондонским. Полагаю, леди Блейкни доставит удовольствие посещение парижских магазинов.

Леди Блейкни. Как странно прозвучало это имя, произнесенное вслух.

Совершить свадебное путешествие в Париж предложила герцогиня, и Блейк сразу же согласился без обычных возражений или недовольства. Действительно, Париж все же куда лучше заточения в деревне, где ни для него, ни для молодой жены не нашлось бы никаких развлечений. И в этом вопросе, Блейк был абсолютно уверен, у них с Минервой не возникло разногласий.

— Я знаю, что герцог послал весточку нашему послу во Франции, сэру Чарлзу Стюарту. Если вы с леди Блейкни намерены выходить в свет, то будете приняты повсюду.

— Что ж, хорошо.

— После окончания войны французское общество вернуло себе весь свой блеск.

— В самом деле?

Блейка больше интересовал запах французских конюшен. Друзья из «Жокей-клуба» дали ему несколько рекомендательных писем к французским коннозаводчикам. Благодаря женитьбе у него появились средства, позволявшие пополнить собственные конюшни самыми лучшими экземплярами континентальных скакунов.

— Находясь там, вы могли бы держать уши открытыми. Мне хотелось бы услышать ваши впечатления.

Просьба Гидеона, с которой тот обратился как бы между прочим, насторожила Блейка. Гидеон никогда не проявлял ни малейшего интереса к мнению шурина по каким бы то ни было вопросам.

— Мои впечатления о чем?

— Король Луи неважно себя чувствует и долго не протянет. По всей вероятности, его сменит брат Карл, граф Артуа. Поскольку он отличается довольно решительным нравом и при этом придерживается весьма консервативных взглядов, многие из нас предполагают, что Карл недолго будет испытывать терпение подданных. Не исключено, что вскоре Бурбоны вновь лишатся трона.

— О да! — воскликнул Блейк. — Приобретя привычку избавляться от своих монархов, французы вполне могут продолжить эту практику.

В одобрительном кивке Гидеона, которым тот оценил это не самое остроумное замечание, он все же уловил нотку легкого удивления.

— Именно. Заменить Карла могут две кандидатуры. Нам более приемлемым представляется герцог Орлеанский. Однако среди французов по-прежнему силен дух бонапартизма, и хотя сын Бонапарта герцог Рейхштадтский живет в Австрии, определенные круги хотели бы видеть его на французском престоле. Думаю, нет нужды уточнять, что в этом случае главенствующую роль играет имя претендента.

— А мы предпочитаем ставить на другую лошадь, не так ли? И сколько же лет этому претенденту на трон?

На лице Гидеона промелькнуло раздражение.

— Возраст не имеет значения. И потом, дело не в самом юноше, а в его союзниках. Нам хотелось бы знать, кто из числа французской знати готов поддерживать его восхождение на трон, а кто готов встать на сторону герцога Орлеанского.

— Гидеон, все это очень интересно, но какое отношение это имеет ко мне? Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь это работа нашего посла — собирать и доносить подобную информацию.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, Блейк, но ведь тебе известно, что мы сейчас представляем оппозицию.

— Возможно, я не очень сведущ в политике, однако даже я знаю, что нынче у власти противная сторона.

— Мы надеемся, что это ненадолго, и когда власть перейдет к нам, я могу рассчитывать на пост министра иностранных дел. В силу этого обстоятельства мне совершенно необходимо получать с континента самую свежую информацию, причем получать ее из независимых источников. Все, что помогает мне идти на шаг впереди правительства, дает нашей партии преимущество.

— Я польщен тем, что ты считаешь меня способным узнать то, что упустило наше посольство. Но на самом деле, уж извини за прямоту, думаю, ты слегка повредился умом. Никто и никогда не обращался ко мне со столь бессмысленным предложением.

— Вот именно! Никто и никогда не подумает, будто тебя заинтересуют вопросы большой политики. В твоем присутствии могут развязаться языки, которые останутся на привязи при других англичанах.

— Другими словами, даже из моей глупости при желании можно извлечь пользу.

— Точнее, из твоей репутации. Если бы я считал тебя глупцом, я бы не рассчитывал, что ты сможешь из салонной болтовни выделить ценную информацию.

Боже праведный! Похвала от Гидеона. Если бы Блейкни не был трезв как стеклышко, он бы почувствовал себя польщенным.

— Думаю, нет необходимости предупреждать тебя, что этот разговор должен остаться между нами.

Блейк собрался было спросить, может ли он рассказать об этом Минерве, но промолчал. Он легко мог представить, с какой радостью Мин ухватится за эту задачу. Однако Блейк решил выполнить это задание самостоятельно, доказать себе, Гидеону и, возможно, своей супруге, что маркиз Блейкни вовсе не никчемный человек. Он даже испытывал некоторое злорадство, лишая жену участия в интриге, которая доставила бы ей огромное удовольствие.

— Не беспокойся, Гидеон, — произнес Блейк, улыбнувшись своей самой обаятельной улыбкой, — никто лучше меня не умеет хранить секреты.

Они подошли к Кале вскоре после рассвета. Минерва хорошо перенесла это короткое путешествие, хотя качало суденышко нещадно. Самые лучшие каюты пакетбота никак нельзя было назвать роскошными, и Минерва решила, будто именно отсутствие удобств избавило ее от внимания супруга в первую брачную ночь. Хотя спала она на узкой койке весьма беспокойно, Блейк не потревожил ее своим посещением. Она уже приготовилась вытерпеть то, что должно было произойти между ними, но испытала облегчение от случившейся отсрочки.

В порту Блейка и Минерву встретил мистер Фасселл, которому по заданию герцога надлежало сопровождать молодых до самого Парижа. Они позавтракали в отеле «Морис», позволив мистеру Фасселлу заниматься паспортами, багажом и таможенными формальностями. Хотя в городе самым роскошным заведением считался отель «Дессан», мистер Фасселл заявил, что, на его взгляд, милорду и миледи будет гораздо комфортнее в отеле «Морис», где весь персонал говорит по-английски, к тому же подают неплохое пиво и вполне приличный чай. Немногие французские гостиницы, посетовал их гид, могли достойно принять гостей с другого берега Ла-Манша.

Пиво Минерва терпеть не могла, зато шоколад, который она предпочитала чаю, оказался очень хорош. Почти в абсолютном молчании они позавтракали классической яичницей с ветчиной. Мрачное настроение Блейка, по ее мнению, было совершенно неоправданным. Это у нее имелись все основания чувствовать себя оскорбленной. Это маркиза Блейкни видели с любовницей всего за неделю до венчания. Однако на все ее попытки завязать разговор, он отвечал односложно. За исключением клятв, которыми они обменялись у алтаря, за последние несколько дней Блейк и Минерва едва ли перемолвились парой слов.

Что ж, ей не за что извиняться, так что теперь его очередь предпринять попытку. К счастью, у нее с собой была книга, которая могла скрасить долгую дорогу до Парижа.

Тягостное молчание нарушил Фасселл. Коротко доложив, что все формальности улажены, он спросил об их предпочтениях — неторопливом путешествии в сочетании с дополнительной ночью в дороге или быстрой езде с ночевкой в комфортной гостинице в Аббевиле. В своем желании как можно скорее достичь места назначения они, как и большинство молодоженов, были единодушны. Выбрали Аббевиль.

Дорога в Париж оказалась в приличном состоянии, нанятые лошади быстрыми, а постоялые дворы, где они меняли лошадей, вполне удовлетворительными. После нескольких часов пути они сделали более продолжительную остановку и сносно пообедали в довольно большой гостинице, после чего проследовали в зал с ярко пылавшим камином.

Минерва подошла к огню, чтобы согреть руки, и из стоявшего рядом кресла поднялся джентльмен.

— Ne vous derangez pas, je vous en prie[7], — сказала она.

— He могу сидеть в присутствии дамы, — ответил тот по-английски. — Садитесь на мое место. Оно ближе всего к камину.

— Благодарю вас, сэр, но предпочту постоять, слишком долго пришлось сидеть в экипаже. — Минерва улыбнулась мужчине, в котором по одеянию и манере речи узнала торговца. — Как вы узнали, что я англичанка? Я считала свой французский вполне приличным.

— Он превосходен, мадам, но в гостинице «Англетер» большинство гостей, как вы понимаете, как раз англичане.

По его тону она поняла, что этот факт его радует.

— По-моему, здесь достаточно комфортно. Нечасто увидишь места, где топят дровами.

— Во Франции зачастую не топят вообще. Ощущается недостаток древесины, а в добыче угля французам недостает мастерства наших соотечественников.

— Пожалуй. — Минерва едва сдержала улыбку при столь явном проявлении национальной гордости и тут же подумала, что во Франции сей джентльмен никогда не снизойдет до признания даже отдельных случаев превосходства французов над англичанами. — Зато французская кухня кажется мне великолепной.

Мужчина с печальным видом покачал головой:

— Если не знать мест, здесь почти невозможно найти хороший бифштекс, тем более ростбиф. Буду рад оказаться полезным моей соотечественнице. Позвольте представиться: Джозеф Белл, к вашим услугам.

— Благодарю вас, мистер Белл. — Она протянула руку, которую мужчина почтительно пожал. — Я… леди Блейкни.

Эффект был поразительным. Его рука упала, челюсть отвисла, и мужчина, с тревогой взглянув на стоявшего у окна Блейка, согнулся в низком поклоне.

— Это большая честь для меня, миледи. Милорд, прошу извинить мне мою дерзость.

Блейка, казалось, больше интересовало происходящее во дворе, чем разговор, который вела его супруга. Он повернулся и равнодушно взглянул на мистера Белла, чей вид выражал боязливое почтение. Минерва, впервые увидела своего мужа словно со стороны и поняла чувства их нового знакомца. Широкоплечий и высокий — более шести футов ростом — Блейк буквально подавлял своим видом невысокого торговца. А от дорогой касторовой шляпы, великолепного сюртука, галстука, повязанного с небрежным совершенством, и сверкающих дорожных сапог за милю веяло настоящим богатством и аристократическим превосходством. До сих пор Минерва воспринимала Блейка как, безусловно, красивого мужчину, раздражавшего ее своим легкомыслием, однако теперь она видела, что ее муж способен внушать и почтительный страх. Не зная, как Блейк отнесется к простому торговцу, который запросто заговорил с его женой, Минерва решительно вступилась за нового знакомого:

— Вам не за что извиняться, мистер Белл. Лорд Блейкни будет так же благодарен вам за помощь, как и я. Не так ли, сэр?

Блейк ответил любезным кивком:

— Безусловно. Вы просто обязаны рассказать нам обо всех опасностях, подстерегающих английских путешественников во французских гостиницах.

Белл вновь поклонился, на этот раз, к неудовольствию Минервы, еще ниже. Будучи сторонницей социального равенства, она считала столь подобострастное выражение почтения оправданным только в случае смертельной опасности.

— Я разъезжаю по дорогам северной Франции уже три года и могу рассказать вам случаи, способные привести вас в ужас. Какую грязь и какой холод пришлось мне выносить! Невозможно счесть, сколько раз мне подавали плохо вымытые вилки. А в ответ на свои жалобы я слышал лишь оскорбления.

— Боже, какой ужас, — пробормотал Блейк, и Минерве показалось, будто его губы дрогнули в усмешке, а в глазах блеснул веселый огонек. Пощадив чувства маленького человечка, она одобрительно кивнула ему, поощряя дальнейший рассказ.

— Что ж, миледи, я открою вам самую страшную тайну французских постоялых дворов. — Минерва затаила дыхание. — Ни в одной спальне вы не найдете… — для пущего драматического эффекта Белл выдержал паузу, — ковров!

— Признайтесь, — сказал Блейк десять минут спустя, когда они вновь уселись в экипаж, — вы никак не ожидали, что он скажет «ковров».

Если он считал ее неискренней, то его ждало разочарование.

— Конечно же, нет. Да и вы тоже не ожидали. Вы, наверное, с таким же облегчением узнали, что гости не остаются в своих комнатах без ночных горшков.

Она все-таки покраснела, ибо этой ночью они, по всей вероятности, будут спать в одной комнате. И кроме того, раньше она как-то не думала о том, что ночью, возможно, придется пользоваться ночным горшком. Разумеется, тот обязательно стоит за какой-нибудь ширмой, но все равно: они ведь будут слышать друг друга.

Блейк, конечно, заметил вспыхнувший на ее щеках румянец. Но отчего покраснела Минерва? Оттого, что пришлось вспомнить об этой деликатной стороне человеческой жизни, или оттого, что, по его мнению, сегодня ночью должно произойти некое особое событие? Если от последнего, то… Блейк испытал легкое злорадное удовольствие, но тут же устыдился этого чувства. В конце концов, ситуация сложилась забавная. Он решил, что не стоит проводить последние часы поездки в молчании, когда она читает, а он смотрит в окно.

Если бы Блейк ехал один, возможно, он открыл бы подаренную Минервой книгу. Сборник охотничьих эссе Пирса Эгана в качестве свадебного подарка тронул его, но в то же время и раздосадовал. Он знал, что эти рассказы доставят ему удовольствие, однако не хотел рисковать, не хотел, чтобы жена заметила, как тяжело дается ему чтение, как много времени он тратит на то, чтобы одолеть всего одну страницу.

— Вы часто заводите разговоры с незнакомцами? — спросил Блейк.

— Я обнаружила, что от них можно узнать много интересного. Когда мы направлялись в Вену, то проследовали через Францию на обычном дилижансе, и в этой поездке мне довелось встретить самых разных людей. Путешествовать в вашей роскошной карете гораздо удобнее, но менее познавательно.

— Не думаю, что вы почерпнули из рассказа мистера Белла что-либо, кроме убежденности в превосходстве всего английского.

— Кто бы мог подумать, что ковры так важны? Конечно, я не думаю, что вам доводилось когда-либо проводить ночь в комнате с голым дощатым полом, не покрытым даже самым плохоньким ковром.

— В этом вы ошибаетесь. Герцог делал все, чтобы его дети не выросли неженками. Детские комнаты в Мандевиле и Вандерлин-Хаусе были меблированы весьма скромно и отапливались разве что в самый разгар зимы. Кроме того, я провел несколько «счастливых» лет в «роскошной» обстановке Итона.

— Тяжеловато там было? По словам моих братьев, в Хэрроу хуже Ньюгейтской тюрьмы.

— О да! Ни одна школа не могла сравниться с нашей по части нужды и лишений.

— Руфус всегда говорил, что школы обустраивают без всякого комфорта, чтобы на практике продемонстрировать, как жили спартанцы.

— О да, ваш брат большой ученый. Сколько мертвых языков он знает?

Блейк непроизвольно передернулся. Из всех унижений, перенесенных им в школе, самым отвратительным были занятия греческим языком. Ни один из придуманных им способов сокрытия своего дефекта не мог спасти Блейка от греческого алфавита. И его знания по этому предмету всегда оставляли желать лучшего. Герцог всегда особенно язвил по этому поводу. С тех пор даже упоминание о греческом языке выводило Блейка из себя.

Минерву его тон, казалось, слегка удивил.

— Лично я считаю, что для большинства людей изучение латинского и греческого — пустая трата времени. Руфус — ученый, он исследует какие-то развалины в Турции, и ему полезны и необходимы эти знания. Но зачем фермерам, юристам или торговцам эти языки? Было бы разумнее обучать их европейским языкам, математике и, скажем, естествознанию. Я рада, что родилась женщиной и меня не заставляли изучать классические языки. Я также не терплю пустых философских заумствований.

— Я и сам не любитель абстрактных обобщений.

Минерва энергично кивнула:

— Больше всего меня интересуют практические вещи, которые влияют на человеческую жизнь. Возможно, поэтому мне нравится знакомиться с людьми и выслушивать их истории.

— В таком случае приношу свои извинения за путешествие в частной карете. Если бы я узнал о ваших предпочтениях раньше, мы бы поехали в дилижансе. Представляю реакцию отцовского секретаря на просьбу забронировать места во французском дилижансе.

— Не важно. Я читала путеводитель Гальяни по Парижу.

У Блейка возникло желание произвести впечатление на свою жену, хотя эта попытка могла оказаться бесплодной.

— Поверьте, Минерва, возможно кое-что узнать о жизни людей даже из окна кареты.

— Что вы имеете в виду?

— Давеча я видел поля, засеянные ячменем.

— И что?

— Но не видел виноградников, а это означает, что местные жители предпочитают пить пиво, а не вино.

— Что, в свою очередь, означает, что мистер Фасселл ошибается! Как интересно. Значит, на следующем постоялом дворе мы можем попросить пива. Вернее, вы можете.

— Я его не выношу. Что еще?

— Леса здесь замечательные. Превосходная древесина.

— О.

По-видимому, древесина ее не очень интересовала.

— Деревни, расположенные вдоль дороги, небольшие, а дома по большей части захудалые. Отсюда я делаю вывод, что большинство обитателей — крестьяне.

— И нет мелких землевладельцев?

— Я видел лишь несколько замков, и все они достаточно скромные.

У Минервы заблестели глаза.

— А это означает, что реформы революции не оказали заметного влияния на сельскую экономику.

И она ударилась в рассуждения о французской правовой системе, сравнивая ее с английской. Спустя несколько минут Блейк заметил, что получает удовольствие от этой лекции. Рассуждения Минервы не требовали с его стороны максимальной концентрации и умения читать, и он рад был послушать свою жену. Изредка он решался задать вопрос, и она, по сути, обучала его азам английского земельного права.

Ближе к вечеру они остановились поменять лошадей. Мистер Фасселл, который вместе со слугой Блейка и горничной Минервы, следовал за их каретой в легком наемном экипаже, подошел к окну кареты и заверил супругов, что это последняя остановка перед Аббевилем и уже менее чем через час можно будет насладиться всеми удобствами гостиницы «Англетер».

— Еще одна гостиница «Англетер»? — удивился Блейк.

— Эта дорога так хорошо обкатана англичанами, — объяснил сопровождающий, что вдоль всёго пути выстроили отличные гостиницы, которые в состоянии удовлетворить потребности и вкусы наших соотечественников.

— Возможно, было бы интересно изучить вкусы французов. Что вы об этом думаете, моя дорогая?

— А в Аббевиле есть другая гостиница? — спросила Минерва.

Этот вопрос, по-видимому, изумил Фасселла.

— Пожалуй, миледи, я не стал бы рекомендовать гостиницу «Голова быка», но вот «Отель де Франс» пользуется хорошей репутацией.

— «Отель де Франс» — название звучит заманчиво.

— Впрочем, думаю, эта гостиница вряд ли устроит вашу светлость. Я точно знаю, что в тамошних спальнях нет ковров.

Поскольку Минерва, боровшаяся с приступом смеха, не могла ответить, Блейк сказал, изо всех сил сдерживая улыбку:

— В таком случае, мистер Фасселл, мы определенно остановимся на ночь в «Отеле де Франс».

Глава 10

Несмотря на то что братья Монтроузы, как и большинство людей, которые ее знали, отмели бы такую возможность, Минерва действительно робела. По мере приближения к «Отелю де Франс» новобрачные все реже обменивались репликами, и наконец в карете воцарилось полное молчание. Минерва ни о чем не могла говорить, поскольку все ее мысли занимало то, что должно было произойти этой ночью.

Теоретические знания об отношениях между мужчиной и женщиной — это, конечно, хорошо, но в Аббевиле ей придется познать сей предмет на практике. Она, Минерва Монтроуз, или, точнее, Минерва Вандерлин, маркиза Блейкни, в конце концов должна будет лечь с этим мужчиной в одну постель и позволить ему проделать с ней то, о чем рассказывала Диана и что описано в книгах. Остается молиться, чтобы не все испытания пришлись на первую же ночь. Ночь с Блейком, мысленно уточнила она.

Еще недавно Минерва даже представить не могла, что окажется в этой ситуации. Она всячески препятствовала браку Дианы и Блейка, поскольку считала маркиза поверхностным, самодовольным и ограниченным человеком. А теперь он стал ее, Минервы, мужем.

Карета, мерно покачиваясь на мягких рессорах, пылила по французской дороге в свете угасающего дня, а маркиз Блейкни, небрежно распахнув накидку, спокойно сидел, откинувшись на спинку мягкого сиденья. Зацепив большими пальцами карманы элегантного жилета и прикрыв глаза, Блейк вытянул длинные ноги в сверкающих сапогах, так что Минерве пришлось подобрать юбки. Похоже, он не испытывал никакого волнения перед первой брачной ночью, но ведь для него в предстоящем не было ничего нового.

Безусловно, этот мужчина обладал привлекательной внешностью. Минерва, воспользовавшись моментом, беспрепятственно разглядывала своего мужа и впервые заметила, что, хотя его волосы были золотистого оттенка, ресницы оказались почти черными и к тому же очень длинными. Однако больше всего ей нравился его рот — идеальной формы губы, которые могли и обиженно надуться, и стать невыносимо чувственными, а сейчас изогнулись в легкой лукавой улыбке. Неожиданно Минерва вспомнила их первый поцелуй, и дрожь возбуждения пробежала по ее груди.

Она не любила своего мужа и не радовалась тому, что вышла за него. Она даже не питала к нему уважения, хотя сегодня днем он удивил ее редкими, но весьма глубокими замечаниями. Неожиданное открытие поразило Минерву: мысль о предстоящем вступлении в брачные отношения не вызывала у нее отвращения. Да, она испытывала неуверенность, но не отторжение или неприятие.

Она тщательно оделась к обеду. Блейк, выдвинув стул, помог жене сесть и при этом слегка коснулся глубокого выреза на спинке платья. От этого едва ощутимого прикосновения по коже Минервы побежали мурашки, а на щеках выступил румянец. Мысленно она представила прикосновение этих рук, гладких, ухоженных, но по-мужски сильных и жестких. Мин почти чувствовала, как его пальцы касаются ее тела, тех частей, которые сейчас были скрыты под нежно-голубым шелком платья и нижним бельем из тончайшего батиста. Она покраснела еще сильнее.

Официант положил перед каждым из них по листку размером с программку лондонского театра, на которой было напечатано меню.

— Что вам предложить в качестве аперитива? — спросил Блейк супругу. — Вино или, может быть, лимонад?

— Я бы выпила вина, — ответила Минерва, решив, что ей не помешает почерпнуть чуточку храбрости в глотке хорошего вина. — А вы? Закажете пиво?

— Не сейчас, возможно, позже.

Хотя официант, как и остальные слуги в «Отель де Франс», говорил только по-французски, он понял, что гости остановились на вине, и, коротко поклонившись, исчез.

— Боже, — удивилась Минерва, — здесь, должно быть, больше ста блюд. Какие же выбрать?

— Оставляю это на ваше усмотрение.

Блейк положил меню на стол, даже не взглянув на него.

Заказ блюд относился к разряду тех вещей, которые отдавались на откуп замужним дамам, но ее эти вещи совершенно не интересовали. Когда герцогиня сообщила, что ей не придется заниматься вопросами домашнего хозяйства, Минерва искренне обрадовалась. И вот теперь ей предстояло пройти куда более серьезное испытание.

— Какие блюда вам нравятся?

— Разные, — ответил он, не облегчив ей задачу. — В еде я совершенно непривередлив.

Меню состояло из нескольких разделов, и в каждом предлагалось не менее дюжины блюд. Несмотря на то что некоторые слова были непонятны, Минерва разобралась во всем. Внезапно ей пришла в голову мысль, что она не слышала от Блейка ни одного слова по-французски, а ведь он наверняка изучал этот язык. Так было принято, даже во время войны с Францией. Конечно, есть огромная разница между изучением языка по школьным книгам и в ходе общения с теми, для кого этот язык родной. После года, проведенного в Вене, Минерва превосходно говорила по-немецки, и ее французский был почти так же хорош, но лишь благодаря тому, что она использовала все возможности для общения с французами.

Как Блейку удалось окончить Итон и Оксфорд, не овладев даже элементарными навыками, необходимыми для прочтения меню, написанного по-французски? С другой стороны, она знала, какую неприязнь ее супруг испытывал к учебе, и вполне могла поверить в подобный казус.

Официант принес вино, и Минерва, отложив меню, приказала подать лучшие блюда здешней кухни. По-видимому, такое решение оказалось правильным. Молодой человек начал с большим воодушевлением нахваливать Jambon de Bayonne[8] и Fricassee de Poulef[9] и самые свежие овощи от местных поставщиков. К большому удовольствию молодого симпатичного официанта, которого не портили даже слишком большие, на ее взгляд, усы, Минерва соглашалась на все им предложенное. В конце концов, заверив милорда и миледи, что они получат все самое лучшее, и, бросив на даму красноречиво томный взгляд, юноша отправился выполнять заказ. Возможно, Блейк не понял ни слова из речи официанта, но его взгляд он понял прекрасно и потому проводил галльского ловеласа довольно мрачным взглядом.

Хотя ревность всегда казалась Минерве нерациональным чувством, этот намек на собственническое отношение обострил предвкушение грядущего события. План, смутно брезживший в отдаленных уголках ее сознания, приобрел четкие очертания: нужно отвоевать своего мужа у его любовницы и превратить их брак в нечто большее, чем взаимная терпимость.

Дожидаясь, пока официант принесет суп, она постаралась вспомнить все, что рассказывала Диана о способах и приемах соблазнения мужчин, но в отличие от других тем, к этой Минерва не проявляла должного внимания. А ведь не так уж давно сестра испытывала свои чары именно на Блейке. К сожалению, единственное, что вспомнилось Минерве из арсенала приемов соблазнения, — это тот притворный интерес, с которым Диана слушала бесконечные рассказы Блейка об охоте на лис. Ну уж нет! Вероятно, есть определенные пределы, за которые она не выйдет, даже ради того, чтобы завоевать внимание мужа!

Впрочем, один урок из опыта Дианы она все-таки извлекла: нужно позволить мужчине говорить о себе и о том, что его интересует. Эта мысль показалась ей достойной внимания, ведь ей же нравилось говорить о том, что занимало ее. Хотя братья уже после десяти минут ее рассуждений об очередных парламентских коллизиях начинали откровенно позевывать.

— Вы жили в Девоншире, — заговорила Минерва. — Расскажите мне об этом графстве.

Еда оказалась вкусной, а ножи и вилки чистыми. В общем, в «Отеле де Франс» не к чему было придраться, за исключением дерзости официанта, и поэтому после долгой, утомительной дороги приятно было пообедать в обществе собственной супруги.

Блейк ни в коей мере не мог бы пожаловаться на ту картину, которую являла собой его жена, сидевшая напротив. Платье из какого-то мягкого шелковистого материала выгодно подчеркивало достоинства ее фигуры: изящную шейку, высокую грудь, хотя и не очень пышную, изящные плечи и руки. Безупречно белую кожу выгодно оттеняла нитка мелкого жемчуга, заставившая его почувствовать угрызения совести, ведь изумрудное ожерелье до сих пор покоилось в багаже. Блейк так и не смог выбрать подходящий момент и преподнести ей свой подарок.

Минерва с лестным для него вниманием слушала рассказ об усовершенствованиях, которые Блейк ввел в поместье во время добровольной ссылки в Девоне. Ее оживленное подлинным интересом лицо многократно отражалось в зеркалах, обильно украшавших стены зала, что давало Блейку возможность во всех ракурсах любоваться ее классическим профилем и совершенной красотой. Волосы Минервы были уложены в простую, но очень элегантную прическу, которая хотя и делала ее несколько старше, радовала глаз отсутствием вычурных завитков, столь популярных у светских дам.

Сегодня он смотрел на нее совсем другими глазами. Теперь Минерва больше не была маленькой сестренкой Дианы, раздражающей девчонкой, на которой ему пришлось жениться. Новая леди Блейкни выглядела взрослой и притом совершенно очаровательной женщиной. Женщиной, которая к тому же будила желание. Сделанное открытие несколько озадачило и встревожило Блейка, ведь оно категорически меняло характер их брака.

— Похоже, вы серьезно подошли к вопросу управления имением, — заключила она, когда их продолжительная трапеза подходила к концу. Кто бы мог подумать, что Минерва Монтроуз с уважением отнесется хоть к каким-то его действиям?

— Полагаю, именно в этом деле я действительно могу проявить свои способности, коими вообще обладаю. Надеюсь, отец доверит мне управление Мандевилем. Ну где еще я смогу быть полезен?

Голубые глаза на фарфоровом личике широко распахнулись.

— Герцогов Хэмптонов всегда глубоко заботили государственные дела. Неужели вы решитесь пренебречь традиционными интересами ваших предков?

Нотка невысказанного упрека была очевидна.

— А вам известно, как Вандерлины достигли своего высокого положения?

— Первый из них прибыл в Англию вместе с Уильямом Ориндж в 1688 году.

— Геррит Вандерлин, самый красивый мужчина в Голландии. Говорят, что, когда он впервые появился при английском дворе, несколько дам лишились чувств.

Минерва кратко выразила свое мнение касательно такой слабости:

— Он был блестящим человеком! Хотя и не пользовался доверием Уильяма из-за своей слишком привлекательной внешности.

Блейк улыбнулся ее наивности:

— Полагаете, не пользовался? Уильям как раз и питал определенную слабость к красивым мужчинам.

Он был доволен тем, что сумел смутить свою молодую жену. Правда, не мог бы с уверенностью сказать, что именно послужило причиной смущения — неподобающая привязанность монарха или открытие, что в основе политического становления династии Вандерлинов лежат не только талант и добродетель.

Грустно усмехнувшись про себя, Блейк решил, будто получил еще одно доказательство того, что в глазах Минервы его главным достоинством являлась принадлежность к именитому роду. А ведь на некоторое время он и впрямь поверил, что супруга воспринимает его как мужчину, а не как наследника имени Вандерлинов.

Блейк считал, что при всем ее уме и способности ориентироваться в политике она еще не совсем ясно осознавала свое место на небосводе великих Вандерлинов.

Пока она не родит сына, она останется лишь маленькой звездочкой. Настолько незначительной, что ее вряд ли наделят хоть малейшей степенью влияния. По иронии судьбы Минерва остро нуждалась в его мужских качествах, чтобы не только зачать столь необходимого наследника, но и доказать свою значимость. Вот только в ближайшее время ей в этом не преуспеть.

Минерва внимательно осмотрела поднос с выпечкой и выбрала крошечный кусочек вишневого пирога. Ее изящные губы сомкнулись, обхватив рубиновую сферу, и она откусила кусочек. Когда розовый язычок слизнул крохотную крошку, прилипшую к верхней губе, Блейк ощутил, как в нем опять просыпается желание, признак которого, к счастью, скрыла ниспадавшая со стола льняная скатерть.

Но даже несмотря на изменившееся отношение к жене, этой ночью он не появится в ее спальне. Слишком велико было желание досадить отцу — всесильному герцогу Хэмптону.

Ощутив под босыми ногами холодные доски, Минерва сразу пожалела об отсутствии ковров. Она отпустила горничную и быстро забралась в постель. Вообще-то ночь была довольно теплой, и она распахнула окно, пронзительно скрипнувшее старыми петлями. Минерва села в кровати, подложив под спину подушки и наполовину укрывшись одеялом. Подумав немного, она распустила волосы и постаралась принять наиболее соблазнительную позу примерившись так и эдак, она вдруг почувствовала себя неловкой глупышкой, внезапно потерявшей былую привлекательность.

Минерва пожалела, что в свое время пропускала мимо ушей болтовню венских и лондонских девушек, обсуждавших способы соблазнения мужчин. Она с высокомерным презрением относилась к подобным ухищрениям, так как считала, что уж ее-то выберут в жены исключительно за ум и покладистый характер. Однако судьба сыграла с ней злую шутку, послав в мужья мужчину, который не мог оценить ни того ни другого.

Она подумала о том, как оживляется лицо Себастьяна, когда Диана входит в комнату, с какой теплотой во взгляде он провожает каждое ее движение. Ей пришло в голову, что и она могла бы наслаждаться такими же отношениями, и Минерва, вздохнув, позавидовала способности своей сестры пробуждать в мужчинах подобные чувства.

Она старалась не думать о том, что говорила Диана о физической близости супругов. Впервые в жизни Минерва испытала неуверенность в себе. Она желала прихода Блейка и того, что должно было произойти этой ночью, и одновременно панически боялась из-за своей безграмотности совершить какую-нибудь ошибку, которая окончательно отвратит от нее Блейка.

Минерва опустила глаза, оценивая размеры своей груди, видневшейся в вырезе ночной сорочки… Возможно, мужчины предпочитают более пышную грудь? Иначе зачем бы корсеты делали так, чтобы приподнять грудь и зрительно увеличить ее размеры? Ухватившись за край одеяла, она судорожным движением натянула его до самого подбородка.

Она слышала шаги в смежной комнате, которую занимал ее муж. Реплики, которыми он обменивался со своим лакеем, заглушали звуки, доносившиеся из открытого окна. Скрип колес, стук копыт, звяканье упряжи и фырканье лошадей перемежались с разговорами и возгласами людей, создавая обычный для любого постоялого двора шум.

Сколько времени нужно мужчине, чтобы подготовиться ко сну или, скажем, к брачной ночи? Казалось бы, меньше, чем женщине. Ему не нужно разбирать сложную прическу, снимать корсет, во всяком случае Блейку. Вспомнив, как на балах некоторые джентльмены довольно громко поскрипывали своими корсетами, утягивавшими расплывшуюся плоть, Минерва ощутила, как горлу подступает нервный, почти истеричный смешок.

Решив, что уютнее почувствует себя в темноте, Минерва задула свечу, стоявшую на столике рядом с кроватью, и стала ждать. Звуки в соседней комнате затихли, и она, прислушиваясь к замирающему сердцу, подумала, что сейчас откроется соединяющая комнаты дверь и войдет ее супруг.

Время шло. Пять, десять, пятнадцать минут… Она вспомнила, как они расставались после ужина. Приборы унесли, и Минерва поднялась из-за стола, заявив о своем намерении улечься в постель. Блейк проводил ее до двери и сказал, что задержится, чтобы выпить последний стаканчик вина. Улыбнувшись, он выразил надежду, что ее комната достаточно удобна и, несмотря на отсутствие ковров, в ней имеется все необходимое. Минерва слишком нервничала, чтобы рассмеяться его шутке. Он поцеловал ей руку. Все очень пристойно и галантно.

Не сказал ли он что-нибудь относительно того, что они увидятся позже? Она не могла этого припомнить, но ведь это, без сомнения, подразумевалось, поскольку за свадьбой всегда следует брачная ночь. Так всегда было и так всегда будет. Минерва набралась терпения и стала ждать. И ждала.

Глава 11

Медовый месяц. Минерва как-то наткнулась на толкование этого слова в словаре Джонсона.

«Первый месяц после свадьбы, наполненный нежностью и удовольствием».