Рассудку вопреки Невилл Миранда

Глава 13

Минерва никогда не видела ничего подобного «Кафе де ла Пэ». Помещение было обустроено как своего рода театр, с почти настоящей сценой и глубокими затененными ложами, и до отказа заполнено публикой, которую Минерве и Блейку никогда бы не довелось встретить ни в русском посольстве, ни на литературном вечере у прусского посланника.

Прежде всего, лишь немногих из присутствовавших женщин можно было отнести к разряду «леди», разве что используя это слово в самом вольном его толковании. Сочетание весьма глубоких декольте и кричащего макияжа позволяло сделать вывод, что эти странные создания были товарками той проститутки, которая приставала к ним на Шепердс-Буш. Девиц сопровождали либо мелкие лавочники, либо разодетые с деревенским шиком пижоны. В этой толпе сомнительных личностей встречались и более приличные посетители — по всей видимости, небогатые торговцы с женами, которые, потратившись лишь на выпивку и немудреную закуску, получали целую ночь бесплатных развлечений. На сцене не умолкая играл маленький оркестр, но главной приманкой заведения были канатоходцы, которые демонстрировали чудеса отваги, танцуя на натянутой под потолком веревке.

Когда хорошенькая девушка в пышной юбке до колен ступила на канат и грациозно заскользила над столами, Минерва коротко ахнула и затаила дыхание, с ужасом представив, что случится, если артистка упадет вниз. Сломанные ноги и разбитая посуда казались не самым страшным последствием такого падения. Посетители, особенно мужчины, глазели на девушку, широко раскрыв рты. Справившись с первым испугом, Минерва оценила короткую юбочку танцовщицы и, чтобы не захихикать, прикрыла ладонью рот.

— Что вас так развеселило? — стал допытываться Блейк.

— Интересно, что у нее надето под этой юбочкой.

С таким вопросом Минерва вполне могла обратиться к своей сестре и даже к братьям, но ведь муж — это больше чем брат, так почему бы не спросить об этом супруга?

— Совершенно не представляю, — ответил он, но что-то в его тоне — возможно, слегка преувеличенное неведение — подсказало ей, что на самом деле Блейк вполне осведомлен о том, какое нижнее белье носят танцовщицы.

Тем временем танцовщица совсем близко подошла к их ложе, одной из самых роскошных во втором ярусе. Хотя канат был закреплен всего лишь в паре футов над их головами, даже с этой выгодной позиции Минерва смогла разглядеть только телесного цвета чулки. Развернувшись, девушка сделала несколько шагов, потом остановилась и, присев на канат, внезапно перевернулась вниз головой, зацепившись ногами за свою призрачную опору. Минерва, как и весь зал, охнула, восхищенная смелостью и ловкостью девушки. В то же время она испытала некоторое облегчение, увидев, что бедра плясуньи обтягивают плотные и длинные, доходящие до самой талии рейтузы.

— Ну как, Минни, ваше любопытство удовлетворено?

— Вполне. И не называйте меня так.

Минерве не удалось вложить в свой протест достаточно силы. К своему удивлению, она начала испытывать заслуживающее порицания удовольствие от этого уменьшительного, почти детского прозвища. Повинуясь неожиданному порыву, она коснулась руки Блейка.

— Спасибо, что привели меня сюда. Мне здесь очень нравится.

Мистер Томас Паркс никогда бы не решился привести ее в подобное заведение.

Эта мысль возникла как-то сама по себе, как и следующая, что с этим серьезным джентльменом она вряд ли стала бы обсуждать нижнее белье канатной плясуньи. Но ведь мистер Паркс не легкомысленный аристократ. Тем не менее именно этот легкомысленный аристократ вырвал ее из привычного, порядком надоевшего окружения и по ее просьбе привел в такое место, куда обычно не попадали дамы ее круга. Сколько Минерва помнила Блейка, он никогда не придавал большого значения своему высокому положению. Сначала она объясняла это тем, что он воспринимает свое положение как нечто само собой разумеющееся. И настолько уверен в своем превосходстве, что ему нет нужды лишний раз доказывать это. Но что, если его самооценка, напротив, совсем скромна? Тогда, как это ни парадоксально, ее собственная оценка маркиза Блейкни должна измениться, причем обязательно в сторону повышения.

Минерва почувствовала себя совсем сбитой с толку, ощущение было настолько непривычным, что она отнесла его на счет выпитого шампанского, которое стало еще одним открытием сегодняшнего вечера: ей оно действительно понравилось.

Официант, удалившийся после того, как принес спиртное, вновь вошел в ложу. Минерва с интересом, хотя и без особого удивления, слушала, как Блейк делал заказ официанту если не на совершенном, то на вполне приличном французском.

— Почему вы сказали мне, что не говорите по-французски? — спросила она супруга, когда официант вышел.

— Я не говорил вам ничего подобного.

— Но вы дали мне это понять.

— Мне нравится поддерживать у людей невысокое мнение о моих умственных способностях.

— Это кажется довольно глупым. Так или иначе, но я уже догадалась, что вы говорите по-французски. Несмотря на присутствие англичан, большинство разговоров в Шантильи наверняка велось на французском, и вы не могли бы получить нужную информацию, если бы не знали этого языка.

В ответ Блейк лишь улыбнулся и вновь наполнил ее бокал.

— Почему вы притворяетесь, что знаете меньше, чем это есть на самом деле?

— Из чувства противоречия, полагаю. Большинство людей делают вид, будто знают больше.

— Ко мне это не относится. — Минерва помолчала. — По крайней мере не думаю, что я делаю вид.

Блейк наклонился совсем близко к ней.

— Вы слишком много думаете, Минни, — сказал он.

Как завороженный он смотрел на ее губы, слегка раскрывшиеся в полуулыбке. Дыхание Минервы участилось, а губы приоткрылись чуть больше. В ту же минуту Блейк отстранился. Конечно, он ведь не станет целовать ее на публике, не так ли?

— Выпейте еще шампанского и запомните следующее: я и в самом деле настолько недалек, как вы обо мне думали.

— Я не считаю вас недалеким.

Он взглянул на нее с неприкрытым скепсисом. Хорошо, что в этот момент вернулся официант с полным подносом. Минерва не знала, что ответить Блейку.

В парижских кафе не подавали ужин в строгом смысле этого слова. Блейк заказал несколько блюд из предложенного официантом списка: различные закуски, сыры, мясо, выпечку и фрукты.

Давно убедившись, что пренебрежительные замечания мистера Фасселла о французской кухне были не чем иным, как псевдопатриотическим предрассудком, Минерва с удовольствием приступила к трапезе, надеясь, что еда впитает шампанское и остановит неуправляемую дрожь, беспокоившую ее тело.

На ней было самое простое вечернее платье, которое она привезла с собой. Наряд из кремового муслина вполне подходил для неофициального ужина в деревне, вот только рукава у платья были слишком короткие, и Минерва в этом легком, как паутинка, одеянии чувствовала себя словно выставленной напоказ. Ее кожа вдруг стала очень чувствительной, и это абсолютно новое для нее ощущение отдавалось внутри пульсирующим жаром. Она надеялась, что жар этот вызван игристым французским вином, а не близостью красавца маркиза, сидевшего в соседнем кресле и с легкой улыбкой наблюдавшего, как она поглощает оливки.

Чтобы успокоить нервно бьющееся сердце, она принялась разглядывать публику, которая с каждым новым номером распалялась все больше. Энергичная музыка разогревала кровь и заставляла посетителей живо реагировать на все происходящее. В центре зала какая-то женщина уже танцевала на большом круглом столе, демонстрируя не только свои щиколотки, но и значительную часть икр. Все сидевшие за столом подбадривали даму, громко хлопая в такт музыке. Но залихватский танец нисколько не взволновал мужчину, голова которого блаженно покоилась на едва прикрытой груди спутницы. К удивлению Минервы, сценка подействовала на нее так, что ее собственная грудь болезненно заныла от томления, а соски неожиданно затвердели под плотным лифом платья. Она смущенно отвела взгляд и вдруг поняла, что никто из присутствующих не обращает на увлекшуюся пару ровным счетом никакого внимания. Тривиальные поцелуи вряд ли могли заинтересовать посетителей этого своеобразного кафе.

— Как вы считаете, что все эти люди думают о нас? — обратилась Минерва к супругу.

— Что вы имеете в виду?

— Хотя на вас обычный наряд, видно, что он из отличного сукна и сшит у хорошего портного, следовательно, вы человек со средствами и следуете моде.

— А как насчет вас?

— Я слишком просто одета, чтобы быть женой такого представительного человека, и в то же время я едва ли похожу на присутствующих здесь «дам», большинство которых, как я полагаю, доступные женщины. Возможно, меня можно принять за выпускницу пансиона.

Минерве было весьма неприятно осознавать, что она производит впечатление наивной девицы, попавшей в это кафе по какой-то нелепой случайности, и пожалела, что не надела сегодня один из тех нарядов, которые сшила для нее французская модистка.

Блейк на минуту задумался. Когда он заговорил, голос его звучал невыразительно и даже сухо.

— Полагаю, большинство присутствующих здесь мужчин завидуют тому, что я могу позволить себе такую красавицу, которая не нуждается в украшениях.

На мгновение этот несколько вычурный комплимент привел Минерву в замешательство, но затем она уловила его смысл.

Минерва недоверчиво рассмеялась:

— Вы хотите сказать, что меня можно принять за куртизанку из-за моего простого платья?

— Разумеется, если наши отношения стали бы развиваться, я бы одарил вас дорогими украшениями, которые не стыдно выставить напоказ.

Минерва подняла руку и коснулась своего скромного жемчужного ожерелья. Сначала она собиралась надеть камеи Вандерлинов, но те показались ей слишком изысканными. Минерва вспомнила об изумрудах, которые обнаружила в комнате Блейка, затем на ум пришли рубины, которые Блейк подарил своей любовнице, настоящей куртизанке. Мысль об этом грозила испортить ей вечер, иона отмела ее в сторону. Вместо того чтобы расстраиваться, лучше воспользоваться возможностью узнать что-то новое.

— Предположим, мы только недавно познакомились, до подарков дело еще не дошло. Что вы станете делать?

Блейк вместе со стулом немного подвинулся к столу, однако этого движения хватило, чтобы их колени соприкоснулись. Минерва напряглась, стараясь не обращать внимания на его уловки, а Блейк, будто ничего не замечая, наклонился вперед и, подперев кулаком подбородок, пристально посмотрел ей в глаза.

— Итак? — приободрила она его, слегка нервничая и испытывая возбуждение от его близости.

— Я стал бы за вами ухаживать.

— Почему?

— За любовницами ухаживают, точно так же, как и за женами.

Больше, чем за женами. По крайней мере в ее случае. Она никогда не мечтала о романтических ухаживаниях, но, теперь подумала, что, возможно, чего-то лишилась.

И тут он до нее дотронулся. Слегка коснулся пальцами тыльной стороны ее ладони, не прикрытой перчаткой, и от этого короткого прикосновения дрожь пробежала по руке Минервы. И тут девушка, которую еще недавно обуревали лишь честолюбивые замыслы, поняла, что ей ужасно хочется, чтобы муж начал за ней ухаживать.

Блейк растерялся. Этот вечер он собирался посвятить налаживанию отношений со своей женой. Чем ближе он узнавал Минерву, тем больше она ему нравилась, несмотря на то что некоторые ее черты по-прежнему вызывали у него раздражение. А сейчас он внезапно осознал, что хочет ее, и хочет очень сильно. Уже в этом кафе возникло несколько ситуаций, когда Блейк едва не утратил самообладание и не перешел от простых заигрываний к настоящему соблазнению. Придвинувшись еще ближе, Блейк окунулся в чистое ароматное тепло и не смог удержаться от того, чтобы не коснуться этой нежной кожи. Его пальцы огладили изящное запястье. Для ее роста руки Минервы казались маленькими. Недлинные, но тонкие и крепкие пальцы указывали на решительный характер, а коротко остриженные красивой формы ногти говорили о врожденных деловых качествах. Украшений не было никаких, в общем, обычная рука вполне практичной дамы.

Блейк не верил, что Минерва не осознает своей красоты — она была слишком умна. Однако внешность для нее не имела решающего значения. Он никогда не встречал столь чуждой тщеславия женщины и находил это качество не только достойным похвалы, но даже возбуждающим.

— Вы когда-нибудь влюблялись, Минни?

Блейк полагал, что нет. Минерва слишком интересовалась мировыми проблемами, чтобы отдаваться романтическим мечтам, как это делало подавляющее большинство юных особ.

— Разумеется.

Туше. И это в тот момент, когда он подумал, что уже разобрался в ней. Ответ его огорчил.

— В кого? Или это секрет?

— Я скажу вам, если вы пообещаете не рассказывать моим братьям.

— Это останется между нами. Кто же этот счастливчик?

Минерва поджала губы, и ее глаза засверкали.

— Калеб Робинзон.

Блейк помнил это имя, но откуда? Может, это был какой-то нудный политический претендент, из тех, что бродят по коридорам Вандерлин-Хауса? Затем его осенило, и он расслабился.

— Робинзон! Кузнец герцога в Мандевиле.

— Самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Я влюбилась в него, когда мне было восемь лет.

Блейк хрипло хохотнул:

— Боюсь, в этой влюбленности у вас была соперница.

— Уверена, что даже не одна, не считая его жены. А кого вы имеете в виду?

— Мою младшую сестру Аманду. Уверен, она полностью согласилась бы с вами в оценке мускулатуры и черных локонов этого красавчика.

— А почему вы думаете, что меня не привлек его ум и сильный характер?

— Я лишь предположил.

— Если уж на то пошло, — продолжила Минерва с воодушевлением, сколь невинным, столь и сладострастным, — вы правы. Я бегала в кузницу каждый раз, когда конюх водил туда подковывать одну из наших лошадей.

— Я бы сказал, — вставил Блейк, — что этот парень просто гений в обращении с лошадьми. Вполне вероятно, в нем есть цыганская кровь.

— При чем здесь лошади? Мне нравилось наблюдать, как он стучит по раскаленному железу своим молотком.

— Моя сестра могла бы вам позавидовать. Ей никогда не дозволялось посещать кузницу. Чтобы подковать лошадей, Робинзон всегда приходил в конюшни Мандевиля.

Смешно, правда — мы жили совсем рядом и практически не были знакомы. Остальных наших соседей я знала гораздо лучше. Впрочем, кое-что о вашей семье мне все-таки было известно.

— И обо мне тоже?

— Конечно, и я находила вас очень красивым. — Блейк почувствовал себя до смешного польщенным. — А что вы думали обо мне? — спросила Минерва.

— Честно говоря, я понятия не имел о вашем существовании.

Любая женщина восприняла бы эти слова как оскорбительное пренебрежение, но Минерва лишь невозмутимо пожала плечами.

— Иного я и не ожидала. Я на десять лет моложе вас, так что в то время я была совсем девчонкой. Да и не в ваших обычаях было наносить нам визиты.

Не было необходимости указывать причину: семейство герцога сторонилось местного дворянства. Герцог и герцогиня Хэмптон были настолько поглощены собственными делами, что не могли позволить себе нечто большее, чем поверхностное знакомство с остальными обитателям Шропшира. Их дети постоянно находились под неусыпным присмотром. Некоторые послабления в детстве делались только Блейку, который изредка получал возможность побродить по парку, сбегать в деревню и даже принять участие в охоте, но девочкам редко удавалось избавиться от опеки гувернанток. И лишь благодаря тому, что Блейк изредка помогал Аманде — своему верному союзнику — сбегать из-под присмотра, ей удалось пережить свое первое детское увлечение.

— Удивительно, что сестра была столь откровенна с вами. Скажите, вы дразнили ее? Например, из-за мистера Робинзона? Мои братья были бы беспощадны.

— У Аманды нет от меня секретов.

— Иметь братьев — это, конечно, здорово, хотя о моих это сказать трудно. Я рада, что вы хороший брат.

— Аманда хорошая сестра, поэтому мне не составило труда стать хорошим братом.

— Мне не терпится с ней познакомиться и обменяться воспоминаниями о неразделенной любви.

Они улыбнулись друг другу, и на душе у Блейка потеплело. При всей разнице их положения то, что они жили по соседству, на расстоянии каких-то трех миль друг от друга, объединяло их. Блейку нестерпимо захотелось оказаться в Мандевиле. Там он всегда чувствовал себя почти счастливым. В Лондоне, в огромном Вандерлин-Хаусе, он всегда ощущал давление отца, ожиданиям которого Блейку никак не удавалось соответствовать.

— Мы попытаемся выманить Аманду из Шотландии, — сказал Блейк. — Она, как и я, очень любит Мандевиль. Надеюсь, это лето мы проведем там.

— А осенью вернемся в Лондон, — ответила его жена. Просто не могу дождаться.

Блейк откинулся на спинку стула и стал наблюдать за происходящим внизу, гадая, что думает Минерва о той похоти, которую открыто демонстрировали некоторые из посетителей заведения. Не похоже было, чтобы это ее шокировало, да он и не ожидал подобной реакции. Ни разу за все время их знакомства с ее стороны не последовало даже намека на ханжество, так свойственного молодым девицам. Но в том, что Минерва очень мало или вообще ничего не знала о физической любви, Блейк был уверен. Более того, казалось, будто к этой стороне она не испытывала особого интереса. Минерва определенно не расстраивалась из-за его отсутствия на супружеском ложе.

— Блейк.

— Да?

— Как вы думаете, кто-нибудь заметит, если вы меня поцелуете?

Ему на самом деле пора прекратить строить предположения относительно нее.

— Мы сидим в ложе достаточно глубоко, а освещение слабое, — ответил он с притворным равнодушием. — Не думаю, что мы привлечем чье-то внимание, ну если только кто-то не примется нас рассматривать.

— А вам хотелось бы меня поцеловать?

Не уловил ли он в ее вопросе неуверенности?

— Почему вы спрашиваете?

Минерва наклонилась ближе к нему, словно ее просьба была прозаичной и в порядке вещей, чтобы можно было заподозрить ее в кокетстве, но это не помешало его телу отреагировать, как на авансы дорогой куртизанки. Напротив, в этой прямоте было что-то возбуждающее. Он никогда не замечал, чтобы Минерва кокетничала, и начинать она, похоже, не собиралась.

— Я ваша должница, а я не люблю надолго оставаться в долгу, — ответила она.

— Поскольку должница вы, то вам и предлагать расплату.

Немного подумав, она кивнула.

— Что мне сделать, чтобы освободиться хотя бы от одного обязательства? Как долго должен длиться поцелуй?

— Вы можете просто коснуться моих губ, но сразу предупреждаю: такой поцелуй меня не устроит. Ведь поцелуи могут продолжаться часами.

— Часами? А как же дышать?

— Носом.

— Понятно.

Блейк заметил, как она, крепко сжав губы, потихоньку втянула воздух носом. Потом Минерва улыбнулась:

— Позвольте мне предложить еще одно состязание.

— Уверены, что не боитесь снова проиграть?

— Наше первое пари я еще не проиграла. Я всего лишь отстала от вас. — Она, нахмурившись, посмотрела на него. — Не будьте таким самоуверенным. Я вас догоню. И это состязание я тоже выиграю.

— В чем оно заключается?

— Я вас поцелую, и таким образом мы спишем одну услугу. Поцелуй продлится минуту. Это достаточно долго?

— Вполне.

— А потом поцелуй продолжится, и проиграет тот, кто остановится первым.

Блейк не удержался и провел пальцем по ее верхней губе, такой пухленькой и атласно гладкой.

— Договорились, — хрипло подтвердил он.

Губа дрогнула от прикосновения, и Блейк почувствовал, как ее дыхание увлажнило его палец.

— Я знала, что могу рассчитывать на ваш спортивный азарт.

— В то время как в вас, миледи, нет ни грамма состязательности.

— Давайте начнем. Я впервые сама поцелую мужчину, поэтому вы должны досчитать до шестидесяти и дать мне знать, когда минута истечет. Слегка подтолкните меня или что-нибудь в этом роде, поскольку говорить мы, наверное, не сможем.

— Вы все предусмотрели, не так ли?

Минерва встала и сделала приличный глоток из своего бокала. Для храбрости, догадался Блейк. Она не была такой бесстыдной, как пыталась казаться. А он, хотя и не выпил даже четвертой части того, от чего мог бы опьянеть, чувствовал себя захмелевшим.

— Я подумала, что будет приличнее, если мы отодвинемся в тень. Хотя, — добавила она, кивнув в сторону разошедшихся посетителей, — никому и дела нет до того, чем мы занимаемся.

— Вероятно, есть кое-что, чем мы могли бы их шокировать.

Минерва покраснела и отошла в глубь ложи.

— Ну же.

— Куда прикажете встать?

Она наморщила носик, обдумывая его вопрос, затем поставила его спиной к стене. Обхватив его голову двумя руками, она нагнула ее и слегка коснулась его губ пробным поцелуем.

— Начинайте считать.

Она начала неторопливо, деликатно прикасаясь к его верхней губе и время от времени робко проводя языком по внутренней поверхности рта. «Одиннадцать, двенадцать, тринадцать», — медленно считал он. Затем их губы слились, и Минерва начала втягивать его губы. «Двадцать, двадцать один». Напряжение росло, и Блейк чувствовал, как она втягивает дыхание из его слегка приоткрытого рта. «Двадцать восемь, двадцать девять». Когда он углубил поцелуй, вовлекая ее язык в настоящую игру, то перестал замечать ее действия и позволил своим чувствам окунуться во влажный жар и отдающую ароматом шампанского сладость.

«Тридцать восемь, сорок два…» Он сбился со счета, но ему было все равно. Сейчас все свое самообладание он тратил на то, чтобы оставаться пассивным. Минерва Блейкни, урожденная Монтроуз, умела целоваться, и весьма неплохо, и ему не терпелось перейти к следующему этапу состязания.

Блейк понятия не имел, истекла ли минута, но это уже не имело никакого значения. К черту время. Он готов уступить промежуточную победу, чтобы поскорее перейти к настоящему состязанию. Обняв жену, он быстрым уверенным движением развернул ее, так что они поменялись местами.

— Одно очко в вашу пользу, — прошептал он ей в губы и буквально ворвался своим языком в горячую глубину ее рта.

У Минервы не было времени насладиться победой, да она и не думала об этом, поскольку теперь она с удовольствием и восторгом отдалась следующему этапу состязания. Целовать бесстрастного Блейка было забавно, но теперь, когда ее безжалостно прижали к стене, возбуждение поднялось на новый уровень. Их первый поцелуй на Беркли-сквер, как бы хорош он ни был, с этим поцелуем не шел ни в какое сравнение. От наслаждения у нее кружилась голова.

Минерва с трудом заставила себя хоть немного собраться с мыслями. Для того чтобы одержать вторую победу, нужно было продлить этот поцелуй как можно Дольше. Впрочем, независимо от того, проиграет она или выиграет, останавливаться Минерве совсем не хотелось. Хотя рот Блейка был крупнее, чем ее, их губы слились на удивление идеально. Она могла бы поклясться, что сквозь них не смог бы проникнуть ни один воздушный пузырек.

Она скорее чувствовала, чем слышала мягкий ритм его дыхания, которое звучало в такт ее собственному, создавая гармонию… возлюбленных. Это слово пронзило ее сознание и заставило сердце забиться сильнее. Неужели так можно назвать их с Блейком? Возлюбленными, равно как и мужем и женой. Это казалось столь же невероятным, как и верным. Она застонала от удовольствия и отдалась восхитительному вкусу поцелуя.

Наслаждение полностью поглотило ее. Блейк оглаживал пальцами ее затылок, а его упругое поджарое тело накрыло ее, прижимая к обтянутой бархатом стене ложи. Она со стоном ответила на его поцелуй, нетерпеливым поглаживанием ответила на его поглаживания и снова застонала, на этот раз громче, когда Блейк прижался своими чреслами к ее лону. Минерва почувствовала, как нечто твердо-упругое касается ее тела, и от этого внутри у нее разлилась жаркая истома. Она отстранилась, и на этот раз громко застонал Блейк.

Окружающий мир отступил от двух тел, слившихся в одно, дышавшее одним дыханием. Где-то вдалеке продолжала звучать музыка, мелодии несколько раз сменяли одна другую, и лишь этим измерялось время. Но «Кафе де ла Пэ», казалось, находилось в другой вселенной, а в этой остались лишь они, Минерва и Блейк. Мысли кружились и путались. Минерве не хватало дыхания, она ослабела, полностью погрузившись в новые для нее ощущения. Ей хотелось большего, хотелось, чтобы все это длилось вечно. Она запустила пальцы в его волосы и нетерпеливым движением огладила его голову, потом скользнула рукой вниз и, жадно обхватив пальцами его упругую ягодицу, прижалась к бедрам Блейка.

Это было чисто инстинктивное движение, но каждая клеточка его тела напряглась, а твердый выступ стал еще тверже. Блейк оторвался от ее губ.

— О, Минни, — застонал он и, обхватив жену за ягодицы, приподнял ее и плотно прижал к себе, буквально ввинчиваясь бедрами в ее тело и покрывая ее лицо и шею быстрыми крепкими поцелуями. — О, Минни, — вновь выдохнул он, уткнувшись лицом в ложбинку между грудей, — вы хотите меня убить.

— Блейк, — прошептала она, — я выиграла.

Это не был возглас триумфа, потому что, если быть честной, она не испытывала особой радости, скорее чувство неудовлетворенности от того, что поцелуй закончился. Она готова была не останавливаться еще час или даже два. Минерва в изумлении покачала головой — все это необычное занятие обозначалось единственным коротким словом — поцелуй. Блейк поднял голову и посмотрел на нее. Голубые глаза Минервы потемнели и сверкали, хотя она сама не осознавала, каким чувством это было вызвано. Она привстала на цыпочки, пытаясь вновь отыскать его губы, но он сделал шаг назад, и она всем телом ощутила прохладу. Его дыхание было таким же неровным и затрудненным, как и у Минервы.

— Очень неплохо, миледи, — произнес он с напряженной улыбкой. — Еще одно одолжение зачтено.

— Можно попробовать еще одно.

Она попыталась вложить в эту фразу состязательность, которой на самом деле не испытывала.

— Думаю, мы оба заслужили шампанское.

Ей хотелось поцелуев, а не шампанского. Почему же он не испытывал подобного?

Блейк взял ее руку и поцеловал в ладонь нежным, неспешным поцелуем. Минерва почувствовала себя лучше.

— Давайте присядем, — предложил он и сел рядом, но не слишком близко, наполнил бокалы игристым вином.

— За самое увлекательное состязание, — произнес он, поднимая свой фужер.

Многозначительный тон, сопровождаемый долгим взглядом, вновь вызвал дрожь в ее теле. Возможно, сегодня ночью они наконец действительно станут мужем и женой.

Блейк остановился перед дверью в спальню жены. Его слегка качнуло. Слишком много шампанского, решил он.

— Спокойной ночи, — сказал он, слегка касаясь губами ее запястья, словно прощался с пожилой дамой. — Надеюсь, что сон ваш будет крепким.

— Э… спокойной ночи.

Минерва, по-видимому, находилась в замешательстве, глядя ему в лицо слегка затуманенным взором.