Рассудку вопреки Невилл Миранда

Глава 14

Минерва проснулась с легкой головной болью. Когда ближе к рассвету она наконец легла в постель, то была еще слегка пьяна. Ей следовало помнить, что шампанское, каким бы восхитительным оно ни казалось, следует пить умеренными дозами. Она звонком вызвала горничную и попросила принести чашку чая и тост в постель. Обычный утренний шоколад в таком состоянии казался слишком питательным. В ожидании завтрака она размышляла о печальном завершении великолепного вечера.

Блейк намеренно уступил ей победу в состязании, теперь она была в этом уверена. Ни на мгновение она не поверила, что Блейк, обладавший выносливостью опытного охотника, не мог продолжить поцелуй. Но он реабилитировался, развлекая ее приятными разговорами за бокалом шампанского. Ничего особенного сказано не было, но ей пришлось признать, что ее муж весьма занимательный собеседник, когда дело ограничивается легким светским разговором. После того как они немало выпили и съели и сравнили мастерство выступавших друг за другом канатоходцев, никто из которых, к счастью, не рухнул на зрителей, Блейк предложил перебраться в другое заведение.

В «Кафе де Чинуаз» также играла музыка, восхитительно непритязательная, а обслуга вполне соответствовала декорациям — гостей обслуживали хорошенькие девушки в китайских костюмах. Распив еще одну бутылку шампанского, которое, по мнению Блейка, уступало качеством шампанскому в «Кафе де ла Пэ», хотя Минерва не ощутила разницы, они закончили вечер мороженым у «Тортони».

Блейк был внимательным и неутомимым спутником, потакал ее желаниям, распахивал перед ней двери, помогал подниматься и спускаться по лестницам, усаживал в экипаж и помогал выходить из него. Он шептал ей комплименты, и его дыхание щекотало ей ушко. Часто целовал ей руку, не упуская возможности мягко поддразнить жену, неизменно называя ее Минни.

То, что после всего этого он опять не пришел к ней в спальню, стало для Минервы еще большей загадкой.

В комнату постучалась горничная с подносом.

— Его светлость уже проснулся? — спросила Мин, когда та поставила поднос на стол.

— Маркиз вышел более часа назад.

Мин посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, удивилась позднему часу и немного обиделась на Блейка. Она надеялась, что сегодняшний день они проведут вместе. Записка на подносе несколько уняла ее досаду. Пока она не начала читать ее.

Его почерк был ей совершенно незнаком, если не считать его четкой однословной росписи в книге постояльцев и на брачном свидетельстве.

Почерк у Блейка оказался совершенно отвратительным.

Она изумленно уставилась на листок, не в силах поверить, что прекрасно образованный взрослый человек способен изобразить такие каракули. Конечно, можно было предположить, что Блейк писал записку в страшной спешке, но даже это обстоятельство не оправдывало подобной небрежности. Его почерк был настолько неразборчивым, что создавалось впечатление письма шестилетнего ребенка, имеющего некомпетентную гувернантку.

«Дорогая Минни» — так начиналась его записка, но выглядело это как «Дрогая Мнии». Если уж он решил продолжать допекать ее этим ужасным прозвищем, то мог бы по крайней мере научиться правильно его писать. «Я поехал на втсречу с человеком по поводу лшоади». Следующая часть была еще хуже, и ей потребовалось некоторое время, чтобы расшифровать послание: Блейк намеревался вернуться в полдень и повезти ее кататься. Наиболее внятной частью этого краткого, но совершенно невразумительного послания была подпись.

Именно тогда, когда их времяпрепровождение начало напоминать настоящий медовый месяц и они начали получать удовольствие от общения, он оставил ее, чтобы взглянуть на лошадей. Точнее, на «лшоадей». Учитывая его везение, продавец окажется старым другом Наполеона Бонапарта, и Блейк вновь вырвется вперед в их состязании. Не то чтобы ее печалила необходимость платить по счетам, но было бы гораздо забавнее, если бы должником оказался сам Блейк. Кроме того, несправедливо, нелепо и унизительно то, что она, годы изучавшая политику и дипломатию, оказалась побежденной человеком, главный интерес которого сосредоточен на лошадях. Человеком, который даже писал с ошибками!

Вздохнув, Минерва вернулась к вопросу, который занимал ее со вчерашнего дня. Как ей узнать, о чем сегодня в полдень будут говорить принцесса Вальштейнская и герцог Муши-Ферран? Эти двое тайно встречаются во дворце герцога на Сен-Луи. Как представлялось Минерве, принцесса нанесет официальный дневной визит хозяйке дома и под этим предлогом обсудит с герцогом свои тайные дела.

Немного подумав, Минерва отвергла идею проникнуть в дом Муши, переодевшись служанкой, хотя чертовски интересно было бы поговорить на эдаком французском «кокни», да еще с австрийским акцентом. Если назваться горничной принцессы, то ее, конечно, впустят в дом, но скорее всего сразу же проводят к так называемой хозяйке, и обман раскроется. В конце концов Минерва решила нанести визит герцогине Муши-Ферран под собственным именем. Ведь герцогини должны общаться, а она фактически уже является одной из них. Когда двери особняка Муши раскроются перед ней, придется положиться на свою способность к импровизации.

К счастью, изысканное прогулочное платье из ярко-синего шелка уже было доставлено от парижской модистки. Надетое с горностаевым палантином, голубыми лайковыми перчатками и туфельками и chapeau de velours[10], оно выглядело таким элегантным, что произвело впечатление даже на Минерву — в таком наряде она выглядела до кончиков ногтей знатной дамой. Диана могла бы гордиться ею, подумала Минерва, бросая перед выходом последний взгляд на зеркало в холле.

Выйдя из наемного экипажа во дворе особняка герцога Муши-Феррана, Минерва велела своему лакею, одному из тех, кто обслуживал их апартаменты, объявить о прибытии маркизы Блейкни. Она вошла в вестибюль с гордо поднятой головой и видом настолько величественным, что напыщенному лакею в парике оставалось лишь с поклоном проводить ее в гостиную — огромную комнату, обставленную весьма вычурной и сплошь позолоченной мебелью. Громоздкая хрустальная люстра, свисавшая с расписанного фресками потолка, доминировала в помещении, зрительно уменьшая в размерах фигуры двух присутствовавших в комнате дам.

Старшая из них, ничем не примечательная дородная женщина с нарумяненным лицом, едва не вываливавшаяся из своего чересчур богато украшенного платья, оказалась матерью герцога, вдовой бонапартистского генерала. Минерва была достаточно проницательна, чтобы заподозрить: происхождением эта дама похвастаться не могла.

Ее невестка, напротив, казалась очень бледной и худощавой. Она явно происходила из аристократической семьи, и нынешний герцог женился на ней вскоре после получения титула, стремясь подтвердить свои роялистские настроения.

Обе герцогини приняли Минерву любезно, хотя и были несказанно удивлены этим неожиданным визитом. Вряд ли дамы поверили, будто этот визит ей посоветовала нанести герцогиня Хэмптон, вряд ли помогла Минерве и сложная система связей через выдуманных друзей и несуществующих родственников. Но как бы то ни было, известное имя гостьи и ее превосходный французский произвели на хозяйку необходимое впечатление, и та не стала углубляться в детали.

Решаясь на эту авантюру, Минерва рассчитывала хоть что-то узнать у старой герцогини о политических пристрастиях герцога. Кроме того, теоретически существовала возможность из первых рук получить сведения об окружении Наполеона II. Вот только спрашивать французов об их бонапартистском прошлом определенно было не comme al fauf[11]. Поэтому прежде чем начать розыски герцога, Минерве пришлось добрую четверть часа потратить на светскую болтовню. Она помнила, что его светлость в разговоре с принцессой говорил о трех часах, но до назначенного времени оставалось лишь несколько минут, а герцога в доме, по-видимому, не было. Может, высокопоставленную австрийскую гостью проведут прямо к нему в кабинет?

— Я имела удовольствие быть официально представленной monsieur в австрийском посольстве, — наконец сказала она. — Его светлость присоединится к нам?

Вопрос, казавшийся ей абсолютно невинным, был воспринят совершенно неожиданным образом. Молодая герцогиня ошеломленно округлила глаза, а ее свекровь, ответив коротким «нет», бросила на Минерву такой взгляд, словно уличила ее в чем-то выходившим за рамки всех приличий.

Такая реакция, безусловно, грозила разрастись в настоящий скандал, но Минерве повезло. В этот напряженный момент двери гостиной распахнулись и в комнату ворвалась шумная компания: несколько дам, двое джентльменов и целый выводок детей. По всей видимости, гостей ожидали. Тут же зазвучали радостные приветствия родственников, что немного напомнило Минерве встречи ее собственного шумного семейства. Воспользовавшись суматохой, она извинилась и быстро вышла, якобы повинуясь непреодолимому «зову природы».

После посещения английского посольства и некоторых французских особняков Минерва вынесла общее представление о том, как устроены дома здешних вельмож. Она не без оснований рассчитывала, что у герцога есть собственные апартаменты, вероятнее всего, в одном из жилых флигелей. С бешено колотившимся сердцем она обогнула здание по казавшейся бесконечной галерее, и негромкий перестук собственных каблуков казался ей оглушительным. К своему облегчению, она не встретила ни одного слуги. И этот факт сам по себе имел большое значение. Если у герцога была назначена тайная встреча, которая могла расцениваться как попытка государственной измены, то, конечно же, вельможа намеренно удалил слуг. Выйдя из галереи, она обнаружила дверь, ведущую в небольшую, обставленную, как кабинет, комнату. Глубоко вздохнув, Минерва решительно отворила дверь. Если в комнате кто-то окажется, она заранее готова была оправдаться тем, что заблудилась. И тут ей повезло во второй раз: из соседней комнаты донеслась немецкая речь, и голос был женский!

Минерва изо всех сил пыталась разобрать слова, но тут ее внимание привлек громкий стук каблуков. Кто-то шел по коридору, причем шел быстро, даже не пытаясь скрыть свое приближение.

Все-таки есть кое-что приятное в статусе молодожена, размышлял Блейк, возвращаясь домой. Войдя в апартаменты, он готов был немедля броситься к Минерве, хотя и опасался, что оставленная им записка, мягко говоря, удивила супругу. Конечно, слуги сообщили бы леди Блейкни о планах супруга, но он хотел оставить личное послание, хотел дать ей понять, что, уходя, думал только о ней. Этим утром Блейк полнился оптимизмом и поэтому решил рискнуть. Если повезет, Минерва отнесет его ужасный почерк и грамматические ошибки на счет небрежности. Многие из его итонских однокашников были столь же слабы в чистописании, хотя, конечно же, прекрасно умели читать.

Сдержав первый порыв, он скользнул в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Почти все утро Блейк провел в конюшне, а затем в отличном фехтовальном поединке скрестил рапиры с Армитажем. Сегодня утром он проснулся, чувствуя себя вялым и разбитым, и только хорошая физическая нагрузка могла привести его в норму. Блейк с детства привык нагружать себя различными физическими упражнениями, и немало в этом преуспел, чего нельзя было сказать об интеллектуальных занятиях, в которых его преследовали постоянные неудачи. В действительности плохое настроение и самочувствие Блейка было вызвано слишком долгим для него воздержанием.

«Скоро, — пообещал он себе. — Скоро».

Едва смыв с себя пот и переодевшись, он поспешил в гостиную, но обнаружил комнату пустой. Копошившийся у камина слуга был не в счет. На вопрос, где миледи, слуга ответил, что мадам уехала, взяв кабриолет. Зато она оставила записку.

Черт побери эту женщину! В фехтовальном клубе он услышал кое-что, весьма нелестно характеризовавшее герцога Муши-Феррана, и Блейк хотел предупредить Минерву, прежде чем та, словно гончая, бросится по следу, выслеживая сторонников Бонапарта. Возможно, Муши и в самом деле симпатизирует приверженцам покойного императора, ибо Блейк не слышал ничего, что говорило бы об обратном. С большей уверенностью можно было утверждать о склонности герцога к самым разнообразным любовным приключениям. В данном случае невинная супруга Блейка могла оказаться в ситуации гораздо более сложной, чем пребывание несколько часов в лондонском полицейском суде.

В состоянии близком к паническому Блейк внимательно изучал листок бумага. Письмо было написано аккуратным и ровным почерком, но, к несчастью, не прописными буквами, которые он без труда мог прочитать. К тому же оно было гораздо пространнее его собственного послания. Блейк сделал глубокий вдох и попытался расслабиться. Иначе он потеряет драгоценные минуты, тупо рассматривая скачущие в бессмысленной пляске буквы. Он довольно быстро нашел то, что искал — Муши-Ферран, а перед именем, несомненно, стояло слово «особняк».

Блейк послал слугу за фиакром и, когда экипаж прибыл, поехал на Сен-Луи. По пути ему удалось расшифровать большую часть письма, что лишь подтвердило правильность его догадки. Увидев подпись, он улыбнулся: Минерва Блейкни. Ей еще не так часто доводилось что-либо подписывать своим новым именем. Обращение было корректным, но довольно официальным: «милорд». Во многих отношениях Минни свято соблюдала приличия, хотя в глубине ее души таился мятежный дух. Он подумал, удастся ли ему убедить Минерву поддержать его намерение попрать традиции его семьи и отказаться от своей доли «национального пирога».

Отель Муши представлял собой один из огромных парижских особняков, столь же впечатлявший, как и Вандерлин-Хаус, но обладавший большим изяществом и очарованием. Фиакр въехал во двор и остановился рядом с кабриолетом Минервы. Блейк вышел из экипажа и поднялся по ступеням к на удивление скромному главному входу. Мажордом подтвердил, что миледи Блейкни действительно прибыла с визитом. Слуга проводил Блейка в гостиную, где он обнаружил оживленное семейное сборище. Минервы здесь не было, как не было и ни одного джентльмена, который отвечал бы полученному им описанию герцога.

Блейк не мешкая вышел из гостиной, не без оснований надеясь, что на него никто не обратил внимания.

— Где его светлость? — спросил он у проходившего мимо лакея, используя двойной способ получения гарантированного ответа: одной рукой он приподнял слугу за шкирку, а другой продемонстрировал золотой. Лакей, на которого произвели впечатление как мускулы Блейка, так и достоинство монеты, подробно объяснил, где найти герцога.

Глава 15

Минерва быстро соображала: если ее обнаружит слуга, то она сумеет выкрутиться, придумав что-нибудь, что объяснит ее присутствие в приватной части дома. Но что, если в соседней комнате не герцог с принцессой? Что, если хозяин дома вдруг застанет ее здесь? Боже, как же ей хотелось услышать, о чем говорят за этой тяжелой дубовой дверью.

Решительно подхватив юбки, Минерва на цыпочках метнулась к огромному камину, перед которым стояла гобеленовая ширма. Она едва успела скользнуть за деревянную раму, как дверь, тихо скрипнув, отворилась.

Она слышала, как неизвестный ступил в комнату, и замерла. Тишину нарушало лишь дыхание вошедшего.

— Минни? — Ее имя было произнесено шепотом.

— Блейк?

— Минни, можешь не прятаться. Я вижу твои перья.

Досадуя на то, что недооценила высоту ширмы и забыла про свою шляпку с пышными страусиными перьями по пять луидоров каждое, Минерва вышла из своего укрытия и хмуро воззрилась на своего мужа.

— Что ты здесь делаешь? — сердитым шепотом спросила она. — И как ты узнал, что это я? Это ведь новая шляпка.

Блейк поднял глаза к потолку.

— Я не знаю другого человека, способного на столь неразумный поступок.

— Говори тише, — предупредила его Минерва, хотя он и так отвечал ей едва слышным шепотом. — Я попытаюсь расслышать, что там происходит.

— Нет, Минни, ты не станешь этого делать. Мы уходим отсюда. На объяснения нет времени. — Блейк направился в ее сторону, но она уклонилась от него, закрыла дверь, выходившую в коридор, и подошла к двери смежной комнаты. Раздраженно отмахнувшись, она остановила Блейка, который двинулся к ней, и приложила ухо к темному дереву. На этот раз она отчетливо услышала два голоса, один из которых был мужским, разговор шел все еще по-немецки. Воодушевленная, Минерва едва ли не распласталась по дверной панели, стараясь разобрать доносившиеся слова.

— Ты очень плохая собака.

По крайней мере Минерве послышалось что-то очень похожее.

Затем раздался звук, как если бы женщина изображала лай собаки, и какое-то шарканье.

Минерва в изумлении покачала головой и даже слегка потеребила ухо, чтобы убедиться, что она не ослышалась.

— Лижи сапоги!

Что?!!

— Что? — Блейк подошел к ней и потеснил жену у дверного проема.

— Ш-ш-ш!

Минерва опустилась на колени и заглянула в замочную скважину. Отверстие оказалось большим, и она увидела большую часть смежной комнаты. Ее взгляду предстала нижняя часть тела джентльмена — от пояса до сапог, и, даже не видя красного лица и щедро напомаженных буклей, она без труда узнала довольно плотную фигуру герцога Муши-Феррана. Шаркающий звук материализовался в образе принцессы Вальштейнской, которая, стоя на четвереньках в одном лишь нижнем белье, подползла к хозяину дома и принялась выполнять его команду.

Минерва едва не лишилась чувств. Она считала, что ее трудно удивить, но эта картина потрясла. Когда Блейк потеснил ее, она не стала противиться. Он склонился к замочной скважине и, едва слышно присвистнув, затрясся от беззвучного смеха.

— Что они делают? — прошептала она, но Блейк в приступе неудержимого веселья был не в состоянии ответить ей даже жестом.

Через несколько секунд из-за двери донесся голос Муши-Феррана, громко отдавшего новый приказ.

— В кабинет. Я хочу тебя на столе.

Красивые сапоги, наверняка вылизанные дочиста, сделали шаг в направлении двери, за которой находились Минерва с Блейком.

Не раздумывая, Минерва быстро поднялась на ноги и потянула Блейка за рукав, пресекая вероятные возражения.

— Скорее. Они идут сюда. Быстро за ширму.

Они едва успели скрыться за ширмой, как дверь отворилась. Минерва безжалостно сорвала свою замечательную шляпку и швырнула ее на пол. Для двоих ширма оказалась узковатой, а взглянув наверх, Минерва обнаружила, что их убежище еще и невысокое, во всяком случае, макушку Блейка гобеленовые створки прикрыть не смогли. Минерва опустила голову и довольно чувствительно ткнулась носом в подбородок супруга. Ее грудь, несмотря на скромные размеры, касалась его груди, а бедра оказались плотно прижаты к его чреслам. Она тут же попыталась отстраниться, но Блейк положил ей руки на бедра и крепче прижал Минни к себе.

Пришлось покориться силе и обстоятельствам, тем более что вырваться из крепких рук Блейка у Минервы не было ни единого шанса, да ей этого и не хотелось. Если бы ситуация, в которой они оказались, получилась бы менее скандальной, она наверняка насладилась бы столь тесными объятиями. А сейчас оставалось только надеяться, что им удастся выбраться отсюда, избежав разоблачения и публичного скандала. Но если они продолжат подглядывать за специфическими играми, грандиозного скандала избежать не удастся. С другой стороны, будучи неисправимой оптимисткой, Минерва все же надеялась, что, закончив свои «собачьи забавы», любовники перейдут к разговору о возведении Наполеона II на французский престол.

Но знатная дама и личный друг императрицы, громко тявкая и шлепая ладонями по паркету, вбежала в кабинет и остановилась у большого письменного стола, вопросительно глядя на своего властелина. Герцог приподнял женщину и приказал наклониться над столом. Блейк и Минерва имели удовольствие слышать, как рвется одежда, как раздаются сильные шлепки по голой плоти, все это также сопровождалось тявканьем, смешанным со стонами боли, которые звучали почему-то… как стоны наслаждения.

Благодаря шокирующей книге, взятой у Селии Кэмптон, Минерва считала себя хорошо информированной о необычном разнообразии любовных игр. Но она никогда не слышала ни о чем подобном и не могла представить, как женщина может получать удовольствие от унижений и издевательств.

Но отчего же тогда она вся горит и так остро осознает близость мужского тела, прижавшегося к ее телу? Она вновь запрокинула голову и заметила в темно-голубых глазах Блейка веселые искорки с отблеском настоящей страсти. Сердце Минервы на секунду остановилось, а грудь напряглась. Если бы Блейк не обнимал ее, она, наверное, грохнулась бы на пол. Минерва крепко вцепилась в его плечи, для равновесия разумеется. Но порочная, как ей показалось, улыбка тут же легла на эти красивые губы.

И тогда все началось.

Сначала как бы совершенно случайно его рука опустилась с ее талии на ягодицы и слегка сжала их. В ответ на возмущенный взгляд на лице Блейка появилось выражение веселого недоумения. Другая его рука последовала примеру первой. Он оглаживал ее ягодицы и одновременно прижимал к себе, давая почувствовать напряженное свидетельство его страстного интереса. Минерва подавила вспыхнувшее на мгновение желание игриво потереться о его плоть. Сейчас для этого было не то время и не то место!

Блейк, очевидно, считал иначе, и спустя миг она ощутила легкое дуновение воздуха по своим внезапно оголившимся икрам. Она опустила руку, чтобы удержать ползущие вверх юбки, но попытка оказалась тщетной. Большего Минерва позволить себе не могла, так как боялась, что их услышат. Его сухая теплая ладонь скользнула по бедру, до середины обтянутому чулком, и миновала подвязку, щекоча голую ногу. Попытка уклониться от этой принудительной ласки привела лишь к тому, что ноющее ощущение в самом низу живота лишь усилилось, а его до предела напрягшаяся плоть требовательно прижалась к ее телу.

Ее захлестнула нелепая смесь злости и возбуждения, но Минерва абсолютно ничего не могла поделать. Лорд Блейкни получит достойную отповедь, как только она сможет без опаски заговорить в полный голос. А пока она довольствовалась тем, что, припав губами к его горлу, довольно чувствительно прикусила гладко выбритую кожу. Нельзя было не признать, что Блейк проявил завидное самообладание: ощутив болезненный укус, он лишь коротко вздрогнул. Несколько секунд они стояли неподвижно, и Минерва решила, что супруг усвоил урок.

Но тут его рука поднялась выше и, неожиданно оказавшись в ее панталонах, принялась ласкать внутреннюю сторону бедер.

Когда Блейк обдумывал соблазнение своей жены — а подобные мысли занимали его значительную часть дня, — он представлял, как все это будет происходить на его огромной постели. Но ласкать жену, стоя в тесном закутке комнаты, в которой другая пара предавалась любовным утехам, никоим образом не входило в его планы. Все эти игры в рабское подчинение никогда его не привлекали, а уж его молодую жену подобная сцена похоже повергла в настоящий шок.

Однако Минерва еще раз доказала, что сделана из очень крепкого материала. Изумлена, да, но и только, ей-богу! Он, конечно же, заметил, что ее возбудили странные фантазии хозяина и его гостьи, не подозревавших о присутствии посторонних. Но то, что поначалу казалось не более чем фривольной шуткой, сейчас грозило выйти из-под контроля. Неужели она решила, что легкий укус в шею остановит его наступление? Чтобы не расхохотаться, Блейку пришлось стиснуть зубы.

Когда его рука начала путешествие по атласной коже внутренней поверхности бедер, Минерва дернулась, пытаясь высвободиться, но Блейк свободной рукой обхватил ее за талию и без видимых усилий удерживал на месте. Она, конечно же, вовсе не хотела, чтобы их обнаружили, поэтому сейчас полностью была в его власти, и Блейк вдруг с удивлением понял, что, хоть и против собственного желания, Минни наслаждается этим. Нежные завитки щекотали его ладонь, продолжавшую исследовать ее лоно, и когда его средний палец уверенно вошел внутрь, она дернулась всем телом, но лишь помогла его пальцу проникнуть глубже. Проникнуть в ее влажный жар. О Боже!

Дыхание Блейка стало затрудненным, а Минерва, старательно впитывая новые ощущения, прикрыла глаза. Она подалась навстречу его движению, поощряя Блейка на новые ласки. И он оправдал ее ожидания, прикоснувшись к самой чувствительной точке. Минерва, не в силах сдержаться, застонала, обнаруживая свое присутствие, но ничего ужасного не произошло. Там, на кабинетном столе, принцесса Вальштейнская почти достигла самого пика наслаждения, и ее страстные крики заглушали все остальные звуки.

Но Блейк не обращал на любовников никакого внимания, поскольку все оно было поглощено девушкой, которая, расцветая в его объятиях, быстро превращалась в женщину. Господи, как ему хотелось, чтобы эта парочка поскорее убралась отсюда, тогда он смог бы вывести Минерву из этого чертова дома и вместе с ней отправиться прямо в постель. Пересилив себя, Блейк с сожалением убрал руку, и юбки Минервы с тихим шорохом опустились вниз. Он скорее почувствовал, чем услышал ее протест и погасил его, припав к ее губам. Он уже знал, что ей нравится целоваться, и видел, что в этом виде искусства она делает значительные успехи. Не удовлетворяясь простым поцелуем, Минерва тотчас приоткрыла губы и жадно вобрала в рот его язык.

В этом поцелуе открылось ее отношение к жизни — эта девушка ничего не делала наполовину. Однако ему требовались немалые усилия, чтобы при всем при этом сохранять самообладание. Блейк крепко обнял Минерву, словно пытаясь слиться с ней в одно целое.

Принцесса прекратила тявкать, и теперь в комнате слышалось лишь учащенное дыхание. Блейк с Минервой осторожно отстранились друг от друга. Он отвел глаза от ее губ, которые только что целовал, и встретился с Минни взглядом. В ее глазах, таких огромных и поначалу несколько затуманенных, уже через секунду, когда парочка по ту сторону ширмы обменялась короткими фразами, мелькнула озабоченная настороженность. Не зная немецкого, Блейк догадался о значении прозвучавших англо-саксонских слов, которых наверняка не было в словаре его высокообразованной супруги.

«Займитесь этим где-нибудь в другом месте», — взмолился он.

Его мольба была услышана, и две пары ног прошествовали из комнаты. Полминуты спустя Минерва и Блейк, взглянув друг на друга, одновременно улыбнулись, еще через мгновение Минерва коротко кивнула.

Блейк показал себе на голову, напоминая Минерве о необходимости забрать шляпку, которая слегка утратила свою привлекательность, и, попятившись, выбрался из-за ширмы. Держась за руки, они на цыпочках пересекли комнату, скользнули мимо полуоткрытой двери в спальню, из которой уже опять доносились возгласы страсти, и шагнули в коридор, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь. Как только Блейк и Минерва завернули за угол и вышли на галерею, они одновременно остановились, дав волю нервному веселью.

— О Боже, Блейк, — Минерва дрожа, поправляла шляпку перед одним из зеркал, пытаясь привести в порядок помятые перья, — я думала, что умру там.

Блейк едва сдерживался, чтобы не расхохотаться во весь голос.

— Ты сумасшедшая, Минни. Совершенно сумасшедшая. За тобой нужен глаз да глаз.

— Чепуха. Мой план был хорош, и он бы сработал.

— Он бы сработал, если бы эта парочка действительно обсуждала реставрацию империи — ты это имеешь в виду?

— Тише! Может быть, сейчас они говорят именно об этом.

Он встретился с ней взглядом в зеркале и поднял брови.

— Впрочем, наверное, нет. Какая странная пара. То, чем они занимались, нельзя назвать нормальными отношениями.

— Это и не в моем вкусе тоже.

Минерва оставила в покое шляпку и, обернувшись, посмотрела ему в лицо:

— Нет?

— Все эти собачьи игры просто нелепы.

Минерва хихикнула:

— Я не верила своим глазам.

— Однако я вполне могу представить, что захочу отшлепать тебя.

— Как ты смеешь!

— Мне уже сейчас хочется уложить тебя к себе на колени и хорошенько отшлепать.

Она не знала, верить ли ему, и не могла понять, возмущаться ей или смеяться. Это смятение чувств отразилось на ее лице, и Блейк, усмехнувшись, продолжил:

— Но лишь для того, чтобы отбить у тебя охоту к подобным глупостям.

Сильная мужская рука легла на ее плечо, помешав преданно завилять хвостом.

— Позволь напомнить тебе о моих вкусах, Минни, — мягко произнес Блейк и обхватил ее губы легким, но долгим поцелуем. Их дыхание смешалось, а его естество, несколько успокоившееся во время чудесного спасения, вновь напомнило о себе.

— Давай выбираться отсюда, — прошептал он.

Десять минут спустя он уже оценивал удобства французского кабриолета. Легкий двухместный экипаж с откинутым верхом не скрывал седоков от взоров прохожих, и Блейк не мог целовать жену по дороге домой. Однако даже в таком экипаже оставалась возможность для эротических шалостей, поскольку до самого пояса пассажиров укрывала кожаная полость. Блейк по-хозяйски положил руку ей на колено, через шелк платья оглаживая приятную округлость.

— Почему ты отправился меня искать?

Очевидно, ее мысли были заняты другим.

Его ласки сместились на бедро.

— Ты еще спрашиваешь?

— Я ведь оставила записку.

— Да, оставила.

— Так почему же?

Пальцы Блейка нырнули во впадину между бедрами и даже сквозь все слои женских одеяний ощутили ее тепло.

Минерва тихонько охнула, но, к его удовольствию, немного развела ноги.

— Я отправился тебя искать, Минни, — прошептал он ей в самое ухо, — потому что больше не мог ждать.

Позже, подумала Минерва, она спросит его позже. Сейчас ей хотелось думать о восхитительных ощущениях, вызванных его горячим дыханием и движением руки под пологом коляски. Там, за ширмой, когда он впервые дотронулся до ее тела, она едва не закричала от легкого шока и неожиданного удовольствия. Но и сейчас, когда его прикосновениям мешали юбки и панталоны, ощущения казались почти такими же сладостными. Она откинулась на мягкую кожаную спинку сиденья и подалась навстречу прикосновениям Блейка. И все же Минерве хотелось большего. Она схватила его ладонь и с силой прижала к своему телу.

— Да, Минни, именно так, — произнес он.

Девушка содрогнулась, почувствовав рождавшуюся внизу живота горячую пульсацию. Застывшим взглядом она смотрела в спину сидевшего на невысоких козлах кучера и безо всякого смущения задалась вопросом, догадывается ли этот человек о том, что происходит в его экипаже.

Впрочем, ее это абсолютно не волновало. Сейчас Минерву вообще ничего не интересовало, кроме его восхитительных ласк. Она закрыла глаза и глубоко задышала, поняв, что испытывает самое настоящее желание — желание физической близости.

Звякнула упряжь, экипаж остановился, и восхитительное приключение закончилась.

— Приехали.

— Что?

Минерва словно очнулась от прекрасного сна.

— Идем, — сказал Блейк сдавленным от страсти голосом. Он помог жене выйти из экипажа, и лишь его поддержка позволила ей не споткнуться на булыжной мостовой. До неприличия шаткой походкой она, опираясь на его руку, с трудом поднялась по оказавшейся вдруг очень крутой лестнице в их апартаменты.

— Миледи неважно себя чувствует, — предупредил Блейк лакея, который встретил их в холле. — Проследите, чтобы мадам не беспокоили.

— Прислать горничную? — встревоженно спросил слуга.

— В этом нет необходимости, — возразил Блейк и повел жену по коридору.

— Это твоя комната, — запротестовала Минерва. — Что он подумает?

— Представь себе, меня это совершенно не волнует. Господи, Минни, ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь?

Эта мысль ей понравилась.

— Думаю, то же, что и ты со мной.

— Хорошо. Повернись.

Прежде чем она успела возразить, Блейк оказался у нее за спиной и начал расстегивать пуговицы платья. Целуя ее волосы, отчего по позвоночнику разливалась восхитительная дрожь, он стащил с рук шелковые рукава, и платье с шелестом упало на пол. Минерва прижалась спиной к его широкой груди.

— Еще, — произнесла она.

— О да, Минни. Будет гораздо больше, я обещаю. И я хочу видеть гораздо больше. Начиная с твоих волос.

Его пальцы, жесткие, но в то же время ласковые, скользнули по ее голове, отыскивая и вынимая заколки, освобождая крупные локоны, которые тут же рассыпались по ее спине.

— Словно золотой поток, — пробормотал Блейк.

Было что-то волнующее в том, что он находился у нее за спиной. Не видя его, Минерва особенно остро ощущала прикосновение его рук и губ, упивалась бархатными переливами его голоса. Трудно представить, что было время, когда она терпеть не могла этот голос. Теперь же каждое произнесенное им слово вызывало у нее чувственный трепет. Минерва поймала себя на мысли, что ей приятно чувство подчиненности, которое она испытывала в его объятиях. Ей хотелось доверять и доверяться ему, хотелось позволять делать все, что ему вздумается. Некоторое время Блейк боролся со шнуровкой корсета, и, когда тугие путы ослабли, она послушно вытянула руки, и корсет с сухим стуком соскользнул на паркет. Безусловно, Блейк умел управляться с женской одеждой. За корсетом последовали сорочка, потом панталоны, и спустя всего минуту на Минерве не осталось почти ничего.

Держа ее за талию, он обошел Минерву, встал перед ней и оглядел, пытливым взглядом вбирая ее всю — от голубых лайковых туфелек до рассыпавшихся по плечам золотистых волос. Взгляд Блейка скользнул по белым шелковым чулкам, ажурным подвязкам, немного задержался на рыжеватом треугольнике лобковых волос и наконец остановился на ее груди. Блейк поднял руку и осторожно одним пальцем почти благоговейно коснулся одной груди, и от этого почти робкого прикосновения по ее телу разлилась блаженная истома.

— Минерва. — Слово закрутилось, словно шелковая нить. — Истинная богиня. Как подходит тебе это имя.

Его палец жестко огладил сосок, и легкая боль в груди отозвалась ноющим томлением внизу живота.

Наконец их взгляды встретились, но, вместо того чтобы почувствовать себя смущенной, как можно было ожидать, она ощущала себя прекрасной и сильной, ибо, вне всяких сомнений, этот великолепный мужчина хотел ее. И то, что она стояла перед ним обнаженной, в то время как он был полностью одет, заставляло Минерву ощущать себя восхитительно грешной и особо уязвимой. Решившись, она потянула его за шейный платок.

— Я тоже хочу тебя видеть, — сказала она, старательно скрывая за спокойным тоном бешеный стук собственного сердца.

Блейк улыбнулся своей изумительной улыбкой и, не отрывая от жены взгляда, снял сюртук и бросил его в кресло.

— Все, что пожелаешь, Минни.

И в этот момент она поняла, что ей нравится, когда он называет ее этим глупым детским именем. Вот только признаться в этом она никогда не посмеет.

Блейк неспешным движением стянул галстук и начал снимать жилет.

— Позволь мне помочь тебе.

Расстегивая серебряные пуговицы, она наклонила голову, приглашая его к поцелую, и поцелуй не прервался, даже когда Блейк стягивал со своих плеч жилет. Она опустила руки на его бедра, собираясь расстегнуть пуговицы его брюк, но он остановил ее.

— Подожди, — сказал он, его дыхание было слегка прерывистым, а глаза приняли оттенок насыщенного индиго. Он поднял руки, и Минерва через голову стянула с него рубашку.

Никогда она не видела такой изумительной фигуры, такого мускулистого тела, чувственно припорошенного золотистыми волосками. Минерва отступила на шаг, чтобы полнее насладиться этим зрелищем.

— Прикоснись ко мне, Минни. Я хочу, чтобы ты трогала меня. Везде.

— Да, — выдохнула Минерва, и ее ладонь легла на теплую кожу. Поначалу робкими, а затем все более уверенными движениями она сперва исследовала его атлетически широкие плечи и грудь, затем плоские диски его сосков и, наконец, жесткий рельеф живота. От этих легких, но исполненных глубокой чувственности прикосновений ее собственная грудь начала тяжело вздыматься. В приступе едва сдерживаемого желания Минерва припала к его груди и уткнулась носом в мягкие волоски, вдыхая пряный мужской запах.

Он коснулся ее головы и с необычайной нежностью провел ладонью по волосам Минервы.

— Думаю, — сказал Блейк, — нам пора лечь в постель.

Он сдернул покрывало, и Минерва легла на прохладные простыни, Блейк тем временем скинул туфли и лег рядом.

— Почему ты не разделся?

— Это твой первый раз, Минни, и будет лучше, если мы не станем торопиться. Если я не буду… свободен, то уменьшится вероятность того, что я сделаю нечто, о чем впоследствии пожалею.

— Что?

Минерва удивилась и немного обиделась. Теперь, когда они зашли так далеко, ей было очень любопытно увидеть возбужденную плоть мужчины. Особенно его плоть.

— Не важно. В конце концов ты все поймешь. Расслабься и положись на меня. Обещаю, что ты получишь гораздо больше удовольствия, если будешь действительно возбуждена.

— Я уже возбуждена. Я была возбуждена, когда ты прикасался ко мне в отеле Муши. Я была возбуждена в экипаже. Я возбуждена сейчас. Разве возможно испытывать еще большее возбуждение?

Он наклонился и, улыбнувшись, поцеловал ее.

— Конечно, возможно. Сейчас ты испытываешь самые разнообразные чувства и сохраняешь способность разумно излагать свои мысли, а это значит, что до настоящей готовности тебе еще долго.

— Уверена, что я уже готова.

— Я сказал разумно! При всем твоем уме, Минни, ты говоришь много ерунды.

Вместо того чтобы возмутиться столь нелицеприятным заявлением, Минерва решила не обращать внимания на его слова. Приходилось признать, что Блейк лучше ее знает, как действовать в такой ситуации. Не так давно Минерва искренне полагала, что Блейк предпочел бы опытную возлюбленную, но в данный момент ее неведение, по-видимому, вполне устраивало его. Она бы чувствовала себя более уверенно, если б имела хоть какой-то, пусть самый невинный опыт, но все ее познания в этом вопросе ограничивались сухой теорией. И хотя сейчас она буквально горела в предвкушении предстоящего события, все же не могла понять, о чем идет речь. Впрочем, Диана предупреждала, что в первый раз все может быть не так приятно.

Его губы изогнулись в порочной и немного хищной улыбке, от которой Минерву бросило в жар.

— Я уже говорил тебе, Минни, ты слишком много думаешь. Теперь, будучи твоим супругом, я просто обязан заставить тебя потерять голову.

Руками, губами и даже своей сухой горячей кожей он ласкал каждый дюйм ее тела и быстро довел до такого состояния, когда Минерва не только не могла думать, но и перестала понимать, где находится. Кто бы мог подумать, что груди окажутся такими чувствительными. А от прикосновения мужских губ к соску все ее тело пронзит почти невыносимое блаженство? Что трение мягкой ткани его брюк о ее обнаженную кожу окажется столь возбуждающим? Когда его пальцы вновь скользнули в ее сочившееся влагой естество, Минерва, застонав от восторга, выгнулась навстречу этому движению и прижала руку Блейка к своему лону, запрещая ему останавливаться. Используя все свое греховное мастерство, он ласкал и дразнил ее, пока наконец некое новое ощущение, разрастаясь, не заполнило всю ее сущность, вытеснив, кажется, весь мир.

— Пожалуйста, пожалуйста, — молила она, прижимаясь к нему и неистово желая того, что было выше ее понимания.

— Не сдерживайся, освободи себя, — прошептал он.

Минерва не слышала его, но ее тело, переполненное жаркой истомой, отреагировало на голос Блейка, и она еще крепче прижала к себе его руку.

— Не сдерживайся, — вновь повторил Блейк и нежно поцеловал ее в губы. Этот легкий поцелуй взорвал копившуюся в Минерве страсть, и она, коротко вскрикнув, улетела в глубокую блаженную темноту, где властвовало лишь чистое удовольствие.

Когда она вернулась в этот мир, Блейк, опершись на локоть, смотрел на нее с улыбкой, которую скорее можно было назвать самодовольной ухмылкой.

Несмотря на сгущавшиеся сумерки, было еще достаточно светло. Минерва скосила глаза на его бедра и решительно накрыла ладонью заметный выступ. Плоть мужчины ощутимо дернулась под тканью, а Блейк глухо застонал.

— Тебе больно? — удивилась Минерва. Она-то рассчитывала доставить мужу удовольствие.

— Боже, нет. Слишком хорошо. Сейчас я их сниму.

Блейк соскочил с кровати и быстро расстегнул пуговицы.

Когда брюки, а вслед за ними и нижнее белье скользнули на пол, его пенис — единственное слово, которое пришло Минерве на ум для обозначения этой части тела, — вырвался на свободу. Он был чуть больше, чем ожидала Минерва, ориентировавшаяся на образцы классической скульптуры, и чрезвычайно бодрый.

— Могу я к нему прикоснуться?

— Если ты собираешься избавиться от своей девственности именно сегодня, то лучше не надо. Ты, моя маленькая прелестная Минни, поставила меня в затруднительное положение.

Он мягким, но уверенным движением развел ее ноги и, устроившись между ними, накрыл Минерву своим телом. Волоски на его груди мягко щекотали ее груди, лаская вновь напрягшиеся соски. Блейк качался в колыбели ее бедер, а его член, горячий и твердый, прижимался к нежным интимным складкам, отчего желание с новой силой разгоралось внутри Минервы. Она выгнулась и крепче обхватила его плечи. Ее разгоряченное тело ощущало пылающую пустоту, которую нужно было заполнить как можно скорее, и вот напряженная плоть Блейка осторожно вошла в ее лоно, и Минерва застонала от возбуждения. Но уже в следующую секунду последовал решительный толчок, и короткая резкая боль обожгла ее нутро. Бедра Блейка задвигались, но ей было больно, и все удовольствие пропало, стон страсти сменился щенячьим поскуливанием.

— Потерпи, Минни, — прошептал он ей прямо в губы. — Скоро это пройдет.

Она верила, что Блейк сдержит обещание, но все же первые толчки походили на удары кинжала. Они все продолжались и продолжались, но боль понемногу стихала, уступая место раздражающему ощущению дискомфорта. Наконец Блейк на мгновение замер, затем напрягся и с глухим рычанием навалился на нее всем телом. Горячий поток, пульсируя, устремился в ее чрево. Его семя, догадалась Минерва.

На сей раз Минерва не испытала ощущения удовлетворенного блаженства, как тогда, Когда он ласкал ее своей рукой, лишь неудобство от тяжести его тела, не позволявшей ей вздохнуть полной грудью. В голове Минервы, вовсе не потерявшей способности думать, роилось множество самых разнообразных мыслей: например, о том, что ноги мужа оказались волосатыми, а на шелковом пологе постели видно довольно большое пятно. Не исключено, что после сегодняшнего соития она забеременеет. Как бы Минерва ни любила своих племянников, у нее не возникало желания производить потомство Дианиными темпами. К тому же ей хотелось осуществить множество своих задумок, прежде чем беременность заставит ее перейти к размеренной семейной жизни.

Блейк приподнялся на локтях и, скатившись с нее, перевернулся на спину. Дыхание его было несколько учащенным, но выглядел он вполне довольным. Минерва попыталась рассуждать здраво. Ранее он позаботился о том, чтобы доставить ей удовольствие. Не его вина, что она оказалась девственницей и что по закону природы в первый раз она испытала боль. Вот только она и представления не имела, хватит ли у нее сил вынести все это вновь. А вдруг каждый подобный акт сопровождается такими неприятными ощущениями?

Некоторое время Минерва тихо лежала рядом с мужем, чувствуя, как портится ее настроение. Даже несмотря на то что ее попытка найти сторонников Бонапарта закончилась полным провалом, она вправе была считать прошедший день довольно удачным, хотя и необычным, вот только ощущения последней четверти часа портили общее впечатление. До этого момента все было замечательно, они с Блейком наконец почувствовали себя настоящими молодоженами, смеялись, флиртовали и в конце концов занялись любовью. И вот теперь она вовсе не уверена в том, что способна наслаждаться супружеской жизнью и к тому же удовлетворять своего мужа, обладавшего большим опытом любовных утех, приобретенным в постелях умелых куртизанок. Некстати на ум пришли слова Дианы, которая как-то сказала, что, доставляя женщине настоящее удовольствие, мужчины сами испытывают более полное удовлетворение.

Ее терзала мысль о том, что вот сейчас Блейк лежит и думает о том, что она не подходит ему. Минерва была абсолютно уверена в своей способности заниматься общественными делами, но неожиданно для себя обнаружила, что как любовница явно оставляет желать лучшего. С другой стороны, если она все-таки доставила ему удовольствие, то почему он ей ничего не сказал?

Дыхание Блейка выровнялось. Он спал! Минерва резко села.