Ангарский Сокол Хван Дмитрий
— Казачков енисейских токмо гонят, ежели те на ангарскую землю ступят. А разбойных казаков, что против закону сбирают ясак, берут в полон. А по землице, говорил князь Сокол можно и разговоры весть.
— Добро. А что по сему скажешь? — самодержец кинул в сторону воеводы золотой кругляш, тот ловко поймал его и на ладони Беклемишева оказался ангарский червонец, на котором тускло отражались огоньки с подвешенных светильников.
Василий Михайлович попросил дозволенья внести дары князя Сокола. Кожаный мешочек с золотыми цервонцами, отлично выделанные шкурки соболей, горностая и нерпы, изящное зеркальце в золотой оправе и ружьё с отомкнутым штыком и патронташем, полным зарядов к нему. Самодержец даже встал с трона и подошёл поближе, чтобы разглядеть дары Сокола.
— Богато сработано, — отметил он, взявши изящное зеркальце.
— Великий государь, — осторожно начал Беклемишев. — Ангарский князь Сокол обязуется слать богатые дары на Русь каждый год, ежели ты, великий царь, дашь своё позволение на проход ангарских караванов по мангазейскому пути. А ещё, государь, князь Сокол хочет щедро платить золотом и мягкой рухлядью ежели ты, государь, станешь полонянных людишек ему посылать с Литвы или с Ливонии.
— На что ему людишки? Ужель мало душ в государстве его?
— Нужны ему крестьяне, государь. Воинов много, мастеров много, а крестьян совсем малое число.
— А ежели отряд стрельцов при пушках и с даровитым в воинском искусстве воеводой на Сокола того пустить? Сдюжит ли? — внимательно посмотрел на воеводу царь.
— Сдюжит государь, — вздохнул Беклемишев. — Отряд Ондрея Племянникова на трёх стругах с сотней казаков ангарцы ко дну пустили, не дали к крепости и близко подойти. А ежели и подошли бы — про ружья ихнеи я сказывал особо.
— Людишек ему значит, за золото и меха, — усмехнулся Романов. — Ну что же, будут ему людишки!
Беклемишев, видя как царь живо интересуется ружьём, предложил назавтра с утра пострелять по воронам, что в изобилии водились в Кремле. У царя даже проявлялась периодическая мигрень, вызывавшаяся их истошным гвалтом. Соколы, державшиеся на службе не справлялись с этими пернатыми волками, что постоянно склёвывали и пускали по ветру лохмотьями позолоту куполов кремлёвских храмов.
— Пошто с утра? Сейчас же и учнём! — воскликнул Михаил.
Промозглая погода с резким холодным ветром и ворохом острых снежинок, будто бы старательно метаемых им в лицо, не располагала к показательной стрельбе. Михаил поморщился, а дюжий боярин, глава сокольничего приказа с удовольствием предложил самодержцу испытать мушкет в нижних палатах приказа Большого Дворца, чем вызвал на себя гневный взгляд князя Алексея Львова, голову дворецкого приказа.
Тёмные своды нижних палат мигом осветились десятками свечей. Беклемишев посоветовал Львову заранее приказать служкам открыть находящиеся под потолком прямоугольные слюдяные оконца. Пара бояр приволокла, наконец, к несчастию для Алексея Львова, замеченный Михаилом в коридоре при лестнице полный комплект рыцарского облачения, который его предок стащил с трупа какого-то немецкого рыцаря ещё в Ливонскую войну. Кое-как установив его к дальней стенке, уложенной деревом, да подвязав к крючьям, торчащим из стены выше деревянной обивки, бояре шумно сопя, отошли к стоящим в сторонке остальным вельможам.
— Ну показывай, Васька, как сей чудной мушкет палит. Чай тут порох не сдует, — рассмеялся царь. Захихикали и бояре.
— Государь, нету тут отсыпного зелья, — удивил царя Беклемишев. — Токмо патрон, яко его называют в Ангарском княжестве. Тут взводится курок, здесь нажимаем на личину и открываем затвор кверху, берётся сей патрон и кладётся в приёмник до упору, закрываем затвор, дабы он щёлкнул. Опосля поднимаем прицел и целимся супостату в голову, нажимаем на спуск, — последние слова воеводы потонули в грохоте выстрела. А Беклемишев продолжал стрелять, второй выстрел, третий, четвёртый, пятый. Помещение потонуло в едком дыму, многие закашлялись. Царь приложив платок к лицу, с восторгом и озорным блеском в глазах смотрел на оружие.
— Ежели у моих стрельцов были бы такие мушкеты, никакие ляхи сейчас бы не терзали народ православный! Дай-ко и мне! — Царь буквально выхватил ружьё из рук воеводы.
— Сказывай, что делать! — прикрикнул на Беклемишева самодержец.
В итоге доспехи превратились в куски железа со рваными краями, а шлем даже раскололся от меткого выстрела царя, видимо сказалось плохое железо оного. Так и погибли привезённые из Ливонии латы безвестного немца, зато Михаил на радостях щедрой рукой возместил убыток обрадованному по этому поводу князю Львову. Сей проверкой ангарского оружия было решено и две задачи. Михаил окончательно решил для себя сотрудничать с Ангарией и торговать с нею людьми, но делать сие в тайне великой, дабы христианские государи Европы не прознали о сём никоим образом. На следующий день боярина Беклемишева царь назначил на должность головы новосозданного Ангарского приказа с наставлением сопровождать караваны к князю Соколу и забирать у него плату. В Енисейск же отбыл сын воеводы Измайлова, погибшего в Смоленскую войну — Василий Артёмович.
К весне надо было обновить ёзы — ограды пастбища от лесного зверя для возросшего в числе скота. Обходя и помечая себе пригодные для сего дела деревья, Яр забрёл на возвышающиеся над речной долиной Митькины холмы. Назвали их так совсем недавно, по имени младенца Димитрия, коего нечаянно родила тут одна из женщин деревни.
— Гленько!
Ярко с удивлением смотрел, как по рыхлому снегу к поморской деревне приближается монастырский возок. Земли, на которых стояла деревня, давно уже были отнесены к ведению Соловецкого монастыря. Однако, до сего дня монастырь не баловал поморов своим вниманием. Язычники они поганые, что же тут поделаешь! Поганые али не поганые, но с христианами уживались они вполне мирно, разве что в Архангельске или в Холмогорах пожурят поморов за невнимание такое ко Христу и Богородице. Конечно, в деревне были и христиане, но немного, всего лишь несколько семей и отношение с ними были ровными и взаимоуважающими. И вот, спешит кто-то из монастыря до Святицы. Проминая ногами наст, образовавшийся за ночь на мягком снегу, Ярко поспешил в деревню — подготовить встречу. Видимо, настало время и для Святицы, уж больно долго монастырь не обращал своё внимание на этот уголок Беломорья. Возок встречало уже полтора десятка хмурых бородатых мужиков. Возница, меж тем, остановил возок у третьего дома в линии и принялся оправлять упряжь, покуда щуплый старичок в рясе подходил к поморам. По сторонам старика сопровождали дюжие монахи. Подошедши к деревенским, старик пристально посмотрел на них и осуждающим тоном сказал:
— Без креста живёте, олухи! Не есть добро дело сие, покаяться надобно вам, да веру истинную принять.
Несмотря на лёгкий ропот, прошелестевший средь мужиков, иеродиакон Савватий продолжил:
— Да будет вам ведомо, что в прошлом годе царём отозван был воевода соловецкий и теперь игумен наш, Иринарх, заведует обороной обители и всего края беломорского от гостей незваных. Тако же впредь и вам надлежит лепту свою вносить в дело общее. В этом годе обязаны вы сдать денежный оброк в сорок рублёв, — Савватий с прищуром посмотрел на оторопевших людей.
«Ведомо ему, поди, про злато наше» — с досадой отметил Яр.
— И поставить подводы до Вологды, дабы вывезти хлеб и привезти соли. Да чинить монастырский двор и гумно надобно по весне, стало быть, отрядите пяток мужиков, — продолжил иеродиакон.
— По весне в море все уйдём, — воскликнул кто-то из толпы.
— Стало быть, оброку сдадите, коли работать не хотите, — начал сердиться Савватий.
«Звал же Вигарь меня в Ангарию» — тоскливо подумал Яр, оглядывая своих товарищей.
— Чем оброк-то отдавать, отче? — спросил старика один из христиан Святицы.
— Как чем? Скотинкою, курочкой, яйцами, — мягкий голосом ответил иеродиакон. — Ну я в соседнюю деревню отправлюсь, а гостей ждите. Да и подумайте о спасении души своей бессмертной — дабы не гореть вам в геенне огненной — примите в себе учение Спасителя нашего.
И потопал к возку, не оборачиваясь.
— Шшо ише дале будет!
— Шшо деитцэ! Пошшо? Ох те, мне! — раздались голоса в расходящейся по дворам толпе.
«Мне это не нать! Сейгод уйду к Вигарю» — решил для себя Яр.
Поговорив вечером с супругой и с соседом своим, Василием, Ярко решил по весне уплыть до Ангарии. Помнил он советы Вигаря, что де, в Ангарии чуть ли не рай земной — и никакого убытку подданным не творят княжьи люди. Привирал Вигарь, конечно, но уж явно там сто крат лучше, чем сидеть да ждать ухватистую соловецкую братию. Вольного помора трудно заставить работать не на себя. И Яр решил последовать совету товарища.
Глава 9
Человек сидел за столом, устало вытянув натруженные ноги. Глаза его, такие же усталые, но горящие блеском ненависти к невидимому, но почти что осязаемому им недругу, двигались вслед читаемых ими строк. Он был один в полутёмном помещении, свет в которое проникал лишь сквозь небольшое, закрытое куском прозрачного пластика, оконце. Сопровождавшие его люди благоразумно решили оставить его одного. Дочитав послание, человек тотчас же расслабил напряжённые мышцы, а голова его бессильно откинулась на высокую, обитую толстой и грубой тканью, спинку кресла. Глаза усталого человека закрывались сами собой, но им мешало неясное светлое пятно, пробивающееся сквозь мутную пелену полузабытья. Наконец, взгляд его сфокусировался на лёгкой, кажущейся невесомой, деревянной птице, висящей на тонком шнурке и расправившей резные крылья. Она лениво покачивалась в такт неощутимого сквозняка — вправо, влево, покачивая изящными крыльями, снова вправо-влево. Чёрные бусинки глаз деревянной птицы, казалось, с укором глядят на бессовестно уставившегося на неё человека.
«Ты совершил ошибку» — прошептал он одними губами строку из прочитанного им послания.
— Что же, похоже, так и есть, — пробормотал он, закрыв глаза. Усталый донельзя человек тотчас же провалился в тяжёлый, беспокойный сон. Мелькали картинки из прошлой, донельзя далёкой жизни. Снился детдом, с его светлым, казавшимся маленькому Игорю бесконечным, залом с огромными окнами, сквозь которые лакированный паркет заливало жаркое солнце. Скрип спортивной обуви, запах сваленных у брусьев нескольких матов, гулкие команды тренера Романа Стефановича и детский смех товарищей, беззлобно подначивающих Игорька, самого маленького воспитанника в их группе. Ядвига, первая любовь, и её роскошные рыжие кудри на общем с девчонками выпускном вечере, шум и смех, танцы, ночные песни под гитару, огромный костёр. Потом армия…
Просыпался же Игорь тяжко и, не зная что такое похмелье, он был готов признать, что оно бывает именно таким. Тяжёлая голова, разбитое тело, неловкие движения. Попив жадными глотками воды из стоящего на столе металлического котелка и добравшись до топчана, он мгновенно уснул. Отпустивший его лишь ненадолго сон не собирался окончательно выпускать Игоря из своих цепких объятий.
Оставшиеся с ним шестнадцать верных ему человек уже обустроились в лагере: кто-то готовил еду, оприходовав запасы, оставленными прежними хозяевами, кто-то завалился спать, а кто-то занял сторожевые башенки вокруг укреплений.
— Игорь! — утром бесцеремонно разбудил майора Прохор Куняев, прапорщик из Одессы. — Выйди к парням. Они хотят поговорить с тобой.
Майор вышел на низкое крыльцо, перед ним с хмурыми лицами стояли практически все, с кем он пришёл сюда, трое остались на башенках. Службу не заваливали, дисциплина у его бойцов оставалась в крови, несмотря на не совсем привычные условия. Нет, как профессионалы своего дела, они были готовы ко всему, но вот только окунаться в средневековье со всеми вытекающими, всё же это некоторый перебор.
Однако, сказать было нечего, язык словно прирос к зубам. Сказать, что он мня себя самым умным, решил сделаться удельным князьком, на правах автономии принимая гешефты из центра? Не считая себя обязанным подчинятся людям из параллельного, или как там его, да просто иного мира, он сразу решил дистанцироваться от них. Вроде получалось. Но вот какая незадача, не срослось. Рискнул поставить ставку на инаковость и на — получи.
— Скажи, что дальше делать, Игорь, — в тишине, нарушаемой лишь шумом деревьев, в чьих кронах гулял ветер, негромкий вопрос бил по ушам.
— Это моя ошибка парни, вы не должны оставаться со мной, — выдавил Матусевич.
— Объясни! Не говори загадками, — проворчал Лазарь, давний сослуживец Игоря, также как и Матусевич, уроженец Белостока.
— Короче так. Я нарушил правила. В наказание мне приказали оборонять этот объект. Помощь от Соколова будет. Ваше право уйти к ангарцам я не оспариваю, — короткими, рваными фразами говорил майор.
Ожидая вопросов, он стоял на крыльце. Таковых не последовало. Его бойцы молча расходились, ушёл в дом и Игорь. Присев за стол, он уронил лицо в ладони рук, пальцы его немного подрагивали. Посидев так с пару минут, он резко встал и решительно вышел во двор. Для начала следовало проинспектировать этот объект, да и постройки с северной стороны сопки тоже. Миронов написал, что там огороды. С оружием дела обстоят совсем грустно, но в записке обещали привезти его так скоро, как это будет возможно. Хорошо, хоть так. А потом, вечером, следует поговорить с парнями, лучше объясниться сейчас, чем ждать итогов их пересудов.
Построенный на месте посёлка безвестного князька Албазы острог ангарцев потихоньку распространял свою власть на амурские берега. Как и в случае с казаками Хабарова, Степанова и других, менее известных ныне первопроходцев. Единственно, тем людям мешала излишняя прямолинейность, да ненужная жестокость в отношении амурцев. Недальновидная политика казачьих отрядов лишь толкнула местные народы в объятья своих врагов — маньчжуров, не принеся казакам никакой выгоды, кроме малого количества шкурок несчастных животных. Сейчас же людей Сазонова, как и в былое время, людей Хабарова, дауры называли братьями. И Алексей не желал того, чтобы это положение изменялось. Под его контролем Шилгиней становился местным князем, а не просто князьком нескольких деревенек. Даже два солонских поселения прислали в Албазин своих делегатов, чтобы, увидев высоких бородатых ангарцев и крепость ими построенную, принести клятву верности князю Шилгинею и далёкому великому князю Соколу. Сазонов понимал, что многие из этих клятв не стоят по верности и времени на них потраченных, но из тех поселений, на которые уже можно было опереться, набиралось под шесть сотен воинов, в основном — неплохих лучников. Теперь оставалось ждать помощи из Ангарии.
В начале прошлогоднего лета к берегам Байкала ушёл небольшой отряд Бекетова, а началу же этого лета Сазонов ждал пополнения людьми и боеприпасами. Заряды к ружьям постепенно убывали, их пытались экономить, но как тут сэкономишь? Разведка солонца Бомбогора уже дважды приходила к самому Албазину и только услужливый шёпот местного старейшины выдавал разведчиков, которые рядились в личину очередных страждущих принести дары князю Шилгинею и уверить того в своей лояльности. Ясно, что многого отправленные назад разведчики не расскажут, но про огнестрельное оружие албазинцев и их возникшую ниоткуда крепость на месте небогатого поселения, Бомбогор узнает. Да можно быть уверенным, что он уже это знает, а вскоре и заинтересуется настолько, чтобы самому прибыть под рубленые стены острога. И тут надо его правильно встретить, в идеале лучше было бы договориться с ним, но, с другой стороны ангарцам нужно было оседлать Амур до океана. А как это сделать, если Амур перекрывал своими владениями этот солонский князь? Значит, кому-то придётся уступить. Сазонов знал, что ангарцы этого точно не сделают. Владение двумя великими реками Сибири даёт огромные преимущества в будущем.
— Товарищ майор! Рад видеть тебя в добром здравии, Алексей Кузьмич! — Сазонова облапил Олег Васин, снова вернувшийся на берега Амура из Ангарии.
С ним пришло и три десятка воинов, в основном это были юноши из числа переселенцев, да некоторое количество казаков, была и пара молодых тунгусов. Ангарцев в Албазине стало почти семьдесят человек. А Бекетов и Усольцев с остальными казаками остался на берегах Байкала в Порхове. Сразу после дружеских объятий Васин, вернув лицу обычно серьёзное выражение, уже официальным тоном доложил:
— На Шилке, в нижнем течении при сплаве наткнулись на чужих казаков. Говорят, с Якутска. Атаманом у них был Максим то ли Перфильев, то ли Перфирьев. Он говорит, что уже бывал на Ангаре, да на Уде.
Сазонов, задумавшись на пару секунд, озабоченно проговорил:
— Да-да, помню. Он про Бекетова ещё спрашивал, мол, у вас этот убийца или нет.
— Так вот, он теперь шарится в этих краях. С ним человек тридцать было. А рожи, скажу я тебе, у всех лихие. Я уж думал, точно будет перестрелка.
— А как разошлись, мирно ли? — нахмурился Сазонов.
— Да, — кивнул Олег, — всё нормально прошло, слава Богу. Сначала, конечно, похватали оружие. Но Максим своих быстро успокоил, а потом к нам вышел. Один вышел, просто поговорить. Я ему и сказал, что мы на Амуре мол, стоим.
— Хорошо, ещё придётся, видимо, с ними столкнуться, — сказал Сазонов. — Чего ещё интересного слышно?
— Соколов говорит, что оседлать Амур хорошо бы — тогда, почитай, прямая дорога от океана до Байкала, от Шилки только посуху переть. Там бы ещё не зимовье, а посёлок организовать. Вот только…
— Вот только людей-то нету! — закончил за Олега Алексей и кивнул на сколоченные ящики, длиною больше полутора метров, что амурцы снимали с оленей прибывших в Албазин ангарцев. — А это что?
— Ангарки, новая нарезная версия и патроны. Радек всё-таки упростил конструкцию, для более массового производства, а то с прежними ружьями мороки много, а толку — чуть. Зато теперь до трёх сотен стволов за год можно будет делать и уже на новых станках. И это уже не ружья, а самые настоящие винтовки, пока однозарядные.
Ружья же, изготовляемые ранее, теперь изымались, чтобы подвергнуться полной переделке. Использовались заново стволы, не делать же работу ещё раз! Использовали и кое-какие детали спускового механизма, пружину. Пока Сазонов оглядывал новое оружие, Олег обратил внимание на маячившую за спиной майора фигурку девушки-даурки, которая ещё до отбытия отряда Бекетова, как помнил Васин, неотступно следовала за Сазоновым.
— Алексей, — осторожно начал Олег, — а ты ещё… с ней?
— Ну да. Сэрэма — хорошая девушка. Надо бы её окрестить побыстрее и венчаться у отца Кирилла. Чего время терять?
— Будешь ты время терять, — усмехнулся Олег и рассмеялся. — А Карп, ты его за этим позвал сюда?
— Кого позвал? — опешил Алексей. — Карп с вами?
Оказалось, что отец Кирилл, оставив церковь на своего старшего сына, и, будучи в Новоземельске, да встретив там Васина, вызвался в обратный поход на Амур. Прослышав о мирных и уживчивых даурах, которые, ко всему прочему, ещё и землепашцы, отец Кирилл заявил, что должен непременно привлечь их к вере Христовой. Дабы не прозябали бы они в невежестве, а приняли веру православную в своих сердцах. Видя такую решимость священника, никто не пытался ему возразить, а полковник, даже наоборот был в восторге от этой идеи, но Васину наказал отца Кирилла всячески оберегать.
— Не все миссионеры, приходя к туземцам, выживали. Некоторых даже кушали, как и капитана Кука. Так что, смотри Олег! — говорил он тогда двухметровому морпеху.
— А что же ты не смотришь за ним? Где отче-то наш, единственный на всю Ангарию? — ехидно спросил Сазонов.
— Опа, только что был у пристани! — воскликнул Васин, обернувшись.
А Карп уже высматривал место под часовню. Да, чего-чего, а в работоспособности отцу Кириллу не отказать. Отмахиваясь от суетившегося вокруг него детины-морпеха, который решил сразу втолковать священнику о мерах его личной безопасности, Карп, забравшись на небольшой холм уже в удовлетворением поглядывал окрест, приложив ладонь ко лбу. Наконец, вполне удовлетворившись, он окрестил землю вокруг и, сойдя с холма, перекрестился ещё раз. Ну а далее, не обращая внимания на Олега, пошёл в деревню, что немного отстояла от острога — знакомиться с будущей паствой. Васин махнул рукой и, подозвав двух парней с винтовками на плечах, приказал им сопровождать священника. Правда, посоветовал им держаться от него чуть поодаль, но и глаз с него не спускать.
— Алексей, пушек взяли только две, иначе не довезли бы, ей Богу! — когда Васин вернулся к Сазонову, он уже осматривал привезённые группой Олега припасы. — Оленей оставили у Шилки, в зимовье. Шесть тунгусов с ними.
— Пушечки, чую, скоро пригодятся, — негромко сказал Алексей.
Сазонов рассказал про солонских разведчиков, что они отправили взашей, на что Олег, несколько поморщившись, сказал лишь:
— А зачем отпустил? Не проще ли, — и показал характерный жест ладонью по шее.
— Не проще! Князь солонов всё равно отреагирует на наше усиление, прямо или через третьи головы, но отреагирует и теперь, после вашего появления, чем раньше — тем лучше.
Пушки установили на переносных лафетах в двух башенках, что стояли по диагонали. Одна из них смотрела на реку, а вторая — на сбитую конскими копытами и ногами амурцев широкую тропу вдоль реки.
— Солонский князь не трус, он гордый. Но с ним хорошо мир иметь, — прижалась к Алексею Сэрэма.
Однако правильно было сказано — ежели хочешь мира, то готовься и к войне. Этому принципу Сазонов следовал буквально. Он немедленно принялся за изучение конструкции новой ангарки, найдя её предельно простой и эргономичной. Единственным минусом стало лишь небольшое количество нового оружия, всего двадцать четыре ствола. Половина из них — переделанные ружья.
Ночью, после очередной порции любовных утех, Сэрэма прижалась горячей щечкой к влажной от пота груди Алексея и в который раз зашептала об устье великой реки Амур, где жила её семья. Там, где Амур изливается в океан широким потоком. А за полосой океанских вод лежит Я ун мосир — наша земля, родной остров утара Нумару — отца Сэрэмы. Кузнец Нумару, после ссоры с нишпа Варойо, вождём его рода, ушёл на северную часть Я ун мосир, а затем и на Амур. Там жила родня Нумару. Там же родилась и Сэрэма и оба её брата. И там же она была похищена дикарями-сумэренкур. Грязные и дурно пахнущие, в одежде из рыбьей кожи и босые, они утащили её в свои убогие жилища и вскоре отдали Сэрэму солонскому князьку, который, в свою очередь, обменял девочку даурам. Даур Мингит, у которого она жила целый год в услужении, подарил несчастную девушку юному князьку Албазе. К счастью тот словно не замечал очередную жену, так ни разу не разделив с нею своё ложе. К счастью для Алексея, потому что для самой Сэрэмы это было довольно оскорбительно — считаться женой, но ни разу ею не побыв. Албаза же всё время проводил с другими, более старшими жёнами. Теперь Сэрэма поняла, как ей повезло, ведь её Алексей очень обрадовался тому, что его женщина не досталась прежде никому из мужчин. А сегодня Алексей сказал, что должна стать его женой! А ещё приехал старик, который поженит их по закону, принятому у народа её будущего мужа. Но до свадьбы она должна будет принять новую веру, также принятую у народа Алексея. Он же при этом объяснил ей, что её личное дело принимать ли эту веру всем сердцем или оставаться со своими богами, что сотворили этот мир — пасэ камуя. Но для того, чтобы их единение не вызывало сплетен среди единокровных с её мужем людей, Сэрэма нужно было пройти обряд посвящения в таинство новой веры у того худого, жилистого старика.
— Для меня важнее быть с тобой, Алёша, — говорила тогда Сэрэма, — а Бог, он един. Просто у него много названий и воплощений.
Карп остался доволен увиденным. Всё, начиная от глинобитных домов, поделенных на светлую и тёмную половины, от удобных отхожих мест и кончая условиями содержания скота, говорило о том, что народ сей крепкий и хозяйственный. Сами дауры были низкорослы, но крепки телом, в отличие от тунгусов имели они и растительность на лице — у многих мужчин была довольно густая борода, что для русского взгляда было приятно. Отец Кирилл с явным удовольствием предвкушал значительное увеличение своей паствы.
Раннее утро на Волге, по-над рекой стелется белёсый клочковатый туман, уже вжимаясь в берега, где прильнули ветвями к воде кучно растущие ивы. Солнце греет чуть-чуть, начинается день, ногам зябко ступать по холодной росистой траве. Ивашка пробирался к реке — умыться, да ещё раз приглядеться к островку, к которому плавали все большие мальчишки деревеньки. Хоть и прохладно было, но от воды, казалось, шло тепло. Закатав штаны, Ивашка вошёл по колено в воду и с удовольствием принялся умываться, шумно отфыркиваясь. Поначалу незаметный для уха звук постепенно добавлялся к плеску воды и мальчишка завертел головой, отыскивая источник неясного шума. Ничего необычного видно не было, однако шум нарастал. Подалече всхрапнул конь.
«Стук копыт» — понял Ивашка, удивлённо пробормотав:
— Кто это с утра-пораньше коня выпустил?
Распрямившись, Ивашка внимательно оглядел поле — коня видно не было. Тут взгляд его упал на берег.
— Пресвятая Богородица! — из исчезающей утренней дымки вынырнула под мерное постукивание копыт первая лошадь, за ней вторая, третья. Всадники в лисьих островерхих шапках. Конная колонна начала разворачиваться веером, выходя на засеянное ячменём поле. Крупные капли упали с подбородка замершего мальчишки, Ивашка, не отводя глаз с надвигающейся беды, начал пятиться.
«Замирили же татар давным-давно, никак! Откель они?»
Пятился он, покуда не свалился оземь, наступив на мокрую корягу. Только теперь Ивашка со всех ног припустил к деревеньке, закричав:
— Татары! Татары!
Улепётывающего мальчишку легко нагнал один из всадников, со смехом оторвав его от земли и рывком перекинув через седло. В нос ударило конским потом. Татарин вскоре посадил Ивашку на коня более привычным пареньку способом и показав ему пальцем, не балуй, мол, принялся раздавать команды своим людям, окружавшим деревню. Небольшая, всего с десяток дворов, деревенька, с одной стороны прикрытая густым лесом, а с другой — широкой балкой, обезлюдела за каких-то полчаса времени. Однако, на этот раз татары никого не рубили и ничего не жгли. В деревне осталось лишь полтора десятка стариков, все остальные были уведены в сторону Васильсурска. Туда же тянулось и ещё с десяток небольших караванов испуганных, ничего не понимающих людей.
В Васильсурске крестьяне Засурья к горестному их изумлению были буквально проданы стрелецкому начальнику из Казани. Как и остальные несчастные, засурцы, вместе со своими пожитками, были согнаны на лодии, как и остальные крестьяне. Через некоторое время, когда люди расположились на палубах и прекратились жалобные и гневные выкрики крестьян, караван из двенадцати речных судов неспешно взял курс на Казань от пристани хиреющего городка на Волге, давно потерявшего свою значимость граничной крепости.
— Тятя, что деется? — спрашивал Ивашка отца. — Куда мы плывём?
— И не пытай меня о сём, Ивашка. Главное, что живот свой сохранили, а там посмотрим, что дале будет, на всё воля Божья, — отвечал отец, прижимая к себе заплаканную мать, без чувств лежащую на тряпье.
Ивашка с явным неудовольствием отметил отцову покорность судьбе. Присев на мешок, мальчишка подпёр голову кулаком и хмуро оглядывал медленно проплывающие мимо волжские берега, которые с каждым часом отдаляли его от родных мест.
Итак, минуло ровно десять лет с того момента, как нога гражданина Российской Федерации первый раз ступила на столь далёкую сибирскую землю. Причём, далёкую не только географически, но и сильно отстающую во времени от той Земли, что они покинули. Было совершенно неясно, является ли этот мир прошлым их родного мира или это лишь слепок, параллельная реальность, одно из многих зеркал той Земли, что они знали. Земли, такой родной и кажущейся доброй, несмотря на все те мерзости, что там творились. Сейчас они не вспоминаются, а пропавший мир ассоциируется только с домом, семьёй и друзьями, с любимым человеком или тем делом, что занимало тебя всего, но в той, прошлой жизни. Эта жизнь началась внезапно и резко, с чистого листа. Здесь неважны были личные проблемы, они казались столь чуждыми и мелкими, по сравнению с общим желанием выжить в условиях, которые подкинула им судьба. Потом людям захотелось не просто выжить, но и защитить себя, а потом и заявить о себе. Сейчас же, спустя десять лет они уже думали не о том, чтобы просто жить в своём новом мире, ставшем им вторым домом, а идти вперёд.
В отсутствие доступной к добыче нефти, ставка в экономике княжества автоматически падала на каменный уголь, запасы которого представлялись пока неисчерпаемыми. Уголь из-под современного Черемхово уходил в коксовые печи Железногорского рабочего посёлка. Там же пустили и первую мартеновскую печь в этом мире, с принудительной подачей воздуха от гидропривода. Чугуном её снабжали несколько плавилен железной руды. Постепенно посёлок разрастался, на Илим приходилось отправлять всё больше специалистов и работников. Но людей всё равно не хватало. Тунгусов же привлекать на работы, кроме погрузочно-разгрузочных, было невозможно. Они могли, устрашившись фронта работ, просто откочевать на сотню километров и вспоминать жаркий цех лишь как одно из воплощений жилища злых духов и их человеческих слуг. Так что пока они работали, свозя на оленях богатую руду Железной горы к плавильням — и то хорошо.
Небольшой прокатный стан позволял накапливать заготовки для будущего строительства от арматуры до стальных лент. Попутно, фосфаты, применявшиеся при производстве стёкол при взаимодействии с коксом и песком, дали возможность получать при сильном нагревании белый фосфор, при дальнейшей перегонки его в фосфор красный появилась возможность производить фосфорную массу для спичек, столь необходимых для абсолютно всех жителей Ангарии. Радек, тут же распорядился ставить отдельное помещения для небольшой бригады спичкоделов, разглядев в этом производстве немалую выгоду от возможного экспорта в Московию.
— Будет греметь в Европах не шведская спичка, а ангарская, — ухмылялся профессор.
Отмечать десятилетие пребывания экспедиции на Ангаре люди собрались в клубе ангарского кремля. Днём было жарко, поэтому окна открыли настежь. Накрытые скатертями столы, заставленные разнообразной снедью и питьём, стояли двумя длинными рядами. Более всего это походило на традиционное собрание одноклассников. В зале царила непринуждённая обстановка, смешки и группки по интересам, стенгазеты и аппликации, развешанные по стенам, всё это было как там… дома. Соколов не хотел превращать встречу в отчётное собрание с лозунгами и обещаниями. А просто всем вместе приятно провести вечер. Несмотря на то, что среди собравшихся до четверти присутствующих было из группы Корнея Миронова, никакой скованности у них не было. Новички быстро влились в ангарское общество, практически не отличаясь от россиян. Отличались лишь миры, откуда люди попали в Прибайкалье.
Русины и россияне делились информацией, удивляя друг друга фактами из жизни своих стран, а точнее одной страны, одинаково родной для них всех. Среди людей Миронова в основном были инженеры и техники, а так же бойцы охраны, пара биологов и один медик. В клубе они были все, а вот многих ангарцев недоставало. Не могли оставить свои рабочие места люди на угольном карьере, в Железногорске, в Порхове, на химическом производстве. А на далёком Амуре оставались люди Сазонова. Петренко, не говоря уж о его пограничниках, никак не могли оставить крепость — на границе княжества было неспокойно, погранцы постоянно наблюдали ватажки казаков, числом до сотни человек. Несколько раз назревали и стычки на Нижней заставе, исправно докладывающей о чужаках. Лишь оперативность бойцов крепости не давала казакам простора для их бесшабашного озорства. Во Владиангарск совсем недавно была доставлена партия новейших винтовок, а на службу прислано шесть человек — совсем молодые переселенцы из литвинов и пара тунгусов. Кстати, Илимский посёлок чах на глазах, литвины оказались никакими крестьянами. Городские жители, они не могли и не хотели заниматься сельскохозяйственной работой, правда, не все, но большинство из них. Потихоньку посёлок расселяли по княжеству, главным образом в Железногорский рабочий посёлок. Тут уж спуску им не давали, приходилось работать.
Так что, вместе с русинами, в зале ангарского клуба собрались чуть менее шести десятков человек. Ближе к вечеру улыбки сменились погрустневшими лицами, сознание людей занимали воспоминания о прошлом, грусть и тоска овладевали умами.
— Ладно, хорош сопли жевать, — негромко проговорил Ринат, перебирая струны гитары. Вообще, в экспедиции гитар было две и обе они активно использовались на разного рода творческих мероприятиях, часто проводимых в посёлках. При этом гитары кочевали из посёлка в посёлок. В основном пели песни общеизвестных в ангарском социуме авторов — Высоцкого, Цоя, Шевчука, Кинчева и немногих других. Даже кое-что из шансона исполняли. Когда стемнело, под шашлыки напевали негромко, больше слушая исполнителей.
По иронии судьбы, в обоих экспедициях было лишь по одному уроженцу не европейской части России — это родившийся в Южно-Сахалинске Сергей Ким, сержант морской пехоты и Семён Яковлев, бывший житель Барановска. Этот город, как выяснилось, стоял в южных владениях отколовшейся от социалистической Русии бывшей её провинции Аляски, на месте знакомого россиянам канадского Ванкувера. Поздним вечером, когда все разошлись в группки по интересам, в одной из таких, сидя у костра и попутно наслаждаясь шашлыком, Семён рассказывал об истории освоения его родного края. В целом, в начале выходило всё так же, как и в истории россиян, но было лишь два исключения, которые кардинально меняли всю дальнейшую картину. По-первых, Аляску не продали и не сдали в аренду, а во-вторых, на доктрину американского президента Монро, объявленную им во всеуслышание и фактически объявлявшую оба американских континента вотчиной САСШ в Русии нашёлся свой ответ. Стефан II Бельский, русинский император и современник Монро, выдвинул свою доктрину, направленную на коллективное освоение обеих Америк в коалиции с Испанией, Францией и Британией. В итоге, того переломного момента, когда САСШ, сломив Испанию, отобрала у неё Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины, а после этого оглянулась с интересом на остальной мир, в мире Яковлева не было. А САСШ, собранная из двадцати восьми штатов, в которых постоянно кто-то тянул на себя одеяло, по сути ничем не отличались от Соединённых штатов Бразилии. Подоткнутая со всех сторон русинскими, испанскими, французскими, британскими и индейскими государствами и анклавами, САСШ ничем не выделялись на фоне Канады, Мексики или Колумбийской республики. Поэтому Семён с озабоченным интересом слушал о США и об их глобальной роли в мире россиян, немало удивляясь тому могуществу, что приписывали этим лоскутным штатам, поставлявшим на Аляску отличный текстиль.
— А кто же у вас рулит планетой? — спросили Яковлева.
— Чего рулит? — не понял русин.
— Ну, кто в вашем мире находится среди великих держав? — уточнил вопрос Саляев.
— Как кто? Кроме нас, очень сильна Германия конечно. Ещё Британия, Франция, Южноафриканский Союз, Парагвай, Корея, ну и Колумбия. Но это до войны…
— А что за война? С Китаем, о той, что наши янки рассказывали? — разом напрягся народ.
— Ага, — невесело улыбнулся Яковлев. — Как только Китай объединился, сразу началось — то на Туркестан рот раззявят, то в Монголию лапы протянут, то к маньчжурам в полезут. То в японские прибрежные города начнут толпами прорываться. Хорошо, что у нас с ними общей границы не было, но это недолго было, потом появилась.
Люди Миронова мрачно уставились на огонь, пляшущий красными язычками между поленьев. Каждый из них в этот миг вспоминал о том, как эта война отразилась на их семье, ведь мобилизация была тотальной и спешной. Заводы не успевали собирать технику. Тогда китайцев остановили только на Тоболе и задержали на линии главных рек Даурского края — Амуре, Уссури и Сунгари.
— Семён, а почему вдруг Парагвай и Колумбия у вас в передовых странах находятся? У нас они вообще практически неизвестны, ну разве что Колумбию знают по наркоте и одной певичке с большой… долей таланта. А Парагвай — так вообще нечто очень далёкое и неизведанное, — озадачился Карпинский.
— Ну как, Колумбия — это огромная страна, почти треть Южной Америки. Нефти там очень много, алмазов и всего прочего, канал панамский. Бразильские штаты, правда, чуть больше, но они сильно зависят и от Колумбии и от Парагвая, который эти самые штаты, и Аргентину в придачу, неплохо подоил на репарации и земли.
— И там война была? — удивился Ринат.
— Да давно уже, — махнул рукой Яковлев.
Русия в Южной Америке тогда делала ставку на Парагвай, амбициозное молодое государство, которое было слишком независимо от мировой экономики и старалось развивать свою экономику не только за счёт кредитов и вывоза природных богатств. С остальными странами Южной Америки тогда нам не удалось наладить сотрудничество, а Парагвай и Уругвай охотно покупали у нас машины и технологии. Немецкие, французские или британские товары и патенты были существенно дороже, но сидевшие на европейских кредитах правительства Бразилии, Аргентины и Колумбии делали свой бизнес так, как им диктовали из Лондона, Парижа и Берлина. А началось всё с того, что новый президент Уругвая Хуан Борда решил соединить свою страну с Парагваем по итогам всенародного волеизъявления, когда более восьмидесяти шести процентов уругвайцев высказалось за объединение с Асунсьоном.
— Ну я помню, читал про Парагвайскую войну. Но Парагвай тогда потерял более чем две трети населения, половину территории и потерпел полное поражение, — удивился Карпинский. — У вас по-другому было?
— Ну да. Москва сразу надавила на Лиму, поэтому Колумбия не вмешивалась. А вторгшиеся в Уругвай бразильцы были выбиты парагвайскими войсками, в составе который было много русинских высших офицеров. Парагвайцы пошли на Рио, а вторая их армия, сдержав аргентинцев в пограничных сражениях, так же вскоре стала давить на них, заставляя аргентинцев отступать вглубь своей территории. Война закончилась быстро.
— Ишь ты, — процедил Ринат и с ехидной улыбкой добавил:
— Дела-то какие. Вячеслав Андреевич, может спирту по этому поводу разбавим?
— Нет, — рассмеялся Соколов, — ты мне зрячий нужен.
— Кстати, — сказал вдруг Миронов, — у меня есть литр французского коньяку, припрятал давно уже. Теперь, думаю, в самый раз будет.
— Опа! Конечно в самый раз! Хотел бы сказать, что с меня лимон и шоколад, но ларёк уже закрыт. Будем дружить так, без прибамбасов. Если товарищ Соколов не против, — искрящиеся восторгом глаза Рината смотрели на Соколова с немалой надеждой.
Не против, конечно. Я и сам, так сказать, качественный продукт с удовольствием испробую. На юбилей-то!
— Может и пиво варить будем, Вячеслав Андреевич? — Карпинский решил под шумок продвинуть свою идею.
— Пётр, погоди-ка! Не ранее того момента, как мы все и наше государство твёрдо на ногах стоять будет, иначе чревато.
На следующий день после празднования дня Ангарии, которое приходилось на десятое июня, Соколов провёл рабочее совещание начальствующего состава княжества. Первый раз на подобное мероприятие был приглашён Пётр Карпинский, мичман-связист, бывший начальник Удинской крепости. У Вячеслава Андреевича нашлась для Петра новая работа, ведь после того, как Удинск отдали Саляеву и его курсантам, крепость поменяла хозяев. С Карпинский Соколов поговорил отдельно, перед тем, как выслушивать доклады своих помощников.
— Значит так, Пётр. Ты зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. У тебя нет ни единого нарекания и как человек ты мне очень симпатичен. Я хочу доверить тебе ответственную должность.
Карпинский, выслушивая похвалу Соколова, кивал и тут же мысленно прокручивал возможные варианты своего нового места работы. Да так увлёкся, что пропустил начало фразы Вячеслава Андреевича.
— … в Енисейск.
— Чего? — на автомате переспросил Карпинский.
— Я хочу назначить тебя послом Ангарии в Енисейске, — терпеливо повторил князь. — Поначалу с тобой будет Павел Грауль, он должен будет встретить караван с переселенцами. Беклемишев обещал его на этот год. У тебя будет задача общаться с Василием Михайловичем и постоянно склонять его к любому сотрудничеству с нами. Любому, будь то пополнение запасов патронов к его ружью или совместные мероприятия по поимке нарушителей острожного сбора ясака. Конечно, идеально было бы подсадить воеводу на обмен информации за деньги, но мне кажется, Беклемишев не такой простак.
— Ясно, Вячеслав Андреевич, а жёнка моя?
— С тобой будет, конечно же, ты же не монах! И вот ещё что, — князь внимательно посмотрел на Петра. — Тебе надо выправить чин какой-нибудь, дворянство что ли. Ну пойдём, к остальным — побеседуем, Радек предлагал баронство, кстати.
По пути в комнату для совещаний, расположенной в административном здании, именуемом ангарцами «сельсоветом», Карпинский обратился к Соколову:
— Но, Вячеслав Андреевич, почему бы вам не послать в Енисейск Кабаржицкого или того же Грауля? Думаю, они справятся и получше, чем я.
— Пётр, сейчас они мне нужны здесь. Кабаржицкий занимается детьми, ставит им мировоззрение современного человека. А Грауль мне будет нужен для формирования нашей геополитики — у него аналитический склад ума, он источник информации по истории этого мира. Да ты не принижай свои способности — я же обратился к тебе, а не к кому-то другому. Ты справишься.
— Ясно, — кивнул Карпинский.
После того, как ему пришлось оставить пост начальника Удинской крепости Пётр пребывал в уязвлённом состоянии. Ему казалось, что он не справился, не оправдал надежд, возложенных на него, после того, как Удинск оставил Сазонов, переложив на Карпинского свои полномочия. И вот теперь ему вновь доверили интересную и важную для их княжества работу. Значит, всё хорошо. Значит, он в обойме. В совещательной комнате уже спорили, когда Соколов и Карпинский открыли дверь. Радек что-то жарко доказывал Роману Векшину, геологу из Петрозаводска.
— Да всё мы сможем! Только две проблемы — люди и время. Со временем и людей заменим на машины!
— Какие ещё машины? — поднял бровь Векшин.
— Паровые! Первый паровой экскаватор работал в начале тридцатых годов девятнадцатого века и заменял полсотни человек с лопатами и кирками.
— Филиал девятнадцатого века хочешь открыть тут, Николай Валентинович? — улыбнулся Соколов. — Добрый день, товарищи!
— Привет, Вячеслав. А хоть бы и филиал, главное, чтобы всё работало. Ну нет у нас нефти и двигателей внутреннего сгорания, ничего с этим не поделаешь. А Роман Евгеньевич говорит, что де, это откат в технологиях.
— Я спорить не буду, — поднял руки геолог. — На сей век паровая машина — это конечно предел технологической мысли.
— Вот именно! Это не откат будет, а прорыв! Зря что-ли у Владиангарска сейчас машину дорабатываем? Кстати, скажу я вам, есть тут один парень, из крестьянских детей. Звать Антипом его — это нечто! Одарён парень безмерно, я его в старшие механики продвигать буду!
— Это из первых переселенцев что ли? И уже в старшие механики? — недоверчиво проговорил Соколов.
— Он с механизмами играет, будто родился среди них, — воскликнул профессор
Покачав головой, Соколов предложил Радеку для начала ещё глубже озаботиться механизацией деревни. Ведь чтобы кормить Ангарское княжество необходим слаженный труд не менее четырёх сотен крестьян. Сейчас примерно так и было, но проблема состояла в том, что из поселений приходилось постоянно забирать молодых парней, юношей. Люди были нужны везде: и в пограничной страже и на металлургическом производстве, на угольном раскопе и на золотом прииске. Пополнение постоянно просил и Кузьма Усольцев, для создания конного казачьего войска на восточном берегу Байкала. А откуда было их взять? Да тут ещё литвины подсуропили — из двадцати четырёх семей лишь семь-восемь смогли обрабатывать землю и собирать урожай. И то работая лишь на собственный прокорм, не создавая прибавочного продукта. Остальных пришлось подкармливать, а позже и раскидать по различным объектам Ангарии.
— И так делаем всё возможное в наших условиях, Вячеслав! Маслобойки уже по всем поселениям стоят, мукомольни, инструмента сколько выдали. А конные сеялки!
— Вы насчёт внедрения механизации в сельское хозяйство не переживайте, Вячеслав Андреевич! Я слежу буквально за каждым наделом. Весной и летом, мы с Олегом постоянно инспектируем поля, учеников наших водим, всё показываем, рассказываем. У нас посевная под контролем, — уверила Соколова Тамара Сотникова. — Да и ребята с девчатами, что мы натаскиваем, все головастые. А тех, кто не хотел или не тянул, мы не заставляли. Зато смена нам будет достойная.
— Вот-вот! Давайте, каждый будет заниматься той работой, которая у него лучше всего получается. Вот мы с мужиками сейчас корпим на паровиками, это наша епархия. Кстати, и у нас есть несколько учеников, которых, знаете ли, я хотел бы иметь у себя в ассистентах, там, дома!
Потом Дарья обстоятельно рассказала о мерах по более глубокому внедрению санитарно-гигиенических норм в ангарское общество, про правила личной безопасности каждого гражданина. Обязательные банные дни и регулярная стирка белья, уборка помещений и территории посёлков, не только для русских, но и для живших в самой непосредственной близости к посёлкам тунгусов. Учеников у Дарьи и остальных медиков было меньше, чем у остальных педагогов, зато Дарья посвящала им столько времени, сколько родному сыну не уделяла. Но Вячеслав не роптал — днём с сыном занимались в детском саду, что находился в самом центре кремля, пристроенный к клубу с солнечной стороны.
— Кстати тут многие ранее опасались энцефалитного клеща. Так вот, могу смело заявить — таковой отсутствует, — несколько буднично проговорила Дарья.
— Точнее, клещ есть, а энцефалита нет. Таким образом, теория об искусственном заражении Сибири японцами косвенно подтверждается, — дополнил Поповских профессор Радек.
После некоторой паузы, заполенной шуршанием бумаг, слово взяла Сотникова:
— Необходимы кошки, Вячеслав Андреевич, грызунов развелось немерено!
С нею тут же согласился Радек и весьма эмоционально:
— Да-да! Надо, верно через Сазонова это дело провернуть, там Китай ближе, а у них кошки есть.
— До Китая как раз далеко, Николай Валентинович, — улыбнулся с другого конца стола Павел Грауль, — маньчжуры там. Хотя и до них далековато.
— А это скоро будет один хрен, ты сам говорил, — ухмыльнулся Саляев. — Маньчжуры накостыляют китайцам по самое не балуйся и войдут в Пекин. А как эти маньчжуры к муркам относятся я не знаю.
— На Курилах можно мурлык найти, кстати. Курильский короткохвостый кот — это нечто! — проговорил Грауль.
— Паша, ты ещё ты бы посоветовал в Шотландию сгонять за кошками! — засмеялась Дарья, откинувшись на спинку стула. — Наши сейчас соболей выводят, тех особей, что особо ласковы и приручены скрещивают, потомство не хуже кошек будет играться и грызунов ловить.
— Так ладно, переходим к более серьёзным вещам, а насчёт кошек информацию Сазонову всё же передадим, — после этого Соколов посмотрел на Саляева:
— Ринат, ты сколько ребят в Мироново берёшь?
— Двадцать человек, половина из них курсанты. Лучшие. Тунгусов будет где-то человек под сто сорок-сто шестьдесят.
— Хорошо, — кивнул князь. — Усольцев ждёт команды, у него под четыре десятка казаков и Шилгиней — лёгкая кавалерия под две тысячи душ.
Ринат присвистнул:
— Думаю, справимся, Вячеслав Андреевич! Сгоним этого алтын хана к чёртовой бабушке! А заодно и миномёт от Сергиенко испытаем в бою.
Со времени того, как экспедиция Миронова прибыла в Новоземельск по льду Байкала, Саляев уже два раза мотался на Култучную, едва зажила полученная им там рана. В начале и конце мая, с Вигарем, доставившем его к Култуку, Матусевичу привезли ангарски и боеприпасы, продовольствие и их собственное снаряжение, что оставалось в Белореченске. Оба раза он не показывался Ринату, грузы забирали его бойцы, скупо говорившие о том, что Игорь понимает, что был неправ и в первую очередь, перед Ринатом. Трифон, что ушёл поначалу вместе с Лукой, решил вернуться к своим товарищам. Он рассудил, что поскольку они не бросили майора, с которым провели столько успешных операций, то значит, либо поняли его, либо приняли всё как есть. А значит, надо парням помогать!
А нападений, тем временем, становилось всё меньше. Всё реже настырные воины в цветастых халатах бросались к стенам укрепления. Со времени начавшейся благодатной весны, враги, что засели в укреплении, уже не усыпляли храбрых воинов великого хана, а пускали горячие железные слитки, что рвали их тела. Теперь им не давали и подойти к крепости, убивая издалека. Чужаки каждый раз знали, когда лучники будут подходить к их стану, а хан очень злился, когда погибали его лучшие воины. Так что теперь лишь небольшие отряды воинов великого хана подходили к злой сопке, только для того, чтобы выяснить — не собираются ли чужаки идти на самого алтын хана войной? Небольшие отряды постоянно находились рядом с неприятелем, пытаясь схватить хоть одного чужака, если тот по глупости своей выйдет из-за стен убежища.
Одна из таких групп ханских воинов и пригодилась Матусевичу, который вовсе не собирался оставлять прежние убийства людей из экспедиции Миронова без наказания. В один из летних дней спецназовцы заблокировали в тайге с десяток врагов, что пытались следить за сопкой. Обложенные со всех сторон воины алтын хана, пытались ускользнуть из лап длинноносых. Но все их попытки оказались тщетны — смельчаков, что пытались убежать из леса к деревне, где стояли их кони, чужаки убивали, не показываясь из-за деревьев. А оставшихся в живых двоих лучников вынудили сдаться. Пока они готовились к смерти, чужаки что-то жарко обсуждали. Наконец, один из них вышел к пленникам и произнёс два слова с вопросительной интонацией:
— Алтан хан? — и показал двумя пальцами походку человеческих ног.
Гэндун, младший воин-хотогойт с опаской посмотрел на старшего и тотчас же начальника десятка лучников надвое развалил сплеча один из бородатых чужаков. Другой же повторил вопрос Гэндуну:
— Алтан хан? — и снова два пальца изобразили ходьбу.
Гэндун, тяжело вздохнув, закивал головой:
«Я покажу, я проведу!» — за что тут же удостоился мягкого тычка в бок, чужаки уводили его к сопке. Бежать от большеносых пришельцев он и не порывался.
Глава 10
Небольшое тёплое озеро, неподалёку от самого Байкала, пользовалось немалой популярностью в жаркие летние дни. Казаки и члены пропавшей экспедиции с удовольствием плескались в воде, которая казалась чуть ли не горячей, после обжигающе холодных вод сибирского моря. Прибывшие из Новоземельска бойцы во главе со Смирновым на кочах Вигаря, соединились с казаками Усольцева недалеко от Порхова, расположились у озера, ожидая гонца от Шившея. Тот долго ждать себя не заставил, прибыв вскоре после того, как ангарцы стали лагерем у озерца. Молодой парень бойко тараторил, восхваляя силу воинов Ангарии и мудрость своего князя, который пошёл на сближение со столь крепким союзником.
— Красиво плетёт, зараза, — поморщившись, проговорил Смирнов.
— Как бы не пересластил, — добавил с усмешкой Зайцев, с прищуром смотревший на гонца.
Переводчиком у Смирнова был один из тунгусов-стрелков. Хотя некоторые из ангарцев уже могли разговаривать на местных языках, сейчас нужна была гарантированная чёткость перевода. Бурятский князь, как оказалось, уже был готов к походу, обеспечив лошадьми, в том числе и вьючными, и ангарцев. К исходу четвёртого дня пути в районе современного Улан-Уде ангарцы вышли к становищу своего союзника. После небольшого отдыха и пополнения запасов пищи ангарцы готовились к продолжению похода, к счастью, уже верхом.
— Пошли! — Шившей, наряженный в парадный доспех и потрясая зажатым в руке устаревшим уже в Ангарии ружьём, махнул плёткой в западном направлении.
Не добирающее количеством воинов даже до тысячи, войско, под непосредственным командованием его единственного сына Очира, немедленно двинулось. Также обряженный в доспех, наследник старого Шившея напряжённо покачивался в седле, крепко сжимая ружьё в руках. Остальную семью свою, двух жён и пять дочерей, вместе со слугами, старый вождь отослал поближе к посёлку ангарцев на берегу Байкала. Уговаривать или подкупать Шившея, чтобы тот выступил против Гомбо Иэлдена, не пришлось. Наоборот, приходилось постоянно сдерживать бурята, дабы тот не начинал приготовления ранее оговоренного.
— Я сам скину его с коня! Заберу его жён и коней, возьму его пастбища, — приговаривал Шившей, усмехаясь и показывая редкие зубы.
Смирнов и Усольцев переглянулись, несколько удивлённые боевым духом старого бурята. Но в одном Шившей слукавил. Обещая две тысячи воинов, он привёл лишь чуть более семи сотен всадников. Из которых немногим более четырёх сотен были его собственными воинами, да дружинами его мелких вассалов. Остальными были сборные отряды его родственников, которых он соблазнил возможностью пограбить становище алтан хана. У Смирнова же в отряде было сорок два человека ангарцев — морпехов и переселенцев, да одиннадцать десятков тунгусов и приангарских бурят. Их сооружение было довольно пёстрым — у лучших стрелков были новые винтовки, у многих старые ружья, у половины луки и копья, у каждого на боку висела добротная сабля. Шившей удивился чёткому шагу подходивших в две колонны ангарцев, да их единообразной одежде. На паре десятков лошадей были навьючены доспехи и боеприпасы. У каждого бойца был свой вещевой мешок, в котором хранился небольшой запас пищи, кое-какая утварь и патроны. Вид ангарского войска для бурята был необычен, ведь он привык к пестроте своих отрядов. До пределов владений алтын хана было не более двухсот километров по лесостепи, которую пересекали мелкие речушки и ручейки, южнее их становилось всё меньше, деревья же росли всё реже, переходя в невысокий кустарник. В среднем течении Селенги, близ Гусиного озера небольшая армия встретила пополнение — группы Саляева и Матусевича, которые пересев на приготовленных для них коней, присоединились к походу.
— Ну чего, Ринат, как он? — Смирнов показал на покачивающегося в седле Матусевича, который был немного впереди колоны.
— Нормально, — пожал плечами Саляев. — Хороший он мужик. Только когда мозги у него на место начали вставать, только тогда я это и понял.
Полковник многозначительно кивнул.
— Из авангарда скачут, — Зайцев, осадив коня, указал Смирнову на приближающихся всадников. С вершины зеленого холма, с ровно растущей травой, что издали была похожа на бильярдное сукно, буквально скатывались двое бурятских конников.
— Опа! — воскликнул Ринат, когда один из них упал с коня и более не поднимался, а второй отчаянно махая рукой, настёгивал коня, пытаясь поскорее достичь своих.
— Етитская сила! — просипел Смирнов, увидев, как на вершине холма стали собираться множество всадников, как взметнулись копья и заколыхались чужие стяги, затрепетали на ветру бунчуки.
— К бою! — Зайцев, исполняя приказ полковника, гарцевал на жеребце у ангарской колонны.
Стрелки готовили оружие к стрельбе, всадники Шившея разделились и встали по флангам, прикрыв ангарцев, занимавших центр. К счастью, отряд был застигнут врагом на возвышении, тогда как чужакам пришлось бы под огнём преодолевать протяжённую ложбину. Чуть погодя, от вставших на противоположном холме чужаков отделился один всадник и неспешно правил коня к ангарскому войску.
— Ваську ко мне! — Смирнов позвал своего переводчика и отчитал бурята, который прибежал из первой колонны стрелков, по пути заправляя под одежду крестик:
— Будь при мне, Вася, настреляешься ещё!
Читать бесплатно другие книги:
