Ной Морсвод убежал Бойн Джон
– Нет, я живу с моей семьей, – ответил он, и вилка его застыла на миг в воздухе, едва он о них подумал. – Точнее, раньше с нею жил, – поправился он. – До того, как ушел, то есть.
– И больше там не живешь?
– Нет, я ушел нынче утром. Повидать мир и пуститься в приключения.
– Ах, с хорошим приключением ничто не сравнится, – улыбнулся старик. – Я однажды отправился в Голландию на выходные – и задержался там на год после того, как ввязался в заговор по свержению правительства.
– Не могу даже вообразить, что сам во что-нибудь такое ввяжусь, – сказал Ной, которого политика не интересовала ничуточки.
– А твои родители были довольны, что ты уходишь из дома?
Ной ничего не отвечал довольно долго, а потом посмотрел к себе в тарелку. На его лицо набежала тень, а еда вдруг показалась далеко не такой аппетитной, как всего секунду назад.
– Запросто можешь не рассказывать мне того, чего не хочешь, – произнес старик. – Я ведь и впрямь немного знаю, каково приходится восьмилетним людям. В конце концов, и мне когда-то было восемь лет.
Ной задумался. Человек этот до того стар, что удивительно, если он помнит, как ему было в возрасте Ноя.
– А в восемь лет вы когда-нибудь убегали из дома? – спросил он, подняв голову и громко сглотнув. Думать об этом ему вовсе не хотелось, потому что стоит начать – и он моментально расстроится. Он пытался не думать об этом с тех самых пор, как проснулся рано утром, но у мыслей была жуткая привычка снова и снова возникать где-то в пальцах на ногах, добегать до коленок, проникать через ноги в спину и наперегонки мчаться к мозгу, а оттуда отправлять в его глаза такие картинки, на какие Ною совсем не хотелось смотреть.
– Я мальчиком много чего делал, – сказал старик. – И далеко не все было разумно.
Ною вполне понравилась мысль поделать то, что не очень разумно, и он собирался расспросить старика об этом подробнее, но тут заметил деревянный сундучок, стоявший на полу у самых его ног. Ной немного удивился, что, садясь за стол, он никакого сундучка не заметил, – тот был украшен весьма причудливой резьбой и походил на всякие антикварные штуковины, которые его мама вечно разглядывала в лавках и жалела, что такое нельзя купить домой. Сверху на нем была вырезана марионетка – совсем не похожая на те, что висели внизу на стенах, и Ной нагнулся получше ее рассмотреть.
– Это вы сделали? – спросил он, глянув на старика, и тот покачал головой.
– О нет, – ответил он. – Нет, не я. Я не такой хороший мастер. Резьба тут, как видишь, очень тонкая.
– Великолепно, – произнес мальчик и, дотянувшись, погладил рукой вырезанные линии. Кукла на крышке выглядела очень бодрым пареньком. У него было длинное цилиндрическое тело, на голове – остроконечный колпак. А ноги – примечательно худые; вряд ли он долго бы на них простоял и не свалился.
– Ты удивишься, – сказал старик, точно прочел мысли мальчика. – Если резать марионеток из очень старого дерева, оно такое крепкое, что не сгниет целую вечность. Нужно лишь правильно к нему относиться. Эта кукла, возможно, смогла бы добежать до края земли и обратно, а в конце на ней бы потребовалось только лак освежить.
– Если сундучок не вы сделали, – спросил Ной, – то кто?
– Мой отец, – ответил старик. – Очень давно. Я много лет внутрь не заглядывал. В нем очень много воспоминаний, а иногда бывает очень трудно смотреть на остатки прошлого. Даже краем глаза глянуть – уже грустно. Или чего-нибудь жаль.
От всех этих слов Ною стало еще любопытнее, что же лежит в сундучке, и он посмотрел на него, закусив губу. А затем поднял голову. Судя по глазам, ему до ужаса хотелось в него заглянуть.
– А можно я открою? – спросил он, решив, что проще всего будет задать честный вопрос. – Можно посмотреть, что внутри?
Старик собрался было что-то ответить, но отвернулся. На его лице читалось смятение, словно он вовсе не был уверен, готов ли он выпускать на свет воспоминания из сундучка. Ною не хотелось мешать хозяину, пока тот решает, и он не произносил ни слова, пока старик снова не посмотрел на него и не улыбнулся, а затем и не кивнул.
– Если хочешь, – тихо сказал он. – Только бережнее с тем, что отыщешь внутри. То, что в нем лежит, для меня очень ценно.
Ной с восторгом закивал, нагнулся и поставил сундучок на стол перед собой. На боках его была вырезана та же марионетка, что и на крышке, и ее окружали иностранные на вид сооружения. Ной точно видел такие у себя в учебнике географии. Одна немного походила на Эйфелеву башню в Париже, другая – на римский Колизей. Мальчик взялся за края крышки и бережно поднял ее, затаив дыхание. Он был уверен, что внутри окажется что-то необычайное.
Но, к его большому разочарованию, внутри лежали другие марионетки.
– Ой, – сказал он.
– Ой? – переспросил старик. – Что-то не так?
– Ну, я думал, там будут фотографии, – ответил Ной. – Мне нравятся фотографии. Или старые письма. А тут только куклы. Как внизу. Они, конечно, очень симпатичные, – добавил он, не желая показаться грубияном. Потом вытащил одну и внимательно ее рассмотрел. – Я просто думал, здесь будет что-нибудь другое, только и всего.
– Ах, но они и так другие, – улыбнулся ему старик. – Все марионетки внизу вырезал я.
А эти – последние из тех, что делал мой отец. Как и огромное дерево снаружи, они напоминают мне о нем. Это все, что мне от него осталось.
– Ну, они и впрямь, наверное, очень интересные, – сказал Ной. Теперь ему стало еще любопытнее. – А вы разве не хотите перенести их вниз, ко всем остальным?
– Нет, этого я сделать не могу, – ответил старик. – Отцу бы не понравилось. Понимаешь, здесь каждая рассказывает историю. Свою, особую историю. Поэтому их нужно держать вместе.
– А мне нравятся истории, – с улыбкой сказал Ной и взял одну куклу наугад. Она изображала довольно кряжистую женщину с несколькими подбородками и весьма гневным лицом. – Какую вот эта рассказывает?
– О, это миссис Бляхе, – хохотнул старик. – Моя первая учительница.
– Вы у себя держите такую куклу? Свою первую учительницу? – От удивления брови Ноя сами полезли на лоб. – Вам тогда, наверное, очень нравилось ходить в школу.
– Не всегда, – ответил старик. – Ходить в школу вообще не я придумал. Это все Паппо. Мой отец то есть, но это уже совсем другая история. Я вполне уверен, что тебе неинтересно, как я туда попал.
– Наоборот – еще как, – выпалил Ной.
– Правда? – удивился старик и весь просиял. – Ну, тогда ладно. Но расскажу вкратце. Так, с чего бы начать? Вот в чем вопрос. Наверное, еще с леса. – Он с минуту подумал, затем быстро кивнул, точно мысль и впрямь была разумна. – Да, – сказал он. – Начнем из лесу.
Глава седьмая
Миссис Бляхе
Именно мой отец, Паппо (начал старик), решил, что нам нужно съехать из уютного домика на лесной опушке и перебраться глубже в леса. Деревья там были такие старые, что из них получались игрушки и марионетки получше. Он вырезал их каждый день, а кроме того, ему нравилась мысль начать все заново. В тот год жизнь наша так изменилась, что когда мы услышали про деревню – немного дальше первой и чуть в стороне от второй, – подумали, что в ней прекрасно будет начать новую жизнь.
Мне тогда было всего восемь лет, но обычной жизнью я еще толком и не жил. Понимаешь, я был очень проказлив, что для мальчишек моего возраста вполне обычно, и, как правило, из-за этого попадал в жуткие переделки. Вечно сталкивался с какими-то необычайными людьми, и они завлекали меня в разные неприятности. Я был из тех мальчишек, которые пойдут купить бутылку молока – а окажутся в бродячем цирке: их непременно привезет туда жестокий похититель. Или попадут в услужение к тому, кто им желает только зла. Всякий раз, когда я выпутывался из таких передряг, я давал Паппо слово, что никогда больше не буду отвлекаться и увлекаться, но рано или поздно слово это все равно нарушал. Гордиться тут нечем, но вот такой уж я был, чего греха таить.
Но когда мне исполнилось восемь, я решил постараться и быть послушным мальчиком. И чтобы как-то отметить это решение, Паппо счел, что неплохо будет начать жизнь заново в таком месте, где ни его, ни меня никто не знает.
– После всего, что случилось, – сказал Паппо, объясняя мне свой план, – кажется, такая перемена не повредит нам обоим. Оба начнем все с чистого листа.
Поэтому однажды утром, не успело еще и солнце встать, собаки – проснуться, а роса – выпасть на полях, мы отправились в путешествие через лес. И по дороге даже не задерживались ни с кем поговорить, а остановились, лишь когда добрались до этой вот деревни.
Паппо спросил, чувствую ли я здесь себя как дома, и мне даже задумываться ни на миг не пришлось.
– Да, – ответил я. – Да, мне кажется, что да.
Первым здесь мы встретили молодого осла. Он щипал траву, росшую вдоль деревенской улочки, и наше прибытие его встревожило. Проглотив последний клок, он подбрел к нам поздороваться.
– Перебраться сюда хотите, а? – спросил осел. Ему, похоже, очень понравилось, что рядом может поселиться мальчик его лет, который время от времени будет брать его на прогулки по окрестным полям. – Могу лишь сугубо рекомендовать. Хии-хоо! Я сам живу тут вместе со своим стадом с рождения. Нас здесь около дюжины, но если вам понадобится поскакать галопом, лучше меня никого не найти. Я бегаю быстрее. И никогда не сброшу. А кроме того, лучше всех умею поддержать беседу. Хии-хоо! У вас с собой колбасок случайно не найдется?
– Очень любезное предложение с вашей стороны, – ответил ему Паппо, не успел я и рта раскрыть, и потащил меня дальше по улице, а там принялся быстро постукивать по земле своим посохом, нюхать воздух и дышать полной грудью, становиться на четвереньки, трогать руками траву и кусты, росшие вдоль тропы. После чего провел немало кратких, но содержательных бесед с различной живностью, регулярно тут ходившей по своим делам, – и все это к вящему смятению осла, который, судя по виду, очень надеялся, что мы не передумаем.
– Твой отец хочет все знать наверняка перед тем, как решить, да? – спросил осел у меня. Подбредя, он как-то загадочно обнюхал мне карманы – словно что-то искал в них.
– О да, – ответил я. – Паппо надеется, что мы поселимся тут навеки.
– Ох, а я надеюсь, что он выберет эту деревню, – сказал осел. – Если так и будет, ты ко мне почаще приходи в гости, ладно? Я тут лучший, я уже говорил? А когда станешь меня навещать, приноси с собой чего-нибудь поесть. Никогда нельзя пускаться галопом на голодный желудок.
Деревня, судя по всему, оказалась подходящей, потому что, вернувшись к нам с ослом, Паппо довольно кивнул и обнял меня.
– То самое место, мальчик мой, – сказал он. – Как раз для нас. Я в этом уверен. Здесь мы можем быть счастливы.
– Хии-хоо! – закричал осел, придя от этого известия в восторг. – Хии-хоо! Хии-хоо!
И вот так вот, не тратя больше ни минуты, Паппо взялся строить нам новый дом – кирпич за кирпичом складывал его собственными двумя руками. Не самый блестящий его замысел – как бы хорошо ни умел он работать стамеской по дереву, каменщик из него был никудышный. Поэтому домик и выглядит так необычайно: и стены у него не совсем ровные, и окна торчат во все стороны.
– Это ничего, – сказал я, когда мы устроились над лавкой игрушек: мне очень не хотелось, чтобы он расстраивался. – Стоит – и ладно, а остальное неважно.
– Наверное, да, – ответил он. – А теперь пора подумать о твоей школе.
– Вообще-то нам о ней не надо думать, правда? – спросил я.
– Еще как надо, – сказал он. – Ты и так уже столько пропустил в своем образовании и очень отстал от сверстников. А так не годится, верно?
– Без разницы, – пожал плечами я, а Паппо нахмурился и покачал головой.
– Я думал, ты впредь будешь послушным мальчиком, – сказал он, и в голосе его я уловил нотку разочарования.
– Я и так послушный, Паппо, – сказал я – и тут вспомнил обо всех своих обещаниях. – Прости меня. Конечно, я пойду в школу, если ты хочешь. Хотя бы похожу в нее.
И вот, пока я не передумал, Паппо зашел к местной учительнице миссис Бляхе и спросил, не найдется ли у нее в классе местечка для меня.
– Разумеется, мы всегда рады новеньким, – ответила она и вся разулыбалась нам. У нее даже щеки порозовели, ведь Паппо был мужчиной очень видным, а мистер Бляхе в сентябре прошлого года убежал из дома с бродячим цирком. – И у нас осталось несколько свободных мест. Мы будем в полном восторге, если ваш сын станет учиться с нами. А разве супруга ваша не заглянет к нам тоже поговорить об образовании мальчика? – спросила она, вся подавшись вперед и накручивая на палец локон. – В таких жизненно важных вопросах необходимо участие всех родителей, я считаю.
– У меня нет супруги, – ответил Паппо и немного замялся: все и без того было сложно, и ему не хотелось создавать дополнительные трудности там, где это не было совершенно уж необходимо.
– Ну, неважно, – сказала миссис Бляхе, придя в полный восторг от того, что для ее авансов у нее не будет соперницы. – У нас тут всякие дети есть. Например, девочка, первые пять лет прожившая в джунглях, – она до сих пор разговаривает на странной смеси английского с обезьяньим. Ее зовут Дафни. Я уверена, ты с ней крепко подружишься.
– Это мы еще посмотрим, – неуверенно ответил я.
– А еще есть мальчик, который раньше был слоненком, но ему удалось вырваться из такой жизни перед самым Рождеством, – продолжала миссис Бляхе. – По-моему, это было как-то связано с исполнением целой череды желаний. Но он до сих пор не освоился и, честно говоря, выглядит не совсем благополучным ребенком. За обедом по-прежнему пытается есть носом, а от этого случается беспорядок.
– Какая гадость, – сказал я, и миссис Бляхе уставилась на меня. Лицо у нее стало чуть более неприязненным.
– Какой норовистый у вас мальчик, – произнесла она.
Наутро я впервые вошел в класс, и все ученики тут же повернулись и стали меня разглядывать – все мальчики, все девочки, все столы и все стулья. Даже классная доска, страдавшая близорукостью, спрыгнула со своих крючьев и подскочила хорошенько меня обнюхать, после чего, отряхивая мел, снова отбежала к стене и пробормотала:
– Нет, этот не годится. Этот не годится никуда.
– Тут место занято, – произнес неприятного вида юнец, которого звали Тоби Славни.
Он считал себя лучшим в классе – всегда садился перед самым носом учителя, чтобы подмазаться, и теперь, когда зашел я, сдвинул свои учебники на пустую половину стола.
– Мне до ужаса жаль, – произнесла довольно невзрачная на вид девочка по имени Марджори Буженинг. Волосы у нее на голове были стянуты в два поросячьих хвостика розовыми ленточками. Девочки, сидевшие вокруг нее, захихикали. – Но я боюсь, и это место занято. И не заговаривай со мной, будь так добр. Я не вступаю в разговоры с незнакомыми людьми.
Я шел дальше по проходу, и меня все больше охватывало отчаяние. Мальчики и девочки – один за другим, одна за другой – отвергали меня. Наконец я дошел до последнего ряда и с надеждой посмотрел на последнее оставшееся место.
– Можешь здесь сесть, если хочешь, – сказал сидевший рядом мальчик, которого звали Джаспер Беннетт. Все лицо его украшали злые синяки и шишки. Он убрал все с другой половины стола и придвинул второй стул.
Я с облегчением уселся и, повернувшись, благодарно улыбнулся моему новому соседу. Джаспер посмотрел на меня, поморгал, разглядывая хорошенько, и в глазах его набухли озера слез.
– Меня все здесь тоже ненавидят, – помолчав, сказал он.
– Джаспер! – завопила миссис Бляхе, шлепнув тряпкой по столу, и кинула в Джаспера куском мела. Тот отскочил от его уха и упал на пол, а там, кряхтя, поднялся и пошагал обратно к учительскому столу. – Я ведь уже предупреждала тебя насчет разговоров на уроках, правда? Правда или нет?
– Да, мисс… – начал было Джаспер, но миссис Бляхе его оборвала.
– Джаспер! – взревела она. – Никаких разговоров!
Я далеко не сразу подружился с остальными учениками – а все из-за того, что никого не знал так долго, как знали друг друга они.
– Мы тут новеньких не любим, – объяснил мне как-то днем Тоби Славян. Он подошел и уселся на край моего стола, а потом взял мой деревянный пенал, который мне вырезал Паппо. – Ты не мог бы ходить в школу где-нибудь еще? Класс в целом – против тебя.
– Но тут же нет никакого «еще», – пожал я плечами в ответ. – В деревне только одна школа. Ты же не хочешь, чтобы я учился с ослами.
– А это мысль, – сказал Тоби Славян.
– Я обещал Паппо, что отныне буду ходить сюда каждый день, – стоял на своем я.
– Так ты мне перечишь, а? – крикнул он и повернулся ко всем своим друзьям, которые немедленно пришли к выводу, что это смертельное оскорбление.
Ученики дождались большой перемены, и все напрыгнули на меня, стали выкручивать мне руки и вырывать мне волосы в отместку Когда я наконец выбрался из этой кучи-малы, то весь был в шишках и царапинах, – жалкое зрелище представлял я в тот день по дороге домой. Даже Джаспер Беннетт, которого больше не третировали, потому что мальчишки нашли себе нового козла отпущения, на меня бросался. А это лишь доказывало, что ни на этом свете доверять никому нельзя, ни на том.
– Этого бы ни за что не произошло, останься ты таким, как был, – сказал мне вечером Паппо, когда заклеивал пластырем все мои раны и промывал царапины, чтобы не случилось инфекции. – Теперь тебе нужно быть осторожнее. Придется постараться и подружиться с другими мальчишками, а не драться с ними.
Назавтра Паппо отправился беседовать с миссис Бляхе об этой ситуации, и она заверила его, что постарается сделать так, чтобы ко мне никто не приставал, но мальчишки есть мальчишки, знаете, поэтому ничего тут особо не поделаешь. Она сказала: если я хочу, чтобы в школе мне было хорошо, мне придется постоять за себя, потому что в конечном итоге помочь мне не сумеет никто, кроме меня самого.
Честно говоря, Ной Морсвод (сказал старик), совет этот был не очень полезный.
Глава восьмая
Ной и старик
– Так зачем тогда ваш папа вырезал миссис Бляхе? – спросил Ной, держа марионетку в руках и дергая за проволоку Кусочек мела вылетал у нее из кулака довольно далеко, а потом втягивался обратно ей в цепкие лапы.
– Я думаю, в подарок, – ответил старик. – Он решил, наверное, что если будет с ней любезен, она мне как-нибудь поможет. Но мне кажется, она восприняла это как-то иначе, что, в свою очередь, привело к целой цепочке романтических недоразумений, которые, сдается мне, лучше оставить на следующий раз. В общем, никак особо мне она не помогла, и в этом было все дело. Но, как выяснилось, она была права. Мне действительно пришлось хорошенько стоять за себя. Ты, вероятно, тоже вынужден это делать.
– Я? – Ной удивленно посмотрел на него. – Почему вы так решили?
– А ты разве убежал из дома не потому, что тебя травили? По мне, это единственное очевидное объяснение.
– О нет, – ответил Ной и покачал головой. – Нет, у меня в школе полно друзей, и мне очень обидно за вас, если у вас их не было. У нас в классе есть мальчик по имени Грегори Рыбб, так вот его постоянно дразнят за то, что все «Р» он произносит как «У».
– А это ведь не очень приятно, да? – спросил старик. – Ты же его не дразнишь, я надеюсь?
Ной пожал плечами и посмотрел в пол.
– Иногда, – ответил он и немного покраснел. – Я нечаянно.
– Гм-м, – покачал головой старик. Он по-прежнему долбил полено, а потом вытянул его на руке к свету и хорошенько осмотрел. – А как тебе кажется, ты будешь скучать по этим своим друзьям? – спросил он.
– Пока не скучаю, – ответил Ной и подумал обо всех играх и приключениях, что у него с ними были. – Но, наверное, со временем буду. Они все-таки у меня очень хорошие друзья.
– Но ты все равно от них убежал?
– Кто сказал, что я убежал? – спросил Ной.
– САМ СКАЗАЛ! – рявкнул деревянный медвежонок в красном галстуке-бабочке. Он на миг привстал с сиденья, ткнул в Ноя пальцем и для пущей убедительности несколько раз потряс им в воздухе, а потом безжизненно рухнул на место, как будто ничего и не произошло.
Ной уставился на него, раскрыв рот, после чего перевел взгляд на старика.
– Что-то не так? – как ни в чем не бывало осведомился старик.
– Медвежонок, – ответил Ной. – Он на меня накричал.
– Да, иногда он бывает ужасный грубиян. – Старик покачал головой. – Я бранил его за грубость к посторонним, но, боюсь, такова его природа. Я с этим ничего поделать не могу. С таким же успехом можно просить белочку не подпевать птицам на рассвете. В общем, суть в том, что ты убежал из дома, так?
– Да, – признался Ной.
– Не хочешь мне рассказать, из-за чего?
Ной покачал головой и снова сунул руку в сундучок. На сей раз он вынул новую марионетку – дядьку в спортивном костюме. Мальчик дернул за проволоку, и свисток, который дядька держал в левой руке, поднялся к его губам и издал пронзительный писк: «пи-пи», хотя откуда взялся воздух, для этого необходимый, так и осталось загадкой.
– Как необычайно! – произнес Ной Морсвод.
– А, это у нас мистер Свистл, – рассмеялся старик. – Если б не он, всего, что со мной потом произошло в жизни, запросто могло бы и не произойти. Он меня всем этим заинтересовал, понимаешь.
– Чем заинтересовал? – спросил Ной.
– Бегом, – ответил старик. – Видишь ли, в молодости я был великим бегуном. Глядя на меня сейчас, такого не скажешь, я медленно ковыляю вверх-вниз по этой лестнице, но тогда меня знал весь мир. И насколько быстро я могу бегать, первым понял мистер Свистл.
Глава девятая
Взапуски
Прошло несколько недель (сказал старик), и я уже начал подумывать, не отказаться ли мне от этой никудышной школы вообще. Никаких хоть сколько-нибудь стоящих друзей у меня не было, а Тоби Славни что ни день все больше и больше усложнял мне жизнь. Однажды он подпилил ножки у моего стула, я сел на него – и упал на пол. Было очень больно. В другой день он укрепил на двери ведерко с лаком, поэтому, когда я вошел, оно опрокинулось на меня, и на той неделе мне пришлось мыться аж два раза. Он крал у меня тетрадки с домашними заданиями и ел мои яблоки, связывал вместе шнурки у меня на ботинках и коверкал мое имя. Говорил, что я прилетел из открытого космоса, а вместо мозгов у меня в голове конфитюр. Сзади в брюки запустил мне лягушку, а спереди – хорька. Оказалось, это гораздо смешнее, чем даже он себе представлял. О, я мог бы и дальше перечислять все то ужасное, что он мне устраивал. Как-то раз весь день ходил рядом со мной в свитере, на котором была нарисована стрелка, показывавшая в мою сторону, и под нею написаны слова: «Я С ДУРАЧКОМ». По средам все утро разговаривал со мной только по-японски, который знал довольно неплохо, и я даже начал разбирать отдельные слова. В кашу мне сыпал соль, а в бутерброды – сахар. Убедил всех в классе один день носить шляпы, чтобы я чувствовал себя белой вороной. Присылал мне цветы и подписывал открытки в букетах огромными поцелуями от какой-то Алисы. Ужас, ужас, ужас. Я начал бояться ходить в школу и думал, что хуже быть не может.
Может.
Стояло утро вторника. Миссис Бляхе расхаживала по классу и рассуждала о том, на какие работы мы все можем устроиться, когда вырастем. Вероятно, это было несколько преждевременно, поскольку нам всем в то время было по восемь лет, но она говорила, что уже сейчас нужно строить планы на будущее. Ей хотелось знать не только кем мы собираемся стать, когда вырастем, но и кем работают наши родители сейчас.
– Мой папа – звезда мирового кино, – сказала Марджори Буженинг, – а мама – астронавт. Я сама надеюсь стать летчиком-вертолетчиком.
– Очень хорошо, Марджори, – одобрительно кивнула миссис Бляхе. – А ты, Джаспер Беннетт? Чем занимаются твои родители?
– Мой папа изобретает средство от насморка. А мама – заклинатель лошадей. Сам же рассчитываю на рукоположение в церковный сан.
– И если ты всерьез этого хочешь, то непременно добьешься своей цели, – объявила счастливая миссис Бляхе. – Мэттью Байрон, а ты?
– Мой папа руководит вооруженными силами, – ответил Мэттью, – а мама помогает людям избегать уплаты подоходного налога. Я собираюсь быть профессиональным футболистом и буду им до тридцати четырех с половиной лет, после чего все свои силы приложу к тому, чтобы стать поэтом-лауреатом.
– Грандиозно! – улыбнулась миссис Бляхе. – Тоби Славни, я уверена, что и твои родители служат тебе отличным примером.
– Служат, – признал Тоби. – Знаете, есть такие горки – желоба, которые кружат, и кружат, и кружат, а когда вылетаешь с другого конца, сразу плюхаешься в бассейн?
– Знаю, – сказала миссис Бляхе.
– Так вот, их изобрел мой папа.
– Чарующе, – произнесла миссис Бляхе. – А мама у тебя что делает?
– Она изобрела бассейны. Так они и познакомились.
– Разумеется. Ну а ты сам? Кем ты хотел бы стать, когда вырастешь?
– Спортсменом, – ответил Тоби Славни. – Я же, в конце концов, бегаю быстрее всех в школе. – И он самодовольно улыбнулся, а весь класс ему с чувством зааплодировал.
– Это правда, – согласилась миссис Бляхе, тщательно оглядывая учеников. – Ну что, все? Никого не забыли?
Все до единого мальчики и девочки закивали – кроме меня, о чем я тут же пожалел. Потому что миссис Бляхе это заметила и показала на меня.
– Приношу свои извинения, – сказала она. – А чем занимаются твои родители?
Я нервно сглотнул и встал.
– Мой отец делает игрушки, – сказал я. – Главным образом – марионетки, но не только. У него хорошо получается что-то делать руками.
– Очаровательно, – вымолвила миссис Бляхе. – Игрушки всем нужны. Ну, лет до тридцати, во всяком случае. А мама у тебя что делает? (Я немного удивился, что она об этом спрашивает, и на миг потупился.) Ой, ну конечно, – спохватилась она. – Мне очень жаль. Я забыла. У тебя ведь нет мамы, да?
– Нет, мисс, – ответил я.
– Она умерла?
– Нет, мисс, – ответил я.
– Убежала?
– Нет, мисс, – ответил я.
Учительница, похоже, удивилась такому повороту и нахмурилась.
– Так где же она тогда? Она же не могла в воздухе растаять, правда?
– У меня никогда не было мамы, – ответил я.
– Не было мамы? – воскликнул Тоби Славин, повернулся и уставился на меня в изумлении. – Ничего нелепее я в жизни не слыхал.
– Значит, ты не слышал свой голос, когда поешь. – Я поразился собственной храбрости. Мало того, что я осмелился ему что-то сказать, – я сделал это так, что он не знал, как мне ответить, потому что просто уставился на меня и стал тихо закипать.
Но я знал, что этим дело не кончится. И, само собой, всего через пару часов на школьном дворе он подскочил ко мне и отвесил подзатыльник в награду за мою дерзость.
– Как это – мамы не бывает? – спросил он. – Не из дерева же тебя выдолбили.
– Да вот так вот, – ответил я. – Мамы у меня никогда не было. А у тебя никогда не было мозга. У всех нас есть такое, что отличает нас от других.
И началось! Может, долгие месяцы придирок привели меня к тому, что больше я терпеть уже не мог. Тоби Славни уставился на меня и удивленно хохотнул, а потом взрыл ногой землю, как бык перед броском, – и кинулся на меня. Мы с ним покатились по земле большим кулем – замелькали кулаки, полетели клочья волос, а все столпились вокруг и подзуживали нас, в полном восторге от такого редкого зрелища – настоящей драки.
Я молотил, ничего вокруг не видя, а когда нас наконец разняли – вмешался мистер Свистл, школьный организатор спортивных игр, – я с восторгом обнаружил, что расквасил Тоби Славни нос, хотя без особой радости убедился, что у меня распухли уши, под глазом синяк и глаз этот уже начал заплывать.
– В чем тут у вас дело? – спросил мистер Свистл. – У меня на игровой площадке дерутся мальчишки? Не потерплю! Из-за чего вообще у вас эта драка?
Я не выдержал и заорал во весь голос:
– ОН СЧИТАЕТ СЕБЯ ЛУЧШЕ МЕНЯ! А ОН НЕ ЛУЧШЕ!
– А вот и лучше, – сказал Тоби Славни.
– Нет, не лучше, – парировал я.
– Лучше, – сказал Тоби Славни.
– Не лучше.
– Лучше.
– Нет.
– Ладно, ладно, – утихомирил нас обоих мистер Свистл. – Хватит уже, оба. Послушай, – обратился он ко мне, – Тоби Славни – одна из самых ярких звезд этой школы. В конце концов, на последнем Дне спорта у нас он завоевал четыре золотых медали. Быстрее него никто не бегает. Если он говорит, что в этом он лучше тебя, ты же не станешь с этим спорить, правда? Ну а ты, – повернулся он к Тоби, – мог бы держаться и поскромнее.
– Вы правы, – ответил Тоби Славни и протянул мне руку. – Мне следует просто смириться со своим превосходством и не смотреть свысока на тех, кто хуже меня.
– Я б тебя обогнал взапуски, – пожал плечами я, даже не подумав перед тем, как слова вылетели у меня изо рта.
Весь школьный двор затих, как только я это сказал, и молчал чуть ли не целый час. И лишь когда у мистера Свистла заурчало в животе, все как-то встряхнулись.
– Стыд и позор, – покачал он головой и посмотрел на меня с огромной жалостью. – Такие возмутительные вещи говорить.
– Но это же правда, – сказал я.
– Неправда, – возмутился Тоби Славни.
– А вот и правда, – ответил я.
– Довольно! – крикнул мистер Свистл. – Если ты считаешь себя бегуном получше самого блистательного спортсмена, выращенного этой школой со времен великого Дмитрия Капальди, есть лишь один способ это подтвердить. Устроим состязание!
И вся школа завопила от радости и тут же с необычайной скоростью разделилась на две шеренги. Мальчики встали по одну сторону, девочки – по другую и уставились друг на друга с обычной смесью страха и любопытства. А между ними в голове обеих шеренг стояли Тоби Славни и я, а уже между нами – мистер Свистл. Из школы выбежала миссис Бляхе с парой кедов.
– Это кеды Тоби, – произнесла она, запыхавшись. – Он не может бегать без своих счастливых кедов.
– А у тебя кеды с собой? – спросил у меня мистер Свистл, глядя на мои подбитые башмаки.
– Нет, сэр, – ответил я. – Но это неважно. Если нравится, пусть в них бежит. Я его все равно обгоню.
– И отлично. И надену, – сказал Тоби Славни, надевая свои кеды.
Мы присели в положении низкого старта.
– Внимание, мальчики, – сказал мистер Свистл. – Видите вон ту яблоню вдали? До нее отсюда полмили. Первый, кто принесет мне с нее яблоко, будет объявлен победителем. Готовы?
– Готовы, сэр, – крикнули мы, и я подумал, во что же это я такое впутался, я ж никогда в жизни не бегал ни с кем наперегонки, а тем паче – с Тоби Славян, который и впрямь бегал очень быстро.
– Внимание?
– Есть внимание, – ответили мы, и я нервно сглотнул, вглядываясь вперед, в дерево, и думая: что бы ни случилось, я постараюсь не упасть в грязь лицом и сильно не отстать.
– Марш!
Я рванул с места, не глядя ни вправо, ни влево, совершенно не представляя себе, насколько мог уйти вперед мой соперник, и, добежав до дерева, схватил яблоко, крутнулся на месте и ринулся обратно. Лишь сунув яблоко в протянутую руку мистера Свистла, я понял, как притихли две шеренги зрителей. Обернувшись, я увидел Тоби Славни – он остановился всего в нескольких метрах от нас и глядел на меня изумленно. Он едва успел отбежать от нашей стартовой позиции, а я уже сгонял туда и обратно.
– Боже праведный, – произнес мистер Свистл, качая головой. – Вот так неожиданность.
Глава десятая
Ной и старик
– Значит, вы победили? – спросил Ной. – Вы его обставили?
– Обставил, – улыбнулся старик. – И поверь мне, я был этим ошарашен точно так же, как и все прочие. Я даже вообразить не мог, что выиграю эту гонку, но выяснилось, что я – прирожденный спортсмен, быстрейший бегун, которого только знала деревня. И надо отдать должное Тоби Славни – он признал это и потом меня тоже поздравил.
– И вы, наверное, после этого стали друзьями не разлей вода? – спросил Ной.
– О нет, – покачал головой старик. – Нет, мы терпеть друг друга не могли. Третировать меня прекратили, это правда, но мы с ним больше никогда не разговаривали. Боюсь, история про него тут и заканчивается. А моя – только начинается. Мир готов был пасть к моим ногам.
– И поэтому ваш папа вырезал вот его? – спросил Ной, подняв повыше фигурку мистера Свистла. – Раз это он сделал так, что вас перестали дразнить?
– Вроде того, – ответил старик. – Но Паппо он не очень нравился. Он говорил, что если б не этот учитель, я бы остался дома на все последующие годы, никуда бы не убегал и не бросал его в одиночестве. Понимаешь, он очень скучал без меня, когда меня не было. Мы с ним переехали в лес для того, чтобы я перестал попадать в неприятности, но оказалось, что я просто нашел их новую разновидность. Он смастерил эту куклу, чтобы можно было на нее смотреть и вытрясать из нее душу, когда он на меня сердится.
– Как необычайно, – сказал Ной, кладя марионетку на стол рядом.
– Видишь ли, мистер Свистл сразу же понял, что у меня чрезвычайно сильные ноги, и записал меня на футбол и регби, на теннис и лакросс, на бадминтон и хоккей на траве, нырять и прыгать с парашютом, сплавляться на плотах и ездить на велосипеде, завербовал на автогонки и синхронное плавание, баскетбол и бег, скалолазание и греблю, предложил ходить под парусом и стрелять из лука, играть в бейсбол и заниматься боксом… И вскоре я стал величайшим спортсменом, которого видела эта деревня. Тренер по поло даже пригласил меня на тренировки, но тут уж я покачал головой. «Нет, поло меня не интересует», – сказал я.
– Я не встречал людей, которые бы занимались столькими видами спорта, – сказал Ной.