Ной Морсвод убежал Бойн Джон

– А из-за чего они дрались?

– Недопоняли друг друга, только и всего.

– A-а. А потом они снова подружились?

– И очень крепко притом, – с удовлетворением ответил старик. – И поклялись не раздружиться до конца своих дней.

Ной кивнул – он тоже был доволен таким поворотом событий – и положил кукол на полку.

– А вот эти? – спросил он и показал еще парочку. – Лис и кот?

– Жуткие создания, – ответил старик, нахмурился и покачал головой. Голос его стал ниже и глуше, когда он поглядел на этих существ, и на вид довольно неприятных. – Бесчестные негодяи эта парочка. Отняли у меня пять золотых монет, а еще из-за них меня посадили в тюрьму. Никогда не доверяй лисам и котам. Вот, теперь ты знаешь.

Брови Ноя заскакали вверх-вниз у него на лбу, и он обернулся к полкам, ища, о чем бы еще спросить.

– А эта? – Он показал на какое-то очень яркое существо.

– О, это сверчок, – обрадовался старик. – Прекрасный парень, вот только я очень скверно с ним обошелся.

– Правда? А что вы с ним сделали? – заинтересовался Ной.

– Расплющил его о стену киянкой, и он погиб.

Рот мальчика приоткрылся от ужаса.

– Зачем? – спросил Ной. – Из-за чего такое могло произойти?

– Он обвинил меня в том, что у меня деревянная башка. А я, возможно… – Старик растерянно огляделся – похоже, ему было стыдно. – Возможно, я принял это немножко слишком близко к сердцу. Потом сверчок вернулся в другом облике. Вроде привидения. Мы с ним тоже крепко подружились.

Ной покачал головой, но ничего не сказал. Просто ткнул пальцем в следующую марионетку на стене.

– А вот это – субъект, которого я зову Огнеедом. Очень неприятный человек. Как-то раз пытался меня сжечь живьем. А рядом – двое наемных убийц, которых он мне подослал.

– Что у них в руках? – спросил Ной и нагнулся рассмотреть получше.

– Нож и петля. Они никак не могли договориться, зарезать меня или повесить.

– У вас в молодости врагов было хоть отбавляй, – удивленно заметил Ной.

– Это правда, – ответил старик. – Даже не знаю из-за чего. Почему-то люди были очень настроены против меня.

– И всех этих кукол вы сами вырезали?

– Всех до единой.

– Как необычайно!

– Они не меняются никогда, – чуть улыбнулся старик. – Кукла может путешествовать, попадать в разные приключения – и не состарится ни на день. А мальчик… настоящий мальчик – он стареет, и впереди у него больше ничего нет, кроме смерти. – Он умолк. А когда вновь поднял голову, Ной пристально смотрел на него, и на лице мальчика было сочувствие. – Никогда не надо хотеть стать кем-то, кто не ты, – тихо произнес старик. – Запомни это. Никогда не надо желать большего, чем тебе дано. Это может стать самой большой ошибкой в твоей жизни.

Ной не очень понял, что значили эти слова, но отложил их в голове – чуть выше правого уха. Наверняка что-нибудь в нем захочет их когда-нибудь откопать и подумать об этом, а когда такой день настанет, лучше, чтобы они оказались под рукой.

– Вам можно рассказать секрет? – спросил он.

– Конечно, можно, – ответил старик.

– И вы никому не расскажете?

Старик замялся.

– Ни единой живой душе, – ответил он.

Глаза Ноя распахнулись. Что это? Не может такого быть. У старика нос что – стал длиннее?

– Одной! Только одной! – поспешно закричал старик, смущенно прикрыв ладонью кончик носа. – Могу только одной живой душе рассказать, но не больше. – Тут нос у него вроде бы втянулся обратно и стал как прежде, а Ной несколько раз моргнул. Поди пойми, действительно ли он видел то, что ему показалось, или же это какой-то фокус. – Есть у меня один друг. – Старик чуточку улыбнулся. – Довольно пожилой кабан, он живет на ферме неподалеку, и я его регулярно навещаю. Мы с ним делимся разными секретами. Ты не будешь возражать, если я расскажу свинье? Кабан этот – очень сдержанный и тактичный.

Ной немного подумал и наконец кивнул.

– Мне кажется, это будет ничего, – сказал он. – Но только свинье.

– Только свинье, – подтвердил старик.

– В общем, ладно, – сказал Ной. – Дело в том, что я, наверное, совершил ошибку. Что убежал, в смысле. Наверное, я не подумал о том, что это может означать. – Он вздохнул и оглядел лавку. И вдруг потряс головой, словно пытался выкинуть из нее все эти мысли, а вместо этого ему на глаза попались марионетки. – Мне кажется, надо идти домой. А можно я одну возьму? – спросил он. – С собой?

Старик довольно долго размышлял над этой просьбой, но в итоге лишь покачал головой.

– По-моему, нет, – ответил он. – Прости меня, но они – моя семья, понимаешь? Они мне напоминают обо всей моей жизни.

– Но вы же себе еще можете вырезать, разве нет?

– Нет, увы, – сказал старик задумчиво. – Любопытная выходит штука. Когда передо мной оказывается полено и я сажусь вырезать какую-нибудь куклу, я всегда хочу сделать что-то одно, а оно никогда не получается. Начинаю с какого-то замысла, а из дерева выходит что-то совсем другое. Вот посмотри. – И старик показал Ною деревяшку, преобразившуюся в бабуина. – Я совсем не хотел делать бабуина.

– Что же тогда вы хотели делать?

Старик отвел на миг взгляд и пожал плечами. Пора было признаваться.

– Себя, конечно, – ответил он и улыбнулся.

Глава двадцать третья

Искусный мастер

Вся правда тут в том (сказал старик), что много лет я избегал резать куклы. Я делал поезда и лодки, кубики с буквами и стаканчики для карандашей, а также все, что только мог придумать. Из дерева, скрепленного гвоздями. Я хранил традиции Паппо, а некоторые даже усовершенствовал.

Хоть я больше не странствовал по всему миру и у меня не было удивительных приключений, после папиной смерти я не менял свой распорядок дня – по утрам и вечерам бегал, хотя делал всего несколько тысяч кругов по деревне. Я точно знал, что если убегу дальше – непременно окажусь в каком-нибудь дворце или на празднике, на верхушке египетской пирамиды или на дне Большого каньона. А у меня теперь есть лавка, и вот она-то – важнее всего.

Но потом случилось странное. Однажды вечером я собирался на свою обычную пробежку и вдруг заметил, что как-то устал. Нагнулся завязать шнурки, а когда вновь выпрямился – не удержался и громко вздохнул. Рука сама потянулась к пояснице – та отчаянно болела. И хотя на пробежку в тот вечер я все же отправился, вернулся домой я, запыхавшись немного больше обычного, и даже не поужинал, а сразу рухнул в постель. Но всерьез задумался я об этом лишь через несколько месяцев, когда поймал себя на том, что по утрам не могу встать без стонов. Александр будил меня своим боем, а мне хотелось лишь свернуться калачиком под одеялом и ни на какую пробежку не собираться.

Так год шел за годом, и я постепенно начал осознавать, что с утренним моционом пора заканчивать. Тело мое утратило былую гибкость, ноги перестали быстро слушаться. Я уже не был так проворен, как раньше. Голубые вены на руках стали заметнее. Однажды я даже слег с простудой.

А потом настал день, когда я прибирал одну витрину в лавке – и вдруг увидел отца. Он стоял всего в трех шагах от меня – и выглядел в точности как в тот день, когда я уезжал на свои Олимпийские игры, принесшие мне столько славы.

– Паппо! – радостно воскликнул я. На миг я совсем забыл, что он умер много лет назад.

Я подбежал к нему, раскрыв руки, – и Паппо ко мне побежал, тоже намереваясь меня обнять.

Мы столкнулись. Я упал. Паппо тоже.

Я поднял голову и понял, что никакой это не отец: я увидел собственное отражение в высоком зеркале. Оно очень долго стояло в деревянной раме в углу лавки.

«Я уже старик», – подумал я.

В тот миг я и понял, что много лет назад, когда исполнили мое желание стать настоящим мальчиком, я принял не то решение. Нужно было остаться марионеткой.

Мысль эта укрепилась у меня в голове, и с нею вместе руки мои наполнились очень странной тягой. Утолить ее можно было, лишь взявшись за молоток и стамеску и сев за работу. Я спустился в подвал, где у меня всегда хранился запас дерева, и, к своему удивлению, обнаружил, что никакого материала у меня впервые в жизни не осталось. Конечно, я обычно покупал дерево на местной лесопилке, но теперь была полночь – все закрыто до завтрашнего утра. Но мне просто позарез нужно было смастерить марионетку. Выбора не оставалось. Я просто не усну, если этого не сделаю. Да я и дышать не смогу.

Я вышел из лавки и осмотрел пустые деревенские улицы. В легкие мои лился ночной воздух, и я мимолетно подумал, заметит ли кто-нибудь, если я просто перелезу через забор лесопилки и стащу столько дерева, сколько мне нужно. Ну, не вполне, конечно, стащу — наутро я вернусь и заплачу за все, что взял. Но как только во мне родилась такая мысль, я понял, что это невозможно. Ноги у меня, в конце концов, уже не те, что раньше, – я уже не могу ни перепрыгнуть через стену, ни даже перелезть. (Даже в юности я получил лишь серебряную медаль за бег с препятствиями на 400 метров, что уж говорить про их нынешнее состояние, в старости.) У меня ничего не получится.

Раздосадованный, я посмотрел на дерево, стоявшее передо мной, и мое внимание привлекла толстая ветвь. Неужто все так просто? Ветвь как будто подзывала меня. «Возьми меня! – будто бы говорила она. – Давай же, отламывай!»

И я отломил.

Взялся за нее покрепче и очень удивился тому, сколько силы у меня оказалось. Я буквально вывернул ее из ствола и встал на дорожке как вкопанный, изумленно разглядывая огромный кусок древесины в руках. А через секунду уже скрылся в лавке, запер за собой дверь, спустился в подвал и принялся за работу.

Я отлично знал, какую марионетку хочу сделать. Перед моим мысленным взором были ровные аккуратные ноги, соединенные в коленях шарнирами, – тот второй комплект, который мне смастерил Паппо, когда я по неразумности спалил себе первые ноги во сне. Гладкое цилиндрическое тело тоже легко припоминалось, а также тощие ручки и очень простые ладошки, приделанные к ним. Бодрое искреннее лицо; непослушный нос, который все растет и растет, если я говорю неправду. Все на месте – все надежно замкнуто у меня в памяти. Я был уверен, что у меня все получится, – я же искусный мастер, и все, что бы я ни начинал делать, выходит как надо.

– Если сделаю все правильно… – говорил себе я, долбя и строгая дерево, – если он у меня выйдет идеальным, то, может быть… возможно же такое…

И долгое время мне казалось, что все так и получается. Ноги выглядели правильными; тело смотрелось правильным; лицо тоже казалось правильным лицом. Но, закончив куклу, я отошел от нее на шаг – и поразился. Потому что марионетка загадочно преобразилась в лиса, и этого лиса я отлично знал. Это он много лет назад убедил меня зарыть пять золотых монет на поле чудес, полить их, а потом на несколько часов уйти. А когда вернусь, обещал мне лис, на их месте вырастет пять тысяч золотых монет. Этот лис меня обокрал, воспользовавшись моей наивностью.

– Как же такое произошло? – спросил я сам себя, удивленно качая головой. На следующую ночь, решил я, буду внимательнее, и тогда у меня получится идеальная марионетка.

И вот с того самого вечера каждую ночь я садился и пытался создать деревянную копию себя бывшего – но всякий раз, закончив, смотрел на то, что сделал, и кукла становилась чем-то совсем другим. Начальником станции, к примеру. Или скорбящей вдовой. Дамой, пишущей сонет возлюбленному, сгинувшему в морской пучине. Перышком, которое несет ветерок. Роялем, который нужно настроить. Статуей Зевса Олимпийского. Чарлзом Линдбергом, взлетающим в своем «Духе Сент-Луиса». С чего бы я ни начинал работу, как бы ни сосредоточивался на своем творении, оно неизменно обращалось во что-нибудь другое – и совершенно неожиданное притом.

И каждую ночь я отламывал от дерева все новые ветки и начинал сызнова. А через несколько дней ветви отрастали снова.

Так продолжается уже много лет. Я украшал лавку теми куклами, которые мои руки вырезали из отцовского дерева, и все это время старел – все больше и больше, пока не понял, что старания мои безнадежны.

Я сделал свой выбор. Стал настоящим мальчиком и никогда больше не буду куклой.

Говорил же мне доктор Крылз: настоящий мальчик станет настоящим мужчиной, настоящий мужчина – настоящим стариком, а после этого…

Глава двадцать четвертая

Ной и старик

– Я знаю, что будет после этого, – произнес Ной, глядя вбок. Его сердце в груди забилось чуточку быстрее.

– Я так и думал, – ответил старик, сел и улыбнулся мальчику – так по-доброму, что Ною внутри стало тепло и надежно. – А теперь не пора ли тебе домой? Побыть с мамой, пока еще можешь.

Ной поднялся. Он устал и как-то весь смешался. Длинный день был полон сюрпризов и приключений, встреч с разными неожиданными существами и всевозможных случайностей, и теперь, правду говоря, ему больше всего на свете хотелось кому-нибудь обо всем этом рассказать. Тому, кого он любил.

– Вот бы мне управлять лавкой игрушек, – произнес он через пару минут и посмотрел снизу на старика. На его лице светился восторг. – Мне кажется, чудесно было бы работать в таком месте.

– Мне казалось, ты хочешь стать астрономом, – ответил старик.

– Это всего лишь одна из профессий, которые я выбираю, – поправил его Ной. – Может, она мне и не подойдет. Штука в том, что мне очень нравятся игрушки. И резать по дереву у меня хорошо получается. Так что, может быть, мне однажды и достанется такая же работа, как у вас.

– Вероятно, – ответил старик и повернулся глянуть на часы по имени Александр. – Ого, уже так поздно? – удивился он. – Скоро ужинать.

– Но мы же недавно пообедали, – сказал Ной, прекрасно зная, что если съест еще кусок чего-нибудь, то непременно попросту взорвется.

– А солнце садится, – сказал старик, выглянув в окно. Он смотрел на синее небо, которое уже потемнело, а на горизонте с ноги на ногу переминались черные тучи. – Мне, наверное, скоро пора делать упражнения.

– Значит, вы до сих пор бегаете? – удивился Ной. Глядя на старика, трудно было представить, что он способен набрать хоть какую-нибудь скорость: он теперь был несколько горбат и даже по лестнице ходил очень медленно.

– О нет, – ответил тот и покачал головой. – Нет, такое мне больше не под силу. Но каждый вечер мне нравится ходить на прогулку. Просто по деревне, только и всего. Свежим воздухом подышать, кровь разогнать немножко. Может, и ты со мной сегодня хочешь прогуляться?

Ной посмотрел на часы. В самом начале он не придумал ничего – только уйти из дома и отыскать какую-нибудь деревню, которая ему понравится. Но вот теперь он ее нашел и больше не знал, что ему делать дальше.

– Ну ладно, – ответил он и снял куртку с вешалки, подбежавшей к нему в нужный миг. – Наверное, прогулка и мне будет полезна после такой еды. Но потом мне правда надо будет двигаться дальше.

– Разумеется, – согласился старик и взял с вешалки свои куртку и шарф. – Спасибо, Уильям, – добавил он вешалке, и та склонила в ответ корону, на которой висели шляпы, и отбежала к себе в угол. – Мальчик, ушедший из дома, не должен сбавлять шаг. Ему нельзя задерживаться нигде, а не то найдут. Да что там – он рискует завести себе друзей, если слишком долго засидится в каком-то одном месте.

– Ну я же наверняка смогу хоть где-то остановиться, – быстро сказал Ной. – Меня же рано или поздно перестанут искать.

– Ох, дорогой мой мальчик, – хохотнул в ответ старик. – Если ты так думаешь, то просто не знаешь своих родителей. Они никогда не перестанут тебя искать. И всегда будут хотеть, чтобы ты вернулся. Ты все с собой взял, с чем пришел сюда?

Ной в последний раз оглядел лавку игрушек и кивнул. Уходить ему на самом деле не хотелось, но он знал, что и одному остаться в лавке ему не дадут. Это было странное и непонятное место, но в ней мальчику было надежно.

– Тогда хорошо, – сказал старик. – Значит, в путь.

Они вышли на вечерний воздух. Он бодрил. Но на улице было тихо, и любезной таксы, голодного осла или толпы, собиравшейся днем возле дома, тоже нигде не наблюдалось.

– А вы дверь не будете запирать? – спросил Ной. – Вдруг кто-нибудь залезет?

– Самый простой способ предотвратить ограбление – не запирать дверь, – объяснил старик, сворачивая направо. – Самое очевидное на свете, однако до этого никто не додумался. Ну, пойдем-ка вот сюда.

Они миновали дерево Паппо, и Ной еще раз посмотрел на него. Вообще-то оно выглядело совершенно обычным и нормальным деревом, хотя кора его, несомненно, блестела и лоснилась больше, чем у тех деревьев, что росли в лесу возле дома Ноя.

– Вот бы и мне что-нибудь вырезать из такого дерева, – сказал Ной.

– О, боюсь, это будет невозможно, – покачал головой старик. – Дерево это принадлежит только лавке игрушек. И просто сесть и начать резать игрушки и марионеток не получится – для этого нужно много лет упражняться и хорошенько научиться такому ремеслу. Тут надо очень прилежно работать, – продолжал он. – Ну и хорошая древесина нужна в изобилии.

– Как необычайно! – произнес Ной и весь расплылся в улыбке. – У меня же папа лесоруб, и дом наш стоит на лесной опушке – у меня сколько хотите дерева будет. Если б я, ну, захотел попробовать.

– А кроме того, тебе понадобится очень хороший инструмент, – продолжал старик. – Крепкая стамеска, справный рубанок, острые ножи. Ну и краски, само собой. Очень качественные краски.

– Дядя Тедди! – воскликнул мальчик.

– Дядя кто?

– Дядя Тедди! У него магазин красок. Больше трех тысяч разных. «Если у нас таких нет, значит, старина, их не существует в природе» – вот его девиз.

– Но и этого мало, – сказал старик немного погодя, хорошенько все обдумав. – Чтобы управлять своим делом, у тебя должно быть все в порядке с арифметикой. Иначе бухгалтерия не сойдется.

– Вот с ней у меня не очень ладно, – признался Ной. – Хотя начинает получаться. В школе. Учитель говорит, я «начал врубаться». В дроби натуральные и десятичные, во всяком случае. А вот в тригонометрии, боюсь, я дуб.

– А, ну так тригонометрия мальчику нужна примерно так же, как рыбе велосипед, – ответил старик. – Поэтому на твоем месте я бы не сильно переживал. Однако нужно уметь хорошо писать, – прибавил он. – Чтобы составлять письма поставщикам.

У Ноя в голове жужжали новые мысли, и он смотрел в землю. Прикидывая варианты, он хлопал руками по бокам.

– А вот интересно… – начал он. – Если б я и впрямь вернулся… ну, ненадолго. То есть, год-два подрасту еще – и все. Например, пока с арифметикой все не сложится.

– И с письмом, – добавил старик.

– И с письмом, – кивнул Ной. – Тогда, может, я тоже стану таким же искусным мастером, как вы. И когда-нибудь смогу открыть свою собственную лавку игрушек!

– Это вероятно, – согласился старик. Они остановились на развилке дорог, и он тяжело дышал. – Случаются и более странные вещи. Я, к примеру, как-то раз видел, как гусеница спорит с китом. И спор она явно выигрывала. Ты не против, если мы тут немного передохнем? Что-то я устал.

– Конечно, – согласился Ной, огляделся и увидел скамью. – А давайте вон там посидим?

Старик кивнул, они подошли к скамье и сели.

– Так-то лучше, – вздохнул старик. – Ужасно стареть. Подумать только – я, величайший бегун в истории, не способен дойти до околицы собственной деревни без передышки. Н-да, такого я и вообразить себе раньше не мог.

Ной повернулся, посмотрел на старика – и замялся. Вопрос хотелось задать правильно.

– А вы думаете…

– Временами – да, мальчик мой, – признался старик. – Когда ничего другого не остается.

– Нет, – покачал головой Ной. – Я хотел спросить, как вы думаете, можно ли мне остаться здесь с вами?

– Что? Здесь? – Старик огляделся. – На скамейке у развилки дорог? Мне кажется, план этот не очень разумен.

– Да не здесь здесь, – поправил его мальчик. – В лавке игрушек. Я мог бы вернуться и жить с вами, а вы бы меня всему учили. И по дереву работать, и резать, а еще я бы мог присматривать за лавкой, если вам понадобится отпуск.

– Я больше не планирую брать отпуск. – Старик улыбнулся и потрепал мальчика по голове. – Для меня все путешествия уже в прошлом, боюсь.

– Ну, я мог бы сторожить лавку по ночам, – сказал Ной. – Когда вы спите. Она была бы открыта круглые сутки.

– Но я опасаюсь, мы на столько просто не наторгуем, – нахмурился старик. – Нет, все это вряд ли, мальчик мой. По-моему, замысел твой несбыточен.

– Тогда, может, я бы стал вашим подмастерьем, – предложил Ной. – Вы бы научили меня всему, что знаете. Я б вам здорово помогал и…

– Ной, – произнес старик и очень по-доброму улыбнулся ему. – Ты забываешь, что у тебя по-прежнему есть дом.

– Правда? – переспросил мальчик и задумался, действительно ли тот у него есть.

– Конечно.

– Мне просто кажется, что я больше не буду чувствовать себя там как дома. – Ной сощурился и поглядел на дорогу впереди – она петляла и вилась ко второй деревне, за ней к первой, потом к лесу и к его собственному набору каменных стен, в котором на кровати лежала его мама.

– Все может измениться, – произнес старик. – Но это не значит, что тебе следует не возвращаться туда. Своего бедного отца я оставил так надолго, что, когда вернулся, для нас обоих было… ну, слишком поздно. Я хотел повидать мир и хотел, чтобы только мне было хорошо. Ты же не мечтаешь посмотреть мир, правда?

– Очень мечтаю! – восторженно воскликнул Ной. – Ну, когда-нибудь – уж точно, – добавил он уже тише.

– А если мечтаешь – и не свернешь с этого пути, – не кажется ли тебе, что настанет такой день, когда у тебя будет столько же сожалений, сколько их у меня?

Ной кивнул. Если совсем по правде, он уже затосковал по родному дому, по собственной кровати. И хотя он пока не знал, чем кончится все дело с его мамой, она по-прежнему дома, никуда не исчезла, – и да, она была права, когда хотела как можно больше времени проводить с ним, пока могла. Пора и ему поступить так же. Ной не знал, сколько времени им с мамой еще выпадет вместе, но хотя бы и день-два – все равно их может хватить на целую жизнь воспоминаний.

Ной несколько раз притопнул левой ногой, открыл рот, потом опять его закрыл, затем снова открыл, помялся – и, наконец, что-то решил.

– Я пойду домой, – объявил он и встал со скамейки.

– Очень разумно, – согласился старик.

– Но как вы думаете… – начал Ной, с надеждой глядя на своего нового друга. – Как вы думаете, мне можно будет когда-нибудь сюда вернуться? Просто в гости? И посмотреть, как вы работаете? Я б тогда точно многому у вас научился.

– Конечно, – ответил старик. – Но тебе придется меня простить, если почти все время я буду строгать какие-нибудь старые деревяшки. Ничего с собой поделать не могу, судя по всему.

Ной улыбнулся и отвернулся. Он смотрел туда, откуда пришел утром. Теперь там все потемнело, но мальчик почему-то уже не боялся. Он знал, что ничего плохого с ним не случится.

– А давайте я провожу вас обратно к лавке? – предложил он. – Я могу, если хотите.

– Нет-нет, мальчик мой, – покачал головой старик. – Это очень любезное предложение, но мне кажется, я еще немного здесь посижу, подышу вечерним воздухом. Почти каждый вечер здесь проходит мой друг осел – примерно как раз в это время. Наверняка скоро пожалует, и мы с ним поболтаем по дороге домой.

– Тогда ладно, – сказал Ной и пожал старику руку – Спасибо вам за сегодня. За обед, в смысле. И за то, что показали мне лавку игрушек.

– На здоровье, – ответил старик.

– Я тогда лучше пойду, – сказал Ной, отвернулся и побежал по дороге во тьму. Изо всех сил побежал. И быстро скрылся в ночи.

Ной Морсвод явился домой поздно. Солнце уже село, собаки уснули, а весь остальной мир укладывался на боковую.

Он пробежал по дорожке к дому. Вокруг не было слышно ничего – только шуршали сверчки да ухали совы. Посмотрел на единственное окно, в котором до сих пор горел свет, – в спальне наверху, у родителей. На миг приостановился и нервно сглотнул, глядя на него. Как же ему нагорит за то, что убежал. Хотя вообще-то Ною было все равно: самое главное – чтобы он не слишком опоздал. Но заходить внутрь все равно было страшно: вдруг худшее уже произошло? Он бы так и простоял на холоде много часов, если бы через секунду дверь дома не отворилась и наружу не выглянул его папа. Он-то и обнаружил сына в темноте, совсем одного.

– Ной, – сказал он, вглядываясь во мрак, и мальчик закусил губу, не зная, что ответить.

– Прости меня, – прошептал он чуть погодя. – Я боялся. Поэтому убежал.

– Я за тебя волновался, – сказал Ноев папа, и голос у него при этом был совсем не сердитый. Скорее сказал он это с облегчением. – Я уже собирался идти тебя искать, но что-то мне подсказало, что с тобой все в порядке.

– Я же не слишком опоздал, да? – спросил Ной. Ответа на этот вопрос он боялся больше всего на свете. – У меня же еще есть время…

– Ты вообще не опоздал, – улыбнулся папа. – Она по-прежнему с нами.

Ной выдохнул и зашел в дом, но тут папа положил обе руки мальчику на плечи и посмотрел ему прямо в глаза.

– Однако, Ной, осталось уже недолго. Ты же это понимаешь, правда? Ей осталось недолго.

– Я знаю, – кивнул мальчик.

– Тогда пойдем наверх, – сказал папа и обнял его за плечи. – Сейчас ей хочется нас видеть. А скоро настанет время прощаться.

Они вместе поднялись на верхнюю площадку, и Ной остановился в дверях родительской спальни, глядя на маму.

– Вот ты где, – произнесла она, с улыбкой повернув к нему голову. – Я знала, что ты ко мне вернешься.

Глава двадцать пятая

Последняя кукла

Старик еще немного посидел на скамейке, подумал о том, что случилось за день, и лишь когда мимо проходили его друзья, такса и осел, он нашел в себе силы снова подняться и направиться в лавку.

– Значит, мальчик пошел домой? – спросил пес, озираясь, нет ли рядом кого лишнего. – Я так и думал, что в итоге он вернется.

– Да, – ответил старик и поднял руку помахать часовой кукушке, которая парила у него над головой, сообщая, что миновал еще один час.

– Никогда не доверял тем, кто живет на опушке, – заметил осел. – Очень неприятная, по-моему, это публика. Сам я туда несколько раз ходил – просто поглядеть, каково оно, – и заметил, что они там занимаются крайне удивительными вещами. Вы вдумайтесь – однажды я видел там молодую женщину, которая держала на поводке лабрадора, пока они гуляли вместе, словно она его хозяйка или как-то.

– Да, привычки у них весьма странные, – согласился старик. – Но не все они плохи. Помню, я и сам там живал. У нас с Паппо был маленький домик, из окна моей спальни там открывался вид на лес. Недурные то были деньки.

– Но теперь-то вы в деревню переехали, – сказал такс. – Хватило ума.

– Это мой отец скорее решил, не я, – ответил старик. – Хотя я рад, что он нас сюда привел.

– Хии-хоо! Хии-хоо! – вскричал осел, внезапно очень возбудившись.

– Ох нет, – промолвил старик и покачал головой. – Нет, тут я с тобой не могу согласиться. Все, разумеется, было б иначе. Но мне бы не хотелось нигде больше жить. Меня эта жизнь в лавке игрушек вполне устраивала. Я тут был счастлив.

Он потоптался на пороге лавки, оглядел все кривое строеньице, с такой любовью сложенное Паппо, – и все былые сожаления вновь нахлынули.

– Думаете, он когда-нибудь вернется? – спросил такс, оглянувшись на старика перед уходом. – Мальчик, в смысле. Зайдет еще в гости?

– Вероятно, – улыбнулся в ответ старик. – Он же нашел один раз дорогу сюда. Кто сказал, что ему снова это не удастся? Доброй ночи вам, друзья мои. Завтра мы наверняка с вами снова увидимся.

Меж тем уже почти настала полночь. После такого утомительного дня старик устал – хотя, с другой стороны, он вообще не привык к обществу и его утомляли долгие разговоры. Но все равно не бывало таких вечеров, когда он немного не работал перед сном, и потому сейчас он сорвал ветку с отцовского дерева – она, как обычно, обломилась с легкостью – и закрыл за собой дверь лавки. А потом спустился в мастерскую. Сел, взял молоток и стамеску в старческие руки и взялся за дело. Снял кору и зачистил кусок дерева, а затем принялся за свое последнее творение.

Совсем немного погодя деревяшка начала обретать форму мальчика – но в начале работы так бывало всегда. Лишь потом, когда она близилась к завершению, дерево становилось чем-то совсем иным.

Старик работал.

Что же он за глупая кукла, думал он, долбя и строгая, а воспоминания текли у него в голове. Предпочел быть мальчишкой, а потом стать мужчиной, хотя мог бы целую вечность наслаждаться удивительными приключениями, ездить по разным местам, заводить новых друзей. С какой стати он вообще решил, что плоть и кровь для него лучше? Как такое может прийти в голову? На него опустилось тяжкое бремя печали, и старик пытался развеять грусть работой.

«Как необычайно! – думал он, заканчивая марионетку. – Она выглядит очень знакомой. Но теперь в любую минуту ведь может измениться, правда?»

Он отложил стамеску и резаки и поднес куклу к глазам. Маленький мальчик, прямые аккуратные ноги, соединенные в коленях суставами, гладкий цилиндр тела, пара тощих ручек и очень простых ладошек, приделанных к ним. Бодрое искреннее лицо. Шкодливый нос. И вот – сияющая улыбка. Ему наконец все удалось.

– Пиноккио, – произнес он.

Глава двадцать шестая

Десять лет спустя

Письмо принесли утром, в восемнадцатый день рождения Ноя. Он еще лежал в постели и вспоминал, как раньше в детстве в этот день он всегда просыпался пораньше и сразу бежал вниз посмотреть, что за подарки его дожидаются. В этом году он решил так не делать. Теперь он мужчина, а значит, глупо будет так спешить. Ной улыбнулся, вспомнив, как мама всегда готовила ему особый деньрожденный завтрак. Только теперь от таких воспоминаний ему уже не было грустно. Напротив, вспоминая первые восемь лет жизни, которые сделали из него того, кем он стал сейчас, Ной улыбался еще шире.

Ему же на самом деле очень повезло, решил он. У некоторых вообще нет счастливых воспоминаний. А он прожил восемь лет с мамой, восемнадцать – с папой. С учетом всего, совсем неплохо.

Ной встал с кровати и подошел к столу у другой стены комнаты. «Вот удивительно, – подумал он, глядя на стамеску, лежавшую на углу стола. Он был уверен, что накануне вечером оставил ее в мастерской. – Папа ночью принес, что ли?»

В дверь постучали, и Ной обернулся. Это папа зашел поздравить его с днем рождения. С подарками от тети Джоан, брата Марка, дяди Тедди – и с довольно неожиданным конвертом.

– А это от кого? – спросил Ной, взяв его и разглядывая так пристально, точно держал в руках бомбу с часовым механизмом, которая в любой миг взорвется.

– Не знаю, – ответил папа. – Рано утром курьерская служба доставила. Чтобы узнать, придется распечатать.

Ной поддел пальцем клапан и вытащил из конверта пухлый документ. Быстро пробежал его глазами, вытаращился и принялся читать внимательно.

– Что там? – спросил папа, и Ной лишь покачал головой в ответ.

– Лучше сам посмотри, – сказал он, отдавая бумаги отцу.

Назавтра Ной Морсвод забрал ключи от «Лавки игрушек Пиноккио» и направился к дальней деревне. Папа предлагал пойти с ним, но он отказался – сегодня не стоит, лучше сходит один. Десять долгих лет Ной не был в лавке – и по-прежнему поражался, вспоминая тот день, когда был маленьким, пришел в деревню и познакомился с искусным мастером. Сколько всего необычайного тогда произошло. Он обещал вернуться, опять навестить старика, но как-то так вышло, что вечером добрался домой, и память о том дне постепенно сгладилась, а затем и почти совсем стерлась. Вообще-то Ной за все эти годы почти не думал о случившемся – даже когда сказал папе, что хочет научиться работать по дереву и стать резчиком. В подвале он устроил себе мастерскую и сам стал учиться простым секретам – строгать и пилить, долбить и резать, красить и сколачивать. Всему, что потребуется для того, чтобы самому делать игрушки. И у него стало очень хорошо получаться – на весенних ярмарках и городских базарах Ной даже их продавал.

Не думал Ной обо всем этом вплоть до того утра в день его восемнадцатилетия, когда ему пришло письмо, где говорилось, что вся лавка – со всем, что в ней есть, – достается ему по наследству. Лишь тогда снова нахлынули воспоминания. В завещании, однако, имелось одно условие: он вновь откроет лавку и продолжит делать и продавать деревянные игрушки и марионетки. Никакого пластика, никакого металла. Только дерево.

– Ну, это я могу, – сказал Ной в полном восторге от такого неожиданного подарка. Он же все равно собирался стать мастером игрушек, а тут – идеальное место, чтобы начать карьеру.

Когда он пришел, лавка стояла закрытой. Ной вставил ключ в замок, медленно открыл дверь – и тут же подумал, что нужно бы смазать петли. Поднял голову, и колокольчик на притолоке сначала глубоко вздохнул, а потом подчеркнуто тренькнул. Ной улыбнулся ему – и сразу решил, что надо будет с ним поговорить насчет отношения к покупателям. Его совсем не удивило, что внутри пол и все прилавки покрыты толстым слоем пыли.

«Что ж, одна генеральная уборка – и тут будет порядок», – подумал Ной и принялся снимать старые марионетки с полок и стен и аккуратно складывать их в подсобке. После чего взялся восстанавливать былое великолепие лавки. Так началась его новая жизнь игрушечных дел мастера.

Отныне все свои дни он проводил, конечно, здесь – бодрый и довольный. Работал по дереву – стамеской и рубанком. Жизнь его была наполнена радостью, как и полагается жизни. В отличие от предшественника, он не сделал ни единой игрушки, которая бы не продалась, и довольно скоро «Лавка игрушек Пиноккио» – прежнее название Ной сохранил – стала одним из самых процветающих предприятий в радиусе пятидесяти трех миль. Вообще-то своих мест на полках не покинула за все эти годы лишь причудливая компания тех марионеток, которых вырезал папа старика – Джеппетто. Это с ними старик познакомил Ноя в тот день – с миссис Бляхе, мистером Свистлом, Принцем, мистером Квакером, доктором Крылзом… Этих никогда и никто не трогал. Покупатели не брали их в руки. Зеваки не глазели на них. Как будто их вообще никто не видел. Ной держал их в лавке как память – они ведь были из того дня, который он не хотел забывать никогда.

Конечно, все, что старик оставил после себя, было в лавке и в то утро, когда туда пришел Ной, и он заботился об этих вещах и относился к каждой так, словно она была из чистого золота. Кроме одной, то есть, которой Ной даже не заметил, когда впервые снова оказался в лавке.

Одна деревянная кукла сидела на прилавке, собирая пыль эти десять долгих лет до того, как Ной стал в лавке хозяином.

Кукла-мальчик – прямые аккуратные ноги, соединенные в коленях суставами, гладкое цилиндрическое тело.

Она сидела там, когда Ной открыл ключом дверь. И не закрыл ее, осматривая свой новый дом. Дверь стояла настежь – кто угодно мог зайти в лавку. Или выбежать из нее.

Поэтому, когда Ной снова обернулся…

Словно по волшебству…

Пиноккио…

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Самоучителей вождения существует много, но среди них нет ни одного столь полезного, как тот, который...
• Кто разрушил Советский Союз и уничтожил его наследие?...
Популярнейший артист театра, кино и эстрады, Роман Карцев о своих литературных опытах говорит так: «...
«Божьи куклы» Ирины Горюновой – книга больших и маленьких историй про людей, которые могли бы быть с...
Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного п...
«Доктору Уотсону было приятно снова очутиться на Бейкер-стрит, в неприбранной комнате на втором этаж...