Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер Борминская Светлана

Москва

О чем думают кошки, когда смотрят на нас из кустов, я так и не разобралась, потому что Клеопатра упрямо отводила взгляд и шипела, когда я бежала за ней от самого подъезда...

– Пойдешь со мной? – дважды спросила я, но Клео вырвалась, предварительно цапнув меня зубами за большой палец.

Возможно, до нее дошли слухи о печальной участи кота Бармалея, который сожрал отравленную мышь и был похоронен в овраге?

– Я больше не буду травить мышей мышьяком! – твердила я как молитву, заглядывая в кусты, но кошка, игнорируя мои дипломатические заверения, шипела и грозила лапой из кустов.

И я оглянулась на пыльные окна квартиры, в которой недавно жила. Похоже, она была пуста... Не скрою, с той самой минуты, как я приехала в Москву, меня со страшной силой тянуло именно сюда. «Вот ведь, – думала я, сидя на лавке у подъезда, – жили две знаменитые в прошлом веке бабули, вели тишайшую жизнь парочки регулярно пьющих мегер и абсолютно никого не волновали... Получали раз в месяц по пенсии каждая и пили всякую дрянь, имели хобби – разводили бегонии в горшках. И жили бы еще лет двадцать, если б не свалившееся на их голову наследство из Италии!»

Я огляделась и встала – ни кошки, ни соседей за час сидения у дома я так и не увидела, пора было забирать чемодан и ехать домой.

У перекрестка я неожиданно столкнулась с участковым Березовым.

– Подождите, это вы? Похудели... Я вас по серебряным босоножкам узнал!

Мы тепло поздоровались, как давние знакомые.

– Вам мой чемодан никто не сдавал как утерянную вещь? – со странной надеждой спросила я.

– А что в нем? – хмыкнул участковый. – Хотите, угадаю – золотые босоножки!

– В том числе, – уныло пробормотала я. – Знаете, Оскар, я хочу сходить на могилу Эвридики и Марианны. Они ведь на Ваганьковском похоронены?

– Только время зря потеряете, – пожал плечами Березовый. – Не советую туда ходить.

– По-вашему, все, кто ходит на кладбище, теряют время? – возмутилась я.

– Теряют, да, – передразнил меня Березовый, и я вдруг заметила, как он осунулся. – Хоть я и не обязан вам говорить, но выловленные из Москвы-реки дамы, по результатам анализа ДНК, вовсе не родственницы итальянской виконтессы, и не далее как вчера принято решение об эксгумации урн из захоронения Хвалынских.

От неожиданности я закашлялась...

– Получается, что я не ошиблась, когда не узнала их на фотографии? И возможно, они живы?

Березовый кивнул.

– Хороший у вас был адвокат, – напоследок сказал мне участковый.

Я поблагодарила и какое-то время глядела ему вслед... На перекрестке ожесточенно клаксонили машины.

«От упитанного участкового за месяц осталась ровно половина... Хорошая работа для пузанов, что ни говори, сразу постройнеешь!» – думала я, сворачивая к ресторану «Ганнибал».

Я не забыла, что в тот день, когда меня арестовали, скомканный флаг с вышитым словом «МАГИЯ» валялся на полу, сейчас он развевался над правым окном моего бывшего офиса.

«Кто ж повесил его?» – Запрокинув голову, я с минуту разглядывала пыльный кусочек белого шелка и очень обрадовалась, когда из окна бухгалтерии высунулся и помахал мне рукой Бениамин Маркович. Однако, присмотревшись, я поняла, что занавеска шевелится от ветра... И мопеда Баблосова у ресторана не было.

«Есть мужчины – шейный платок, есть – костюм без галстука, бывают мужчины – стоптанные кеды от Гуччи, а Бениамин Маркович Баблосов ассоциируется в моей голове как уморительный мужчина-мопед».

Измазанные краской поручни, знакомая дверь, слегка пригорелая внизу... На ум пришла сущая чушь – в кабинете сидит мой клон... Мой двойник-близнец... Моя тень из плоти и крови... И если я сейчас войду и заговорю с ним, то он останется, а я исчезну!

Я все-таки тихо постучалась, и похожий на филина мужчина мгновенно высунулся из двери моего бывшего офиса. Знаете, я очень не люблю такую придирчивость в глазах, но вместе с плешью, ушами и опереточными бакенбардами, которые парили над его головой, как сизый дым над шашлыком, общий вид «филина» был не так уж плох! Не так, чтобы...

– Я работала тут пару месяцев до вас, вот, пришла за своим чемоданом. А вы кто, если не секрет?

– Никакого секрета, – кивнул владелец плеши и бакенбард. – Наслышан о вашей деятельности, а вы из города Дракина, значит? А ваши документики можно посмотреть? – протянул он руку.

– Конечно. – Я вытащила свой потрепанный паспорт. – Я из маленького городишки с безработными жителями, которые слова лишнего никому не скажут.

– Ага, не замужем... А я колдую тут вместо вас, – бормотал «филин», листая мой паспорт страничку за страничкой. – Будем знакомы, ведьмак Гуськов.

– Ведьмак? – осторожно переспросила я, пожав неприятно влажную руку коллеги.

– Ведьмак, – Гуськов кивнул. – Вы заходите, присаживайтесь. Я ваш флаг магический повесил за окном, вы не против? Он вам все равно не нужен, или я ошибаюсь?

– Известный бренд, – рассмеялась я.

– Ну, как вы могли такое подумать? – обиженно фыркнул мой преемник. – Не в известности дело.

Я огляделась, в офисе за время моего отсутствия прибавилось изъеденное древоточцем бюро, гардероб и садовая скамейка, а из углов несло каким-то жутким запустением, словно я попала в старый подвал. И еще везде стояли подсвечники с оплывшими черными свечами...

– Не бренд, а просто наколдованное место. – Ведьмак дружелюбно заулыбался, чем поверг меня в шок, потому что зубов у него во рту я почти не увидела. – А все ваши клиенты перешли ко мне. Кстати, многие интересуются, куда вы пропали. Угадайте, что я им говорю? Я говорю им, что вы вышли замуж за миллионера и живете на Канарах. Ничего, а?

– Конечно, – кивнула я. – Париж с Лондоном тоже подойдут!

– К зиме на «Феррари» заработаю, – улыбнувшись в бакенбарды, подмигнул мне ведьмак.

«Если ты на „Феррари“, значит, сумел вытянуть у жизни свою козырную карту!» – вспомнила я любимую цитату моего зятя.

– А вы ничего не путаете про «Феррари»? – подчеркнуто спокойно осведомилась я.

– А чему вы удивились? – Гуськов прислушался и быстро оглядел углы. – Я черный маг и за гроши не колдую.

– Ну а мой чемодан? – напомнила я, наблюдая, как ведьмак Гуськов залез под стол и вытащил оттуда бутылку водки и коктейльный стакан.

– Чемодан? – ведьмак задумчиво полоскал водкой рот. – Зубы болят, – пожаловался он, смерив меня грустным взглядом. – Ах да, был здесь такой в клетку баул...

– И где он? – Я нагнулась и заглянула под стол, обнаружив там три пустые бутылки из-под водки.

– Так его забрал хромой бухгалтер с первого этажа. – Ведьмак побарабанил по столу пальцами и раздраженно добавил: – Кстати, я не хотел отдавать, а он его схватил и унес.

– Бениамин Маркович? – удивилась я.

– Наверное. – Гуськов снова налил водки и подмигнул. – Ну что, не надо было отдавать ему твои кружевные трусы в количестве пяти штук? Я не хотел.

– Скажете тоже. – Я ойкнула и вскочила.

– Подожди, – внезапно окликнул меня ведьмак Гуськов.

Я обернулась. Ведьмак молча исподлобья глядел на меня, и это мне не понравилось.

– А вас старичок никакой не беспокоил? – взявшись за ручку двери, спросила я.

– «В Париже ночь, в Нью-Йорке вечер?» – пропел ведьмак...

– Точно, – и не отходя от двери, я рассказала про исчезновение рук и ног, случившееся у меня в этом же помещении пару месяцев назад.

Ведьмак Гуськов внимательно меня слушал.

– Для тебя же достаточно баллончика с нервно-паралитическим газом, а ты про голоса и коросту на руках, – ведьмак презрительно фыркнул и подмигнул. – К врачу обращаться не пробовала? Ну да, прилетал тут пару раз какой-то малахольный дед...

– Клянусь вашим здоровьем, и короста на руках, и исчезновение – все чистая правда, – обиделась я на его недоверие.

– Лучше своим здоровьем клянись, – пробормотал в ответ ведьмак. – А ты юмористка, – внезапно зашелся он смехом. – Ты его не бойся, я ему ноги повыдергал. – Ведьмак закончил хихикать и предложил: – Пойдем, что покажу? Ну, иди, иди сюда...

– Можно, я не буду смотреть? – спросила я, с ужасом глядя, как Гуськов снимает брюки.

Ведьмак вздохнул и начал надевать уже снятые было брюки.

– Много теряешь, – хмыкнул он. – Ты гадала себе когда-нибудь?

Я покачала головой.

– А я тут нагадал себе смерть, – немного разочарованно произнес ведьмак.

– Не верьте – смерть пустяки, – сочла нужным сказать я. – Ну, я пойду?

Гуськов, растирая ладонями щеки, кивнул.

– Хорошо.

Все еще не веря, я подергала дверь, но она была закрыта.

– Нет, я же видела приоткрытое окно с улицы. – По инерции продолжая стучать, я крикнула: – Бень, это Света, открой, а?

– А Бениамин Маркович уволился, – произнес кто-то сзади. – Давайте-ка я открою, вот так! – Изящная рука вставила в замок ключ, и дверь открылась. – Просто жопа, сколько работы этот ваш Беня мне оставил! – В кабинет вошла юная девушка с копной черных волос и рассерженно топнула ногой. – Заходите, если хотите. Только не стойте в дверях, женщина!

– Что значит оставил? – Я вошла в кабинет Баблосова и огляделась. – Сам-то он где?

Девушка покосилась на допотопный компьютер, потом на меня и повторила:

– Скоропостижно уволился ваш Бениамин Маркович!

– Скажите, а он ничего не оставлял? – заглядывая под стол в поисках своего чемодана, возмутилась я. – Записки или на худой конец на словах что-нибудь... Мурзюковой Светлане Михайловне, то есть мне.

– Мурзюковой – нет, – девушка оценивающе взглянула на меня. – Знаете, а вы не первая женщина, которая его ищет... И не вторая даже! – сверкая глазами, саркастически улыбнулась она. – Вы третья за неделю, вот так...

– Не поверите, но мне абсолютно все равно, какая я за неделю! – проворчала я. – Понимаете, он взял на хранение мой чемодан и... уволился!

Девушка хмыкнула.

– Вот уж чемодана здесь точно не было, я убиралась в пятницу и выгребла из шкафа уйму хлама, в том числе упаковку презервативов со вкусом клубники, так что чемодан я заметила бы... А хотите, я вам адрес Баблосова дам? – неожиданно предложила она.

Я кивнула.

– Я и тем двоим тоже его дала, – зачем-то сообщила добрая бухгалтерша, пока писала на клочке бумаги адрес скромняги Бениамина Марковича Баблосова.

– С чемоданом моим пропал. Ага, вот уж нашел с чем пропадать. Будь ты неладен! – ворчала я, пока ехала в Бутово.

В центре, куда ни глянь, стояли припаркованные к офисам новенькие «Эволюшены», «Спайдеры», «Эклипсы», а в Бутове я почти сразу забрела на какую-то помойку... Да еще хлынул дождь, хотя на Плющихе, откуда я приехала, было жарко и солнечно. Дом Баблосова я нашла быстро, но вот с подъездом ошиблась.

Перепрыгивая через битое стекло и лужи, я наконец подошла к первому подъезду... Задумчивый пьяница под дверным козырьком поднял на меня небесно-голубые глаза и попросил сто рублей... Я, не раздумывая ни секунды, вытащила кошелек.

– Вы случайно не знаете Бениамина Марковича из восемнадцатой квартиры? – без сожаления расставшись с двумя синими купюрами, спросила я.

– Знаю, – алконавт затряс головой, пряча сотню в карман. – А пойдем, я тебе покажу. Моя фамилия Сусанин, знаешь такую?

Квартира на втором этаже, в которую мы забрели, представляла собой склад подержанной мебели, мусора и стеклотары... На кухне вопил телевизор, рядом сидела баба в халате и красила ногти на правой ноге, аккуратно положив ее на стол. Стол дрожал.

Алкаш, тыкая пальцем в мою сторону, прыснул:

– Знакомься, Лидка, это Бенькина шмара, хе-хе!

Баба лениво мазнула по мне взглядом.

– Некогда мне, пошли, – вдруг разозлился алкаш и подтолкнул меня к двери.

– Ни еды, ни бухла, ни денег, – пока шли наверх, жаловался Сусанин. – Вот его берлога, – кивнул он на рыжую в потеках масляной краски дверь. – Только Бенька съехал на той неделе еще, козел безрогий, – мрачно добавил он. – Блин, ща б сдохнуть!

Я до упора нажала черную кнопку звонка, а алкаш, напевая и матерясь, уже спускался вниз.

– Приехала, поцеловала дверь и ушла! – возвращаясь по теплой грязи к метро, мрачно ворчала я.

Было уже четыре часа дня, дождь закончился.

«Фантастически подло забирать чужие чемоданы!» – спускаясь по эскалатору, думала я о Баблосове. Напоследок я решила посидеть где-нибудь в кафе, ведь в Москву теперь долго не соберусь. Ноги сами понесли меня обратно на Плющиху, потому что именно в кофейне на углу я познакомилась с Бобром.

Я села за маленький столик в углу, он был в крошках от предыдущих едоков, но меня это не смутило, я вдруг остро ощутила, что хорошая жизнь прошла мимо меня... Я выбрала коньяк, большой кусище бекона с яичницей, горячий пирог с малиной и двойной кофе. И пока ждала заказ, просто смотрела по сторонам, незаметно разглядывая людей...

И мне стало вдруг хорошо – здесь и сейчас, в углу теплого кафе... Я сняла мокрые босоножки, и ноги мои быстро высохли, а коньяк оказался той самой горечи, которая греет душу и не пьянит. «Бог с ним, с пропавшим чемоданом. Там и вещей-то с гулькин нос!» – миролюбиво думала я, заказывая еще коньяку.

Тут в голове у меня что-то щелкнуло, потому что за окном, мне показалось, я увидела знакомый «Бентли», который загораживала какая-то чрезвычайно толстая дама с бобиком на поводке. В машину садился Петр Мартынович Чернов с какой-то блондинкой, отдаленно похожей на ту, которую я видела в этом кафе пару месяцев назад.

Но хоть в голове у меня и щелкнуло что-то – больше ничего не произошло. «Петр Мартынович с блондинкой, ага... Ну и что, ну и ладно, а мне-то какое дело? Харизматик, царь породы, брюки в клетку... Пошел к черту!»

С чем сравнить ушедшую любовь, скажите, пожалуйста, мне? Она воздушным змеем улетает на твоих глазах, и нет желания ее поймать. Унесет ли ее ветер, упадет ли она на землю – все равно!

– Ни разу не помог, ни разочка. – Я оглянулась в поисках официантки и, заказав третью порцию коньяку, быстро выпила его, расплатилась и вышла на улицу.

С неба лил настырный дождь. Я шла к метро и думала, кто же все-таки нанял мне именитого адвоката и вытащил из СИЗО?

Бобер?! Нет, только не он... Что у Петра Мартыновича за душой, кроме «Бентли» и костюма в клетку? Блондинка!

Москва, поздний вечер, утихающий дождь... Так захотелось вдруг остаться в ней, а не ехать в свою конурку с мышами у реки, но надо было уезжать.

Я споткнулась, подумав, что лучше и не пытаться больше коньяком притупить свои чувства... Рядом бесшумно остановился темный знакомый автомобиль, и из него поманила меня пальчиком мадам Ингрид.

– Раз ты больше не собираешься заниматься колдовством, я хочу вернуть свой камень, – магиня протянула руку, – так заведено...

– Конечно, – я вытащила теплый и живой кусок гудрона из сумки. – Берите. Какая уж тут магия, мне б остатки костей не растерять! Может быть, знаете, какое будущее меня ожидает, мадам Ингрид?

– Света, твое будущее так светло, что весело приподнять занавеску! – рассмеялась магиня и погрозила мне пальцем.

– Да вы что! А выйду ли я замуж, в таком случае? – изумленно пробормотала я. – Или так и проживу одна?

– Ну почему все так хотят замуж? – проворчала магиня. – А за вдовца с десятью птенцами пойдешь? – фыркнула она, и темно-синий «Порше» стремительно влился в движение на перекрестке.

«Только вдовца с птенцами мне не хватало, к халупе в придачу!» – думала я, пока ехала в метро.

Мне вдруг стало жаль волшебного камня, я ведь так ни разу и не воспользовалась его силой. Я бы хотела оставить его себе на долгую память, думала я, перебегая вокзальную площадь... Меня толкали люди, а по ноге била большая бутылка коньяка «Камю», которую я купила на остатки денег в круглосуточном магазине у метро.

«Я до сих пор хожу по Москве и ищу свое счастье... Когда уж наконец я найду его?» – запрыгивая в электричку, думала я.

На город спускалась ночь. Напротив меня сидела парочка – павлин и пава... Через проход играли в карты молодые мужики в темных очках, и я незаметно, как мне казалось, вытащила бутылку и бумажный стаканчик – просто у меня болела душа!

Я пришла в себя, лежа в луже, меня насухо облизывал незнакомый щенок с мохнатыми ушами... Я кое-как поднялась и огляделась... И как же я обрадовалась, когда обнаружила себя у реки, совсем неподалеку от дома! Как я попала в лужу, не знаю до сих пор... На руке у меня был намотан пакет, в нем лежал пустой кошелек с мелочью и ключи от халупы.

– Быть хозяйкой жизни не получилось, – объяснила я щенку заплетающимся языком. – Ну, пойдешь со мной? – наклонилась я к нему.

И мы побрели к дому по лужам, щенок бежал впереди, встряхивая мокрыми ушами и оглядываясь на меня, а я хромала следом и охала, потому что где-то посеяла свои серебряные босоножки...

Оказывается, выпасть из жизни на пять часов и обнаружить себя в теплой луже вблизи от дома и щенячьи глаза рядом и шершавый, как корчетка, щенячий язык, лижущий твой лоб, – это самое сумасшедшее счастье, испытанное мной за сорок лет.

– У меня шикарно, заходи и устраивайся, как дома! – Открывая дверь, я минут пять приглашала щенка внутрь, но он лег у крыльца и, положив морду на скрещенные лапы, закрыл глаза.

– Ну, ладно-ладно, не хочешь, я не настаиваю... Ты заходи иногда, – попросила я и, наскоро умывшись, завалилась спать, забыв закрыть дверь...

Чемодан

Уже вторую неделю шел дождь...

Уже вторую неделю мимо меня к остановке пробегал мокрый кот с поджатыми ушами и садился вместе со мной в маршрутку, чтобы доехать до вокзала «зайцем». Ни на меня, ни на остальных пассажиров кот внимания не обращал, а сразу прятался под самым дальним сиденьем и выползал оттуда, когда маршрутка резко тормозила в самом конце пути.

– Палыч, выручай, – попросила я начальника вокзала, когда узнала, что он раздает котят от кошки из зала ожидания.

– Тебе какого оставить? – спросил въедливый Палыч. – Черного? Или в дым?

– Только не рыжего, – предупредила я. – Рыжие – наглые.

– Откуда знаешь? У тебя оба мужа были брюнеты, – проворчал седой Палыч. – Ладно, будет тебе в дым, подрастет, и недельки через две забирай. Только сама приходи, а то я забуду!

– Устроилась? Какая умница... А чего не захотела ко мне? – через день заходил в секонд-хенд владелец двух чебуречных Сулейменов.

Брюки у него топорщились, а потная лысина источала мощный запах чебуреков.

– По личной протекции, – подбирался ко мне сбоку Сулейменов.

Я стремительно выходила на улицу под дождь и устало улыбалась оттуда, пока назойливый кавалер не покидал место моей временной дислокации.

Магазинчик поношенных вещей жался между трактиром «Дым коромыслом» и стриптиз-баром «Только для мужчин», но оба заведения начинали работать ближе к вечеру, поэтому с утра в секонд-хенде было немноголюдно.

Уже вторую неделю я торговала в нем с десяти утра и до восьми вечера. Старье отличного бельгийского качества поступало в магазин в тюках на вес, и продавала я его тоже на вес – всего два доллара за килограмм отменных тряпок. Обслуживание, как в супермаркете, – в бумажный пакет набираются вещи, потом их ставят на весы, я пробиваю чек, получаю деньги, и все.

– Сплошное удовольствие, а не работа, – шутил мой зять. – Только что-то ни души, как ни зайду!

«Сегодня утром вода уже стояла у крыльца... Надеюсь, мой дом не уплывет?» – глядя в окно на пузырящиеся лужи, раздумывала я, пока ехала на работу.

– Ну, кто, скажи, попрется в дождь за старьем? – ворчал хозяин секонд-хенда, которому я сдавала деньги каждый день в половине восьмого.

Как обычно, к вечеру я приканчивала бутылку коньяка и почти ничего не ела... Оказывается, если жить одной – ничего не нужно. Ни ужина, ни завтрака, только если немножко выпить...

В темноте рукава курток начинают шевелиться, словно в них сохранились частички душ людей, когда-то носивших их... Глупейшие души удачливых бельгийских баб – тощих и толстушек. Очень потешны джинсы, принявшие форму когда-то носивших их задниц. Парашюты отдыхают...

Я пью еще и оттого, что с приходом вечера меня одолевает уныние, оно вламывается в магазин, как насильник – ведь мне надо возвращаться в ту жалкую конурку, которая отныне мой дом... В этот пустой клоповник у реки, я все никак не привыкну, что теперь мой дом – конура.

И еще с началом дождей пол, кровать, стол – все в домике представляло одну сплошную лужу...

Закрыв магазин в девятом часу я, пошатываясь, бреду к маршрутке, которая только что привезла к вокзалу гурьбу пожилых баб с безнадежными глазами. Усевшись первой в душную кабину, я оглядываюсь... За холодной изморосью дождя я вижу черный джип Сулейменова. Фары не горят, значит, чебуречник, скорей всего, не в машине, думаю я.

– Я могу тебя подвезти, – предложил он сегодня, заглянув в секонд-хенд. – Ты ведь у реки живешь? Не боишься?

– А чего мне бояться?

– Ты яхту-призрак не видела? – Сулейменов посмотрел на меня, как на дурочку. – Говорят, на реке плавает чья-то яхта... Ну, что ты улыбаешься, не веришь мне, да? Эх, бабы, я сам не видел, но слышал от двух людей, им врать ни к чему.

«Чего он придумает еще, лишь бы подвезти меня? Только с ним мне будет хуже, чем без него. – Я покосилась на бугристый лоб вдовца. Про таких недаром говорят: „Думает членом“.

– А ты пошутила, что двоих убила? – поиграв желваками, спросил чебуречник. – Не шути так больше, тебе не идет...

– Разве я могу убить?

– Я так и думал, ты же добрая, – кивнул Сулейменов. – Пригласишь в гости сегодня?

Маршрутка уже трещала по швам, когда я вспомнила, что упустила из памяти поставить магазин на сигнализацию, и побежала обратно.

Я довольно долго возилась с замком в темноте и, когда вошла в магазин, первым делом бросилась к телефону, но не успела, потому что, во-первых, меня оглушила тишина магазинчика, и я приняла мгновенное решение переночевать в подсобке, а не ехать к себе в промокший и холодный дом. Во-вторых, кто-то кашлянул сзади меня, и я обернулась.

– Не может быть, – бормотала я, устремляясь к позднему покупателю. – Бень, какими судьбами, да еще в дождь... И с чемоданом! Спасибо...

На пороге магазина стоял мокрый улыбающийся Бениамин Маркович Баблосов и держал двумя руками мой клетчатый чемодан, который я оставила в офисе, когда меня арестовали.

– Женщина с грустными глазами, все хорошо? – обычным голосом, немного заикаясь, поинтересовался он.

– Все замечательно, хотя последнее время я совсем не думаю о жизни, – всхлипнула я. – Понимаешь?

– Света, а можно я приглашу тебя в ресторан? – перебил меня Баблосов.

– Прямо сейчас? – уточнила я.

В привокзальном ресторанчике «Красный рояль» из-за дождя было малолюдно, и мы выбрали самый укромный уголок за кадкой с фикусом... В углу, как в хорошем кино, горел камин.

– Ни хрена не покупают в дождь, а я ведь за проценты работаю, Бень, – жаловалась я.

– Ты же собиралась в посудомойки, или я что-то забыл? – Бениамин Маркович надел очки, раскрыл меню и покосился на меня. – Замуж еще не вышла?

– У меня более честолюбивые планы, – покачала я головой.

– Неужели у меня нет даже шанса, Света? – внезапно тихо спросил Баблосов.

Я вздрогнула и огляделась.

– Шанс всегда есть, – нарисовав в воздухе запятую, подмигнула я. – Спасибо, что привез мой чемодан, как ты меня нашел-то?

– Сам не пойму, – буркнул Бениамин Маркович.

Я с минуту слушала, что заказывает Баблосов, потом встала и, извинившись, что мне надо попудрить носик, пошла в туалет.

– Света, извини, что долго вез твои вещи... Дело, сама понимаешь, не в них. Нам надо с тобой поговорить. – Баблосов отложил вилку и, наливая виски, спросил: – У тебя кто-нибудь есть?

– Мы плотву не ловим, – ковыряясь в крабовом салате десертной ложкой, вздохнула я. – А вообще, кроме дочки и внучки, никого у меня нету... В гости к себе не приглашаю, у меня такая халупа, без слез не взглянешь. С крыши, Бень, течет прямо на кровать.

Баблосов замер с салатным листом в зубах.

– Как же ты спишь? – осторожно спросил он. – С тазом на голове? А можно я тебе предложу кое-что?

Я молча набивала рот салатом и качала головой. Решительно качала и вздыхала.

– Конечно, я невысок, – внезапно сказал Баблосов, и я вдруг скумекала, что Бениамин Маркович собирается говорить не о работе...

«Нет, не может быть! Надо его остановить, пока не поздно», – подумала я.

– Дело не в росте, – даже не прожевав салат, горячо ответила я. – Я тоже не каланча. И помнишь Бобра, с которым я встречалась в июне? Так он тоже был от горшка два вершка!

– Видел я этого Бобра, он кажется самовлюбленным типом... – поморщился Баблосов.

– Знаешь, а мне нравятся самовлюбленные типы... Они просто любят себя, и все. Спасибо, Бень, было очень вкусно, – поблагодарила я и отодвинула тарелку.

– Удовольствие не только в еде, – улыбнулся Баблосов, окидывая взглядом ресторанный зал. – Да, я смешной и невзрачный, вдобавок хромой и в ботинках с супинаторами, – вздохнул он, и было заметно, что он сконфужен. – Я незавидный тип, Света?

– Я очень недалекая по части мужчин, – призналась я и добавила: – Ты извини меня, пожалуйста, Бень.

– Нет, ты очень далекая, Свет, – захмелевшие четыре глаза Бениамина Марковича внимательно смотрели на меня, и я внезапно поняла, что у меня просто двоится в глазах от виски. – Скорей это я недалекий тип... Ведь мужчины любят, когда другие страдают, а я хочу помочь тебе.

Мне вдруг почудилось, что я вижу у барной стойки Сулейменова.

– Ты наивная и добрая, а я старый пройдоха, – зажмурившись, очень проникновенно сказал Бениамин Маркович и плеснул виски в стаканы себе и мне. – Люди соединяются, потому что не могут быть одни... Что ты на это скажешь, Света?

Я смотрела на свои руки и молчала, мне больше не хотелось пить...

– Ты любила когда-нибудь, зая? – внезапно, без предупреждения, спросил Бениамин Маркович.

– А что? – Я участливо взглянула на Баблосова, сидящего напротив и медленно поедающего из тарелочки салат «Цезарь».

Бениамин Маркович чем-то смахивал на грибника в брезентовых штанах и такой же куртке и выглядел, как всегда, чуть-чуть не в теме. И тут я начала кашлять, у меня просто возник «кашельный» приступ, и все три посетителя ресторана досадливо обернулись на меня.

– Бень, – наконец прокашлялась я. – Мне достался домик у реки за квартиру, которую сожгли... Но его, похоже, затопит, если дождь не закончится... Ну, какая тут любовь, а? – тихо возмутилась я и добавила: – Знаешь, когда люди соединяются, получается совсем не то, что они ждут, ты не замечал?

– Света, очень важно, кто рядом с тобой. – Баблосов бережно положил свою тяжелую ладошку на мою дрожащую руку, слегка прижав ее к столу. – Можно прожить жизнь, но так и не узнать, что такое счастье. Я бы хотел быть с тобой, Света, – тихо добавил он, заглянув мне в глаза.

Какой-то черт, не иначе, быстро «прокрутил» в моей голове цветной диафильм: квартирка где-то в Химках, продавленный пыльный диван у правой стены и я, забитая жизнью клуша на нем, лежу и плюю в потолок... И, не раздумывая ни секунды, я начала врать, какой на самом деле достался мне шикарный дом, если починить там крышу! Я наплела еще столько, что у Баблосова печально вытянулось лицо, а я, поперхнувшись на слове «Мерседес-Бенц», демонстративно отвернулась от него и уставилась в камин!

«Ну почему на меня западают либо полные отморозки, либо мужчины, которых мне жаль? Ну и еще вертопрах Бобер... Вот моя долюшка женская!» – закрыв глаза, думала я.

– Новость знаешь, Свет? – Бениамин Маркович как ни в чем не бывало погладил мою руку. – Сестры Хвалынские вернулись неделю назад!

– Неужели! – обрадовалась я перемене темы и чуть не свернула голову.

– Опять в Италию собираются, там же у них наследство! – кивнул Баблосов.

– А где же они были почти два месяца, старые ведьмы? – Меня вдруг начала бить крупная дрожь. – Я ведь натерпелась из-за них!

– Лежали в больнице. Вот, в газете про них написали, в разделе «Ну, надо же»! – Баблосов вытащил из кармана куртки сложенную газету.

– Ну, разве можно верить «Сплетнице», Бень? Я даже читать не хочу! – Быстро разворачивая «Московскую сплетницу», от волнения я порвала газету.

Бениамин Маркович молча курил.

– Ага, мусорщики Рима снова бастуют... А вот еще, статья про двух русских туристок... Это – про них?

Баблосов кивнул.

«При выходе из самолета в аэропорту Чампино под Римом две нетрезвые туристки из России споткнулись и скатились по трапу кубарем, получив тяжелые травмы. В госпитале их запомнили как самых сварливых пациенток столетия – после реанимации и комы они излупили лечащего врача костылями и были переведены в отделение психиатрической клиники для особо буйных стариков... из которого их выписали неделю назад».

– Похоже, их сажают два карабинера на самолет, – ткнул пальцем в газету Баблосов.

На снимке обе бабки Хвалынские выглядели весьма бодрыми, похудевшими и задиристыми, и даже модный саквояж от Диора – потертый и винтажный – был при них. Рядом с бабками стояли два смазливых карабинера и хохотали.