Игрушки для взрослых мужчин Борминская Светлана
Такси должно было приехать с минуты на минуту.
Зяблик сидел рядом с корзинкой и о чем-то усиленно думал, глядя в пол.
– Шоколадки для котов раскуплены? – наконец, подняв голову, промяукал он.
– Что?! – отозвалась Полина Давыдовна, теребящая ручку сумочки. – Говори по-русски, неслух, – фыркнула она.
Кот развел лапы – русского он не знал. И хозяйка об этом знала, что русского он не знал!..
«Уехала в Россию!» – оставила на автоответчике запись на восьми европейских языках Полина Давыдовна и, прихватив корзинку с Зябликом, вышла из дома. Такси уже стояло с раскрытой дверью напротив скамейки.
– Мадам, а корзинку тоже сюда?.. – поинтересовался таксист, укладывая чемодан в багажник.
– Нет, корзинка – со мной! – не согласилась Полина Давыдовна, пояснив: – Тут же кот наш семейный.
Депрессивный Зяблик сидел, прижимая к сердцу свою любимую фарфоровую мышь, и грустил... Сегодня ночью он попрощался с Мэрайей – кошкой цвета спелой вишни, живущей в доме напротив...
Мэрайя была полноправным членом семьи почтенных индийских аристократов и весьма благоволила Зяблику... Зяблик лизнул ногу, которую вчера ему проколол ветеринар, и чутко принюхался – в такси пахло таксистом.
«Я гений, и что я делаю здесь, а?.. – фарфоровая мышь была с грохотом отброшена в угол. – Меня, как заурядного кота, дважды кольнули в ногу, зачем-то везут в Сибирь, и я не имею даже права сказать „мяу“ по-английски... По меньшей мере – это бестактно!»
Такси тем временем привычным маршрутом ехало в аэропорт...
«Мой родной брат – белый кот – перед перелетом из Лондона в Сеул предупреждал меня, что самая высокая высь для кошки – это крыша и дерево. Все-о-о...»
Тут Зяблика разобрал смех. Он услышал, как Полина Давыдовна со стенаниями ищет билет на самолет. Зяблик сам видел, как Скотчинская сунула его в карман пальто, а теперь уже третий раз перерыла ридикюль и стала настойчиво убеждать водителя повернуть назад.
– На-ка, подержи, Зябликус, – смешно кудахтала хозяйка, сунув ему какую-то бумаженцию в клетку. – Сейчас, проверю в кармане... Или нам придется вернуться... Ага, нашла! – шумно обрадовалась Полина Давыдовна, выуживая из кармана билет и паспорт.
Таксист за стеклом закатил глаза, на лице осталась несмываемая гримаса раздражения на всех пассажиров сразу. А Зяблик притих, бумажка, сунутая ему в корзинку, была вчерашней справкой от ветеринара.
– Не всякий кот летает, – по-свойски начала успокаивать кота Полина Давыдовна и выудила из ридикюля телефон.
– Рэмчик, алло, это я... Как – кто?.. Полина Давыдовна, жена твоя, подъезжаю к Хитроу, да-да-да, – проворковала в трубку мадам Скотчинская. – Буду в Москве через шесть часов... Не встречай, я сама доеду!
Зяблик, высунувшись из корзинки, делал вид, что дышит, потом убрал голову обратно и с упоением принялся что-то жевать.
Полина Давыдовна прислушалась, как Зяблик аппетитно чавкает.
– Алло, Рэмчик?.. Я везу тебе коньяк «Луи Тринадцатый»!.. Ну, тот самый, за три тысячи долларов, и кота!.. Как какого кота?.. Нашего!
– Немного коньяка? – хмыкнул Рэм Константинович. – А кота зачем?..
– А с кем я его оставлю?.. – неожиданно рассердилась Полина Давыдовна.
– Ну, и как там поживает кошачья душонка?.. – грозно поинтересовался Скотчинский.
– Кошачья душонка сидит в корзинке, – Полина Давыдовна прислушалась, – и чавкает! – в некотором удивлении констатировала она. – Рэм, ну что ты узнал про эту даму?..
– Какую даму ты имела в виду? – притворно удивился Рэм Константинович.
– Ты уже видел ее, и что она из себя представляет?
– Она, Поля... не шикарная проститутка за двести бакинских и не содержанка. А больше мне сказать нечего.
– Рэмчик, – выдохнула Полина Давыдовна, косясь в спину таксиста.
– А что, это так, к сожалению, – раздался ответ.
– А почему к сожалению? – не поняла Полина Давыдовна.
– Потому что опыта прожженности нет... И у нее есть шанс привязать к себе Бармичева навсегда, – словно жевал гудрон, проворчал Скотчинский.
– Она что, похожа на подружку принца? – издевательски протянула Полина Давыдовна. – С метлой-то?..
– Какое там, – Скотчинский замолчал. – Эх, Поля, она действительно с метлой... И у нее странные голубые, как у хаски, глаза .
– Как у собаки? – шепотом изумилась Полина Давыдовна.
– Как у собаки-хаски, – педантично поправил ее Рэм Константинович. – Поля, – Скотчинский кашлянул и помолчал. – Не лезь в мои кишки, ладно? Она не секс-трофей, которым можно похвалиться перед друзьями, это раз!.. Без слез на нее не взглянешь, это два. И к слову, у ее ребенка рак... Это три.
– Рак?! – почти выкрикнула Полина Давыдовна.
– А ты точно приедешь, Поля? – помолчав, спросил Рэм Константинович. – Мне тебя ждать, ну ты уверена, что тебе это нужно?.. А то сдай билет, мне спокойнее, когда ты дома с котом, Поля.
– Ну да!.. Я уже в Хитроу, – возмутилась Полина Давыдовна. – Мне совсем не до шуток, знаешь ли... Ты Коле звонил? У него, похоже, неприятности.
Рэм Константинович молчал, пропустив неприятный ему вопрос мимо ушей, и Полина Давыдовна мягко напомнила:
– Ты Коле звонил, Рэм?
В трубке в ответ раздавалось лишь дыхание.
– Какие же они разные у нас, скажи?.. – воскликнула Полина Давыдовна.
– У тебя, – отозвался Скотчинский.
– Да уж, – покорно согласилась Скотчинская. – Ты все-таки узнай, как там Коля, – попросила она. – Поговори с ним, пожалуйста, очень тебя прошу!
– Не буду.
Полина Давыдовна всхлипнула.
– Ну хорошо, Поля, – вздохнул Рэм Константинович. – Хорошо. Тут у Влады в доме тьма пауков, чтоб ты знала... Надо бы их как-то выгнать. Я просыпаюсь весь в пауках. Они сидят на моей кровати и смотрят на меня, как китайцы на своего мандарина, представляешь, Поля?!
– Пауки? – переспросила Полина Давыдовна. – Подожди, что за чушь? Какие у Влады могут быть пауки?.. Ты на ночь пил валиум со шнапсом?
Такси остановилось.
– Рэмчик, все-все... Целую. Договорим в Москве, – проворковала Полина Давыдовна.
– Целую тебя, дорогая, – Скотчинский закашлялся...
– И я тебя еще раз!.. – успела шепнуть она.
Через пять минут, помахивая котом в корзинке, Полина Давыдовна встала в небольшую очередь на регистрацию.
– Мадам, а ваша ручная кладь – только этот скарб? – поинтересовался капитан таможенной службы, когда подошла ее очередь сдавать багаж.
– Да, – Скотчинская приветливо кивнула, поставив перед таможенником чемодан, корзинку с котом и ридикюль из кожи питона.
– А что у вас здесь? – после осмотра чемодана и ридикюля поинтересовался капитан, указательным пальцем ткнув в крышку корзинки. – Не змея, надеюсь?..
– Это наш семейный кот – живая душа, – улыбнулась Полина Давыдовна.
– А справка от ветеринара к коту прилагается? – и таможенник улыбнулся, увидев морду Зяблика. – О прививках и здоровье.
– О прививках у меня точно есть! – Полина Давыдовна кивнула. – А вот о здоровье я не совсем уверена. У меня всего одна справка на кота.
– Это одно и то же, – успокоил ее таможенник. – Прививки делают лишь здоровым кошкам.
Зяблик снова выглянул и узрел копающуюся в ридикюле хозяйку, у которой через минуту на щеках проявились багровые пятна.
– Ох, – ворчала Полина Давыдовна, – ох, ох... Я, видимо, забыла эту чертову справку в кухне на столе. Ох, ох, а без справки нельзя?.. Он очень здоровый кот. Просто не кот, а борец сумо!
Таможенник покачал головой.
– А подождите-ка, – вдруг вспомнила Полина Давыдовна, – Зяблик, я же давала тебе эту чертову справку, пока мы ехали в аэропорт, – и Полина Давыдовна стала вытаскивать кота из корзинки. Зяблик покорно помог ей это сделать и вылез сам.
В углу его плетенного убежища одиноко лежала любимая игрушка «фарфоровая мышь» и кусочек изжеванной кошачьей шоколадки. Больше ничего в корзинке не было.
– Я ничего не понимаю, ничего не понимаю, ничего не понимаю! – в глазах Полины Давыдовны блеснули слезы. – Куда делась справка от ветеринара?..
Скотчинская сердито проводила глазами двухэтажный аэробус, который взлетал в небо без них. Ее пустое место у окна, наверное, занято чьей-то сумкой с ноутбуком, подумала она.
– И ладно, – глядя сквозь прутья корзины на зевающего кота, мстительно сказала Полина Давыдовна.
– Будешь звонить Рэму?.. – поинтересовался Зяблик, поймав блоху.
– Я пошлю ему электронное письмо, – отмахнулась Полина Давыдовна. – Не волнуйся, предатель... Ах, Зяблик-Зяблик, что ты натворил?.. Ведь ты не увидишь Москвы, а я не увижу дочь и сыновей, – подъезжая к дому на такси, ворчала Скотчинская.
Зяблик спал.
Утро
Серые сумерки стали голубыми, и утро наступило внезапно.
– Ты что, не спала? Что случилось, Валь? – сзади неслышно подошла Гульшат. – Вижу, ты тут сидишь, – напарница опустилась на скамейку рядом и толкнула Валю плечом. – Не замерзла?
Валя кивнула:
– Замерзла.
– Я и вижу... Твой «чемодан без ручки», что ли, вернулся?.. Вот сволочь, а? Чего про деньги-то сказал?.. Ну не молчи только!
– Поздно оперировать, сказали, не будут мучить зря... Вот, в хоспис направление дали, – Валя вытащила мятый листок. – Смотри, «Белая Обитель» какая-то.
– А кто дал? – изумилась Гульшат.
– Врач Королева.
– Да пошла она, эта врач! – тихо и ожесточенно выплюнула Гульшат. – Что же это, а?.. Вальк, может, к бабке какой его свозить?
– Я тоже не верю, что нельзя его вылечить!
– И правильно, не верь, Валь... Что они, с ума посходили?.. В хоспис... Да разве он старик, чтобы в хоспис его отправлять?..
Они одновременно оглянулись на контейнеровоз, который проехал мимо них.
– Пойду, вдруг Антошка проснулся, – Валя взглянула на свой участок. – Я вернусь.
Гульшат кивнула. В глазах у нее стояли слезы...
Сбой в матрице
Нью-Йорк.
Аэропорт «Ла Гуардия», в котором Бармичев задержался на лишние сутки.
В небе над Штатами в течение получаса был уничтожен ракетой захваченный террористами самолет. По новому недавно принятому закону самолет был уничтожен вместе с пассажирами.
Вылеты отменялись один за другим, и в душном здании аэропорта царила тихая и сонная американская паника.
Бармичев слонялся по терминалам, сидел в зале, глядя на летное поле, читал, дважды побрился и раз пять выпил кофе... В номер гостиницы, предоставленной в связи с отменами рейса, он принципиально не поехал.
Наконец через сутки объявили время регистрации на самолет до Москвы, и пассажиры его рейса выстроились у стойки вылета в немую и депрессивную очередь. Мятые утомленные люди даже не переругивались...
«Сяду в кресло и сразу же засну!» – думал он.
Тяжелый самолет разогнался и взмыл в небо. Сон ушел. Кучевые облака в иллюминаторе отливали багровым.
Одно из любимых занятий – наблюдать за людьми в их естественной среде обитания – отвлекло его от грустных мыслей. Впередисидящая дама азартно строила глазки сразу троим представителям мужского пола, один из которых выглядел как дряхлый господин с повадками миллионера, а два других сонно моргали и даму в упор не видели.
– Разрешите посадить джентльмена на свободное место рядом с вами?.. – обратился к нему бортпроводник.
– Пожалуйста, – Бармичев встал.
– Можно я к окну сяду? – впился в него глазами пожилой джентльмен-кавказец. – И пакет дайте, а то меня тошнит.
Стюард принес бумажный пакет.
Красноватые облака в иллюминаторе сменили грязные обрывки туч.
– Если б летел на частном самолете, как это делает мой зять, было б меньше случайностей с террористами! – прихлебывая из стаканчика, посетовал джентльмен.
Бармичев кивнул и закрыл глаза.
«Я абсолютно забыл про теракт! – возмущение с головой накрыло его. – Вот так чужая жизнь нас совершенно не волнует. Через сутки напрочь забываешь о том, что было вчера. Что это, сбой в человеческой матрице или просто способ выжить?.. Не знаю».
Влад передвинул ногой сумку, там лежали подарки для дочери.
«Никогда в жизни не мечтал окунуться с головой в любовь. Моя жена – безупречная женщина, она и из туалета выходит с достоинством, как ни смешно это звучит. – Бармичев покосился на соседа, тот спал. – Тогда почему у меня чувство, словно, пока не встретил Валю – я не жил?! А ведь жил и был вполне счастлив... Почему же я хочу все разрушить? В уме ли я?..»
По бесстрастному лицу Бармичева трудно было понять, о чем он думает. А думал он не о работе, не о семье и даже не о себе. Влад думал о Вале. О том, что в его жизни может случиться максимум хорошего, если Валя любит его. И все хорошее уменьшается ровно в десять раз, если Валя не любит.
– Вот ведь напасть, – неожиданно фыркнул он, разбудив соседа.
Москва – Лондон
Рэм Константинович по вечерам гулял по Москве, спускался в метро и катался по Кольцевой линии. Просто так. Рассматривал ветшающие станции и людей, и не раз был узнан, хотя для конспирации надевал кепку и общую растерянность лица.
В этот свой приезд он встретился лишь с двумя своими друзьями, которые уже никогда не станут бывшими. Годы их соперничества осталось где-то далеко в сгинувшем СССР, все трое были известными людьми когда-то, а сейчас благополучно доживали свой век.
Скотчинский как раз ехал с одной такой встречи и присел, чтобы отдышаться, на станции метро «Тургеневская»... В двух сантиметрах от него через минуту шмякнулся вонючий бомжик, теребивший в руках свежую газету «Санди таймс», выуженную, вероятно, из ближайшей мусорной урны на улице.
Рэм Константинович сидел сгорбившись, и у него были на то причины. Друг Вася, у которого он только что пил водку в гостях, болел раком, и бледное, совершенно бескровное его лицо докладывало лучше всяких справок о состоянии его внутреннего здоровья... Лицо беззвучно извещало о том, что видятся они сегодня в самый натуральный последний раз.
На краешке скамейки, где переводил дух Скотчинский, неподалеку от бомжа сидела в ожидании поезда молодая женщина и тихо рыдала. Рэм Константинович устал слушать всхлипы, распрямился и встал.
– Чтоб вы были здоровы, товарищ Скотчинский, – сказал ему вслед бомжик, аккуратно складывая в квадрат прочитанную им «Санди таймс».
– И вам тоже не болеть, уважаемый, – обернулся Рэм Константинович.
– Не дождетесь, – бомжик тоже встал и подошел совсем близко. – Так вы не в Англии?..
– Приехал к дочке, – Рэм Константинович сам себе удивился, так как с бомжами до этого случая не якшался.
Не было возможности, да и желания тоже.
– Ваши передачи про пираний и акул капитализма я с детства смотрел, – почесался бомж. – Теперь при капитализме живем вашими молитвами, а хотите газетку? – протянул он Скотчинскому «Санди таймс». – Вчерашняя – как наша жизнь.
Рэм Константинович по-простецки потрепал бомжа по плечу, вежливо отказался и, прихрамывая, направился к эскалатору.
Гладкий кот мчался по улице, а за ним стремительно гналась тень весьма солидной собаки... Это был Зяблик, а собака самый что ни на есть бульдог соседей Скотчинских индусов Брахманов. Зяблик рыбкой нырнул через кошачье отверстие в дом, а бульдог накручивал круги у двухэтажного особняка Скотчинских еще минут пять, загнанно дыша и высунув язык.
Рэм Константинович, выйдя из метро, закурил и решил позвонить супруге. Полина Давыдовна ответила на удивление быстро, словно держала телефон в руках.
– Так ты приедешь?.. – сквозь хронический кашель эфира неуверенно спросил Скотчинский.
– Нет, Зяблик заболел, – Полина Давыдовна покосилась на только что прибежавшего с улицы кота, тот лежал на спине и жонглировал ножкой.
– А что с ним?
– Он съел справку от ветеринара, и нас не пустили в самолет. Я сдала билет, Рэм. А что делаешь ты, как Влада?.. Горюет, да?
– За неимением лучшего я жду, когда приедет Влад, – Скотчинский поохал. – А Лада с подружкой по ресторанам и магазинам носится, как всегда, так что не беспокойся за нее, Поля... Вот ведь напасть, мать...
– Что за напасть? – испуганно пробормотала Полина Давыдовна, переглянувшись с котом.
– А разве не напасть, скажи, а?.. – по-старчески проскрипел Скотчинский. – Егор – гей, а Коля никакой, серый человек. Боится даже себя, мыслей своих и дел... Влада – счастливая мать и жена... была в прошлом, вот так вот, Поля, это дети твои...
– Ты когда вернешься?.. – Полина Давыдовна вздохнула. – Соскучилась я по тебе, старый распутник! А ты по мне?..
– Дождусь Влада и поговорю с ним, а потом видно будет, – все тем же старческим фальцетом ответил ей Рэм Константинович.
– Привези мне Робски, когда домой поедешь!
– Что за Робски? – удивился Скотчинский.
– Писатель, ну ты знаешь, с родинкой на губе, – фыркнула Полина Давыдовна.
– Я не читал Робски, мне очень понравилось, – счел нужным сообщить Скотчинский. – Привезу.
– Ты там форшмак ешь, Рэм?
– Мне не до форшмака, Поля. – И Скотчинский, подумав, повторил: – Не до форшмака мне, Поля, не до форшмака...
Комок нервов
Сырое утро с холодной дымкой тумана... Холод в душе куда-то ушел, пока Валя убирала свой участок.
Антошка сидел на кровати и играл в машинки. На стуле у окна висели выстиранные бахилы, халат и повязка.
– У тебя болит что-нибудь, Антон?.. – присела к нему Валя.
– Нет, а завтракать будем?
Валя рассмеялась:
– Сейчас!
Кто-то настойчиво звонил. За дверью, когда Валя открыла ее, стояла Гульшат.
– Можно я на Антошку посмотрю, Валь? – затараторила напарница. – Поздороваюсь, он же меня помнит!
– Только переобувайся, – Валя кивнула на чистую тряпку под ногами. – У тебя гриппа нет? А то ему простывать нельзя.
– Нет. Так повезешь его в хоспис? – Гульшат сняла ботинки и осталась в одних носках.
– Нет, пока дома побудет, – Валя пожала плечами. – Я же тут рядом все время, так что смысла нет везти его на другой конец Москвы... Сама научусь уколы делать. Мне уже показали, как.
– Антошка, у тебя болит чего? – Гульшат подмигнула и вытащила из кармана маленькую машинку.
Антон протянул руку.
– Не-а...
– Ну и правильно, нечего болеть, – Гульшат присела рядом. – На, держи, еще «Мерседес»... Так что, Валь? – обернулась она. – Может, к бабке какой свозим сегодня?.. Я узнала два верных адреса, и берут не деньгами, а продуктами.
Валя отрицательно покачала головой:
– Да не верю я ни в каких бабок.
Гульшат, подумав, кивнула.
– Я тоже не верю... Пойдем, посидим, я выпить принесла, – кивнула она на пакет, который принесла.
– Да не пью я, – Валя поморщилась. – Ну ладно, давай...
– Вот именно, а то ты какой-то комок нервов, – Гульшат деловито прошла на кухню.
Они сидели всего полчаса, когда на порожке кухни показался Антон, прижимая к носу майку.
– Мама, у меня кровь идет, – пожаловался он...
Ночь
В квартире кто-то с посвистом храпел, Николай Романович проснулся и замер в ужасе, потому что ему приснился отец.
Вчера он тоже неожиданно проснулся в три часа ночи, телевизор работал, и он, включив свет по всей квартире, принялся поливать фиалки, чтобы отвлечься от грустных дум... А сегодня он снова пригласил Тату, чтобы не спать одному.
Скотчинский с облегчением зевнул, когда понял, что он не один в квартире, и сел на кровати, свесив ноги на холодный пол. Он посидел с минуту, потом в темноте нащупал тапки, встал и пошел в сторону кухни, но, как водится, налетел на стул, на котором висела его рубашка.
– Любимый, – хриплым контральто возмутилась Тата. – Включи свет, а то лоб разобьешь!..
Скотчинский промолчал, продолжая неуклонно двигаться в сторону кухни. Ему вдруг нестерпимо захотелось завопить и потопать ногами... Почему-то по ночам он стал впадать в ярость, и, чтобы не спровоцировать очередной скандал с любовницей, решил попить чайку и принять феназепам. И это ему наполовину удалось.
– Достойно переносить одиночество – величайший дар, – дуя в блюдце, пил свежезаваренный чай Скотчинский и, проглатывая гласные, вполголоса читал афоризмы из сентябрьской газеты, которую нашел в сумке у Таты.
И вздрогнул всем телом, увидав на пороге кухни полуголую и растрепанную любовницу.
– И мне чайку, котик, – усевшись рядышком, показала ему частокол зубов Тата. – А лучше покрепче что-нибудь – виски, допустим... Николаша, ну ты что?
Что-о-о?..
На часах было без четверти три утра.
Николай Романович отчетливо запомнил время, вплоть до минуты, и, отбросив в сторону раковины пустое блюдце, в считаные секунды вцепился двумя руками в кудрявые волосы Таты Модуляш и повалил женщину на пол.
– Ухаживать за женщинами-и-и-и нельзя-а-а-а... Их надо брать силой!.. А начнешь ухажива-а-а-ать – они садятся на шею-у-у-у!.. – рычал Николай Романович, аки зверь.
Всего через полчаса на шум в квартире Скотчинских соседями снизу был вызван наряд милиции и участковый инспектор Лидия Борисовна Новичкова, потому что возмутитель спокойствия наотрез отказывался открыть дверь своей квартиры.
Никого в то раннее утро из квартиры в околоток так и не увезли – избитая до полубессознательного состояния Татьяна Гавриловна Модуляш писать заявление на своего обидчика не пожелала и в больницу не поехала, оставшись зализывать раны в квартире своего любовника.
– Тата, он тебя убьет, – предупредила Лидия Борисовна, рассматривая сильно поредевшую шевелюру Модуляш.
– Я замуж за него хочу, – едва разжимая разбитые губы, ответила Тата и потянулась к косметичке за пудрой. – Никуда он от меня не денется, Лид!..
«А Скотчинский – без обручального кольца...» – отметила Лидия Борисовна и, попрощавшись с коллегами, собралась домой, чтобы поспать хотя бы пару часов перед работой.
Лидию Борисовну чрезвычайно развлек афоризм из газеты, которую она подняла в кухне Скотчинского.
«Любовь – это грубое преувеличение различий между одним человеком и всеми остальными».
– Согласна на все сто процентов, – переодеваясь в ночнушку, ворчала Лидия Борисовна, отгоняя грустные мысли, которые к работе не имели никакого отношения. – Сын известного телекомментатора, а дерется, как пьяный грузчик из овощного магазина.
Главное и преходящее
Влада спала всю ночь без снов. Утром встала пораньше, чтобы приготовить Машке завтрак, но дочь есть не стала, а, чмокнув ее в нос, убежала в школу... Влада снова прилегла ненадолго, слушая сквозь дрему, как отец тяжело ходит по дому. Потом приехал Егор, и Влада открыла ему дверь, уже окончательно проснувшись.
На кухне не убрано, на столе посуда после вчерашнего ужина. Остывшая овсяная каша с изюмом стоит, как фаянсово-овсяный Рубикон, через который никто так и не сумел перейти.
– Ты давно не приезжал, – Влада с видимым удовольствием разглядывает брата. – Снимай кепку и раздевайся, сейчас папа спустится. Только имей в виду, он не в настроении.
Брат Егор молча перекатывает желваки на щеках и улыбается, как Чеширский кот.
– Вчера по телефону с Владом общался, – говорит он.
– О чем?
– Он в аэропорту застрял из-за теракта, – Егор сбрасывает куртку и вешает ее на стул.
– Ты снова пропал, в чем дело? – Влада зажигает плиту, ставит чайник на газ и садится напротив. – Ты же хотел помочь, – Влада говорит с укором, но вовремя спохватывается, в их семье не принято укорять.
– Когда-то мы были отличной бандой, Ладка, – Егор вдруг замолкает и прислушивается. – Я за эти дни понял, что теперь каждый из нас живет в своем мире. И ничего уже не сделать.
Наверху с грохотом что-то падает.
– Я всего лишь попросила у тебя помощи, – напоминает Влада. – Папа, спускайся, Егор пришел!.. – кричит она.
– Сейчас спущусь, – отзывается Рэм Константинович.
– Я думал, как помочь, правда, – Егор обрывает фразу. – Но потом понял: видимо, Влад случайно увидел эту восклицательную женщину и не смог совладать...
– Какую? – ощетинивается Влада, и ее словно подбрасывает пружина. – Егор, где твои глаза?! Она же нищенка... Нищенка! – повторяет в исступлении она.
– Перестань бубнить, как Рената Литвинова, и думать так же перестань, – Егор, гримасничая, улыбается. – Я тебя поддразнил.
Читать бесплатно другие книги:
