Призраки и пулеметы (сборник) Левицкий Андрей
– Дина!
Не знаю, чего ее в самую гущу народа понесло. Говорят, для женщины сплетни, как для моряка грог с ромом – жить без них не могут. А может, как раз Посуляя искала, потому как где же еще карманника искать, если не в толпе?
Обрадовалась, когда мы подошли, беспокоилась, видно, за него, шалопая, милорда нашего. Давай рассказывать, что у них в театре стена обвалилась, кассира слегка кирпичом пришибло, оттого сегодняшнее представление отменяется. Да и до представлений ли тут? Весь город на берегу.
Щебетала так, щебетала, потом вдруг замолкла. Видит, Посуляй как в воду опущенный, молчит и все на остров поглядывает. Ну, Дина из него быстро вытянула, в чем закавыка. Женщины это умеют.
– На остров попасть? – смеется. – Тоже мне, затруднение!
Махнула кэбмену, велела нам дожидаться тут и укатила.
Посуляй прямо расцвел. Поглядел ей вслед, потом графа услал с поручением, повернулся ко мне, подмигнул с усмешкой.
– Что, Бен, накормил я тебя сегодня государственными тайнами? Ладно уж, спрашивай!
Я не знаю, с чего и начать.
– Не того мы происхождения, – говорю скромно, – чтобы лордам вопросы задавать…
– Брось, Брикс! – в плечо меня толкает. – Мало мы с тобой пенника из одного черепка выхлебали? Для тебя я как был Посуляй, так Посуляем и останусь. Вот с графом Кухом мы кошельки на базарах не резали – пускай он меня и зовет милордом да высочеством. К тому же он островитянин, а стало быть – мой подданный. Сбежал я от них, Бен. Нет скучнее жизни, чем при дворе папаши моего благословенного. Ты только Дине не говори, вокруг нее и так лорды увиваются, как мухи. Она их терпеть не может…
– Так чего ж ты на остров рвешься? – спрашиваю. – На что он тебе?
– Как на что?! – удивляется. – Не век же папаше императорствовать! Да и я когда-нибудь остепенюсь. Чего островами разбрасываться? У тебя вот в норе под лежанкой четыре пары сапог ненадеванных. Попробуй кто-нибудь одну отними!
– Да, это верно…
В общем, перетерли мы с ним это дело по-людски, без обид. Протолкались в погребок – народу тьма! – опрокинули по ковшику. В самом деле, думаю, не виноват же Посуляй в том, что он Островной империи принц! У всякого свой норов. Может, ему с карманниками веселее. Хотя будь у меня такой папаша… эх!
Тут и граф Кух подошел. Смотрю – он будто толще стал и тихонько так позвякивает под плащом.
– Четыре шестизарядных, – докладывает. – И по сотне орешков на каждый.
Смотри-ка ты! Ловко провернул дельце. Толковый мужик, хоть и граф. Я так понимаю, что у островных тут землячество не хуже нашего фартового цеха. Недаром их сажают порой – за шпионаж, не иначе. Ну да мне это без разницы, я в полиции не служу. А вот почему Посуляй на похороны лорда Септимера не пошел, теперь мне ясно, как на ладошке. Не хотел, чтобы свои признали. Хитер, черт!
Часу не прошло – Дина вернулась. Подает Посуляю бумагу, а в бумаге той – ни много ни мало:
«Приказ суперинтенданта приморского дивизиона сэра Эдмунда Хендерсона всем воинских, гражданских и прочих чинов лицам оказывать содействие и поддержку специальному департаментскому сыщику именем Моос и троим его помощникам в произведении обследования новоприбывшего острова, с привлечением армейского и флотского контингента или без оного. Дано сего числа в резиденции…» и прочее. Собственноручная подпись. Печать департамента. Только что пятки лизать не приказано!
Я прямо не удержался и брякнул:
– Вот бы мне такую бумагу выклянчить! Я бы в неделю богаче Генерального казначея сделался!
Дина головку гордо вскинула, да как глазами полыхнет!
– Выклянчить?! Пускай спасибо скажет, что я букет согласилась принять! Свинья похотливая…
– А что это за три помощника? – хмурится Посуляй. – Тебя не возьмем, даже не думай!
Дина и бровью не повела.
– Кто еще кого не возьмет!
И разворачивает вторую бумагу, всю в печатях:
«Сим удостоверяется, что госпожа Моос является должностным лицом Департамента полиции, с полномочиями чиновника по особым поручениям…»
– Пришлось все-таки дать руку поцеловать, – вздыхает.
Доставили нас на остров со всем почетом, с пеной и брызгами – на паровом ботике под адмиралтейским флагом. Да еще эскорт снарядили из двух морских шлюпок – целый флот. Портовый капитан встал на носу с трубой, мало чем поменьше той, что пускала дым, – все высматривал что-то, хмурился. Наконец обернулся к Дине и говорит:
– Должен вас предупредить, миледи, что вы и ваши люди не первыми высаживаетесь на остров.
– Как не первыми?! – Дина строгости напускает. – Кто разрешил?!
– Долг службы, – капитан козыряет. – Лейтенант таможенной стражи Диксон и с ним четыре стрелка отправились туда сразу, как только море успокоилось, чтобы произвести предварительный досмотр… – тут он замолчал, только трубу в руках вертит.
– Так что же, – торопит Дина, – каковы результаты досмотра?
Вижу, мнется капитан.
– Результаты настораживающие, – говорит. – Они до сих пор не вернулись.
После таких слов – какое может быть настроение? Прямо скажем – неважное. Капитан, видно, всерьез за Дину переживает, кроет, что думает, без умягчения. Да и самому ему ой как не хочется к острову причаливать. Я тихонько Посуляя за рукав тяну, отойдем, мол, на корму. Отошли.
– Слушай, – говорю, – принц, а ты уверен, что нам туда до зарезу надо, на твой остров? Может, пусть оно уляжется как-нибудь, а потом уж мы съездим, полюбопытствуем? Твое от тебя не уйдет, ты ж законный!
Посуляй только ухмыляется:
– Что, Бен, очко играет?
– Сам ты, ваше высочество, очко! – злюсь. – Я в делах бывал, не тебе рассказывать! Только фартовая храбрость не в том, чтобы без башки остаться. Я тебе не граф. Да и ты, прикинь, опыт рисковый имеешь. Какая нам выгода очертя голову лезть? Таможенный лейтенант, поди, не новобранец, да и команда его не по инвалидному набору служит – на контрабандистах натаскана. Однако же вот – не вернулась. Черт его знает, кто там, на острове, прячется. Смотри, заросли какие!
Посуляй смеется.
– У страха глаза велики, Брикс! Тебе уж за каждым кустом засада мерещится. А дело-то проще простого. Знаешь, почему таможенников до сих пор нет?
– Ну?
Он глядит с прищуром, будто и правда знает.
– Клад они ищут!
Я сперва только отмахнулся:
– Да иди ты куда подальше…
А потом думаю: «Стоп! А почему нет?» Про островных торгашей каких только небылиц не рассказывают, но суть одна: денег у них куры не клюют. И если с острова они так спешно убрались, что топки не загасили, значит, и кубышки свои могли оставить.
Вот ведь змей этот Посуляй! Знает, чем фартовое сердце купить! И как он это музыкально промурлыкал – про клад! Будто золотой соверен о лопату звякнул! Ну, прирожденный монарх! Такой даже если соврет, за ним народ на край света двинет. А уж карманники – в первую голову!
Как представил я, что бравая команда сейчас на острове землю роет в пять рыл, а то, может, уже и нарыла чего, так весь мой страх пропал куда-то.
– Ладно, – говорю, – уломал… Что ж эта лоханка еле ползет?! Ни копейки ведь не оставят! Знаю я таможенную стражу!
Но пока добрались до острова, пока нашли, где обрыв невысок, пока концы-шварцы да трап-для-баб, солнце уж за деревья цеплялось. Граф Кух очень торопил, чтоб засветло успеть добраться до главной островной Машины. Посуляй с ним соглашался. Пока Машину не осмотрим, не понять, что тут приключилось.
Ну что, идем, озираемся. Впереди – скалы торчат, как два рога, вокруг – лес, луга некошеные, домишки попадаются. И ни души. Граф с Посуляем вперед рвутся, как гончие по следу, дай волю – бегом припустят. Дина тоже старается не отставать, разрумянилась, юбку подоткнула, чтоб репьи не собирать, и шагает. А я все по сторонам – зырк, зырк, – нет ли где раскопа свежего. Но ничего пока не видать, тропинка и та травой заросла.
До самых скал дошли без приключений. Вот уже и строение в распадке виднеется, Посуляй говорит – там вход в Машину. А наверх, на скалу, – ступеньки ведут. Там рубка была, откуда на моря смотреть, да обрушилась. Иду и дивлюсь. Это какой же умище должен быть, чтобы такие острова отгрохать посреди океана и по всему свету целой империей плавать! Разве по силам оно человеку? Уж не адская ли братия тут замешалась? Да не она ли и согнала людей с острова? Ох, неспокойно! Клады кладами, но не зря ведь говорят: где клады, там и призраки. А я этого народа ужас как не люблю.
У самого строения пришлось по камням карабкаться, обвалом все вокруг засыпало – еле перелезли. Дина и тут не оплошала – туфли сбросила и босиком! Думаю, она бы и в цирке выступать могла. Одно слово – актриса!
Наконец добрались до самых ворот шахты. Видим – кто-то камни тут уже ворочал, расчищал дорогу. Одна воротина приотворена, щель чернеет, рядом лом валяется. Что ж, спасибо, значит, господину лейтенанту таможенной стражи, для нас его стрелки постарались.
Посуляй первым в темноту прошмыгнул, Дина – за ним. Стал я протискиваться, взялся за воротину, чувствую – под рукой липко. Поднес ладонь к глазам – на пальцах кровь. Совсем расхотелось мне лезть в эту преисподнюю! Но пересилил себя, даже говорить ничего не стал, чтобы Дину не пугать. Мало ли – кровь. Камнем кто-нибудь поцарапался, вот и кровь. Молча Куху киваю, гляди, мол. Ну поглядел он, пощупал. И тоже смолчал. Не барышня.
А Посуляй уже факела запалил, заранее приготовленные. Стали мы по ступеням спускаться, в самое сердце Машины. С факелами вроде не так боязно, зато по сторонам глядеть – сплошное удивление. Трубы, колеса, канаты, цепи со всех сторон. Механика.
– Неужели, – спрашиваю тихонько графа, – вы во всей этой кухне разбираетесь?!
– В общих чертах, – отвечает.
А что в чертах, когда тут кроме черта никому ничего не понять!
– Здесь должны быть рабочие, – толкует Кух. – Свамперы. Они все знают точно.
– Где же вы таких рабочих набрали?! Они что, профессора все?
– Нет. Они из бывших каторжников.
Я чуть не запнулся.
– Да что я, каторжников не знаю?! Их в железку-то играть не обучишь! А тем более – на дядю вкалывать.
– У нас свои методы перевоспитания, – хмурится граф. Видно, не хочется ему говорить.
Ладно. Наше дело телячье, ведут – иди, по сторонам не глазей, смотри под ноги, чтоб не загреметь в какую-нибудь форсунку, пошире Бишемской купели. Клад здесь вряд ли найдешь, разве что несгораемую кассу, если перевоспитанные у них и жалованье получают.
По чугунной лесенке спустились еще на этаж. Кругом все то же – масляные цилиндры, шатуны в мой рост, по стенам клепки с кулак, вдоль коридора горшки фарфоровые на столбах, а между горшками провода натянуты. Телеграф, что ли?
И тут граф Кух отличился. Ухватил какой-то рычаг, дернул так, что искры посыпались, и сразу в подземелье светло сделалось. По всему коридору под потолком белые огни, аж смотреть больно. Впору рот разинуть шире плеч, но я виду не подаю, подумаешь, диковинка – электрические свечи! Было дело, сам любовался на такую забаву в Букингеме. Из-за забора, правда… Дина тоже молчит, будто так и надо. Только глаза больше фарфоровых горшков. А граф с Посуляем на лампы и не глянули, сразу давай друг другу что-то бухтеть вполголоса, да быстро так – ни слова не разберешь, хоть вроде и по-нашему.
– Фаза есть, – говорит Кух. – Значит, генератор в порядке.
– Так может, и движок на ходу? – Посуляй ему.
– Скорее всего, – кивает граф. – Если валы не погнуты. Одно непонятно – где смена?
– Нужно связаться с Навигатором, – решает Посуляй, Дину за руку хватает – и вперед по коридору, чуть не скачками.
Вижу, сбледнул вояка-Кух с лица и бегом за ними.
– Одну минуту! Я должен предупредить ваше высо…
Но тут Посуляй, притормозив, так ему на ногу наступил, что граф последним словом подавился.
– Мы, господин Кух, люди простые, – шипит ему Посуляй. – Давайте без витиеватых обращений!
Сам глазами на Дину показывает, а Куху рожу свирепую корчит.
Дошло до графа.
– Прошу прощения… Посуляй. Я только хотел сообщить, что…
– Тсс! – Дина вдруг замерла и пальцем – в потолок.
Слышим – над головой что-то: шур-шур-шур, топ-топ-топ, меленько так, торопливо.
Заробела Дина, вцепилась в Посуляя.
– Что это?!
Тому и сказать нечего, ляпнул первое, что в голову взбрело:
– Крысы, наверное.
Она помолчала, потом спокойно говорит:
– Вот про крыс ты мне, пожалуйста, больше не говори. А то я сейчас так завизжу, что остров пополам расколется!
– Не надо визжать, – Посуляй почти шепотом. – Лучше нам тут не шуметь.
И графу:
– Разговоры – потом. За мной!
Не знаю, сколько лет Посуляй у себя на островах не бывал, но вел так, что, кажется, глаза ему завяжи – все равно не заблудится. Коридоры, лестницы, гигантские машинные потроха, опять коридоры, лестницы – и все вниз, вниз.
Наконец толкнул малую дверцу в тупике, за ней темно. Вошли – под ногами стекло хрустит.
– Черт! Все перебито! – Посуляй досадует. – Бен, дай огня!
Вот то-то. Как до дела доходит, так все их хваленое электричество коту под хвост. Запалил я факел. Мать моя! Проводов кругом напутано! Рукояток каких-то! Лампадок стеклянных! А еще больше битых на полу валяется.
– Та-ак, – тянет Посуляй. – Кто-то хорошенько потрудился, чтобы оставить остров без связи. Это что же, заговор?
– Нет, не может быть! – граф Кух совсем смурной стал, только репу чешет да чертыхается шепотом.
– А ну свети сюда! – командует мне Посуляй. – Может, хоть телетайп наладим…
И давай ворочать какие-то ящики с клавишами, как на «Ремингтоне», провода откуда-то вытягивает, к ящикам цепляет – ну прямо лорд Кавендиш! Сказал бы мне кто еще вчера, что наш Посуляй любого академика за пояс заткнет, – вот бы я хохотал! Другое дело, если послать их на вокзал за бумажниками в чужих карманах – тут да, никто с Посуляем в проворстве не сравнится.
– Бен, подай землю! – руку протягивает, не глядя.
Озираюсь по сторонам – ни цветов в горшках, ни пальмы в кадке.
– Где я тут тебе землю возьму?!
Обозвал он меня нехорошим словом, и Дины не постеснялся, аристократ.
– Провод вон тот подай! – пальцем тычет в угол.
А там этих проводов – как струн на арфе! Каждый на свой шпенек примотан, какой же подавать? Ну, я переспрашивать не стал, пожалел дамские уши. Ухватил провода сразу пучком – пускай сам выбирает!
Вот тут-то и понял я, леди и джентльмены, что не лизать нашему брату, грешнику, адской сковородки. Потому как в аду теперь наверняка новое для нас угощение приготовлено. Электричество называется. Не может быть, чтобы черти такое полезное изобретение не переняли. И это я вам не ради красного словца говорю, а как человек, на собственной шкуре испытавший новшество.
Только ухватился я за провода, тут меня и проняло божье возмездие за все мои грехи, прошлые и будущие. Хочу крикнуть, а воздух-то не идет, ни в глотку, ни из глотки! Помню молнии перед глазами, да судороги в животе, да хруст зубовный. А что вокруг творилось, долго ли продолжалось – ничего не помню.
Очнулся на полу. Все трое надо мной стоят, с испугу по щекам хлещут.
– Прости, Бен, – Посуляй говорит, – забыл я, что ты необученный.
– Теперь обученный, – перхаю. – Век бы ваших проводов не видать, и машины твоей проклятой, и острова твоего, со всей его землей и кладами. Да и тебя самого! Я на такую работу не подписывался, чтобы зубы хрустели!
– Ладно, ладно, не пыли, – Посуляй успокаивает. – Обошлось ведь. Вовремя предохранитель выбило. Только остались мы теперь совсем без связи, Бен…
– И связи ваши туда же, в хвост и в печенку! – ругаюсь, но уже без души, в довесок.
Отпустило, вроде. Руки тоже слушаются. Будем жить. Встаю кое-как, трясет всего.
– Ну и куда теперь?
Посуляй не успел ответить. За дверью вдруг опять: шур-шур-топ-топ-топ – совсем близко. Я и дрожать забыл. Затаились все, прислушиваемся.
Но граф – парень решительный. Вытащил револьвер, взвел курок – и к двери. Приоткрыл, присмотрелся и выскользнул в коридор. Стоит там, озирается.
– Кто тут есть? – рычит. – Выходи с поднятыми руками! Я – офицер гвардии его высочества!..
Погрозился, погрозился, но в ответ – ни звука.
– Никого, – бросает нам через плечо. – Можно идти дальше.
И тут, черт его знает – с потолка, что ли? – прямо на графа кинулось не пойми что – голое, скользкое, но ловкое, как обезьяна, а уж злобное, как не знаю… как дьявол! Вцепилось в Куха всеми своими зубами и когтями – так они клубком и покатились по коридору.
Посуляй выскочил следом, револьвером машет, а стрелять нельзя – как раз в графа попадешь. Я – за нож, да с перепугу никак не нашарю – развезло меня от электричества хуже, чем с китайской водки. И вдруг над самым ухом – бабах! Оглядываюсь – Дина с дымящимся стволом в руках, да еще и глазик щурит, курица! Ну, думаю, аминь офицеру гвардии его высочества!
Однако обошлось. Поднимается граф, отдирает от себя мертвую обезьяну. Гляжу – и не обезьяна это вовсе, а человек. Голый, худющий, бородой зарос, когти черные – вылитый бес! Если бы не…
– Кто это?! – Дина чуть не плачет.
– Каторжник, – говорю. – Тут промашки быть не может. Вся исповедь на груди наколота. Крест на плече – значит, из моряков. А на другом дьявол. Значит, обживал Тасманию. Я этих ребят немало повидал…
– Но почему он набросился? – Посуляй хмурится.
– Перевоспитали, видно, плохо, – говорю.
Вижу, граф глаза прячет, молча кровь с физиономии утирает.
– Боже! Как я испугалась! – шепчет Дина.
Хоть и не до смеха сейчас, но чувствую, меня аж до всхлипа разбирает.
– Ничего себе, испугалась! Все бы так палили с испуга!
– Вы спасли мне жизнь, – кланяется ей Кух.
– Я вообще ничего не понимаю! – не унимается Посуляй. – Это же свампер! Что с ним случилось? Есть идеи?
– Есть, – Кух кивает мрачно. – Их перепрошили.
Посуляй даже попятился и «выкать» перестал.
– Соображаешь вообще, что говоришь?! Кто мог это сделать?!
Кух плечами пожимает.
– Тот, у кого есть прожигатель…
– Замолчи! – у Посуляя прямо искры из глаз. – Кто тебе сказал про…
И тут же умолк.
– Погодите! – встреваю. – Опять по-тарабарски залопотали! Здесь что, еще много таких… перевоспитанных?
– Тысячи, – буркает граф. – Но где они все, неизвестно.
У меня аж дух занялся опять.
– Так мы их тут дожидаться будем, что ли?!
– Нет, – Посуляй хватает Дину за руку. – Бен прав. Надо уходить.
Я было первым рванул вверх по лестнице, но он меня остановил:
– Не туда!
И потащил, черт племенной, опять куда-то вниз. Спускались, спускались, слышу – плеск. Выходим в широченный тоннель, по стенам блики скачут. Под самым потолком решетки в ряд, вроде дождевых сливов. Похоже на Ривер Флит под Лондоном – мы с Посуляем там как-то контрабандный табачок ныкали – только тут вода пошире и сплошь покрыта лодками, шлюпками, даже паровой баркас есть. И насколько тоннель виден, настолько и тянется вся эта флотилия, пришвартованная к пирсу под стенкой.
– Лихо придумано, – говорю. – Это что же, прямо к морю ведет?
– К морю, – Посуляй, как эхо, повторяет. А глаза, смотрю, совсем больные.
И вдруг до меня дошло. Ведь если лодки на месте, значит, никто с острова не уплыл. Где же тогда, спрашивается, жители? Почему мы до сих пор только одного видели? Да и того язык не повернется жителем назвать…
В общем, чувствую – хватит с меня. Не понравилась мне экскурсия на остров Посуляя. Ну его к свиньям, вместе с тайнами и кладами. Пускай таможенные стражники клады ищут, может, им больше повезет. А мне бы сейчас только лодочку да пару весел…
– Ну что, – спрашиваю бодрячком таким, – будем грузиться на судно?
– Подожди, – Посуляй что-то заметил впереди. – Стой тут, – говорит Дине, – за мной не ходи. Кух, побудь с ней. Бен! За мной! Быстро!
Я по мосткам на пирс, мимо Дины, иду за ним, пытаюсь рассмотреть, что он там нашел. И через полсотни шагов рассмотрел. Лучше бы мне этого не видеть.
Впереди ниша в стене, небольшой закуток. И в этом закутке они лежат. Все пятеро, вместе с лейтенантом. Но пересчитать их можно только по головам. Потому что остальное – сплошное месиво. Клочья мундиров. Клочья сапог. Кости. Фуражки. Ружья. И кровь.
– Хоть бы Дина не заметила… – шепчет Посуляй. – Возвращаемся, отвязываем лодку и сваливаем. Только тихо!
Но тихо не вышло. Не успел он договорить, как вдруг позади – Бабах! Бабах! Топот и вой. Святые угодники! От этого воя кишки у меня к спине примерзли и ноги отнялись. Но в благородный обморок падать некогда – шкуру спасать надо!
Прибегает граф, на ходу барабан набивает. Посуляй на него глядит, как на явление Азазела.
– Где Дина?!
У Куха и челюсть отвисла.
– То есть как? Она же к вам побежала!
Посуляй его – за грудки, так что пуговицы полетели:
– Ты отпустил ее одну?!
Граф сам не свой.
– Я прикрывал отход!
– Может, в лодку спрыгнула? – предполагаю. Но так только, в утешение.
Какая уж там лодка. Вот они покачиваются, пустые, все на виду. Зато в дырах под потолком – темень непроглядная. Затащили, небось, и не пикнула.
– Дина! – вопит Посуляй, и бегом назад.
Граф – за ним. А мне что делать? Нет такого закона у фартовых, чтобы за дураками в огонь кидаться. Своя шкура ближе к телу. Вот лодка, вот весла – садись и выгребай к морю. Что мне этот остров? Что мне этот Посуляй, драть его в печенку, милорда?
И тут только соображаю, что все эти правильные мысли приходят ко мне уже на бегу. Несусь следом за Посуляем, даже графа обогнал. Посуляй вверх по лестнице, и я, балбес, туда же.
– Дина! – кричит, – Дина!
А в ответ – как завоет со всех сторон! Как затопает! И за нами! Я и не оборачиваюсь, бегу, молитвы вспоминаю. Господи! Каторжников они перевоспитывают! Да тут людоеды стаями бродят!
Никакой Дины мы, конечно, не нашли. Зато погоню за собой собрали, как на рынке Бороу. И честно сказать, свирепые наши констебли да лавочники вспоминаются мне, как рождественское собрание квакеров.
Посуляй охрип совсем, задыхается, но все кричит, по сторонам рыскает, в двери заглядывает. Наладил я его кулаком в загривок.
– Поздно, – ору, – Дину звать! Ей уже не поможешь! Беги, раз побежал! Не останавливайся! Наверх! Наверх!
Смотрю – у него слезы по щекам, ноги заплетаются. Ну, беда! Пропадешь с этими благородными! Хотя граф – тот молодец. Топочет молча, да еще на ходу отстреливается. И с каждым выстрелом сзади грохот костями по железу – одной обезьяной меньше.
Ухватил я Посуляя за шиворот и волоку за собой. Вверх по лестнице, вдоль по коридору, снова вверх…
И добежали-таки до ворот! Выскочил я на воздух, тогда только обернулся, выдернул из темноты Посуляя. Он, бедняга, чуть жив, но слезы высохли, глаза злые. За ним и граф полез, да вдруг застрял! Хочет протиснуться, а сзади не пускают. Кровавая рожа над плечом его показалась и зубами – в шею. Да кусок мяса так и вырвала! Тут Посуляй выстрелил в упор, рожу разнесло в куски. А там уж другие маячат. Человеческие. Но и зверей таких не бывает…
Ухватили мы графа за плечи, вырвали из тьмы, Посуляй опять пальнул, я тоже, не целясь – туда, в шевеление… Потом навалились на воротину, прикрыли, ломом подперли. Кух рычит от боли, рану обеими руками зажимает, но из-под пальцев кровь струей.
– Наверх! – кричит Посуляй. – На скалу!
Подхватили графа нести, а он уж отходит.
– Милорд, – хрипит. – Я хотел оказаться полезным… вам…. Простите…
– Потом, потом! Бен, бери его за ноги!
– Не надо, – бормочет Кух. – Поздно… Вы должны знать… Это я привел остров.
– Что?!
Мы так и сели.
– Да он бредит!
– Нет! – граф глаза разлепляет, да, похоже, ничего не видит. – Это что, уже ночь? Неважно… Милорд! Вы меня вытащили из тюрьмы… Септимер… убийца… изверг… Неважно. Я был обязан… Я хотел… вручить вам престол.
– О господи! – Посуляй стонет. – Кто вас просил?!
– Я знаю… – хрипит Кух, – почему вы скрывались. Вас разыскивали… за попытку завладеть прожигателем…
Посуляй только голову опустил. Граф изогнулся весь, ногами сучит, кровью булькает, слова еле выходят.
– Мне это удалось… Нам… Вашим сторонникам…
У Посуляя глаза на лоб полезли. Ухватил графа за грудки да так тряхнул, что кровь фонтаном брызнула.
– Где он?! Где прожигатель?!
– Я передал его… навигатору Кетании… Он нас поддержал… Обещал… пере… прошить свамперов… У вас был бы целый остров сторонников… и прожигатель… А потом и вся империя… Но что-то пошло не так…
– Почему? Почему не так?! – Посуляй приподнял его, ухом к самым губам приник.
– Не знаю… – Кух сипит совсем без голоса. – Мне очень жаль… людей… Дину… Про… простите, милорд!