Сказки для тебя Максимов Андрей
– Так ты же – поэт, – восхитился Мотороллерчик. Оселок был очень скромный «Запорожец», и потому от такой похвалы покраснел, даже колёса у него покраснели, даже ручки на дверях…
– Ты такой хороший, – прошептал он своему другу. – Такой хороший ты… что я… что… буду водить.
С этими словами он повернулся к своему домику-гаражу и начал считать:
– Один грузовик проехал, два грузовика проехали, три грузовика…
Конечно, можно было считать: один, два, три… Но ведь это неинтересно. Куда интереснее считать грузовики.
Оселок считал грузовики, и всё было хорошо, пока дело не дошло до двадцать восьмого грузовика, на котором совершенно неожиданно оказались насосы. Оселку пришлось прервать счёт, и он начал размышлять, как лучше перевозить насосы: лёжа или стоя?
«Если насосы класть, – размышлял Оселок, – то можно положить несколько рядов ввысь… А если ставить…»
Но тут раздалось какое-то «ТРАХ!!!», потом «БДУМ!!!», потом голос Мотороллерчика сказал: «Я уже…» Потом добавил как-то хрипло и неуверенно: «Всё…»
И ничего больше не раздавалось, кроме ватной тишины. Она была очень противная, эта тишина: так и норовила залезть в уши.
Оселок подумал: если сначала был шум, а теперь – вязкая тишина, то, может быть, нужно уже не просто искать, а спасать? А ведь это совсем не одно и то же…
На самом-то деле, Оселок думал, конечно, как всегда путано и непонятно, но чтобы Оселку не было обидно, давай, хоть иногда представлять, что он думает правильно и чётко. Договорились?
– Эй! – крикнул Оселок сначала тихо, а потом погромче. – Э-гей!
Но никто не ответил маленькому Оселку.
И Оселок поехал спасать своего друга.
А Мотороллерчик никак не хотел спасаться.
«Это даже вовсе и нехорошо с его стороны, – решил Оселок. – Если друг стремится тебя спасти, то можно ему в этом хоть как-то помочь».
– Э-ге-гей! – позвал Оселок уже настойчиво.
Но ответила ему все та же вязкая тишина. И опять никто ему не ответил.
– А может, он уже не может помогать? – подумал Оселок, и очень обрадовался этой мысли: ведь спасать друга, который не может тебе в этом помочь – вовсе не то же самое, что спасать друга, который пока ещё помогать может.
Оселок, включив третью скорость, стал носиться по окрестностям, пугая своим видом взрослые машины и невесть откуда залетевших ворон.
Но Мотороллерчика не было видно совершенно нигде.
Так, на третьей скорости, Оселок чуть было не врезался в неповоротливый Трамвай.
Неповоротливым называли Трамвай не потому, что он был нерасторопный, а потому, что, как и всякий уважающий себя Трамвай, никогда никуда не сворачивал. Был прям. До обидного.
– Всё понял, – сказал Трамвай. – У тебя что-то украли, и ты за кем-то гонишься. Куда ещё можно мчаться с таким очумелым видом?
Оселок сильно напрягся, чтобы ничего не перепутать, и сказал:
– Тороллерчик… Мото… Пропал…
– Всё понял. Некий Тороллерчик у тебя что-то украл?
Оселок подумал, что пока он будет всё объяснять Неповоротливому Трамваю, Мотороллерчик может пропасть уже совсем окончательно…
Утомившись, Оселок остановился под большим и сухим деревом (в Городе все деревья были сухие) отдохнуть.
Из последних машинных сил он крикнул:
– Эгей!
И когда снова ему никто не ответил, Оселок понял совершенно точно: его лучший друг, Мотороллерчик, пока ещё Маленький, но зато – самый замечательный из всех, живущих в Городе – исчез, испарился, пропал…
Глава третья,
в которой Оселок и Мотороллерчик становятся друзьями по спасению
В это самое время мимо самого сухого дерева ехал Очень Старый Умный Автомобиль.
Раньше, говорят, у этого Автомобиля было совершенно иное имя, но если все вокруг называют тебя Очень Старый Умный Автомобиль, то что, в сравнении с этим именем-званием, все иные имена?
В городе было несколько Очень Старых Умных Автомобилей, и, чтобы не путать, их сокращенно называли: ОСУА № 1, ОСУА № 2, ОСУА № 3 и так далее…
ОСУА № 18 с этой половиной (а это был именно он, а не его брат-близнец – тоже ОСУА № 18, но с другой половиной) подъехал к Оселку и, глядя на него, спросил:
– Маленький Мотороллерчик, а не перепутал ли ты у себя с другом планёром? Если перепутал, могу тебе сказать точно: сделал ты это совершенно напрасно.
«Интересно, – подумал Оселок, – не путает ли ОСУА № 18 с этой половиной меня с Маленьким Мотороллерчиком, который путает себя с Планёром?»
Но в это время откуда-то сверху раздался испуганный голос:
– Молчите про это! Я же спрятанный!
– Когда я был молод, – вздохнул ОСУА № 18 с этой половиной, – я не лазал по деревьям. А если и лазал, то лишь затем, чтобы прибить…
– Кого? – спросил Оселок и очень обрадовался, что умудрился ничего не перепутать в целом предложении.
– Скворечники, – буркнул ОСУА № 18 с этой половиной, – и вообще, эти молодые только и могут, что…
И хотя он не закончил фразу, но было ясно: ничего хорошего от молодых ОСУА № 18 с этой половиной (а может, это был всё-таки – с той половиной?) не ждёт.
Оселок наконец-то догадался поднять фары вверх и увидел Маленького Мотороллерчика.
– Мой друг! – заорал Оселок громко. – Я знал, что ты спасёшься! Я спасал и верил! Тен! Нет! Я верил и спасал! Тен! Спасал и верил я! Я! И вот я тебя спас!
– Но ты ж меня долго искал, правда? – спросил Мотороллерчик свысока и одновременно с вышины: так бывает.
– Мой друг Мотороллерчик, себя ли ты хорошо чувствуешь? – поинтересовался Оселок.
– А кого ж я ещё могу чувствовать? – удивился Мотороллерчик. – Впрочем, ещё я чувствую ветку, на которой сижу, и палку, которая всунулась в заднее колесо.
– Сейчас я принесу дощечки длинные, – сказал Оселок. – И помогать тебе начну, – он подумал и добавил, – как солнце в мае.
Конечно, солнце в мае не имело никакого отношения к Мотороллерчику, но уж больно складно получилось: «И помогать тебе начну, как солнце в мае».
Оселок поехал искать длинную доску, но когда он нашел её и, кряхтя, привёз к дереву – Мотороллерчик уже стоял на земле.
– Сам спасся ты? – растерянно спросил Оселок.
– По-моему, мне ничего не угрожало, – улыбнулся Мотороллерчик. – Мне кажется, мы играли в прятки, вот и всё.
Оселку сразу стало так грустно-грустно, как бывает грустно-грустно только в сумерках.
– Вот всегда так, – вздохнул он. – Спасти друга захочешь, а, оказывается потом, что он просто с тобой играл.
Маленькому Мотороллерчику было очень приятно, что Оселок хотел его спасти. Ведь главное – это желание, правда?
– Конечно, ты меня спас! – воскликнул Мотороллерчик. – Потому что!.. Потому что!.. Потому что ты очень предусмотрительно отъехал от дерева. Ведь если бы ты не отъехал от дерева, – мне некуда было бы спрыгнуть, и я сидел бы на дереве целый день. А то и целых два дня. А если бы пошёл дождь? Представляешь, каково бы мне было сидеть на дереве, если бы пошёл дождь?
Оселок представил, а потом сказал, краснея:
– Да… Я да ты… Ты да я… Мы – теперь друзья по спасению. А если бы мы вместе играли в прятки, – мы были бы просто друзья по пряткам. А это совсем не то, то есть, не то, что друзья по спасению, правда?
Но тут опять возник Прямолинейный Трамвай и буркнул:
– Всё ясно. Вы не можете быть друзьями по спасению.
– Почему? – удивился Оселок.
– А кого сейчас спасать-то? Вы что? Всем же понятно, что мы так хорошо живём, так хорошо, что совершенно некого спасать. А потом: это ж куд рявому грузовику ясно: что такие маленькие не то что спасти, а и просто помочь никому не могут. Помощники-спасатели…
Проворчав так много неприятных слов, Прямолинейный Трамвай исчез.
А друзья загрустили: неужто, действительно, жизнь стала так хороша, что уж совершенно некого спасать?
Глава четвёртая,
в которой маленький Пип уходит за подмогой
Тёмной-тёмной ночью, когда ленивая луна, закутавшись в тёплые облака, закатилась спать, – обитатели Ужасного Леса тайно собрались на поляне.
Они должны были решить очень важный вопрос: как победить Одувана?..
Наверное, надо рассказать тебе, кто такой Одуван. Но это такое противное существо, что говорить о нём совсем не хочется. Это ведь из-за Одувана Прекрасный Лес стал называться Ужасным…
К тому же, жители Леса очень спешат решить важный вопрос, и пока мы будем говорить об Одуване, – они его уже решат. Им надо торопиться: если злые чёрные муравьи узнают про это собрание… О! Мне даже страшно представить, что тогда будет.
Так что – поспешим на поляну. Тем более что мы уже и так чуть-чуть опоздали: спор в самом разгаре.
– Надо решить твёрдо, – сказала Медуза. – Не расплываясь, решить окончательно.
Если ты решил, что Медуза живет на поляне в лесу, – ты ошибся. Медуза живет в своём домике, чем-то похожем на таз на колёсиках. (Не могла ж она остаться в стороне от важного разговора – вот и приехала).
Вокруг таинственно шумели чёрные деревья. Иногда ветки бросали на обитателей Леса тревожные, осторожные тени, будто специально, чтобы страху навеять.
– Все знают принципиальность Медузы. Уж если Медуза сказала: железно, – выступил важный Черепах, муж Черепахи. – Только надо побыстрей решать, а то приползут чёрные муравьи – и нам каюк.
Звери представили, как в чёрном лесу на чёрной поляне появляются чёрные муравьи, и им стало не по себе.
– Надо бежать за помощью в Город, – сказал Гриб-Боровик, бывший профессор Сельскохозяйственной Академии, специалист по боровам.
Как ты уже знаешь: жители Ужасного Леса даже в те времена, когда он назывался Прекрасным, в Город не ходили, не летали и даже не ползали. Потому что так уж повелось: Лес сам по себе, Город – сам по себе.
Но то ли оттого, что собрание затянулось, то ли оттого, что чёрной ночью на чёрной поляне трудно о чём-то долго говорить (не веришь, – попробуй сам) – так или иначе все поддержали Гриба-Боровика.
Кого же послать в Город? – возник новый вопрос.
(Вопросы они вообще такие, неуправляемые: стоит один решить, как тут же возникает новый).
– Надо послать кого-нибудь очень высокого, чтобы его сразу заметили, – намекнул Жираф.
– Так его же все заметят, – веско сказал Гриб-Боровик. – И значит враги тоже.
Зашумели кроны деревьев, будто огромная чёрная птица готовилась сорваться с небес на поляну.
Хрустнула ветка. Где-то вдали послышался крик непонятного происхождения.
– Быстрей надо решать, быстрей! – затараторил Черепах.
И тут над поляной начала кружиться Бабочка. Она совершенно не умела разговаривать, но очень хотела, чтобы на неё обратили внимание. Однако её никто не замечал: она же такая маленькая, хрупкая, да и крылья у неё слабые.
Если бы ты знал, как ошибались жители Леса в отношении Бабочки: не всегда ведь маленький – означает беспомощный, правда? А жители Леса ещё очень пожалеют. Очень…
Но это будет позже. А пока посредине поляны стоял серьёзный и важный вопрос, и, выпятив свой толстый живот, вопрошал: «Кто пойдёт в Город за подмогой?»
– Нужно идти самому незаметному, – пискнул кто-то, кого и видно-то как следует не было. – Я намекаю на себя.
Пришлось светлячкам нарушить конспирацию и посветить честной компании.
– Я намекаю на себя, – снова пискнул незамеченный, оказавшийся маленьким мышонком по имени Пип. – Пип пойдёт в Город за помощью.
Тут все жители Леса ужасно обрадовались, потому что им очень хотелось поскорее разбежаться по своим норкам и домикам.
– Это решение – твёрдо, – сказала Медуза и для солидности скрипнула одним из колёс своего домика.
– Но ведь незаметного никто не увидит, – вздохнул Гриб-Боровик. – Ни друзья, ни враги.
Однако, слова бывшего профессора растворились в ночной тишине.
И снова мне придётся признать, что жители Леса поступили неумно. Если бы они не были так запуганы и не торопились спрятаться в своих домиках, если бы они послушали Гриба-Боровика…
Впрочем, запуганные никогда ничего как следует решить не могут. Это уж точно.
И вот маленький Пип пошёл в большой Город помощь искать.
С этой, незаметной вроде бы минуты, начинается новая эра в жизни Города и Ужасного (когда-то Прекрасного) Леса. Впрочем, эры всегда так поступают: они любят начинаться с незаметных минут.
Глава пятая,
в которой Мотороллерчик витает в облаках и приносит оттуда Важную Вещь
Ещё ранним утром дождь вышел на улицу, и до того ему там понравилось, что он, судя по всему, никуда уходить и не собирался.
Оселок поглядел в окно и ничего не увидел. Длинные ножки дождя спускались по стеклу на землю и загораживали собой весь мир.
Тогда Оселок открыл дверь. В дверь много чего было видно. Чёрные стволы деревьев почему-то казались скользкими. Дождинки ударяли в листья, листья подпрыгивали, как резиновые, а дождинки уже падали вниз, стукались о лужи и превращались в толстые важные пузыри. Пузыри чинно плыли по глади луж, но очень скоро, видимо, от своей важности лопались, а на смену им уже плыли новые – такие же важные и серьёзные.
Дождь шёл и шёл, как заведённый.
«Ему, наверное, и самому надоело идти. Но он уже никак не может остановиться», – подумал Оселок.
Он так и сидел у двери: смотрел, как гуляет по улице дождик.
И вдруг дождик убежал. Быстро-быстро, будто его позвал кто-то.
После дождика остался умытый воздух и ясное небо.
Оселок как сидел у двери – так прямо в дверь и выехал. И помчался к Маленькому Мотороллерчику. Куда же ещё можно мчаться, когда целый день торчал дома?
Оселок торопился к Маленькому Мотороллерчику, а колесо радуги в это время спешило, наверное, догнать дождик. Разноцветное колесо вязло в разбухшей земле, – виднелась лишь его половинка.
«Куда ж оно катится? – подумал Оселок. – Наверное, туда, где не хватает разноцветности».
(Колесо радуги так поразило Оселка, что он сказал целых две фразы, совершенно ничего не перепутав).
Но прямо возле дома друга Оселка ждало разочарование: Маленького Мотороллерчика дома не было. То есть, не то, чтобы совсем не было, а, вроде бы, и было, но не целиком.
Потому что – с одной стороны – Мотороллерчик сидел около дома, но – с другой стороны – вид у него был явно отсутствующий, и рядом висел плакат: «Я ВИТАЮ В ОБЛАКАХ, ПРОШУ НЕ МЕШАТЬ».
«Интересно, – подумал Оселок. – Это далеко ли облака? Быть может, сел на колесо радуги один Мотороллерчик, уехал и в разноцветность?»
И Оселку стало немного обидно, что друг его не подождал.
Время шло. Мотороллерчик витал. Оселок сидел рядом.
Наконец он сказал (как будто себе):
– Пойти погулять можно вполне. Хотел увидеть Мотороллерчика я, и его увидел я.
– Нет, – сказал Мотороллерчик, и в глазах его появилась осмысленность. – Мы поедем вместе.
И Оселок понял, что предстоит важное дело.
Они поехали по Большой Дороге. Оселок чувствовал, как атмосфера сгущается, словно сумерки. Но Мотороллерчик молчал. И Оселок молчал.
Наконец Оселок, как бы между прочим, спросил:
– А в облаках хорошо витать?
– Нормально, – ответил Мотороллерчик. – Витая там, я понял одну Важную Вещь.
Он так и сказал: «Важную Вещь» – с большой буквы.
Потом он вынул из повешенной на бок сумки клочок газеты, протянул его Оселку и сказал твёрдо:
– Читай.
– Не умею я, – жалобно протянул Оселок. – Но скажи ты, я пойму: догадливый я очень.
Мотороллерчик остановился – ведь не будешь же Важную Вещь говорить походя, – и сообщил:
– Тут написано, что моя родная сестра – краснобокая красавица «Ява» – стала чемпионкой мира по мотогонкам.
Оселок понял, что Важная Вещь на подходе, а потому молчал и слушал.
– По-моему, – сказал Мотороллерчик, – это неправильно: краснобокая красавица «Ява» стала чемпионкой, а мы тут с тобой в прятки играем.
Оселок задумался: что же тут неправильно: то ли то, что они играют в прятки, или же то, что красавица «Ява» становится чемпионкой.
– Я вот думаю… – начал Мотороллерчик.
– И я, – пискнул Оселок.
– Прекрасно. Значит, мы с тобой вместе думаем: неужели ж мы с тобой ни на что не способны? Неужели мы никому не можем, например, помочь? И неужто мы действительно так хорошо живём, что вокруг совершенно некого спасать?
– Твоя Важная Вещь есть это и? – спросил Оселок.
– А что? По-моему, это очень важно: решить, что уже можешь кому-то помогать. Чтобы это решить, мне пришлось немало повитать в облаках.
Сказав такие слова, Мотороллерчик поехал по Большой Дороге.
Оселок, конечно, тоже поехал вслед за ним, хотя было ему немножко грустно. В голове Оселка вертелась одна противная мысль примерно следующего содержания: «Помогать и спасать можно возраста какого с? Прав, может, Трамвай Прямолинейный – жизнь хороша так, что спасать вовсе некого? Тем более – сейчас? Более тем, не совсем ещё взрослым машинам?»
Мотороллерчик ехал всё быстрей. Оселок поспешил за ним, и противная мысль вскоре отстала – не выдержала скорости.
Противные мысли вообще очень невыносливые: если быстро ехать, они сразу отстают.
Глава шестая,
в которой мышонок Пип спешит в Город и борется со Шмелём
На растрёпанном розовом утреннем небе желтело солнце. Ветер спал и устало вздыхал во сне. От каждого его вздоха слегка дрожали листья на деревьях.
Погода стояла – как раз. Замечательная стояла погода. Солнце светило не тускло и не ярко. Ветер дул не сильно и не слабо. Птицы пели не громко, не тихо.
Раннее утро обещало спокойствие. Но обещание это было обманчивым. Пип знал это совершенно твёрдо.
Он бежал по петляющей лесной тропинке и старался не думать о том, что ждёт его впереди. Его послали друзья, и он должен был им помочь. Как всякий уважающий себя мышонок, Пип надеялся двояко: во-первых, на себя, а во-вторых, на удачу. А может и наоборот…
Пип мчался, уткнув нос в землю. Так лучше вынюхивать следы, – например, чёрных муравьев, которые всегда появлялись внезапно. А, кроме того, Пипу не очень хотелось поднимать глаза: вдруг сразу увидишь что-нибудь жуткое…
Тропинка была очень непослушной: она то падала вниз, то взлетала вверх, и Пип падал и взлетал вместе с ней.
Вдруг дорога резко оборвалась, и мышонок чуть не свалился с обрыва. Он успел резко затормозить и осторожно поглядел вниз.
Низ был очень далеко и казался почти недостижимым. Но Пип обязан был его достичь, и поэтому осторожно пополз.
Он прополз почти до середины пути, когда услышал очень противное жужжание. Это жужжание узнал бы любой житель Леса, – так жужжал только Шмель: противное создание, слуга и подхалим Одувана.
Пип похолодел внутри так, будто съел целую порцию мороженого (что, как ты понимаешь, очень много для обычного, небольшого мышонка).
Шмель летел агрессивно, словно хотел врезаться в Пипа и сбить его с высокой стены. Мышонок зацепился за корень, торчащий из земли, и замер в ожидании неизбежного.
Но Шмель не торопился. Он понимал своё превосходство и решил немножко поиздеваться над Пипом. Противно жужжа, он пролетел прямо перед носом мышонка, а затем замер над ним и нагло спросил:
– Ползёшь?
Пип не знал, каким словом назвать то, чем он занимался в данную минуту, врать он не любил, а потому смолчал.
Тогда Шмель уточнил, причём грубо:
– Ну и куда ползёшь?
Поскольку, как я уже сказал, Пип не любил врать, а правду сказать не мог, он снова не ответил.
– Зачем ползёшь? – поинтересовался Шмель, и Пип почувствовал, что сейчас упадёт в обморок от страха.
– Молчать вздумал! – разозлился Шмель. – Ну так получай же!
И он поднялся повыше, чтобы ударить Пипа с высоты.
Но не так-то просто справиться с мышонком, когда он спешит за помощью. И пока глупый Шмель разгонялся, Пип подтянулся на хвосте и спрятался под корень.
Со страшным жужжанием Шмель начал пикировать на Пипа и едва не ударился о землю.
Он ещё раз взлетел, надеясь с высоты увидеть, куда исчез мышонок. Но сверху Шмелю ничего не было видно, кроме старого серого корня.
Тогда сердитый Шмель приземлился на отвесный склон и медленно побрёл, выискивая Пипа.
Впрочем, это я зря написал, что он «побрёл медленно». Это и так ясно. Ты когда-нибудь видел, чтобы Шмели ходили быстро? Шмели – они в воздухе – короли, а на земле так – лакеи. Пип это отлично знал, так что всё рассчитал замечательно.
И стоило только Шмелю подойти совсем близко к укрытию мышонка, – Пип вылетел из-за корня в сложенном состоянии, – он был похож на серый шарик, – и покатился на Шмеля.
От сильного удара и ещё более сильного ужаса Шмель опрокинулся.
Теперь они катились рядом: маленький Пип и противный Шмель. Но маленький Пип катился по расчёту, а Шмель – по глупости, поэтому Пипу, конечно, катиться было гораздо приятнее.
Очутившись на земле, каждый расправил то, что у него было: Шмель – крылья – и взлетел в розовое небо, а мышонок – лапки – и серой тенью исчез в густой траве.
Сколько ни носился Шмель над травой, сколько ни злился – разглядеть мышонка в траве он не смог.
А Пип мчался быстрее пули – туда, где ждал его неведомый Город.
Он бежал, не поднимая мордочки, до тех пор, пока лапы его не почувствовали странную, непонятную поверхность. То был асфальт, который Пип видел впервые в жизни.
Принюхавшись, Пип медленно поднял голову…
Глава седьмая,
в которой появляется Маг по имени Зин
Размышляя про помощь и спасение, Маленький Мотороллерчик и Оселок подъехали к странному дому.
То есть, дом-то был обычный – обыкновенный такой домик для машин, – но надпись на нем была действительно странная и жутковатая.
Надпись – такая: «МАГ ЗИН».
– Как ты думаешь, что могут значить эти неясные слова? – спросил Маленький Мотороллерчик.
Оселок не мог думать на скорости. (Кстати, правильно делал). Он остановился, поднял глаза к небу и тут же вспомнил, что недавно в Город приезжал цирк. И вот в этом цирке Оселок увидел громадный Автобус с огромными строгими стёклами и разноцветными фарами. На лбу Автобуса была нарисована звёздочка, одет он был в костюм звездочёта и назывался Маг.
Оселок совсем уж было заблудился в воспоминаниях, но его вывел оттуда Мотороллерчик.
– Что может это значить? – повторил он.
И тогда Оселок произнес целую ответную речь (ответную на вопрос):
– Если над воротами твоими надпись есть «МАЛЕНЬКИЙ МОТОРОЛЛЕРЧИК», то она зачем? Чтобы каждый проезжающий знал: в этом доме живет не кто-нибудь, а МОТОРОЛЛЕРЧИК именно, который, правда, пока МАЛЕНЬКИЙ. А если доме написано на, то есть, на доме написано, «МАГ ЗИН» – то значит это что? Значит это то, что здесь живет МАГ по имени ЗИН.
– А почему у него такое странное имя? – недоверчиво спросил Мотороллерчик.
– Тебе бы такую профессию.
– А если он – Маг, то, наверное, всё может? – спросил Мотороллерчик.
Оселок, ужасно гордый тем, что умный друг всё время задаёт ему вопросы, ответил чрезвычайно уверенно:
– Всё. Совершенно всё. Даже ключ гаечный может. Универсальный.